14 июня 2015 года
Где-то в России

Город…

Как «чехи» называют Грозный просто «город», без указания, какой именно, так и я, пожалуй, буду называть его просто — «город».

В этом городе я родился и вырос, в этом городе я пошел в школу и окончил ее. Из этого города я уходил, но почему-то всегда возвращался. Одно время я делал все, чтобы перебраться в Москву, даже перебрался туда — но так получилось… что ничего, в общем, не получилось. У меня была возможность там остаться… но я понял, что Москва город чужой и опасный. Город, не просто сданный врагу, город, где подавляющее большинство людей утратило волю к сопротивлению и просто живет — так как им удается жить. Не заглядывая далеко вперед и не задавая вопросов, которые обязательно нужно задавать. Там просто живут… измеряют время от отпуска до отпуска, слишком много тратят денег на заграничный отдых, глупо суетятся и не держат своего слова… там много чего такого, что мне не нравится. И потому я всегда возвращаюсь сюда. В свой — по-настоящему свой город.

Сейчас вот пострелять пошел.

«Пострелять» здесь можно удобно прямо в городе. На центральной улице города, точнее, на перекрестке центральных улиц — отличный оружейный магазин на втором этаже с тиром на первом, а еще дальше, если пройти за стадион — еще один тир, пристроенный к легкоатлетическому манежу. И там и там меня хорошо знают, но сегодня я стреляю на «перекрестке». Идти далеко неохота… а тут совсем рядом…

Надо восстановить кое-какие навыки.

Сегодня у меня по плану и винтовка, и штурмовое ружье. Штурмовое ружье — короткий, «ноль третий» «Вепрь». Он длиной примерно с «Сайгу 410К» — но стреляет полным зарядом двенадцатого калибра, причем патроны надо подбирать с умом. Если вы одновременно стреляете и IPSC и вам одновременно нужно оружие для самообороны — готовьтесь к тому, что вам придется держать дома два типа боеприпасов. Для спорта, например — лучше всего подходит заряд в двадцать шесть грамм, есть даже специальное ружье «под спорт» — «Вепрь-206». Двенадцатый калибр — мажорный фактор выполняет по-любому (прим. автора — IPSC — международная конфедерация практической стрельбы. Мажорный фактор — по правилам IPSC есть минорный и мажорный факторы мощности, в зависимости от этого начисляются очки при выполнении упражнений. «Вепрь-206» — действительно существующий спортивный карабин, охотничье-самооборонные — «Вепрь-205). А вот короткий «Вепрь» меньше чем с тридцатью двумя граммами осекается, будьте к этому готовы.

Винтовка — она вроде как тоже под IPSC, но на самом деле нет. Переделанная «Сайга-308» с коротким стволом под американский патрон 7,62 NATO, и к нему у меня есть длинные, на двадцать пять, магазины и один пулеметный барабан на пятьдесят. Для IPSC нужен длинный ствол, здесь его нет — зато есть пятьдесят и двадцать пять патронов против десяти, как это предписано обычным гражданам. Ну и по мелочам… передняя рукоятка, короткий стальной колодец для быстрой смены магазина, дорогой Aimpoint M4 на ствольной коробке.

Люблю все-таки оружие.

Оружие — это то, что делает нас свободными. Ответственными за свою судьбу. И за судьбу тех, кто рядом с нами. Страх перед оружием мне непонятен в принципе. Когда мальчишек в девяносто четвертом пригнали на убой в Грозный, выдали по полшапки патронов и бросили в новогодний ад — кто в этом виноват? Только ли генералы? А может быть, и те, кто закрывал НВП (прим. автора — начальная военная подготовка), кто в последние годы советской власти объявлял программу МИР — международное игрушечное разоружение. Разоружились, идиоты? Даже не идиоты. Ублюдки конченые. Враги. Ведь чеченцы, которые нам противостояли и в первый, и во второй раз, — они не были трех метров роста и не были поголовно профессионалами. Я видел порванного, попавшего под огонь БМП четырнадцатилетнего пацана — это, что ли, профессионал? Но они с детства живут в атмосфере насилия, они с детства привычны к оружию, они видят, как режут домашний скот. А у нас… обычный девятнадцатилетний срочник из маленького городка, как раз и учивший «Миру — мир» в школе: чуть что, он и захлюпал.

Мы победили их второй раз, проблема сейчас в другом — в том, что все сейчас по-другому. На югах — беспредел полный, рано или поздно вся эта тварь хлынет сюда. Почему? Да потому. Просто потому, что там уже давно нечего жрать, что там никто не платит пенсии, что там… ни хрена там нет, вот и все! И им плевать, кто прав, кто виноват, — там вообще не склонны к рассуждениям. Там хотят, чтобы все было «по ним», и готовы ради этого съесть кого угодно без соли. Терять-то им все равно нечего. А нам есть что терять. Квартирка, магазин напротив через дорогу, бабушкина пенсия. Ой, как терять-то не хочется. А выводы ни хрена не делаются. Все так же интеллигенция в сочетании с представителями власти (не оккупационной, просто глупой) — подсознательно мечтает о каком-то идеальном старом времени, когда пацаны помогают старушкам переходить улицу, милиционеры дежурят без оружия, а с залитых солнечными лучами детских площадок доносится беззаботный смех, и никто не знает слова «педофил». И, конечно, в таком мире никто не имеет оружия… как можно убивать себе подобных, себе равных…

Знаю, знаю, о чем вы хотите меня спросить. Что вы думаете про Америку и про взрыв здания ЦРУ. А думаю я то, что это… никак вас не касается. И меня тоже. Коснется — тогда и будем разбираться. А сейчас есть дела поважнее, чем мозги на эту тему морщить…

Собрал свои пожитки, убрал оружие в две большие брезентовые сумки, на выходе пожал руку Константинычу, он тут за порядком присматривает и время на дорожках распределяет. Сотку двенадцатого высадил да три сотни из нареза — плечо не то что ноет, а волком воет. Сколько зарекаюсь калошу надеть (прим. автора — надеть на приклад резиновый затыльник — амортизатор, входящий в комплект поставки подствольного гранатомета), все никак не соберусь. Коротыш — он больно дерется…

В общем… если уж вы хотите знать… в Америке все это было прогнозируемо. Я, конечно, ждал в Европе чего-то подобного — но произошло в Америке. И поделом. Знаете, я больше всего люблю наблюдать со стороны, как ведут себя европейцы или американцы, когда их ценности вступают в противоборство друг с другом или со здравым смыслом. Например, американцы… свобода для них является высочайшей ценностью, а право угнетенного народа на восстание заложено в их генах, потому что и сама их страна появилась на свет в результате восстания против британской тирании. Именно поэтому они поддержали «арабскую весну» и террористическое восстание в Сирии… да, они прекрасно видели, кто на самом деле восстал и чего они добиваются… но наблюдения и соображения здравого смысла (а американцы отнюдь не глупы) вступили в противоборство с теми идеалами, которыми живет эта страна. Это их и погубило… воюя с исламскими экстремистами в Афганистане, они поддержали таких же экстремистов в Сирии. Я прекрасно видел… невооруженным глазом можно было видеть, сколь жалко они выглядели при этом, как врали, не веря даже самим себе. Просто они не могли разом взять и отказаться от своих идеалов… потому что только с ними эта страна могла существовать, только с ними американцы могли оставаться самими собой. И теперь они заплатили цену за свои идеалы… и платят, и будут платить. Пока не поумнеют…

Накаркал…

В том смысле, что есть поважнее дела, чем мозги на отвлеченные темы морщить. Смотреть по сторонам, к примеру. Вон — машина с лишней антенной выезд со двора перекрыла. А вон стоит-переминается… бычок откормленный. Уж сходил бы до ветру… может, и убивать тебя не пришлось бы, болезного.

А так… извини.

Самое главное — спокойно. Спокойно идем к машине. Шанс будет, когда я буду убирать свое оружие. Сумка… она с виду неказистая, но открывается мгновенно. А там… лежит один полностью снаряженный пулеметный магазин, да и в винтовке в патроннике патрон остался. Вот и посмотрим… какого цвета ваша кровь… как говорили господа мушкетеры…

Ага… идет. Думаешь, если сумку с продуктами тащишь — меня обманешь? Не обманешь, дядя. Потому что я никому не верю. А если никому не веришь — никто тебя и не обманет…

— Алексей Васильевич…

Как раз в этот момент магазин на ощупь пристегнулся к винтовке. Встал на свое законное место…

— Алексей Васильевич, подождите…

А вот и предохранитель — с легким щелчком встал в боевое положение. Когда читаешь рассказы австралийцев про вьетнамскую войну (там, кстати, Питер Краснов воевал, сын атамана Краснова) — удивляешься, как можно этот щелчок услышать в джунглях. Что там были за калаши?

Дед подошел ближе. Затрапезного вида, с бело-красной сумкой «Магнита».

— Откуда знаете меня? — спросил я и потихоньку потянул винтовку из сумки. — Я, например, вас не знаю.

— Ошибка вышла. Поговорить бы надо.

— Ошибка? В чем? В том, что я еще жив?

Дед примирительно выставил сумку.

— Помилуйте. Просто поговорить надо. Вы что, не слышали про аресты?

— И?

Краем глаза я заметил, как сдала назад машина из прохода.

— Алексей Васильевич, вы же разумный человек. Мы к вам с добром… если бы надо было вас до конца отработать, уже бы отработали. Мы же вас нашли, верно?

— Что-то я не пойму, о чем вы?

— Да все вы понимаете. Выедем за город, переговорим. Ситуацию прояснить надо.

Машина у меня была не дорогая и не дешевая. Средняя, но подобранная с умом. «Мицубиши Паджеро», в девяностые это была безумно популярная марка среди братков и тех, кто успел разбогатеть: внедорожник с комфортом легкового автомобиля. Потом, в нулевые, у фирмы «Мицубиши» были сложности, и они не могли полностью менять поколение машины, а только вкладывали в модернизацию. Но зато у них получился самый дешевый среди японских внедорожников такого размера, удачно сочетающий габариты, комфорт и проходимость. Комфорта в нем по-прежнему достаточно, если вам чего-то «странного» не хочется, проходимость тут просто отличная, недаром японцы не раз на такой машине «Париж — Дакар» брали, моторы отработанные, без детских болезней, объем салона в самый раз — не большой и не маленький. А я его еще и подержанный купил. Хороший автомобиль, всего три года отходивший — обошелся мне дешевле, чем популярная у горожан «Тойота РАВ-4», причем сильно дешевле, на двести с лишним. Зато «Паджеро» — без проблем пройдет там, где «Тойота» капитально сядет, и салон побольше будет, семь человек тут хорошо сядут. Конкурировать с этим японцем могут только те внедорожники, которые делали либо в третьем мире, либо для стран третьего мира — а значит, что-то там убогое точно есть, на чем-то сэкономили. А в «Паджеро» — ни на чем не экономили. Так что думайте, господа, думайте…

По длинной и неудобной, как кишка, дороге мы выехали на восточный выезд из города, тут у нас была местная достопримечательность — пост ГАИ, чем-то похожий на те, которые на Кавказе есть. С бетонными разградителями. Тут знак «СТОП» висит, а перед постом есть нюанс, о котором не все знают. Дорога к посту идет под гору, причем спуск длинный, затяжной и скоростной, хуже того — еще и с поворотом, так что пост сразу не видно. Как раз перед поворотом и на самом конце спуска стоит этакая кочерга через всю дорогу, а на ней — автоматические камеры и радарный контроль скоростного режима. Тех, кто под горку разогнался, на посту принимают. Платите штраф, пожалуйста…

Дедушка явно не местный был, об этом коварстве не знал — а я разогнался. Так что на посту как раз и попал. Местный, раскормленный гибэдэдэшник повелительно махнул жезлом.

Я остановился. За линией «СТОПа».

Другой гибэдэдэшник — тут бригадный подряд был — подскочил по бетонному разградителю, наклонился, привычно козырнул.

— Инспектор Шалимов, права, документы на машину…

— А в чем дело? — недовольно спросил я.

— Скоростной режим нарушаем, под гору девяносто восемь ехали…

— Знаешь, а не пошел бы ты…

Вечер, точнее день — переставал быть томным. Удивительного ничего нет — пьяный. Машина не депутатская, номера не козырные — значит, либо пьяный, либо вконец оборзевший. Может, и второе — пьяными обычно в город едут, а не из города…

— Выйдите из машины…

Я с ехидной улыбкой показал фигуру из трех пальцев.

— Я сказал…

— Товарищ инспектор…

Дедушка сноровисто вымелся из машины, показал корочку. Инспектор прочел, козырнул. Молча отошел из машины. Дедушка сел обратно.

— Молодец… у кого научился?

— Жизнь научила.

Теперь инспектор запомнит и дедушку, и ксиву его. И в системе контроля скорости фото моей машины есть, со временем, достать не так-то просто. А я убедился в том, что у дедушки эта ксива есть, и он — человек при полномочиях, а не конь педальный. Жизнь и в самом деле… того… плохому быстро учит.

— Напрасно вы это делаете…

Я поставил на длинный рейл позади «Эймпойнта» трехкратный магнифайер (прим. автора — рейл — рельса, планка Пикаттини. Универсальная, стандартная, можно поставить все что угодно. Магнифайер — небольшая тактическая лупа, она превращает обычный коллиматор в некое подобие оптического прицела малой кратности. До 300 метров — наверное, самое оптимальное. «Эймпойнт» — знаменитый шведский производитель военной оптики, изделия очень качественные, хотя и не дешевые) и смотрел сейчас через прицел на машину сопровождения, оперев локти на капот внедорожника. Дедушка невозмутимо резал хлеб и буженину на расстеленном на земле чистом куске брезента, какой я использую, если полежать где надобность возникнет. В той «Алмере», которая сопровождала нас, явно тоже сидел снайпер. И сейчас ему было очень и очень неуютно: и открыть огонь не может, и видит, как его нащупывает прицел врага. И деться некуда — потому что я остановил машину в поле, тут дельтапланеристы садиться любят, которые поля опрыскивают. Голое поле, не спрячешься, ближе не подберешься…

— Почему же? Должны же они за что-то деньги получать, верно? А то разжирели на хозяйских харчах. Пусть почувствуют, как оно.

— Они люди служивые… — успокаивающе проговорил дед.

— Служба разная бывает. Бывает дворняжья, а бывает… холуйская. Вам какая больше по душе?..

— Готово.

Поляну дед накрыл вполне качественно. Уважаю. Хоть и дорогие продукты — а и с ними надобно уметь…

— По стаканчику?

Я отрицательно покачал головой:

— Не пью.

— Ну и ладно… — согласился дед, — тогда и ну ее. Как во времена Юры, с минералочкой…

— Горбача, — поправил я.

— Да нет, молодой человек, — Юры (прим. автора — Андропова). Очень он не уважал, когда подчиненные к зеленому змию пристрастие имеют. Даже не пристрастие, а так… касательство. Все вечера с минералочкой, шашлык с минералочкой. Помню, кололи Калугина (прим. автора — генерал Олег Калугин, предатель и американский агент. Несмотря на разоблачение, так и не был арестован, спокойно уехал в США после развала СССР. Осужден за шпионаж только в 2002 году. Жив до сих пор, водит экскурсии по местам Вашингтона, связанным со шпионскими историями), так вопрос, поить его или не поить, на уровне Юры решали. Тот скривился, потом разрешил все-таки…

— Хорошая у вас память. Да и Калугину вы… понапрасну продукт скормили… лучше бы сами приняли.

Дедок глянул остро, нехорошо так.

— А у вас, молодой человек, — язык хороший. Не возражаете, что я вас так называю?

— Да нет, отчего же. Называйте как хотите.

— В наше время таких не было. Боялись люди.

— И что — хорошо?

Дед пожал плечами:

— Как сказать. Может быть, что и хорошо. А может — что и плохо. Страх-то не только вы потеряли. Они — тоже. Как взрыв бывает, так про это никто не вспоминает. А ведь раньше их и не было-то из-за страха.

— А они — это кто? — максимально ехидным тоном спросил я.

Дед дожевал бутерброд. Лицо его как-то неуловимо изменилось. Старая школа, чекистская. Старый — а дай команду, и кинется, зубами вцепится. Себя не пожалеет.

— Хорош. Дело есть.

Я покачал головой:

— У меня никаких дел больше нет.

— Есть дела, есть. Ты еще не понял, что вход — копейка, а выход — рупь?

— Не соображаете. Ну, приеду я в Москву. Билет куплю — и нет меня. Лучше разбежимся по-хорошему, а? И не пытайтесь — не надо. Потом самим хуже будет.

— Соображаешь, что говоришь?

— Еще как…

Я закусил свой бутерброд.

— Еще как соображаю. Вот только не надо говорить, что вы меня и там достанете, не надо. Не позорьте себя. У вас секретоноситель высшей категории в США удрал, его дочь там давно жила — а вы клювом щелкали (прим. автора — Потеев Александр Николаевич, начальник четвертого отдела нелегальной разведки. Сбежал в США в 2010 году, заочно приговорен к 25 годам лишения свободы. После побега выяснилось, что его дочь давно проживала в США, и никто не обратил на это внимания). У вас ни одной нормальной нулевки не получается — предатели по улицам шастают, а если пытаетесь, так сразу и облажаетесь (прим. автора — например, история с ликвидацией Яндарбиева в Катаре. Исполнители были арестованы, и начался скандал. Живы Гордиевский, Калугин, тот-же Потеев. Предавай на здоровье!). И вы хотите мне тут что-то доказать? Не надо, уважаемый, не надо. У меня, как вы правильно отметили, страха нет. В генах не заложен. И если бы я занимался тем же Яндарбиевым или еще кем — все было бы шито-крыто. А вы вместо этого тут передо мной… посланника короны играете. Не надо…

— Обиделся, что ли? — простецки спросил дед.

— Обиделся?! Я?!

— Да ты, ты. Мол, как так — я со всем тщанием, а вы, мрази… Да ты должен быть благодарен, что живой еще. Знаешь, как при усатом вожде народов было? Вызывали в Москву — а прямо в аэропорту под белы рученьки и в Сухановку. А потом, когда Колю Ежова вместе с его упырями к ногтю прижали — перед теми, кто жив оставался, извинились, и они дальше работать стали. Соображаешь?

— Времена не те.

— Да времена всегда одни и те же. Людишки — говно. А, между прочим, те, кто санкцию на тебя давал, сейчас колются да под себя ссут. Не убеждает?

— Нет.

— Ну, тогда…

Дед подтянул к себе пакет. Я покосился влево — тут винтовка стоит, снаряженная. Пистолета нет… но и не нужен он мне. Хотя этого… жука колорадского недооценивать не стоит. Судя по повадкам — тот еще овощ…

Почему Жук Колорадский? А сам не знаю. Усы у него… аккуратные, седые, почему-то в голове сразу ассоциация — жук. А с проседью, бело-черные — колорадский. Как-то так.

Дед одну за другой достал две бутылки, отпихнул от себя — аграриям радость, как найдут. Пихнул пакет мне.

— Глянь внимательно…

Я посмотрел вполглаза. Зелененькие… только не доллары, а евро. Банковские пачки, обандероленные. Много. Больше десятка… значит, больше ста тысяч евро в новеньком пакете дешевого супермаркета «Магнит».

— Глянул?

Я подтолкнул пакет обратно.

— И хватит. Нагляделся.

— А почему? Ты же вроде за деньги всегда работал.

— Ошибаетесь, уважаемый. Деньги — это инструмент. Но нельзя им превращаться в нечто иное, ясно? Так что — на этот раз мимо. И еще знаете, что? Я мысль одну не докончил. У уголовников — только не иронизируйте, не пойму — киллера нанимать и кого-то заказывать может не каждый. А только тот, кто сам силу имеет. В крайнем случае — равный. Догадываетесь, о чем я, или подсказать?..

— Да нет, почему же. Догадываюсь…

Дед сунул руку в карман — а я взял винтовку и положил на колени. Но вместо пистолета или ножа он достал всего лишь смартфон, который в руках пожилого человека видеть было, по крайней мере, странно.

— Как тут… видео-то включить… не разберу.

— А вы уж разберитесь.

Гаджеты тоже разные бывают. Иные — и переделанные.

Дед кивнул, давая понять, что оценил мою осторожность.

— Ну, как знаешь. Как тут… а, вот. Как смотрю, как внучка с кавалером своим переписывается, так думаю — то-то у нас проблем таких не было. На вот, держи…

Я взял коммуникатор, на котором было записано видео. Просмотрел честно, до конца.

— Дошло? Или еще что-то надо?

Знаете… меня нельзя взять на простой угрозе, на какой-то банальной глупой разводке… и они это знают. Они знают, что я могу испариться, исчезнуть быстрее, чем они поймут, что произошло. Государственная машина — всегда или почти всегда будет проигрывать решительным и мотивированным одиночкам. Бен Ладен скрывался десять лет, и сейчас не факт, что мертв. Умаров еще больше — пятнадцать. Около десяти Басаев, я точно знаю, что он мертв, потому что… потому что знаю. Но есть кое-что, на что я поведусь, — без слов, без вопросов…

Наверное, я все же патриот, потому что люблю Россию, люблю свою Родину. Но люблю ее не восторженно-истерически, не на показуху, не потому, что только здесь можно так воровать и разлагаться, а совсем по-другому. Я знаю, что эта страна — какая бы она ни была — другой нам никто и никогда не даст. Никто и никогда! Не получится никуда уехать, сбежать, нигде нам лучше не будет — будут отлавливать поодиночке, и… И эта страна… далеко не самая плохая… за нее стоит драться.

Стоит.

И еще — я игрок. Просекаю игру с ходу — какому-то умному уроду захотелось стравить нас и Штаты. И если ты не играешь — значит, разыгрывают тебя!

— На кого я будут работать?

— На меня. Напрямую.

Я испытующе посмотрел на деда… и тот понял, подобрался. Ох… не стареют душой ветераны. Таких сейчас уже не делают… с виду старый перечник, старпер, с внуками нянчится, на кладбище прогулы ставят… а подберется… ого, какие клыки проглядывают. Такие похожи на небольших доберманов… такие есть, их разводят как полицейских собак, они небольшие, молчаливые и смертельно опасны. Этот… он убивает легко и весело, для него те, кого он убивает, — не люди, а враги. Почитайте Корецкого, там это хорошо написано. Спецгруппа «Финал», которая смертные приговоры исполняет, и дедушка, который за премию приговоренным в затылок стреляет. А в субботник они в порядок точку исполнения приводят, убираются, все старье в металлолом, подметают. Вот потому тогда и сидели… на попе ровно. Не мозгами — нутром чувствовали, что для тех— весь народ у рва выстроить… что плюнуть.

— Задачи?

— Обычные. Московское подполье. Надо прибраться. И прояснить, что к чему.

— Конкретно?

— На месте.

— Я работаю один.

Дедок улыбнулся… и словно маска сменилась, превратив небольшого волкодава в щурящегося на солнышке старичка.

— Да ради бога. Можешь даже… кхе-кхе… не докладывать. Меньше народу — больше кислороду. Да ты ешь, ешь. Не оставлять же.

— Можно вопрос? — не выдержал я, когда мы уже садились в машину.

— А, давай… — обрадовался дед.

— Вам-то все это зачем, а? Пенсию вы должны хорошую получать.

Дед мелко расхохотался.

— Пенсию… эк ты, мил-человек, загнул. Ты бы меня еще на приусадебный участок отправил, картошку копать… И тут же совсем другим тоном продолжил: — Вот вы думаете, что вы сильнее нас. Потому что говорите, что хотите, и тормозов у вас никаких нет, так? А на самом деле — щщанки вы лопоухие супротив нас. Вам пригоршню баксов покажи, вы и спеклись. А у нас за дезертирство такое считалось. И я… как вижу, что делается, — так изнутри грызет. Мы благодарными умели быть. До смерти — благодарными. Стране родной, за то, что воспитала нас, и за то, что жили под мирным небом. Вот так вот.

Дед махнул рукой.

— Ладно, поехали. На самолет опаздываю…