Пусть только это будет 2057-й, а не 2018-й. Я поднял голову. Да, на этот раз осечки нет. Надо мной склонялась Уордер, заботливо протягивая руку. Однако, увидев, что это всего лишь я, она выпрямилась и возмущенно подбоченилась.

– Вы что здесь делаете?

– Здесь? – в свою очередь, возмутился я, отскребая себя от пола. – Объясните лучше, что я делал в 1395 году. И в «Блэкуэлле» 1933-го. И где Верити?

– Марш из сети! – велела Уордер, садясь обратно за пульт и начиная печатать.

Занавеси поползли вверх.

– Выясните, куда подевалась Верити. Она перебросилась вчера, и что-то засбоило. Она…

Уордер жестом приказала мне замолчать.

– Декабрь, одиннадцатое, – произнесла она в приемник пульта. – Четырнадцать ноль-ноль.

– Вы не понимаете. Верити пропала! С сетью что-то творится.

– Минуту… – Уордер не сводила глаз с экрана. – Восемнадцать ноль-ноль. Двадцать два ноль-ноль. Каррадерс застрял в Ковентри, и я пытаюсь…

– А Верити, возможно, застряла где-нибудь в темнице! Или в пылу сражения при Гастингсе. Или в клетке со львом в зоопарке. – Я стукнул кулаком по пульту. – Немедленно выясните, где она!

– Минуту. Декабрь, двенадцатое. Четырнадцать ноль-ноль. Восемнадцать ноль-ноль…

– Нет! – Я отвернул от нее раструб приемника. – Сейчас же!

Уордер вскочила на ноги.

– Если вы сбили мне стыковку…

Вошли мистер Дануорти с Ти-Джеем, обеспокоенно уткнувшись в один на двоих наладонник.

– …еще одна область роста сдвигов, – говорил Ти-Джей. – Видите, вот тут она…

– Отдайте приемник! – прошипела Уордер в ярости, и вошедшие синхронно оторвались от наладонника.

– Нед! – поспешил ко мне мистер Дануорти. – Как успехи в Ковентри?

– Никаких.

Уордер выхватила раструб и продолжила диктовать даты и время.

– Никакого мистера К, никакого «судьбоносного переживания», – развел я руками. – Верити пыталась переброситься к вам с докладом, но не добралась. Пусть Уордер ее разыщет.

– Я провожу ускоренную, – отмахнулась она.

– Мне все равно, что вы там проводите. Дело безотлагательное. Немедленно выясните, где Верити!

– Минуту, Нед, – вполголоса попросил мистер Дануорти, придерживая меня за локоть. – Мы вытаскиваем Каррадерса.

– Каррадерс подождет! С ним, черт дери, хотя бы все ясно! А Верити невесть где.

– Расскажите, что случилось, – не теряя спокойствия, велел мистер Дануорти.

– Сеть рушится, вот что случилось! Верити отправилась сообщать вам, что мы провалили Ковентри, а потом почти сразу вернулся Финч и говорит, что в лаборатории она не появлялась. Поэтому я попробовал переброситься сам, но очутился сперва в две тысячи восемнадцатом, а потом в «Блэкуэлле» 1933-го, а после…

– Вы были в лаборатории 2018 года? – Мистер Дануорти переглянулся с Ти-Джеем. – Там как раз очаг увеличения сдвигов. И что вы там видели?

– …а после в башне Ковентрийского собора в 1395-м, – закончил я.

– Раскоординация с пунктом назначения, – с тревогой заметил Ти-Джей.

– Четырнадцать ноль-ноль, восемнадцать ноль-ноль, – твердила Уордер, буравя взглядом экран.

– Сеть рушится, а Верити где-то там, непонятно где. Нужно установить к ней привязку и…

– Уордер, – отвлек оператора мистер Дануорти, – прекращайте ускоренную. Необходимо…

– Стойте, что-то вроде появилось.

– Немедленно. Мне требуется привязка к Верити Киндл.

– Мину…

В сети возник Каррадерс.

Одет он был так же, как в нашу последнюю встречу: комбинезон ВПС с неуставным шлемом, только теперь все обмундирование покрывал слой сажи.

– Самое время! – сказал он, снимая шлем.

Уордер кинулась к сети и, не дожидаясь, пока поднимется кисея, повисла у Каррадерса на шее.

– Как я волновалась! С тобой все нормально?

– Едва не арестовали за хождение без документов, – ответил Каррадерс, слегка опешив от такого приема. – Еще чуть не подорвался на фугасе замедленного действия, но в остальном – цел и невредим. – Он высвободился из объятий Уордер. – Я уж решил, что сеть полетела и я останусь там до конца войны. Что ж вы тут резину-то тянули?

– Тебя вытаскивали, – ослепила его счастливой улыбкой Уордер. – Мы тоже решили, что сеть не в порядке. А потом я додумалась провести ускоренную, проверить, удастся ли обойти этот непонятный блок. – Она взяла его под руку. – С тобой точно все в порядке? Что-нибудь хочешь?

– Я хочу! – не выдержал я. – Отыскать Верити. Сейчас же сделайте привязку!

Мистер Дануорти кивнул.

– Хорошо! – огрызнулась Уордер и потопала к пульту.

– Вы без приключений вернулись? – спросил Ти-Джей Каррадерса.

– То есть три недели, что я там мариновался, не в счет?

– Я имею в виду – на обратной переброске вас никуда больше не закидывало? Сразу сюда?

Каррадерс помотал головой.

– Есть догадки, почему сеть не открывалась?

– Нет. Но тот фугас взорвался аккурат ярдах в ста от переброски. Я думал, может, из-за него.

Я подошел к пульту.

– Получается?

– Нет, – буркнула Уордер. – И не стойте над душой, вы меня отвлекаете.

Каррадерс, усевшись у стены с выведенными на экраны моделями, стягивал сапоги.

– Одно хорошо, – усмехнулся он, стаскивая грязнющий носок. – Могу с чистой совестью сообщить леди Шрапнелл, что пенька в развалинах не было. Мы расчистили щебень до последнего дюйма – нигде ничего. Однако во время бомбежки он точно находился в соборе. Руководительница цветочного комитета, эта жуткая старая дева мисс Шарп – ну, знаешь, типичная мымра – седая, длинноносая, настоящий сухарь, зубы обломаешь – видела его в пять вечера. Возвращалась домой после собрания комитета по посылкам на фронт и организации предрождественского базара, заметила, что некоторые хризантемы в пеньке пожухли, и навела порядок.

Я слушал вполуха. Все мое внимание занимала Уордер, которая щелкала кнопками, бросала грозные взгляды на экран, задумчиво откидывалась назад, снова барабанила по кнопкам. Нет, она понятия не имеет, где Верити.

– Значит, думаете, он сгорел в огне? – уточнил мистер Дануорти.

– Я, – подчеркнул Каррадерс, – думаю. И все остальные тоже, кроме этой старой гарпии мисс Шарп. Она утверждает, что его украли.

– Во время налета?

– Нет. По ее словам, как только завыла сирена, она вернулась и встала на часах, так что его могли вынести только в промежутке с пяти до восьми вечера, причем похититель должен был знать о предстоящей бомбардировке.

На экране замелькали цифры. Уордер подалась вперед и замолотила по кнопкам.

– Привязались? – спросил я.

– В процессе, – раздраженно бросила Уордер.

– Носилась с этой мнимой кражей как с писаной торбой, – продолжал Каррадерс, стаскивая второй заскорузлый носок и запихивая его в голенище сапога. – Приставала ко всем, кто был в соборе или рядом во время налета, обвинила причетникова зятя, даже редактору местной газеты написала. Всем крови попортила. Мне вообще ничего расследовать не пришлось, она сама все сделала. Если пеньку и в самом деле кто-то приделал ноги, будьте уверены, она бы этого мародера вычислила.

– Есть! – заявила Уордер. – Верити в Ковентри.

– Ковентри? А когда?

– Четырнадцатое ноября сорокового.

– Где именно?

Перестук кнопок, и на экране высветились координаты.

– Это же собор! Время?

Снова дробь по клавиатуре.

– Пять минут девятого вечера.

– Начало налета. – Я рванулся к сети. – Перекиньте меня туда.

– Если сеть барахлит… – начал Ти-Джей.

– Там Верити! Под бомбами.

– Посылайте, – распорядился мистер Дануорти.

– Мы ведь уже пытались, помнишь? – остановил меня Каррадерс. – Туда никому не удавалось подобраться, даже тебе. С чего ты взял…

– Комбинезон давай и шлем, – сообразил я в последний момент.

Каррадерс оглянулся на мистера Дануорти и начал раздеваться.

– В чем была Верити? – спросил мистер Дануорти.

Каррадерс вручил мне комбинезон, который я тут же натянул прямо на костюм.

– Длинное белое платье с высоким воротом под горло, – ответил я и понял, что ошибся еще в одном предположении. Ее одежда не вызовет никакого диссонанса во время воздушного налета. Всем будет попросту не до того. А если кто и заметит, решит, что девушка впопыхах выскочила из дома в ночной рубашке.

– Вот, возьмите. – Ти-Джей подал мне дождевик.

– Держите пятиминутный интервал, – попросил я, забирая дождевик и заходя в сеть.

Уордер опустила занавеси.

– Если угодишь на кабачковое поле, – напутствовал Каррадерс, – амбар на западе.

Сеть замерцала.

– Берегись собак, – успел я услышать. – И фермерши…

Я очутился там же, откуда исчез. В кромешной темноте. То есть я попал в следующую ночь – или в любую из тысячи ночей, сотни тысяч ночей, которые пережил собор за Средние века. А Верити сейчас под бомбами. Мне же остается только сидеть тут и ждать, пока снова откроется чертова сеть.

– Нет! – Я в сердцах саданул кулаком по каменной кладке.

И мир взорвался звуками.

Протяжный свист, потом взрыв, потом тарахтенье зениток на востоке. Темнота расцвела бело-голубыми сполохами, затем окрасилась багряным. Потянуло дымом.

– Верити! – крикнул я и рванул вверх по лестнице к колоколам, не забывая на этот раз считать ступени. Подернутое дымом рыжеватое зарево давало достаточно света.

Добежав до платформы с колоколами, я крикнул наверх: «Верити! Ты здесь?»

Голуби, далекие потомки того, которого я чуть не раздавил шестьсот лет назад, ринулись, хлопая крыльями, из верхнего лестничного колодца прямо на меня.

Значит, там ее нет. Я помчался вниз, зовя ее, пока не добежал до перебросочной ступени, и оттуда начал считать заново.

Тридцать один, тридцать два.

– Верити! – звал я, перекрикивая гул самолетов и рев запоздалой и уже никому не нужной сирены воздушной тревоги.

Пятьдесят три, пятьдесят четыре.

– Верити, ты где?

Вот и подножие. Пятьдесят восемь. «Запомни», – велел я себе и, толкнув дверь башни, выскочил к западному порталу. Здесь дымом тянуло сильнее, к нему примешивался какой-то густой едкий запах, похожий на сигарный чад.

– Верити! – позвал я, наваливаясь на тяжелую дверь, ведущую из башни в неф.

В соборе было темно, если не считать лампады над распятием и красноватых сполохов в окнах клерестория. Я попытался прикинуть, который час. Грохот разрывов и сирены большей частью слышны с севера. Вокруг органа дым клубами, но Капелла ременщиков еще не горит, а ее подбили раньше всех. Значит, сейчас не позже половины девятого, и Верити провела здесь лишь несколько минут.

– Верити! – Эхо разнеслось по темному собору.

Капелла торговцев тканями пострадала от первой же партии зажигалок. Я ринулся по главному проходу к хору, кляня себя, что не догадался прихватить фонарик.

Зенитки смолкли и сразу затарахтели с новой силой, а гул самолетов стал громче. С восточной стороны, совсем рядом, ухала бомба за бомбой, окна озарялись призрачными вспышками. Половина окон – та, из которой убрали витражи, – была либо заколочена, либо затянута затемняющей бумагой, но три витражных окна по северной стороне стояли нетронутыми, и мелькающие за ними зеленоватые вспышки раз за разом окрашивали церковь в жутковатый красно-синий. Верити нигде не было. Куда она подевалась? По логике, должна была оставаться у переброски, но, видимо, испугалась бомб и где-то укрывается. Где?

Гул самолетов перерос в ожесточенный рев.

– Верити! – перекрывая его, позвал я, и по крыше словно град забарабанил, сменившийся ударами и приглушенными криками.

Пожарная охрана тушит зажигалки. Может, Верити услышала топот и спряталась?

Над головой громыхнуло, потом раздался визжащий, захлебывающийся звук. Я посмотрел наверх – и вовремя, потому что в меня чуть не угодила зажигалка.

Она упала в ряды, шипя и плюясь раскаленным металлом на деревянную скамью. Схватив с соседней спинки молитвенник, я сбил фырчащий цилиндр на пол. Зажигалка покатилась в проход и уткнулась прямо в торец противоположного ряда. Я отшвырнул ее ногой, однако дерево уже тлело. Зажигалка плевалась и искрила, вертясь, словно живая, а потом вспыхнула белым пламенем, ударившись о генофлекторий.

Ножной насос. Я завертел головой в поисках, но, видимо, все унесли на крышу. На глаза попалось висящее у южных дверей ведро – я кинулся к нему, надеясь, что там песок. Есть! Промчавшись обратно через полнефа, я опорожнил ведро на зажигалку и уже загоревшийся генофлекторий, а сам отскочил, ожидая, что сейчас рванет.

Не рванула. Тогда я выкатил зажигалку ногой на самую середину прохода и затоптал рдеющий генофлекторий. Брошенное ведро закатилось под скамью. Завтра его найдет причетник и разрыдается.

Я застыл, провожая взглядом ведро и думая о том, что сделал. Действовал без оглядки, как Верити, когда спасала кошку. Еще один опрометчивый поступок. Только он вряд ли изменит ход истории – люфтваффе уже ровняет с землей все возможные диссонансы.

Я оглянулся на Капеллу торговцев тканями. Пламя лизало резной деревянный потолок, и ведра с песком против него были бессильны. Через два часа собор окажется полностью охвачен огнем.

Что-то с глухим взрывом приземлилось за стеной Капеллы ременщиков и озарило ее вспышкой. Я успел разглядеть деревянный крест пятнадцатого века с резным изображением коленопреклоненного ребенка у основания. Еще через полчаса настоятель Говард увидит его уже сквозь стену огня, потому что весь восточный торец собора будет полыхать.

– Верити! – крикнул я, и эхо раскатилось по вновь объятому темнотой нефу. – Верити!

– Нед!

Я крутнулся на месте волчком и с криком «Верити!» рванул назад по главному проходу. Там, в торце, я затормозил с разгона и, позвав еще раз, застыл, прислушиваясь.

– Нед!

Снаружи. У южного портала. Я запрыгал между скамьями, спотыкаясь о генофлектории, держа курс на южные двери.

Сгрудившиеся там люди с тревогой смотрели на крышу, а два хулиганистых молодчика, засунув руки в карманы и небрежно привалившись к фонарю на углу, обсуждали, что там горит чуть западнее.

– Откуда куревом тянет? – лениво, словно о погоде, спросил долговязый.

– Табачная лавка на Бродгейт, – ответил второй, пониже. – Надо было туда слазить и натырить себе, пока не пыхнуло.

– Вы не видели, тут девушка из собора не выходила? – обратился я к ближайшей из зевак – женщине средних лет в платке.

– Утихнет ведь, как думаете? – спросила она с тревогой.

Не утихнет.

– Там наверху пожарная охрана, – успокоил я ее. – Так вы не видели, девушка не выходила?

– Нет. – Женщина снова задрала голову и уставилась на крышу.

Я пробежался туда-сюда по Бейли-лейн вдоль стены собора, но Верити словно в воду канула. Наверное, выбралась через другие двери. Не через ризницу, там снует пожарная охрана. Значит, через западные.

Я рванул за угол к западному порталу. Там, в стрельчатой арке, тоже толпились люди – женщина с тремя маленькими девочками, старик в одеяле и девушка в форме горничной. Остроносая седая женщина с повязкой Женской вспомогательной службы загораживала вход, скрестив руки на груди.

– Вы не видели, в последние несколько минут из собора никто не появлялся? – спросил я.

– Туда никого не пускают, кроме пожарной охраны, – заявила она возмущенно.

Ее голос тоже показался мне знакомым, но времени разбираться, откуда, не было.

– Рыжая девушка, – уточнил я. – В длинном белом… в белой ночной рубашке.

– В ночной рубашке? – неодобрительно поджала губы остроносая.

К нам подошел коренастый толстяк – дежурный ПВО.

– Мне приказано очистить территорию. Пожарной бригаде требуется беспрепятственный подъезд к собору со всех сторон. Пойдемте.

Женщина с девочками подхватила на руки младшую и вышла из-под арки. Старик зашаркал следом.

– За мной! – подбодрил пэвэошник горничную, которая будто оцепенела от страха. – И вы тоже, мисс Шарп, – окликнул он остроносую.

– Никуда я не пойду! – заявила та, еще воинственнее скрещивая руки. – Я заместитель председателя гильдии алтарниц собора и руководитель цветочного комитета.

– Меня ваши звания не интересуют, – отмахнулся дежурный. – Приказано очистить подходы для пожарной бригады. Южный портал уже свободен, теперь ваша очередь.

– Простите, вы не видели тут рыжеволосую девушку? – перебил я.

– Мне поручили охранять вход от мародеров. – Мисс Шарп вытянулась и вскинула подбородок. – Я здесь стою с самой сирены и, если понадобится, простою до утра.

– А мне поручили расчистить подступы. – Дежурный тоже вытянулся во весь свой небольшой рост.

Я вклинился между ними, не собираясь слушать их препирательства, и, в свою очередь, вытянулся, расправляя плечи.

– Я ищу девушку. Рыжие волосы. Белая ночная сорочка.

– Спросите в полиции, – посоветовал пэвэошник, показывая туда, откуда я прибежал. – На Сент-Мэри-стрит.

Я пустился туда со всех ног, гадая, кто все-таки победит. Я лично ставил на руководительницу цветочного комитета. Кого же она мне напоминает? Марию Ботонер? Леди Шрапнелл? Или кого-то из трех дам в книжном?

С южным порталом пэвэошник справился плохо. Там по-прежнему толпился народ, и двое молодчиков все так же подпирали фонарь. Я промчался вдоль южной стены к Бейли-лейн и выскочил прямо на процессию.

Я, конечно, читал о «маленьком крестном ходе» – так один сержант полиции назвал перенос спасенных пожарной охраной ценностей из собора в участок по соседству. Мне и представлялось что-то вроде торжественного шествия: во главе под знаменем Уорвикширского полка настоятель Говард, за ним остальные с канделябрами, потиром и просфорницей, а замыкает ряды деревянное распятие, – поэтому я не сразу понял, что передо мной.

Это была не процессия, а бегство, лихорадочное отступление старой наполеоновской гвардии из Ватерлоо со всем, что под руку подвернулось. Спотыкаясь, они улепетывали по улице – каноник с подсвечниками под мышкой и ворохом риз; подросток, мертвой хваткой вцепившийся в потир и ножной насос, и настоятель, несущийся с древком наперевес, словно с пикой, то и дело наступая на волочащееся знамя.

Я остановился, глядя на них, как зритель на параде, и заодно вычеркивая одну версию из списка Верити. Епископского пенька ни у кого из них не было.

Они скрылись в полицейском участке и, видимо, побросали свою ношу как попало в первом же углу, потому что уже через минуту выскочили снова и кинулись ко входу в ризницу.

На лестнице путь им преградил лысеющий мужчина в синем комбинезоне.

– Нельзя туда, там все в дыму, – замотал он головой.

– Мне нужно забрать Евангелие и Послания апостолов, – заявил настоятель Говард, протискиваясь мимо него к двери.

– Где этих пожарных носит, к чертям собачим? – крикнул подросток.

– Пожарных? – Каноник запрокинул голову к небу. – Где, к чертям собачьим, носит нашу авиацию?

Подросток помчался обратно по Сент-Мэри в полицию, просить, чтобы еще раз вызвали пожарных, и я последовал за ним.

Спасенные сокровища лежали жалкой кучкой на сержантском столе, а знамя стояло у стенки позади. Пока подросток втолковывал сержанту: «Ну так позвоните еще раз! Там вся крыша над алтарем горит!» – я внимательно их осмотрел. Подсвечники, деревянное распятие. Еще маленькая стопка потрепанных томиков Книги общественного богослужения, которые не вошли в список уцелевшего, пачка конвертов для пожертвований и хористская альба. Интересно, сколько еще вынесенных из собора вещей остались неучтенными? Однако пенька среди них все равно не было.

Подросток выскочил за дверь. Сержант снял трубку телефона.

– Вы не видели тут рыжеволосую девушку? – спросил я, пока он не начал звонить пожарным.

Он покачал головой, прикрывая рукой мембрану.

– Скорее всего она где-нибудь в убежище.

Убежище. Конечно. Куда еще податься во время воздушного налета? Кому-кому, а Верити хватит ума не носиться по улицам под бомбами.

– Где соседнее? – уточнил я.

– На Литтл-Парк-стрит, – баюкая трубку, ответил сержант. – Назад по Бейли и налево.

Я благодарно кивнул и снова пустился бегом. Полыхало все ближе и ближе. Дымное небо окрасилось в оранжевый, в нем скрещивались лучи зенитных прожекторов, а из-за церкви Троицы тянулись желтые языки пламени. С каждой минутой становилось светлее – а еще заметно холодало, хотя, казалось бы, с чего, когда все кругом горит. Я попытался на бегу согреть дыханием заледеневшие руки.

Убежища не было видно. Посреди квартала высились дымящиеся развалины – все, что осталось от дома после прямого попадания, – а рядом огонь пожирал овощную лавку. Дальше улица тянулась тихая и темная.

– Верити! – крикнул я, боясь услышать отклик из-под развалин, и двинулся в обратную сторону, высматривая знак убежища на стенах домов. Нашел. Он валялся посреди проезжей части. Я беспомощно повертел головой, пытаясь определить, откуда его сорвало взрывом. – Эй! – принялся я кричать во все цокольные лестницы подряд. – Есть здесь кто-нибудь?

Убежище отыскалось почти в самом начале улицы, в двух шагах от собора, в полуподвале, не защищавшем на самом деле ни от чего, даже от холода.

Тесная замызганная комнатушка без мебели. Человек двадцать – некоторые в халатах – сидели на земляном полу, привалившись к мешкам с песком, уложенным у стен. В одном углу покачивался от каждого бомбового удара подвешенный на балке керосиновый фонарь, а под ним мальчишка в пижаме и меховых наушниках играл с матерью в карты.

Я окинул полутемную каморку взглядом, ища Верити, хотя уже понятно было, что ее здесь нет. Где же она?

– Никто не видел девушку в белой ночной рубашке? – спросил я. – Рыжую.

Молчание. Даже не шевельнулись.

– У тебя есть шестерки? – продолжил игру мальчик.

– Есть. – Мама вручила ему карту.

Сквозь несмолкающий грохот зениток и разрывы фугасов донесся колокольный звон. Девять вечера.

Все заворочались.

– Это в соборе, – сказал мальчик, запрокидывая голову к потолку. – А дамы есть?

– Нет, – ответила мама, посмотрев на карты в руке, а потом на потолок. – Что, съели? Пока слышны колокола, собор стоит.

Все, нечего здесь ворон считать. Я метнулся за дверь и вверх по лестнице обратно на улицу. Колокола чисто и ясно вызванивали время. До самого утра гибнущий в огне собор будет под рев самолетов ежечасно пробуждать в ковентрийцах надежду.

Горстка зевак из-под южного портала перебралась на противоположный тротуар, чтобы лучше видеть взметающееся над крышей собора пламя. Двое молодчиков все так же подпирали фонарь. Я подбежал к ним.

– Не, черта лысого, – утверждал длинный. – Теперь нипочем не потушат.

– Я ищу девушку… – начал я.

– Нам тоже одиноко, – сострил короткий, и оба заржали.

– Она рыжая, – не сдавался я. – В белой ночной рубашке.

Новый взрыв гогота.

– Наверное, она где-нибудь в убежище, но я не знаю ближайших.

– Есть одно на Литтл-Парк, – отсмеявшись, сказал долговязый.

– Там я уже проверял.

Оба задумались.

– Еще есть на Госфорд-стрит, только туда не пробьешься. Пехотная мина взорвалась, теперь все перекрыто.

– Может, она в крипте, – предположил длинный и, увидев мое озадаченное лицо, пояснил: – Ну, крипта, под собором. Там тоже убежище.

Крипта. Конечно. Несколько десятков людей укрылись там в ночь налета и сидели до одиннадцати, пока над их головами горел собор, а потом их вывели по внешней лестнице.

Я промчался мимо зевак к южному порталу и взлетел по ступенькам.

– Туда нельзя! – крикнула женщина в платке.

– Спасательный отряд, – бросил я и вбежал внутрь.

Западный торец нефа по-прежнему тонул в темноте, зато в пресвитерии и в апсиде света было хоть отбавляй. Ризницы полыхали, Капелла ременщиков тоже, а сверху, из клерестория, валил дым бронзового цвета. В Капелле вязальщиков шапок огонь лизал холст с Иисусом, несущим заблудшую овцу. По всему нефу летали, рассыпая пепел, горящие листки чинопоследования.

Перед глазами возникли полученные в свое время от леди Шрапнелл чертежи собора. Крипта под капеллой Святого Лаврентия на северной стороне, сразу за Капеллой мануфактурщиков. Я устремился туда, уворачиваясь от горящих листов и лихорадочно вспоминая, где ведущая вниз лестница. Слева от амвона, точно.

Далеко впереди, в хоре, что-то шевельнулось.

– Верити! – крикнул я, пускаясь бегом.

Фигура метнулась через хор к пресвитерию. Между скамьями мелькнуло белое пятно.

По крыше барабанили зажигалки, и я невольно поднял взгляд, а когда посмотрел на хор, фигура – если это была фигура – уже исчезла. Над входом в Капеллу мануфактурщиков плясала подхваченная восходящим потоком бумажка с чинопоследованием.

– Нед!

Я обернулся. Слабый голос Верити доносился откуда-то из-за спины и вроде бы издалека, но, может, это раскаленный воздух шутит шутки со слухом… Я пробежал через хор. Ни там, ни в пресвитерии никого не было. Чин службы кувырнулся в вихре из Капеллы мануфактурщиков, загорелся и, пылая, рухнул на алтарь.

– Нед! – крикнула Верити.

На этот раз ошибки быть не может. Она за стеной. За южными дверями. Я сбежал по ступеням, мимо зевак и подпирателей фонаря.

– Верити!

Я увидел ее почти сразу же. Она стояла посреди Литтл-Парк-стрит, что-то втолковывая толстому пэвэошнику, и оторванная оборка белого платья волочилась по мостовой.

– Верити! – позвал я, но не дозвался сквозь гул и грохот.

– Нет, вы не понимаете! – кричала она дежурному. – Не нужно мне в убежище! Я ищу молодого человека с усами…

– Мисс, мне приказано очистить территорию от гражданских, – настаивал дежурный.

– Верити! – крикнул я практически ей в ухо. И схватил за руку.

– Нед! – Она обернулась и повисла у меня на шее. – Я тебя везде ищу.

– А я тебя.

– Вам нельзя здесь, – сурово повторил дежурный. Дальнейшие его слова перекрыл свисток, а потом протяжный вопль. – Допускаются только официальные службы. Гражданским не положено…

Раздался оглушительный взрыв, и пэвэошник исчез под лавиной пыли и щебня.

– Эй! – Я отпрянул. – Дежурный! Дежурный!

– Нет! – Верити замахала руками, разгоняя клубы пыли. – Где же он?

– Тут… – Я что было сил рылся в крошеве.

– Не вижу. – Верити тоже принялась откидывать кирпичные обломки. – Нет, стой, вот рука!

Дежурный яростно отпихнул ее ладонь и вылез, стряхивая пыль с комбинезона.

– Вы целы? – спросили мы хором.

– Конечно, цел, – ответил он, захлебываясь кашлем. – Только вы тут ни при чем, помощнички. Гражданские! Головой бы думали, когда швыряетесь камнями не глядя – кого-нибудь зашибете, и привет. Препятствие исполнению обязанностей дежурного ПВО карается…

Над головой взревели самолеты. Я посмотрел наверх. Небо осветилось яркими вспышками, совсем близко вновь заверещал свисток.

– Так, надо убираться. Сюда!

Я потянул Верити к лестнице, спускающейся в тесный закуток перед дверью цокольного этажа.

– Ты как? – крикнул я, глядя на нее. Прическа с одного бока распустилась, порванный подол весь в саже. Лицо тоже, а на левой руке ссадина с запекшейся кровью. – Поранилась?

Я бережно взял ее руку в свою.

– Нет. Оцарапала об арку в соборе. Было т-т-темно, я не видела, к-к-куда идти, – выговорила она, дрожа. – Почему так х-х-холодно, когда весь г-г-город в огне?

– Вот, надень. – Я снял дождевик и набросил ей на плечи. – Ти-Джей позаботился.

– Сп-п-пасибо.

Снова громыхнуло, на нас дождем посыпалась земля. Я втиснул Верити глубже в проем, заслоняя собой.

– Как уляжется слегка, проберемся в собор и перебросимся куда-нибудь, где потеплее, – непринужденно пообещал я, надеясь вызвать улыбку. – Нам еще дневник красть и мужа Тосси подыскивать. Как думаешь, найдется здесь желающий променять вот это все, – я обвел рукой полыхающее небо, – на сюсюканье и Принцессу Арджуманд? Вряд ли, конечно.

Результат вышел прямо противоположный: Верити разрыдалась.

– Что такое? Да, я знаю, не стоит шутить под бомбами. Я…

– Не в том дело, – покачала она головой. – Нед, мы не вернемся в Мачингс-Энд. Мы здесь застряли навсегда.

Она уткнулась мне в грудь.

– Вслед за Каррадерсом? Так его вытащили. И нас вытащат.

– Ты не понимаешь! – Она подняла на меня залитое слезами лицо. – К переброске не подступиться. Там все горит…

– То есть? – озадачился я. – Башня ведь останется. Только она и уцелеет. И ничего, что западный портал стережет дракониха из цветочного комитета, мы проберемся через южный…

– Башня? – Теперь Верити смотрела недоуменно. – Почему башня?

– Ты разве не через башню сюда попала?

– Нет. Через алтарь. Сидела там почти час, надеясь, что откроется снова, потом заполыхало, и я испугалась, что меня найдет пожарная охрана, поэтому выскользнула наружу и стала искать тебя.

– А как ты догадалась, что я здесь?

– Просто знала, что ты за мной придешь, – ответила она не задумываясь.

– Но… – Я прикусил язык, решив не рассказывать, как мы две недели сюда пробивались и не могли пробиться даже в окрестности.

– …а когда я вернулась в собор, алтарь уже пылал. Сеть ведь не откроется в огонь.

– Правильно, – кивнул я. – Но нам и не надо. Моя переброска в башне, которая лишь слегка закоптится. Только нам еще нужно пролезть к ней через неф, так что пора идти.

– Сейчас, минутку. – Верити продела руки в рукава дождевика, сняла тканевый пояс и подвязала им оборванное платье, поддернув его до колен. – Теперь похоже на сороковой год?

– Отлично выглядишь.

Мы поднялись на улицу и направились к собору. Восточный торец крыши полыхал не на шутку. Зато наконец прибыла пожарная бригада. Машина перегородила весь угол, так что нам пришлось пробираться к южному порталу через путаницу шлангов и озаренные оранжевым лужи.

– Где же пожарные? – недоуменно оглянулась Верити, когда мы поравнялись с зеваками у двери.

– Побежали на Прайори-роу к другому гидранту, – сообщил десятилетний парнишка в тонком свитере. – Воды нет. Фрицы перебили водопровод.

– Воды нет… – пробормотала Верити растерянно.

Мы посмотрели на собор. Почти половина крыши была объята пламенем, с ближайшего края, у апсиды, фонтаном летели искры, в выбитых взрывом окнах плясал огонь.

– Наш красавец собор… – горестно проговорил сзади мужской голос.

Парнишка потянул меня за рукав.

– Не выстоит, да?

Нет, не выстоит. К половине одиннадцатого, когда наконец найдут рабочий гидрант, вся крыша будет в огне. Пожарные попытаются пролить алтарь и Дамскую капеллу, но вода иссякнет почти сразу, и после останется только смотреть, как пылает крыша и как стальная арматура, вбитая Скоттом для снятия нагрузки с арок, плавится и проседает от жара, увлекая клересторий пятнадцатого века и крышу за собой на алтарь, резные мизерикорды, генделевский орган и деревянный крест с коленопреклоненным ребенком у основания.

Наш красавец собор. До сих пор я ставил его в один ряд с епископским пеньком – такой же докучливый пережиток прошлого – тем более есть на свете соборы куда красивее. Но теперь, глядя, как он горит, я понял, зачем настоятель Говард возводил новое здание, пусть и напоминающее уродливый сарай. Почему Лиззи Биттнер билась до последнего, чтобы его не продали с молотка. И почему леди Шрапнелл готова душу вытрясти из Англиканской церкви, исторического факультета, ковентрийских муниципальных властей и всех кого придется, чтобы отстроить собор с нуля.

Я посмотрел на Верити. По ее щекам катились тихие слезы. Я обнял ее за плечи.

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросила она безнадежно.

– Мы его восстановим. Будет как прежний.

Но для этого нужно сперва пробраться внутрь, в башню. Только как? Зеваки нас в горящую церковь не пустят ни под каким предлогом, а западный вход сторожит дракониха. И чем дольше мы медлим, тем вероятнее, что огонь отрежет нам подступы к двери на колокольню.

Сквозь тарахтенье зениток донеслись лязг и бренчание.

– Еще пожарные! – крикнул кто-то, и, несмотря на отсутствие воды, все, даже подпиратели фонаря, ринулись к восточному торцу.

– Наш шанс, – сообразил я. – Дальше выжидать опасно. Готова?

Верити кивнула.

– Так, погоди…

Я оторвал несколько длинных полос от изодранного подола ее юбки и окунул их в лужу, натекшую из пожарного рукава. Вода была ледяная.

– Завяжи нос и рот, – велел я, выжимая полосы и отдавая одну Верити. – Когда войдем, пробирайся в тыльную часть нефа, а потом вдоль стены. Если потеряемся, дверь в башню около западного портала, сразу слева.

– Потеряемся? – переспросила она, завязывая маску.

– А вот этой обмотай правую ладонь, – инструктировал я. – Дверные ручки могли раскалиться. Переброска на пятьдесят восьмой ступени снизу, не считая пола.

Я сделал и себе обмотку из оставшейся полосы.

– Что бы ни случилось, не останавливайся. Готова?

Она кивнула, и зеленовато-карие глаза над маской испуганно расширились.

– Спрячься мне за спину.

Я осторожно приоткрыл правую створку двери. Нет, пламя не вырвалось, только клуб бронзового дыма. Отпрянув, я выпустил его и заглянул внутрь.

Не так страшно, как могло бы. Восточный торец весь в дыму и пламени, но с этой стороны дым еще достаточно редкий, можно что-то разглядеть, и крыша вроде пока держится. Окна везде, кроме Кузнечной капеллы, выбиты, пол покрывают красно-синие осколки.

– Осторожнее по стеклам. Глубоко вдохни – и вперед! Я за тобой.

Я распахнул створку.

Верити помчалась бегом, я за ней, закрываясь от палящего жара. Добежав до западной двери, она рванула ее на себя.

– Сразу налево! – крикнул я, хотя Верити меня уже вряд ли слышала сквозь рев огня. – Наверх! – заорал я, увидев, что она застыла, удерживая створку. – Не жди меня! – Мне оставалось еще пара метров. – Беги наверх!

За спиной раздался рокот, и я обернулся, решив, что рушится арка клерестория. С оглушительным звоном окно Кузнечной капеллы разлетелось веером сверкающей шрапнели.

Я пригнулся, закрываясь рукой, успев подумать за миг до того, как взрывная волна бросила меня на колени: «Фугас. Откуда?! В собор не было прямых попаданий».

Но ощущалось это в точности как фугас. Собор содрогнулся, озаряясь слепящим белым светом.

Шатаясь, я поднялся с колен и замер, глядя на противоположный торец нефа. Ударная волна на миг развеяла дым, и в призрачном белом свете стало отчетливо видно все: и объятую пламенем статую над амвоном, тянущую руку к небу, словно утопающий, и скамьи в Детской капелле, где горели странным желтым огнем бесценные мизерикорды, и алтарь в Капелле вязальщиков. А еще ограду Кузнечной капеллы.

– Нед!

Я рванулся туда. Но пробежал всего пару шагов. Собор содрогнулся снова, и перед Кузнечной капеллой прямо на скамьи рухнула горящая балка.

– Нет! – отчаянно завопила Верити. – Стой!

Еще одна балка, укрепленная стальной арматурой по технологии Скотта, повалилась поперек первой, взметнув столб черного дыма, который заволок весь северный торец нефа.

Пусть. Все, что требовалось, я разглядел.

Я метнулся к западному порталу, проскочил через дверь башни и понесся по озаренной огнем лестнице, думая, что же я теперь скажу леди Шрапнелл. За тот краткий миг в яркой вспышке фугаса я успел рассмотреть все: и мемориальные таблички на стенах, и отполированного орла на амвоне, и закоптившиеся колонны. И северный неф, где перед оградой капеллы чернела пустая кованая подставка под вазу.

Значит, его все-таки унесли для сохранности. Или сдали в металлолом. Или продали на барахолке.

– Нед! – крикнула Верити. – Быстрее! Сеть открывается!

Леди Шрапнелл ошиблась. Епископского пенька в соборе не было.