Как уже знал Карел зе Страже, полеты на драконе не подходят даже под стандарты экономкласса: ни тебе прохладительных напитков, ни пародии на обед, и уж что совсем грустно, ни единой хорошенькой стюардессы. Впрочем, прохладительные напитки следовало однозначно вычеркнуть, потому как летать столь экзотичным способом – и без того сыро и невыносимо холодно. Вцепившись мертвой хваткой в мощный спинной зубец драконьего хребта, нурсийский принц старался хоть как-то укрыться от ледяного ветра, обжигающего лицо и превращающего тело в подобие деревянного истукана.

Наконец дракон заложил вираж, пронзил густую пелену медленно сереющих облаков и начал заходить на посадку, вовсе не заботясь о самочувствии пассажира. У того засвистело в ушах, от облачной сырости холодная одежда стала вовсе мокрой и покрылась ледяной коркой, а зубовный стук и скрежет чем-то напоминали вагнеровский «Полет валькирий». Внизу под брюхом крылатого хранителя рубежа простиралась бескрайняя лесная страна, лишь кое-где разорванная прожилками рек да проплешинами эссаров – крестьянских выжиг. На одну из них и пикировал старший из клана Дагобертов. Судя по обугленным, но еще не выкорчеванным пням, местные жители совсем недавно затеяли отвести этот участок леса под новые посевы. Границы участка были тщательно расчищены и засыпаны речным песком. Но владельцы земельных угодий отсутствовали. Впрочем, не исключено, что, заметив крылатого гостя, те просто решили, что срочные дела на эссаре пока можно отложить, и спокойнее в одно время с драконом там не показываться.

– Дальше сам дойдешь! – лязгнул челюстями звероящер, стряхивая покрытого тонкой наледью Карела на закопченную траву. – А я обратно. Пока хаммари далеко не ушли.

Он, как ни в чем не бывало, взмыл в небо, так и не услышав слов благодарности. Впрочем, принцу Нурсии было не до речей. Земля еще хранила недавнее тепло, да и ясный полдень вполне способствовал быстрому согреву – блаженство для продрогшего организма! А что до пепла, ровным слоем покрывавшего расчищенную площадку, – то после недавних странствий это вряд ли могло прибавить к внешнему облику сэра Жанта сколько-нибудь колоритные штрихи. Немного придя в себя, Карел поднялся на ноги и, как положено по уставу, поспешил доложить начальству о прибытии.

– Господин инструктор, я уже тут, – радостно сообщил он.

– Это самая приятная новость за последнюю минуту, – отозвался Лис. – И шо дальше?

– Ну, я в смысле, что прибыл, и надо спасать Фрейднура.

– Ага, Фокса из кичи вынимать. Как ты себе это представляешь?

– Ну, когда дракон вернется, я попрошу у него координаты… – Сэр Жант запнулся на полуслове. – Он же убьет Фрейднура! Он же полетел всех их убивать!

– Заграничное турне пошло тебе на пользу. Ты стал догадлив, шо тот Бастиан.

– Да при чем тут это, господин инструктор, Фрейднур хороший, но постоянно голодный, потому что большой. А то, что он местами каменный, это ж не его вина. И кроме того, он уже кое-что начал понимать. В первый день – так вовсе ни о чем, кроме еды, говорить не мог. А потом за ум взялся, и вот работал – вход в пещеру искал, домой вернуться хотел. А сейчас вокруг него хаммари, они его плохому научат.

– Ага. Пить водку, ругаться матом, заедать коньяк солеными огурцами. Это все понятно, шо ты предлагаешь конкретно?

– Надо отправиться за Фрейднуром, спасти его!

– Красиво излагаешь. Предположим, мы управились со всеми здешними делами и двинули его спасать. Куда держим курс?

– Ну, я еще не знаю, – нехотя сознался Карел. – Ну, под землю…

– Лично я под землю не тороплюсь, и тебе не советую. Тем более, ее тут вокруг до хрена и больше. Можешь поверить на слово, если щас начнешь копать, лопату по черенок сотрешь, а никакого Фрейднура так и не отроешь.

– Но он же в беде! – не переставал возмущаться сэр Жант. – Его нужно выручить!

– Я ж уже час, как ни минуты не спорю. Ты только скажи как, и пойдем.

– Но это вам лучше знать, вы же инструктор.

– Нет, парень, вот тут ты не прав! Я тебе уже говорил, забудь это слово. Я тут почти на курорте, руковожу группой без отрыва от вдумчивого плевания в потолок. Грудь вам давать мне не по чину, памперсы менять – вроде как этот этап проскочили, нос вытирать тоже сами научились. Ты вот совочек требуешь в песочке ковыряться – тоже отпечаток цивилизации на лице, так шо не жмись, пришла в голову плодотворная идея – делись ею и действуй. Ты – оперативник, хоть и младший, буквально ясельная группа. Учись действовать оперативно, смело и энергично. Если твой дерзновенный порыв будет угрожать вселенной, я скажу свое веское ну-ну-ну! Усек?

– Прошу извинить, что вмешиваюсь в вашу беседу, – вклинился Бастиан, – тут просто упоминали мое имя.

– Имя простое, потому и упоминали просто. Шо-то хотел сказать или просто соскучился по моему голосу?

– Мне тут вдруг подумалось…

– Умник, тебе постоянно думается и совершенно не вдруг. Давай, не тяни.

– Среди хаммари почти не встречаются похожие на человека. А те, кто хотя бы отдаленно похож, отчего-то, по неведомой мне причине, демонстрируют зачатки интеллекта. Таков был тот странный тип, что держал в склепе Брунгильду, и тот, который раздавал абарам мечи. А Фрейднур всем своим видом, должно быть, напоминает этим тварям древнего творца, он живое воплощение Эйа, только без чешуи.

– Погоди, погоди, – вспоминая недавние слова дракона в мрачном кратере невесть каких гор, торопливо заговорил нурсийский принц, – старший Дагоберт что-то говорил, мол, это сейчас Фрейднур такой, совсем как дитя малое, а потом быстро начнет умнеть, и мы еще много нового о нем узнаем.

– Так и есть, – радуясь невесть чему, подтвердил Бастиан. – Вернее, я склонен думать, что так и есть. Вы поймите меня правильно, это лишь гипотеза.

– Опять ты за свое, – возмутился Сергей. – Ты не на университетском диспуте, гипотеза, не гипотеза, – вали кулем, там разберем.

– Я просто хотел сказать, что если наметившаяся активность хаммари по захвату ими этого мира – не случайность, то очень может быть, что Фрейднур – специально выращенное телесное воплощение, или вместилище, Эйа, который и поведет этих похмельных монстров в бой.

– Вот оно даже как? – в голосе Лиса не была слышна обычная насмешка. – Неслабая гипотеза!

– Да, я и ранее предполагал, что Эйа решил принять сторону хаммари, а поговорив с Брунгильдой, почти уверился в этом. Теперь же, когда послушал Карела… Должно быть, древний творец, некогда обучивший первых людей ремеслам, давший им знания о земле и воде, чрезвычайно недоволен, как бы так выразиться, незаслуженной отставкой. А может, и еще чем-то. Если прибавить к этим предположениям тот непреложный факт, что нынешние малоцивилизованные люди наивно почитают властителя земных недр врагом рода человеческого… Полагаю, от этой обиды он и решил объяснить неразумным, кто тут истинный хозяин. То есть попросту стереть людей с земной тверди. Вопрос, что он дальше собирается делать с хаммари? Но не будем пытаться разрешить все загадки сразу.

– Точно, – веско подытожил Карел. – Надо идти Фрейднура спасать.

– Если так пойдет – как бы всем от него спастись?! – безрадостно хмыкнул Лис. – Бастиан, ты уверен, что все так оно и есть?

– Я же сказал, это лишь гипотеза, но известные нам факты в нее ложатся очень хорошо.

– Факты у него ложатся! Хорошо еще, мы тут сами пока не полегли, но сколько этот бонус продлится – тут прогнозы смутные. Темна вода во облацех. Одно ясно. Выходит, Карел прав. Нужно спасать Зигмундыча, пока ему мозги не промыли. Знать бы еще – как?!

 

– Нет жизни, кроме как от Господа, нет служения, кроме воинского, – еще в детстве поучал любимого сына, ясноглазого Шарля, могущественный отец. – Монах служит Богу мечом веры; крестьянин что ни день сражается с нуждой, заботясь о богатом урожае; охотник рискует жизнью, уходя в чащу за добычей; ремесленник, торгаш – все бьются за место под солнцем. Но воин – превыше их всех, он служит Господу, сражается с нуждой и вечно в схватке против супостатов, покусившихся на его мир.

Этих слов Шарль из Люджа не заучивал. Они составляли основу его души, направляли его мысли и поступки. То, что судьба обделила его, лишив права открыто и прямо именовать вельможного Пипина Геристальского своим отцом, лишь подбросило дров в неуемный пламень его честолюбия. Что ж, всякий, рожденный в порфире, может усесться на трон, но и кошка, промышляющая крысиной ловлей, привольно располагается на нем в отсутствие достойного хозяина. А в отсутствие кошки – и наглая крыса способна взобраться на священное место помазанника божьего.

Так велика ли доблесть – родиться с венцом кесаря на голове? То ли дело самому, по праву сильного и достойного, принять власть из трясущихся рук никчемного правителя!

То, что Дагоберт именно таков, Шарль убедил себя еще до знакомства с молодым кесарем. Да и как могло быть иначе? Чужак, занявший место государя благодаря лишь нелепой случайности да силе далеких предков, – как может он быть достоин золотого венца? Он, сын майордома, будет не таков!

В том, что его ждет трон, Шарль не сомневался. Он знал о замыслах отца и втайне молил, чтобы они, по воле небес, сорвались. Чтобы Пипин, как и прежде, был жив и здоров, но трон – пусть трон останется как есть. Он, презираемый высокомерными баловнями судьбы «геристальский бастард», не должен унаследовать власть, а только сам, только собственной рукой взять ее. Потому что править может лишь достойнейший.

Храбрость юного кесаря на поле боя несколько поколебала его уверенность, но все же этот молчаливый, даже угрюмый юнец вызывал у него плохо скрываемую неприязнь. И отнюдь не только у него. Властителя должны любить и бояться. И бояться больше, чем любить.

Дагоберт не вызывал страха, разве что непонимание и опаску. При взгляде на его неподвижное лицо, холодные и в то же время горящие внутренним огнем глаза всякого брала оторопь. Кому такое понравится? Так что и особо теплых чувств к нелюдимому монарху никто при дворе не испытывал. Но тот правил, не замечая и не жалуя подданных, спокойно и вдумчиво, нимало не заботясь о том, чтобы кому-либо нравиться.

По окончании похода на абаров Шарль из Люджа принял решение во что бы то ни стало занять подобающее ему по рождению место, чтобы затем, улучив момент, перехватить власть, заставить государя отдать ее по доброй воле. Или же… Но об этом молодой воин думать не хотел. Он верил, что Провидение на его стороне, а стало быть, все сложится наилучшим образом. Сейчас перед ним стояла задача простая и понятная – убрать с дороги этого ловкача Рейнара, невесть откуда взявшегося и на свою беду вставшего у него на пути.

Присущая многим юношам торопливость не входила в число недостатков молодого геристальца. Он был в равной степени храбр и осторожен, должно быть, именно потому вышел живым из схватки, в которой сложили головы столь многие храбрецы. Сейчас он присматривался, изучал противника, улыбался его шуткам и кивал в такт неуемному бахвальству. Однако в голове крутилось совсем иное, не имевшее отношения к шуткам и забавам: «Действовать нужно быстро! Бог весть, что произойдет завтра? Сегодня по стечению обстоятельств кесарь решил удалить любимца своей матери из столицы, дать ему вновь покрыть славой потускневшее оружие. Только что мудрить, охота на разбойников – не бог весть какой ратный подвиг. Большой славы этим не добьешься, так что можно предположить, что ближними днями государь призовет его к себе для каких-либо иных затей. Тогда все придется начинать сначала».

Полсотни воинов, следовавших за Рейнаром-нурсийцем, кроме немудрящего войска Шарля, два баронских отряда, данных ему кесарем, не слишком радовали его. Реши он сейчас захватить кривоносого говоруна, тут же вступятся за него, как один. Конечно, можно бы попытаться во время ночевки вонзить кинжал в спину этому чужаку, но пока он нужен живой. Отец готов щедро отблагодарить всякого, лишь бы лично вздернуть эту тварь на ближайшем суку. А это значит, следует улыбаться и кивать головой как ни в чем не бывало. Нурсиец должен проникнуться к нему полным доверием, это будет пробной игрой перед той большой, у трона.

Шарль мечтательно поднял глаза к небу. Белые с серыми пролежнями вислого брюха облака ползли, будто пасущиеся овцы, не замечая суетившихся внизу людишек.

«Что ж, у каждого своя участь. Вот у него, – молодой воин вскользь глянул на Рейнара, – попасть в мою западню. Следует хорошенько обустроить ее, чтобы нурсиец не пошел, побежал туда вприпрыжку! Вот только что использовать в качестве наживки? Хорошо бы подошла прекрасная Ойген, но она осталась в Париже подле государыни, Карел и этот менестрель куда-то пропали. Тогда кто?..» Он улыбнулся внезапной мысли, подобно вспышке, озарившей его сознание: безмерно дорогая тетушка сейчас в Форантайне. Если она вдруг окажется в руках лесной братии, Рейнар будет вынужден действовать. И не просто действовать, а идти на поводу до того самого ближайшего сука.

 

Сердце Гизеллы ликовало: прелестная Ойген спешила на зов ее сына, будто не существовало ее невесть куда пропавшего нареченного и само воспоминание о нем изгладилось из памяти благородной дамы. Она с умилением глядела вслед девушке, радуясь, какая очаровательная и умная супруга будет у ее сына. Единственная, быть может, во всех христианских землях, достойная столь высокой чести.

Когда бы знала она, о чем пойдет речь в аллее дворцового сада, вероятно, посокрушалась бы, что слишком мало понимает в нравах и интересах нынешних девиц.

– Вы звали меня, государь? – Прекрасная дама почтительно поклонилась.

– Да. Я нынче провел бессонную ночь. Признаюсь, – Дагоберт поглядел на благородную даму Ойген, будто лишний раз проверяя, достойна ли она доверия, – никогда прежде я не уходил столь глубоко в омуты драконьей памяти. Я был очень близок к тому, чтобы отказаться от этой затеи. Однако не потому, что мне было страшно, хотя то, что я видел, не прибавило мне любви ни к людям, ни тем паче к хаммари. Но если отсечь все лишнее, осталось лишь одно: драконы истребляют хаммари, хаммари ищут и уничтожают драконьи кладки, неразумные, и оттого безмерно трусливые люди жаждут смерти и тех, и других, ибо не делают разницы между стражами рубежа и теми, от кого охраняет людское племя драконий народ. Но как бы то ни было, нет смысла роптать, таков удел каждого, и не нами он определен.

– Все это очень интересно, государь, но о несправедливости мироздания я могу говорить сутками напролет. Может ли это помочь в нашей общей борьбе?

Дагоберт нахмурился.

– Не перебивай меня. Не понимая причин, нельзя побороть следствие. Все долгое, почти бесконечное время, отматывая нити судеб виток за витком, я видел одно и то же: шли века, менялись лица, одежды, вооружение, и вместе с тем ничего не менялось. В конце концов я добрался до изначального дня. Я увидел горнило мировой бездны, шипящее огнем и струящееся водой.

– Как такое может быть?

– Может быть и не такое. Но суть не в этом. На грани воды и пламени, на краю живого солнечного света и мертвенного лунного, те двое, мне неведомых и для меня непостижимых, сотворили первых драконов. Я видел их, выходящих из пламени сквозь пелену водных брызг. Я видел руки тех, кто послал драконов в первый, вечный полет. Уже тогда чудовища хаммари были изгнаны из этого мира, и уже тогда они искали малейшие лазейки, чтобы вернуться сюда.

– Он был черный, огромный и покрыт чешуей, похожей на рыбью? – поспешила с вопросом благородная дама Ойген.

– Да. Ты знаешь? – в голосе кесаря слышалось плохо скрытое разочарование.

– Догадываюсь, – слукавила Женя. – А второй. Ты видел его?

– Вторая. Это был не он, а она, прекрасная, как… – Дагоберт подыскивал сравнение. – Ты немного похожа на нее. Могу лишь сказать, что она бела, ее волосы золотом рассыпаны по округлым плечам, и очи яснее полуденного неба, смех ее наполняет сердце радостью, и взгляд согревает подобно ласковому солнцу. И в то же время – лик ее может быть страшен, и солнечный блеск в очах тут же сменяется мертвенным, леденящим сиянием Луны.

– Все это замечательно, – прервала неожиданный поток восхвалений нурсийская прелестница, в глубине души даже как-то расстраиваясь, что он посвящен не ей. – Однако мечи, мы говорили о мечах.

Взгляд юного Дагоберта погрустнел, будто его сбили с приятной темы и заставляют говорить о чем-то мелком, не заслуживающем внимания.

– Клинки, – повторил он. – Да, это и впрямь забавно. Он не кует их в том смысле этого слова, в котором мы привыкли понимать. Хотя и обжигает в первотворном огне. Тот неизвестный, о котором я сказал тебе, растит клинки в огромных рыбинах, ежедневно напитывая жизненной силой и вспаивая кровью. И лишь потом вылавливает из вод изначального моря с помощью хаммари-удильщиков, и уже там закаляет пластины хребтов, обращая их в подобие стали, но не обычной – разумной стали, металла, живущего собственной жизнью. В каждом из них заключена частица огромной силы владыки подземных недр. – Дагоберт поднял на собеседницу пытливый взгляд. – Этого достаточно? Впрочем, даже если нет, больше мне, увы, ничего не известно.

– Это немало, – благодарно кивнула прекрасная оперативница. – Но позволь еще один вопрос. Ты говоришь, что вместе с черным гигантом, покрытым чешуей, была та, другая, светлая и прекрасная. И в то же время страшная…

– Да, это так.

– Куда же она девалась потом и где она теперь?

– Это, увы, не ведомо никому. Возможно, она обратилась в солнечный свет, или разлилась лунным, возможно, расцвела яркими цветами. А может, она ходит среди нас, воплотившись в смертную женщину. Неисповедимы пути богов.