Глава 16
Пляска на гробе ехидны

Пока охрана Башилова, готовя его выход из ресторана, проверяла и перепроверяла всё вокруг, вплоть до содержимого мусорных урн, троица из особого отдела вышла освежиться на крыльцо. Впрочем, «освежиться» – это было сильно сказано. Цимбаларь и пустившийся во все тяжкие Кондаков дымили сигаретами, а Людочка подновляла макияж, чьи изысканные ароматы экологию окружающей среды, надо полагать, тоже не улучшали.

– Нужно ехать в Ряжск, – сказал Кондаков, выпуская струю дыма в сторону мошки, случайно усевшейся на рукав его пиджака. – Город маленький, все люди на виду. Там этих маньяков и повяжем.

– Не надо никуда ехать, – Цимбаларь скривился, как от зубной боли. – Они нас специально на периферию выманивают, чтобы здесь свободу рук обеспечить.

– Полагаешь, что Камзоловы вернутся в Москву?

– Обязательно, если уже не вернулись. Пока они всех побочных Берий не пришьют, не успокоятся… Надо бы с Ваней переговорить. Может, он что-либо стоящее разнюхал. – Цимбаларь охлопал свои карманы и с досадой произнёс: – Мобильник в старой куртке оставил!

– Что за проблема? – удивился Кондаков. – Одолжи у кого-нибудь.

– На фиг мне чужой! Я ведь Ванькин номер наизусть не помню. Он в памяти моего мобильника хранится.

– На свою память надо полагаться, а не на мобильник! Так и собственное имя скоро забудешь.

Их перепалку прервало появление Башилова. Охранник, шагавший в авангарде, держал перед собой генератор радиопомех, похожий на дырявую сковородку. Ещё двое охранников прикрывали Башилова по бокам и столько же страховали сзади. У всех на груди имелась эмблема в виде слова «Виссарионыч», окружавшего, словно лимбом, чёрную курительную трубку, которую несведущие люди принимали за трубку Шерлока Холмса.

От ресторана до услужливо распахнутой дверцы лимузина было всего ничего – восемь ступенек вниз и десять шагов по прямой. Преодолеть это расстояние предполагалось в предельно короткий срок, но изрядно выпивший и переевший Башилов едва переставлял ноги.

Закончив подкрашивать губки, Людочка сказала:

– Чувствую, что-то сейчас случится.

И будто в воду смотрела, чертовка!

Едва только Башилов, помахав напоследок новым друзьям, ступил с лестницы на тротуар, как из-за ближайшего угла стремительно вылетела девчонка на роликовых коньках. Её голова была повязана алой косынкой, что создавало визуальный эффект несущейся шаровой молнии.

Ловко увернувшись от охранников, она врезалась в Башилова. Тот крякнул, однако на ногах устоял. Двое «Виссарионычей» вцепились в девчонку, а трое попытались запихнуть клиента в машину.

– Сорвите одежду! – заорал Цимбаларь. – Всю! Да не с девки, а с шефа!

Но было уже поздно. На противоположной стороне улицы раздался резкий хлопок, и облако дыма обозначило фигуру сухопарого старика, как бы указывающего тростью на ресторанный фасад.

В воздухе что-то просвистело, растрепав запоздавшим вихрем причёску Людочки. Не успел Цимбаларь, рявкнувший «Ложись!», закрыть рот, как старик, так и не сдвинувшийся с места, вновь окутался облаком, на этот раз кровавым. Трость отлетела в сторону, а на тротуар навзничь рухнул обезглавленный труп.

Машина с Башиловым, оставшимся в одних трусах, унеслась прочь. В руках охранников дикой кошкой извивалась «конькобежка».

– Отпустите, пидоры! – орала она дурным голосом. – Вы мне яйца прищемили!

– Ваня! – воскликнула Людочка. – Это же Ваня!

Ради такого случая вновь воссоединившаяся компания вернулась в ресторан. Поскольку зал «Близнецы» был уже занят, пристроились в «Стрельце», где гуляли молодые офицеры, отбывавшие в дальние гарнизоны.

– Вам как рассказывать? – хлопнув рюмку коньяка, осведомился Ваня. – По порядку или только самое существенное?

– Конечно, по порядку, – сказал Кондаков.

– Давай самое существенное, – потребовал Цимбаларь.

– А я на твоём месте вообще не стала бы распинаться перед этими балбесами, – посоветовала Людочка. – Пётр Фомич, прости, я ведь и себя имею в виду.

– Вижу, что согласия между вами, как всегда нет, – вздохнул Ваня. – Ладно, буду рассказывать, как бог на душу положит… Когда мы виделись в последний раз? Дней пять назад, говорите? Похоже на то… Расставшись с вами, я сразу отправился на поиски этой самой «Революционной армии». Выяснилось, что тусуются они сразу в трёх разных точках. Пивная на Варшавке, подвал в Люблине и стадиончик в Сокольниках. Я почти всё время там и околачивался. Сочувствующим прикидывался. Меня даже обещали в «Красные дьяволята» принять. Это у них детская секция так называется. Вроде прежних октябрят, только с бейсбольными битами и зажигательными бутылками… Оказалось, что Лайку, то есть Лайлак Камзолову в этих кругах прекрасно знают. Но ещё большей известностью пользуется её покойная мамаша, оказавшаяся чуть ли не основательницей всей этой банды, я хотел сказать, «Новой революционной армии». И кондрашка её хватила не где-нибудь на кухне, а на одном из митингов, когда началась потасовка с милицией. По слухам, ещё та была оторва. Даром что с принципами. Лайка в неё уродилась.

– Это моя вина, что биография Камзоловой не была тщательно проверена, – сказала Людочка. – Как-то я её упустила… Наверное, торопилась…

– Каждый из нас в чём-то виноват. Но успешное завершение дела списывает прежние ошибки, – успокоил её Ваня. – Короче, я свою ненаглядную всё-таки дождался. Хмурая явилась, как похмельный матрос. С приятелями недолго побазарила, и те ей одолжили роликовые коньки со всей сопутствующей амуницией. Я исподтишка за этими хлопотами наблюдал и догадался, что планируется атака с ходу. Совсем обнаглели отморозки!

– Что же ты нам сразу не позвонил? – с упрёком произнёс Цимбаларь.

– А какой смысл? Мы ведь не за Лайкой охотились, а за старичком-боровичком. Надеяться на то, что она его выдаст, не приходилось… После того как Лайка с малолетними «революционерами» распрощалась, я её целый день, как козу, пас. Из сил выбился. Она же всё время на роликах. А я где бегом, где на попутках. Пришлось и мне такими же обзавестись.

– И когда ты только успел эти ролики освоить? – удивилась Людочка.

– По крайней мере, не вчера. Нужда, как говорится, соловьём петь заставит. Короче, выследил я местечко, где их папаша скрывается. Обыкновенная съёмная квартира, причём на первом этаже. Я уже заранее прикинул, что самое слабое звено в этой злодейской компашке – именно Камзолов. У него в глазах вечный страх таился, как у побитого пса. Случайный человек. Жертва обстоятельств… Едва лишь Лайка по своим делам куда-то отвалила, я в форточку – шась! Это, кстати, мой коронный номер. Камзолов аж затрясся. Зелёный стал, за сердце хватается. Так и так, говорю, большой тебе привет от утопленника. А заодно и от моего дружка, который сейчас за дверями с кастетом стоит. Думали, что пришили нас? Как бы не так! Мы бессмертные. Нас не задушишь, не убьёшь… У этого обормота челюсть только потому не отвисла, что гипсовой повязкой была зафиксирована.

– Как же он говорил? – полюбопытствовала Людочка.

– С трудом, но довольно внятно. Лишь слово «раскаиваюсь» не давалось. Пришлось для острастки несколько раз ремнём перетянуть. Защищаться он не мог, морду руками прикрывал… Потом я ему обрисовал ситуацию, причём на полном серьёзе. Говорю, что мы из крутой конторы и второй раз тебя не упустим. Петля вот-вот затянется. И будет тебе с дедушкой высшая мера даже на суде присяжных, а дочка минимум двадцатку схлопочет, хоть она и малолетка. По такой статье ответственность наступает с шестнадцати лет, и до этого момента её специально в следственном изоляторе придержат. Намекаю, что выход один – сдать дедушку со всеми потрохами, можно и дохлого. Тогда за сотрудничество со следствием можно вообще избежать уголовного преследования.

– И он согласился?

– Как миленький! А куда ему было деваться? Они на днях в провинции попа ликвидировали и еле ноги оттуда унесли. Даже машину пришлось уничтожить, а Камзолов ею так дорожил. Рассказал, что старик новое преступление задумал – какого-то жирного сазана завалить. А поскольку тот без охраны даже на бабу не ложится, придётся идти на крайний риск. Как я понял, старик решил повторить подвиг Гастелло – уничтожить врага ценой собственной жизни. И роль главного камикадзе отводилась Лайке. За пару секунд до выстрела она должна была воткнуть радиомаяк в одежду жертвы. Желательно поближе к голове или сердцу, чтобы наверняка. Вопрос о путях собственного спасения даже не обсуждался. Дескать, попытайся воспользоваться паникой…

– И кем же был этот зловредный старичок на самом деле? – перебил Ваню нетерпеливый Цимбаларь.

– Его настоящую фамилию Камзолов не знал. Дедушка постоянно пользовался фальшивыми паспортами, которых имел целую пачку. Называли его обычно по кличке – Ехидна, причём прямо в глаза. И он не обижался.

– В греческой мифологии Ехидна считалась матерью и защитницей Гидры, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказала Людочка. – Существо с человеческой внешностью и змеиной сущностью… Возможно, такова была конспиративная кличка старика. Надо бы проверить по картотеке.

– Короче, эта Ехидна уже давно стояла Камзолову поперёк горла. Старика ещё в начале девяностых годов привела в дом мадам Камзолова. Сошлись на почве революционной борьбы. А когда та геройски скончалась на своих баррикадах, старик стал заправлять в доме. Лайка, можно сказать, на руках у него выросла и души в Ехидне не чаяла. Камзолов, в свою очередь, дочку просто боготворил. Не смел слово поперёк сказать. Вот и попался, как кур в ощип… Короче, мы договорились так. Перед покушением Камзолов, который будет ассистировать старику, незаметно воткнёт в его кепку радиомаяк. А я в последний момент подменю собой Лайку, которая должна сделать то же самое с намеченной жертвой. Но свой радиомаяк я, естественно, не включу, а на всякий случай выброшу куда подальше. Старик, видя, что Лайка свое задание выполнила, а он, кстати сказать, подслеповатый, пальнёт из своей трости. Не найдя цели, снаряд за милую душу вернётся назад, и в морге добавится ещё один безголовый клиент. Всё шито-крыто. А Камзоловых я пообещал отпустить с миром. Всё равно официально на них ничего предосудительного нет. Что касается розыска, то отменить его – раз плюнуть. Не мне, конечно, а Петру Фомичу.

– Так вы договорились. А как на деле вышло? – спросил Цимбаларь.

– Как договорились, так и вышло. Была, конечно, одна накладочка, но она на ход операции, считай, не повлияла. Когда все детали покушения стали известны, я принялся названивать вам по мобильнику. Да где там! Проще, наверное, было связаться с экспедицией, направляющейся к Южному полюсу.

– Теперь моя очередь виниться, – сказал Цимбаларь. – Я свой мобильник попросту забыл, когда в ресторан собирался.

– Хорошо что мобильник, а не голову, – вздохнул Кондаков. – В общем, хорошо то, что хорошо кончается.

– Как же ты Лайку сумел уговорить? – осведомилась Людочка.

– Прямо скажу, силой, – признался Ваня. – Папаша, уходя на встречу со стариком, который из соображений конспирации жил отдельно, запер квартиру снаружи. А я, как всегда, влезаю в форточку. Словно ангел возмездия. Воспользовался внезапностью, скрутил её и засунул в ванну. Только предварительно раздел и теплую водичку пустил. Пусть нежится и меня вспоминает.

– И ты даже не воспользовался её беспомощным состоянием? – Цимбаларь скорчил удивлённую гримасу.

– Мужчины на такие вопросы не отвечают! – с пафосом заявил Ваня.

– Зачем же тогда было её раздевать?

– Чтобы одеждой воспользоваться, – Ваня сдернул с головы алую косынку. – Я ведь брал старика на сходство.

– Ты про «боте-патроны» Камзолова не спрашивал? – Кондаков навострил уши.

– Спрашивал. Короче, старик был вовсе не маньяк, как мы полагали раньше. Он просто выполнял приказание, полученное от начальства ещё полвека назад. Чуть ли не от самого министра тогдашней госбезопасности. Для обеспечения работы в его распоряжение были предоставлены трофейные гранатомёты. Их, между прочим, пытались усовершенствовать сразу после войны, но маячок радионаведения получился размером чуть ли не с консервную банку. Его или подбрасывали жертве в вещевой мешок, или аккуратненько зашивали в одежду. Не очень удобно. Окончательно «боте-патрон» усовершенствовали лишь в наше время. Но про это вы и сами знаете. Кстати, снаряд, выпущенный сегодня Ехидной, был последним. Арсенал иссяк…

– Да, доигрался старик, – помрачнел Кондаков. – За что боролся, на то и напоролся…

– А мне его жалко, – сказала Людочка. – Он ведь свой долг выполнял. Как стойкий оловянный солдатик.

– Какая может быть жалость к убийце! – осерчал Цимбаларь. – Ты вспомни о загубленных людях! Бураке, Новосёлове, Удушьеве! А Суконко, ставший инвалидом! Палач он и больше никто!

– Ладно, не ссорьтесь, – сказал Ваня, сморкаясь в косынку. – Всё уже позади. Старика сам бог наказал.

– Но при твоем содействии, – Цимбаларь чокнулся с ним.

На эстраде заиграла музыка – не сказать чтобы мелодичная, но зато громкая. К их столику подсел юный лейтенантик, имевший на лице нехарактерное для ресторана просительное выражение.

– Разрешите обратиться к девушке? – сказал он, переводя взгляд с Цимбаларя на Кондакова.

– Валяй, – опрокидывая в себя очередную рюмку, сказал Ваня. – Только она совсем не девушка, а моя мама.

– Спасибо, – фиалковые глаза лейтенанта уставились на Людочку. – Я за вами уже давно наблюдаю и хочу признаться, что именно так мне представляется женский идеал. Через несколько дней я уезжаю на Новую Землю. Это такие острова между Баренцевым и Карским морями. Прошу вас стать моей женой и подругой. Не пожалеете! Нам оклад обещали повысить. К тому же северные надбавки идут. Как-нибудь проживём.

– Я бы с удовольствием, да не могу, – Людочка погладила себя по животику, – беременная!

– Ничего страшного, – заверил её лейтенант. – В гарнизоне есть акушерка. А ребёнка я потом на себя запишу.

– Это ещё не всё. У меня дедушка старенький и сынок-алкоголик, – она положила одну руку на плечо Кондакова, а другую на головку Вани. – Как с ними быть?

– Дедушку с собой возьмём. Будет на песцов и куропаток охотиться. А сыночка в суворовское училище отдадим. Там его от вредных привычек быстро отучат. Я сам в суворовском училище вырос.

– Можно я подумаю? – Людочка с извиняющимся видом улыбнулась.

– Но только до завтра. Иначе мы не успеем официально оформить наши отношения. Буду ждать вас в этом же месте и в это же время. А сейчас приглашаю вас на танец.

– Нет! – спохватился Цимбаларь. – Дама уже занята.

Сграбастав Людочку за талию, он понёсся с ней по залу в каком-то невообразимом танце.

– Похоже на матросскую джигу, – произнёс много повидавший на своем веку Кондаков.

– Я бы сказал иначе: это пляска на гробе Ехидны, – заметил Ваня.

Мелодии сменялись одна другой без всякого перерыва, и каждая последующая была куда более залихватской, чем предыдущая.

– Не унывай, служивый! – Ваня похлопал растерявшегося лейтенанта по погону. – Если хочешь, я могу тебе девку подарить. Такая боевая, что хоть на полюс её вези, к белым медведям. Сейчас она связанная в ванне валяется.

– Вы лучше по этому номерку звякните. – Кондаков отыскал в записной книжке телефон Виктории Шелест, дочери покойного Рудольфа Бурака. – Очень миленькая особа. Причём совершенно безупречная в моральном плане.

– Какое сегодня число? – вальсируя под буги-вуги, спросил Цимбаларь.

– Не знаю, – мельком глянув в ночное окно, ответила Людочка. – Наверное, уже наступил июнь. Первый день лета… А что такое?

– Ровно месяц назад я плясал на шабаше Храма Огня и Силы. Можешь себе представить, нагишом.

– Это ты к чему?

– А к тому, что никто не может знать заранее, где мы окажемся через месяц. Вот сволочная служба! Не понимаю, что ты в ней нашла.

– Стало быть, я принята в особый отдел? – обрадовалась Людочка.

– На сто процентов гарантировать не могу. Но на сто десять – с нашим удовольствием! И если у тебя вдруг родится мальчик, назовём его Осот. Что и значит: особый отдел.

Музыка наконец-то оборвалась, и, взявшись за руки, они поспешили к столику, где безутешный лейтенант пил с Ваней водку и плакался в жилетку Кондакову.