Глава 15
Проект «Гидра»

То, что опергруппа благополучно воссоединилась, было отрадно уже само по себе, даже без учёта реальных итогов её деятельности. Впрочем, можно было похвастаться и итогами, значимость которых, пусть и с известной натяжкой, позволяла говорить об успешном завершении операции.

Именно эта мысль сквозила в словах Цимбаларя, открывшего совещание:

– Вот материалы на подданного Канады Рудольфа Павловича Бурака, поступившие по каналам Интерпола. Первым делом рекомендую обратить внимание на его последний прижизненный портрет, – он пустил по рукам пачку цветных фотографий. – И хотя это именно тот случай, когда комментарии, как говорится, излишни, прошу присутствующих высказаться.

– Действительно, вылитый Митин, – констатировал Кондаков. – Только взгляд какой-то потухший. Наверное, с похмелья снимался.

– Сходство, все всякого сомнения, поразительное, – согласилась Людочка. – Но заметно, что, в отличие от публичного политика Митина, мелкий предприниматель Бурак не очень-то следит за своей физической формой. Лицо обрюзгшее, щёки небритые, под глазами мешки.

– Похож, не спорю, – голосом, напоминавшим скрип несмазанного колеса, произнёс Ваня. – Только почему он так снят? Фас, профиль, руки по швам…

– Сообщаю для справки, что эта фотография была сделана в полицейском участке, куда господин Бурак угодил за управление автомобилем в нетрезвом виде, – сказал Цимбаларь. – К счастью, инцидент завершился денежным штрафом, хотя канадская королевская конная полиция весьма строга к подобным нарушениям… Впрочем, о каком счастье может идти речь сейчас…

– Хорош гусь! – Кондаков вновь взялся за фотографии, уже отложенные было в сторону. – А похож на приличного человека!

– Думаете, наш Митин лучше? – просипел Ваня. – Кто даст гарантию, что он не напивается втихаря и не гоняет ночью на лимузине по кремлёвским аллеям?

– Я понимаю, что тебе сегодня свет белый не мил, но утрировать всё же не стоит, – упрекнул его Цимбаларь. – Но с другой стороны, разве может себя считать русским человеком тот, кто не любит быстрой езды, особенно под градусом?

– В этом смысле ты трижды русский, – с ухмылкой согласился Кондаков.

– Ладно, вернёмся к господину Бураку, – проигнорировал Цимбаларь реплику старшего приятеля. – Кроме фотографий, в нашем распоряжении имеется дактилокарта, составленная в своё время канадской иммиграционной службой. Из неё следует, что отпечатки пальцев Голиафа, президента Митина и Рудольфа Бурака абсолютно идентичны. Таким образом, на основной вопрос расследования получен однозначный ответ. Безголовый мертвец, обнаруженный в подвале, является не президентом Митиным, а его двойником.

– Родившимся в другом месте, в другое время и от другой матери, – со значением добавил Кондаков. – Какое объяснение ты можешь дать этому феномену?

– Исходя из всего объёма собранных сведений, можно предположить, что мы столкнулись с последствиями какого-то сверхсекретного эксперимента, проведённого бериевскими спецслужбами в послевоенное время, – сказал Цимбаларь. – Цели этого эксперимента и методы его проведения пока не ясны. Развеять покров тайны могли бы люди, причастные к убийству Голиафа, но они вновь ускользнули из наших рук… Лейтенант Лопаткина, доложите по сути вопроса. Ах, пардон, Люсенька, как я мог так забыться!

– То-то же! – Людочка погрозила ему пальчиком. – А я уж собралась назло тебе сыграть в молчанку… Теперь пару слов о жильцах квартиры, в которой едва не погиб наш Ванечка. Её хозяином числится некто Камзолов Роман Семёнович, сорока лет, уроженец Томской области, по образованию инженер-строитель. Самый что ни на есть обычный человек. Как раньше говорили, сплошное «не» – не состоял, не привлекался, не участвовал… В биографии никаких зацепок. Школа, комсомол, армия, институт, работа. По характеру – уравновешен, даже флегматичен. Контактов с криминальным миром и политическими экстремистами не поддерживал. Все его родственники, в том числе и престарелые родители, проживают под Томском. Отцу шестьдесят пять лет, работает сторожем хлебзавода, за последние четверть века никуда не выезжал… В конце восьмидесятых Камзолов перебрался в Москву. Не бедствовал, хотя постоянной работы не имел. До самого последнего времени проживал с дочерью Лайлак, пятнадцати лет от роду, между прочим, членом радикальной организации «Новая революционная армия». Жена Камзолова, Марья Матвеевна, урождённая Щербакова, умерла три года назад от сердечной недостаточности. Среди её родственников мужчин преклонного возраста не значится… Однако первые же допросы соседей показали, что какой-то старик в этой квартире обитал. Пусть и не постоянно, а наездами. На прогулку он выходил только в темноте и любого общения с посторонними избегал. Описать его внешность никто не берётся.

– А вот я берусь! – зловещим тоном сообщил Ваня, поминутно сморкавшийся в кухонное полотенце. – Видел я этого Кощея Бессмертного, прямо как вас сейчас вижу. Пренеприятнейшая личность. Но выучка чувствуется. Только не знаю какая, бандитская или чекистская… Вы хоть квартиру-то обыскали?

– Конечно, – ответила Людочка. – Как «Скорая помощь» тебя увезла, так сразу и начали. Берлога старика была оборудована за фальшивой стенкой, а вход туда прикрывали книжные стеллажи. Обнаружено и отправлено на экспертизу много отпечатков пальцев. Ничего, имеющего отношение к «боте-патронам», не найдено. Документы и ценности из квартиры исчезли. Должно быть, вся компания ретировалась на автомобиле Камзолова, обычно парковавшемся во дворе. План «Перехват», введённый с большим опозданием, результатов не дал. Машина Камзолова и члены его семьи объявлены в розыск. Выслана ориентировка в Томский УВД.

– А кто за руль сел? – поинтересовался Ваня. – Мужик-то еле жив был. Челюсть пополам – это вам не шуточки.

– По сообщениям очевидцев, автомобилем управляла несовершеннолетняя дочь Камзолова.

– Вот стерва! – Ваня подавился кашлем. – Попадётся она мне! Р-р-растерзаю!

– Такая свирепость тебе не к лицу, – упрекнула его Людочка. – Девочек надо прощать. Даже нехороших.

– Как же её, заразу, прощать, если она меня своими девичьими прелестями и купила! – взорвался Ваня. – Провела, как лиса Колобка! Вот получу всё обещанное сполна, тогда видно будет…

– Хочу добавить ещё кое-что, – сказал Цимбаларь, перебирая лежащие перед ним бумаги. – По нашей просьбе жена Бурака и его сослуживцы были допрошены местными детективами. По их сведениям, сходство Рудольфа Бурака с российским президентом частенько служило поводом для шуток, однако сам он относился к данному факту спокойно. Своё будущее Бурак связывал только с Канадой. Всё изменилось после того, как он получил письмо, написанное по-русски. Его уцелевшие фрагменты жена обнаружила в мусорном ведре. Обвинив мужа в том, что он поддерживает отношения с прежней семьёй, дамочка закатила скандал.

– Наши это умеют, – вспомнив что-то своё, заметил Кондаков. – Особенно если еврейский темперамент накладывается на замоскворецкое воспитание.

Цимбаларь между тем продолжал:

– Бурак от объяснений упорно уклонялся и без промедления приступил к оформлению документов на выезд, отказавшись при этом от нескольких выгодных контрактов. При расставании супруги даже не попрощались, однако Бурак оставил записку. Содержание её таково: «Не обижайся, обстоятельства порой бывают выше нас. Я вынужден на время уехать. В нашей судьбе грядут большие перемены. Уверен, что всё закончится благополучно. Позвоню тебе из Москвы». Обещанного звонка не последовало, но жена, убеждённая в супружеской неверности Бурака, никаких попыток к его розыску так и не предприняла. Все личные вещи покойного, представленные на фотографиях, она однозначно опознала.

– Интересно, каким калачом его заманили в Россию? – задумчиво произнесла Людочка. – Ведь он, похоже, прекрасно понимал опасность своего положения…

– Фильм «Железная маска» видели? – Ваня обвёл друзей слезящимся от простуды взором. – Как одного Ди Каприо поменяли на другого? То же самое, наверное, предложили и Бураку. Маленький бескровный переворот с последующей заменой президента, не оправдавшего чьих-то там чаяний… Представляете, какая жизнь перед ним открывалась! Сладкая малина! Всё прежнее побоку – и вздорная жена, и дорожная полиция. Я бы на его месте…

– Уймись. Тебе президентский пост всё равно не светит, – прервал его Кондаков. – А теперь позвольте высказаться мне… В общем, материалов, позволяющих составить убедительный рапорт об окончании дела, более чем достаточно. Пожалуй, это я возьму на себя… Что касается Камзолова и его присных, то они никуда не денутся. Сам он ранен, старик еле ноги таскает, от сопливой девчонки толку мало. Хотя места, где собирается эта самая «революционная армия», не мешало бы взять под наблюдение.

– Этим уж позвольте заняться мне, – заранее потирая руки, Ваня пропел (вернее, прохрипел): – Расстались мы, но встреча неизбежна…

– Открытым остаётся вопрос о двойниках. Как они появились, сколько их, какие планы на будущее имеют и всё такое прочее. Но это уже компетенция ФСБ или службы охраны президента. Пусть себе расследуют, если сочтут нужным. – Кондаков демонстративно сунул руки под кран, как бы подводя этим черту под всеми хлопотами и треволнениями последних недель. – Если у кого-то есть другое мнение, я готов к дискуссии.

– Одну минуточку! – Цимбаларь, на протяжении всей кондаковской речи прислушивавшийся к чему-то совсем другому, поспешил в соседнюю комнату и включил допотопный телевизор на полную громкость.

Коллеги особого внимания на эту выходку не обратили, поскольку, следуя указаниям Кондакова, уже жарили яичницу, сооружали бутерброды и откупоривали бутылки.

К сожалению, это приятное во всех отношениях занятие вскоре прервал зловещий голос Цимбаларя:

– Поздравляю! Прежнее правительство только что отправлено в отставку. Новый премьер-министр будет в самое ближайшее время представлен на утверждение Государственной думе. Но самое интересно то, что я его знаю…

– Только не говори, что ты однажды поймал этого симпатягу на карманной краже, – промолвила Людочка, вглядываясь в мерцающее на телеэкране улыбчивое, по-купечески широкое лицо нового премьера.

– Не скажу… Я столкнулся с этим человеком, а вернее, с его двойником чисто случайно, когда пытался отыскать следы того самого «мотоциклиста Льва», фоторобот которого до сих пор имеется у каждого из нас. Зовут его, если мне не изменяет память, Аслан Акимович Башилов и он подвизается где-то на ниве информационного бизнеса. Между прочим, Аслан – это тот же Лев. Только не по-гречески, а по-тюркски. Как я об этом сразу не подумал… Сколько сейчас времени в Канаде?

Для Кондакова это была чересчур сложная задача, Ваня на глупые вопросы принципиально не отвечал, и только Людочка машинально произнесла:

– Скорее всего ночь.

– Может, это и к лучшему. Где-то тут у меня имелся телефончик безутешной вдовы, – Цимбаларь принялся расшвыривать бумаги, которые принёс с собой. – Ага, вот он! Вместе с международным кодом… Пока нам везёт.

Соединение состоялось секунд за сорок, не больше, но ещё минут пять пришлось дожидаться, пока кто-нибудь удосужится снять трубку.

Не позволяя вдове Голиафа воспользоваться английским языком, Цимбаларь торопливо заговорил:

– Прошу прощения. Вас беспокоят из Москвы. Нам нужна Вера Васильевна.

– Это я, – ответил сонный голос, который можно было посчитать за женский только с большой натяжкой. – Что случилось?

– Полагаю, вам уже известно о смерти мужа?

– В самых общих чертах.

– Я детектив, расследующий это преступление. Выражаю вам свои самые искренние соболезнования. К ним присоединяется и Лев.

– Какой Лев? – похоже, что заокеанская Вера Васильевна всё ещё не могла вырваться из объятия сна.

– Он сказал, что вы поймёте.

– Ах, Аслан Акимович… Я совсем забыла его домашнее прозвище. А он каким боком причастен к этому делу?

– Да вроде бы никаким. Просто воспользовался оказией. Он считает вас обоих своими друзьями.

– Истинный друг отговорил бы Рудольфа от этого безумного предприятия. – Вера Васильевна говорила по-русски совершенно правильно, но с каким-то неуловимым акцентом, словно старорежимная барышня, большую часть жизни болтавшаяся между Ниццей и Баден-Баденом.

– Вы хотите сказать, что Аслан Акимович был посвящён в планы вашего мужа?

– Я ничего не хочу сказать сверх того, что в присутствии адвокатов заявила местным полицейским властям. Однако Аслан Акимович всегда симпатизировал бывшей жёнушке Рудольфа. Я расцениваю это как крайнее лицемерие.

– Виктория Андреевна Шелест скончалась, – сказал Цимбаларь. – И уже довольно давно.

На том конце провода наступила тягостная тишина, прерываемая лишь таинственными шорохами, которые с одинаковой долей вероятности можно было приписать и кашалотам, трущимся брюхом о трансатлантический подводный кабель, и подслушивающим устройствам инопланетян, установленным на земных спутниках связи.

Потом Вера Васильевна сказала:

– Я не собираюсь демонстрировать фальшивую скорбь. С меня достаточно и собственного горя.

– Что вам известно о московских знакомых мужа?

– Спросите у Аслана Акимовича. А у нас перед рабочим днём принято высыпаться. Это не Россия, господин детектив.

– Не желаете сделать какое-либо заявление?

– Нет. Я вырвала Рудольфа из своего сердца. Все формальности, связанные с погребением, мой адвокат решит через канадское посольство.

– Не утруждайте себя лишними хлопотами, мадам. Здесь есть люди, которые его похоронят, – не прощаясь, Цимбаларь положил трубку.

– Ну так что? Наш потрёпанный бурями чёлн так и не добрался до заветной гавани? – осведомился Кондаков, не успевший даже надкусить бутерброд с балыком.

– Увы, неожиданный шквал гонит его обратно в открытое море, – Цимбаларь выключил телевизор, дабы разнузданная певичка, сменившая диктора новостей, не отвлекала внимания коллег. – Как видите, возникла новая устойчивая пара двойников. Аслан Башилов и свежеиспечённый премьер-министр, никак не запомню его фамилию. Нельзя допустить, чтобы один из них разделил участь Бурака и Суконко. Скандал будет грандиознейший. Ваня прямо отсюда отправится на поиски «Новой революционной армии», а мы все занимаемся Башиловым.

– Поесть хоть можно? – уныло поинтересовался Ваня.

– Поесть можно. Но не более того…

Ни один из личных телефонов Аслана Акимовича, которые Цимбаларь выведал у Севы Пуркиса, не отвечал, а секретарша упорно отделывалась стандартными фразами типа: «Выбыл на объект» и «Будет в конце дня».

Пришлось действовать по примеру лёгкого на подъём, но тяжёлого на руку князя Святослава Игоревича – «Иду на вы!».

Увидев перед собой всю троицу, чей совокупный устрашающий облик не могла скрасить даже ангелоподобная Людочка, секретарша сразу капитулировала и кивнула на дубовую дверь, за которой скрывался её неуловимый шеф.

Цимбаларь и Людочка вошли в кабинет, а Кондаков остался в приёмной присматривать за секретаршей и, в случае возникновения опасности, держать первую линию обороны.

Башилов, сбросив пиджак и ослабив галстук, сидел на диване. Сизая табачная мгла застилала кабинет, словно дым Везувия – небо обречённой Помпеи. В простенке светился экран телевизора.

– Давно не виделись, – сказал Цимбаларь, запросто подавая Башилову руку. – Век буду благодарить Адаскина, что мы вообще познакомились.

– Давно не беседовали, – в тон ему добавила Людочка. – И, между прочим, я оказалась права, предрекая нашу неизбежную встречу.

Нельзя сказать, что появление незваных гостей повергло Башилова в растерянность, но и особых восторгов по этому поводу он не выказывал. Даже столь неискушённому психологу, как Людочка, было понятно, что его мысли мечутся сейчас в поисках наиболее приемлемой линии поведения.

– Отрицать факт нашего заочного знакомства было бы глупо, – после некоторой заминки Башилов галантно приложился к Людочкиному запястью. – Каюсь, спутал вас с одним человеком, который в то время просто не шёл у меня из головы.

– Вы имеете в виду дочку Рудольфа Павловича, – как бы намекая на свою широкую осведомлённость, уточнил Цимбаларь.

– Да-да, – принуждённо улыбнулся Башилов. – Хотел, знаете ли, предостеречь хороших людей от опрометчивых поступков… И влип, как всегда.

– Влипли вы совсем не так. – Цимбаларь покосился на телевизор, где снова мелькнул новый глаз правительства, под защитой охраны улепётывающий от настырных репортёров. – Вы знали о существовании этого человека?

Однако Башилов сделал вид, что не расслышал вопрос, и занялся проветриванием прокуренного кабинета, пустив в ход не только настольный вентилятор, но и собственный пиджак. Воспользовавшись подходящим моментом, Людочка шепнула Цимбаларю:

– Не надо растекаться мыслью по древу. Будем пока бить в одну точку.

Она же сама эту точку и обозначила, задав очередной вопрос:

– Но ведь, направляясь в кафе «Ротонда», вы и не предполагали, что встретите там повзрослевшую дочку своего покойного приятеля. Эта мысль пришла вам в голову уже позднее, во время памятного телефонного разговора. Чего ради вы вообще появились в кафе?

– Ну как вам сказать… – Башилов замялся. – Рудольф был для меня человеком не посторонним. Когда случилось это трагическое событие, я, естественно, не мог оставить без внимания все его околичности… Пусть даже и возникшие впоследствии… Появились какие-то загадочные сообщения в радиорекламе. И мне было просто любопытно взглянуть на людей, начавших собственное расследование. Никак не мог предположить тогда, что они связаны с правоохранительными органами.

– Но меры предосторожности тем не менее приняли основательные, – заметил Цимбаларь.

– Это, скорее, была игра… Детство, знаете ли, иногда даёт о себе знать.

– Как вы догадались, что погиб именно Рудольф Бурак, а не кто-нибудь другой? – спросила Людочка. – Мало ли убийств происходит в Москве…

– Он позвонил мне накануне. Вернее, оставил краткое сообщение на автоответчике. Обещал связаться позднее… Признаться, для меня это было потрясение. Я ведь догадывался, какая судьба может ожидать его в России. А через пару дней прошёл слух про обезглавленного мертвеца. Именно такая смерть была уготована Рудольфу. Консультации, полученные у компетентных людей, подтвердили мои самые худшие опасения.

– Почему же вы не заявили куда следует?

– Вы что – смеётесь? – сказав так, Башилов засмеялся сам, но это, скорее, был горький стон. – Разве Рудольф единственная жертва? Этой истории, молодой человек, больше лет, чем вам довелось прожить на белом свете!

После этих слов, прорвавшихся, казалось, из глубины души, наступило краткое молчание. Башилов тайком корил себя за то, что ляпнул лишнее, а Цимбаларь решил до поры до времени не касаться столь скользкой темы.

Инициативу взяла на себя Людочка:

– Предостерегая меня от участия в расследовании, вы довольно подробно описали психологический портрет человека, причастного к убийству Рудольфа Павловича. Кроме того, как выяснилось, вам хорошо знаком его преступный почерк. У меня даже есть основания предполагать, что в своё время вы звонили жителю Ростова-на-Дону Суконко, предупреждая его о грозящей опасности.

– Вы и до этого докопались… – Башилов даже головой покачал от удивления. – Ну и как: помог ему мой сигнал?

– Увы, он счёл его за глупую шутку. Однако благодаря счастливой случайности Суконко уцелел, отделавшись тяжёлой травмой. Сейчас нянчит внука… Короче, как вы уже, наверное, догадались, я перевожу разговор на личность убийцы.

– Если вас интересуют его анкетные данные и почтовый адрес, тут я ничем помочь не могу. – Башилов картинно развёл руками. – Располагая такими сведениями, я не сидел бы сейчас здесь, словно кенгурёнок в мамкиной сумке, а орошал бы могилу убийцы скупою мужскою слезой.

– Но вы хотя бы пробовали выследить его?

– Было дело… Но потом оно как-то утратило свою актуальность. Тело заживчиво, память забывчива…

– Хотите сказать, что после отъезда Бурака за рубеж опасность перестала угрожать ему?

– Проблема не в Бураке… Вернее, не только в Бураке. Но вы где-то правы.

– Зачем Бурак вернулся в Россию? – спросил Цимбаларь. – Только не надо гнать порожняк.

– Узнаю лексикончик родной милиции, – усмехнулся Башилов. – В нашей среде сейчас говорят иначе: не надо гондольера заправлять… Я полагаю, что Бурака заманили сюда какими-то посулами.

– С какой целью? Убить?

– Не обязательно. – Башилов маялся, избегая лжи и в то же время скрывая правду.

Пользуясь его шатким положением, Людочка вновь перешла в атаку.

– В то, что личность убийцы вам неизвестна, я ещё могу кое-как поверить, – сказала она. – Но только не надо заливать, что ваше неведение распространяется и на мотивы убийства. Сейчас я произнесу слово, которого вы так старательно избегаете. Это слово – «двойник». У Бурака имелся двойник, не так ли?

– Смешно было бы отрицать очевидное, – глядя в пространство, промолвил Башилов.

– Мы знаем, что Бурака погубило именно сходство с другим человеком, – продолжала Людочка. – Та же самая причина в своё время едва не вогнала в гроб Суконко. Но опасен не всякий двойник, а только высокопоставленный, имеющий реальные рычаги власти. Совсем недавно такой двойник появился и у вас. А вместе с ним появилась и смертельная опасность.

– Это ещё не факт, – Башилов небрежно махнул рукой, – а тем более не приговор. Всё решается с учётом обстоятельств и далеко не сразу.

– Скажите честно, за что хотели убить Суконко? – спросил Цимбаларь. – Он мешал генералу Селезню?

– Вряд ли генерал даже знал о его существовании. Но кое-кто посчитал, что политические противники генерала могут использовать Суконко в своих неблаговидных целях.

– Проще говоря, совершить подмену?

– Ну да… Скорее всего… Как я понимаю, тут есть один нюанс. – Башилов машинально потянулся к валявшейся на столе пачке сигарет, но, встретившись взглядом с Людочкой, сразу отдёрнул руку. – Поясняю на собственном примере. Если новый глава правительства с места в карьер поведёт так называемую антинародную политику, меня могут придержать про запас как перспективную фигуру. Но если он каким-то образом оправдает надежды маньяков, переживших и своих вождей, и своё время, и самих себя, меня постараются убрать.

– То есть народный заступник может существовать только в единственном экземпляре?

– Конечно. Двойник всегда представляет некоторую угрозу для властелина. А уж совершенно идентичный тем более.

– И сколько же таких пар существует на Руси? – поинтересовался Цимбаларь.

– Не так уж и много. Хотя мне известны далеко не все. Но не следует забывать, что каждый из них является полноправным гражданином своей страны, как вы или я. Зачем их зря беспокоить! Знаю по собственному опыту, что комплекс двойника сильно мешает нормальной жизни. Вам нужен убийца Рудольфа Бурака? Вот и ищите его. Вместе с ним исчезнут и проблемы, которые мы сейчас обсуждаем.

– Хотелось бы надеяться, – многозначительно произнёс Цимбаларь и тут же сменил тему. – Вам известно, каким оружием располагает убийца?

– Нет, – пожал плечами Башилов. – Но насколько я могу судить, чем-то крупнокалиберным. Ружьём для охоты на слонов или дробовиком, сделанным по специальному заказу… А это важно?

– Очень важно… И дробовик, и ружьё, и снайперская винтовка могут дать промах. Плохая погода, ошибка стрелка, неполадки в механизме, отсыревший порох и так далее. Оружие, которым располагает наш общий противник, промахов не даёт. И знаете почему? Вам, как потенциальной жертве и профессиональному технарю, это будет особенно интересно.

– Вы меня просто заинтриговали. – Башилов откинулся на спинку дивана. – Только не говорите, что пули заговорённые.

– Речь идёт не о пулях, а о настоящих снарядах, – для наглядности Цимбаларь продемонстрировал свой указательный палец. – Но прежде чем один из них будет выпущен, кто-то незаметно воткнёт в вашу одежду крошечную булавку. И снаряд полетит на её зов, недоступный нашему слуху, словно пчела на запах цветущего клевера.

– С техникой, положим, всё ясно. Такой принцип поражения цели известен давно, хотя применялся довольно редко. Но к чему все эти страсти, этот надрыв? Неужели вы хотите напугать меня?

– Ничего подобного! Я хочу лишь одного – чтобы вы получили истинное представление о грозящей вам опасности. Не уподобляйтесь несчастному Суконко, принявшему горькую правду за дурацкий розыгрыш. Смотрите! – Цимбаларь указал на телеэкран, превращавшийся как бы в мерцающее зеркало всякий раз, когда на нём возникала физиономия премьер-министра. – Вполне возможно, что этот человек – последняя надежда маньяков, погубивших Рудольфа Бурака. А вы, естественно, последняя жертва. Поэтому мы будем охранять вас любыми средствами. И даже помимо вашей собственной воли. Не сочтите это посягательством на вашу свободу. Это посягательство на вашу смерть… К сказанному могу добавить лишь одно: мы очень рассчитываем на ваше сотрудничество. Очень.

– В моём положении пренебрегать такими союзниками было бы неразумно, – сказал Башилов. – Только давайте договоримся сразу. Мы ловим потенциальных преступников, а не пытаемся выяснить первопричины, когда-то разделившие кучку людей на палачей и жертвы. В равной мере вас не должны касаться и мои личные обстоятельства: почему, например, я стал таким, каким есть.

– Да будет вам скрытничать! – воскликнула Людочка. – Пусть ваши личные обстоятельства останутся при вас. Никто на них не покушается. Если пожелаете – сами расскажете. А на нет и суда нет.

– Почему разумные девушки встречаются только в милиции и прокуратуре! – посетовал Башилов. – Я уже не говорю про то, как приятно находиться под защитой столь милого создания… А теперь оставим лирику и перейдём к техническим вопросам, которые, смею заверить, являются моим коньком. Если бы я знал приблизительное устройство той вещицы, которую вы назвали булавкой, а главное, генерируемые ею частоты, то, вне всякого сомнения, сумел бы обезопасить себя от покушения. Пусть и не на сто процентов, но уж на восемьдесят – обязательно.

– Восемьдесят процентов это мало, – покачала головой Людочка. – Даже «русская рулетка» даёт большую гарантию безопасности. Я, конечно, имею в виду первый выстрел…

– Будем надеяться, что до выстрела дело вообще не дойдёт… Пётр Фомич! – Цимбаларь выглянул в приёмную, где Кондаков гонял с секретаршей чаи, а заодно демонстрировал несложные фокусы с исчезновением в ухе всяких мелких предметов и последующим появлением их из носа. – Извини, что отрываю тебя от дела. Срочно нужен этот полоумный изобретатель Христодулов. В лепёшку разбейся, а разыщи его.

Рисуясь перед секретаршей, Кондаков небрежно осведомился:

– В каком виде доставить – живого или мёртвого?

– Не важно. Лишь бы соображал немного…

Башилов с Христодуловым работали двое суток кряду и в итоге собрали несколько миниатюрных радиомаячков, по словам последнего, ничем не отличавшихся от тех, которые в своё время сварганил его папаша. Они включались поворотом головки на триста шестьдесят градусов и действовали в течение часа, пока не угасала энергия, запасённая в кварцевом кристаллике.

Заодно были изготовлены и другие приборы. В зависимости от обстановки они могли засекать работающие маячки на расстоянии трёх-четырёх метров и сбивать с курса уже выпущенные «боте-патроны».

Цимбаларь, у которого в завершающей стадии операции всегда напрочь отшибало сон, дневал и ночевал в лаборатории «Радиоконверса», а Кондаков и Людочка в преддверии решающего сражения набирались силёнок. Он – на дачных грядках, она – в бассейне.

Как всегда оставалось неизвестным местонахождение Вани Коршуна. Маленький сыщик своих коллег телефонными звонками не баловал, предпочитая предоставлять им уже готовые результаты.

Ничего не было слышно и о семействе Камзоловых, в панике покинувшем родное гнездо. Как говаривал по этому поводу рассудительный Кондаков: «Так, бедные, спешили, что даже воду в ванне забыли закрыть».

Утром третьего дня (если считать от визита к Башилову) в дежурную часть особого отдела поступила ориентировка из провинциального города Ряжска. Там средь бела дня погиб местный священник, возвращавшийся домой после обедни. Убийственный снаряд угодил ему прямо в грудь, напрочь вырвав сердце и лёгкие. От роду батюшке было пятьдесят пять лет.

Цимбаларь, до которого эта весть дошла с некоторым опозданием, немедленно связался с ряжским отделом милиции. Выяснилось, что убийцу никто не видел, а выстрел поначалу посчитали за хлопок лопнувшей автомобильной шины.

На литургии, предшествующей преступлению, присутствовали в основном прихожане, известные поимённо. Исключение составляли лишь двое: мужчина плотного телосложения с забинтованным лицом и девочка лет пятнадцати в ярко-красном, низко повязанном платочке. Оба в конце службы подходили к батюшке за благословением и поочередно облобызали его длань.

В тот же день, но несколькими часами позже, в лесополосе был обнаружен догорающий легковой автомобиль, по всем приметам принадлежавший объявленному в розыск гражданину Камзолову.

Пока Цимбаларь вёл с провинцией задушевные разговоры, наполняя эфир ненормативной лексикой, бесстрастный факс принёс фотографию невинно убиенного батюшки. Отбросив некоторые частности, основными из которых являлись окладистая борода, дефекты зубов и слегка припухший багровой нос, на портрете можно было опознать Аслана Акимовича Башилова. Особенно разительное сходство просматривалось в запечатлённой навеки улыбке.

Созвонившись с хозяином «Радиоконверса», Цимбаларь кратко изложил сложившуюся ситуацию и в категорической форме потребовал личной встречи, предполагавшей предельно откровенный разговор.

Башилов, с которого моментально слетела вся его обычная весёлость, спросил:

– Как вы говорите, звали этого человека?

– Дмитрий Иванович Новосёлов.

– Никогда даже не слышал о нём…

– Выходит, двойников может быть несколько?

– Вроде того… Давайте встретимся часика через четыре в ресторане «Зодиак». Знаете такой?

– Это там, где двенадцать зальчиков с названиями созвездий?

– Совершенно верно. Буду ждать вас в зале «Близнецы».

– Разве в другом месте встретиться нельзя? В вашем кабинете, например?

– В кабинете просто не хватит кресел.

– Вы будете не один? – в голосе Цимбаларя послышалось недовольство. – Сейчас не самое удачное время для банкетов.

– Поверьте, так надо… А утечки информации можете не опасаться. Все приглашённые и без того находятся в курсе наших проблем.

– Хорошо, я буду… – Цимбаларь глянул на часы, – ровно через четыре часа… Ни на секунду не отпускайте от себя охрану. Воздержитесь от контактов с посторонними людьми. Не пользуйтесь услугами гардеробов и общественных туалетов. Держите генератор помех постоянно включённым. Если отстрел двойников начался, он будет любой ценой доведён до конца…

На памяти Цимбаларя этот ресторан переименовывался и, как нынче говорят, менял ориентацию уже несколько раз.

До того, как один огромный зал разделили на двенадцать маленьких, где могли без помех проводиться корпоративные вечеринки, бандитские сходки, приватные сеансы стриптиза и карточные игры с баснословными ставками, он назывался «Дастархан» и, кроме всего прочего, славился высококачественной узбекской анашёй, которой втихаря приторговывали официанты.

Опергруппа прибыла в полном составе, за исключением, конечно, Вани. Кондаков ради такого случая повязал галстук и погладил брюки. Людочка надела платье, пёстрое и невесомое, как крылышки феи. Один только Цимбаларь выглядел как обычно – забегавшийся зверь с циничным, вечно голодным взором.

По самым грубым прикидкам, в зале «Близнецы» собралось человек двадцать—двадцать пять – сплошь мужчины, уже перешагнувшие рубеж, отделяющий зрелость, фигурально говоря, от перезрелости. Половина гостей сверкала лысинами, а третья часть за животом не могла рассмотреть своей ширинки.

Судя по состоянию закусок, застолье продолжалось уже довольно давно, однако настроение, царившее в зале, никак нельзя было назвать приподнятым, скорее наоборот. Башилов, бывший здесь сразу и за тамаду, и за председателя, усадил сыщиков за свой столик, разорённый менее других.

В меню ресторана значилась исключительно европейская кухня, но столики обслуживали азиаты, объяснявшиеся с клиентами преимущественно мимикой и жестами.

Перехватив удивлённый взгляд Людочки, Башилов пояснил:

– Они по-нашему ни бельмеса не понимают. За что и ценятся.

– А если начнут понимать? Глазки-то у всех смышлёные…

– Если начнут понимать, хозяин подвезёт свеженьких. Прямо из провинции Юньнань. Тамошние обитатели даже по-китайски ничего не шурупят.

Когда Башилов на минутку отлучился, Кондаков вполголоса произнёс:

– На чужом пиру лучше помалкивать, слушать в два уха да на ус мотать.

– И закусывать, – добавил Цимбаларь.

– Интересно, а танцы будут? – Людочка оглянулась по сторонам.

– Если только погребальные, – буркнул Кондаков, щупая материю её платья. – Рожи у всех, как на поминках. Зря ты так вырядилась…

Сначала, не чокаясь, выпили за упокой души раба божьего Дмитрия Новосёлова. Потом помянули Рудольфа Бурака и ещё нескольких человек, фамилии которых для посторонних ничего не значили. Чуть погодя слово взял Башилов.

– С позволения собравшейся здесь публики, я открою одну шокирующую тайну. Никто из нас, – он ткнул себя пальцем в грудь, а затем широким жестом обвёл зал, – не может назвать себя плодом любви. Мы появились на свет не вследствие соития мужчины и женщины, как это происходило со времён Адама и Евы, а благодаря противоестественному и постыдному эксперименту, более полувека назад поставленному кучкой мракобесов, замахнувшихся не только на социальные основы общества и матушку-природу, но и на божественную сущность человека.

Гости сдержанно поаплодировали и, не дожидаясь приглашения, выпили. Занятые водкой, вином, фаршированным поросёнком, заливной осетриной и застольной беседой, они на речи Башилова почти не реагировали, и в дальнейшем он обращался исключительно к соседям по столику, найдя в лице Цимбаларя, Кондакова и Людочки благодарных слушателей.

История, рассказанная Башиловым, выглядела примерно так.

После войны в руки трофейных советских команд, где не последнюю скрипку играли квалифицированные эксперты различного профиля, попало немало самых современных научных разработок и передовых технологий. Большинство из них применения так и не получило, но некоторая часть, процентов десять, втуне не пропала.

Специалисты-ракетчики, не успевшие сбежать на Запад, подключились к работе соответствующих конструкторских бюро. На базе пистолета «вальтер» наладили производство «макаровых». «БМВ» переделали в «Москвич-401». «Шмайссер» послужил прототипом для «калашникова». И так далее.

Попутно выяснилось, что немецкие биологи достигли немалых успехов в исследованиях, посвящённых клонированию живых организмов, то есть воспроизведению их точных генетических копий по соматической (а не половой) клетке.

Инициатором этих работ был сам фюрер, вознамерившийся в самый короткий срок создать новую человеческую расу, которой предстояло заселить всю Европу от Атлантики до Урала. Сумрачный немецкий гений, взнузданный припадочным маляром, продвинулся по этой стезе так далеко, что конкретные результаты исследований ожидались в самое ближайшее время.

Идея клонирования приглянулась и Сталину, хотя он преследовал совершенно иные цели. Никакой нужды в создании новой расы «отец народов» не видел. В лагерях, путём трудового воспитания и перековки, можно было создать не то что новых людей, а даже новых титанов. С помощью клонирования Сталин собирался продлить свой собственный род, поскольку наследники, прямо скажем, не удались, а заодно создать когорту верных и эффективных прислужников – военачальников, учёных, управленцев.

Своё непосредственное окружение – людишек подлых, льстивых и пустоголовых – Генералиссимус презирал. Они не заслуживали не то что вечности, а даже одной-единственной нынешней жизни. Материал для клонирования пришлось искать на стороне, преимущественно в давно прошедших веках.

Очень пригодились мощи Александра Невского, чудом сохранившиеся в серебряной раке, и останки Тимура, извлечённые из гробницы перед самой войной. Специальная комиссия Академии наук вскрыла могилы Суворова, Ломоносова, Менделеева, Кулибина и даже светлейшего князя Меншикова, как известно, отличавшегося в государственных делах небывалой расторопностью и смекалкой.

Из-за границы доставили частички праха Фридриха Великого, Бисмарка и Коперника. Зарубежные нелегалы раздобыли образцы тканей Эйнштейна, Бора и Черчилля.

Не забыли, конечно, и вечно живого Владимира Ильича, хотя к умственным и духовным качествам своего предшественника Сталин относился весьма скептически. Втихаря в компанию гениев затесался и Берия, курировавший проект, к тому времени уже получивший кодовое название «Гидра».

Пленных немецких учёных собрали в особой «шарашке», где имелись все условия для плодотворного творчества, включая белый хлеб на завтрак и ежедневную сорокаминутную прогулку. На подмогу фрицам направили отечественных генетиков, гистологов и цитологов, для пользы дела сменивших академические мантии на зэковские бушлаты.

Кстати сказать, все тогдашние гонения на генетику были лишь ловким ходом, призванным дезинформировать внешних и внутренних врагов. С той же целью на научные подмостки выпустили всяких шарлатанов вроде Лысенко и Лепешинской.

Когда проект «Гидра» был успешно завершён, все задействованные в нём научные сотрудники, включая распоследних лаборантов, были уничтожены под разными благовидными предлогами – и как фашистские прихвостни, и как врачи-убийцы, и как безродные космополиты. По тем временам это считалось самым надёжным способом обеспечения секретности.

Чаша сия не миновала и виднейших специалистов-гинекологов, на долю которых выпала весьма ответственная и тонкая задача – внедрение заранее оплодотворённых яйцеклеток в детородные органы суррогатных матерей.

На местах следы заметали специальные группы, созданные из наиболее проверенных сотрудников МГБ. Эти вообще не церемонились – изымали архивы родильных домов и без зазрения совести убивали заведующих, которых по каким-либо причинам нельзя было арестовать.

Всё рухнуло в одночасье.

Сталин отправился на тот свет, даже не дождавшись обещанного наследника. Берию пристрелили в армейском бункере, словно бешеного пса. Вслед за ним поставили к стенке и виднейших чинов МГБ.

Сразу заглохли великие прожекты, на закате жизни запланированные «отцом народов», – строительство туннеля под Татарским проливом, депортация евреев на Колыму, кардинальная перестройка центра Москвы со сносом Кремля и всех остальных допотопных халуп.

Но мало кто знал, что проект «Гидра» не только продолжает действовать, но и год от года набирает мощь. В десятках, а то и сотнях простых советских семей подрастали огольцы и бутузы, необыкновенные способности которых должны были изменить будущий мир именно так, как это ещё до их рождения наметил рябой и сухорукий старикашка, никогда не расстававшийся с трубкой.

Общую благополучную картину омрачало лишь одно обстоятельство. Дорвавшийся до власти Хрущёв перетряхнул кадры МГБ основательней, чем солдат перетряхивает своё завшивевшее исподнее, и почти никто из сотрудников, непосредственно причастных к проекту «Гидра», не уцелел. А ведь именно эти люди должны были наставить на путь истинный повзрослевших лениных, сталиных, берий, тамерланов, малют скуратовых и меншиковых. И не только оберегать и подкармливать, но и позаботиться о том, чтобы не прервалась кровная связь поколений, чтобы всё было как в песне – «то, что отцы недостроили, мы достроим».

Но «почти никто» ещё не означает «все поголовно». Несколько верных человечков выжило и до поры до времени затаилось. Кроме фанатичной убеждённости в правоте своего дела, они имели на руках ещё один немаловажный козырь – списки кукушат, заброшенных в чужие гнёзда.

Помочь своим подопечным эти одряхлевшие пастыри уже не могли – сами жили на тараканьих правах. Упущенное они надеялись наверстать потом – когда какой-нибудь из оперившихся птенцов на собственных крыльях залетит достаточно высоко…

Стоило только Башилову умолкнуть, как Кондаков поинтересовался:

– Что это? Сказка для взрослых? Фантастический рассказ? Или ваши собственные домыслы?

– Это истинная правда! – Башилов размашисто перекрестился. – Ну, в крайнем случае, чуть-чуть приукрашенная. Относительно Эйнштейна и Черчилля я сам сомневаюсь.

– А откуда, простите, вам известны такие подробности?

– Представьте себе, от Рудика… Я хотел сказать, от Рудольфа Бурака. Всё это раскопала его мамаша, Ядвига Станиславовна, по долгу службы имевшая доступ к наисекретнейшим архивам.

– Ей-то зачем понадобились эти хлопоты? Ведь и обжечься можно было…

– Причиной тому личные обстоятельства. С ней ведь в своё время вышла накладочка. Забеременела, будучи девственницей. Вот и стала разыскивать неизвестного папашу. А куда тянется след, она уже и тогда догадывалась. Короче, посвятила приватным расследованиям всю жизнь, благо возможности имелись… Я её немного знал. Не женщина, а кремень. Боярыня Морозова вкупе с Агатой Кристи. Аналитические способности невероятные… Сначала у Ядвиги Станиславовны ничего не ладилось. Сами знаете, для того чтобы найти иголку в стоге сена, сначала надо найти нужный стог. Но однажды в бумагах бывшего министра МГБ Абакумова, тоже, кстати сказать, расстрелянного, она обнаружила странный документ, не имевший ни заглавия, ни регистрационного номера. И там, среди множества других фамилий, исключительно женских, Ядвига Станиславовна увидела и свою собственную. Представляете? Это была, так сказать, первая ласточка. Дальше больше. И постепенно, год за годом, она восстановила всю историю проекта «Гидра».

– Неужели этот список сохранился до сих пор? – ахнула Людочка, в отличие от своих старших товарищей, ещё не отравленная ядом скепсиса.

– Мне-то откуда знать? Вы власть, вам и карты в руки… Из архива, о котором идёт речь, никаких записей выносить не позволялось. Шмонали строже, чем на фабрике Гознака. Поэтому фамилии приходилось заучивать наизусть. Список она держала в руках всего раза три. Ясно, что копия получилась далеко не полной. Мне её потом показывал Рудик. Список делился на группы, по три-четыре фамилии в каждой. Это следовало понимать так, что страховки ради идентичные яйцеклетки внедрялись сразу нескольким женщинам, как правило, проживавшим в разных городах. Впоследствии, наверное, намечалась селекция… Вот так и появились на свет божий ничего друг о друге не ведающие братья-близнецы. Причём не только двойни, но, как недавно выяснилось, и тройни. Правда, с годами жизнь сильно проредила их… Две фамилии, стоявшие рядом, почему-то сразу запали мне в память. Суконко из Ростова и Селезень из Ставрополья. Забавно, не правда ли?

– Не вижу ничего забавного, – фыркнул Кондаков. – Вот если Селезень и Утка, тогда совсем другое дело. Или Суконко с Бархоткой… А как вы познакомились с Бураком?

– Сначала Ядвига Станиславовна познакомилась с моей мамашей. Мы были, наверное, единственными последышами проекта «Гидра», с которыми она решилась пойти на прямой контакт. Впрочем, в отличие от нас с Рудиком, дружба у женщин не заладилась. Моя мать упорно отказывалась верить в то, что родила не от мужа.

– А братишку Рудика она найти не пыталась?

– Пыталась. Только он к тому времени поступил в такое учебное заведение, что от знакомств пришлось воздержаться.

– Как я догадываюсь, все это дети проекта «Гидра», – Людочка окинула взором зал, где продолжалось обильное, но чопорное застолье, – так сказать, спелые плоды безумной идеи…

– Да, – не без гордости подтвердил Башилов. – Я сам создал это братство. Вернее, созвал его… Впрочем, тут далеко не все. Некоторые даже разговаривать со мной не пожелали. Сочли за опасного шизофреника.

– А почему они такие кислые? – Людочка капризно надула губки.

– Повода веселиться нет… Кроме того, я предупредил, что вы из органов.

– И как давно за вами открыта охота? – поинтересовался Цимбаларь.

– Первая известная мне жертва появилась лет десять назад. Один тип, мать которого значилась в списке, стал лидером партии, обещавшей всем обездоленным молочные реки и кисельные берега. Популярность его в те времена была поистине фантастической. Вы, конечно, понимаете, о ком идет речь. Уж и не знаю, зачем я стал искать его двойника. Наверное, смеха ради… Но успел только на похороны. Беднягу везли на погост в закрытом гробу. Мне сказали, что он убит каким-то зверским способом… Спустя несколько лет в гору резко пошёл генерал Селезень. Я предупредил Суконко, но словам он не поверил, а покинуть Москву мне не позволяли обстоятельства – валялся в больнице.

– Когда президентом стал Митин, вы за Бурака уже не волновались?

– А что ему могло грозить на другом конце света? Все прежние проблемы канули в небытие. По крайней мере, мне так казалось…

– И всё же Бурак вернулся в Россию… Неужели он надеялся тихой сапой занять президентское кресло?

– Рудик, конечно, был склонен к авантюрам, но не до такой же степени… Назад его позвала какая-то другая причина. – Вспомнив погибшего друга, Башилов помрачнел.

– Скажите пожалуйста, – Людочка понизила голос и даже рот прикрыла ладошкой, – а нельзя ли узнать: кто здесь кто? Так хочется взглянуть на двойников великих людей!

– Не на двойников, а на копии, – поправил её Башилов. – А самим опознать слабо? Вы же как-никак профессионал. Должны людей насквозь видеть. Даже в гриме.

– Пыталась, да не получается, – призналась Людочка. – Вот вы, например, кажетесь мне капитаном Врунгелем. Или Пьером Безуховым.

Башилова её слова несколько смутили. Стареющий ловелас придерживался о себе лучшего мнения. Тем не менее он произнёс в ответ:

– Благодарю за комплимент, но всё это литературные герои. А у них потомства быть не может. Ни кровного, ни генетического… Здесь же собрались реальные люди, портреты которых украшают все школьные учебники.

– Я в школе плохо училась. Ничего не помню… Научите меня узнавать ваших приятелей! – Людочка прильнула к Башилову плечиком.

Тот, зардевшись от удовольствия, стал охотно объяснять:

– Раньше в основном приходилось полагаться на интуицию. И молодой Ленин, и молодой Суворов выглядели совсем не так, как это было принято изображать на картинках. Но со временем сходство становится более чем очевидным. Дают о себе знать старческие изъяны, некогда канонизированные придворными фотографами и живописцами. Лысины, двойные подбородки, родимые пятна, сутулость. Тут уж ничего не поделаешь… Знаете, чьей генетической копией является бравый генерал Селезень, а заодно и простой обыватель Суконко?

– Не знаем, но сгораем от любопытства!

– Эмира Тимура. Железного Хромца. Если не верите, можете взглянуть на скульптурную реконструкцию, сделанную профессором Герасимовым по уцелевшим черепным костям.

– Насчёт Селезня я согласен, – сказал Цимбаларь. – Типичный Бич Божий. Но зато Суконко – милейший человек. Мы с ним целый день вместе провели. Такой миляга! Хоть к ране прикладывай.

– Значит, так у него сложилась жизнь. Не раскрылись организаторские способности. Врожденная жестокость не закрепилась в характере. Харизма не проявилась. Но это скорее хорошо, чем плохо… – Привстав, Башилов позвал кого-то: – Виктор Иванович, будь так добр, подойди сюда. С тобой девушка хочет познакомиться.

К их столику, вытирая салфеткой губы, приблизился оплывший, нелепо одетый мужчина с повадками колхозного бухгалтера. Его застиранная сорочка хранила следы всех фирменных блюд «Зодиака» и в некотором смысле была даже более информативной, чем ресторанное меню.

– Брагин Виктор Иванович, – по всем правилам этикета представил его Башилов. – Прошу любить и жаловать. Является генетической копией казачьего атамана Ермака Тимофеевича… Ума не приложу, зачем он понадобился Сталину. Наверное, планировалась десантная операция в джунгли Южной Америки. Опознан по типичной примете Ермака, указанной в строгановской летописи, – сросшимся пальцам левой руки. Виктор Иванович, покажи.

Брагин с улыбочкой выставил вперёд левую длань, мизинец и безымянный палец которой составляли единое целое. Как-то не верилось, что эта рука когда-то держала за горло всю Сибирь.

– Но ведь Ермак утонул в Иртыше! – воскликнула Людочка. – Про это даже песни сложены… Неужели опять обман?

– Чистая правда, – солидно молвил Брагин. – Утонул. Камнем ко дну пошёл. Но инородцы труп выловили и с почестями захоронили. А в вечной мерзлоте что с ним станется? Четыре века пролежал как живой.

– Вы хоть сами в Сибири были? – поинтересовался Кондаков.

– Не приходилось.

– И не тянет?

– Ничуточки. Меня в дороге укачивает. И потом, я воды боюсь.

– Возможно, это сказывается предсмертный страх, запечатлевшийся в генетической памяти, – предположил Цимбаларь, в свое время отдавший дань сочинениям писателей-фантастов.

Чокнувшись поочередно со всеми сыщиками, а с Кондаковым даже выпив на брудершафт, Брагин-Ермак вернулся на прежнее место.

Следующим к столику председателя подошёл человек, предположительно считавшийся Николаем Коперником. У этого всё в жизни сложилось благополучно – и докторскую степень по астрономии защитил, и духовный сан принял.

Атаман Платов, в этой жизни носивший странную фамилию Кризис, прежде выступал в цирке, но не наездником, что выглядело бы логично, а силовым жонглёром. Сейчас он работал швейцаром в одной весьма респектабельной гостинице.

Менделеевых явилось сразу двое. Один по примеру генетического образца был бородат, второй, наоборот, чисто выбрит. Оба заведовали оптовыми рынками, хотя и в противоположных концах города.

Парад этих зачатых противоестественным путём дядек вскоре утомил Людочку, и всё свое внимание она сосредоточила на Башилове.

– Хватит интриговать меня! Раскройте своё инкогнито!

– Сию минуту! – Взяв со стола два тонких хрустальных блюдечка, до блеска вылизанных Кондаковым, который полагал, что чёрная икра помогает от подагры, он приставил их к глазам, на манер пенсне. – Узнаёте?

– Нет.

– А так? – широкое, гладкое лицо Башилова исказилось глумливой улыбочкой.

– Здравия желаю, Лаврентий Палыч! – уже слегка захмелевший Кондаков залихватским жестом приставил ладонь к виску. – Полякам нет доверия, учил товарищ Берия! Такую частушку расстрельные команды в Катынском лесу пели.

– Молодец, признал! – Башилов потрепал Кондакова по плечу. – Вот что значит старая закалка!

– Неужели нашим премьер-министром стал Берия? – опять ахнула Людочка. – Ужас какой!

– Почему ужас? Вполне нормальное явление… Всэ людэй сажали, и он сажал, – Башилов заговорил с грузинским акцентом. – Всэ сацыализм строили, и он строил. С рвэнием строил, прашу замэтить… Надо будэт капитализм строить – построит за милую душу. Убэждэния – это ничто. Главное – хватка… Я ведь тоже стопроцентный Берия, но ни единого человека в жизни не обидел. Даже проходимца Адаскина терпел до самой последней возможности.

– Это не вдохновляет, но хотя бы успокаивает, – раскрасневшаяся Людочка обмахивалась платочком. – Ну а кем на самом деле был ваш дружок Родик?

– Не надо ломать комедию, милая девушка, – Башилов подмигнул Людочке. – Ведь вас интересует совсем не это. Вы хотите знать, кто сейчас правит нашей страной. Уж не Малюта ли Скуратов? Спешу успокоить. Президент Митин является генетической копией Владимира Ильича Ленина.

За столиком сразу наступила тишина. Только Кондаков, подавившийся маслиной, издавал какие-то утробные, сдавленные звуки.

Первым заговорил Цимбаларь, не забывший хлопнуть старшего товарища по спине:

– Подождите… Но ведь у Ленина, кажется, были карие глаза. А у Митина серые… И вообще, сходства никакого.

– А вы присмотритесь повнимательнее, – посоветовал Башилов. – Мысленно сбрейте знаменитую ленинскую бородку. Верните на место часть шевелюры, которую он потерял ещё в юности от нервного потрясения. Уберите пивной животик, заработанный в Швейцарии. Примите во внимание акселерацию. Вот так из Ленина получится Митин.

– Но глаза! – стоял на своем Цимбаларь. – Почему глаза другие?

– С глазами приключилась прелюбопытнейшая история. Характеризующая, так сказать, тогдашние нравы. Сталин в принципе не возражал против клонирования Ленина, но выдвигал одно непременное условие: убрать все гены, доставшиеся ему от еврейской бабушки. В понимании Иосифа Виссарионовича никаких евреев в будущем просто не должно было существовать. Слава богу, у немецких специалистов был опыт борьбы с еврейской наследственностью. Вот и получился сероглазый Ленин. Заодно слегка изменилась форма лба и скул… Это что касается внешности. А насчёт его сущности можете не беспокоиться. Ильич в революцию потому пошёл, что деваться было некуда. После казни брата перед ним закрылись все двери. На карьеру государственного служащего или легального политика рассчитывать не приходилось. Что ему оставалось делать? Торговать скотом, как дедушка? Но к тому времени стараниями папаши все Ульяновы получили наследственное дворянство, а этому сословию торговать считалось зазорным… Вот он и ожесточился, тем более что амбиции распирали. Отомстить решил. Не только за брата, но и за себя самого. Пустился во все тяжкие. Результат, как говорится, налицо. Призрак революции нашел заклинателя, сумевшего материализовать его… А случись всё иначе, вышел бы из Володеньки толковый чиновник – директор департамента или даже министр в правительстве Столыпина. Они бы общий язык нашли. Оба по натуре реформаторы и сторонники решительных мер.

– А Сталин, случаем, в вашу компанию не затесался? – осторожно поинтересовался Кондаков.

– Обязательно! Вон, за дальним столиком сидит. Только вы его сейчас вряд ли узнаете. Усов нет, оспин тоже, обе руки здоровые, вымахал под метр восемьдесят. По молодости горяч был, даже срок схлопотал, но потом остепенился. Возглавляет охранное предприятие. Именно его агентов вы видели, когда входили сюда.

– Да-да, – кивнул Кондаков. – Я ещё удивился, почему у охранного предприятия такое странное название – «Виссарионыч».

Цимбаларь, до этого о чём-то сосредоточенно думавший, вдруг сказал:

– Кажется, я начинаю понимать, какими посулами могли заманить в Россию Рудольфа Бурака. Ведь живя в Канаде, он не знал, чьей генетической копией является?

– Не знал, – подтвердил Башилов. – При нём мы этим вопросом ещё не занимались.

– Наверное, кто-то намекнул Башилову в письме, что может раскрыть тайну его происхождения, – продолжал Цимбаларь. – Приезжай, дескать, поскольку все материалы, подтверждающие это, находятся в России. Вот он и клюнул. Но это был только предлог. На самом деле ему недвусмысленно предложили стать участником заговора против президента.

– Думаешь, это реально? – усомнилась Людочка. – Я относительно заговора…

– У маньяков всё наоборот. Для них реально именно нереальное. Гроб Господень, Страшный суд, тысячелетний рейх, мировой коммунизм. Но Бурак был слеплен из другого теста. Он пришёл в ужас от одного известия о том, что является копией Ленина. Экстрасенс, обследовавший место убийства, сказал, что перед смертью Бурак пережил потрясение, вызванное видением мертвеца, лежащего в стеклянном гробу.

– Поневоле ужаснёшься, когда поймёшь, что много раз видел свой собственный труп, выпотрошенный и размалёванный. – Людочка поёжилась.

– Бурак, конечно, догадался, что имеет дело с сумасшедшими. Это и стоило ему жизни, – закончил Цимбаларь.

– А что они так с новым премьером носятся? – задумчиво произнёс Кондаков. – Двойников убирают… Не иначе какие-то виды на него имеют.

– Берия! – косясь на Башилова, произнёс Цимбаларь. – Как-никак свой человек.

– Видите, какая плодотворная у нас получилась встреча, – не обращая внимания на эту шпильку, произнёс тамада. – Все проблемы разрешились, всё стало на свои места. В служебном кабинете такого результата вряд ли добьёшься. Предлагаю выпить на посошок и тихо-мирно разойтись. По здешнему обычаю, каждый наливает себе сам.

Людочка ограничилась глотком шампанского, зато Кондаков набухал полный фужер водки.

– Ты ведь не пьёшь, – шепнул ему на ухо Цимбаларь.

– Конечно, не пью! Но здесь же халява…