Глава 6
Шведский стол

Спустя сутки вся опергруппа собралась в гостиничном полулюксе, накануне предусмотрительно снятом Кондаковым.

Сам он в пижаме, бинтах и нашлёпках возлежал поверх атласного одеяла. Людочка с ложечки поила его ландышевой настойкой. Цимбаларь и Ваня коротали время за пивом.

Кондаков слабым голосом рассказывал о своих подвигах, которые больше походили на злоключения:

– …И вот тогда, ребята, я хлебнул лиха. Так летать мне не приходилось даже под Кандагаром, когда наша разведывательная группа попала под обстрел собственной артиллерии. Я потом, когда в себя пришёл, замерил расстояние между своим последним шагом и местом приземления. Выше рекорда мира, установленного американским прыгуном Бобом Бимоном. Вот так-то!

Цимбаларь, как всегда с оттенком иронии, произнёс:

– Чтобы зарегистрировать твой рекорд на официальном уровне, в олимпийскую программу придётся включить новый вид спорта – прыжки в длину с ракетным ускорителем в заднице.

– Посмейся, посмейся. – Кондаков одарил его испепеляющим взором. – Тебе после кислой капусты со свиными ножками и ускоритель не потребуется… А у меня, между прочим, сотрясение внутренностей со смещением желудка. По этой причине открылся зверский аппетит, что людям моего возраста категорически противопоказано. Если меня взрыв пощадил, то обжорство обязательно доконает.

– Такой вариант не исключается, – сказал Ваня. – Тем более что здесь на завтраке шведский стол.

– А это что такое? – сразу заинтересовался Кондаков, прежде проживавший только в самых дешёвеньких гостиницах.

– Жри сколько влезет и как бы задаром, – объяснил Ваня. – Светлая мечта идеологов коммунизма.

– На самом деле? – Кондаков отстранил ложечку с успокоительной настойкой.

Заглянув в карточку гостя, где была подробно расписана вся гостиничная жизнь, Ваня сообщил:

– Завтра с восьми до десяти утра убедишься сам.

– Рыбаки хоть не пострадали? – утирая губы беспомощного героя, поинтересовалась Людочка.

– Бог миловал, – почёсывая ушибы, ответил Кондаков. – Отделались купанием в холодной воде и ссадинами. Ну и, конечно, остались без улова. Теперь, наверное, клянут меня последними словами.

– Ты им случайно свои координаты не сообщил? – спросил Цимбаларь.

– Даже и не помню. А в чём дело?

– А в том, что в здешних краях может распространиться слух о каких-то неизвестных людях, интересующихся взрывом чуть ли не в частном порядке, – произнёс Цимбаларь со значением. – Гладиатора это может насторожить.

– Подумаешь! – фыркнул Кондаков. – Там через полчаса целая толпа интересующихся собралась. И милиция, и спасатели, и ФСБ, и медики, и военные, и газетчики. Хотели меня в качестве очевидца допросить, но я контуженым прикинулся.

– Разве у контуженых очевидцев документы не проверяют?

– Проверяли, но наспех. Да и какой с меня спрос… Удостоверение я в носке спрятал, а пистолет в рукаве. А потом сбежал из приёмного покоя больницы. Ищи-свищи!

– Боюсь, что твои приметы кое-кому запомнились. А тут ещё загадочное исчезновение… Так и в пособниках Гладиатора недолго оказаться. Не ровен час объявят федеральный розыск подозрительного старичка с поцарапанной физиономией и отбитым седалищем.

– Сколько угодно! – отмахнулся Кондаков. – Сейчас нам на руку любой ложный след… А почему ты, Людмила Савельевна, молчишь, своими успехами не похваляешься? Посещала физический институт?

– Буду я себе ноги бить! – Она без зазрения совести продемонстрировала Кондакову свою изящную нижнюю конечность. – Да и рисоваться лишний раз не хочется. Вместо этого я воспользовалась Интернетом. Квантовая механика, слава богу, не относится к числу закрытых наук. Физический, а равно и физико-механический институты имеют довольно обширные сайты, посвящённые этой тематике. Сначала в мои электронные сети попало около полусотни кандидатов, но тех, кто соответствует возрасту Гладиатора и способен свободно читать сочинения, описывающие поведение негравитационных квантовых полей в искривлённом пространстве-времени, оказалось всего пятнадцать.

– Дай-ка взглянуть. – Цимбаларь взял из рук Людочки компьютерную распечатку. – Ого! Тут и научные звания, и адреса, и телефоны. Чистая работа… Но, чтобы проверить всех этих гавриков на причастность к взрывам или хотя бы к эпистолярным изыскам Гладиатора, понадобится не меньше двух-трёх дней. Это в лучшем случае… Петр Фомич, твою проводницу к опознанию подозреваемых привлечь нельзя?

– Исключено! – заявил Кондаков категорическим тоном. – Она бросается в глаза, как ожившая кариатида, и к тому же глупа словно пробка.

– Для женщины эти качества отнюдь не порок, а скорее достоинство, – сказал Ваня.

– И ты туда же! – поморщилась Людочка. – Казанова от горшка два вершка. А что касается списка, советую в первую очередь обратить внимание на младшего научного сотрудника Мечеева, номер девятый… Его фамилия является почти точной калькой или, проще говоря, семантическим заимствованием термина «гладиатор».

– Не факт, – возразил Цимбаларь. – Фамилия Мечеев скорее всего происходит не от существительного «меч», а от глагола повелительного наклонения «мечи», то есть «бросай». Это как имя Мечислав, обозначающее «мечущий славу», а отнюдь не «мечами славный». Кроме того, не следует забывать и про древнеславянское имя Мечо, являющееся оберегом от нападения медведя.

– Ваня, ты что-нибудь понимаешь? – вновь потянувшись за ландышевой настойкой, простонал Кондаков. – Какие кальки, какие мечи, какие медведи?

– Всё очень просто, – ответил Ваня, потихоньку допивая пиво, оставленное для себя Цимбаларем. – Накроют медведя калькой, а потом мечом отрубят ему что-нибудь… скажем, хвостик. А вообще-то, Пётр Фомич, каждому мало-мальски образованному человеку следует знать, что термин «гладиатор» происходит от латинского слова «гладиус», соответствующего нашему «мечу».

– Лично я бы обратил внимание на кандидата физико-математических наук Саблина, по списку номер десятый, – продолжал Цимбаларь. – По-русски Саблин – это почти то же самое, что Гладиатор по-латыни. С мечами у наших предков всегда был напряг. Все мечи, найденные археологами на территории Киевской Руси, как правило, имеют нормандское происхождение. В крайнем случае западноевропейское. Первый и пока единственный меч, на котором читаются буквы кириллицы, относится к одиннадцатому веку. Да и само слово «меч», скорее всего, пришло из Скандинавии. Сабля хоть и тюркское изобретение, но как-то ближе русской душе.

– Хорошо, возьмём на заметку обоих, – сказала Людочка. – А как тебе остальные кандидаты?

– Настоящий интернационал. Начиная от Иванова и кончая Шапиро. Но арабских и кавказских фамилий нет.

– Неудивительно, – пожала плечами Людочка. – Вряд ли квантовая механика соответствует догмам ислама. Вещь, не упомянутая в Коране, не имеет права на существование… Хотя, с другой стороны, автоматов и гексогена правоверные мусульмане не чураются.

– Всё это оружие. А владение оружием признаётся у мусульман одной из первейших доблестей. Уж и не помню, в какой суре Корана об этом сказано. В конце концов, даже свою веру они несли по свету на кончиках сабель… Теперь, значит, на автоматных мушках.

– Хватит вам философствовать. – Кондаков, кряхтя, сел. – Уж если мы здесь в кои-то веки собрались, надо подвести предварительные итоги проделанной работы и, так сказать, наметить планы на будущее. Хотя, чует моё сердце, будущее у нас такое, что в него и заглядывать тошно… Начинай, Людмила Савельевна. У тебя ум светлый, язык бойкий.

– Это уж как водится, – подтвердил Ваня. – Ум по масти, язык по характеру.

Не удостоив маленького наглеца даже взглядом, Людочка тоном лектора начала:

– На нынешний момент мы имеем уже шесть взрывов, если, конечно, считать таковым происшествие в акватории Невской губы, никем, кроме безымянного рыбака, не зафиксированное.

– Пулковской обсерваторией зафиксированное! – с кровати возразил Кондаков. – Ведь речь с самого начала шла о двух электромагнитных импульсах, по времени отстоящих друг от друга на пять часов. А сам взрыв береговые службы просто проморгали. У них в тот момент, наверное, пересменка была. Ненастье к тому же…

– Пусть будет шесть, принципиального значения это не имеет… – продолжала Людочка. – Один взрыв произошёл ночью, остальные в светлое время суток. При взрыве в Ливадии резко стемнело, причём на весьма ограниченной площади. В Харькове возник мираж в виде тополиной аллеи. В Псковской области взрыву предшествовало яркое свечение атмосферы и призрак поезда, влекомого паровозами допотопной конструкции. О взрыве на берегу Финского залива мало что известно, точно так же, как и о взрыве на воде. Второй взрыв на берегу, невольным свидетелем которого стал наш многоуважаемый Пётр Фомич, также сопровождался неким загадочным сиянием. Априорно все эти взрывы связаны между собой. Но вот чем именно? У кого есть хоть какие-то соображения, прошу высказываться.

– Взрыв в Ливадии и взрыв у Невской губы произошли поблизости от церквей, – произнёс Ваня, впрочем, не совсем уверенно. – С чего бы это?

– Да ни с чего! – не сдерживая раздражения, отозвался Цимбаларь. – Сейчас этих церквей столько вокруг понатыкано, что ангелы крыльями за маковки цепляются. Оттого и грешную землю перестали посещать.

– Не богохульствуй, – упрекнула его Людочка. – Хотя церкви здесь действительно ни при чём… Возможно, моё мнение покажется вам парадоксальным, но я бы сформулировала его так: если и есть что-то объединяющее все шесть взрывов, так это полное отсутствие между ними хоть какой-нибудь логической связи. Хаос – тоже категория порядка, только организованного по принципиально иным законам… Ладно, пошли дальше. Первый взрыв произошёл вдали от железной дороги, но поблизости от моря и в двух шагах от здания, где планировалось проведение важной международной встречи. Второй – на заброшенных, предназначенных к сносу путях харьковского вокзала. Третий – непосредственно на рельсах функционирующей железной дороги, недалеко от госграницы. Четвёртый – в море. Пятый – на пустом балтийском пляже. Шестой – снова на пляже, приблизительно в том же самом месте… Где здесь зацепка для построения достаточно убедительной версии?

– Пока нигде, – пожал плечами Кондаков. – Хотя никто из людей не пострадал, и это уже о чём-то говорит.

– У меня создаётся впечатление, что с каждым разом взрывы становятся всё мощней, – сказал Цимбаларь. – И жертвы, тьфу-тьфу-тьфу, не за горами. Петру Фомичу вчера просто повезло. Не каждому дано летать птицей, а главное, благополучно приземлиться.

– А мне, например, кажется, что взрывы происходят совершенно стихийно, без всякого вмешательства человека, – заявил Ваня. – Как, скажем, молнии. Где ей захотелось, там и ударит.

– Ты забыл про письмо Гладиатора, – напомнила Людочка. – Как тогда объяснить его? Случайным совпадением?

– То-то и оно… – Ваня развёл руками, при этом зацепив недопитую пивную бутылку.

– Надо этого гада искать, – сказал Цимбаларь, провожая взглядом укатившуюся под кровать бутылку, с которой он ещё совсем недавно связывал вполне определённые планы. – Пока это наша единственная ниточка, пусть и сомнительная. Я на заре туманной юности, чтобы перед девками пофорсить, тоже таскал с собой томик Шекспира на английском языке. И даже временами с умным видом в него заглядывал, хотя не понимал ни бельмеса.

– Тебе, наверное, было шестнадцать, а не тридцать, – заметила Людочка. – Тем более что сейчас это уже не актуально. В наше время девушек квантовой механикой не соблазнишь. Лучше форсить кредитной карточкой «Америкен-экспресс».

– Дуракам закон не писан, – хмуро произнёс Ваня. – Не нравится мне этот Гладиатор. Ведёт себя как-то странно. Посылает идиотское, ни к чему не обязывающее письмо. Трётся на вокзалах, где всякую шваль только и вылавливают. Надевает ночью чёрные очки. Шарахается от фотоаппаратов. Настоящие преступники так не поступают.

– Настоящими, иначе говоря, обыкновенными преступниками занимаются штатные службы. Уголовный розыск, убойный отдел, участковые, муниципальная милиция, – напомнил Кондаков. – А мы называемся особым отделом. На нашем пути может встретиться и маньяк-учёный, и человек, переродившийся в чудовище, и религиозная кликуша, и даже сам Иисус Христос, возвратившийся на землю. Поэтому к каждому отдельному случаю нужен свой подход, и тоже, естественно, особый.

– Надо бы телевизор включить, – предложил Ваня, тяготившийся всякими словопрениями. – Сейчас криминальная хроника начнётся. Авось где-нибудь опять рвануло.

Оказалось, он как в воду глядел. Взрывы гремели по всей России. В Омске на базаре взорвалась ручная граната. В Красноярске – баллон с бытовым газом. В Воркуте – заходивший на посадку вертолёт. В Хабаровске – цистерна с остатками серной кислоты. В пригороде Грозного – фугас.

Всё это, конечно, было очень скверно, но никакого отношения к делу, занимавшему умы нашей четвёрки, не имело. Везде свистели осколки, везде воняло тротилом, бензином, газом и порохом, везде почти сразу выявлялись виновные. Уже пошёл разговор о том, что не мешало бы послать Ваню за новой порцией пива, но тут на экране возник знакомый фасад Московского вокзала.

Диктор, оставаясь за кадром, сообщил:

– Вчера поздним вечером на перроне Московского вокзала был задержан человек, по некоторым сведениям причастный к организации взрыва, случившегося тем же утром в окрестностях нашего города. В интересах следствия его фамилия не разглашается. Дорогие телезрители, ещё раз напоминаю вам о необходимости соблюдать бдительность.

На экране появился вокзальный перрон, где полдюжины людей в штатском, мешая друг другу, заламывали руки высокому худому парню. Мелькнули светлая куртка, знакомая по снимкам Ухналёва, вязаная шапочка и тёмные очки, чудом продолжавшие держаться на положенном для них месте.

Эта сцена повторялась дважды, а затем её сменила другая: телерепортёр с микрофоном в руках, опрашивающий взволнованных проводниц, среди которых, вполне возможно, находилась и стукачка Милка Царёва. Впрочем, этот интересный разговор сюда не долетал, и зрителям приходилось довольствоваться комментариями диктора:

– Предполагаемый преступник, предлагая немалую мзду, пытался передать персоналу скорого поезда Санкт-Петербург – Москва запрещенный для провоза предмет, однако проводницы сумели предупредить об этом правоохранительные органы. Вполне возможно, что на наших глазах был предупреждён очередной террористический акт. Подробности в следующих выпусках. А теперь перейдём к происшествиям на дорогах.

Сюжет сразу изменился: камера наезжала на дымящуюся груду металла, в которую превратились два столкнувшихся друг с другом автомобиля. Вокруг суетились медики с носилками, спасатели с гидравлическими ножницами, пожарные с брандспойтами. Тот же самый репортёр пытался вызвать на откровенный разговор мордатого инспектора дорнадзора, заранее валившего всю вину на неосторожность водителей.

– Вот те на, – растерянно промолвил Кондаков. – Повязали-таки Гладиатора. Никак не ожидал…

– А это точно он? – Цимбаларь лихорадочно переключал каналы, надеясь найти повторение вокзальной сцены.

– Похож. Вы же фотографии сами видели. И одежда, и телосложение. Да и поезд тот же самый. Зачем он, остолоп, опять к нему сунулся?

– Ну и чёрт с ним, – буркнул Ваня. – Нашли о ком переживать… Если дело закроется, то и с нас спросу нет. Погуляем ещё денёк по Питеру и домой вернёмся. Хорошо здесь… Даже бродячих кошек почти не видно. Совсем как собак в Корее.

– Ничего ещё не известно! – решительно заявила Людочка. – Пётр Фомич, миленький, я понимаю, что вам нездоровится. Пожалуйста, сделайте над собой усилие. Вспомните, как в Анголе вы обманули голодного крокодила, а во Вьетнаме щелчком убили ядовитую змею. Сходите в местное управление ФСБ. Выясните у них все подробности, касающиеся Гладиатора. Ведь парня уже со вчерашнего вечера допрашивают. Вы же можете, постарайтесь!

– Мы тебя на такси отвезём, – поддержал её Цимбаларь. – С ветерком прокатишься. Под ручку водить буду. Заодно и свои связи мне передашь.

– Ишь чего захотел! – Кондаков сполз с кровати и застыл в позе петуха, отыскавшего в навозе пшеничное зёрнышко. – Пусть со мной лучше Ваня едет. Вроде как внучек с дедушкой… А вы тем временем лучше опять за компьютер садитесь. Проработайте всех субчиков, попавших в список. Если они участвовали в мало-мальски престижных конференциях, обязательно будут опубликованы биографии. Узнайте, какой научной тематикой занимается каждый из них. Кто бывал за границей и где конкретно. Кто сейчас сидит без работы. Кто имеет научные труды и как они называются. Есть ли судимости и по какой статье. Состоят ли в политических партиях. Имеют ли хотя бы отдалённое отношение к проблемам взрывотехники. Наведите справки о семейном положении. Возможно, кто-то служил в армии сапёром. И так далее, вплоть до побочных любовных связей, внебрачных детей, вредных привычек и сексуальной ориентации. Короче, узнайте подноготную всех этих умников. Понятно?

– Будет сделано, шеф! – Цимбаларь молодецки щёлкнул каблуками. – Не посрамим особый отдел. Но и вы там мордой в грязь не ударьте.

Затем Кондаков обратился персонально к Людочке:

– Ты выйди пока. Сейчас самое главное – надеть на меня штаны. А это зрелище не для слабонервных. Без непечатной лексики не обойтись.

Поскольку Людочка была боса, да и щёлкать каблуками не умела, она ограничилась тем, что приставила ладонь к виску:

– Яволь, мой генерал!

Кондаков вернулся только под вечер, что уже само по себе было хорошей приметой – значит, не дали ему от ворот поворот, не выперли в три шеи прямо из приёмной ФСБ, как того следовало ожидать исходя из логики развития событий. Хотя так называемые неделовые знакомства и считаются чем-то предосудительным, но куда без них денешься? Надо полагать, что даже во врата рая кое-кого пускают без очереди, без доклада, без предварительной записи и, хуже того, вообще без малейшего права на посмертное блаженство.

Ваня, сопровождавший Кондакова на правах пажа, медсестры и оруженосца, по пути назад запасся кое-какой провизией – цены в местных ресторанах были таковы, что всех суточных хватило бы лишь на салат да безалкогольные напитки. То, что казалось вполне приемлемым для шведов, финнов и японцев, заполнявших огромную гостиницу, по карману наших соотечественников било весьма чувствительно. Особенно поражали цены в буфете: рюмка водки без всякой закуски – пятьдесят рублей! Тут поневоле трезвенником станешь.

Кондаков передвигался бочком и враскорячку, как беременный краб, однако возвращаться в постель не пожелал. Новости переполняли его, как забродившая опара кадушку, и свой рассказ он начал, даже не дожидаясь, когда Людочка накроет на стол.

– Короче, обмишурились наши смежники, – обведя коллег торжествующим взглядом, сообщил он. – Сели в лужу. Никакой это не Гладиатор, а подставная фигура. Мыльный пузырь. Да я это с самого начала подозревал… Вблизи от вокзала есть коммерческий ларёк, по-ихнему «точка». Называется «У Миши и Маши». Никакой Маши там уже давно нет, зато Миша с новым напарником продолжал работать до самого последнего времени. Кроме всего прочего, на вывеске ларька значился и номер его телефона. Дескать, звоните, люди, делайте заказы… И вот однажды вечерком звонит неизвестный мужчина, спрашивает Мишу и предлагает ему сделку, суть которой состоит в следующем: нужно отнести к Московскому вокзалу письмо и уговорить кого-либо из проводниц, не за просто так, конечно, доставить его в столицу и опустить там в почтовый ящик, желательно подальше от Ленинградского вокзала. Если всё будет сделано по уму, с соблюдением мер предосторожности, Миша получит за свои услуги сумму, эквивалентную пятидесяти долларам.

– И он, дурачок, согласился! – Людочка всплеснула руками.

– Почему бы и нет? – продолжал Кондаков. – Дело-то на первый взгляд плёвое. Полчаса хлопот – и такие деньги! Любой с радостью возьмётся… Получив предварительное согласие, неизвестный сообщил, что книга, в которую вложено письмо, находится в пустом ящике рядом с задней дверью ларька. После выполнения задания книгу следовало вернуть на прежнее место… Миша, не чуравшийся детективной литературы, нацепил тёмные очки, поглубже натянул шерстяную шапочку, отправился на вокзал и без особого труда всучил письмо проводнице Удалой. Спустя примерно полчаса в окошко ларька просунулась чья-то рука и вручила Мише обещанный гонорар. Без всякого обмана.

– Это было сразу после первого взрыва на берегу? – уточнил Цимбаларь.

– Совершенно верно. Вчера вечером Мише поступило предложение аналогичного содержания, и он с радостью согласился, поскольку имел определённые финансовые трудности. Однако тащить увесистую книгу на вокзал не пожелал и, соблюдая все меры предосторожности, переложил письмо в журнальчик порнографического содержания, который перед этим просматривал.

– Наверное, в отсутствие Маши он мучился неудовлетворённой похотью, – сказал Ваня, налегая на бутерброды.

– Возможно. – Кондаков неодобрительно покосился на него. – Однако на вокзале Мишу ожидал неприятный сюрприз. Сначала проводники единодушно отказались принять письмо, а потом налетела целая орава оперативников, изрядно помявших парня.

– Видели мы это. – Цимбаларь пренебрежительно скривился. – Неряшливо сработали. Устроили кучу малу на глазах у посторонних.

– Вот я посмотрю когда-нибудь, как ты в подобной ситуации сработаешь! – Кондакову почему-то стало обидно за своих бывших сослуживцев. – Хвастун… С вокзала Мишу привезли прямиком в следственный изолятор. Туда же явились и прокурорские чины. А время было уже позднее. По закону ночью допрашивать нельзя. Сунули Мишу в одиночку. Показания он начал давать только сегодня утром. Естественно, что на условленном месте книги уже не оказалось.

– Её название известно ФСБ? – спросила Людочка.

– Представьте себе, нет. Похоже, что у Миши в голове клёпок не хватает. Он запомнил лишь то, что в названии книги присутствует слово «поле». В ФСБ предполагают, что это было какое-то пособие по агрономии… Но Миша всё же дал конкретные показания на Гладиатора.

– Какие?

– Он описал его руку, которую успел рассмотреть довольно ясно.

– Что же в ней было такого примечательного? Неужели блатные наколки? Или накладные ногти от Донателлы Версаче?

– Нет. Миша обратил внимание на тыльную сторону ладони, точнее, на костяшки пальцев. Так выглядят руки спортсменов, занимающихся восточными единоборствами. Удар они отрабатывают на специальных манекенах, сделанных из рисовой соломы. Процесс весьма болезненный, но со временем кулак приобретает завидную твёрдость и специфический вид.

– Миша так в этом уверен?

– Он сам в прошлом немного занимался карате. Потому, наверное, и сумел оказать сопротивление оперативникам… В самое ближайшее время ФСБ собирается проверить все спортивные организации, культивирующие восточные единоборства. Но, по-моему, это дохлый номер.

– К ларьку мог подойти не сам Гладиатор, а, скажем, нанятый им человек. – Сегодня Ваня был настроен на редкость скептично.

– Два подставных лица подряд – это уже слишком, – возразил Кондаков. – Да и как доверить такие деньги постороннему человеку! Обязательно сбежит.

– Что известно о голосе Гладиатора и его манере говорить? – поинтересовался Цимбаларь.

– На сходный вопрос Миша отделался одним словом: обыкновенный.

– Зачем Гладиатору вообще была нужна вся эта эпопея с письмом? – Ваня окинул друзей вопрошающим взором. – Платить собственные деньги, рисковать… Мог бы преспокойно послать письмо по почте из Питера.

– Ага, и оно бы пришло к адресату через три-четыре дня! – вместо Кондакова ответил Цимбаларь. – А этим способом он демонстрировал свою оперативность. На берегу Финского залива ещё не успел и дым рассеяться, а письмо соответствующего содержания уже лежит в редакции скандальной газетёнки. Тем более что это путало следы. Если бы не лень мадам Удалой, мы бы до сих пор искали Гладиатора в Москве.

– Что известно о новом письме Гладиатора? – спросила Людочка. – Надеюсь, ФСБ с ним уже ознакомилась?

– Ясное дело, – кивнул Кондаков. – Сразу же после ареста Миши.

– Возможно, в его содержание посвящены и вы? – Людочка с томным видом присела на подлокотник кондаковского кресла.

– В самых общих чертах. – Ветеран попытался галантно подвинуться и тут же скривился от боли.

– Ну так расскажите, не тяните резину!

– Во-первых, необходимо заметить, что письмо выполнено прежним способом – при помощи трафарета. Но на сей раз Гладиатор сразу берёт быка за рога: приписывает себе авторство последнего взрыва, вновь называет его демонстрационным, сыплет стандартными угрозами и требует пятьсот тысяч долларов отступного купюрами от пятёрки до двадцатки. После получения денег обещает бомбёжку прекратить.

– Ещё по-божески, – сказал Ваня. – Другой заломил бы «лимонов» десять.

– Десять «лимонов», даже сотенными бумажками, это два огромных чемодана, – сказал Цимбаларь. – Слишком большой риск.

– По-твоему, полмиллиона пятёрками меньше?

– Гораздо меньше. В рюкзаке можно унести… Кроме того, чрезмерные запросы сразу отбивают всякую охоту платить. А пятьсот тысяч – это намёк на возможный компромисс. Дескать, торг уместен. В случае чего и на сто тысяч соглашусь.

– Сейчас ему денег всё равно никто не даст, – тоном мудрой черепахи Тортилы произнёс Кондаков. – Даже рубля… Но если в следующий раз на воздух взлетит Дворцовый мост или Мариинский театр, тогда совсем другое дело. Пролитая кровь, как ни странно, весьма повышает ставки.

– Желательно, чтобы следующего раза не было. – Людочка постучала кончиками пальцев по деревянной столешнице. – А для этого надо побыстрее поймать Гладиатора. Знаток квантовой механики – это одно. А знаток квантовой механики, увлекающийся восточными единоборствами, – совсем другое. Вычислить его среди пятнадцати человек труда не составит.

– Как это ты себе представляешь? – покосился на неё Цимбаларь. – Осмотреть у всех руки?

– Не обязательно. Существует такое понятие, как корпоративность. Люди, занимающиеся общим делом, должны хорошо знать друг друга. Тем более если они живут в одном городе. Вызовем на откровенность любого человека, занесённого в список, и всё у него разузнаем.

– С нашей удачей сразу на Гладиатора и нарвёмся, – посулил Ваня. – Только зря спугнём.

– А вот в этом случае, чтобы не попасть впросак, нужно первым долгом глянуть на руки собеседника, – сказала Людочка.

– Или пощупать, если, скажем, окажешься с ним в одной постели, – добавил Ваня с самым невинным видом.

– Меня вот что смущает, – в раздумье произнёс Цимбаларь. – Почему такой в общем-то осторожный человек опрометчиво сунул руку в окошко ларька? Мог бы просто бросить туда деньги. Или предварительно надеть перчатки.

– Дурак он, вот и всё, – пожал плечами Ваня.

– Или, наоборот, очень умный, – продолжал Цимбаларь. – Предчувствуя неминуемый провал Миши, он заранее наводил погоню на ложный след. Внешний вид кулака можно изменить за четверть часа. Могу продемонстрировать это на собственном примере.

– Тогда к средствам дезинформации можно отнести и книгу, – заметила Людочка.

– Не исключено… Хотя в этом случае Гладиатор не стал бы забирать её из ящика. Оставил бы оперативникам вместо наживки. Ведь задержание Миши, скорее всего, происходило у него на глазах.

– Книга, тем более редкая, опасный свидетель, – с глубокомысленным видом изрёк Кондаков. – Нередко она способна рассказать о своих бывших хозяевах гораздо больше, чем им это кажется. Забрав книгу, Гладиатор поступил правильно… Но нельзя заранее наделять его качествами супермена. Если в самое ближайшее время не выяснится ничего сверхординарного, будем считать его обыкновенным человеком, случайно прикоснувшимся к какой-то тайне и желающим нажить на этом некоторые дивиденды… Хотя любопытно было бы узнать, имеет ли квантовая механика отношение к взрывному высвобождению энергии, как, например, химия или ядерная физика.

– Почему вы на меня смотрите? – Людочка отстранилась. – Я таких тонкостей не знаю. Поинтересуйтесь у специалистов.

– Вот ты сама и поинтересуешься… – Кондаков всё же успел цапнуть её за крутое бедро, и это означало, что он пошёл на поправку. – А сейчас приступим к работе по нашему списку, поскольку иных перспективных версий всё равно нет… Хвалитесь, что вам удалось разузнать за время моего отсутствия.

– Хвалиться, честно говоря, нечем, – сообщила Людочка, уже ставшая в опергруппе штатным докладчиком. – Но чего-то мы всё же добились. – Она взяла из рук Цимбаларя распечатку, сплошь исчёрканную разноцветными значками. – На мой взгляд, кое-кого из этого списка можно смело отбросить. Взять, к примеру, того же младшего научного сотрудника Мечеева. Фундаментальную науку он давно забросил. Заседает в правлении коммерческого банка. Разъезжает на новеньком лимузине. Недавно вселился в роскошную квартиру. Зачем ему, спрашивается, подрывать железнодорожную линию между Пыталовом и Островом?

– По просьбе акционеров банка, – сказал Ваня. – Полмиллиона долларов на дороге не валяются. Особенно мелкими купюрами.

– То же самое относится и к некоторым другим особам, чьи фамилии взяты мною в зелёный овал, – продолжала Людочка. – Всё это обеспеченные, добропорядочные, поглощённые делом люди… Но не всем так повезло в жизни. Уже упоминавшийся здесь кандидат физико-математических наук Саблин занимается в институтской лаборатории какой-то скучнейшей, давно устаревшей темой, что является причиной его постоянных жалоб. Реальные доходы Саблина не превышают пяти тысяч рублей в месяц, а между тем он вынужден содержать большую семью и вдобавок платить алименты. Однако характер, убеждения и состояние здоровья этого человека не позволяют причислить его к категории потенциальных террористов. Он-то и Петербург, наверное, уже лет десять не покидал.

– А зачем ему, спрашивается, покидать Петербург? – делано удивился Ваня, добровольно принявший на себя роль так называемого адвоката дьявола, проще говоря, негативно настроенного оппонента. – Сидит твой Саблин в лаборатории, жалуется всем на жизнь, а сам тем временем втихаря разрабатывает новейшие взрывные технологии. Что касается черновой работы, то её делают другие.

Дабы позволить Людочке высказаться до конца, Цимбаларю пришлось сунуть в рот Ване ломоть копчёного лосося.

– Таким образом, люди среднего класса, чья причастность к преступлению маловероятна, взяты в коричневый овал. – Для наглядности она продемонстрировала свой список присутствующим. – И последнее… Есть несколько изгоев, по разным причинам забросивших науку, оставшихся без средств к существованию, настроенных по отношению к обществу негативно и по своему характеру склонных к авантюрам. Эти помечены красным овалом, знаком опасности. Считаю, что в первую очередь необходимо заняться ими.

– Кое в чём Людмила Савельевна права, – сказал Кондаков. – Но и позиция Вани имеет право на существование. Дайте ему чем-нибудь запить рыбу, а то ещё подавится… По одним только признакам достатка, внешнего лоска и наигранной добропорядочности человека нельзя отнести к сонму ангелов. Точно так же, как нельзя огулом зачислять в дьявольское воинство всех обитателей дна. Человеческая душа – потёмки. Зачастую мы сами не знаем, на что способны. Поэтому придётся проверять всех лиц, занесённых в список. Хотя, конечно, разумнее будет начать с «красненьких».

– Присоединяюсь к этому мнению, – сказал Цимбаларь, досель хранивший дипломатическое молчание, поскольку идея разделить подозреваемых на агнцев и козлищ принадлежала именно ему. – Со своей стороны, предлагаю предоставить Петру Фомичу выходной. Пусть денёк отлежится. А мы с помощью жребия распределим учёную шваль между собой. На этот раз поработаем в одиночку, поскольку каждый предпочитает пользоваться своими специфическими методами. В случае удачи будем созваниваться через Петра Фомича.

– За диспетчера меня оставляете? – насупился Кондаков.

– Нет, за оперативного дежурного и координатора всей операции. Причём сроком всего на один день.

– А почему не на сутки? – заныл Ваня. – Ты ведь знаешь, что я, по примеру советских пионеров, предпочитаю действовать в темноте.

– Тогда начинай прямо сейчас.

– Сейчас я что-то не в форме… Давайте лучше посвятим сегодняшний вечер отдыху, а заодно отпразднуем счастливое спасение Петра Фомича. Пусть и дальше число его воздушных полётов совпадает с числом удачных приземлений.

– Это мысль, – кивнул Цимбаларь. – Отдых нам не помешает. В конце концов мы тоже люди и имеем право на маленькие человеческие радости.

– Если бы на маленькие… – удручённо вздохнула Людочка. – Знаю я вас всех как облупленных. Очень скоро маленькие человеческие радости превратятся в грандиозное свинство. Впрочем, в этом вопросе я вам не авторитет. Гуляйте на здоровье. Только стволы оставьте в номере.

– А как же ты? – хором воскликнули мужчины.

– Куда я денусь… Приму участие. Но чисто символическое. И не смейте принуждать меня к танцам на столике!

– Никто тебя к этому никогда не принуждал, – сказал Ваня, рассудительный, как брандмейстер на пожаре. – А вот отговаривать приходилось. И не раз…

Вечер, отданный маленьким человеческим радостям, начался прямо в номере, продолжился в гостиничном ресторане и закончился глубокой ночью в итальянском баре на двенадцатом этаже, откуда Ваню пришлось уносить на плечах, а Кондакова выводить под руки.

В восемь утра все четверо, старательно смыв, припудрив, залепив, залатав и отчистив большинство следов ночного кутежа, вновь спустились в ресторанный зал, усилиями обслуживающего персонала уже приспособленный для завтрака.

Вдоль стен протянулись стойки с горячими блюдами и холодными закусками. Тут же на сдвинутых столиках разложили фрукты, выпечку, десерты. На танцевальной эстраде установили автоматы для раздачи охлаждённых натуральных соков. Не забыли даже про трёхведёрный самовар и гору русских блинов.

На завтрак пускали не всех подряд, а только по предъявлению карточки гостя или ключа от гостиничного номера. Проносить спиртное не позволялось, что сразу указывало на характер завтрака скорее космополитический, чем традиционно-народный.

Морщась от ароматов пищи, которые после серьёзной попойки всегда казались ему отвратительными, Цимбаларь буркнул:

– Лестницу, которую Ваня облевал, похоже, так и не отмыли.

– И галстук твой с люстры не успели снять, – не остался в долгу Ваня.

Свою лепту в утреннее балагурство внёс и Кондаков.

– Я бы сел за столик, на котором Людмила Савельевна вчера отплясывала канкан, – сказал он, обшаривая взглядом зал.

– Надеюсь, хоть одетая? – ужаснулась Людочка.

– Относительно. Раздеться окончательно мы тебе не позволили.

– Между прочим, Пётр Фомич, в пляс я пустилась исключительно потому, что вы постоянно лезли мне под юбку. Вы что, тайник в моих подвязках устроили?

– Да-да! – подтвердил Ваня. – Сначала дед доказывал, что может сидеть, лишь держась за твоё колено, а потом пожелал выпить вина из девичьего пупка, как это практиковалось на Древнем Востоке.

Впрочем, всё это были лишь добродушные шуточки, особенно по поводу порядка в зале. К утру здесь всё успели вымыть, выскоблить, прибрать и дезинфицировать. Вставили даже зеркальное стекло, выбитое каким-то неловким финном, вступившим в конфликт с ещё более неловким армянином. Что касается люстры, якобы украшенной галстуком Цимбаларя, то уж это было откровенной инсинуацией. Сама люстра находилась на высоте, недоступной для посягательств посетителей ресторана, а пресловутый галстук запропастился ещё на предварительном этапе пирушки, когда немолодая, но переполненная страстью немка пригласила Цимбаларя на дамский танец, по-видимому, спутав его с итальянцем.

Несмотря на сравнительно ранний час, посетителей было уже полным-полно – иностранцы по привычке вставали чуть свет. Кондаков, заранее наслышанный о достоинствах и выгодах шведского стола, с любопытством глазел по сторонам. Ваня и Цимбаларь сразу проследовали к автоматам с охлаждёнными соками. Ваня выпил стакан вишнёвого и стакан виноградного, а Цимбаларь вливал в себя всё подряд без разбора – его организм, обезвоженный алкоголем, действовал на пределе возможностей, словно автомобильный движок с пробитым радиатором. Не отстававший от друзей Кондаков поинтересовался:

– Где здесь пиво подают?

– А про это забудь, – ответил Ваня, просто обожавший огорчать близких людей. – Пиво и шведский стол несовместимы.

– Большое упущение, – констатировал Кондаков. – Идея в общем и целом хорошая, но продуманная не до конца. Пиво весьма способствует пищеварению.

Тем временем всеми покинутая Людочка взяла себе чашечку кофе, сдобную булочку, тарелочку фруктового салата и скромно уселась в сторонке. Вскоре к ней присоединился и Ваня, возвращавшийся за соком с периодичностью льва, в период гона покрывающего самку, то есть через каждые пять-шесть минут.

Цимбаларь вяло ковырял омлет, дожидаясь, когда к нему вернётся аппетит, накануне изнасилованный и осквернённый. Один только Кондаков продолжал рыскать по залу, нацеливаясь то на одно, то на другое блюдо, но тут же меняя свои планы.

– Типичное поведение Буриданова осла, – заметил Ваня. – Когда всего вдоволь, можно умереть от переборчивости.

– Верно, – согласился Цимбаларь, пребывавший в состоянии полнейшего разлада с самим собой, что по утрам с ним случалось не так уж и редко. – Как выясняется, проблема выбора – кардинальнейшая из проблем человечества. Если что и заведёт нас в тупик, так это необходимость выбирать – между желаемым и долгом, свободой и порядком, хорошим и лучшим, женой и любовницей, вином и водкой, сном и явью, обществом потребления и обществом самоограничения, верой и знанием, кошками и собаками, пороком и добродетелью, консерваторами и лейбористами, суннитами и шиитами, бензином и дизтопливом, пышками и худышками, кокаином и героином, востоком и западом, честной бедностью и неправедным достатком… Это порочный путь. Я скажу даже больше – это роковой путь… Мысль о том, что мир заслуживает только одного правителя, можно продолжить. Мир заслуживает только один сорт водки, один вид хлеба, один образ жизни, одну религию, одну основополагающую идею, одну мелодию, годную для любого случая, и одежду общего для всех покроя. Лишь так можно достичь блаженства. Попытка выбора между кексом и рогаликом ведёт к раздвоению сознания и, как следствие, к шизофрении. Зато выбор между маленьким сухариком и сухариком побольше настраивает на самый мажорный лад.

– Было уже такое, – сказал Ваня. – Когда-то в Китае все ели варёный рис, носили ватные штаны, славили одного вождя, читали только его цитатник и дружно ловили воробьёв. Ненадолго их хватило.

– Кого, воробьёв? – встрепенулся Цимбаларь.

– Нет, китайцев. Да и у нас, смутно помню, творилось то же самое. Водка только «Московская», пиво только «Жигулёвское», сигареты только «Прима». Не сказать, чтобы весело.

– Зато был порядок! – горько вздохнул Цимбаларь. – Вот придёт дедушка Кондаков, он тебе подтвердит… А всякие там ананасы с шампанским – это бардак. Загнивание и декадентство… Ты, Ваня, за соком? Захвати и на мою долю стаканчик…

Наконец появился и Кондаков. С собой он принёс две тарелки, наполненные, как говорится, с верхом. Одну с котлетами, другую с варёными сосисками. Ради разнообразия во второй тарелке лежало ещё и пирожное с кремом.

– Вы собираетесь всё это съесть? – поинтересовалась Людочка.

– Конечно! – Такая постановка вопроса весьма удивила Кондакова. – Я однажды в армии целый бачок мясной подливки съел. За весь взвод. Меня потом сослуживцы чуть не убили.

– Так это в армии… Мы ведь в бой пока не собираемся. Да и желудок у вас не тот, что сорок лет назад.

– Желудок у меня лучше прежнего, – заверил её Кондаков. – Сама посуди, что надёжней: обожжённое, простреленное в боях знамя или шёлковая тряпка, едва только покинувшая швейную мастерскую?

– Тогда желаю вам приятного аппетита, – вежливо сказала Людочка.

Котлеты Кондаков ел с вилки, а сосисками закусывал, макая их в солонку. И Людочка, и Цимбаларь старались на него не смотреть. Первая сдерживала улыбку, а второй грусть-тоску. Ваня как ушел за соком, так и пропал, словно мальчик-с-пальчик в глухом лесу.

– Славно, – сказал Кондаков, составляя опустевшие тарелки в стопку. – Заморил червячка… А всё же дураки эти иностранцы. Сейчас я вижу это особенно отчётливо. Сами шведский стол придумали, а пользоваться им не умеют. Мясо лежит грудами, причём любое. Как говорится, бери не хочу. А они становятся в очередь к котлу с овсянкой. Извращенцы, одно слово… Никто эту овсянку не жрёт, кроме англичан да немцев.

– Не скажи, – вяло возразил Цимбаларь. – Лошадям её только подавай.

Кондаков вновь отлучился и вернулся с очередной тарелкой котлет в руках, но доесть их до конца уже не смог. Отсутствие пива всё же сказывалось.

– Вот теперь уже и обед не нужен, – сказал он, утирая с лица обильный пот. – Глядишь, и до вечера дотяну.

– Зачем же так ограничивать себя? – удивилась Людочка. – Питание должно быть регулярным. Захватите что-нибудь с собой. Хотя бы несколько бутербродов с сыром. Потом съедите… Мы-то сами в городе перекусим.

– А можно? – Он понизил голос до шёпота.

– Никто даже слова не скажет.

На сей раз выбор Кондакова был более разнообразен – ветчина, холодное мясо, буженина, жареные колбаски. Всё это он заворачивал в салфетки и рассовывал по карманам. Помощь, предложенная Людочкой, была категорически отвергнута.

Уже покидая зал, Кондаков прихватил с собой ломоть арбуза, который поедал вплоть до самого лифта, пятная сверкающий пол каплями розового сока. Корку он сунул в кадку, где произрастало какое-то экзотическое растение.

Когда дверца лифта распахнулась, выпустив в гостиничный вестибюль очередную партию мечтающих об овсянке финнов, Людочка сказала:

– Вы, Пётр Фомич, лучше один поезжайте. Как бы лифт от чрезмерного веса не застопорился.

– Спасибочки. – Кондаков кивнул, занятый какими-то своими мыслями. – На сытое брюхо можно будет и соснуть…

Однако его мечтам не суждено было исполниться. Ваня, догнавший друзей уже возле дверей номера, сообщил:

– Болтают, что в пригороде Питера сегодня ночью опять рвануло. И вроде бы уже есть жертвы. Вот такие пироги с кошатинкой!

– Это надо расценивать как месть за ларёчника Мишу, – сказал Кондаков. – Наш ответ Чемберлену.

– На наши планы это может повлиять? – осведомилась Людочка.

– Ни в коем разе, – ответил Цимбаларь. – В каком-то смысле нам это даже на руку. Для наших клиентов взрыв послужит как бы лакмусовой бумажкой. Будем придерживаться прежнего плана… А вот Петру Фомичу придётся отменить свой законный выходной и отправиться на место происшествия.

– Вот так всегда, – вздохнул Кондаков. – Если счастье посетит, так только на минуточку.