Глава 21
— А кто тогда? — задал резонный вопрос Симай. — В доме два трупа. Оба женские. У Катерины — той, что лежит внизу, — рана на горле. Вторая, у лестницы, тоже убита.
— Обеих убили ножом, — добавил Сыскарь.
— У менья ньет ножа, — сказал вампир. — Можете обыскать.
— Надо будет — обыщем, — заверил цыган. — Твой труп, — он пододвинул стул, уселся, забросил ногу за ногу и положил руку с пистолетом на колено таким образом, чтобы вампир оставался на мушке. — Живых кровососов я не обыскиваю. Всегда сначала убиваю.
Андрею показалось, что по лицу вампира скользнула мимолётная снисходительная усмешка. Эге, подумал он. Пожалуй, с этим существом лучше дружить, а не драться. Неизвестно, на что он способен. Если судить по голливудской кинопродукции, а также всяческой фантастической и мистической литературе, очень и очень на многое. Нечеловеческие сила, скорость реакции, ночное видение и всё остальное в том же роде. Плюс умение отращивать крылья и летать. Симай делает вид, что ничуть не боится и вообще он типа самый крутой на свете охотник на всякую нечисть, включая вампиров, но что-то я ему безоговорочно верить в данном вопросе не готов. Понтярщик наш кэрдо мулеса тот ещё, уж в этом-то нет никаких сомнений.
— Как твоё имя? — спросил он «фирменным» ментовским тоном, когда спрашиваемому немедленно становится понятно, что лучше ответить. — И что ты здесь делаешь?
— Меня зовут Бертран Дюбуа. И я могу задать вам тот же вопрос.
Хорошо говорит по-русски, отметил про себя Сыскарь, и почти без акцента, как и предупреждал Харитон Порфирьевич. Давно в России? Или просто способности к языкам у вампиров тоже выше среднечеловеческих? И страха в нём я не вижу. Он слегка растерян — это да. Но не испуган.
— Не можешь, — ответил он. — По одной простой причине. Мы люди, а ты нет.
— Он, — вампир посмотрел на Симая, — человьек только наполовину. И во мне тоже есть человьеческое. Много человьеческого. Я уберу крылья, хорошьо? Неудобно.
— Убирай, — разрешил Симай. — Нам тоже неудобно.
Это было как в кино. Только происходило не на экране, а в реальности. Примерно за полминуты крылья словно втянулись в тело, исчезли без следа, а Бертран стал ощутимо выше ростом. Немедленно обнаружилось, что, кроме заправленных в высокие сапоги брюк, на нём ничего нет. Голый мускулистый торс Бертрана в галогенном свете фонарика казался изваянным из белого мрамора.
— Уф-ф, — выдохнул Дюбуа, поводя плечами. — Так гораздо лучше. Merci. И всьё-таки. С кем имею честь говорить?
Андрей и Симай переглянулись. Каждый понял, о чём думает другой. Сыскарь подумал об этом чуть раньше, Симай чуть позже. Но в данный момент оба думали одинаково. О том, что произошло нечто совершенно непредвиденное, и теперь получение денежной награды за голову вампира Бертрана Дюбуа становится очень и очень проблематичным. И отсюда немедленно возникает вопрос: «А на фига оно нам надо?» Просто так сражаться с вампиром дураков нет. Мы не герои. Мы работаем за деньги. В данном случае — за большие деньги.
— Меня зовут Андрей, — сказал Сыскарь.
— Симай, — представился Симай. — Я действительно кэрдо мулеса — сделанный мертвецом. Мой отец был из твоего племени. Ну, почти из твоего.
— Был?
— Да. Его убили добрые люди, спасибо им. Осиновый кол в сердце, железную иглу в желудок, голову долой. Огонь завершил дело. Пепел развеяли по ветру.
— И среди этьих добрых людей был ты, — утверждающе сказал Бертран.
— Откуда ты знаешь? — очень напряжённо осведомился цыган, и ствол пистолета в его руке недвусмысленно шевельнулся.
— Не трудно догадаться. Самая страшная ненависть — та, которая находится в полушаге от любви. Но я тебья не осуждаю.
— Этого ещё не хватало, — буркнул Симай. — Те, кто меня осуждают, долго не живут. Я вас, нечисть поганую, давил и давить буду до самого конца своей жизни.
Опаньки, присвистнул про себя Сыскарь, сколько драматизма пополам с доморощенным психоанализом. Значит, Симай участвовал в убийстве собственного отца, пусть даже и этого… как его… варколака. Очень интересно. Понятно, что при таком раскладе он собирается давить нечисть до конца своей жизни. Что ему остаётся? Сейчас ещё вампир намекнёт на то, что жизнь кэрдо мулеса коротка, и начнётся драка.
Но Бертран оказался не только проницателен, но и мудр.
— Всьё сие замечательно, — сказал он. — Мы можем ещё долго говорить о разном. Но не кажется ли вам, что пока мы тут беседуем, времья пропадает?
На то, чтобы наскоро обыскать дом, у них ушло четверть часа. Обнаружилось, что исчезла не только Дарья, но и Харитон Порфирьевич, и это было совсем уж непонятно.
— Кто обычно ночует в доме? — осведомился у Симая Сыскарь, когда они убедились, что больше здесь никого нет — ни живых, ни мёртвых.
— Я-то откуда знаю? — удивился цыган. — Я же здесь не живу. Бываю время от времени, потому как с Харитоном знаком, но и всё. Но вообще-то не много должно быть. Особенно сейчас, когда князь Василий Лукич в отъезде. К тому же вся дворня, считай, отдельно и от князя и от Харитона Порфирьевича обитает. Видел ошуюю от главного входа, за деревьями и забором, домишко одноэтажный под соломенной крышей? Так это она и есть. Людская изба.
— Надо их разбудить и расспросить, — сказал Сыскарь. — Может быть, не все спали и кто-то что-то видел или слышал. Только давайте зажжём факелы или свечи, батарейки в моём фонарике не вечные, беречь надо.
— Что такое есть батарейки? — осведомился Бертран, пока они искали свечи и зажигали их. — Фонарь у тебья, Андрей, удивительный. Никогда таких не видел. И пистоль тоже. Восемнадцать зарьядов, как Симай говорил? Как такое может быть?
— Много будешь знать — скоро состаришься, — буркнул Симай и взял со стола в кабинете Харитона Порфирьевича канделябр с зажженными четырьмя свечами. — На, неси, освещай дорогу. Тут слуг нет.
— Мы не старьимся, — сказал Дюбуа, принимая канделябр. — Умираем молодыми. Но живём долго. Очьень долго. Почти вечно.
— Ага, вечно, — ухмыльнулся кэрдо мулеса. — Хочешь, скажу, сколько я вашего брата его поганой вечной жизни лишил? Не поверишь.
— Симай, хватит, а? — попросил Сыскарь. — Не время. Пошли в людскую. Очень мне интересно узнать, как такое могло выйти. Двое убиты, двое исчезли. И никто ни сном ни духом. Даже собаки не лаяли. Тут сейчас по идее должна быть куча народу, много света и женского крика. Но — тишина. Отчего так?
Они узнали это сразу же, как подошли к людской избе. Первое, что попалось на глаза сразу за калиткой, — две мёртвые собаки. Как их убили, было ясно — у одной торчала из груди короткая арбалетная стрела. Вторая, скорее всего, была убита так же, но стрелу выдернули и забрали. Предварительно добив животное ножом, о чём свидетельствовали характерные раны.
— Наповал, — резюмировал Симай. — Боюсь даже смотреть, что делается в людской. Сдаётся мне, живых мы там не найдём.
Бертран остановился. Канделябр в его руке не дрожал, но пламя свечей колебалось от лёгкого, едва ощутимого ночного дуновения тёплого майского ветерка.
— С вашего позвольения, я не пойду внутрь, — сказал он глухо. — Подожду здесь. Поищу сльеды.
Всё правильно, подумал Сыскарь, там же, наверное, кровь кругом. Удивляюсь ещё, как он сдерживался в доме при виде мёртвой няньки и Катерины. Может, потому, что не слишком голоден или кровь уже не совсем свежая? Впрочем, что я знаю о вампирах…
— Это правильно, — неожиданно согласился с Бертраном Симай. — Хорошо бы понять, в какую хотя бы сторону они ушли или ускакали. У тебя ночное зрение лучше моего, вот и поищи. А внутри мы сами глянем. Да, Андрюха?
Дверь ломать не пришлось, она была наполовину открыта…
За свою не слишком долгую жизнь солдат, затем оперуполномоченный, а следом частный детектив Андрей Сыскарёв по прозвищу Сыскарь повидал немало убитых и мёртвых. В разных видах. Но здесь даже его слегка замутило. А Симай и вовсе не выдержал и выскочил за дверь — проблеваться. В людской перекололи всех. Точно в той же манере, как горничную Катерину и безымянную няньку. Видимо, всё произошло очень быстро, люди даже не успели толком проснуться. Убийцы ворвались в дом быстро и тут же приступили к своему жуткому делу. Удары, как определил Сыскарь, наносились профессионально — в горло, сердце, печень, солнечное сплетение. Всего он насчитал шесть трупов. Три женских (в том числе и кухарки Прасковьи) и три мужских. И только на одном оказалось больше одной раны. Это был местный конюх, как сказал Симай. Видимо, единственный, кто попытался оказать сопротивление. С одного удара его убить не удалось, и теперь парень буквально плавал в луже собственной, уже порядком загустевшей крови, покрытой, словно шевелящимся ковром, плотным слоем налетевшего на дармовщину комарья. Однажды Сыскарь уже наблюдал подобную картину с комарами. Но кровь тогда была его, и вспоминать об этом не хотелось.
Да, вампиру здесь было бы тяжеловато, подумал он, прислушиваясь, как с надрывом блюёт во дворе цыган. Его и самого мутило от тяжёлого запаха крови и не слишком чистых мёртвых человеческих тел. К тому же у некоторых желудки и мочевые пузыри самопроизвольно опорожнились, что также не добавляло атмосфере людской избы свежести.
Пора было уходить, тут уже никому не поможешь. Он ещё раз повёл лучом фонаря. Стоп, а это что? Сыскарь присел, всматриваясь. В полусжатой ладони конюха поблёскивал какой-то предмет. Андрей осторожно распрямил мёртвые пальцы и взял с чужой мёртвой ладони золотой по виду кругляш с ушком и остатками ниток с одной стороны и непонятным отчеканенным знаком, похожим на заглавную букву «А» с двойной перекладиной, с другой.
Похоже на пуговицу. Золотую. Видимо, конюх в драке содрал её с кафтана убийцы или что там было на нём надето. Тот и не заметил. Или заметил, когда возвращаться было уже поздно. Хорошая улика. Не думаю, что золотые пуговицы в петровской Руси носит на одежде каждый встречный-поперечный. Что, интересно, на ней изображено… Похоже на «А», но это явно не буква. Во-первых, буква «Аз» в петровское время, по-моему, несколько иначе писалась. Латинская? Но опять же двойная перекладина…
— Андрюха! — позвал снаружи пришедший в себя Симай. — Ты где там? Наш вампиришка, кажись, след взял. Пора по коням, ночь проходит!
— Иду! — отозвался Сыскарь, спрятал пуговицу в карман и с облегчением покинул людскую избу. Хотелось поскорее глотнуть свежего воздуха.
И он вдоволь его наглотался, когда они пустились в погоню. Вампир Бертран и впрямь поначалу взял след не хуже служебной овчарки.
— Один из них ранен, — сообщил он. — Я чую кровь. Могу лететь по её следу. Но как вы за мной поспеете?
— О нас не волнуйся, — заверил его Симай. — Лети первый, мы за тобой. Наши кони от тебя не отстанут.
— Что же за кони такие? — удивился, было, вампир, но увидев коней, с уважением присвистнул. — Понятно. Этьи не отстанут, верно. Даже спрашивать не хочу, где вы их взяли.
— Где взяли, там больше нет, — отрезал кэрдо мулеса. — И вернуть нам их надо до рассвета. Поэтому давай поторопимся.
— Да, — кивнул Бертран. — За мной!
За спиной Дюбуа снова появились широкие крылья. Вампир разбежался, прыгнул, взвился в воздух, полетел над дорогой, набирая высоту. Симай и Сыскарь вскочили на коней и взяли с места в галоп, стараясь не отстать.
Волшебные кони не подвели. Через короткое время они снова выскочили на Калужский тракт и понеслись в сторону Москвы, следуя за тёмным силуэтом, летящим над дорогой. Не слишком высоко — метрах в четырёх-пяти.
Случайный путник, попадись он навстречу, легко заметит, решил Сыскарь. Шарахнется в придорожную канаву, истово крестясь, а потом расскажет о жуткой встрече в хмельном кругу товарищей или трезвом — домочадцев. Приукрасит, ясное дело, так, что и сам во всё поверит. А мы, потомки, будем потом удивляться, откуда в русском, да и любом другом, народе столько мифотворчества и суеверий. Отсюда, блин с чебурашкой. От летящего над ночной дорогой самого настоящего вампира и двух всадников на конях, больше похожих на сгустки мрака, чем на существ из плоти и крови. Ну и от прочих явлений. Надо же, подумал Андрей, я тут всего-то чуть больше суток, а уже умудрился повстречаться с двумя оборотнями, целым мёртвым табором, одним вампиром, двумя волшебными конями и одним профессиональным охотником на нечисть. А что будет дальше? Страшно представить.
Светящиеся стрелки швейцарских часов на руке Сыскаря, которые он выставил ещё днём по механическим напольным часам в усадьбе князя Долгорукого, показывали без четверти три — самое глухое ночное время.
Но рассвет всё равно близок, майские ночи короткие, не следует об этом забывать. Догоним или нет? Ходко идём, километров семьдесят в час, если не больше. Эдак скоро и Москва. Интересно, какая она, Москва одна тысяча семьсот двадцать второго года? Убогой, небось, покажется. Грязная, тёмная, деревянная, одноэтажная. Преимущественно. Большая деревня в прямом смысле слова, хе-хе. Куры и свиньи с коровами на немощёных улицах — обычное дело. Гужевой транспорт, опять же. На ночь улицы, небось, перекрывают решётками да шлагбаумами, комендантский час практически для всех, кто не знатного рода или не имеет особого разрешения ходить по городу в ночное время. Всё равно интересно. Кремль-то небось ещё белокаменный. Или уже нет? Вроде бы нет. Кажется, ко временам Петра стены уже красным кирпичом обложили…
Однако до Москвы они не доскакали. Сначала свернули с Калужского тракта вправо, на просёлочную дорогу, а затем версты через две, на берегу какой-то то ли маленькой речушки, то ли широкого ручья и вовсе остановились, потому что здесь Бертран потерял след.
— Всьё, — сообщил он с грустью в голосе. — Дальше не знаю, куда. Они перевьязали рану, крови нет больше. Не чую.
— Могли пойти вверх или вниз по течению, — предположил Сыскарь. — Старый приём, чтобы сбить со следа собак. Потом снова выбрались на берег. И там след опять может появиться.
— Я понял, — кивнул Бертран. — Попробую найти. Ждите тут.
Он снова взлетел и пропал в ночной темноте. Андрей и Симай спешились, привязали коней к ближайшим деревьям, уселись на бережку. Сыскарь закурил.
— Жизнь — удивительная штука, — философски заметил цыган. — Если бы мне ещё вчера сказали, что Симайонс Удача будет действовать заодно с вампиром, я бы плюнул наглецу в рожу или поднял бы дурака на смех. И оказался бы неправ.
— Бывает, — не менее философски заметил Сыскарь. — Если бы мне совсем ещё недавно сказали, что я попаду на триста лет назад и буду охотится на оборотней и тех же вампиров в компании с цыганом, который утверждает, что его папа — мертвец, а сам блюёт от вида крови, я бы тоже не поверил.
— Сам от себя не ожидал, — вздохнул Симай. — Честно. В усадьбе всё было нормально, ты сам видел. А вот в людской что-то меня скрутило. Первый раз такое со мной. Может, съёл что-то не то?
— Может, — кивнул Сыскарь. — Да ладно, не бери в голову.
— Как это?
— Хочу сказать, не обращай внимания на мои слова. Синдром деда, извини.
— Ни хрена не понял. Что и какого деда?
— Ты в армии служил?
— Бог миловал. — Симай перекрестился. — А что?
— Говорю же, — ничего. Забей. В смысле, забудь.
— Чудной ты всё-таки, Андрюха.
— Станешь тут чудным, — вздохнул Сыскарь.
Ему в очередной раз отчаянно захотелось крепко потрясти головой и больно ущипнуть себя за любую часть тела, чтобы проснуться.
Хрен вам. Никаких больше щипков. Что там Лила сказала? К Брюсу надо обращаться за помощью? Значит, обратимся к Брюсу. Пока не знаю, как именно это сделать, с учётом его и моего статуса, но узнаю обязательно. Москва рядом, это уже хорошо. К тому же нам в Москву по любому. Чует моё сыщицкое сердце, что бандиты-налётчики, или кто это был, подались именно в Москву. А Дарья наша Сергеевна и Харитон Порфирьевич заложниками у них. Иначе, будь это обычное ограбление, их бы тоже грохнули. Если так, то очень может быть, что политика здесь замешана. Насколько я помню, хоть и плохо, но всё-таки, Долгорукий Василий Лукич был соратником Петра. В смысле, он сейчас его соратник. И, кстати, посол России во Франции. Который, если опять же мне память не изменяет, как раз среди прочего занят чем-то вроде того, что лоббирует международное признание Петра Первого императором России. А Бертран у нас кто? Вот именно. Француз. Сейчас вернётся, надо будет задать ему парочку вопросов. Может, подскажет что полезное.
Только он подумал об этом, как раздался шорох крыльев, и Бертран Дюбуа опустился на берег рядом с ними.
— Ну что? — осведомился Симай.
— Ничего. — Вампир убрал крылья, сел, подтянул колени к груди, положил сверху руки, сцепил пальцы, и Сыскарь подумал, что больше всего он похож сейчас на сидящего «Демона» кисти гениального русского художника Михаила Врубеля. Вон и луна очень кстати взошла над кромкой леса и осветила голый мускулистый торс и чёрные волосы демонического существа из французской стороны.
— Я всьё равно их найду, — произнёс глухо Бертран. — Хоть в Москве, хоть где угодно. От менья не уйдут. — Он повернул голову, посмотрел на товарищей. — А вы? Со мной?
— Что мы? — спросил Симай. — Мы тебя вообще-то убить хотели, защитить Дарью Сергеевну и получить за это награду.
— Дарью Сергеевну от менья не надо защищать, — сказал Бертран с чувством. — Я сам готов её защитить от всего.
Эге, подумал Сыскарь, да неужто у нас тут любовь как в этом дурацком кино… как его… «Сумерки», что ли? Да, кажется, «Сумерки». Любовь между вампиром и смертной девушкой. Вот же блин с чебурашкой! Что же получается, баба эта американская, писательница, которая историю придумала, оказалась права и так на самом деле бывает? О чём ты говоришь, сказал он себе. Думал ли ты еще пару дней назад всерьёз о том, бывают ли на свете вампиры! Разумеется, нет. А они, оказываются, бывают. И ещё как. Отчего ж не быть и подобной любви? К слову, и новый твой товарищ, цыган Симай Удача — плод такой же любви. Или по меньшей мере страсти. Пусть даже похоти, неважно. Так что не будем удивляться, а лучше используем данное обстоятельство в собственных интересах. Любовь, значит? Очень хорошо. Мощный стимул. И капкан. По себе знаю. Да ведь и возникла-то их любовь, кажется, до того, как Бертран стал вампиром. Вспомни, что говорил Харитон Порфирьевич. Поначалу он в гости нормально приезжал, днём. Потом изменился, после какой-то поездки в Москву. Кажется, двухнедельной.
— Ух ты, — сказал Симай. — Может, скажешь, что ты её не трогал, по-вашему, по-вампирски? Не пил её кровушку?
— Ньет, — помотал головой Бертран. — Можетье верить, можетье не верить. Но я её не трогал. Я её любил. Люблю, — исправился он. — Так правильно, да?
— Хорошо по-русски говоришь, — заметил Сыскарь. — Давно в России?
— Два года. С половьиной. У менья добрая памьять, я быстро учусь.
— Долго уже в вампирах обретаешься? — спросил Симай.
— А вот это совсьем не ваше дело.
— Как это не наше! — возмутился кэрдо мулеса. — Очень даже наше. Мы, чай, русские люди, должны знать, что у нас под боком происходит. К тому же и охотники за такими, как ты. В том числе. Нам за это деньги платят. Если где-то тут вампирское гнездо возникло, то его следует уничтожить. Иначе беда всем православным людям. И не православным тоже.
— Я не пью человеческую кровь, — сказал Бертран. — Только животных.
— Это пока, — пообещал Симай. — Можешь не отвечать, но я и так вижу, что вампиром ты недавно стал. Поэтому и к Дарье такое отношение. Не забыл ещё, как это — быть человеком.
— Ты мне в душу не льезь, — оскалился Бертран, и в лунном свете опасно блеснули его длинные верхние клыки. — Поньятно? Целее будешь. И сказки тоже нье рассказывай. Видит он… Харитон Порфирьевич, ньебось, про менья говорил, так? Мол, был Бертран Дюбуа нормальный человьек, а потом изменил… изменился. Нье возражай, знаю, так было. Лучше скажи, готовы вы помочь найти Дашу или ньет? И учтите, за помощь я тоже могу заплатить. Золотом. Серебра не держу.
— Вот это деловой разговор, — обрадовался Симай. — Жаль, времени мало его вести. Скоро третьи петухи пропоют, а у нас ещё куча дел. Надо коней в мёртвый табор вернуть и договор там подписать, — он на секунду запнулся, вероятно, засомневавшись, стоило ему проговариваться насчёт мёртвого табора или нет, но затем сообразил, что уже всё равно, и продолжил. — Мы слово дали. А наше слово — кремень.
— Мёртвый табор? — переспросил Бертран. — Кажется, я что-то такое видел, когда летел к Дарье… Так вот откуда кони! Что с ними случилось? С цыганами, не коньями.
— Потом расскажем. — Сыскарь глянул на часы. — Времени и впрямь мало осталось. Рассвет на носу. Предлагаю немедленно лететь-скакать к табору, а потом — в усадьбу к Бертрану. Если он не против. Там же совсем рядом, как я понимаю. Мы по любому к нему собирались, а тут так всё совпало. Ты не против, Бертран? У тебя всё и решим. Или не решим, и тогда разойдёмся каждый своей дорогой.
— Я согласьен, — кивнул Дюбуа, резво вскочил на ноги и расправил крылья.
Через минуту крестьянин Прохор Гвоздёв, выйдя из избы до ветру, поднял голову, и ему показалось, что ущербный яркий лунный кругляш, повисший над самой кромкой леса, стремительно пересекла крылатая тень с вроде бы человеческими ногами и головой. Прохор хотел было перекреститься, но руки были заняты. «Привидится же такое», — подумал он, доделал дело, подтянул портки и побрёл обратно в избу — досыпать.