Глава 10
О том, что его старый друг, напарник и компаньон Лобанов Иван Сергеевич ночью умер, Андрей Сыскарёв узнал дома за утренним кофе посредством телефонного звонка из больницы.
Сообщение показалось ему настолько диким и нелепым, что он не поверил. Точнее, не захотел поверить. Выскочил из дома, сел в машину и помчался в больницу. Там встретил совершенно потерянных от горя родителей Вани и с ужасом осознал — это правда. И сделать уже ничего нельзя. Внезапная остановка сердца, так сказали врачи. Совершенно необъяснимая и вряд ли как-то связанная с полученным ранением. Нам очень-очень жаль, но такие случаи бывают. Молодые и вполне здоровые люди внезапно умирают. Особенно мужчины. Вы знаете, что, по статистике, у нас, в России, средний представитель мужского пола может чувствовать себя в относительной безопасности в возрасте до двадцати лет и после пятидесяти трёх-четырёх? А самый продуктивный и активный промежуток жизни длиной в тридцать с лишним лет одновременно является и самым смертоносным. Такая вот странная особенность, вызванная, скорее всего, не самыми полезными для здоровья переменами, которые произошли в нашей стране в конце двадцатого и начале двадцать первого века. Да и продолжают происходить. Ну и образ жизни, понятно. Постоянные стрессы, алкоголь, табакокурение…
Но весь этот врачебный лепет мало интересовал Сыскаря. Он выслушал его даже не из вежливости, а просто в силу привычки выслушивать ответы на заданные вопросы. Хотя очень хотелось немедленно отыскать виновного и предъявить счёт. В самом деле. Он же вчера привёз им пусть не совершенно здорового, но отнюдь не умирающего друга! И получил заверения, что всё самое страшное позади, медицинская помощь была оказана Ивану правильно и в полном объеме и он скоро встанет на ноги. И что? Вместо этого — внезапная остановка сердца. Ночью, во сне. Иван даже к аппарату не был подключён за ненадобностью, и его смерть, в общем-то, случайно, обнаружила дежурная медсестра, которая рано утром совершала обход и обратила внимание на странную бледность пациента, чьё лицо с вечера имело совершенно естественный оттенок.
Конечно же, никаких виновных в стенах больницы он искать не стал. Довольно было и того, что таковым чувствовал себя сам. В относительной степени, но всё же. Вопросы-то мысленные, заданные самому себе, немедленно посыпались.
Какого хрена было торопиться и забирать Ваньку из райцентровской больницы?
Почему он, Сыскарь, всегда стрелявший довольно метко, в этот раз не попал в зверя, когда тот нёсся по проходу в коровнике?
На хрена вообще они согласились на предложение фермера Саши?
Зачем не уехали из Кержачей сразу же, как только выполнили задание клиента?
На последний вопрос ответ существовал. Ясный и однозначный. Света. Светлана Русская. И больше всего в связи с этим Сыскарь ненавидел себя за мысль, первой пришедшую на ум после того, как он узнал о смерти Ивана. Мысль о том, что теперь его шансы, за отсутствием конкуренции со стороны друга, значительно возросли. Он понимал, что подвергать себя самоуничижению за какие-то там, пусть и довольно циничные и даже безнравственные, мысли — верх глупости. Мало ли что в голову человеку приходит время от времени! Люди — не ангелы, и сей факт следует принимать как должное. Да и ангелы ещё неизвестно, о чём думают. И всё-таки, и всё-таки. Как ни крути, а действительно выходило, что теперь добиться Светланы ему будет легче. При прочих равных. Вот только друга похоронить и — вперёд. Дорога в Кержачи, можно сказать, почти наезжена.
Это были трудные дни. Кто хоронил близких, знает, как это тяжело. Особенно в молодости, когда чувства ещё не успели огрубеть. А Сыскарь, несмотря на то что участвовал в боевых действиях и видел смерть товарищей, был молодым и жизнерадостным человеком.
И ещё он только сейчас, потеряв друга, понял, как сильно его любил и как теперь ему будет Ивана не хватать. Так, наверное, не хватает человеку утраченных пальцев на руке — хоть и можно приспособиться, но уже, братцы, совсем не то.
И ещё он постоянно ощущал на себе горе родителей Ивана, которых знал с детства. Ваня был у них единственным сыном, и получалось, что он, Андрей, его вроде как не уберёг. Глупо? Наверное. Но выходило так. Сам-то он из стычки с волком вышел живым и здоровым, верно?
Одно было хорошо — денег на счету детективного агентства «Поймаем.ру» хватало, чтобы устроить Ивану нормальные похороны и поминки. А организационные вопросы почти полностью взвалила на себя и достойно решила Ирина Москвитина. Это было то немногое, чем они могли помочь родителям друга и сотрудника и хоть как-то облегчить их горе.
От кремации, давно ставшей в Москве делом привычным, пришлось отказаться. «Не хотим хоронить урну с пеплом, — сказали родители Вани. — Пусть всё будет по-старому, как у людей. Чтобы можно было у могилки проститься и потом тоже к могилке прийти». Делать нечего — пришлось срочно искать удобное кладбище в ближнем Подмосковье, так как похоронить человека в Москве прежним порядком, если он не какой-нибудь там народный депутат или просто дутая или настоящая знаменитость, оказалось несколько затруднительно. Правда, оставалось, к примеру, Богородское кладбище, где москвичей хоронили (за соответствующую мзду) и без кремации, но родители Ивана жили в Коньково, то есть чуть ли не на другом конце Москвы. К тому же Москва — это в любом случае Москва. Здесь и жить шумно и тесно, и мёртвым в земле лежать — тоже. Поэтому и решили, что удобнее и лучше всего будет лежать Ване на подмосковном Ракитском кладбище, что находится всего в десяти километрах от МКАД по Калужскому шоссе. И от Коньково на машине или автобусе легко добраться, и вообще там тихо, спокойно и красиво.
На похороны пришло много людей. Были здесь и одноклассники, и боевые товарищи Ивана и Андрея по Северному Кавказу, и те, с кем они вместе учились в Московском университете МВД России, а затем ловили преступников на обширных и зачастую весьма опасных просторах столицы, и даже некоторые бывшие клиенты агентства «Поймаем.ру». Сыскарь и не ожидал, что будет столько народу. Принимая слова соболезнования от людей, которых не видел лет пять, а то и все десять, он был им благодарен и думал о том, что его друг Лобан, Ваня, был и впрямь хорошим и добрым человеком. С плохим бы проститься не пришли. Он-то, конечно, и раньше это знал, но теперь вот убедился окончательно и бесповоротно. От осознания того, что всё теперь и впрямь окончательно и бесповоротно, временами хотелось плакать.
Но Сыскарь держался. Среди бывших коллег, товарищей и друзей он слыл смелым, бесшабашным и весёлым человеком, которому всё нипочём, и ему не хотелось показывать на людях слабость.
Потом поплачу, если слёзы будут, думал он, целуя у разрытой могилы мёртвого Ивана и бережно укладывая в гроб гранёный стакан и две бутылки красного полусладкого крымского — любимого вина старого друга. Сам Сыскарь предпочитал крепкие напитки, а водке — коньяк или виски, но Иван, если была такая возможность, всегда выбирал красное полусладкое. Желательно произведённое в Крыму. Впрочем, к спиртному он был практически равнодушен, и Сыскарь, спроси его кто, вряд ли бы смог внятно объяснить, зачем это делает. Мысль, что неплохо бы положить в гроб другу две бутылки его любимого вина и стакан, пришла вечером накануне похорон и показалась настолько важной, что он решил обязательно осуществить задуманное. И осуществил.
— Прощай, друг, — сказал вслух. — Прости, что не смог тебя уберечь.
Не видя окружающих лиц, протолкался к опушке рощицы, зашёл за сосну, прислонился спиной к дереву, вытащил из внутреннего кармана пиджака плоскую флягу с коньяком, хлебнул как следует, часто подышал ртом, борясь с очередным приступом слёз, вытащил сигарету, закурил.
Подошла вся в чёрном Ирина. Остановилась в шаге.
— Ты как? — спросила негромко, глядя снизу вверх прямо в глаза.
— Ничего, — ответил он. — Ничего, Иришка, спасибо тебе. Выпить хочешь?
— Давай, — согласилась она.
Он протянул флягу. Ирина отпила глоток, вернула. Постояли молча рядом, Сыскарь в несколько торопливых безвкусных затяжек дотянул сигарету, бросил на землю, затоптал окурок.
— Ну что, пошли? Сейчас, наверное, закапывать начнут.
— Пойдём, — сказала она и совершенно естественным жестом, как бы ободряя и одновременно ища поддержки и защиты, взяла его под руку.
На поминках Андрей размяк. Сказалось напряжение последних трёх дней, и он, обычно не теряющий над собой контроля ни при каких обстоятельствах, в какой-то момент утратил надёжную связь с окружающей реальностью. Нет, его не шатало из стороны в сторону, и никаких пьяных глупостей он не натворил. Просто после очередной рюмки мир и чужие слова перестали восприниматься ясно и отчётливо, а память отказалась запечатлевать события в привычных подробностях.
«Домой меня на такси доставила Ирина. Это я помню. Но вот что потом… Вот же блин с чебурашкой, накушался вчера по самые брови. Ай, как нехорошо. Получается, она осталась у меня. И? Нет, ни хрена не помню. Стыдобища. Причём в любом случае».
Сыскарь стоял в проёме кухонной двери, подперев плечом косяк, и смотрел, как секретарь Ирина Москвитина ловко жарит на его кухне блины. Надо думать, на завтрак. Утреннее солнце заливало кухню радостным светом, вспыхивая в рыжеватых волосах девушки, но Сыскарю было не по себе. Нет, смотреть-то на Ирину ему было приятно. Была она невысокой, худенькой, с маленькой грудью и стройными ногами. Чуть вздёрнутый носик, веснушки, синие, с хитринкой, глаза за очками в лёгкой модной оправе. Но то обстоятельство, что секретарь была одета в его старую фланелевую рубашку, закрывавшую пресловутые стройные ноги не более чем до середины бедра, наводило на беспокойные размышления. Размышлять же было трудно. А уж беспокойно размышлять — тем более.
— Доброе утро, — сказал он севшим голосом и, не зная куда деть руки, поскрёб небритый подбородок. — Э… давно проснулась?
— Минут сорок. Иди в душ, сейчас завтракать будем.
Это вот она сейчас лукаво улыбается со значением или как? О, господи.
— Скажи…
— Да?
— А как вчера? Ну, вообще…
— Что — вообще? Андрей Владимирович, вы меня удивляете. Что это за «вообще»? Выражайтесь яснее, пожалуйста. Вчера вечером вы были красноречивы. Очень.
Издевается, подумал он. Так мне и надо.
— Это когда мы в такси ехали, что ли? — решил проявить осведомлённость Сыскарь.
— И в такси тоже. Но особенно, когда сюда приехали. Так красноречив, что я, Андрюша, подумала и согласилась.
Ой, мама…
Видимо, на узком лице Сыскаря отразилась такая сложная и яркая гамма чувств, что Ирина сжалилась.
— Да ладно тебе, — сказала она. — Ничего не случилось, не переживай. Тебе было плохо, и ты попросил меня остаться. Я осталась, но спали мы раздельно, если тебе интересно. Просто постель с тахты гостевой уже убрала. А рубашку твою старую надела, потому как не нашла фартука. Не стану же я в своей чистой одежде блины жарить!
— Ни фига себе, — слегка ожил Сыскарь. — Что, я даже не сделал попытки к тебе пристать?
— Не скажу. — Ирина ловко перевернула на сковородке блин. — Мучайся теперь. Пусть это будет платой. Суровой, но справедливой.
— Жестокосердная! — провозгласил он и направился в ванную. Теперь можно было приводить себя в порядок. Благо суббота и делами агентства заниматься не надо.
Кстати, насчёт агентства, размышлял он под душем. Теперь, после смерти Ивана, необходимо что-то решать. Одному, даже с помощью такого гениального секретаря, как Ирина, ему не справиться, это ясно. Значит, нужно искать человека, который мог бы Ваню заменить. Но делать это категорически не хочется. Потому что Ваню не может заменить никто. Так что же теперь, закрывать лавочку? Жалко. В лавочку-то сил и нервов вложено до хрена и больше, и денежку она приносит хорошую. Да и не умеет он, Андрей Сыскарёв, ничего больше делать, кроме как выслеживать, находить и ловить себе подобных. Грешных на всю душу представителей вида хомо сапиенс. Не в охрану же идти, в самом деле. Вот уж, прости господи, профессия — ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Всегда удивлялся, как могут здоровые на вид мужики ею заниматься. Или вернуться в органы? Плохая мысль. Название с милиции на полицию поменяли, но порядки там не сильно изменились, уж это ему доподлинно известно. А раз так, то рано или поздно повторится та же история. И к колдуну Григорию не ходи.
При мысли о Григории он тут же подумал о Светлане, и на сердце посветлело. Будто лучик солнца пробился сквозь низкие, чёрные, терзаемые пронзительным холодным ветром, тучи.
«Правильно, ну его всё на фиг. Объявлю Ирке, что агентство в полном составе уходит в двухнедельный оплачиваемый отпуск. Не завтра, конечно. Скажем, через неделю, чтобы все хвосты подчистить. Тем более что и ей, и себе мы эти отпуска задолжали. Жаль, Ваня отгулять не успел. Значит, я отгуляю. И за него, и за себя. Прости, дружище. Может, я и сволочь, но по-другому поступить не могу. А то ведь уведут девчонку из-под носа, и „мама“ сказать не успеешь. Особенно такую. Решено. Сначала в Кержачи, прямо сегодня, а там поглядим».
Ирина отнеслась к его предложению о двухнедельном отпуске с пониманием. Хоть и без особого энтузиазма.
— О’кей, — сказала за блинами и чаем. — Как скажешь, начальник. Недели на подчистку хвостов нам, думаю, хватит. Там и хвостов-то, считай, нету. Пустяки. А новые дела просто не будем брать. Или отложим, если будет такая возможность.
— Вот и я так решил.
— Решил, значит, решил. Может, и правильно. Надо в себя прийти слегка после всего этого ужаса. Лично я до сих пор не верю, что Вани нет.
Сыскарь промолчал. Ему нечего было сказать. Он-то как раз верил. Очень не хотел, но верил. Чисто мужское свойство восприятия реальности, наверное.
— Чем займёшься? — вроде бы безразлично осведомилась Ирина. — Извини, если вопрос не к месту и не ко времени.
Соврать или правду сказать? А с чего врать, если все свои? Он подумал, что за те полтора года, что Ирка работает в частном сыскном агентстве «Поймаем.ру», она и впрямь стала абсолютно своей. Человеком, на которого можно положиться в любом деле. Как профессиональном, так и личном. А такому человеку врать без особой на то нужды нехорошо. К тому же всё равно узнает рано или поздно.
Он прожевал и проглотил очередной блин, запил чаем, вытер руки салфеткой, закурил и посмотрел Ирине в глаза.
— Спасибо, — сказал. — Очень вкусные блины. — Вздохнул и добавил: — Жениться хочу. Если, конечно, получится.
Ирина поперхнулась блином с чаем. Да так, что ему пришлось хлопать ей по спине, чтобы вернуть нормальное дыхание.
— Извини, — сказала она, прокашлявшись, и тут же попросила сигарету.
— Ты ж не куришь, — удивился он, протягивая ей пачку.
— Ты вроде бы тоже недавно бросил. А теперь опять, — парировала она. Прикурила, выпустила дым. — Что там с вами в этих Кержачах случилось, Андрюша? Один умер, второй тут же жениться собрался. Это, понятно, не моё дело, и мне всё равно, но избранницу твою случаем не Светлана Русская зовут?
— А если и так, то что? — спросил он с вызовом.
— Да ничего. — Ирина пожала худенькими плечами, затушила в пепельнице едва начатую сигарету. — Какая гадость всё-таки, — поднялась со стула, потянулась, рубашка стремительно поползла вверх, Сыскарь сглотнул и отвёл глаза. — Дело хозяйское. Только попомни моё слово — ничего хорошего из этого не выйдет.
— Это ещё почему? — нахмурился Сыскарь и подумал, что разговор зашёл далековато. Надо было, наверное, и впрямь соврать.
— Потому что у меня сердце — вещун.
— Колдунов с колдуньями развелось — ступить некуда, — пробормотал он. — Один в Кержачах развлекается, вторая прямо здесь, под боком. Ты, Ир, извини, но я как-нибудь сам этот вопрос решу, ладно?
— Да понятное дело, решай, конечно. Кто я такая, чтобы вмешиваться в твои решения!
— Блины были очень вкусные, — сказал он бесстрастным голосом.
— Всё-всё, ухожу, ещё раз извини. Только скажи, что за колдун в Кержачах? Настоящий?
Он молча посмотрел на неё. Ирина повернулась и подчёркнуто эротичной походкой удалилась в комнату.
Нет, никогда мне не понять женщин, подумал Сыскарь и закурил вторую сигарету. Сейчас дождусь, когда она уйдёт и завалюсь, пожалуй, ещё на часок-другой в койку. Чтобы организм поскорее очухался. А потом — в Кержачи.