Вопрос:

Ошо,

За последние четырнадцать месяцев в твоем мире случилось много такого, что было очень противоречивым и выглядело странно для духовной группы.

Само перечисление фактов и цифр, приведенных на ста пятидесяти шести страницах статьи, которая была напечатана в двух недавних выпусках журнала «Нью-Йоркер», могло вызвать гнев у большинства людей.

Хотя некоторые саньясины оставили тебя, я вижу, что многие из нас, в том числе и я, остались не потревоженными в нашем внутреннем существе. Без всяких сожалений многие из нас стали на новый путь, прыгнули в новое приключение.

Наши семьи, друзья и просто незнакомые люди либо с любопытством наблюдают за этим, либо подозревают, что мы марионетки с промытыми мозгами или безответственные типы. Есть ли способ объяснить это внутреннее доверие к мастеру, которое возникает у ученика? Может ли кто-то из нас объяснить, что за этими фактами и цифрами скрываются любовь, веселье, тайна духовной трансформации, которые мы, на наше счастье, разделяем с тобой? Стоит ли мне беспокоиться об этом, или мне нужно просто сосредоточиться на тебе и на внутреннем путешествии, игнорируя любопытных и скептиков?

 

Жизнь была бы очень легкой, если бы она состояла только из фактов и цифр, – легкой, но скучной и плоской; жизнь была бы легкой, но тогда не стоило бы жить. А ум озабочен только фактами и цифрами.

Великим благословением существования является то, что ум – это не все, что в жизни есть нечто гораздо большее – то, что не может быть сведено к фактам, объяснениям, теориям. Нечто таинственное всегда остается необъясненным, и это самая ценная, самая важная часть жизни.

Невозможно объяснить любовь, доверие, красоту, благодать, благодарность, тишину. Похоже, что все самое значительное находится за пределами ума, а все незначительное находится в пределах ума.

 

Я вспомнил о великом суфийском мастере Джуннаиде. Однажды один из его учеников – который с трудом отказался от скептицизма и каким-то образом заставил себя довериться Джуннаиду – отправился в лес на охоту. И в лесу он увидел Джуннаида, сидящего на берегу прекрасного озера с красивой женщиной. Он увидел их издалека, а издалека все кажется красивым – особенно мусульманские женщины.

Среди мусульманских женщин вы не сможете увидеть некрасивых – их лица закрыты чадрой. Это великая стратегия некрасивых женщин, направленная против красивых, потому что таким образом красота прячется.

Все его подавленные сомнения и подозрения вышли на поверхность – а Джуннаид не просто сидел рядом с женщиной, эта женщина наливала для него из бутыли вино в чашку.

Все его доверие к Джуннаиду было разрушено, вся его любовь закончилась: «Всему есть предел. Это зашло слишком далеко. Этот человек – обманщик!»

И если бы он ушел, не поговорив с Джуннаидом, он так и остался бы с убеждением, что этот человек – обманщик. У него были все факты, он все видел собственными глазами, он был свидетелем. Ему не нужны были никакие другие доказательства, другие свидетельства. Никакие аргументы не убедили бы его в том, что он заблуждался.

Но Джуннаид громко крикнул:

– Не уходи! Подойди поближе – когда подходишь ближе, многие факты оказываются фантазиями. И чем ближе подходишь, тем больше обнаруживаешь в них вымысла. Просто подойди поближе.

Ему было немного страшно, но он все-таки подошел.

Джуннаид поднял чадру с лица женщины – это была мать Джуннаида, старая женщина. И он сказал:

– Ну, как насчет той красавицы, которую ты видел? А ты видел ее своими собственными глазами. Разве мог ты представить, что это – старая женщина, моя мать? Твое воображение не способно на такое.

Теперь возьми эту бутыль и присмотрись к ней, попробуй ее содержимое; это чистая вода, а не вино. Просто сама бутыль – из-под вина.

А ведь ты собирался уйти в абсолютной уверенности, что этот человек – обманщик, который тайком в лесу наслаждается вином и женщинами, а на людях носит другую маску – маску великого мастера.

Ученик припал к его ногам и сказал:

– Пожалуйста, прости меня!

– Дело тут не в прощении, а в понимании, – ответил Джуннаид. – Твое доверие вынужденное, а вынужденное доверие рано или поздно будет разрушено. Твоя любовь является усилием, а любовь не может быть усилием: либо ты любишь, либо нет, вопрос об усилии не возникает. Ты пытался подражать другим ученикам, а путь истины – не для подражателей.

Я пришел на это место только ради тебя, зная, что ты собираешься на охоту и обязательно придешь к этому озеру. Тебе придется начать все с самого начала, и на этот раз твоя любовь не должна быть усилием, а твое доверие не должно быть вынужденным. Любовь и доверие прекрасны, когда они растут естественно, – и когда они растут естественно, тогда никакие факты и никакие цифры не могут уничтожить их. Они обладают такой огромной собственной энергией, что все факты и цифры просто испаряются.

 

Факт – это не истина, он подобен мыльному пузырю. Да, мыльный пузырь существует – но его существование почти равно несуществованию.

Истина же обладает вечностью: она была истиной, она является истиной, она останется истиной. Истина не может быть чем-то иным.

Факты все время меняются. Факты зависят от интерпретаций. Один и тот же факт можно интерпретировать тысячей и одним способом. И именно этим мы и занимаемся, иначе не нужно было бы так много религий, так много философий, так много идеологий. Ведь истина одна.

У мистика нет никакой философии, у мистика нет никакой идеологии – у него есть сама истина.

Просто возьмите несколько фактов и посмотрите, как их можно истолковывать не только разными, но и диаметрально противоположными способами.

Махавира, самый великий джайнский мастер, всю свою жизнь ходил обнаженным. Он отрекся от мира, от своего царства, он отрекся от всего – от одежды, от обуви. Он жил, как только что родившийся ребенок – обнаженный, с пустыми руками. У него не было даже чашки для подаяния. Он принимал подаяние прямо в свои руки. Он ни от чего не хотел зависеть. Его основной целью была полная свобода.

И он был настолько последовательным, что даже отказывался пользоваться небольшим лезвием, чтобы обрезать волосы или сбривать бороду. Это означало бы зависимость от ножниц или лезвия, поэтому он просто вырывал волосы собственными руками. Это было больно, но он умудрялся справляться с этим.

Махавира прожил восемьдесят два года… И ему приходилось вырывать волосы, потому что он не мылся. Согласно его подходу, мыться – значит заботиться о теле, верить в тело – а тело есть не что иное, как кости, кровь и плоть, насквозь прогнившие и просто покрытые кожей. Какой смысл мыться? Вы же не тело. А сознание не нуждается в чистоте, потому что оно не может загрязниться.

В Индии джайны вот уже две с половиной тысячи лет почитают Махавиру как одного из самых великих мистиков мира. И даже те, кто не входит в круг его единомышленников, относятся к нему с великим уважением.

Но я призываю Зигмунда Фрейда проанализировать поведение и характер Махавиры – те же самые факты.

Это странно, но во всем мире в сумасшедших домах содержатся тысячи людей, сумасшествие которых проявляется в том, что они ходят голыми и рвут на себе волосы. Они никому не позволяют стричь им волосы или брить бороды. И те же сумасшедшие отказываются принимать душ или ванну. Странно… Не относится ли и Махавира к этой категории сумасшедших?

Или эти сумасшедшие, Махавиры, – великие мастера, не понятые этим безумным миром? В этом нужно разобраться.

Как это ни странно, эти сумасшедшие, – которые ходят голышом, рвут на себе волосы, не моются, – абсолютно не склонны к насилию. Они совсем не опасны, они ни на кого не нападают, они никого не убивают. Это совершенно безобидные люди. А в этом и заключается вся философия Махавиры – в ненасилии.

Возможно, он был гениальным безумцем, обладающим таким богатым интеллектом, что из своего безумия создал философскую концепцию. Кто теперь может разобраться в этом?

Факт сам по себе ничего не значит, сам по себе он ни о чем не говорит, факт есть просто факт.

Как только вы задумываетесь над ним, вы начинаете создавать интерпретации, и эти интерпретации будут зависеть от вашей позиции. Они не имеют ничего общего с фактом.

Поскольку я призвал Зигмунда Фрейда, я не могу позволить так легко его отпустить. Он был основателем психоанализа, и при этом он всю свою жизнь оставался практикующим иудеем, подписывавшимся под всеми суевериями иудеев.

Возьмем, к примеру, обрезание: каждому еврейскому мальчику сразу же после рождения делают обрезание. Мусульманам тоже делают обрезание, но не сразу после рождения, а через два или три года.

И евреи верят, что благодаря обрезанию они являются самым умным народом в мире. Пожалуй, верно, что они самые умные в мире. Во всем современном мире доминируют евреи: Зигмунд Фрейд, Карл Маркс, Альберт Эйнштейн – эти три фигуры выделяются среди миллиардов людей. Их вклад в благополучие человечества огромен.

Я уже говорил вам, что сорок процентов Нобелевских премий присуждается евреям. Это просто нарушение всяких пропорций: сорок процентов – небольшой группе евреев и шестьдесят процентов – всему остальному миру. Естественно, они более умны, в этом не приходится сомневаться, это – факт. И у них есть идея, что они такие умные благодаря обрезанию, и в пользу этой идеи они приводят философские, логические, научные доказательства.

И кто знает? Может быть, они правы. Сейчас многие правительства мира готовятся принять постановления о том, что каждый ребенок, родившийся в больнице, должен подвергаться обрезанию. Неважно, кто ребенок по происхождению: иудей, индуист, христианин или мусульманин – дело не в этом, это вопрос гигиены.

Это несомненно гигиенично. Но у евреев за этим стоит притянутая за уши философская идея: они говорят, что когда ребенок рождается… А половые органы – самая чувствительная часть тела. Это признается наукой, физиологией – что половые органы связаны с определенным мозговым центром. Как это ни странно, этот центр, который связан с половыми органами, расположен в непосредственной близости к центру интеллекта, они – соседи. И они просто не могут не находиться рядом друг с другом, поскольку в мозгу имеется семьсот центров, так что они очень тесно связаны.

Евреи говорят, что, когда маленькому ребенку делают обрезание, болевой шок достигает сексуального центра. Но этот шок так силен, а ребенок так нежен, что шок выходит за пределы сексуального центра и затрагивает соседний центр – центр, отвечающий за интеллект. И интеллектуальный центр получает сильное стимулирование, которое другие дети не получают, поэтому такой ребенок сильно опережает в умственном развитии других детей.

А весь остальной мир считал обрезание предрассудком.

Факт тот же самый, но теперь они подыскивают ему научные подтверждения. И это тоже не абсолютные доказательства, вот почему я говорю, что эта идея притянута за уши. Но Зигмунд Фрейд тоже верил в это, хотя у него не было всех этих фактов, которые есть у меня, потому что в то время не было известно, что сексуальный и интеллектуальный центры расположены рядом. Не было известно и то, что сексуальность связана с умом, а половые органы – это только приложение к сексуальному центру, на самом деле не они ответственны за сексуальность. Их можно обойти, вы можете наслаждаться сексуальным переживанием, а ваши половые органы даже не будут об этом знать.

Зигмунд Фрейд никогда не исследовал, никогда не поднимал вопрос об иудейской идее обрезания – а ему это следовало бы сделать, поскольку он был евреем и вся его работа была связана с сексуальностью. Вся его жизнь была посвящена изучению сексуальности, но он обошел вопрос об обрезании, он не говорил о нем. Другие народы веками смеялись над обрезанием.

 

Я слышал, что епископ и раввин жили напротив друг друга, и, естественно, они во всем соперничали друг с другом. Однажды епископ купил себе красивый «шевроле». Раввин вышел на улицу и сказал:

– Прекрасная машина… Чья она?

Появился епископ с ведром воды и вылил воду на машину.

– Это моя новая машина, – сказал он.

Раввин спросил:

– А зачем вы вылили на нее воду?

Епископ ответил:

– Это крещение. – А он был баптистом. – Теперь эта христианская машина, баптистская – она крещеная.

Для раввина это было уж чересчур.

На следующий день епископ увидел в гараже раввина прекрасный «кадиллак». Он был поражен. В Америке «шевроле» – это автомобиль бедных. Бедные кварталы называются «кварталами „шевроле“». В других странах «шевроле» – машина богачей, но в Америке это машина для бедняков. А «кадиллак» – это машина евреев.

Епископ подошел к раввину и спросил:

– Как вам удалось заполучить такую машину?

– Бог заботится о своих избранниках, – ответил раввин. – Пойдемте со мной – сейчас будет обряд.

– Какой обряд? – удивился епископ.

Раввин сказал:

– Заходите в гараж.

Епископ зашел в гараж, а раввин пошел в дом и вернулся с большими садовыми ножницами. Епископ ничего не мог понять – что происходит? Что за обряд? Раввин стал распевать какие-то еврейские молитвы и затем отрезал часть выхлопной трубы.

Епископ спросил:

– Что вы делаете?

Раввин ответил:

– Это обрезание – теперь машина стала абсолютно иудейской. Если вы можете крестить вашу машину, то неужели вы думаете, что я не могу сделать мою машину иудейской?

 

Все смеялись над обрезанием.

Но Зигмунд Фрейд никогда даже не поднимал вопрос об обрезании. Он никогда не поднимал ни единого вопроса, который бы противоречил иудейской традиции. Всю свою логику, весь свой разум он использовал для того, чтобы критиковать других.

Я спросил у одного джайнского святого:

– Зигмунд Фрейд сказал о Махавире именно так, хотя он и не говорил этого, поскольку ничего о нем не знал. Но я абсолютно уверен, что он бы это сказал. А что вы можете сказать о Зигмунде Фрейде, об иудеях?

И вот что он сказал:

– Если бы кожа на кончике полового члена была ненужной, существование не наделило бы ею ребенка. Существование дает только то, что нужно. Обрезание этой кожи – это эгоизм, это попытка доказать, что вы более мудры, чем само существование. И глупа сама идея, что человек более мудр, чем существование.

Я спросил его об Иисусе, так как на встречу с этим джайнским святым я взял с собой христианского миссионера Стэнли Джонса. Я сказал:

– Вот – Стэнли Джонс. Он критикует джайнских, буддийских и индуистских святых за то, что они не приносят человечеству никакой пользы. Наоборот, они требуют, чтобы люди служили им, поклонялись им, считая это своим правом по рождению.

Люди могут умирать от голода – их это не заботит. Махавира и Будда не открыли ни одной больницы, ни одной школы для детей бедняков, ни одного приюта, как мать Тереза. Но считается, что эти люди очень сострадательны. Где же здесь сострадание? Что вы думаете об Иисусе?

Джайнский святой ответил:

– Об Иисусе? Согласно нашим представлениям, все в жизни связано в цепочку причин и следствий, такова теория деяния.

В некоторых преданиях говорится о том, что если Махавира идет по дороге, а на ней лежит колючка, то колючка исчезнет с дороги, поскольку Махавира покончил со всеми дурными деяниями. Теперь существование не может причинить ему никакой боли. Это выглядит логично: если существование принимает решение о наградах и наказаниях, то, конечно, колючка должна исчезнуть с дороги.

Мусульмане рассказывают о Мухаммеде – а он жил в Аравии… Жаркое солнце, ни облачка на небе, никаких деревьев, никакой тени. Но над Мухаммедом, куда бы он ни пошел, всегда двигалось одно чудесное облако – потому что он покончил со всеми дурными деяниями. Именно поэтому он был выбран Богом в качестве посланника – он стал таким чистым, что мог быть его посредником. Так что Бог должен защищать его. При палящем солнце его овевает прохладный ветерок, а большое облако бросает на него тень.

Этот джайнский святой сказал:

– То, что Иисуса распяли, доказывает, что в своей предыдущей жизни он совершил какие-то очень дурные деяния. Распятие было наказанием.

Это не имеет никакого отношения к иудеям или римлянам, распявшим его. Это лишь видимые факты, а невидимая истина заключается в том, что он, должно быть, совершил что-то действительно ужасное – убийство, изнасилование – и результатом было распятие. Поэтому распятие – это не то, чему следует поклоняться, это наказание.

А для христианина тот же самый факт – распятие Христа – делает его величайшим человеком на земле, потому что он пострадал за человечество, он был распят ради вас, чтобы спасти вас, он пожертвовал своей жизнью. Таково их толкование.

Но джайны, индуисты и буддисты будут объяснять этот факт так: «Он пострадал за многочисленные преступления в прошлых жизнях. Он не пожертвовал своей жизнью ради кого-то – мы не видим, чтобы кто-нибудь был спасен. Кто спасен? Он не смог спасти даже самого себя».

Вам всегда нужно помнить о том, что вас не должны беспокоить факты. Их можно очень убедительно интерпретировать тем или иным образом, но факты относятся к внешнему миру. Истина – вот на чем вам следует концентрироваться.

Ты упоминаешь статью обо мне и коммуне в журнале «Нью-Йоркер». Наверное, они никогда раньше не публиковали такой большой статьи – сто пятьдесят шесть страниц. А то, что они называют фактами, было просто предоставлено им правительством. Они не обращались ко мне, а ведь на каждый факт найдется контрфакт. Гораздо проще выслушать только одну сторону.

 

Я слышал, что Мулла Насреддин в старости стал почетным судьей. Началось слушание его первого дела. Он выслушал одну сторону и стал писать приговор.

Секретарь суда не мог поверить в происходящее. Он прошептал ему на ухо:

– Уважаемый судья, что вы делаете? Вы же еще не выслушали другую сторону. Они ждут.

Мулла Насреддин сказал:

– Я не собираюсь больше никого выслушивать, потому что сейчас ситуация мне абсолютно ясна, а если я выслушаю другую сторону, я запутаюсь. И тогда будет трудно вынести приговор.

 

Журнал «Нью-Йоркер» просто представляет одну сторону.

Я приведу вам несколько фактов, которые есть у другой стороны, чтобы вы могли увидеть, что фактам не следует придавать решающего значения.

Землю, которую мы приобрели для коммуны, пытались продавать в течение пятидесяти лет, ее никто не хотел покупать, так как это была пустыня. Там не росло ни одного цветка, земля там никогда не возделывалась; это была бесполезная пустошь. И это был большой участок – сто двадцать шесть квадратных миль, восемьдесят четыре тысячи акров.

Мы купили эту землю. Ее владелец был очень счастлив, потому что он уже потерял надежду ее продать.

Правительство предлагало за эту землю три миллиона долларов. Это была почти маленькая страна – сто двадцать шесть квадратных миль, в три раза больше, чем Манхеттен. И тот человек уже собирался сказать «да» правительству, когда на сцену вышли мы.

Мы сразу же предложили ему шесть миллионов долларов. Он не мог поверить в это – не три миллиона, а шесть! Все тут же было улажено.

И это было началом конфликта с правительством.

Но если правительство действительно было заинтересовано в этой земле, оно могло бы предложить больше. Им не следовало обижаться, это была простая коммерческая сделка. И в любом случае это не их земля.

Весь мир совершенно забыл, что настоящие американцы – это краснокожие американцы, которые живут сейчас в резервациях, в лесах. Их заставляют жить почти в концентрационных лагерях, в американском варианте немецких концентрационных лагерей – это получше, ведь немецкие лагеря были окружены колючей проволокой, охранялись вооруженными людьми, в них было много жестокости.

Американский концлагерь более изощренный – никакой колючей проволоки, никаких охранников, вы и не скажете, что это концлагерь. Но это концлагерь – высшего порядка, устроенный более искусно и тонко.

И правительство выплачивает каждому индейцу пособие – ведь Америка принадлежит им, это их страна. У индейцев нет работы, но они получают приличное пособие. Все, чем они занимаются, – это плодят детей, так как чем больше у них детей, тем больше денег они получают. Каждому члену семьи положено пособие.

Но нужно понимать: когда у людей нет работы, но есть деньги, то что им остается делать? Они играют в азартные игры, пьянствуют, принимают всевозможные наркотики, занимаются проституцией и ни о чем не беспокоятся – каждый месяц они получают деньги. Деньги ни за что, деньги за то, чтобы они молчали о том, что Америка принадлежит им, что люди, которые считаются американцами, – не американцы. Кто-то из Англии, кто-то из Италии, кто-то из Франции, кто-то из Голландии, кто-то из Германии, кто-то из Швейцарии – из всех европейских стран, но они не американцы. Они все иностранцы.

И мой первый конфликт с правительством возник из-за того, что я сказал именно то, что я сейчас говорю вам: американский президент такой же иностранец, как и я. Единственная разница в том, что за ним стоят два или три поколения, он иностранец двухсотлетней давности, а я свежий.

А свежее всегда лучше, чем старое и гнилое.

Я сказал им: эта земля не принадлежит ни вам, ни нам.

Мы купили эту землю, мы заплатили деньги, а вы захватывали земли, убивали людей, невинных людей. Вы – преступники.

Если кто-то и нуждается в разрешении жить в Америке, так это вы – от американского президента до последнего американского нищего. И если вы действительно являетесь сторонниками того, что записано в вашей конституции, если вы за демократию, за свободу, если вы искренни и честны, то верните эту страну индейцам. И обратитесь к ним с просьбой о предоставлении вам вида на жительство. Если они захотят вас оставить, можете оставаться, если нет – отправляйтесь домой.

И вы убивали их, вы вторгались на их землю, вы – преступники. Мы же просто купили землю.

Вы иногда тоже покупали землю, но это было просто прикрытием. Например, Нью-Йорк – земля, на которой расположен Нью-Йорк, – был куплен за тридцать серебряных монет. Это – бизнес? И вы думаете, что люди пошли на это по доброй воле? Или все-таки их вынудили сделать это под угрозой штыков и ружей?

Конфликт начался потому, что я сказал: «Ни один из вас не отличается от людей в моей коммуне. Мы приехали недавно, вы приехали немного раньше. Вы совершили всевозможные преступления, а мы просто купили землю. И вы могли бы купить эту землю, если бы предложили за нее больше денег, – это обычный бизнес».

Но американское правительство молчит об этом.

И Америка, должно быть, останется единственной страной в мире, где люди, такие как бедные краснокожие, не могут восставать. Это такая хитрая стратегия – давать им деньги. Они думают: «Восставать? Ради чего? Мы получаем деньги, достаточно денег, не надо работать… можно наслаждаться жизнью, танцевать, петь, принимать наркотики. Никаких проблем, связанных с бедностью или чем-то еще, – зачем нам революция?» Сама эта идея неприемлема для них.

И все они – пьяницы, все употребляют опиум и проводят свое время в праздности. Они не в состоянии устроить революцию. Деньги убили их революцию, их дух.

Потому что я сказал об этом ясно…

И потому что земля, которую мы купили, когда-то принадлежала древнему индейскому племени, которое сейчас живет неподалеку в лесах… И еще в старые времена этому племени было дано пророчество, что придет человек с Востока со своими последователями, одетыми в красные одежды, и освободит их от рабства, навязанного им захватчиками.

Так случилось, что мои люди носят красную одежду, так случилось, что я приехал с Востока.

И индейцы стали приходить к нам и говорить: «Мы так долго ждали – мы слышали это пророчество из поколения в поколение».

И правительство испугалось этого, но оно никогда не скажет о своих страхах.

Я мог бы настроить индейцев против американского правительства, я мог бы устроить революцию – этого они боялись. Они хотели как можно быстрее уничтожить меня и коммуну.

Эта земля никогда ничего не производила, но они объявили ее пригодной для обработки, поэтому мы не могли построить на ней больше двадцати домов, двадцати фермерских домов. И мы начали бороться, мы заявили: «Вы должны доказать это. Что было выращено на этой земле за последние пятьдесят лет? Если это земля, пригодная для обработки, то на ней должно было что-то выращиваться. И только потому, что вы написали это в ваших бумагах… И мы не знаем, когда вы это написали. Может быть, вы написали это прямо сейчас – для того, чтобы чинить нам препятствия. Вы должны доказать, что на этой земле велись сельскохозяйственные работы. Если это пригодные для обработки земли, то мы будем их возделывать, но такой большой участок невозможно обрабатывать силами маленькой группы людей, живущих в двадцати домах. Чтобы сделать эту землю цветущей, потребуется по крайней мере пять тысяч человек, и нужно построить водохранилища, резервуары для дождевой воды, потому что без нее не обойтись. Нужны гигантские усилия, чтобы проложить дороги, построить дома».

Но они не соглашались изменить районирование – что было просто глупо, так как мы не собирались уничтожать их пахотную землю. Мы создавали пахотную землю из пустыни, мы превращали пустыню в оазис.

Они постоянно создавали юридические проблемы, а мы пять лет постоянно боролись с ними – и мы каждый раз выигрывали дела в суде, поскольку факты были совершенно очевидны.

Когда они увидели, что не могут победить, действуя в рамках закона, они стали предпринимать незаконные действия.

А когда само правительство начинает действовать незаконно, противостоять ему очень трудно – ведь нас было всего пять тысяч человек. Правительство с нами боролось, христианская церковь боролась, и никто не мог сказать, какой вред мы им причинили, что мы сделаем плохого.

Ближайший американский город находился в двадцати милях от нас. Мы жили сами по себе и занимались своими делами. Но они так сильно перепугались…

У этого страха были подсознательные причины.

Америка принадлежит не им, а они говорят о демократии, они говорят о свободе, они говорят о правах человека. И они отняли все земли у бедных индейцев, они уничтожают их таким изощренным способом, который нигде еще не применялся.

Положение индейцев безнадежно по двум причинам. Во-первых, они не в своем уме, они постоянно пьяны, постоянно бессознательны – они все время устраивают драки, убивают друг друга. Во-вторых, их рабство выгодно им – не работая, они получают пособие. Бороться с правительством – значит потерять пособие и создать для себя множество проблем. Так зачем беспокоиться?

И поскольку я говорил именно это… Я пригласил президента Америки, губернатора штата и генерального прокурора приехать и увидеть своими глазами, какой эта земля была раньше и во что мы ее превратили.

Но вместо того, чтобы похвалить нас, они хотели, чтобы мы ликвидировали коммуну и покинули Америку.

Похоже, они так сильно любили эту пустыню, что теперь снова превращают эту землю в пустыню.

Возможно, им нужна третья мировая война, чтобы превратить всю Америку в пустыню. Если они так сильно любят пустыню, их желания должны осуществиться.

Но эти факты, которые они представили через год… Где был этот «Нью-Йоркер», когда я находился там и мог ответить? А теперь они приводят факты и цифры.

И они ни разу не обратились к другой стороне с вопросами: «А каковы ваши факты и цифры?», «Каковы ваши претензии к правительству?», «Не считаете ли вы, что правительство вело себя по-фашистски, агрессивно, грубо, примитивно, не демократически?..»

Им следовало спросить у нас – ведь мы пострадали.

Но пресса находится либо в руках церкви, либо в руках политических партий, либо в руках правительства, либо в руках богачей.

Первым, кто выступил против нас, был бывший вице-президент Рокфеллер – так как он планировал сделать весь Орегон федеральным штатом. Федеральное правительство владеет половиной земли в Орегоне, и они хотели завладеть всей землей в штате, чтобы создать там убежища на случай ядерной войны. А штат Орегон – самое подходящее место: там мало населения, его легко можно было бы превратить в огромное убежище на случай атомной войны.

Когда мы появились в этом штате, первым человеком, у которого это вызвало раздражение, был Рокфеллер – ведь теперь сто двадцать шесть квадратных миль земли не могли стать федеральной собственностью.

Именно это он сказал на пресс-конференции: «Эта коммуна является независимой страной внутри страны, этого допустить нельзя».

Если бы они попросили нас… Это было так просто. Они могли бы предоставить нам землю где-нибудь в другом месте, мы бы перенесли коммуну. Или с самого начала они могли бы сказать нам: «Мы готовы предоставить вам другой участок земли». Не было бы никакой проблемы, нам было все равно.

Но все эти люди одинаковы: они говорят одно, а делают другое. А думают еще о чем-то. Никогда точно не знаешь, что у них на уме, что они делают и какова их цель.

Они признали наше право быть городом – и это было признано судом, тремя судьями.

Один судья был против нас, он был фанатичным христианином. Но, видя, что двое других судей были на нашей стороне и его мнение ничего не изменит, он тоже поставил свою подпись, и мы стали городом.

И это им было труднее всего проглотить: вопреки президенту, вопреки всему правительству мы выиграли это дело и стали городом.

Вы будете удивлены, в двадцатом веке… Один судья, который был за нас, был мормоном. Мормоны – очень хорошие люди, сектанты, но очень честные и искренние люди. И в Америке они претерпели очень много страданий от других христиан из-за особенностей своего мировоззрения…

Одна из их идей заключается в том, что глава мормонов находится в прямом контакте с Богом – без всякого папы римского, без всякого посредника. У главы мормонов есть прямая линия связи с Богом. Для христиан это неприемлемо – они обходят папу римского.

Они убили основателя мормонской секты, и тем самым они сплотили мормонов, и им пришлось предоставить им город. Повторялась та же история, и они испугались. Сейчас у мормонов есть свой город – Солт-Лейк-Сити, один из самых красивых городов в Америке.

Один судья был мормоном. И был разыгран такой трюк: глава мормонов сообщил этому судье, что Бог избрал его для того, чтобы он подал в отставку и отправился в Нигерию служить человечеству.

Я сказал этому судье: «Это простая политика. Они хотят убрать вас с поста, потому что, когда вас не будет… Один судья против нас, другой колеблется и готов оказаться на стороне власти. Мы стали городом только благодаря вам, вашей искренности, вашей справедливости. Теперь вы оставляете нас в очень трудном положении».

И что за дурацкая идея! В мире живут миллиарды людей, а Бог выбрал именно этого беднягу – именно он должен был уйти в отставку и отправиться на целый год в Нигерию. Но мормоны такие наивные люди, что они поверили, что это было повелением Бога, и они не могли ослушаться.

Так что этот судья ушел в отставку, и сразу же на его место был назначен фанатичный христианин.

Тот же самый суд, который признал за нами право быть городом, через шесть месяцев отказал нам в этом праве.

И весь фокус был в том, что они убрали одного человека, который не мог поступать несправедливо, и заменили его абсолютно фанатичным христианином. Они полностью забыли о своих собственных законах, и они делали все в нарушение своей собственной конституции.

Два года непрерывно ходил слух, что они собираются арестовать меня, но они не осмеливались проникнуть на территорию коммуны по одной простой причине – они знали, что, пока они не убьют пять тысяч саньясинов, они не смогут меня арестовать. А они не были готовы идти на такой риск: убийство пяти тысяч человек, большинство из которых были американцами, навсегда скомпрометировало бы их демократию.

Они хотели каким-нибудь образом выманить меня из коммуны, чтобы где-нибудь захватить меня одного. Вот почему они ждали два года.

До нас постоянно доходили слухи об этом, и постепенно все решили, что это всего лишь слухи и у них не хватит на это смелости.

В соседнем американском городке, в двадцати милях от нас, были размещены части Национальной гвардии, и каждый день они стягивали туда все больше и больше сил, чтобы в случае необходимости они легко могли убить пять тысяч человек.

Но как только им удалось выманить меня из коммуны, все стало проще для них.

Без всякого ордера они арестовали меня и пятерых саньясинов, которые были со мной. Это было абсолютно незаконно. Они не могли даже привести причину, по которой нас арестовали, целых три дня в суде они не могли доказать необходимость моего ареста. Тем не менее меня не отпустили под залог.

Таковы факты и цифры. Правительство оказывало давление на мирового судью: «Если вы хотите стать федеральным судьей, не отпускайте этого человека под залог». Так что всех пятерых саньясинов отпустили под залог, только я остался под арестом.

И в суде прокурор, представлявший интересы правительства, сказал: «Мы не можем доказать выдвинутые против него обвинения, но правительство требует, чтобы его не отпускали под залог, так как этот человек очень умен и у него много друзей». Впервые я услышал, что быть умным – преступление.

Я никогда не думал, что этого достаточно, чтобы быть преступником; если этого достаточно, чтобы быть преступником, то Иисус Христос – самый большой преступник в мире, ведь половина людей на земле – христиане. И еще прокурор сказал, что у меня столько денег, что я могу пожертвовать залогом, – даже если это будет залог в десять миллионов долларов, я могу позволить себе потерять их.

И это показывает всю их ничтожность и слабость… Величайшая держава в мире – со всей своей армией, со всем своим ядерным оружием, со всей своей полицией – не может воспрепятствовать человеку пересечь страну… Тогда вся их власть бессильна.

Но истинная причина состояла в том, что женщину-судью не интересовало ничего, кроме того, что она хотела стать федеральным судьей.

Даже тюремный надзиратель не думал, что я вернусь в тюрьму. Он считал, что для этого нет никаких оснований: «У них нет ордера на арест, у них нет никаких доказательств, вас освободят». Он захватил с собой мои вещи и сказал: «Я могу освободить вас прямо у здания суда, нет необходимости возвращаться в тюрьму».

Когда ему пришлось везти меня назад в тюрьму, он был очень раздражен. Он сказал: «За всю мою жизнь я не видел такой несправедливости. За три дня судебного разбирательства прокурор ничего не смог доказать – и он признает, что ничего не может доказать. Тем не менее правительство хочет…»

А что такое правительство? В этом деле правительство было всего лишь одной из сторон.

И, действуя против одного человека, правительство оказывает давление на судью – подкупает, шантажирует…

Тюремный надзиратель сказал мне: «Все дело в том, что этой женщине пообещали, что, если она освободит вас под залог, – а вы имеете на это право, – ее не назначат федеральным судьей. А она хочет стать федеральным судьей».

И через три дня она стала федеральным судьей.

Этим журналистам следует думать не только о тех, кто обладает властью, но и о тех, у кого власти нет, – они должны защищать людей от несправедливости.

Против меня были выдвинуты обвинения в совершении ста тридцати шести преступлений – против человека, который не выходил из дома. Я три с половиной года не выходил из дома, даже в сад; как я мог умудриться совершить сто тридцать шесть преступлений? Но представители правительства сказали моим адвокатам: «Если вы не признаете хотя бы два преступления, тогда жизнь Ошо будет в опасности. – Это был последний шантаж. – Если вы хотите подвергнуть его жизнь опасности, вы можете начинать процесс. Лучше согласитесь и убедите Ошо признать обвинения по двум пунктам». Им это было нужно, чтобы показать всем, что они были правы: раз я признал себя виновным, значит, я совершил эти преступления. И они угрожали: «Если вы не согласитесь, тогда ему будет отказано в праве освобождения под залог, и процесс может продолжаться десять или двадцать лет – правительства в силах это сделать. И жизнь Ошо будет находиться в опасности. Так что, если вы хотите спасти его, то попытайтесь убедить его признать себя виновным».

Мои адвокаты пришли ко мне со слезами на глазах, они сказали: «Мы никогда не сталкивались с таким шантажом – и шантажом занимается правительство, оно недвусмысленно угрожает. Поэтому тебе нужно признать обвинения по двум пунктам. И они не хотят, чтобы ты оставался в Америке и пятнадцати минут. Признай обвинения по двум пунктам, и твой самолет будет ждать тебя в аэропорту, ты сразу же улетишь из Америки, и в течение пяти лет ты не сможешь вернуться сюда». Сначала я хотел отказаться.

Но я посмотрел на своих поверенных, я вспомнил о моих саньясинах во всем мире…

А я уже слышал, что некоторые саньясины отказались даже принимать пищу. Те двенадцать дней, что я был в тюрьме, некоторые саньясины вообще не ели, они объявили голодовку.

Я не жесткий человек. И я также не серьезный человек.

Поэтому я сказал: «Никаких проблем. Не беспокойтесь – я согласен. Но как только я выйду из здания суда, я заявлю журналистам, что это шантаж».

И это правда, что они были готовы убить меня, потому что, когда я вернулся в тюрьму, чтобы забрать свои вещи, под моим креслом уже была установлена бомба. Она не взорвалась, потому что это была бомба с часовым механизмом.

И я приехал в тюрьму рано, так как я сразу же признал обвинения. Я сказал: «Нет смысла продолжать. Я признаю себя виновным в любых двух преступлениях по вашему выбору. Я даже знать не хочу, что это за преступления». Так что за пять минут дело было закрыто.

Они думали, что я приеду в тюрьму к пяти часам, а я приехал туда к часу дня. Так что бомба была установлена не на то время. И когда я покинул тюрьму, им пришлось обезвредить бомбу. И сейчас они должны признать, что в тюрьме никто не может установить бомбу, кроме самого правительства, больше туда никто не может проникнуть.

Американская тюрьма… Сначала вы должны пройти через трое больших ворот, все они оборудованы автоматикой. Вы не сможете их открыть, они открываются только при нажатии кнопки дистанционного управления. Когда первые ворота открываются, двое других ворот остаются закрытыми. И вторые ворота открываются только тогда, когда первые снова закрыты. А после ворот нужно было пройти еще через три помещения.

И комната, в которой я должен был получить мои вещи, находилась во внутренней части здания. Никто извне не мог проникнуть туда и установить бомбу.

Бомба была установлена правительством. Должно быть, они решили, что если я откажусь признать обвинения, то будет лучше сразу же покончить со мной, а не растягивать на долгие годы судебный процесс, в котором бы они проиграли, – ведь у них не было никаких свидетельств, никаких доказательств.

Все эти сто тридцать шесть преступлений – это просто их воображение, и ничего больше. И совсем недавно, несколько дней назад, это было признано генеральным прокурором.

На пресс-конференции его спросили: «Почему Бхагвана не посадили в тюрьму?»

И он сказал: «Потому что он не совершил никакого преступления, и у нас не было никаких доказательств».

Тот же самый человек стоял в суде со списком, в котором были перечислены сто тридцать шесть преступлений.

И этот человек – правая рука президента Рональда Рейгана, они друзья с детства, они оба были актерами в Голливуде. И когда Рейган стал президентом, он сделал его генеральным прокурором Америки; сейчас он является высшей юридической властью в Америке. Поэтому быть того не может, чтобы он действовал без ведома Рейгана.

Это заговор Белого дома.

Журналистам надо быть немного помужественнее, и, когда они пишут статьи о фактах и цифрах, им следует излагать точку зрения другой стороны тоже. Просто представьте точки зрения обеих сторон и не выносите собственных суждений. Пусть люди сами решают.

И истина обладает одним качеством: если вам представлены точки зрения обеих сторон без всякого предубеждения, вы сможете разобраться, что правда и что ложь.

И это помогло всему нашему движению во всем мире. Те, чье доверие было вынужденным, чья любовь была деланной, должны, естественно, выпасть из моего мира, из моих людей.

Но это было испытание огнем для тех, кто действительно любит меня и доверяет мне. Их доверие стало еще сильнее, их любовь стала еще глубже. И тысячи новых людей присоединились к движению. Видя, что против одного человека ополчились правительства всего мира… Невозможно, чтобы этот человек был не прав.

Ведь в противном случае всем этим правительствам не было бы необходимости преследовать меня. Они бы могли просто опровергнуть меня, их теологи могли бы опровергнуть меня, их юридические системы могли бы доказать, что я не прав. Но поскольку они ничего не могут доказать, они теперь опустились до нижнего предела. Рональд Рейган и люди, которые заодно с ним, скатились до уровня террористов. Подложить бомбу человеку, который находится под их защитой в тюрьме, – это же абсолютно бесчеловечно.

И существование не потерпит этого, существование не простит этого, существование не забудет этого. И вы увидите, как каждый день эти люди будут исчезать со сцены.

Истине приходится ждать, но ожидание не вечно. Истина терпелива. Она терпелива, потому что знает, что победа за ней.