Книга: Слой
Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11

Глава 10

Кортеж из четырех автомобилей выехал за кольцевую и наконец-то разогнался. В городе, несмотря на старания прикормленных инспекторов, это было невозможно. На проезжую часть все время выскакивали какие-то юродивые с иконами и колокольчиками, тут и там валялись разбитые чемоданы, видимо, срывавшиеся с переполненных багажников, а в одном месте дорога была перекрыта баррикадой из больших картонных коробок. Милиция попыталась растолкать их машиной, но стена загорелась. Сама или с чьей-то помощью – поди, разбери.
Сразу за мостом пошел лес, и на трассе стало спокойней. После шестого километра попалась стайка велосипедистов, но охранник в первом джипе показал им автомат, и спортсмены, как один, слетели в канаву.
– Значит, вы говорите, ваше финансовое положение пошатнулось, – ни с того ни с сего сказал Нуркин.
– Я ничего такого не говорю, – возразил Горшков.
Он вздохнул и отвернулся. Телохранитель советовал ему не садиться в чужую машину, однако Нуркин был так настойчив, что Горшков побоялся его обидеть. А обижать потенциального инвестора он себе позволить не мог.
– Рейтинг падает, скоро вообще опустится до кабельной станции… – сочувственно продолжил Нуркин. – Рекламодателям это известно, приходится снижать расценки. Толковые журналисты бегут. За спутник задолжали, того я гляди, отключат. Уйдете с Дальнего Востока – разоритесь совсем. В лучшем случае превратитесь в городской канал. Частные объявления, получасовые ролики про чудо-швабру, второсортные сериалы… А начинали довольно бойко.
– Вы неплохо осведомлены, – стиснув зубы, молвил Горшков.
То, что пикник – повод для деловой беседы, было ясно сразу, но перехода Горшков ожидал более плавного и корректного.
– Денег я вам найду, но только под мой э-э… эксклюзивный проект. Все силы придется бросить на север.
– Питер?
– Дальше. Вы вещаете на Мурманск, и в этом ваше спасение.
– Там же одни военные.
– Во-от. Вам необходимо инициировать конфликт между министерством обороны и командующим северо-западным объединенным округом. Вернее, конфликт возникнет сам по себе, за вами – информационная поддержка. И еще нужно создать студию для прямых трансляций.
– Тоже в Мурманске, – уточнил Горшков.
– Вашу собственную студию, которую будут охранять мои люди.
– Допустим, конфликт министра и командующего. А что потом?
– Легко догадаться. Указ об отставке.
– А потом?
– Я отвечу уклончиво: не ваше дело.
Горшков вынул из пачки сигарету, но, заметив осуждающий взгляд Нуркина, бросил ее в пепельницу. И это добило его окончательно.
Пару лет назад таких, как Нуркин, он нанимал сам. Нанимал целыми фракциями, и они отрабатывали – либо голосованием «за», либо голосованием «против», в зависимости от того, что он им присылал на пейджер. Всего два года назад он поднимал и проваливал губернаторов, брал за горло кандидатов в президенты, а теперь не мог покурить в чужой тачке.
«Вольво“ Нуркина по сравнению с его, хоть и не новым, «Роллс-Ройсом», выглядело совмещенным санузлом. Точно такое корыто он подарил зятю – не на свадьбу и не на Новый Год, а просто от хорошего настроения. Теперь в «Вольво» сидел какой-то лысый хмырь и диктовал, где дело его, а где – не его.
– Нет, – сказал Горшков.
– Я забыл назвать сумму.
– Не имеет значения. Для меня это неприемлемо. Так опасно я еще не играл. И не буду.
Нуркин громко высморкался и, скомкав платок, выбросил его в окно.
– Помните, я просил вас поучаствовать в одном радиоспектакле?
– На рыбалке у Корнеева? Конечно. Надеюсь, ваш соратник по партии остался доволен?
– Соратник, – усмехнулся Нуркин. – Вы знаете авторитета по кличке Штаб?
– Как человек, связанный со средствами информации…
– Как человек, управляющий этой самой информацией, – поправил он.
– Вы мне льстите. Ну и что? Мы записывали розыгрыш для Штаба?
– Ему это смешным не показалось. Дело в том, что вы не слышали всю пленку. Ваши реплики очень удачно вписались в общий… сюжет. Я специально нанимал драматурга. Поверьте, это хороший драматург.
– Каменный век какой-то. Любая экспертиза… – Горшков поправил ремень и незаметно тронул микрокнопку под пряжкой.
– …установит, что ваша смерть наступила в результате ранения в голову, – подытожил Нуркин. – Полагаю, это будет контрольный выстрел.
– Вы потеряли ощущение реальности. На этом наши с вами контакты заканчиваются. Я поручу секретарю переадресовывать ваши звонки начальнику отдела безопасности.
Он достал из внутреннего кармана мобильный телефон и потыкал в него пальцем. Панель засветилась, но связи не было.
– Если ваш тревожный маяк не работает, почему должна работать трубка? Можете просто помахать ему рукой, – Нуркин обернулся на ехавшую сзади машину. – Вообще-то, стекла у меня тонированные. Боюсь, не разглядит.
– Странно. Меня дважды хотели убить, и купить тоже хотели, но вот завербовать…
– Все когда-нибудь происходит впервые. Должность директора департамента ПРТВ и неограниченные полномочия в этой сфере – разумеется, при условии взаимопонимания.
– Директор чего? – Не понял Горшков.
– Главный по печати, радио и телевидению. Это вы. В скором будущем.
– Владислав, я не…
– Борисович.
– Владислав Борисович. Все равно я не настолько безумен, чтоб… хотя бы продолжать этот разговор. Любезный, останови-ка, – обратился он к шоферу.
Тот посмотрел в зеркало и прибавил скорости. Оба джипа и «Роллс-Ройс» Горшкова сделали то же самое. Водитель приосанился и еле сдержал довольную улыбку. Боссу было приятно, и от этого ему было приятно вдвойне.
– Ты глухой? – Крикнул Горшков.
– И слепой, и немой, – добавил Нуркин. – И как им только права дают? Безобразие.
– Все равно скоро приедем, – мстительно произнес Горшков. – И вы будете иметь дело с моей охраной. А если со мной что-то…
– Пока вы у меня в гостях, можете не переживать. Это произойдет позже, и не здесь, а где-нибудь в Австрии. Вам же придется скрываться. О, вы не знаете, какая это горькая доля – быть изгнанником.
Горшков достал вторую сигарету и все-таки закурил.
– Ты забыл назвать сумму.
Нуркин вытащил из-под сидения кейс и нажал на замки. Горшков увидел ровные ряды пятисотрублевых банкнот.
– Все, что влезло в чемодан, – сказал Нуркин. – Остальное в багажнике. Там больше.
– Он у тебя полный? Полный наличных?! – Воскликнул Горшков.
– Если не хватит, дам еще. У меня их много.
– Фальшивые?.. – С ужасом догадался он.
– Никто не отличит. Гравер, инженер, технолог – все бывшие работники Гознака. У нас собралась превосходная компания.
– Владислав, ты сошел с ума… Подрыв экономики, за это дают пожизненное…
– Первое, – назидательно произнес он. – Открою тебе секрет: руководство московского ОБЭП…
– Ясно, переходи ко второму.
– Второе, про подрыв экономики. Это то, к чему я стремлюсь – в том числе. Экономика у нас будет новая. Другая. Лучше.
– Ты сошел с ума… – завороженно повторил Горшков.
– И третье, – повысил голос Нуркин. – Это ты должен был узнать раньше. Гораздо раньше. «Ощущение реальности», – передразнил он. – Дорогой друг, реальность, которую ты…
Его прервал писк спутникового телефона. Выслушав, Нуркин озадаченно надул губы и тут же перезвонил. Горшков заметил, что номер, который он набирает, состоит из двенадцати цифр. Запомнить все ему не удалось.
– Сашок… – Молвил Нуркин. – Этот ополченец… Рогов? Роговцев?.. Так вот, он до того обнаглел, что вступил в партию… В какую, Сашок! Ты что, с похмелья? В нашу. В нашу партию вступил… Вчера. Сегодня утром на сервер пришла его анкета. Ты представляешь, он там даже не изменил ничего. В анкете. Все указал: и домашний адрес, и… Да, кураж я оценил, но… Это похоже на черную метку… Смешно? А мне не очень. Позаботься о нем, Сашок. Ради такого дела я готов потерять одного из сторонников… Да… А это уже твои трудности. Все.
Нуркин воткнул трубку в гнездо и рассеянно заморгал.
– Третье, – подсказал Горшков. – Про реальность.
– Я помню. Никак не соображу, с чего начать… Однажды на мой кортеж напали террористы. Это было не здесь, а…
Первый джип неожиданно вильнул вправо.
– Что там у них? – Нервно спросил Нуркин.
Шофер приложил палец к левому уху и передал:
– Скаты пробило, сразу два. Замыкающую машину перегонят в голову, а в хвосте пойдет «Роллс-Ройс».
– Мне это не нравится.
– В лесу останавливаться нельзя, Владислав Борисович. Они нас потом догонят.
Впереди, метрах в пятистах, маячили «Жигули» с темно-зеленым прицепом. Прицеп болтало из стороны в сторону, но «Жигуль» ехал не меньше ста и левой полосы не покидал.
– Дачники, Владислав Борисович, – отозвался на его мысли водитель. – Сейчас ребята их шуганут.
Легкий «Митсубиси Паджеро» быстро перестроился и включил сирену, но через секунду мигнул поворотниками и тоже съехал на обочину.
– Что за черт! – Вскричал Нуркин.
Водитель снова прижал наушник.
– Велели двигаться дальше, – сказал он.
– Шины, да? А у нас почему не лопаются?
– Успокойся, Владислав, – проговорил Горшков. – Меня однажды отсекали от охраны, это происходит по-другому.
– Владислав Борисович, – резко произнес Нуркин.
Когда до «Жигулей» осталось меньше ста метров, шофер посигналил, но дачники и не думали уступать. Колымага настойчиво перлась в левом ряду. Прицеп мотало и подбрасывало, а грязный тент полоскался, как знамя.
– Обойди его, что ли.
– Нельзя. Эти чайники иногда такое…
Внезапно тент откинулся, и из-под него выглянул какой-то парень.
– Во, дают… – брякнул шофер.
Парень в прицепе весело помахал обеими руками и облокотился на скомканный чехол. Затем достал снизу яблоко и, потерев его о майку, надкусил.
– Отклейся от этого психа, – приказал Нуркин.
– Сейчас, я запрошу охрану.
Доев яблоко, молодой человек запустил огрызком под колеса и потянулся за вторым. Он поводил рукой где-то у колена и вдруг поднял из-за бортика длинное ружье.
Шофер ударил по тормозам, и Нуркина швырнуло на переднее сидение. Через долю секунды его откинуло назад – это врезался не успевший среагировать «Роллс-Ройс» Горшкова. И еще через мгновение, почти одновременно, он ощутил третий толчок, правда, не понял, от чего.
«Вольво» развернуло на девяносто градусов и понесло кувырком – с колес на двери, с дверей на крышу, опять на двери и снова на колеса.
Нуркин вцепился в сидение, но, сорвав ногти, отскочил к потолку и запрыгал по салону. Вместе с ним, натыкаясь на пружинящие спинки, колотился Горшков. Пристегнутый ремнем водитель сидел на месте и истошно орал.
Сквозь выбитые окна Нуркин видел черно-синюю карусель земли и неба, слышал скрежет металла об асфальт, чувствовал запах горящей резины. Страх почему-то отступил, мысли неожиданно упорядочились и потекли в ускоренном темпе.
Черная метка, это она… но о поездке никто не знал… но четыре шины… но никто же не знал… из своих – никто… из Ополчения – тем более… его просто нет… это чужие… это не за ним… не важно… выжить… он уже умирал, это не страшно… но выжить… выжить… ведь это не за ним…
– Падла! – Выдохнул Нуркин, хватаясь израненными пальцами за подголовник.
Автомобиль продолжало тащить по дороге, долго, невообразимо долго крутить, корежить, царапать, и Горшков – прогоревший туз, вонючий сноб, виновник катастрофы – перелетев на переднее сидение, продолжал содрогаться, разбрызгивая повсюду густую, липкую кровь.
Наконец, инерция погасла, и машина, замерев в верхней точке, со скрипом рухнула на асфальт.
Жив?!
Нуркин подергал ручку, но дверь заклинило. Он уперся в нее пятками и застонал от натуги. Дверь не поддалась. Он попробовал вторую – то же самое. Путаясь в разорванной обивке, Нуркин повернулся к заднему окну, но оно было сплющено в узкую бойницу.
– Владислав Борисович… – еле выговорил водитель. – Владислав Борисович, вы целы?
– Все, нет выхода! – Захохотал он. – У меня нет выхода!
Сквозь дыру в крыше он видел, как к «Вольво» несется стрелок из прицепа. Парень спешил, но его ноги отрывались от земли так медленно, словно он бежал под водой. Краем глаза Нуркин заметил хромированный обруч – вращаясь, железка неторопливо опускалась в кусты, и все никак не могла упасть.
– Это по твою душу, – монотонно произнес Нуркин. – Это же твои киллеры, меня-то убивать не станут. Меня убить невозможно!!
Он положил руки на горло сидевшего впереди Горшкова и сжал – со всей ненавистью, что в нем жила. Обруч по-прежнему вертелся над кустами. К парню с ружьем присоединились еще двое, но, как и он, они еле двигались.
Отпустив Горшкова, Нуркин рванул его за волосы – голова запрокинулась назад, и он узнал в нем своего шофера. Он ошалело перевел взгляд – мертвый Горшков находился на другом сидении.
Потрясенный этим открытием, Нуркин снова посмотрел на обруч – тот уже лежал в траве. Бегущие люди сбросили оцепенение и тут же оказались рядом.
– Что?! Это вы? Вы за мной? Нет!! Меня уже убили… – захрипел он, пряча лицо в ладони. – За одно и то же два раза не казнят…
Сейчас ему скажут: «именем Народного Ополчения». У них традиция. И выстрелят. Наверно, в затылок.
– Ненормальный какой-то, – пожал плечами Кирилл.
И выстрелил в затылок.
* * *
С утра интереса к телевизору никто не проявлял, но к двенадцатичасовому выпуску новостей все трое случайно собрались у экрана. Древняя «Радуга» в корпусе из ДСП долго грелась, потом пришлось ковыряться с антенной и подстраивать цвета. Когда изображение стало более-менее приемлемым, уже шла заставка.
Владислав Нуркин мертв – это первое, что сказал ведущий после того, как поздоровался и, естественно, улыбнулся.
Костя ждал картинку, но ее так и не показали – по словам диктора, милиция блокировала шоссе, и ближе, чем на три километра, журналистов не пустили. Подробный рассказ о гибели основателя партии Прогрессивного Порядка обещали дать в воскресенье, в авторской программе Сидорчука.
– Вы чем-то недовольны? – Молвила Людмила. – Обидно, что его прикончил кто-то другой?
– Нам по-всякому годится, – сказал Константин, поспешно рисуя на лице радость и удивление. – Нету сволочи. Гори в аду, гнида, – добавил он, стараясь не переборщить.
– Да, туда его, – невнятно произнес Петр и выключил телевизор. Он выглядел так, будто решался на визит к стоматологу.
Костя осторожно глянул на Людмилу и прочистил горло.
– Жара. Пивка бы. Хорошо бы.
– Ну, – выдавил Петр, отклеивая сухой язык. – Сходи, а?
– А что, схожу, – сразу согласился Костя.
– И меня заодно проводишь, – поспешно бросила Людмила.
– Да, проводи, – совсем не по-джентельменски попросил Петр.
Торопливо собравшись, Людмила подошла к двери и топнула ножкой. Константин оторвался от баула с оружием – она сурово посмотрела ему в глаза и отрицательно покачала головой. Он взвесил в руке новенький ПМ и бросил его обратно в сумку.
– Побольше возьми, – крикнул из комнаты Петр.
– Чего?
– Пива.
– А-а… Конечно.
Очутившись на лестнице, Костя с Людмилой одновременно вздохнули.
– Ты должна была оскорбиться, – проговорил Константин. – Он так тебя спровадил… Это даже неприлично.
– Я и оскорбилась, – ответила она. – Передай своему командиру, что он козел драный.
– Он мне больше не командир… Да, забыл спросить. Как вчера прошло?
– О чем это ты? – Насторожилась она.
– Петр намекал, что вы с Настей… в общем…
– Это не он намекал, а ты.
– Неужели?..
– Заткнись, а то дядюшке пожалуюсь – он тебя пристрелит.
Костя вдруг подумал, что Петр может наблюдать за ними из окна, и повел Людмилу к проспекту, где ездили хоть какие-то машины. На их улицу никто почему-то не заезжал, и быстро обнаглевшие пешеходы бродили прямо по мостовой.
Пройдя мимо череды продуктовых магазинов, Константин обратил внимание, что среди них нет ни одного работающего. Витрины, дабы не искушать народ, были прибраны, а некоторые завешены брезентом. Желтая бочка со словом «пиво» валялась на боку, под ней, высунув тонкий язык, лежала придавленная кошка.
– Жалко… – тихо произнесла Людмила.
– И людей тоже, – сказал Константин.
Он остановился у таксофона и достал магнитную карту.
– Кто будет звонить?
– Ты начал, ты и…
– Чей он родственник, мой или твой?
Она сунула карту в прорезь и вручила Косте трубку.
– Набирай.
У Немаляева было занято. Людмила недоверчиво послушала короткие гудки и, сбросив вызов, нажала «повтор». Снова занято.
Она порылась в сумочке и вытащила плоскую пачку сигарет. Константин отогнал от себя дым и снова набрал номер.
– Сан Саныч? Я готов, – проговорил он и, озадаченно уставившись на трубку, повесил ее на рычаг.
– Ну?
– Приедут через две минуты.
– Куда приедут?!
– Сюда.
Людмила как раз докуривала, когда перед ними затормозил инкассаторский броневик.
– Спасибо, не труповозка, – заметил Костя.
Тяжелая дверь неправильной формы отползла вбок, и на тротуар спрыгнул молодой мужчина в светлом костюме.
– Я его знаю, это Сапер, – сказала Людмила. – Петр его так называл.
– Из инженерных войск? – Переспросил Костя.
– Из дядиных.
Не говоря ни слова, Сапер посторонился и помог Людмиле взойти на высокую подножку. Оказавшись в машине, Константин закашлялся – внутри было душно, как в бане, и нестерпимо воняло бензином. Сапер залез последним, и броневик сразу тронулся.
Кроме них в кузове находилось трое автоматчиков – двое на узких седушках по бортам, и третий сзади. Не жалея брюк, он сидел на пыльной запаске и держал АКС стволом к бойнице. На полу, то и дело ударяясь друг о друга, перекатывались два гранатомета. Толстые треугольные окна были намеренно измазаны чем-то жирным, и сквозь них пробивалась лишь смена света и тени.
Константину захотелось узнать, действительно ли на улицах так опасно, или бандиты пижонят, но он решил, что этот вопрос не имеет смысла. Всю дорогу они с Людмилой молчали, и Сапер, похоже, был им за это благодарен.
По истечении десяти минут стало ясно, что броневик выезжал за ними не из резиденции Немаляева. Машина кружила где-то поблизости – вероятно, Сан Саныч предвидел, что они позвонят с улицы.
Примерно через полчаса броневик остановился. Константин собрался вылезти, но Сапер жестом велел ему сидеть и махнул одному из стрелков. Лишь убедившись, что угроза отсутствует, Сапер спустился сам и подал руку Людмиле.
Их направили к подъезду обычного панельного дома, при этом бойцы встали по бокам так, что и словить пулю снайпера, и удрать было одинаково сложно.
На площадке десятого этажа отирались еще двое с автоматами, и Сапер, выходя из лифта, изобразил ладонью что-то неопределенное. Охранники поводили в воздухе широким радаром и указали на сумочку. Не задавая вопросов, Людмила вытряхнула ее на пол и подвинула носком зажигалку. Больше у них претензий не было.
Задрав голову к телекамере, Сапер поправил галстук, и железная дверь отворилась.
– Идти медленно, там детекторы, – предупредил он. – Квартира тридцать восемь.
Костя с Людмилой прошагали по коридору и остановились на пушистом коврике.
– Я звонил, теперь твоя очередь.
Она хотела возразить, но им открыли и без звонка.
– Дядя Саша, это я, – просто сказала Людмила. – Здрасьте.
– Ты?..
Немаляев похлопал седыми ресницами и нерешительно развел руки. Секунду постояв, она бросилась к нему на грудь и заплакала.
– Людочка… Людочка… – твердил он. – Откуда ты?
– Издалека, дядя Саш, – всхлипнув, ответила она.
Немаляев перевел взгляд на Константина.
– Роговцев? Вот, почему ты не испугался…
– Не поэтому. Пригласите?
– Ноги вытри, – велел Немаляев и, обняв Людмилу, повернулся к нему спиной.
Константин повозил подошвами и протиснулся внутрь. Квартиру перестроили под кабинет или огромную комнату отдыха – сразу и не поймешь. У стены стояли два кожаных дивана под прозрачной пленкой, в центре – стол с замотанными в бумагу ножками, а в углу громоздились нераспечатанные коробки с какой-то оргтехникой.
– Так это ты меня мусорам отдала? – Раздался сзади голос Немаляева. – В девяносто первом. Ты, да? Глупенькая моя…
– Я вам за отца…
– Он заслужил.
– Я согласна. Но тогда… Я надеялась, что вас там убьют.
– Людочка, я же вор. Мне на тюрьме почти как на воле. Меня в ту ходку и короновали.
– Значит, я теперь племянница короля, – прерывисто вздохнув, сказала она.
– Вора в законе, Людочка, – возразил Немаляев. – Костя, ты принес?
Константин достал тетрадку и, сев на диван, положил ее рядом.
– Владислав Борисович ей тоже интересовался.
– Вот так Владя… Отмычку, хмырь, ко мне подбирал. Ну, я свое обещание выполнил.
– Хорошо бы чаю, Сан Саныч.
– Не борзей. Костя, а зачем ты в партию вступил? – Неожиданно спросил он.
– Кушать хотелось.
– Смешной ты человек, Костя.
– Ага. Ваше Чрезвычайное Правительство так смеялось, так смеялось…
– Ты не тех казнил, кого надо. Кокошина вы почему не ликвидировали?
– Руки не дошли.
– Руки! Стало быть, короткие они у вас, – проворчал Немаляев. – Валуева ты не пощадил. У меня все бойцы его книжками упивались. К Маркесу их не приучишь, так хоть этого, чтоб буквы не забыли. А с Кокошиными, видно, самому решать придется.
– Кокошины? Он что, не один?
– Там два брата-акробата. Такое замутили…
Немаляев прошелся по комнате и, хищно схватив тетрадь, раскрыл на середине.
– Дядя Саша, там порожняк.
– «Порожняк»? Ты что, из этих, из… – он стремительно приблизился к Людмиле и взял ее за подбородок. – Смотри у меня! Ведь выпорю, я тебе не матушка. Ладно, с тобой еще успеем. А к тебе, Костя, у меня длинный-предлинный разговор.
– Длинного-предлинного не получится, я так, на часик заскочил. Чаю попью, и обратно.
– Он ко мне заскочил! Ко мне, милый ты мой, приползают.
– А я заскочил, – упрямо сказал Константин.
– Роговцев, а может, тебя грохнуть? Как ты писателя – фьють в окошко.
– Дядя! – С укором воскликнула Людмила.
– Это он шутит, – пояснил Костя. – Вы же, Сан Саныч, романтик. Человек с идеалами, – выразительно добавил он.
– Гм, с идеалами… Это кто тебе сказал? Лешка?! Ты где с ним?.. Он здесь, в нашем слое?
– Он на Родине. Да, Алексей Евгеньевич, его так звали.
– Дочка у него на пироги мастерица, – душевно произнес Немаляев. – С яйцом и капустой особенно.
Добряк в больнице на врал, Сан Саныч действительно помнил старых друзей.
Немаляев прочитал несколько строк и судорожно перевернул страницу.
– Если вы надеетесь, что Борис написал учебник «как свалить из ада и поселиться в раю»… а вы надеетесь… Так вот, зря. К сожалению. Надо остаться и благоустраивать. Благоустраивать ад, Сан Саныч.
– Костя, что ты хочешь взамен?
– Мы уже поменялись.
– Ты объяснишь, как отсюда уйти, и я уйду, – настойчиво повторил он. – По-моему, это хорошая сделка. Здесь я вам мешать не буду. Банкуйте.
– Некому, – ответил Константин. – Некому, кроме вас, Сан Саныч.
– Ты же знаешь, как это сделать!
– Знает только Борис, но мы с Петром его давно закопали. Кстати, первое условие: сотника вы тоже не тронете.
– «Тоже»? – С сарказмом сказал Немаляев. – Первое условие? Условие чего?
– Мирного договора. За этим я, собственно, и пришел.
Сан Саныч скрестил руки на груди и уставился в окно.
Людмила исподтишка улыбнулась Косте и полезла за сигаретой, но сумочка была пуста.
– Так как насчет чая? – Осведомился Константин. – И сотника.
– Пусть сам выбирает. Единственное, что я могу тебе обещать.
– А наш договор?
– Благоустраивать ад… – печально произнес Немаляев. – Мне надо подумать.
Он сел в кресло и нажал на кнопку. Часть стены развернулась, и из смежной квартиры вошла симпатичная девушка. Склонившись так, что в декольте было видно все, до самого пупка, она катила перед собой низкий сервировочный столик. На столике был чай.
* * *
– Ты про аварию смотрела? – Обратилась одна телефонистка к другой.
– С Горшковым? Который магнат?
– Ну да. Как это он разбился? Небось, пьяный был.
– Магнаты сами по себе не разбиваются, – многозначительно произнесла она. – Там еще, говорят, деньги кругом валялись. Деньги, деньги – весь лес в деньгах.
– И еще с ним этот был…
– Да, да. Этот, как его?..
Кокошин иронично посмотрел сквозь перегородку – обе женщины были одеты в застиранные блузки, такие же похожие, как и их серые лица. Он давно заметил, что чем человек беднее, тем ближе к сердцу он принимает беды магнатов.
– Забыла фамилию.
– А, ты о нем? Сейчас… Мурманск – третья, – сказала она в микрофон.
Кокошин зашел в кабину и, закрыв стеклянную дверь, снял трубку.
– Здорово. У меня все в порядке. Как у тебя?.. Ясно… Погода? Жарко. Да, виделся тут с одноклассником. Ездили на дачу. Шашлык был… И даже вкуснее, чем думал. Да, такого шашлыка мы с тобой еще не ели.
Он помолчал, давая абоненту усвоить информацию. Насчет шашлыка его поняли правильно.
– А?.. Тетя Рая?.. Тетя Рая в порядке, – сказал Кокошин.
Это означало, что звонок не контролируется. Теперь, после соблюдения условностей, можно было просто поболтать.
– Как там мои? Ты к ним заглядывал?.. Что-о? Кавалер?! Ей же только четырнадцать! Ну, девка!.. Погодите, вот я прилечу…
– Хабаровск – четвертая, – объявила женщина.
Молодой человек, нетерпеливо топтавшийся у стенда с поздравительными открытками, влетел в узкую будку и завопил:
– Алле! Алле, Маша! Алле!!
Ожидающие на переговорном пункте недовольно переглянулись. Каждый подумал об одном и том же: эти приезжие всегда чем-то выделяются. Все дело в недостатке воспитания.
– Маша, Маша! Алле!! – Надрывался молодой человек. Потеряв терпение, он два раза треснул по аппарату.
– Эй! Чего долбишь? – Крикнула телефонистка. – Ты что, с гор спустился? Если не слышно, подожди, я второй раз соединю.
– Да нет у меня времени, – взмолился он, выбегая из кабинки. – Поезд! Я лучше с вокзала.
– Вызов отменить, что ли? – Рассердилась она. – Сами не знают, чего хотят.
Молодой человек забрал в окошке деньги и опрометью выскочил на улицу.
– Смоленск – шестая, Рига – первая, Брянск – восьмая, – подряд назвала женщина. – Кто с Мурманском говорил? Гражданин, вы где? Третья!
– Да он там еще, – сказал кто-то. – Третья занята.
– А что он, заснул? Связи-то нет уже. Гражданин! Позовите его.
Мужчина в очках-линзах подошел к третьей кабине и тактично постучал. Кокошин неподвижно сидел на откидном стульчике. Мужчина постучал еще – Кокошин не шевелился.
– Похоже, заснул, – беспомощно улыбнулся очкарик и наконец осмелился открыть дверцу.
Он тронул спящего за плечо и тот, не меняя позы, вывалился наружу. Черная рубашка Кокошина промокла от пота – но только на спине, и каким-то странным пятном неправильной формы.
Позже в фанерной перегородке между кабинками нашли два маленьких отверстия.
– Да лет семнадцать… – сказала плачущая телефонистка.
– Худой, сутулый, волосы немытые… – добавила вторая.
– Деревня – он и есть деревня…
В протокол занесли: «особые приметы отсутствуют».
* * *
– Не горячись, – молвил Кокошин. – Четырнадцать лет – возраст нормальный. Главное, чтоб до постели не дошло, а в подъезде потискаться – это можно. Вспомни себя-то! Алле… Алле, ты меня слышишь? Алле!
Он подул в трубку и, не дождавшись ответа, бросил ее на рычаг. Москву, как всегда, отключили, но это было не страшно. Самое важное он уже знал. Тетя Рая в порядке, а шашлык вкусный. Брательник сказал, такого еще не ели. Похоже, все складывалось даже лучше, чем он планировал. Кокошин попытался представить, как это – лучше, но у него не хватило воображения.
Сверху раздались знакомые аккорды. Он зарычал и с ненавистью уставился в потолок. Каждый день жена соседа садилась за пианино и насиловала жильцов Рахманиновым. Больше всех страдал Кокошин. Инструмент стоял прямо над большой комнатой, и он, как глухая бабка, был вынужден врубать телевизор на полную – иначе фильм превращался в немое кино с тапером. Кокошин пробовал немножко поскандалить, но наверху жил такой же генерал, только с синим просветом на погонах. Летун. В случае повторной попытки авиатор обещал спустить его с лестницы. Повторить наезд Кокошин не решился, лишь сильней возненавидел журналистов, лопочущих о мифических генеральских особняках. Те особняки, что он видел под Мурманском, принадлежали как раз журналистам.
В музыкальный строй вклинился птичий фа диез, и Кокошин, занятый своими мыслями, не сразу сообразил, что это дверной звонок. Он традиционно пожелал пианистке перелома пальцев и пошел открывать.
На площадке стоял мужичок в голубой форме с белыми полосками. На левом кармане его рубашки блестела золотая нашивка «DHL».
– Здравствуйте, вам посылка.
– Да?.. Не знаю…
– Адрес ваш? Имя-фамилия? Все сходится. Распишитесь пожалуйста.
– Откуда? – Спросил Кокошин, принимая ручку с тем же логотипом, что и на кармане.
– Сейчас посмотрим… – мужичок заглянул в фирменную папку. – Из Москвы. Отправлено вчера вечером.
– И уже здесь? – Не поверил Кокошин.
– Экспресс-почта, – пояснил незнакомец. – Максимальный срок доставки – трое суток. Это если на Северный Полюс.
– Смотри-ка… – Кокошин расписался и получил красивый сверток голубого цвета. С белыми полосками и буквами «DHL“.
Он вернулся в комнату и положил посылку на стол. Килограмма полтора, не меньше. Из Москвы – это от брательника, больше некому. Тетя Рая, реально существующая родственница, не давала о себе знать уже лет семь. Конечно, брательник. Почему же он ничего не сказал? А, ну да, разъединили…
Женщина на верхнем этаже продолжала музицировать, но Кокошин ее уже не слышал. Сознание прочно увязало посылку с «шашлыком, которого он еще не ел». Одолеваемый любопытством, он разорвал бумагу. Под ней оказалась плоская пластмассовая коробка, похожая на автомобильную аптечку. Устав гадать, что там внутри, Кокошин ее просто открыл.
Первой вылетела оконная рама, однако мощности взрыва это почти не погасило, и комната разложилась карточным домиком. Стол находился возле капитальной стены, поэтому вместе с ней рухнула одна из плит перекрытия – та самая, на которой стояло проклятое пианино.
На улицу генерал-лейтенанта Кокошина выносили в черном мешке. От Кокошина осталось так мало, что санитар легко поднимал мешок одной рукой.
Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11