– Он что, каждый день туда возвращается? Вчера, сегодня…

Людмила сняла с софы покрывало и, свернув его квадратиком, подложила Косте под голову.

– Да, последнее время что-то зачастил, – проворчал Петр.

– Меня тоже дергало, – пожаловалась она. – Дернуло, вернее. Один раз всего.

– Ну и как там? – Спросил он скорее из вежливости.

– Не хочу рассказывать. Плохо. Зато… – она что-то вспомнила и усмехнулась. – Когда пришла в себя, стала богаче на сто баксов.

– А… гм. Значит, это не ты была? Урки не к тебе приставали? И…

– И потом – в кресле, на полу, на столе, тоже не я.

– Жаль.

Она одарила его тем улыбающимся взглядом, когда не знаешь, хотят ли тебя затащить в постель или собираются влепить пощечину.

– Проехали. Дружок твой когда очухается?

– Это непредсказуемо. А что? Интересуешься, сколько в нашем распоряжении? – Петр осклабился, но посмотрел ей в глаза и отодвинулся подальше. – Перебор, согласен. Прощенья просим.

– Сам хамишь, сам извиняешься. Какой ты, однако, самодостаточный. А про Костю я вот, к чему: частые провалы говорят о том, что он выкарабкивается – там. Настанет день, когда он выздоровеет. И не вернется.

– А ты? С тобой такое может случиться?

– Я справилась. Второго провала не будет, мне там делать нечего, – категорично сказала Людмила.

Она встала у окна и, отдернув шторы, выглянула во двор. Петр почувствовал жгучее желание подойти к ней и обнять – просто обнять, без дальнейшего продвижения. Но даже и на такую малость он не решился. Видели бы его терзания мужики из сотни…

Костя шевельнулся и, сонно подняв голову, привычно испугался.

– Зачем вы меня привязали? – Запричитал он. – Отпустите! Я ничего…

– О-о-о! – Простонал Петр. – Иногда мне кажется, что он меня разыгрывает. Скучно парню, вот он и устраивает всякое.

– Учитель? – Спросила Людмила, разглядывая Костино лицо. – Нет, он не прикидывается. Мимика другая.

– Отпустите, – заныл Константин.

– Смотри. Наш так бровями не делает.

– Да знаю, знаю, – отмахнулся Петр.

– Зачем ему это надо? Давно бы прервал жизнь, тем более, что в том слое он и так почти мертвый.

– А ты это сделала? С собой.

– Да, – просто ответила она. – Когда увидела, что выхода нет.

– На Родине он встретил Бориса. А Борис, вроде, соображает во всей этой кутерьме со слоями. Костя хочет его раскрутить. На некое высшее знание, – Петр, паясничая, поднял указательный палец.

– Да, это было бы полезно, – задумчиво произнесла она.

– Ерунда. Но если получится…

– И кроме того, он не в силах решиться, – добавила Людмила.

– С чего ты взяла?

– Психотип не тот. Учитель скорее станет девочкой, чем уйдет из жизни.

– Но учитель…

– Они похожи. Можно сказать, близнецы. Воспитание разное, врожденные данные одни.

– Отпустите меня!..

– Да заткнись ты!

Чтобы не слышать его стенаний, Петр включил телевизор.

– Сколько они по магазинам ходить будут? Вот ведь, женщина! Как бы Ренат с ней не взорвался.

– Взорвется – Настя притушит. Она в своей бригаде быстренько порядок наводила. А ты что, есть захотел?

– Они пластырь принести должны. – Петр вытянул руку с пультом и принялся переключать каналы. – Все забываю, где этот…

– Здравствуйте, – улыбнулся из телевизора обаятельный Сидорчук. – Сегодня в Англии выбирали королеву. Вы не ослышались, я сказал «сегодня» и «выбирали». Владислав Нуркин как последовательный приверженец демократии обратил внимание на то, что глава крупной европейской державы не выбирается и даже не назначается, а, цитирую: «появляется сама, природным путем, то есть спонтанной встречей сперматозоида и яйцеклетки». Конец цитаты. Владислав Нуркин вместе с соратниками по партии решил помочь англичанам исправить это досадное упущение и организовать на территории Англии альтернативные, подлинно демократические выборы царственной особы, но во въездной визе ему было отказано. По этой причине выборы королевы пришлось провести в Москве, у стен посольства Великобритании.

Сидорчук исчез; экран показал отснятую утром картинку: посольство на набережной, толпа народу человек в пятьсот, чуть не столько же репортеров в проводах и микрофонах. Люди занимали весь тротуар и всю мостовую, но пробки не наблюдалось – движение перекрыли загодя. Видимо, митинг был согласован с городскими властями. Сбоку, никоим образом не мешая собравшимся, стояли милицейский автобус и «скорая» – все, как положено. Во время пикета посольства США на Садовом кольце организация была слабее.

В центре, у главных ворот, происходило следующее. Группа бомжей организованно опускала в картонные коробки какие-то листки. Сами коробки были крест-накрест перечеркнуты синей и красной краской, что, надо думать, символизировало английский флаг. После подсчета голосов из толпы вывели слегка пьяную бомжиху с неизменным бланшем и вручили ей довольно приличную корону, усыпанную фальшивыми камнями, а также ящик «Бифитера». Джин мгновенно разлетелся по рукам. Сама обладательница титула едва уцепила пару бутылок, и положив их вместе с короной в рваный полиэтиленовый пакет, помчалась прочь. Вслед неслись аплодисменты и нестройный свист.

У Петра появилось подозрение, что участники церемонии – не натуральные отщепенцы, а студенты театрального вуза, но сути это не меняло.

– Итак, сегодня туманный Альбион приобрел вторую королеву в лице Валентины Петровны Никудыкиной, которую каждый уважающий себя джентельмен должен отныне величать Валентиной Первой, – скалясь, объявил Сидорчук. – Кстати, о джентельменах. Посол Великобритании в России комментировать альтернативные выборы отказался, намекнув, что в Лондоне об этой акции уже осведомлены. Посол, правда, не уточнил, что подразумевается под осведомленностью: то ли англичане оскорбились, то ли приняли к сведению и готовят для новоиспеченной королевы подобающие апартаменты…

– Раньше он был позубастей, – сказал Петр. – А теперь даже с одобрением… Неужели договорились?

Людмила побледнела и, как-то странно кивнув, опустилась на колени.

– Эй, ты чего?

Отрицательно мотнув головой, она посмотрела куда-то сквозь него и легла на пол. Руки Людмила вытянула вперед.

– И ты. Рядом. Медленно, – сказали из-за спины.

Петр обернулся, с учетом ситуации – очень аккуратно, держа ладони на виду. Сзади стояли двое с пистолетами: первый ствол был направлен на Людмилу, второй смотрел ему в лоб. Но озадачило Петра не это. Мужик, державший его на мушке, чертовски напоминал одного знакомого, по идее – давно мертвого.

– Рядом, медленно, – повторил Сапер и, также узнав Петра, растерянно моргнул. – Еремин? Ты откуда?

– Откуда все, – огрызнулся он.

– Вот так встреча… Ты ложись, после разберемся. Кто тут у вас еще?

– Баран на привязи.

– Киднеппингом занялся? Докатился, Петенька.

Сапер надел на них наручники и, оставив в комнате напарника, осмотрел квартиру.

– Начинай с кабинета, – приказал он.

Напарник сунул ствол в наплечную кобуру и вышел в коридор. Спустя секунду до Петра донесся грохот высыпаемых книг.

– Как ты сюда попал? – Спросил он.

– У тебя телевизор на полную орет, ты бы и танк прохлопал.

– Я не про дверь. Как ты в этом слое очутился? Убили же тебя.

– Слой?..

– Не трепи, – шепнула Людмила.

– Киска, джигиты разговаривают, – строго сказал Сапер. – Ой, кисонька! А где это мы с тобой пересекались? – Он схватил ее за волосы и приподнял ей голову. – Где-то я тебя уже…

– Не трожь ее! – Рявкнул Петр.

– Здесь пусто! – Раздалось из кабинета.

– Продолжай, – велел Сапер. – Ну и какой слой? Ты о чем?

– Тогда, в казино…

– Ах, это! Пошутили мы.

– Я должен был догадаться, – горько произнес Петр. – Ты человек Немаляева. Маэстро – так, пугало огородное. Дешевка.

– Я его тоже не любил, но все-таки не надо. О покойнике, тем более.

– Есть, есть Бог на небе.

– А это мы сейчас проверим.

Сапер извлек маленькую, с пачку сигарет, трубку и набрал номер.

– Мы на месте. Здесь трое… Да, под контролем… Почему звоню? Потому что третий – Еремин… Тот самый, конечно… Что?.. Даю.

Он перевернул Петра на спину и поднес ему к уху телефон.

– Сотник, ты? – Послышалось в динамике.

– А, господин Штаб!

– Брось ты этот официоз, – протянул Немаляев. – Для земляков я Сан Саныч. Ну что, Петя, как там наш уговорчик? Ты Роговцева разыскал?

Петр мельком взглянул на индифферентного Сапера, потом – на притихшего Костю.

– Нет еще, – сказал он с легким оттенком вины. – Но я в этом направлении работаю.

– Хотелось бы, чтоб поактивней, – ласково молвил Немаляев.

– Хотелось бы соблюдения условий.

– Не обижайся, сотник. Слабость у меня – друзей разыгрывать. Давай-ка лучше о Борисе потолкуем. Ты давно у него гостишь? Где он сам?

– В земле.

– Гм… скорый ты, Петя. – Немаляев, кажется, хотел спросить что-то еще, но сдержался. – Ты сейчас что делаешь? Лежишь? Это правильно. Полежи, Петя, позже созвонимся.

Сапер послушал трубку и отключив, убрал ее в карман.

– Ну как там? – Крикнул он.

– Пока ничего, – отозвался напарник.

– Вглубь не зарывайся, он ее не прятал.

– На какую тему шарим? – Поинтересовался Петр. – А то пособим.

– Помалкивай.

Сапер обвел взглядом комнату и подошел к гардеробу. На пол полетело постельное белье, полотенца, еще какие-то тряпки, к которым Петр с Костей за полтора месяца даже не прикасались. Освободив полки, Сапер раскрыл следующую секцию и начал кидать на диван вешалки с одеждой.

Петр повернулся к Людмиле – та сохраняла неприличное для женщины спокойствие. Он попытался разглядеть за маской равнодушия хоть какой-то намек на тревогу, но ему этого не удалось. Возможно, она не понимала, что им грозит. Немаляев обещал перезвонить, если не Петру, то, по крайней мере, Саперу. Вот тогда он и примет решение – оставить их в живых или убрать, как мусор. Решение это зависит от результатов обыска, но в любом случае будет окончательным. Знать бы еще, что они ищут.

Ну кухне застучали дверцы шкафчиков, заклацали тарелки, звонко рассыпались вилки с ложками. Когда помощник добрался до кастрюль, Сапер как раз покончил с видеотекой. У телевизора образовалась внушительная горка кассет, преимущественно – европейские боевики.

– Ну?! – Теряя терпение, бросил он.

– Голяк.

Сапер вновь связался с Немаляевым и, коротко доложив, дал трубку Петру.

– Вот что, сотник, – сказал Немаляев. – Люди мои сейчас уйдут. Уйдут по-хорошему. Это тебе аванс. За что, догадываешься?

– Догадываюсь, – ответил он, переводя дыхание.

– Сечешь. Уговорчик наш пока в силе. Но если я узнаю, что ты его от меня прячешь…

– Без базара, Сан Саныч.

– «Без базара»… Это ты усвоил, хамло. Я, сотник, хочу, чтоб ты проникся, чтоб до каждой извилины дошло: Роговцев! Роговцев! Роговцев! Я тебя за него золотом осыплю, или наоборот, в яму зарою – сам выбирай.

Петр тревожно посмотрел на Костю – тот потерял сознание и безвольно повис на трубе. Верный признак того, что провал кончается. Только бы он не ляпнул чего с перепугу…

Поговорив с Немаляевым, Сапер снял пистолет с предохранителя и освободил Людмилу. Ключ от наручников он кинул за телевизор.

– Возьмешь через минуту после нашего ухода, ясно? – Сказал он, целясь ей в левую грудь.

– Через две, – покладисто ответила она.

Сапер махнул рукой, и его напарник выскользнул на лестницу. Сам он пятясь отошел к двери и, подмигнув на прощание, опустил ствол. Они даже не поленились закрыть замок.

После второго щелчка Людмила бросилась к ключу и расстегнула Петру наручники.

– Мы их догоним!

– Остынь, – сказал он. – Правила игры надо соблюдать. Да и оружие…

Петр устремился в соседнюю комнату – добытый Ренатом АКС покачивался на люстре. Затвор, пружина и пустой магазин находились в разных углах, патроны отдельной кучей покоились на подушке. ПМ, также раскуроченный, валялся в пыли под креслом. «Вальтер» Зайнуллин унес с собой – с ним он не расставался даже во время похода за хлебом, а «Штайр»…

Петр разобрал диван и вытащил цветастый сверток. Здесь они не смотрели. То, что им нужно, Борис не прятал. А что нормальный человек не прячет? Все…

– Какого дьявола? – Заорал у батареи Константин. – Кто вторую руку?.. Зачем? Я что, брыкался?

– Не кипятись, мы сами только из браслетов.

– Почему бардак? – Спросил он, поглаживая разбитое в кровь запястье. – Кто приходил?

– От Немаляева приходили.

– И мы еще живы?.. Что происходит?

Услышав про обыск, он забежал в кабинет и присел над выдвинутыми из стола ящиками.

– Тетрадка, – сглотнув, произнес он.

– Они ничего не взяли.

– Значит, она здесь. Красная тетрадь. Борис проболтался. В столе, средний ящик. Где тут средний? А-а…

Он разгреб канцелярский хлам и, выпрямившись, пнул его ногой.

– Они уже искали, Костя.

– И до них кто-то, – многозначительно произнес он, поворачиваясь к Людмиле.

– Я отсюда вообще не выходила. Могла в лифчик запихнуть, но я, понимаешь ли, без него. Желаешь убедиться?

Костя пощупал языком какой-то дальний зуб и, тяжело вздохнув, отправился на кухню.

– А на кой Немаляеву тетрадь? – Спросил он через коридор.

– Он вернуться мечтает.

– Во, дурак! Он же там погиб.

– По-моему, его и другой слой устроит. Слинять ему отсюда охота.

– Это не так просто. – Константин наполнил чайник и достал из холодильника остатки колбасы. – Кушать будете? Идите сюда.

– Конечно, не просто, – подтвердила Людмила. – Но если ваш Борис сумел…

– Он не расскажет. Говорит, словами не объяснишь. Изнутри, говорит. Своим умом.

В двери мягко повернулся ключ, и все трое замерли. Петр пожалел, что не собрал автомат, но думать об этом было поздно. Он на цыпочках прокрался в прихожую и занял стойку. Костя вытер нож о брючину и отвел руку в замахе.

– Заждались? – Весело спросил Ренат, занося сумки.

Следом вошла красная, как рак, Настя.

– Уфф, я с этим отморозком больше не связываюсь. Представляете, он в универсаме… – Увидев Петра, она осеклась и заглянула в комнату. – Ничего себе… Что тут у вас творится? Да убери ты ножик!

Константин как ни в чем не бывало дорезал колбасу и принял у Рената пакет.

– Сыр купили?

– Пьем чай и сматываемся, – объявил Петр.

– Ты рехнулся? – Воскликнул Костя. – Где мы вторую базу возьмем? Три комнаты, музыкалка «хай энд». Хочешь романтики – поживи сутки на вокзале. Суток тебе хватит.

– Когда Немаляев пронюхает, что ты здесь…

– До сих пор не пронюхал. На улицу я не высовываюсь, меня, главное, к телефону не подпускать, – сказал он, покосившись на Настю.

– Его люди опишут твои приметы…

– А то я такой приметный!

– Да, Петя, на него и не смотрели, – подтвердила Людмила. – Они его за лоха приняли. Типа, мы деньги выколачиваем.

– «Типа»?! – Взвился он. – Что за речь? Что, блин, за феня?! Это вам не сходняк, не блатхата! Пока они тут рыли, могли жучков накидать – не соберешь, – добавил он, успокаиваясь.

– Пункт типа первый, – отчетливо произнесла Людмила. – Тебя здесь не ждали. Вообще никого не ждали, разве что самого Бориса. Для чего, спрашивается, им тащить сюда микрофоны? И пункт второй. Типа. Если они их все же накидали, жучков, то… «Боржоми» употреблять поздновато. Они бы уже вернулись, Петя. Два раза успели бы – на танке и без танка.

Петр не глядя взял из пепельницы чью-то тлеющую сигарету и затянулся. С омерзением посмотрел на фильтр и, убедившись, что курит тонкий, как спичка, «Вог», швырнул его в раковину.

– На демократию пробило, да? А то проголосуем.

– Мы в твоей сотне пока что не числимся, – заявила Настя.

Он зыркнул на Константина.

– Командир, я подчинюсь, – ответил тот. – Если прикажешь, я с тобой уйду. Но лучше бы ты не приказывал. Успокойся, чайку попей.

Петр поднял чашку, но, задумавшись, поставил ее обратно.

Терять квартиру было жалко, тем более, что из-за нее грохнули такого полезного человека, как Борис. Ха, это теперь выясняется, что полезный, а во время встречи он был полным дерьмом.

А разве из-за квартиры? Нет, конечно, ради безопасности. Ради нее же и нужно уйти. Того и гляди, нагрянут опять, у них и ключи имеются.

Тетрадь. Определенно, им нужна тетрадь. Красная. В клеточку, небось. Фу ты, прямо как в сказке про отличников. Им – это Немаляеву. И Нуркину. Хотя, не факт, что они и здесь вместе. Петр вспомнил разговор в «Золоте нибелунгов» – Немаляев уже тогда пускал слюну насчет возвращения. Блеф. Но зачем? И отпустил его – зачем? Еще и со спектаклем. Хотел через него на Ополчение выйти? Да где оно, горемычное…

И сейчас тоже. Мурлыкни он Саперу в трубочку, через секунду – три теплых трупа. Получите, распишитесь. Ан нет, ушли. Тетрадь не нашли и свалили. Красную тетрадь. Красненькую… А если б нашли? Вот тогда другое дело. Тогда он, сотник Ополчения, был бы не интересен. А пока, стало быть, нужен. Пока Немаляев верит, что он ищет Костю. Уникального Роговцева, который обучит его шляться по слоям, как по бульвару.

А тетрадочки-то нет. Не то дамы сперли, не то Ренатик подсуетился. Зачем ему, он же тупой! И еще – Константин. Нет, с его стороны это глупо. Сам же про нее и сказал. Сам сказал – сам украл. Как там Людмила говорила? Афоризмы… Все – брехня. В тумане все. В таком жутком туманище. Неадекватный Зайнуллин, просвещающийся Роговцев, боевые подруги, невесть откуда свалившиеся, и на удивление гуманный Немаляев. Душка Сан Саныч.

– Ренат, ты в Мурманске не бывал? – Спросил Петр.

– Нет, и не собираюсь, – буркнул Зайнуллин, пережевывая сыр. К колбасе он по понятным причинам не прикасался.

– Собирайся, Ренат. То, что ты там не был, – это хорошо. В психдиспансере в ихнем не значишься. Завтра и поедешь. Поездом, потихоньку.

– Я самолеты не люблю. Падают они, суки.

– Поездом, ты не слышишь, что ли? – Повысил голос Петр. – Чтоб не регистрироваться. Костя тебе адрес нарисует. Фамилия – Кокошин. Пришел, увидел и пришил. Только без фейерверков. Культурненько. Деньги на дорогу получишь, ствол…

– У меня «Вальтер».

– Я не забыл. Ствол после акции бросишь на месте, пусть тебя за киллера примут. Он же бандитский?

– Бандитский, – кивнул Константин.

– Вот и ладно. Вопросы.

– А можно я по-своему? Мне один чувачок в дурке про колумбийский галстук…

– Прекрати.

– Да это круто! – Загорелся Ренат. – Вот так горло надрезаешь, и язык оттуда…

Настя перестала есть и крепко приложила Зайнуллина по затылку.

С психом будет трудно, отметил про себя Петр. А с бабищей – подавно.

– Дамы занимаются подбором новой базы. Сроку – три дня.

– Чем платить будешь, команданте? – Спросила Настя.

– Собой, – хихикнул Ренат. – И я на сдачу.

Людмила пнула его под колено. Зайнуллин схватил бутерброд и, прихрамывая, отошел к плите.

– Речи об оплате не идет. Если что потребуется – взяла и купила. Если рассчитываешь на гонорар – до свидания.

– За идею, значит…

– Ты больше привыкла за честь клана пасти рвать? У нас тут тоже клан. Россия называется. А вообще-то…

– Вообще-то, мы вас не держим, – закончил за него Константин. – Я вам денег обещал. Подкину. А там смотрите.

– Куда идти-то, Насть? – Сказала Людмила. – К ментам в засаду? Мы же сюда…

– Ну что ж ты, овца, лезешь? Дай поторговаться немножко! – Улыбаясь, проговорила она. – Условия: с кем спать, с кем не спать – решаем сами. Наберем свою бригаду – командуем сами.

– В пределах общей стратегии, – вставил Петр.

– Финансовые вопросы решаем сами, – продолжала Настя. – Захотим отколоться – никаких разборок, никаких отступных. Расходимся мирно. А, и вот еще: на домашние работы не подписывать. Все делаем по очереди. Мы тебе не женщины Востока.

– Заметно. Короче, вы остаетесь.

– Мы остаемся, – кивнула Людмила.

Костя сходил в комнату и принес оттуда разобранный ПМ.

– Помочь, или справишься?

– Первый ствол родители мне подарили на шестнадцатилетие, – сказала она. – Вернее, это они думали, что он у меня первый.

– Родители, – развел руками Петр. – Они всегда отстают от детей. Господи, что же будет лет через сто!

– Это еще греки спрашивали, – сказал Костя. – Древние. Нам кажется, что мир меняется. На самом деле – нет.

Людмила в мгновение ока собрала пистолет и небрежно бросила его в сумочку.

– Меняются только декорации, – согласилась она.

Немаляев рассеянно повертел в руке бутылку «Карвуазье», но так и не налил.

– Ты уверен? Ты на все сто уверен?

– Штаб, раньше ты мне этого вопроса не задавал, – обиженно проворковала трубка. – На сто, не на сто… не было там никаких записей. Даже блокнотика паршивого не нашли.

– А хорошо искали?

– Ты сам сказал: они где-то на виду. Ну, мы копнули по верхам. Если базар о тайнике, надо специалистов посылать.

– А гаврики? Что у них – шведская семья? Они могли взять, как думаешь? По мордам ничего не заметил?

– Да какие морды? Один вообще не при делах, Петя из него, кажется, бабки вышибает. Телка… с ней тоже не ясно. Каменная. Ствол увидела – и на пол. Но без нервов, строго так: раз-два. Жизнь, похоже, знает. Я ее, вроде, встречал где-то… но не помню. Может, с братком, может – так, сам…

– Что ты мне своими козами голову забиваешь? – Начал злиться Немаляев. – Не помнишь – хрен с ней. Как Петр себя вел? Не дергался?

– Тоже как скала. После разговора, когда стали шмонать, сник немного. Но мне ведь не до него было. Штаб, там квартира недетская, метров сто пятьдесят. Надо группу из десяти человек, и с приборами.

– Дурак! – Крикнул он. – Нет такого прибора, чтоб бумагу искал!

Зря наорал, подумал он. Люди не виноваты. Хочешь добиться толка – объясни солдату его маневр, а потом уж требуй. Но как же объяснить-то? И кому – братве? Впрочем, был у него еще один человек, посвященный в этот странный расклад с переселением душ. Но тот – темная лошадка, его проверять и проверять.

Немаляев раздосадованно вздохнул и налил-таки коньяка. Не спеша выпил, сунул в рот ломтик лимона и задумчиво засопел.

Записи Бориса мог оприходовать и сам Нуркин. Это при нем Влад такой индифферентный, весь якобы в текущем моменте. Владя не прост. Не может быть, чтоб никаких тылов не готовил. Но ведь оперативных возможностей у него – ноль. Допустим, наймет он пару детективов из отставных гэбистов, так чем эти филины лучше его ребят?

Нет, сказал он себе, это Петр отметился. И мудрить тут нечего. Петр их и взял, записи эти долбаные. Если, конечно, они не фикция. И у Бориса он не случайно загостился. Ясный день! Про такие совпадения пусть кино снимают, а мы народ реальный.

Просто Еремин шустрее. Первым вышел на Бориса, устранил – естественно – и все заграбастал. И остался на квартире?.. Зная, что он не единственный охотник до дневников Черных… Обнаглел? Да нет, сотник в этом смысле не хам. Опыт у него хороший. Что тогда?

Завалить сволочугу, все более распаляясь, подумал Немаляев. Как они там?.. «Именем Народного Ополчения»? Ну а мы – именем криминала. Тоже звучит. Именем братвы, будь она проклята.

Нет, Еремина ликвидировать в последнюю очередь. И то – при условии, что станет мешать. А не станет – пусть себе шебуршится. Какой-никакой, а все же шанс. Роговцев, так называемый серийный маньяк, залег глубоко, уже два месяца ни слуху ни духу. Кроме как через сотника на него не выйти.

Немаляев взвесил «за» и «против»: оставить Петра в покое в надежде заполучить Роговцева, или как следует прижать и, возможно, приобрести записи Черных. И то, и другое выглядело весьма сомнительно. Во-первых, неизвестно, удастся ли когда-нибудь побеседовать с маньяком, так же как никто не поручится, что дневник Бориса действительно существует. Во-вторых, где гарантия, что маньяк или этот поганый дневник откроют ему то, чего он жаждет. Гарантии нет. И третье, на закуску. Петр мог завязать со своей мышиной возней и вести жизнь честного бандита. Вот и лоха какого-то на квартиру притащил, и подругой правильной обзавелся… А записи он, допустим не брал, ему на них просто начхать.

Немаляев заметил, что бродит по кругу. И так плохо, и так дерьмо. Какой путь не возьми, все – в никуда. Сотник мог давно разыскать своего подчиненного и давным-давно проштудировать учение Бориса, или что там у него. И овладеть – абсолютной свободой. Обрести настоящую волю, какой никому и не снилось. Передвигаться по слоям. Самостоятельно. Ни от кого не зависеть. Ни от чего не зависеть. Выбирать свою жизнь. Выбирать – себя.

Воля… Вот она, так близко. Есть адрес. Можно снять с Петра кожу. Можно посадить его на иглу или купить, отдав взамен все. Есть разные способы. Нет только уверенности, что у него это получится – вырваться. Вырваться отсюда к чертям собачьим.

Коньяк, братва, бешеные деньги. Безумная власть. Но пользоваться ей… Настоящий, тутошний Немаляев-Штаб сказал бы: западло. Александру Немаляеву, вице-премьеру, даже и слов таких произносить не хотелось. И все же он пользовался – словами, деньгами, властью. Не ради удовольствия, а по инерции. Для поддержания системы в рабочем состоянии. Ведь система должна работать – любая.

Он достал из стола девятимиллиметровый «Зиг», тяжелый мужской пистолет, и сбросил рычажок справа. Передергивать затвор было ни к чему – при замене магазина «Зиг» заряжался автоматически. Достойное оружие для авторитета по имени Штаб.

Немаляев развернул пистолет на себя и хладнокровно заглянул в ствол. Палец без возражений лег на спусковой крючок. Он не сопротивлялся. Сопротивляться свободе глупо. Подлинной свободе, которая выше страха.

Дорога будет короткой. Шаг первый – он же последний. Не надо железных аргументов и тонких мотиваций. Ничего не надо, никакого обмана. Он знает, что делает. Это вернее, чем мудрость самостийного философа Черных. И это быстрей.

Палец поерзал, нащупывая удобное положение. Фаланга чуть согнулась. Немаляев проглотил комок. Сейчас…

– Штаб, у нас лажа! – Гаркнули в другой комнате, и от неожиданности он чуть не выстрелил. – Штаб! Слышишь?

К нему вбежал личный телохранитель: дорогие брюки, стрижка «ежиком» и мясистые уши.

– Штаб… ты чего?

– Пушку смотрю, – буркнул Немаляев, откладывая пистолет в сторону. – Что за кипеж?

– Наши с казанскими поцапались.

– Сильно?

– Шесть трупов.

– Чьих? – Спросил он могильным голосом.

– Это… не разобрались еще. Кудря звонил. Он… не успел, короче. Прямо в трубку шмальнули.

– Ну и что ты стоишь? – Так же спокойно процедил Немаляев. – Собирай людей.

– Так это… всех?

– Всех. А там поглядим. Иди.

«Зиг» он оставил на столе – только защелкнул предохранитель. Взял бутылку и умеренно хлебнул из горлышка. Затем дотянулся до телефона и по памяти набрал номер.

С этим канителить не следовало. Что-то не сработало в его системе – в их общей, одной на всех, системе.

Шмель из Казани ответил сразу. Ровно через шесть минут, по минуте на труп, вопрос был улажен. Им еще предстояло встретиться и обсудить детали, но в главном они договорились: войны не будет. Иного исхода никто из них и не ждал. Шесть, десять или шестьдесят – количество убитых друзей не имеет значения. Главное – сохранить статус-кво.

– Ну как? – Спросил телохранитель, высовываясь из-за двери.

– Отбой пока.

Он наполнил стакан и медленно, со вкусом, выпил. Жизнь снова заиграла красками. Система скрипнула и заработала. Это важно. Тему абсолютной свободы он решил оставить до завтра.

Немаляев повертел пистолет и, усмехнувшись, положил его обратно в ящик.