Олег стоял напротив Лидянского корабля, недоуменно оглядываясь, словно не мог вспомнить, для чего он здесь оказался. Кроме него, вокруг не было ни одного живого человека. Те немногие счастливчики из охраны, которые уцелели после первого огненного удара, разрушившего купол базы, и, пытаясь спастись от огня, сумели сюда добраться, теперь, скорчившись, лежали на полу, удушенные ядовитой атмосферой планеты, свободно вливавшейся в разбитое яйцо купола. Наверно, та же судьба постихла и Стивенса.

Олег впервые за все то время, которое провел в разведшколе, ощутил свою принадлежность к этим мертвым людям. Возможно, оттого, что он единственный из всех сохранил жизнь. Мысль о том, что он отомстит за них, если когда-нибудь ему представится такая возможность, на какое-то время помогла ему справиться с отчаянием и с равнодушием к собственной судьбе.

Он шел еще довольно долго, ориентируясь на слабо светящуюся массу корабля, пока не уперся в аспидно-черную, наглухо замкнутую поверхность центрального трубопровода.

Он привалился к ней плечом, ожидая, когда раздвинутся створки, но ничего не произошло. Лишь теперь он вспомнил, что уже давно, еще до прыжка вниз, он вновь перестал ощущать ментальное поле, излучаемое кораблем в то время, когда работали его механизмы.

Во время первого своего визита внутрь корабля он так и не успел спросить, из-за чего происходят эти перебои, и вот теперь его окружало полное немое молчание.

С этим он ничего не мог поделать. Он медленно опустился на пол, сел, привалившись спиной к трубе, и взглянул на индикатор батарей. Цифры в его окошке изменились всего на несколько десятых долей, хотя теперь это ровно ничего не означало. Стрелки индикаторов давно перешли красную черту и показывали вчерашний день. В огненном аду, наверху, несмотря на защиту, все приборы вышли из строя.

Однако воздух исправно регенерировался, и это все, что сейчас имело значение. На нижнем уровне температура намного ниже — тепловая волна не прошла сквозь перекрытие, и — значит энергия батарей на эмуляцию защитного поля почти не расходовалась. Ему предстояло жить еще несколько долгих часов.

Он подумал, не стоит ли снять шлем, чтобы сократить эти мучительные часы ожидания. Нет ничего хуже, чем знать время собственной смерти, но тут же отбросил эту мысль. Он обязан бороться до конца, хотя бы ради тех, кто погиб. У него больше возможностей и больше шансов выжить, и он использует их все, до последнего. Почти сразу вслед за этой мыслью в его голове прозвучал знакомый голос:

— Итак, ты вернулся… — Сразу же на Олега обрушился удар ментального поля. Механизмы корабля вновь заработали…

— Объясни, как ты здесь оказался, секунду назад я оставил тебя возле камеры, и вот ты уже здесь…

Выходит, мозг, управлявший кораблем, ничего не знал о собственных остановках. Они воспринимаются им, как провалы во времени, и даже не вызывают удивления.

— Разве у тебя нет внутренних часов?

— Они показывают, что с момента нашего последнего разговора прошло не более минуты.

— Значит, твои часы останавливаются вместе со всем остальным…

— Подожди, ты хочешь сказать… Да, очевидно, мои функциональные возможности расстроились. Странно, что я не почувствовал этого раньше.

— Ты и не мог почувствовать. Твое время останавливалось вместе с тобой и включалось лишь тогда, когда ты просыпался.

— Недаром мне казалось, что последнее время мир стал состоять из фрагментов. Логика отдельных событий все время прерывалась, но лишь сейчас я понял причину этого. Значит, времени у меня остается совсем немного.

На нижнем рукаве появилось знакомое отверстие входа.

— Заходи. Наши проблемы лучше обсуждать внутри. Это сохранит энергию в твоем скафандре.

Секунду Олег колебался, подумав о том, что с ним случится, если отключение механизмов корабля произойдет, когда он будет внутри.

— Не беспокойся об этом, я обеспечу тебя механическими средствами для выхода наружу, не зависимыми от моих управляющих центров.

Стены трубы раздвинулись, и он вошел внутрь. Олегу показалось, что свечение зеленоватой жидкости в кабине на этот раз было значительно слабее.

— Что, если я не буду снимать скафандра? Мне трудно привыкать к новой среде, которой ты меня окружаешь.

— Как хочешь, Олег. Хотя причина в другом. Ты стал намного осторожнее, чем в прошлый раз. Но это не имеет значения.

— У тебя есть способ выбраться наружу из этой огненной ямы? Мне кажется, перекрытие долго не выдержит. Наверху слишком высокая температура, да и радиация все время повышается.

— Хотя большинство моих наружных датчиков выведено из строя, я все еще получаю достаточно информации для того, чтобы определить точное время, когда рухнет последнее перекрытие.

Олег почувствовал раздражение от спокойной и отстраненной манеры выражаться своего невидимого собеседника. Он говорил так, словно происходящее его вообще не касалось. Возможно, так оно и было. Возможно, с ним говорит механический разум, не способный ни к каким эмоциям — посторонний наблюдатель собственной гибели.

— Ты можешь установить, что случилось с моим… — Он чуть не сказал «с моим другом», но почему-то остановился и поправился: — С человеком, который меня сопровождал во время побега.

— Я уже не контролирую большую часть территории станции. Там, где датчики еще сохранились, давно нет ничего живого.

— Так мы сможем отсюда выбраться?

— Только с твоей помощью. Я тебе уже говорил, меня сконструировали таким образом, что самостоятельно, без слияния с мозгом пилота я не могу сдвинуть с места этот корабль.

— В таком случае мы сдвинем его вместе. Что я должен делать?

— Не торопись. Я хочу, чтобы ты знал все, прежде чем примешь окончательное решение. Я должен тебя предупредить, что управление моими системами потребует от тебя гораздо большего, чем простой контакт, который был у нас до сих пор. Ты будешь видеть моими локаторами. Ощущать окружающее пространство моими сенсорами. Любые неполадки в моих системах, любые повреждения будут тобой восприниматься, как сильные болевые импульсы. Если ты с этим не справишься, если в результате наступит шок твоего сознания, управление будет потеряно. Возможно, в самый ответственный момент…

Ты ведь, конечно, понимаешь, что как только мы поднимемся над поверхностью Аркура, нам придется принять бой. Рутянские корабли все еще здесь, и их локаторы засекут нас в течение нескольких минут.

— У тебя есть необходимые системы защиты?

— И оружие тоже. Дело за тобой, за твоим решением. Моим создателям не были свойственны обычные человеческие слабости, они одним волевым импульсом умели подавлять любую боль. Тебе будет гораздо труднее… Но это еще не все. Последствия такого полного слияния наших мозговых структур обязательно скажутся на твоей психике, может быть, не сразу, но скажутся.

Я не могу предсказать, что из этого выйдет. Возможно, твой рассудок не выдержит чудовищной нагрузки. Совсем не просто быть кораблем во время боя. Каждый мой узел, каждый механизм ты будешь ощущать так, словно это твои собственные пальцы, твои собственные органы… И если учесть непредсказуемые изменения в твоей психике, то все вместе это весьма смахивает на того джинна, о котором ты мне рассказывал.

Подумай хорошенько, прежде чем решишься на такой шаг. Ты еще мало знаешь об этой войне, ты даже не знаешь толком, какая из воюющих сторон отстаивает свою независимость. Стоит ли рисковать собственной жизнью и рассудком ради мести? Может быть, нужно подождать, пока здесь появятся спасатели? Я мог бы обеспечить тебя всем необходимым на долгие годы… Даже когда перекрытие рухнет, его обломки не смогут проломить мои защитные поля.

— Если флот Рутян достигнет Земли, спасатели могут не появиться вообще, а я превращусь в узника, влачащего жалкое существование внутри каменного мешка. Возможно, для тебя такая жизнь привычна, но человеческая психика устроена иначе. Что же касается твоего вопроса о том, кто прав и кто виноват в этой войне, я не хочу в этом разбираться. Я вообще ничего не хочу знать об этой войне! Я хочу, чтобы она прекратилась. Ведь мы не собираемся нападать на их планеты, не собираемся уничтожать мирное население, мы лишь попытаемся остановить или хотя бы ослабить их флот, вырвать у них зубы. Можешь ты мне дать информацию об окружающей обстановке?

— Конечно. Большинство моих наблюдательных систем внутри базы выведены из строя, но планетарные спутники функционируют вполне исправно.

Аркур атаковали сорок Рутянских крейсеров тяжелого класса. Сейчас они закончили атаку, убедились в том, что цель поражена, и готовятся следовать дальше. Судя по курсам, на которые они ложатся, их следующая цель — твоя родная планета. На десятки парсеков вокруг нет ни одного военного корабля. Перехватить рутянскую эскадру никто не сможет.

— Мы слишком много времени теряем на бесполезные разговоры. Не пора ли что-нибудь предпринять?

— Не спеши, Олег. На разгон у них уйдет не меньше месяца. Несколько лишних минут не имеют значения. — Голос звучал все тише, издалека, словно с ним разговаривал бесконечно усталый и бесконечно мудрый человек. Еще не войдя с тобой в полный контакт, я знал о тебе больше, чем ты сам. Твое подсознание открыто для меня. Я знаю, например, что ты считаешь себя отщепенцем, изгоем в человеческом обществе и тем не менее готов рискнуть ради него, пожертвовать своим самым дорогим достоянием — рассудком. Подумай и о моей миссии… Хотя ты не в состоянии оценить ее подлинного значения — просто потому, что твоя жизнь слишком коротка для вселенских масштабов, все же подумай о ней.

Ведь если я не найду Черной Планеты, не доставлю своего послания, жизнь в этой части космоса скорее всего будет уничтожена или превратится в кошмар, который ты даже представить себе не можешь.

— Хорошо. Давай попробуем еще раз. Объясни мне, как может какое-то послание изменить судьбу целой галактики?

— Это не простое послание. Я должен был передать информационный кристалл, в котором заключены знания, накопленные моей цивилизацией за многие миллионы лет.

— Передать кому?

— Многие ваши философы догадались о том, что материя разумна. Всякая материя, в том числе и та, которая считается мертвой. Каждая планета в той или иной степени обладает собственным разумом.

— Выходит, стихийные бедствия тоже направляются разумом?

— Конечно. Чаще всего это лишь ответ на не слишком разумные действия обитателей данной планеты, а иногда просто проявление функций гигантского планетарного организма. Он существует в ином временном измерении, и потому его действия часто остаются для вас непонятны.

Подумай, легко ли понять муравью действия человека, разворошившего его муравейник просто так, из озорства, или удовлетворяя свое любопытство? Скорее всего они покажутся ему проявлением слепой стихии.

— Ну хорошо, я могу себе представить разумную планету. В космосе чего только нет. Мы знаем о нем слишком мало

— Это не простая планета, она несет внутри себя зародыш могучего разума, который впоследствии распространится на всю эту часть галактики.

— Хотя многое из того, что ты сказал, кажется мне невероятным, я готов признать, что у тебя есть своя, пусть даже недоступная моему пониманию, но очень важная миссия.

Олег говорил с ним, как с больным ребенком, и неожиданно почувствовал его горькую усмешку. Он не знал, каким образом с помощью ментального поля Лидянцу удается передавать оттенки своего эмоционального состояния, но тем не менее ему это удавалось.

— Помоги мне остановить этих мерзавцев. Потом ты сможешь улететь, куда захочешь.

— Это невозможно. Без управляющего мозга пилота я не могу двигаться.

— Тогда я улечу с тобой.

— Ты мне это обещаешь?

Олегу не потребовались слова, чтобы подтвердить свое согласие — общение шло на таком уровне, когда обман невозможен.

— Ты действуешь под влиянием настроения, а не трезвого анализа ситуации, но это твое право, и раз ты принял решение… Однако есть еще одно обстоятельство. Во время этого боя мы оба можем погибнуть. За прошедшие тысячелетия мои функции расстроились и многие системы, в том числе и управляющие, работают нестабильно. Я сделаю все возможное, чтобы сохранить тебе жизнь. Если случится так, что после боя ты останешься один, ты должен обещать мне, что все-таки передашь кристалл.

— Конечно, я мог бы сказать тебе «да!». Но как я найду эту чертову планету, если у меня не будет даже корабля?

— Тебе не придется ее искать. Она сама тебя найдет. Судьбы личностей, способных повлиять на развитие событий такого масштаба, в известной степени предопределены. Как только в твоих руках окажется информационный кристалл…

Неожиданно Олег ощутил на ладони сквозь ткань защитной перчатки своего скафандра некий посторонний гладкий и твердый предмет. Несмотря на слабое зеленоватое освещение, он рассмотрел его достаточно ясно. Не такой уж большой кристалл, похожий на необработанный алмаз, около двух сантиметров в длину. И здесь могут помещаться знания целой цивилизации?

— Да. Запись сделана на уровне субатомных частиц, использована их волновая природа. Атом в глубине своей структуры похож на галактику. Его возможности неисчерпаемы, ваша наука прикоснулась лишь к самому краешку…

Поверив в это, он внезапно почувствовал, какая драгоценность лежит сейчас на его ладони. Кристалл словно потяжелел и теперь давил на его руку непомерным грузом.

Олег хотел оттолкнуть его, отказаться, спросить, почему он, почему именно он? Но вместо всего этого спросил лишь о том, что в настоящий момент показалось ему имеющим наибольшее практическое значение.

— Ты уверен, что не совершаешь ошибки? Кристалл может попасть в чужие руки. Слишком уж похож на драгоценный камень… Может случиться так, что он не долго останется у меня.

— Да, об этом стоит подумать. Что за мешочек носишь ты на своей груди?

— Это такая традиция. Каждый, кто покидает Землю, берет с собой ее крохотную частицу. Почти все, кто работает в дальнем космосе, не расстаются с этими ладанками.

— Мы воспользуемся этим. Меньше всего твои соотечественники склонны замечать привычные вещи. Ты спрячешь кристалл в своей ладанке, и там я превращу его в песок. В таком раздробленном состоянии он не будет представлять никакой ценности и не привлечет к себе внимания. Даже информацию с него невозможно будет считать.

Но когда ты окажешься на Черной Планете, когда наступит время контакта, отдельные частицы кристалла вновь соединятся. Я снабжу его для этого достаточной энергией, и тебе не придется сомневаться в том, действительно ли ты попал в нужное место.

Когда ты окажешься в зоне контакта, кристалл уловит ментальную волну планетарного разума, заключенная в его частицах энергия высвободится, и он вновь станет единым целым. Так ты согласен?

Олег хотел возразить. Он хотел сказать: «Нет, только не я…»

Но короткое слово согласия уже родилось в его сознании. Оно еще не было произнесено, не сорвалось с губ сочетанием определенных звуков, но этого и не требовалось. Достаточно было самой мысли.

Лопнули и свились кольцами поддерживавшие корабль гигантские трубопроводы. Двигатели тонко свистнули, синеватое сияние, окружавшее сфероид, стало стекать с него вниз. Неожиданно Олег почувствовал собственной кожей, как раскаленный воздух струится по наружной обшивке корабля. Ощущение было настолько болезненным, что он едва не закричал, едва сумел совладать с собой, чтобы не потерять контроль над парой огненных столбов, выросших у него вместо ног…

Сферическое тело появилось одновременно на всех сорока радарах рутянских крейсеров. Искусственный летающий объект шел снизу, от горящей поверхности планеты, и потому мгновенно привлек к себе внимание управляющих центров рутянских кораблей.

Хотя форма этого предмета не походила ни на один известный рутянам военный корабль — они не стали раздумывать слишком долго.

Навстречу Лидянскому кораблю понеслись ослепительные вспышки лазерных разрядов — наиболее быстрого и самого эффективного оружия в скоротечном космическом бою. Но поверхность Лидянского корабля способна была выдержать даже чудовищный жар короны сверхновой звезды. Лазерные удары были для нее не опасней булавочных уколов.

Однако боль, которую испытывал Олег с того момента, как взял на себя управление, усилилась настолько, что он уже не мог сдерживать рвущегося из легких крика. Это сейчас не имело никакого значения — главное не потерять контроль над огромным куском космического пространства, раскинувшегося перед ним. Голова кружилась от информационного водопада, обрушившегося на его полностью открытый и не умеющий защищаться мозг. Он видел свод окружающего космоса во всей его огромности. Он видел все сорок вражеских кораблей одновременно. Ему трудно было дистанцироваться от этой общей панорамы, выделить из нее главное, оценить детали — но именно это от него требовалось, поскольку они уже приблизились к первому кораблю на расстояние энергетического удара и ливень огненных стрел, исходящих от него, становился все нестерпимее.

Нужно было протянуть к врагу собственные руки, обожженные атомным огнем, разжать ладони и выпустить из них раскаленный шар антипротонной плазмы.

В конце концов он сделал это, и горизонт вокруг постепенно начал замедлять свое безостановочное вращение. Рутянский корабль превратился в пар, перестал отвлекать его внимание, но впереди уже вырастала новая цель…

Бой продолжался слишком долго, и нагрузка оказалась непомерной для его психики. Олег медленно, но верно терял контроль над окружающей обстановкой.

Он не знал, сколько вражеских кораблей оставалось невредимыми и в каком состоянии находится его собственный корабль.

Неожиданно мир вокруг него мгновенно изменился. Исчезли десятки раскаленных огненных шаров, летящих к нему со всех сторон, исчезли несущие непереносимую боль шпаги лазерных разрядов, и он очутился внутри наглухо закрытой коробки кабины, на которую один за другим обрушивались чудовищной силы удары.

Произошло то, чего он так опасался. Мозг корабля отключился в самый разгар боя. И теперь он превратился в мишень… «Как мышь в консервной банке», — с горечью подумал Олег, прикидывая, сколько времени у него еще осталось. Теперь он жил только благодаря резервам жизнеобеспечения собственного скафандра. Но прочность наружной оболочки не беспредельна. Рано или поздно в ответ на очередной удар произойдет та самая хорошо знакомая техникам базы реакция аннигиляции и его тело растворится внутри огненного шара плазмы.

Он подумал об этом почти равнодушно. Усталость мозга перешла тот предел, когда человека перестает интересовать даже собственная судьба.

В последний момент перед стартом мозг корабля передал ему что-то важное, что-то касающееся именно этого случая — но на то, чтобы сосредоточиться и вспомнить, у него уже не осталось сил.

Неожиданно нужные слова всплыли в сознании сами собой, он увидел их словно напечатанными большими черными буквами на белом экране: «Не беспокойся об этом, я обеспечу тебя механическими средствами для выхода наружу, не зависимыми от моих управляющих центров». Он не знал, была ли это попытка передачи умирающего мозга корабля, или эту шутку сыграла с ним собственная память. Он включил нашлемный прожектор и осмотрелся.

Олег находился в овальной полости метров пяти в поперечнике. Он плавал почти в центре нее, погруженный в мутноватую жидкость. Совершенно гладкие стенки этого каменного яйца не несли на себе ничего, хотя бы отдаленно напоминающего механические или электронные устройства. «Ну вот и все. Я сделал последнее, что еще мог сделать», — подумал Олег, выключая прожектор, но в его мозгу вновь вспыхнула надпись: «Нет, не все. Ты должен повернуть стартовую рукоятку катапульты. Она находится прямо над твоей головой. И помни о своем обещании. Камень теперь у тебя».

Ладанка у него под рубашкой стала чуть теплее и мягче. Он не знал, как Лидянцу удалось измельчить кристалл, не повредив при этом ткань скафандра. Но это не имело никакого значения. Он дал обещание и выполнит его, если останется жив…

Олег снова включил прожектор, с трудом повернул свое измученное тело и рванул эту чертову рукоятку, торчавшую из совершенно гладкой стены.

И после этого, прежде чем в брюхе корабля образовалась щель, прежде чем он вывалился наружу в сорока километрах над поверхностью планеты и камнем полетел вниз, прежде чем через положенное число минут включились тормозные ракеты его скафандра, в его мозгу появилась последняя надпись. На этот раз тусклого, едва различимого цвета: «Прощай, друг».