После исчезновения Птица путь у Сергея был только один — вперед, в ту самую трещину, о которой говорил Феникс. Но он все не решался сдвинуться с места, пытаясь вспомнить, что ему известно о мифической огненной птице. Нехорошее предчувствие не оставляло его ни на секунду. Предупреждения Птица обрели реальный и зловещий смысл.

Легенду о Фениксе первыми придумали египтяне. О ней встречались упоминания еще у Геродота. Феникс символизировал собой солнце, умиравшее и возрождавшееся каждое утро. Эта птица была посвящена богу Ра и прилетала каждую тысячу лет, чтобы умереть в жертвенном пламени храма и возродиться вновь…

Ее предсказания, если верить древним грекам, переводившим египетские папирусы, имели нехорошее свойство сбываться…

Из всего происшедшего единственное обстоятельство не вызывало у Сергея сомнений — рано или поздно ему все равно придется пролезть сквозь трещину в стене, что бы ни ожидало его на той стороне. Обратного пути без провожатого для него практически не существовало, там, в бесконечных коридорах и коварных ловушках, притаившихся в полной темноте, он мог найти только верную гибель.

У самого пола трещина была недостаточно широкой, чтобы в нее мог пролезть человек. Но выше она вроде бы расширялась… Уцепившись за скользкий бетонный край разрыва, Сергей вставил ногу в пролом и полез вверх. Фонаря у него не было, так что выяснить, есть ли наверху достаточно широкий проход, он мог одним-единственным способом: исследовав всю трещину, что называется, на ощупь.

Поднявшись на несколько метров над полом, он лишний раз убедился в том, что его огненный провожатый не ошибался… В своей верхней части трещина расширялась настолько, что он смог протиснуться внутрь ее без особого труда. Его поразила толщина бетонной стены, расколотой этой трещиной. Непонятно, какая сила смогла разорвать бетон. Тектонических подвижек в Москве вроде бы не наблюдалось, скорее всего, подземная река, изменившая с годами свое русло, подмыла основание стены, она просела в своей центральной части и не выдержала собственного веса, но сколько же лег должно было пройти, чтобы все это произошло? Стена не могла быть слишком старой. Железобетон изобрели не так уж давно, а это был именно железобетон. Сергей едва не напоролся на острый конец разорванной железной арматуры. Кому могло прийти в голову сооружать под Москвой подобную крепость со стенами двухметровой толщины, способными выдержать прямое попадание тысячекилограммовой авиабомбы?

Но дело было в том, что он знал ответ на этот вопрос и этот ответ отнюдь не прибавлял ему мужества…

Продвинуться внутрь стены ему удалось всего на полметра, дальше бетон опять сужался, но выше, над головой Сергея, трещина вновь расширялась, и он полез вверх, постепенно все больше протискиваясь в глубь стены.

Сырость в пещере пропитала все, и поэтому бетон был скользким, к тому же его покрывала какая-то слизь, и двигаться вверх в мокром комбинезоне, рискуя каждую минуту сорваться, оказалось намного труднее, чем это представлялось снизу, но теперь уж возвращаться не было никакого смысла.

Наконец, на высоте примерно десяти метров от пола пещеры, трещина расширилась настолько, что можно было попытаться пробраться внутрь помещения, которое скрывалось за стеной. Если это и в самом деле сталинский бункер — у него должен быть выход наружу. Хотя, если бы этот выход оставили открытым, бункер давно бы обнаружили…

Кто-то отдал приказ законсервировать и запечатать подземное сооружение. Так что, вполне возможно, Сергея не ждало впереди ничего, кроме новой подземной ловушки или чего-нибудь похуже…

Свет, пробивавшийся из помещения, отгороженного стеной, постепенно усиливался и желтел, сейчас он стал похож на огни обычных электрических ламп, и Сергей, почувствовав прилив надежды, ускорил движение. Раз там горит свет, значит, за стеной находятся люди. А это означало, что его сумасшедшее путешествие может завершиться благополучно.

Наконец он сумел просунуть голову за внутренний край стены и увидеть помещение, которое за ней скрывалось.

Перед ним лежал туннель метрополитена, заканчивавшийся тупиком.

Внизу, у ржавых стальных балок, перегородивших путь, стоял один-единственный покореженный вагон метро с выбитыми стеклами. Но внутри его почему-то продолжала светиться тусклым желтоватым светом уцелевшая лампочка. Откуда-то поступала электроэнергия, хотя на рельсах валялись обломки камня, и ничто, кроме этого освещенного вагона, не напоминало о том, что здесь когда-то были люди.

Слишком заброшенным, оставленным много лет назад выглядело здесь все. И если бы не лампочка, Сергей бы, наверно, повернул обратно. Однако свет лампочки производил довольно странное впечатление. Стоило отвернуться, и он менял свой желтый оттенок на мертвенный синий, но это все же был свет — пусть даже такой, едва справлявшийся с темнотой и не суливший ему ничего хорошего.

Спуск вниз, в заброшенный туннель метрополитена, оказался опасным. Ему пришлось спускаться по отвесной скользкой стене из-под самого потолка, не имея даже страховочной веревки. Но, благополучно преодолев это последнее препятствие, минут через пятнадцать Сергей уже стоял на каменных плитах платформы перед искореженным вагоном.

Проржавевшее насквозь железо свисало клочьями. Чудовищная сила, которая расколола стену, не пощадила и вагон, так что теперь трудно было определить, что он собой представлял раньше… Выбитые стекла, распахнутые настежь двери… Прогнившая насквозь кожаная обивка сидений…

«Кожаные сиденья? Когда это в вагонах московского метрополитена на сиденьях использовали обивку из натуральной кожи?» Эта мысль оживила и подкрепила тайные страхи, поселившиеся в его душе после разговора с Фениксом. Ничего хорошего не ждало его здесь, но раз уж человек сделал шаг навстречу своей судьбе, обратно поворачивать поздно… Но если отмежеваться от этих полумистических страхов, если заставить себя вернуться к реальности и ее насущным проблемам, то прежде всего необходимо выяснить, почему горит лампочка в этом проржавевшем скелете вагона.

Странное ощущение вошло в его ладонь, едва он прикоснулся к изогнутому поручню с внутренней стороны двери… Ощущение мертвящего тепла, которое исходит от еще не остывшего трупа… Другому теплу неоткуда было взяться в этом насквозь продрогшем от холода и давно умершем подземном мире. Где-то он уже сталкивался с чем-то подобным… Может быть, в другом вагоне метро? В том самом, который унес его на свидание с Павлом?

Но даже эта мысль не могла остановить Сергея. Он шагнул внутрь вагона, и в тот же миг с отвратительным визгом двери за его спиной закрылись. Этого не могло быть, но это случилось.

Он рванулся обратно, уже понимая, что произошло, но все еще пытаясь вырваться на свободу — поздно. Двери ловушки захлопнулись, а стены, минуту назад рассыпавшиеся от ржавчины, теперь у него на глазах восстанавливали былой вид и прочность.

Внизу, под полом, загудели, пробуя свою утраченную былую силу, электромоторы. Сергей бросился к разбитому окну. Но прочное бронестекло уже оказалось на своем месте.

Медленно раскачиваясь и словно перебирая отросшими вместо колес лапами, вагон двинулся вперед, через завалы щебня, преграждавшие ему путь.

Вскоре он уже несся по темному туннелю, постепенно набирая скорость и все сильнее раскачиваясь. Сергею ничего другого не осталось, как опуститься в уютное кожаное кресло, полностью восстановившее свой былой облик.

— И куда теперь? — спросил Сергей у пустого вагона, понимая, что вопрос прозвучал глупо. Но ответ все-таки пришел в виде однообразного гула колес, упорно выстукивающих на стыках рельсов издевательское: «Туда! Туда! Туда!»

Примерно через полчаса сумасшедшей гонки сквозь темный туннель, на стенах которого не видно было даже немногочисленных лампочек, освещающих привычный мир московской подземки, впереди показались огни.

Вагон резко замедлил скорость и остановился посреди платформы небольшой станции, отделанной мрамором и напоминающей станцию «Маяковская» в миниатюре. Платформа была короткой, рассчитанной всего на один вагон, и вдоль нее у каждой колонны, расположенной напротив дверей вагона, стояли солдаты с автоматами на груди.

Но с какими автоматами! Это были «Калашниковы» образца сорок второго года, с круглыми дисками магазинов, столь непривычными взгляду современного человека.

И если у Сергея еще оставались сомнения по поводу того, что произошло, то они развеялись после того, как двери вагона распахнулись и внутрь вошел капитан с клоком седых волос, выглядывавших из-под фуражки синего цвета, с зеленым околышем и скрещенными мечами на эмблеме. «Особый отряд „Смерш“! Только этого мне сейчас и не хватало», — обреченно подумал Сергей.

— Пропуск, пожалуйста! — вежливым тоном произнес капитан, протягивая руку за документом и всем своим видом показывая, что находится при исполнении даже сейчас, во время этой пустой формальности.

— Простите, но у меня нет пропуска… — растерянно произнес Сергей, инстинктивно хватаясь за нагрудный карман, словно там совсем еще недавно лежала вожделенная бумажка.

— Документы! — уже совершенно другим, официальным тоном рявкнул капитан, расстегивая кобуру своего «Макарова».

Дрожащей рукой Сергей протянул ему паспорт гражданина Российской Федерации, с которым не расставался из-за частых проверок документов в столице.

Капитан смерил Сергея уничтожающим взглядом, развернул паспорт и, глянув на него всего один раз, вновь уставился на Сергея.

— Это что еще за липа?! Как вы попали в вагон?

— Сел, на конечной станции… Там, где тупик и такая большая трещина.

— Все ясно. Пройдемте со мной.

Время здесь было тяжелое. Военное время. Хоть и шел уже сорок третий год и победа была не за горами, но с предателями и шпионами некогда им было церемониться, и лучше отправить под топор десяток невиновных, чем пропустить одного настоящего шпиона, проникшего в святая святых столицы. Человеческая жизнь в те годы стоила дешево. Этим принципом и руководствовались. Особенно хорошо он действовал, когда встречались с чем-то непонятным.

Объяснять ничего не нужно. А думать положено начальству. Подлый враг идет на любые выкрутасы, лишь бы усыпить бдительность, озадачить, заставить думать…

— Откуда у вас этот паспорт?

Следователь, который допрашивал Сергея, задавал этот вопрос в десятый раз, то вскользь, как бы походя, то вот так, как сейчас, в упор, со сверканием глаз и направленным в лицо ярким светом.

— Я же вам объяснял… Мне его выдали в паспортном отделе московской милиции…

— В каком году вам его выдали?

Все возвращалось на круги своя — разговор не имел никакого смысла. Они не верят ни одному его слову, да и кто бы на их месте поверил?

— В каком году вы родились? — Ну вот, опять… Война, которую они вели, уже кончилась, когда он родился… А их потомки разворовали победу, которую они завоевали ценой такой крови, этого они не поймут и не смогут простить…

— Так что это за государство, Российская Федерация? Гражданином какой страны вы являетесь?

И опять точно рассчитанные удары в лицо и в почки, пока не упадет на пол, не потеряет сознание, затем вода в лицо, и снова все те же вопросы… Вопросы — на которые не было вразумительных ответов, а в награду за это — боль.

Хорошо хоть он не чувствовал времени. Спроси его, когда начался допрос, год или месяц назад, он бы не смог ответить. И давно бы ответил на любые вопросы своих палачей, если бы знал, что им на них отвечать…

Но они спешили. То ли в силу военного времени, то ли по какой другой причине. Тройка собралась быстро…

«…За вражескую пропаганду и клевету на Советское государство (эту статью удружил ему российский паспорт с двуглавым орлом на обложке), за незаконное проникновение на секретный объект ноль—один… (А этой он добился своими собственными стараниями… Нужен был тебе этот бункер? Так получи его по высшей мере…) Трофимов Сергей Николаевич приговаривается к расстрелу. Ввиду военного времени приговор привести в исполнение немедленно».

Потом были два угрюмых конвоира с автоматами и бетонная стена подвала. Из бункера его не выводили, это он точно помнил, и почему-то колпак с головы сняли перед расстрелом, хотя он твердо помнил, что полагалось это делать наоборот…

И вот он снова стоял, прижавшись спиной к бетонной стене. Эта стена была небольшим пятиметровым квадратом, заляпанным чем-то темным, со следами пуль на ней… И наступили те самые, последние секунды, когда вся жизнь человека сжимается до немыслимо тонкого листочка — и он вдруг, в одночасье, понимает все, что было ему непонятно. Только вот поздно, поздно… Ничего уже не исправишь, ничего не изменишь… Мгновенно Сергей осознал среди тысяч разных вещей, что Алексей был прав, считая его виновным в гибели своей Наташи. А он до сих пор оправдывал себя в глубине души, объясняя все нелепой случайностью и собственной, Алексея, непредусмотрительностью. Зря, выходит, оправдывал… Если судить по большому счету… Вот только дыхания для этого не хватало и даже страха смерти, от которого люди падали на пол, выли, катались, умоляли их простить, — ничего этого в нем не осталось.

И тогда, в эту самую последнюю секунду, он понял, почему оказался у этой стенки… Не без его участия, пусть даже неосознанного, Павел изготовил машину времени и провел ее испытание. Удар по временному континууму перемешал его слои, разорвал равномерную структуру времени, и время теперь повернулось к нему своей оборотной стороной — прошлое стало будущим.

То самое прошлое, что, затаившись в подземельях и бункерах, ждало своего часа, теперь вырывалось наружу…

А потом пришла запредельная боль, и последний вопль перечеркнутого автоматными очередями тела утонул в грохоте выстрелов…