Ветер не стихает. Он дует с севера, со стороны океана, и многие считают, что дня через два-три начнутся дожди. Пока же на небе ни облачка.

Свободники нас не беспокоят, но три их довольно крупных отряда расположились в километре от Перевала, перекрыв все подходы к неприятельскому лагерю. Посланные разведчики во главе с Цендоржем так и не смогли узнать, что готовит нам враг.

В полдень на площадке возле ворот я собрал военный совет, пригласив всех, в том числе и командиров вновь созданных подразделений. Вопросов на повестке дня стояло два, стратегический и тактический, или, говоря человеческим языком, «Имеет ли смысл сражаться?» и «Как мы будем обороняться?».

Понятно, что, не ответив на первый, не имело смысла обсуждать и второй. Я предложил проголосовать. Шерхель распорядился раздать всем полоски бумаги и сам же подсчитал результаты. Из почти двух сотен командиров всех уровней сто двадцать один человек высказался за вооруженную борьбу, семьдесят шесть предлагали сдаться на милость свободников, незначительное количество воздержалось.

Когда Зигфрид огласил итоги голосования, поднялся шум, все начали кричать, доказывая свою правоту. И тогда поднялась высокая, дородная монголка, мать пятерых детей, которую звали Кермен. Цендорж, улыбаясь, сообщил мне, что это имя переводится как «белка», хотя командовавшая третьим батальоном Кермен больше походила на степную каменную бабу.

– Что вы орете, как на базаре! – напустилась она на остальных. – Клим-сечен, наш начальник, хотел перед битвой узнать, кто трус, а кто смелый. Он правильно сделал. Теперь мы знаем, что большинство из нас готовы сражаться. Когда в степи пожар, от огня бегут все вместе. Мы тоже будем драться все вместе, и сильные помогут слабым преодолеть страх.

– Ее муж, Дагин, дома слово поперек жене сказать боится, – шепнул мне со смехом Цендорж. Я взял великаншу Кермен на заметку – пригодится.

Старший над оборонцами лимеса, носатый и рукастый земляк Лапина Иван Родионов прогудел в бороду:

– Хорош лясы точить. Дело ясное – биться будем, а там, глядишь, и наши подойдут. Давай второй вопрос.

Новый план обороны мы с Шерхелем разработали еще ночью. Чеканную рельефную карту нашего плоскогорья и его окрестностей к воротам притащили загодя, но я ею практически не пользовался – все находилось рядом, все можно было объяснить простыми жестами рук.

– Во-первых – башни. Совершенно очевидно, что после разгрома нашей обороны перед Перевалом неприятель постарается пробиться через лимес. Башни свободников больше не интересуют – мы заложили все нижние ярусы, лишив их возможности пробиться внутрь, а поднять своих воинов до верхних площадок башен они просто не смогут.

Лимес пока не подвергался атакам, но, боюсь, он не выдержит первого же мощного удара. Стена слишком низка, и свободники сумеют взобраться на нее.

Родионов нахмурился, хотел было возразить – ему стало обидно за своих бойцов, но я поймал его взгляд и отрицательно покачал головой, – молчи, мол.

Откашлявшись, я продолжил:

– Как бы мне ни было тяжело об этом говорить, лимес мы не удержим. Но! Мы можем подготовить врагу неприятный сюрприз здесь, за воротами, и тогда победа свободников обернется их поражением – по крайней мере на время, и приведет, говоря шахматным языком, к патовой ситуации. Я понятно говорю?

– Понятно! Давай короче! Конкретнее! – послышались возгласы из задних рядов.

– Хорошо. Тогда так: на стене мы разместим небольшой отряд арбалетчиков, подготовив для него пути отхода прямо по скале к Северной башне. Главная задача этого отряда – не дать раньше времени свободникам оседлать лимес. Защиту ворот мы ослабим, с тем чтобы неприятель смог пробиться через нее и оказаться по эту сторону Перевала. Вот здесь, здесь и здесь… – я показал на карте, используя арбалетный болт вместо указки, – будут находиться минные поля. Вот тут, тут, вот тут и еще здесь мы разместим паровые пушки, предварительно пристреляв их по целям у стены и ворот. Кстати, с Южного редута пушки уже снимаются – им там нечего оборонять, и они просто могут достаться врагу. Три передвижные паровые машины, которые будут обеспечивать стрельбу наших орудий, уже готовы к сборке.

Во-вторых – на вот этом косогоре, от минных полей до укреплений школы и больницы, мы выроем траншеи и разместим в них отряды пехотинцев, вооруженных, помимо арбалетов, ручными гранатами. В капонирах вот здесь и вон там разместятся катапульты, а еще две паровые пушки мы планируем поставить вот на этом холме, они прикроют дорогу, ведущую к заводу. Кроме того, два крупных тяжеловооруженных отряда засядут за стенами школы, чтобы в случае прорыва свободников контратаковать и отбросить врага к воротам.

Ну, и наконец, танк – если, конечно, мы успеем закончить его до того, как противник начнет штурм. Предполагается, что он будет совершать рейды на пространстве между траншеями и минными полями, а в случае экстренной необходимости попросту «заткнет» собой ворота, ведя огонь прямой наводкой.

Наш главный козырь в том, что ворота достаточно узки, и сразу много свободников через них пройти не сможет. Самое узкое место в защите крепостей и прочих укреплений – это скученность защитников в момент прорыва врага. Я испытал это на своей шкуре в Северной башне. Да, мы остановили свободников в проходе, но и только. В нашем же случае мы располагаем компоненты обороны вокруг единственно возможного и хорошо известного нам места прорыва и таким образом сможем контролировать ситуацию достаточно долго. Вопросы есть?

– Нет, Клим-сечен, – рявкнула за всех Кермен и тут же спросила: – Работать придется много, да?

Скрыв улыбку, я кивнул.

– Очень много, хатун. Поэтому командиры батальонов и отдельных отрядов – ко мне на инструктаж, остальные – шагом марш к своим подразделениям.