Стены подземелья мне сразу не понравились, они были слишком… Никакие. Я их не чувствовал, не понимал, что из них было удалено, а что добавлено, не видел за ними никакого пространства, не знал, откуда может ударить засада и какой она будет. То, что она непременно будет, я не сомневался ни на мгновение.

Одно утешение только и нашлось во всем происходящем, что стены здесь уже не были чрезмерно крепкими, настолько непробиваемыми, что могли выдержать любую атаку. Разумеется, это было правильно с точки зрения инженеров. Им казалось – если противник дошел сюда, то особенно надеяться на крепость стен не приходится. Я был им за это благодарен. И даже двери, которые ребята Сапегова аккуратно запирали за собой, я выбивал скорчерами без труда.

Потом я почувствовал, что противник где-то рядом, но не стал на это обращать внимание, лишь чуть осторожнее входил в проломленные двери. Самое главное в погоне – не тормозиться из-за выдуманных страхов, из-за подозрения, что на тебя за тем углом устроена засада. Но и терять собранность – не к лицу солдату Штефана. Про нас ходят поговорки, что на нас, как на собаку, прикорнувшую поперек дороги, даже разогнавшийся велосипедист не сможет наехать. Глупая присказка, во-первых, какая собака спит поперек дороги? А во-вторых, кто будет пробовать налететь на солдата на велосипеде? Если уж наезжать, то на «Порше» с полуторатысячесильным двигателем.

Потом мне пришлось отбросить один из скорчеров, заряд в нем выдохся, а запасных патронов у меня в этой драке и не водилось. Вероятно, считалось, что охранникам они ни к чему или вид подсумков портил бравый вид тех кирасников, которые остались в зале с зеркалом…

Коридоры становились все уже, все ниже, без ответвлений. Это значило, что подземелье практически кончилось, остались только те ходы, без которых уже нельзя было обойтись. Это было по-своему хорошо, значит, Сапегов знал, куда убегал, и что ни говори, а это являлось косвенным подтверждением, что я не заблудился, не сбился с его следа, а действительно читал обрывки его ауры на стенах. Но в то же время это было плохо, потому что доказывало – у него есть план, и я его не понимал. Виновата была, конечно, конструкция стен, глушащая дальнее виденье, и моя неподготовленность.

Не следовало мне сегодня вечером нападать на имение – экспромтом, без соответствующего оружия, без детальных планов и подготовки. С другой стороны, они тоже не ожидали, что я так резво сюда заявлюсь… Разумеется, харьковчане не ожидали. А те, кто тихонько окружил этот домик кольцом солдат, кто придавил эту местность боевыми вертолетами, получившими самый решительный приказ, – эти как раз очень меня ожидали. Может быть, даже заждались… И я их не разочаровал – придурок самоуверенный.

В общем, что ни говори, а эту проблему мне придется решать. Разумеется, после того, как я разделаюсь с Сапогом. Или не разделаюсь, это уж как выйдет.

Потом я вдруг понял, что за стеной, как ни непрозрачна она была для ментального чтения, что-то да было. Я вернулся по коридору, посмотрел на белесую, нарочито чистую, словно бы глухую стенку. Отлично, это был какой-то из замаскированных тайников. Такие делают на случай атаки противника с противоположной стороны. Тогда бой может стать затяжным, требующим немало боеприпасов и прочих ресурсов… Да, не поскупилось мое бывшее ведомство на это сооружение, за что им и спасибо, на этот раз по-настоящему, от всего сердца.

Я прицелился из скорчера в стену, отошел наискось, чтобы осколки летели не на меня, и пальнул, потом еще раз, чуть не до конца обоймы.

Стена, конечно, как-то отодвигалась, но для этого нужно было знать пароли, тайное расположение панели управления, какие-то коды доступа… Я просто размочалил эту дверку и вошел через узкий, с острыми краями, но отчетливо дружелюбный пролом. Прошел и ахнул.

И чего тут только не было. И новенькая полевая форма, и скафандры высшей защиты, и оружие на все лады… Я переоделся в жаропрочные подскафандровые обмотки, потом напялил одну из самых тяжелых и надежных штуковин, которая иногда выдерживала даже попадание подствольника. Все-таки, как выяснилось, я очень боялся и «змейки», и вертолетов на поверхности. Вот только неизвестно чего больше…

Оружие я выбрал себе такое, что его не постыдился бы и Кинг-Конг. И в таком количестве, что мог, пожалуй, сдерживать некоторое время батальон легкой пехоты. Хотя, признаться, с тяжеловесами, которых все чаще на жаргоне военных называли «гоплитами», я бы, пожалуй, не справился, но при желании можно было и их попробовать – а вдруг не очень опытные попадутся?

Теперь дело пошло быстрее. Пролезать в пробоины между отсеками коридоров стало, конечно, труднее, зато я проемы делал пошире. Гранат не жалел, бил по две-три штуки сразу… Потом оказался в каком-то подобии пункта связи. Не удержался и пощелкал тумблерами. Они были стандартные, поэтому я даже без схемовидения сумел во всем разобраться.

Все мониторы наружного слежения, которые еще работали, свидетельствовали об одном – очаговое, крайне неуверенное сопротивление кирпичномундирников было подавлено. Видимо, не совсем умный обстрел имения с вертолетов заставил харьковчан предположить, что диверсия гораздо крупнее, чем думалось вначале, сразу после взрыва лаборатории ментатов, и они попытались посопротивляться…

Ребята Очуркина уже неслись по коридорам, обыскивая каждый закуток. Я поздравил себя с тем, что предусмотрительно закрыл за собой двери потайного выхода из бывшего главного зала, это их сбило со следа. На время, и даже не очень длительное, но пока у меня оставалась надежда.

Еще я включил план-схему на ту часть подземелья, куда направлялся Сапегов. И вот что увидел. Через пятьдесят метров от этого пункта был устроен один из технологических залов, последний перед очень длинным коридором, уходящим куда-то на север, причем на сотни метров, если не на километры. Настоящий подземный ход, хотя для меня – выход.

В этом зале находилось три живых объекта. Не составило труда сообразить, что это и есть та засада, которой я давно опасался, и что сейчас Сапегов на нее решился. Сам он, как показывала электроника, в сопровождении еще одного живого существа, скорее всего, «змейки», летел по длинному коридору, но с отставанием от своей более закаленной подруги, потому что между ними было, на глазок, метров двадцать. Я подумал и на всякий случай выключил свет в коридоре, по которому убегал Сапегов.

Меня это затемнение не касалось, в скафандр было встроено отменное инфракрасное панорамирование. А вот для Сапегова это будет неприятно, каждый знает, как напрягаются нервы, когда выключено зрение.

После этого я подумал, что неплохо бы приказать автомату открывать все двери на мой голос, но потом решил, что это займет слишком много времени, а Сапегов уходил все дальше… И пошел в зал, где притаились трое троллей, просто так, как пижон, без всякого камня в кулаке.

Кстати, эти тролли тоже не очень притаились. Там просто не было условий, чтобы притаиваться. Это была очень простая ловушка на случай прорыва противников со стороны длинного коридора. Возможность задерживать их тут заключалась как раз в том, что силы обороняющихся могли быть развернуты по фронту и доведены до двух десятков стволов, а наступающим приходилось подводить резервы по узкому, как я сказал, подземному ходу… Понятно, кто по всем законам тактики должен был победить.

Прежде чем высовываться в зал, я неторопливо прошелся по зигзагообразному коридору с моей стороны, чтобы убедиться, что тут не стоит какой-нибудь мины-ловушки. Мины не было, но сигнальная «квакушка» стояла – крохотный приборчик, начинающий истошно квакать, когда к нему приближалось теплокровное существо крупнее таракана. В своем скафандре я не очень разобрал, действовал ли он, но на всякий случай решил, что тролли обо мне уже знают.

Я еще раз представил устройство этого рубежа. Никаких потайных потерн, гнезд, бойниц или автоматических турелей в нем не было. Зато весь зал, как средневековая арена, был перегорожен высоким, почти по пояс, ломаным бруствером, за которым очень удобно могли расположиться стрелки. Впрочем, я тоже мог за ним спрятаться и даже увидел в этом свой шанс… Что же, и на том спасибо.

Я изготовил скорчер, потом отпихнул его за плечо… Что меня всегда раздражало в скафандрах – не очень четкое понимание, где и в каком положении находится твое оружие. Но делать датчики осязания на обычных армейских скафандрах и в самом деле дорого. В руки я взял обычный револьверный гранатомет. В его барабан я вставил гранаты, и оказалось, что из двадцати гнезд я могу наполнить только восемнадцать. Да, гранат-то я захватил меньше, чем нужно, а бежать за новыми было далековато. Поэтому я просто выставил барабан таким образом, чтобы восемнадцать выстрелов последовали подряд, без осечек, и высунулся из-за последнего перед залом поворота.

Тролли знали тактику не хуже меня. Они расположились у противоположной стены зала таким образом, чтобы бить в коридор, откуда я должен был выйти, в три ствола. Чтобы у меня не было возможности маневра, чтобы я не мог дергаться, а просто получил все их гостинцы разом. Но я был в скафандре, а они нет. И тогда я, внутренне помолившись, хотя уже не один год этого не делал, просто попер вперед, посылая одну гранату за другой, надеясь, что тролли сглупили и стали слишком близко от стены зала, и даже если я ни в одного из них не попадаю, то взрывная волна и осколки доставят моим противникам немало неприятностей.

Так я и шел, посылая одну гранату за другой, изо всех сил стараясь бить быстро, не очень даже прицельно… Получая три раскаленных очереди из крупнокалиберных автоматов, причем, мне казалось, большая часть патронов вколачивалась в мои доспехи с неумолимостью математического закона, взрываясь на поверхности, раскаляя броню до неимоверного жара…

Потом одна очередь, бьющая спереди, как фонтан, прекратилась. Я воспрял духом, но тут одна очень неудачная для меня очередь практически ослепила меня, едва не разбив забрало. К тому же у меня кончились гранаты…

Я упал на пол. Отшвырнул бессмысленный гранатомет, сволок с плеча скорчер. Выставил его вперед, переключился на инфракрасный экран, попытался хоть что-то определить в той мути фиолетовых, пурпурных и синих разводов, которая после стрельбы плавала в моей панорамке.

Одна из фигур неподвижно лежала у стены, видно, мое попадание отбросило тролля назад, а осколки от стены, как я и надеялся, посекли его сзади. Второй стоял на коленях, согнувшись, уменьшая для меня, насколько мог, угол прицела. Третьего видно не было.

Я вздохнул, прижал приклад скорчера к животу и пустил в скрюченного длинную очередь. Стрелять прицельно с панорамным забралом перед глазами нельзя, слишком близкие выстрелы и горячий ствол ослепляют, как и в усилителе зрения, поэтому я его как из шланга полил. Некоторая доля моих выстрелов легла перед скрюченным, он ответил прицельно, попал мне в плечо, скорчер дернулся, чуть не вылетел из латных перчаток, моя следующая очередь прочертила кривую дугу слева от цели, он опять попал мне в грудь, я чуть не упал, но теперь все-таки попал и в него. Он подлетел в воздух, разогнувшись, как перочинный нож, тогда я почти прицельно поймал его живот на острие своего огненного копья, и тролль рассыпался на множество искр. Со вторым тоже было кончено.

Я пополз по залу, соображая, что, не снимая шлем, не смогу определить, где находится последний из них. Но снимать шлем все равно не хотелось. Скорее всего, тролль подкрался к выходу в коридор, чтобы подловить меня, когда я попробую уже догонять Сапога…

Я лег на пол, вытащил бластер, который казался смешным и слабым в этой вакханалии убойной силы, быстро выставил его из-за края бруствера и пальнул веером, стараясь разом покрыть весь зал перед собой… Конечно, до конца довести свой трюк мне не удалось, последний тролль воткнул выстрел из своего «чока» в бруствер в четверти метра от моей руки. Он просто не поверил, что я лежу на полу плашмя, он надеялся, что я все-таки стою на коленях и пытаюсь выглянуть… Тогда его выстрел пришелся бы мне в голову.

Теперь я точно знал, где он находится. Если бы я был не в доспехах, я бы прыгнул вперед и пристрелил его в перекате. Но в доспехах этот трюк проделать невозможно… А почему, собственно, невозможно?

Я и прыгнул. Разумеется, он поймал меня, когда я еще не успел согнуться, так я и прошелся перед ним, как клоун, изображая из себя крутняка, словив почти всю его очередь, и сумел выстрелить в ответ, только когда закончил свой пируэт.

Он умер сразу, потому что первая же моя пуля раздробила ему голову… Но и я был хорош – горел, как танк, с этой последней очередью система выживания скафандра уже не справилась, хотя предыдущие попадания успешно подавляла. Бросив скорчер на пол, шипя от боли, я стал сдергивать с себя раскаленную, дымящуюся броню. Даже сползая с меня, она прожигала руки через перчатки.

Зато когда я все-таки разоблачился и вздохнул полной грудью, стало легче. Я натянул на голову один шлем, подобрал скорчер… Он был слишком горячим. Я перезарядил свое главное оружие и огляделся.

Тролли были мертвы. Белые некогда стены зала почернели, на них красовались кривые разводы от неточных очередей. В воздухе стояла отвратительная вонь сгоревшей плоти, без вентиляции она долго будет тут ощущаться. Потому-то мое ремесло показалось очень грязным, хотя я и победил. Этой мысли допускать было нельзя, резко вышвырнув ее из головы, проверился, не пострадал ли где вдобавок к прежним ранам?

Кожу саднило от ожогов, на груди, по-видимому, было полно синяков, на вдохе болели ребра, видимо, какой-то удачный выстрел противника сломал парочку. К тому же я не заметил, как перетек в свой нормальный вид, и хотя форму толстяка Глобулы я бросил, когда переодевался, повязки на ранах оставил прежние, и они теперь неприятно болтались. Видимо, снова пошла кровь, а заклеить раны антитравматической смолой в потайной комнатухе я не догадался. Хотя, если бы поискал, почти наверняка нашел бы там и аптечку.

В общем, дело обстояло не так скверно, как можно было ожидать, и куда лучше, чем у трех троллей, которые тут вообще умерли. Но направляясь к следующему коридору, я отлично понимал, что самое трудное мне только предстоит, потому что где-то впереди меня ждала «змейка».