Первой и главной моей проблемой была неприступная дверь, у которой должен был находиться биоробот. Если бы он не хватался за оружие и остался в живых, может, я сумел бы его заставить открыть ее, хотя это уже сомнительно. Для того он и создан, чтобы не делать этого. Но проблему следовало как-то решать, и я, к своему удивлению, уже стал потихоньку ее раскалывать, то есть изобретать, как с ней справиться.

А вот вторая моя проблема вдруг возникла словно бы из-под земли. Причем в буквальном смысле. Я только-только осмотрелся, только подволок труп или, вернее, остатки Кирьяна к двери и стал обдумывать, где бы взять взрыватель, как где-то за внешними стенами имения заревели еще более мощные сирены, чем те, что вопили до сих пор. Я даже не сразу понял, что произошло. А потом догадался и с тяжелым предчувствием бросился в ту потайную дверку, откуда вышел метандроид Кирьян.

Как я и ожидал, это была комнатка, битком напичканная всевозможными схемами слежения. Были тут и мониторы дальнего обзора. И вот на этих-то мониторах вокруг имения на расстоянии километра, а местами даже ближе, стали возникать солдатики. Они имели черный, легко читаемый, привычный силуэт спецподразделения Очуркина, только их было много, очень много, и они не скрывались. Они шли почти правильной цепью, как при настоящей атаке, временами топчась на месте или сбиваясь в кучки – так их было много. Каждому дуралею было ясно, что между ними не проскользнет и мышь.

Я посмотрел на ряд других мониторов, отслеживающих по периметру не движение, а высокоэнергетическое оружие… Черные были отменно вооружены, у некоторых даже имелись тактические артиллерийские переноски. Это примерно то же самое, что гаубица, только с ней могла управиться пара накачанных и обученных ребят. Все это было очень серьезно.

Над всем этим ералашем кружили боевые вертолеты, бронированные крепости, которые только такими вот переносными гаубицами и можно было отогнать. На одном из вертолетиков, по-видимому, была установлена сирена, что-то вроде громкой связи на космическом корабле. Да и на обычном корабле, кажется, такая есть. Иногда этот сплошной, агрессивный вой стихал, и тогда над ночными полями, над имением, над всеми этими харьковчанами гремели слова, которые произносил странно знакомый голос. Я выбрал верньер настройки, покрутил его и получил то, чего хотел, – в моем маленьком, почти уютном убежище зазвучали приказы:

– Все выходят, подняв руки, без исключения. Проверка генокода, невиновные будут освобождены. Среди вас оборотень – солдат Штефана. Мы можем определить его только посредством фиксированного генокода… Всем прекратить огонь и выходить из здания.

Так я и думал. Джарвинов оказался не так прост, чтобы не играть против меня в атакующем стиле. А я-то думал, почему мои коллеги последнее время за мной не шибко резво гоняются? А они, оказывается, просто решили ударить один раз, но наверняка. Вот и ударили. Даже Сапегова не пожалели.

Или они с самого начала знали, что я удеру из харьковской тюряги, что вздумаю грохнуть его полосатое Всевластие, как он иногда себя называет в полуофициальных документах, и они меня прижмут? Таким образом, я выполню их задание, а они… Нет, слишком сложно. Да и ущерб этим убийством я теперь принесу тому же Джарвинову изрядный. Куда больше, чем если бы я сразу выполнил приказ и вернулся домой прежним, безупречным исполнителем, воякой Московской Директории, солдатом Штефана на службе у Охранки.

Дудки, я теперь другой. И я теперь изгой. И воюю на другой стороне, потому тут и оказался.

Я еще раз осмотрелся. Шансов уйти у меня практически не было, но у меня по-прежнему оставался шанс захватить заложника – Сапога. Впрочем, если моя догадка верна, и они им в самом деле готовы пожертвовать, то я в безнадежном положении. А если не готовы?

В общем, ладно, следовало работать дальше. Как говорила моя сержантша, придет будущее – будем смотреть, а пока – повоюем. Вот я и начал опять воевать.

Нет, в самом деле, в безнадежных ситуациях есть своя прелесть, например, перестаешь волноваться. И любой выход кажется удачным, все сразу хочется попробовать. Вот я и попробовал.

Выдрал один из мониторов из гнезда, у него на разряднике должно было возникать напряжение под двадцать тысяч вольт, этого должно было хватить. Потом выключил, нашел и подсоединил длиннющий провод. В этом царстве электронного слежения было все, чего только душа пожелает. Потом пробросил один из удлинителей, который нашел на полу, через потайную дверку к останкам Кирьяна.

Эти метандроиды – штука чрезвычайно мощная, энергетика у них за децитонну условного ВВ переваливает, разумеется, в свернутом виде, и если суметь ее инициализировать… Правда, простым взрывателем тут не обойтись, тут даже не каждый орудийный снаряд сработает, иначе эти ребята то и дело взлетали бы на воздух. А вот двадцати тысяч вольт могло хватить, по крайней мере я надеялся, что хватит.

Я разбил заднюю крышку монитора, присоединил проводки из нужной мне точки к большому, почти непристойному в своей оголенности цилиндру энергостанции метандроида, который у них всегда помещался в низу живота, проверил проводку и убрался в потайную комнатку. Если я что-то понимал во взрывах, то теперь мне следовало обеспечить укрытие. А так как выйти из этого зала, который теперь, после перестрелки с охраной, стал смертельной ловушкой для каждого, было невозможно, оставалось только надеяться, что эту комнатуху сделали на совесть. Я уже приготовился дернуть рубильник, как вдруг вспомнил, что почти безоружен. Служебный бластер в кобуре, на две трети разряженный, считать оружием не мог бы даже самый безоглядный оптимист, а я им на сегодняшний вечер не являлся – принимая во внимание численность противника и мое положение.

Поэтому я выбежал из комнатки в зал, разоблачил подходящего по габаритам и наименее пострадавшего охранника, натянул его броню, прихватил не совсем разряженный «чок», набросил на плечо лямку еще одного скорчера, на всякий случай, и снова бросился в свое убежище…

И тут прозвучал этот хлопок. От него с потолка посыпалась крошка, некогда бывшая лепниной, где-то далеко звякнуло стекло или стальные плиты, которые из-за своей массы могли звенеть, словно броня на крейсере. Я подбежал к мониторам внешнего обзора. Некоторые из них вышли из строя и демонстрировали серую дрожь фонового сигнала. Но некоторые еще работали и показывали, как «летучие» крепости Московии кренились в боевом вираже, заходя на штурмовку.

Я даже голову втянул в плечи, когда с ближайшего вертолета сорвалась ракета и полетела на монитор, потом по всему корпусу имения разошелся еще один удар. Я попробовал понять, что происходило. И понял вот что.

Во время стрельбы по охранникам мой защитный от телепатического контроля шлем слетел и куда-то укатился. На одном из вертолетов определенно находился ментат, который, невзирая на распоряжение начальства всех захватить, а меня вычислить проверкой генокода, начал стрелять, то ли пытаясь спасти Сапегова от плена и убийства, то ли…

То ли у меня была возможность от них удрать, которую я еще не осознал, не открыл, как не сразу открыли Америку. Я сбегал в зал еще раз, нашел свой шлем и еще раз качнулся от ломового удара по зданию.

В общем-то, эта работа – вычислить и увидеть меня в подземелье, попытаться подавить мою активность этими целевыми ударами сверху – даже заслуживала уважения. Неплохо придумано и, в общем-то, верно, могло подействовать… Только и я был не против. Пусть стреляют, пока я укрыт в этом подвале, здесь можно, при желании, ядерный взрыв переждать, не то что легкие ракетки.

В общем, я нажал на кнопку включения монитора, закрыв уши шлемом и приготовившись ко всему, даже, может быть, к мгновенной гибели, если перекрытия и стены этой комнатки окажутся слабыми…

Но я выжил, а вот двери, ведущие в зал Сапегова, расползлись, как гнилая кожа старого барабана. Да, все-таки умеют в иных мастерских оборудовать метандроидов подходящими зарядами.

С потолка и стен еще не до конца обсыпалась штукатурка, а я уже пролетел метеором через облако дыма и пыли в зальчик к полосатенькому, надеясь, что мой ментошлем прекрасно позволит мне прорваться через клемму гипнопресса, хотя я был на девяносто процентов уверен, что его и включить-то некому или он вышел из строя по причине бомбардировки с воздуха.

Как и оказалось, Сапегова в зальчике не было. И уже довольно давно, минут двадцать прошло. Зато в противоположной от двери стене зиял провал. Я сдернул свой шлем и протянул туда, в темноту, тонкое щупальце своего ментального внимания.

Этот провал являлся началом нижнего, самого глубокого яруса подземелья, лежащего под этим домиком. И по нему где-то далеко-далеко кто-то двигался.

Я рванулся к проему. Я почти не сомневался, что это и был искомый мной полосатый диктатор со своими телохранителями. Лишь одно теперь меня смущало, уж очень мало было времени, а подземелье впереди представлялось огромным, почти бездонным. Но его все равно следовало преодолеть.

Я поправил оба своих скорчера и потопал вперед, крепко надеясь, что не собьюсь со следа и меня не угораздит заблудиться. И еще я надеялся, что сумею хоть как-нибудь справиться с тремя мутантами и одной «змейкой», хотя остатки здравого смысла, которые у меня еще работали, утверждали, что это невозможно, тем более что я уже получил два весьма неприятных ранения.