Котлы крейсеров пели совершенно удивительным, гармоничным, слитным, как большой орган, аккордом. В нем слышались и свисты высоких вибраций, и низкие тона работающих на большой мощности резонансов, и шелест передающих непонятным образом антигравитацию шин, и гулкий тон вращающихся экваторов. В целом это был негромкий звук, но он почему-то оглушал, вернее, закладывал уши, словно близкая взрывная волна.

С утра, пристреляв орудия, оба треугольника вылетели в сторону Одессы, но машин губисков там уже не было. И Ростик приказал повернуть к Боловску – стало ясно, что перехватить пурпурных до их соединения не удалось. Теперь, по всей видимости, им предстояло сражаться против противника, имеющего более чем трехкратное превосходство и несравненно больший опыт полета на этих машинах.

Это были неприятные новости, но Рост пока сохранял спокойствие. В нем, как в каждом командире, сознающем слабость своих сил, жила надежда, что все еще может обойтись, что черные треугольники губисков, как и тот крейсер, который удрал, не приняв боя, вдруг да уйдут. Вдруг решат, что прорыв людей к армаде транспортных и разведывательных лодчонок, по сути, беззащитных против этих черных мощных громадин, грозит большими потерями и бедами, чем почти неизбежный выигрыш в еще одном налете на Боловск. Он надеялся, потому что пурпурные еще ни разу не победили людей, а значит, должны были бояться и могли переоценивать их способность находить выход из тяжелых положений.

Да, это была бы большая удача, скорее всего, то самое военное счастье, о котором ему говорил раненный в Водном мире Квадратный…

А впрочем, люди и для этих оставшихся семи крейсеров пурпурных приготовили кое-что неожиданное. Основная идея пришла к Ростику еще во время доклада в подвале ДК, но потом, когда он потолковал о своей мыслишке с Перегудой, она не рассеялась, как ни странно, а только окрепла и обросла деталями. А идея-то была вполне тривиальная, к тому же не слишком надежная на первый взгляд. А именно – Рост предложил на крупные орудия на обоих треугольниках человечества установить оптические приборы наведения. Вот и все, не больше. Но и не меньше.

Перегуда, когда понял, какие выгоды это дает против врага, так чуть с ног не сбился, разыскивая по всему городу устройства, которые могли бы помочь в этой затее. Если бы у них не было машины с Чернобровом за баранкой, они бы никуда толком не успели – столько людей, как оказалось, требовалось объездить, у стольких выпросить приборы, которые могли сойти за прицелы.

– Эх, – стонал Перегуда во время этих поисков, – что же ты раньше не предложил! Я бы посадил своих людей за шлифовальные столы, мы бы тебе вручную такие визоры выточили!

Возражать, что чуть более суток назад никто, похоже, даже начальство, не подозревал, что черные треугольники нападут на Боловск, было бессмысленно. Директор обсерватории это и сам прекрасно знал.

И все-таки они нашли, и не просто, а почти то, что было нужно. Один настоящий прицел с трехсотмиллиметровой гаубицы времен войны. Как оказалось, какой-то офицер снял прибор, когда его пушку разбило уже во время Померанской операции, да так и не сдал, решил оставить себе на память. Еще один полностью комплектный прицел Перегуда нашел в музее боевой славы. Он остался от пушки, из которой хотели некогда устроить памятник в центре города. Памятник делать не стали, просто поставили Ленина, а вот оптика сохранилась.

На одноствольные орудия по бокам от основной башни нашли три оптических прицела от промысловых охотничьих ружей и одну подзорную трубу с рисками и перекрестием. Труба принадлежала самому Перегуде, и когда он ее отдавал, то у него едва ли не слезы стояли в глазах. К тому же прибор был действительно хорош. Когда Рост уже при установке на пушки распробовал его как следует, то хотел даже забрать себе, на свою двухорудийную установку, и лишь в последний момент отказался. Решил, что жадность – порок, и в данном случае за него придется платить кровью, причем чужой.

Потом они пристреливали пушки, распределялись по машинам, согласно схеме, предложенной Кимом, летели к Одессе, а ближе к полдню – понеслись назад, опасаясь, что произошло что-то ужасное… Хотя самым страшным, конечно, оставались уже отнюдь не эти треугольники, которые и так расстреляли на земле и в городе почти все, что можно было, на что им не жаль было снарядов. Самым страшным был подход пехоты пурпурных, это было бы окончательное поражение человечества, но до этого момента оставалось еще около суток. Это Рост точно установил, приказав Еве подняться как можно выше и с помощью своего нового прицела высмотрев приближающуюся армаду мелких антигравов.

Отношения в крейсере сложились довольно скоро и почти разумно. Рост командовал основными перемещениями, Ева покрикивала на вспомогательных пилотов, Калита бегал, подбадривая подчиненных волосатиков, артиллеристы на крыльях ворочали свои стволы, выцеливая разные объекты, привыкая к работе на пару, а Рост то и дело дрессировал основного наводчика и своего заряжающего.

Наводчик, который должен был обеспечить повороты главными орудиями, то есть движения влево-вправо и вверх-вниз, довольно много ошибался, нервничал, злился на Ростика, хотя открыто возражать не решался. А Рост тоже не мог оставаться совсем бесстрастным, потому что этот тощий и какой-то недокормленный парень, отзывающийся на имя Леха, работал не слишком ловко.

Сложность их совместной работы заключалась в том, чтобы этот самый Леха выводил установку на направление огня, а вот тонкую наводку стволов, собственно прицеливание, осуществлял Рост. Так было задумано. Но Леха не просто выставлял стволы в указанном направлении, а пытался их еще и подкорректировать по своему разумению и сбивал Ростиковы усилия, а это было недопустимо, потому что приводило к потере времени.

Рост даже попытался сменить этого Леху на девушку, которую взяли заряжающей в его башню, но у той не хватало сил ворочать тяжеленные хоботы пушек. Подтаскивать легкие, как пластмассовые, снаряды в узких деревянных рамках, вставлять их в казенники она могла. А вот крутить рычаги основного вращения и подъема башни – нет, не получалось. Пришлось вернуться к Лехе, заставляя его привыкнуть к тому, что его участие нужно не все время, а строго по команде.

Еще проблемы возникли при обслуживании котлов обеих машин. Когда стало известно, против кого они вылетают биться, на котлы отказались выходить почти все, как один, волосатики. То есть весь бакумурский персонал аэродрома, даже те, кто давно просился на котлы, потому что эта должностенка обеспечивала кормежку по полетной норме, и следовательно, назначенные на эту работу бакумуры могли обеспечивать свои семьи куда большим количеством продуктов. Как бакумуры, почти не понимающие русского языка и едва общающиеся даже между собой, поняли эту опасность – Серегин не знал и не брался объяснить. Положение было нелегким, и даже слегка критическим, но его спасла – кто бы мог подумать! – Дутил, та самая вождиха волосатиков, которую Рост помнил еще по торфоразработкам. Как она оказалась в Боловске, хотя Рост оставил ее в Перевальской крепости, было неясно. Но это было и неважно.

Вот эта самая Дутил, мощная, спокойная, очень уверенная в себе, с красной тряпкой вокруг чресел, которую стала носить еще в Водном мире, пробилась через внешнее оцепление, выставленное Председателем даже без согласования с Ростом, Кимом или Серегиным, появилась около черных треугольников и решила всю ситуацию разом. Она попросту походила среди своих, а через двадцать минут привела почти два десятка волосатых мужчин и трех очень сильных женщин. Этих гребцов, включая саму Дутил и, разумеется, Винторука, сразу хватило для всех крейсерских котлов.

Конечно, крутить экватор этим бакумурам, многие из которых не работали с механизмами сложнее тачки, было трудновато. Но уже через час дело пошло на лад, а когда треугольники людей повернули назад, на Боловск, пилоты и забыли, насколько, по сути, неквалифицированные ребята стоят у них на котлах. Потому что главной проблемой управления стала их собственная, пилотская несогласованность.

Конечно, Росту пришлось, как и многим другим, выслушать изрядное количество комментариев Бабурина по поводу всех решений, принятых в отношении этого боя, частных действий и общего стратегического положения человечества, но со временем Рост перестал обращать на него внимание – почему-то начинало казаться, что, несмотря на брюзгливость, этот носатый пухлячок все равно честно сделает все, что нужно, не сачкуя и не теряя голову от страха.

Поглядывая по сторонам то через смотровые щели башни, с сожалением вспоминая свой бинокль, разбитый на Бумажном, то через прицел своих пушек, Ростик начинал подозревать, что ошибся – лучше всего было бы устроить бой прямо над Боловском. Тогда бы удалось получить еще какую-никакую поддержку с земли, да и подбитым крейсерам противника было бы труднее чиниться в случае вынужденной посадки…

Вот эту мысль следовало обсудить с Кимом, но тот находился на другом треугольнике, и, чтобы с ним связаться, необходимо было долго крутить динамку рации, да и то – без особой надежды на успех. Этого никогда нельзя было предсказать – будет связь или нет. Иногда целый час связь была идеальной на расстоянии километров десяти, а потом на дистанции полукилометра ее не могли установить сутками. Следовало подумать о световом телеграфе, как на кораблях на Земле, но сейчас было не до того.

– Смотрите, горбатые жирафы, – сказала заряжающая девушка.

Рост отвлекся от своих дум, которым вообще не следовало бы предаваться, и посмотрел на этих животных. Они в самом деле чуть сбоку, километрах в четырех, аккуратной, неторопливой цепочкой двигались на восток, в сторону Цветной реки. Чтобы не терять практики, Рост выискал их через свой гаубичный прицел, животные сразу предстали как на ладони. Даже отдельные пятна на их шкурах сделались видны.

Прицелы на этих пушках были установлены неподвижно. Поскольку плазменный луч слегка искривлялся без всякой причины то в одну сторону, то в другую, пристрелка пушек прошла просто – чтобы центр кучности попаданий лежал около перекрестия – и без всяких сложностей вроде упреждений и компенсации падения снаряда при полете к цели… Рост пристрелял все орудия своего треугольника, использовав двадцать выстрелов. Старшина Квадратный, как человек военный, истратил почти в два раза больше выстрелов, но его попадания и ложились в итоге раза в два ближе к центру мишеней. Как он этого добился, Рост так и не понял, а попросить, чтобы старшина с загипсованной ногой и перевязанной правой ладонью проделал то же еще и на его крейсере, – постеснялся. Такая вот несуразная стеснительность одолела его. А может, он посчитал, что эти метры в предстоящем бою будут не важны – главным фактором оставались скорость огня и хоть какие-нибудь попадания на большой дистанции…

– Что-то странное на востоке, – прокричал стрелок с орудия на левом крыле. В обязанности этих ребят входило отслеживание своих секторов.

Рост повернул орудия, выискал край неба в прицеле, ничего не нашел.

– Доложить точнее, – попросил он, стараясь перекричать гул машины.

– Я и сам уже потерял, – отозвался стрелок.

Рост снова попытался выискать в прицел уходящих жирафов, они были уже километрах в шести сзади. Тогда Рост выцелил местный витой тополек перед вожаком стада и плавно надавил на планку. Эти пушки, как и пушечки с малых антигравов, стреляли от нажатия планки…

Выстрел прогремел глухо и жестко, в прицеле было видно, как огненная волна накрыла дерево почти до трети высоты, а потом оно упало, полыхая огнем.

– А ведь мимо, – отозвался тот же самый стрелок. – Командир, ты бы проверил прицел.

Не меняя направления движения, Ева наклонила крейсер, повернула голову почти на тридцать градусов назад, потом спокойно ответила за Ростика:

– Дурачок ты, Самохин, он специально в дерево стрелял. Не хочет напрасно животных губить.

– А чего их жалеть? – ворчливо спросил Самохин, видимо, обидевшись на «дурачка».

– В том-то и разница между вами, – вздохнула Ева, словно знала Ростика и этого Самохина от рождения.

Уж очень она безапелляционна, подумал Рост.

– Вот они, – вдруг отчетливо и очень спокойно сказал командир пушки по правому крылу. – Два часа, почти двадцать километров.

Рост перевел прицел в указанном направлении, а потом принялся им вертеть, потому что он давал слишком малое поле обзора, а хотелось посчитать противника.

– Один, два… четыре, пять…

– Все семь, – подтвердила Ева. – Эх, раскудрить их через коромысло!

– Ничего, – успокоил ее Ростик. – Мы к этому все равно внутренне готовились. Итак, боевая тревога. Кто там на рации, сообщить на вторую машину, что видим противника. И мой приказ, отходим к Боловску, бой примем над городом, чтобы заручиться поддержкой с земли.

– Есть, – отозвалась Ева. – Бабурин, передать на «Адама», что противник обнаружен.

Бабурин принялся жужжать динамкой и что-то шептать в свой полетный шлем. Рост подумал и спросил:

– Кто тут «Адам»?

– Мы решили с Кимом, что если есть «Ева», то должен быть и «Адам». Вполне понятная ассоциация. Нас же двое, верно?

– Значит, «Ева» тоже есть. – Рост на миг пожалел, что не остановил эти игры, когда они только набирали ход, а теперь, кажется, опоздал.

Потом все посторонние мысли просто исчезли. Потому что все семь машин противника вышли на два треугольника человечества и явственно обозначили стремление с ними сблизиться – они подняли скорость, сошлись в одну угрожающую стаю, чтобы действовать в более тесном контакте, и, как показалось Ростику, стали очень активно шевелить стволами.

Но еще не стреляли, видимо, расстояние по их меркам было велико. Рост попытался определить его, потом спросил Бабурина:

– Связь с Кимом установлена?

– Прерывается, – отозвался носатый пилот. – Но он все понял и подтвердил прием.

– На этих машинах нужно будет сделать громкую связь, чтобы командир все слышал, а не только второй пилот, – отчетливо и отчего-то раздраженно проговорила Ева.

Видимо, она тоже нервничала перед боем. Ну, если немножко, решил Ростик, и если до сражения, а не во время, то можно. Бабурин уже работал на рычагах, помогал Еве, как и два других пилота, Рост решил их не отрывать от этого занятия. Хотя связь с Кимом была бы куда как полезной, наверное, придется обойтись без нее.

– Ева, – поинтересовался Рост, – сколько ты выжимаешь из своей машины?

– Думаю, от восьмидесяти до восьмидесяти пяти километров.

– А они идут быстрее, – процедил Рост, разглядывая противника в прицел. – Почти километров на пятнадцать.

– Думаю, мы можем поднять еще на десяток, но… ненадолго.

– Пока не надо, оставим для боя. – Рост лихорадочно считал. Между ними и семью треугольниками пурпурных было километров пятнадцать, которые противник должен был «съесть» за час, за этот час они неминуемо должны были оказаться между Чужим и Боловском. – Все хорошо, так держать, Ева. Попробуем пока просто убегать.