Третья по счету река, через которую они переправились, оказалась шире других и, пожалуй, более бурной, несмотря на морозы. Лед закрыл ее только у берегов, но и этот лед оказал при переправе существенное сопротивление. Как пурпурные сумели преодолеть его, упираясь шестами в скользкое, каменистое тут дно реки, Ростик представлял с трудом, но они все-таки справились. Должно быть, сработал старый трюк, придуманный, кажется, Кимом, когда с гравилета доставляли от берега веревку попрочнее и вытаскивали антигравитационные платформы не столько усилиями толкачей, сколько объединенными силами всех, кто оказывался поблизости.

Волов тоже приходилось переправлять на платформах, идти в студеную, свинцово-серого цвета воду они теперь боялись, хотя во всем другом держались молодцами – и траву умело выковыривали из-под снега, и, сбиваясь в стадо, грелись самыми студеными ночами, и умирали безропотно, если их силы приходили к концу.

Люди тоже умирали, иногда замерзали, свалившись в воду, а иногда просто от безысходности, сдавшись подступающей смерти в этих безжизненных, совершенно голых степях, тому враждебному давлению, которое было разлито, как казалось, в самом воздухе.

С топливом было очень плохо, иногда его приходилось даже подтаскивать грузовым антигравом, смотавшись то к одному, то к другому лесу. Но его все равно не хватало, особенно для обогрева. Пищу-то готовить пурпурные научились на зеркалах, что, с одной стороны, было неплохо, а с другой… Иногда, чтобы поймать лучи седого, зимнего солнца, приходилось останавливаться за два-три часа до наступления темноты, что сказывалось на величине суточных переходов самым катастрофическим образом. Готовить пищу сразу для всех, на платформах, как Рост ни пробовал, почему-то не выходило. Пурпурные как были разбиты на кланы, так и не смешивались даже в таких сложных обстоятельствах, они просто не умели преодолевать этот барьер. А возможно, тут было что-то другое, например, нежелание делиться пищей, чего при общей готовке было все-таки не избежать. Сказывались жесткая организация общества пурпурных, которую Ростик помнил еще по плену.

Боноки атаковали по-прежнему и даже, следовало признать, активизировались. Но вот ведь как вышло, пурпурные в какой-то момент стали на них реагировать гораздо меньше, возможно, сработал фактор привыкания, или хватало других угроз, от которых защититься было невозможно, – холода, почти постоянного голода, непрерывных смертей и безбрежных расстояний, которые следовало пройти. И все равно, несмотря на морозы, несмотря на постепенно возросшее умение пурпурных отбиваться от них, медузы нападали и кормились, чаще всего – чрезвычайно успешно.

Из-за них приходилось идти по не самому удобному маршруту, а подальше забираясь в Водный мир, где было почему-то немного спокойнее. Вот только реки форсировать на территории, где они вытекали из Водного мира, было невозможно. Реки собирали свои воды с такого огромного пространства, создавая почти настоящие озера или болотины, что проще было все-таки спускаться вниз по течению, где река входила в преодолимые берега.

Но двигаться петляя, то отходя от безжизненной земли к Водному миру, то снова вынужденно ныряя в странные степи, где хозяевами были невидимые медузы, тоже было неправильно. Это слишком увеличивало расстояние, которое караван должен был преодолеть. Особенно плохо получилось между второй и третьей рекой, когда Рост решился на марш по дуге, разведанной с антиграва, и ошибся, так что пришлось проделать не менее лишней сотни километров.

Ростик успокаивал себя тем, что во время этого марша все немного отдохнули от нападений из ниоткуда, и это же позволило сохранить, вероятно, не одну сотню жизней, но в целом он понимал, что более толковый командир выбрал бы другой путь. Смага первый высказался по этому поводу, протестуя, как всегда, немного беспорядочно. Но на этот раз его поддержали Катериничев и даже Лада. Как Росту удалось отбиться от них и настоять на своем, он и сам не понял, так вышло, должно быть, потому, что он ни на что другое не соглашался.

Во время обсуждения этого Ростикова плана Лада, умница-разумница, предложила вообще уйти подальше от области боноков, как следует разведав возможность движения поперек Водного мира. В этом был резон, в некоторых местах болота промезли чуть не до самого дна, и с антиграва казалось, что среди этих нагромождений твердой земли и низин, забитых льдом, можно найти дорогу. Но Рост и этот план отверг, потому что прекрасно осознавал – стоит им чуть глубже войти в болота, как их атакует борым. Тогда их беззащитному отряду сразу, может быть в одночасье, настанет конец. И никто не спасется, даже деревянные платформы будут съедены, одни железки останутся.

А вот там, где они шли, борыма почему-то не было. Рост даже пару дней раздумывал над этой загадкой, пробовал найти хоть какое-то объяснение, но и тут потерпел фиаско. Слишком мало он знал об этом месте, слишком плохо разбирался в летающих крысятах, чтобы прийти к однозначному выводу. Одно он уяснил, кажется, – борым не привык направляться в эту сторону их континента, потому что тут его ждала несомненная голодная смерть. Безжизненность территории боноков служила сейчас лучшей защитой для пурпурных людей.

Даже если все эти валы летучих тварей обладали зачатками коллективного сознания, караван был слишком ничтожной наживой, вот борым… и не прилетал. Хотя пару раз Рост видел тучи саранчи где-то на горизонте, километрах в ста или чуть больше. Причем однажды они закрыли полнеба, поднявшись так, что даже пропало впечатление раздела между твердью и небом, вернее, воздухом и поверхностью. Объяснить это Ладе не удавалось, она слишком переживала за пурпурных детишек, которых пожирали медузы, но слушать ее все равно было нельзя.

Так они и шли между двумя зонами смертельной опасности: с одной стороны от прозрачных прыгунов неизвестно откуда и с другой – от массы летающих крыс, способных сожрать все на свете, кроме камней.

К этому моменту пурпурных осталось уже чуть более четырех тысяч, и они были близки к тому, чтобы выйти из подчинения. Это Рост понимал обостренным командирским чувством и усиленно размышлял, как это перебороть.

Вот почему вечером того же дня, когда все расположились передохнуть после переправы и не думая продолжать поход, даже несмотря на то что находились в районе атак медуз, он решился. Вызвал к себе тех из пурпурных, кто оказался поблизости, и приказал собраться в центре лагеря. Народ собрался, хотя некоторая часть из них, особенно женщины с детьми, осталась у костров: и мерзнуть не хотелось, и жаль было жечь драгоценное топливо впустую, не используя его для готовки ужинов и каких-то согревающих отваров, которые губиски использовали вместо чая.

Построения тоже не вышло, все скорее столпились, разделившись не на колонны, а на кланы, на привычные, родственные сборища. Рост вышел к ним из своей палатки, почему-то прислушиваясь к скрипу снега под ногами Лады, Смаги, Катериничева, Василисы и всех остальных, кто держался поблизости, даже аглоров. Ромка, Футболист-Израилев и Марта со своим выводком все-таки построились у антигравов, хоть этим не нужно было приказывать, что необходимо строиться. Митинг, да и только, подумал Ростик мельком, усмехаясь замерзшими губами.

До выключения солнца осталось не более получаса, а то и меньше. Небо, как матовый колпак, нависало очень низко, из него сыпалась обычная для Полдневья снежная крупа, твердая, как сосульки. Со стороны Водного мира дул ветер, подгоняя вихристую поземку.

– Я собрал вас всех для одной цели, – начал он не слишком уверенно, размышляя, что пора уже придумать формулу обращения к этим людям. – Нам приходится плохо, поход оказался более трудным, чем мы предполагали. Гибнут самые незащищенные: дети и те, кто по разным причинам утратил способность сопротивляться, кто не может сражаться, кто пал духом. – Его голос разносился не слишком симметрично, ветерок, хотя и несильный, все-таки сносил его слова. Те, кто находился слева, немного придвигались, но все равно им было плохо слышно. Рост попробовал говорить громче. – Но я должен был построить вас, чтобы сообщить – мы посередине той полосы, которая находится между двумя лесами нашего континента. – Помолчал, решил, что необходимо сказать что-нибудь еще. – И мы форсировали сегодня самую большую реку, самую опасную, которая тут протекает. А это значит, что мы проделали путь, с которого уже бессмысленно возвращаться. Назад идти дольше и труднее, чем идти вперед.

Оглядел всех, кто стоял перед ним, замерзших, усталых, с резко выступившими чертами темных лиц, в обыкновенных русских ватниках, по виду лагерно-уголовных, обмотанных какими-то шарфами, в плохо связанных шертяных шапочках и рукавицах, даже в шкурах, почти не выделанных и торчащих на теле угловатыми горбылями. Многие даже теперь не выпускали из рук подобие палашей или больших ножей на случай атаки медуз.

– Я надеюсь, – Ростик не удержался, все-таки опустил голову, – что теперь мы пойдем быстрее, потому что быстрее следует оказаться в более безопасном месте, где сумеем основать постоянное поселение, центр вашей новой цивилизации. – Он оглянулся, Смага ухмылялся, по своему обыкновению весьма ядовито, Лада не понимала, зачем он все это говорит, а Катериничев слушал по стойке «смирно», хотя тоже пока не понимал. – Для того чтобы эту середину нашего пути вы ощутили как серьезное достижение, приказываю выдать каждому по семьдесят граммов спирта на мужчину и по пятьдесят для каждой женщины. – Снова помолчал. – От себя лично хочу поблагодарить вас за проявленное мужество, силу духа и настойчивость в выполнении своего долга.

Больше он ничего придумать не мог, был не способен добавить хотя бы слово. Просто кивнул Катериничеву, тот понял. Вышел вперед, вытянулся еще ровнее, прокричал:

– Выдача начнется после ужина. А сейчас, отряд, слушай мою команду. Смирно!.. Вольно, разойдись!

Рост поневоле выпрямился, как Катерничев, потом кивнул еще раз, успокаивая себя после своей дурацкой речи, и потопал к палатке. Лада догнала его, хотя, скорее всего, рядом прежде нее оказались аглоры, Рост это определенно увидел по провалам их ног в рыхловатом снегу.

– Рост, – Лада была настроена решительно, – ты что, с ума сошел? Мы же еще километров пятьдесят до середины этой полосы на наших картах не дошли?

– Да и там, на другой стороне, еще неизвестно, сколько придется блуждать, пока мы действительно найдем безопасное место, – буркнул Смага.

– И поить их… – Катериничев покачал головой. – Прошлый раз попробовали отпаивать промокших после переправы, так из них потом почти десяток к утру замерзли. Они же не понимают, что тут пить – себе дороже. Обменивают выпивку, надираются до чертиков и…

– Это необходимо, – сказал Ростик, входя в палатку и пропуская Ладу с Василисой. Остальные сами могли подержать клапан, чтобы он не хлопнул им по физиономии. Но прежде чем прошли девушки, Рост ощутил перед собой слабое движение воздуха, это аглоры успели проскочить внутрь, и как это им удается?

В палатке посередине горел довольно жаркий костерок, сбоку была устроена лежанка для людей на коробах с топливными таблетками. В дальнем углу громоздились мешки запасной фасоли и сухофруктов, укрытые кусками брезента и старыми шкурами. Перед костерком на низких козлах были разложены доски, на которых лежали карты. Эту палатку Ростик не снимал даже во время движения, так ее и волокли на платформе самые сильные волы. На стоянках просто выключали котлы, и платформа ложилась на снег, иногда продавливая наст и оказываясь ниже его уровня, но так было даже теплее.

– И потом, они же ничего не соображают, как какие-нибудь эскимосы. – Лада повысила голос. – Они же детей поят, едва сумела добиться, чтобы хоть разбавляли спирт перед этим…

Полог снова распахнулся, в палатку вошли Израилев, Ромка, Марта с остальными. Эту процессию замыкал Микрал, у которого на морде повисли не слишком аппетитные сосульки по обеим сторонам губ.

– Марта, Игорь, образуете две команды по выдаче спирта после ужина, я думаю, через полчаса после того, как выключится солнце. Не раньше. Самим не пить, проверю. Потом будете обходить весь лагерь, и не по двое, как прошлый раз, а все вместе. – Он осмотрел людей, которые стояли перед ним. – Марта, ты в первой команде за главную, Израилев, ты командир второй группы.

– Опять не спать, – выдавила из себя Марта Чепенина с долгим вздохом.

– Ничего, завтра дам отоспаться в повозках до полудня, не растаете, – сказал Смага, почему-то принимая на этот раз сторону Ростика.

Вторая группа, помимо выводка Марты, как-то сама собой составилась из Израилева, Ромки, Яхи Якобсона, Микрала и переводчицы, которую Ромка отыскал для себя еще в Лагере. Кажется, ее звали Самбука, или как-то похоже, но все чаще ее величали просто Самба, и это африканское имя так прижилось, что она и сама все охотнее на него отзывалась.

– Оружие из рук не выпускать, обходить посты не реже чем раз в час.

– И чего эти посты-то обходить, все равно они в центре лагеря нападают, – пробурчал Мазанов.

– А нам кого из переводчиков отрядишь? – спросила одновременно с ним Марта.

– Команды они и по-русски понимают, – сказал Смага.

– В случае необходимости можете использовать Василису, – решил Ростик. И тут же продолжил, повернувшись к тому месту, где должны были, по его представлению, находиться невидимки: – Бастен, каждую из групп во время обхода должен сопровождать кто-то из вас. Одного все время держите в палатке, иначе…

Он не договорил, но и так было понятно. Если потери от нападения боноков среди пурпурных вызывали ощущение бессильной ненависти, то гибель кого-нибудь из людей вообще окажется бедой, слишком тяжко отразится на дисциплине среди губисков. Вот и приходилось во время сна сторожить в этой палатке одному из аглоров. Впрочем, этот порядок установился уже так давно, что Ростик мог бы об этом и не вспоминать.

Бастен снял с головы капюшон своей нузы, он оказался совсем не там, где думал Ростик, а чуть ли не за его плечом. Лада невесело хихикнула. Бастен серьезно кивнул и тут же снова скрылся за плащом невидимости.

Смага с Изыльметьевым и Катериничевым изучали карты, разложенные на импровизированном столе Ростика, словно никогда прежде их не видели.

– Что-то ты тут новое намудрил, командир, – высказался наконец Катериничев.

Рост подошел к ним.

Василиса с Ладой и даже, кажется, с Зули-вара принялись деловито греть на огне что-то похожее на застывшую от жира фасолевую кашу, ухитрившись рядом привесить еще и котелок для липового чая. Впрочем, Зули в последнее время откровенно экспериментировала с травами, которые в сушеном виде тащили в своих повозках пурпурные, и иногда у нее получалось нечто, что пить было приятно. Хотя и не так часто, как хотелось бы.

Внезапно клапан палатки распахнулся, Ильич и Чвиря, которые прятались по привычке за Мартой, шарахнулись в разные стороны. Но вошли, довольно мирно вытянувшись, Манауш с какой-то странного вида габатой, чем-то неуловимо похожей на Марту, вернее, на то, что сейчас от морозов и плохого питания Чепенина собой представляла.

– Командир. – Видно было, что Манауш настроен решительно. Впрочем, с тех пор как он стал летать вторым пилотом у Изыльметьева, он научился держаться с людьми поуверенней. – Наши требуют ответа на простой вопрос. Почему нас всех не переправили на тот берег континента антигравами. – Он осмотрел всех и все-таки твердо закончил: – У нас же каждый десятый умеет летать, даже лучше ваших. Мы бы…

– Мы обсуждали эту проблему, – немного подбоченившись, как он частенько говорил с пурпурными, отозвался Смага, когда Василиса что-то прошептала ему на ухо, видимо, перевод вопроса. – Но, видишь ли, недостаток топлива…

– Ты бы познакомил меня с этой… женщиной, – попросил Ростик негромко, и Смага умолк, словно ему заткнули рот кляпом.

– Это Рола. – Манауш даже не оглянулся на свою спутницу, которая была на две головы выше его. – На кораблях она была главным технологом, кажется, так это может называться, по производству молдвуна. Она хотела спросить…

– С антигравами, – Рост помедлил, – все просто. Мы бы попробовали их вам доверить, если бы вы так глупо не восстали. – Этот вопрос действительно все время возникал в среде пурпурных, Рост слышал его уже не раз, хотя вот так, в лоб, его сформулировали впервые. – Кроме того, никто не ожидал, что мы напоремся на такое сопротивление в этих… степях. – Последнее слово Ростик произнес по-русски.

– Ты этого ожидал, – неожиданно проговорила Василиса.

– Я ожидал неизвестно чего… Но мне не поверили, и я сам себе не поверил. – Он оглянулся, понимая, насколько это слабое оправдание перед теми, кто потерял в походе родных, друзей или, что самое скверное, детей. – А сейчас уже поздно. Вывозить отсюда весь наш отряд, сам понимаешь, никто не станет. У нас есть только один выход – дотащиться до цели. И тогда, – он вдруг обрел уверенность, что имеет право сказать то, что хотел сказать, – тогда, я обещаю, последующие команды будут переправляться только по воздуху.

Манауш кивнул, видимо, соглашаясь.

– Тогда еще вот что, эта вот Рола, она просится слетать в Лагерь. Она лучше других может наладить там производство молдвуна и его подготовку для переброски сюда, тогда голод станет… терпимее. – Он снова окинул Ростика оценивающим взглядом. – Хотя, разумеется, для этого нужно, чтобы вы выделили пару антигравов, лучше грузовых, и достаточно топлива. А пилотов и гребцов мы уж найдем сами, среди своих.

– Я, – Ростику был неприятен этот разговор, тем более что по всему Манауш, этот боец и вполне обученный офицер, был совершенно прав, – и сам не знаю, заработали ли котлы в Лагере. Десяток раз собирался слетать посмотреть, что из этого вышло, но… не сумел.

– Когда это выяснится? – спросила Рола. Голос у нее неожиданно оказался грудным, словно медовое сопрано, ощутимо низковатым для габаты.

– Я этим займусь, – вдруг предложил Ростик. – Обязательно.

Внезапно где-то не слишком далеко от их командирской палатки послышался дикий, захлебывающийся крик.

– Опять на кого-то медуза напала, – уронил Катериничев.

Рола и Манауш переглянулись и тут же вылетели из палатки. Ростик только проводил их взглядом. Хотя и ему было важно знать – успели пурпурные отбить очередную жертву или нет. Но это можно было выяснить и позже, завтра, когда съеденных придется пересчитывать. Заниматься каждым отдельным случаем было труднее, почти невозможно.