— И все-таки вы были правы, ваше величество, — сказал Дент-Лаан. Но, судя по голосу, он и себя-то с трудом сумел в этом убедить.

Отряд спешился. Кроме четверых членов королевского семейного квадрата, в него вошли пожелавшие посетить родные места командир гвардии Ракши и его жена, оружейница Тилия. Семь остальных сороконогов несли, естественно, по двое, лучших воинов гвардии.

Оторвав взгляд от усыпанной останками бабочек каменной площади, король Лабастьер Шестой укоризненно посмотрел на своего друга и со-мужа.

— Не надо успокаивать меня, Лаан, — покачал он головой. — Ты ведь прекрасно помнишь, как процветало это селение до моего вмешательства в его жизнь, как по-своему счастливы были эти бабочки…

Сказав это, он двинулся через плошадь, ведя Умника под уздцы, с сидевшей на нем королевой Мариэль.

— Вот именно что «по-своему», — пробормотал Лаан.

Передней лапой сороконог коснулся высохшей оболочки гусеницы, та рассыпалась в прах, а король, увидев это, нахмурился еще сильнее.

— Это было ненастоящее счастье, мой господин, — продолжила его мысль Мариэль, разглядывая громадное пирамидальное строение на краю площади. — Помните ли вы бал в этом замке — доме правителя Дент-Маари?

— Еще бы, — откликнулся король. — Я прекрасно помню бал, помню самого Маари, помню слова и лица… Каждое слово.

Весь отряд медленно двигался через площадь, обходя скелеты бабочек, обряженные в истлевшее и иссушенное палящим солнцем тряпье, кое-где уже поросшие курган-травой.

— Лживые слова и лживые лица! — бросил Лаан.

— И я хотела сказать то же самое, — отозвалась Мариэль. — Даже тогда, когда мы еще не знали, что все они находятся во власти т'анга, мне казалось, что вокруг меня — марионетки, управляемые кем-то куклы, не имеющие собственной воли…

— Но я помню дочь Маари, красавицу Женьен, — покачал головой король. — Помню, как она поднялась высоко над крышами домов, а затем, сложив крылья, рухнула вниз… Разве можно совершить такое, не имея воли?

Он не мог не вспомнить и о том, что перед этим в порыве раскаяния просил Женьен стать его женой… Но говорить этого вслух Лабастьер не стал, сознавая, что королеве было бы не очень приятно узнать об этом.

— Мой король, — против обыкновения вмешался приблизившийся к ним и уловивший суть разговора Ракши, — позвольте и мне высказать свое мнение.

— Слушаю тебя, мой молчаливый друг.

— Мариэль права. Эти существа не были бабочками в полном смысле слова, так как они не имели свободы воли. И поступок той синеглазой девушки, которую я тоже прекрасно помню, лишь подтверждает это. Т'анг управлял ими при жизни, а издохнув, за те же ниточки уволок их за собой…

— Я надеялся, что не всех, — вздохнул король. — Я надеялся, что погибли только самые слабые и жизнь в этом селении восстановится…

— Там, где земля закована в камень, жизни быть не может, — заявил Лаан. — Не жалейте их, мой король. Если помните, мы, ваши тогдашние спутники, на себе испытали блаженный морок мокрицы-чародея. И даже сейчас, несмотря на время, если бы мне предложили отдать свою жизнь за еще одну порцию этих чар… Я не уверен, что смог бы устоять.

— Вы не преувеличиваете, друг мой? — с недоверием глянул на него король.

— Преувеличиваю, — признался Лаан. — Сейчас я, памятуя об ответственности за сына, конечно, отказался бы… Но потом всю жизнь жалел бы об этом.

Отряд добрался до противоположного края площади.

— Спасибо вам, друзья, за то, что вы стараетесь помочь мне не чувствовать себя виноватым… — сказал король. — И я склонен согласиться с вами. Но только потому, что, убивая т'анга, я не знал о его бесплодии и не знал о том, что это приведет к гибели всех жителей селения… Побуждения мои были благими. А если бы знал… Они никому не мешали. Да, несчастные были поражены его чарами, но никакого вреда это никому не приносило. И кто знает, как все обернулось бы, если бы я позволил событиям идти своим чередом.

— Все было бы точно так же! — уверенно заявил Лаан. — Рано или поздно т'анг издох бы, а с ним погибли бы и все его бабочки.

— Не факт, — возразил король. — Возможно, медленно угасая, он терял бы свою силу, и бабочки понемногу выходили бы из-под его влияния. Возможно также, смертельным для них стало именно то, что т'анг умер в тот самый момент, когда они были под воздействием его чар, а если бы это случилось в другое время…

— Но вы же сами сказали, что ничего этого не знали! — воскликнул Ракши.

Невесело усмехнувшись, Лабастьер Шестой обернулся к нему:

— Это лишь подтверждает то, что король не имеет права на скоропалительные решения. В особенности если результаты их необратимы.

— Мой король, — обратилась к нему супруга в диагонали Дипт-Фиам, которая до сих пор молча прислушивалась к разговору и внимательно осматривалась. — По-моему, мы убедились, что помогать тут некому… Кое-какие признаки заставляют меня считать, что многие из этих бабочек умерли не сразу после гибели т'анга, а позднее, от распространившегося в селении недуга. — Как и многие самки махаонов, Фиам была достаточно сведуща в вопросах медицины. — И опасность заразиться имеется до сих пор.

— Разложение плоти вызвало болезни, погубившие тех, кто остался… — мрачно откликнулся Лабастьер. — Раз вы считаете нужным, дорогая, мы не будем продолжать эстафету смерти и немедленно покинем это гиблое место. Ракши, прикажите всем занять свои места, и поспешим. До вечера отойдем отсюда как можно дальше, разобьем лагерь в травянистом лесу и заночуем. С тем чтобы днем, перебравшись через обрыв, быть в родном селении вашей жены.

Ракши отдал приказ, и гвардейцы вспорхнули в седла. Лабастьер Шестой обернулся к его сороконогу, нашел глазами Тилию и сказал ей:

— Посмотрим, посмотрим, правильно ли истолковал ваш дядюшка послабления в законе по поводу сложных приспособлений…

Та, озорно улыбнувшись, бросила в ответ:

— Я уверена, что правильно. Вот только не уверена одинаково ли мы с вами понимаем это слово.

— Если бы не моя личная симпатия, я счел бы этот ответ за дерзость, — покачав головой, усмехнулся Лабастьер и двинулся вперед.

Отряд был готов к предстоящему спуску с крутого обрыва, и тот прошел без сучка без задоринки. А вот встреча, которую устроил королю Дент-Пиррон, не походила ни на что виденное им ранее и, если бы не явный комизм, наверное, не на шутку рассердила бы его. Уже издали отряд заметил на горизонте облако, которое при ближайшем рассмотрении оказалось толпой снующих в воздухе бабочек. Очень медленно, медленнее пешехода, перемещалось это облако навстречу монаршему отряду, и если бы тот значительно быстрее не двигался сам, воссоединились бы они дня через два.

Когда же наконец расстояние сократилось настолько, что облако перестало восприниматься монолитным и стало возможным рассмотреть каждую отдельную бабочку, все прояснилось. В центре этого клубка, размахивая крыльями, висел прицепленный флуоновой нитью к огромному желтому воздушному пузырю толстяк Дент-Пиррон в своем фамильном серебристо-золотисто-полосатом одеянии.

Снующие вокруг него бабочки то подталкивали вперед пузырь, то тянули самого Пиррона за руки и за ноги, то с хохотом отлетали в сторону, уступая место другим.

Лабастьер Шестой нахмурился. Самым естественным ему виделось все же разгневаться. Такое впечатление, что Пиррон специально избрал для встречи с ним способ на грани фола. Ведь еще во время их знакомства они обсуждали «летательный пузырь» как запретное изобретение. С другой стороны, толстяк был королю глубоко симпатичен, и Лабастьер надеялся, что тот сумеет как-то разумно обосновать свое поведение.

— Мой король! — понимая щекотливость ситуации, заговорила Тилия. — Я уверена, дядюшка лишь желал выказать вам должное почтение. Ведь этикет предписывает навстречу особо важным гостям лететь, расправив крылья. Подняться на крыльях Пиррон не может, последний же ваш меморандум «О приспособлениях и изобретениях» делает воздушные пузыри абсолютно дозволенными.

— Из чего это следует? — саркастически осведомился король.

— Цитирую, — отозвалась Тилия. — «Дозволенными считаются приспособления, имеющие в своей конструкции не более трех движущихся относительно друг друга деталей…» Летательный пузырь не содержит в своей конструкции и двух движущихся относительно друг друга деталей…

— Но отдельным параграфом в меморандуме сказано: «К недозволенным относятся и те приспособления, которые используют необычные качества материалов, не встречающиеся свободно в окружающей природе»!

— Ваше величество! — запальчиво вскричала Тилия. — Это один из самых спорных тезисов вашего меморандума, и мы, ваши верные подданные, головы сломали, толкуя его! Все мы прекрасно знакомы со способностью к полету шар-птиц и птиц-пузырей, повсеместно встречающихся в природе Безмятежной. Так можно ли считать способность наполняющего их газа поднимать предметы необычной, а тем паче «не встречающейся свободно в окружающей природе»?

— Это казуистика, и вы сами это знаете.

— О нет! Это королевский закон, по которому ваши подданные строят свою жизнь! И если он позволяет им некоторые свободы, пользующиеся этим подданные ничуть не виноваты!

— Вы будете учить меня писать законы?

— Мой король!..

— Ладно, — остановил ее Лабастьер, так как они уже приблизились к Пиррону настолько, что тот мог их услышать. — Я принял к сведению ваше мнение, посмотрим, что обо всем этом думает сам толстяк.

— Король! Король! — закричал Пиррон еще издалека. — Как я скучал! Как я счастлив! Туш, болваны, туш! — С этими словами Дент-Пиррон быстрым движением обрезал или отвязал державшую его нить и довольно опасно грохнулся на розовый мох одновременно с тем, как желтый пузырь стремительно ушел в голубое небо. Оставшиеся порхать над землей музыканты грянули туш. Музыка звучала отвратительно нестройно и визгливо.

— В чем дело, Пиррон?! — вскричал Лабастьер. — Я ведь еще в прошлую нашу встречу разрешил вашим музыкантам репетировать сколько угодно. Отчего же они играют все так же омерзительно?

— Очень просто! — воскликнул толстяк, резво вскакивая на ноги. Сорвав с лысины такой же желтый, как шар, берет, он утер им раскрасневшуюся потную физиономию. — Я приказал им на этот раз встречать вас, как и подобает, в воздухе. А играть на лету — это, знаете ли, особое искусство, и в этом они пока не преуспели…

— Так пусть спускаются вниз или пусть смолкнут, — велел король.

— А вы бы что предпочли, мой король? — спросил Пиррон с таким искренним интересом в голосе, что Лабастьер не удержался от улыбки. Захихикали и окружившие их жители селения.

— Я бы предпочел тишину.

— Отлично! — воскликнул толстяк. — Эй, олухи! Вы слышали, что сказал король? Тишина! — Оркестр умолк, и Пиррон продолжил распекать музыкантов: — Убирайтесь с глаз моих долой! И чтобы сегодня на балу в честь нашего дорогого короля не было ни единой фальшивой ноты! Ясно? Или я раз и навсегда отберу у вас инструменты! — Пиррон обернулся к Лабастьеру: — Ваше величество, вы позволите мне несколько отвлечься от общения с вами и обнять мою любимую племянницу…

— …Единомышленницу и агента при дворе, — закончил тот за него. Дент-Пиррон протестующе замахал руками и хотел что-то возразить, но король опередил его: — Давайте, давайте, обнимайтесь. О ваших семейных происках поговорим потом.

Тилия выпорхнула из седла сороконога из-за сидящего впереди Ракши и, приземлившись перед дядюшкой, кинулась в его объятия. Ракши же тронул повод и, поравнявшись с королем, тихо сказал:

— Ваше величество, я не могу оставаться равнодушным, видя, что моя жена попала в вашу немилость…

— Оставь, — махнул рукой Лабастьер. — Ты ведь знаешь, я люблю Тилию как родную сестру. Но, мне кажется, пришло время кое-что уточнить в наших принципиальных позициях. И сделать это, по-моему, наиболее уместно именно сейчас.

— Девочка моя, — тем временем причитал Пиррон, сжимая синеглазую самку в объятиях, — чем это мы так досадили нашему возлюбленному королю? Впрочем, можешь не объяснять, — сказал он, отстраняясь. — Я прекрасно понимаю, в чем дело. Проклятие изобретательства, нависшее над вверенным мне селением, оно не может не настораживать верховную власть… Но я борюсь с этим пороком, борюсь всеми силами… — Говоря это, Пиррон уже отпустил племянницу и повернулся к Лабастьеру. — Каково же бывает мое удивление, когда королевские глашатаи вновь и вновь приносят мне высочайшие указы значительно более мягкие, чем мои собственные внутренние установки…

— Пиррон, — сказал Лабастьер, спрыгнув с сороконога, — бросьте ломать комедию. Вам ли не знать, что эти указы — плоды неустанных трудов вашей племянницы? Мне не в чем ее винить, она умеет обосновывать и доказывать, и все эти указы, как последней инстанцией, подписаны мною. И все же… Давайте так. Сейчас вы подробнейшим образом, ничего не скрывая, отчитаетесь передо мной во всем, что тут у вас в мое отсутствие наизобретали, а потом мы все вместе выработаем дальнейшую линию поведения в этом вопросе.

— Отличный план! — воскликнул Пиррон. — Я всецело с ним согласен! Но, ваше величество, не забывайте: сегодня вечером бал в вашу честь, и нам… э-э-э… Мне… придется прервать… э-э…

— Что вы мямлите?! Нам придется прервать обсуждение?

— Э-э… Нет, мой король. Мне придется прервать мой отчет…

— Да что вы мелете! Сейчас почти утро. У нас впереди целый день!

— Да-да… Но на мою беду в этом селении полно талантов…

И все-таки им хватило времени до вечера. Король и его приближенные собрались в помещении на первом этаже дома Пиррона, и несколько часов подряд тот демонстрировал им модели, чертежи или готовые экземпляры различных приспособлений и устройств. Когда Пиррон закончил, король сказал:

— Я надеюсь, все это лишь экспонаты вашей коллекции? Или ваши бабочки уже пользуются всем этим в быту?

— Ни в коем случае! Ну-у разве что кое-какие строительные инструменты…

— Я ничего не имею против строительных приспособлений. Но меня настораживает все, что касается оружия, транспорта и связи.

— А мне очень понравилась вот эта штуковина, с помощью которой можно опускаться под воду, не замочив крылья! — воскликнул Лаан.

— А мне — машина для создания ветра, — призналась Мариэль, — в замке бывает так душно…

— Друзья, — сказал король, — мне тоже многое понравилось, а еще более я восхищен остротой ума бабочек, придумавших все это… Но я должен кое-что объяснить вам. Думаю, всем вам известно, что после рождения наследника я стал обладателем некоторых новых знаний… — Сказано это было прежде всего для Пиррона, и тот не замедлил откликнуться:

— О да, мой король! Каждый житель Безмятежной знает об этом благословении королевской семьи…

— Благословение это или проклятие — вопрос сложный. Но факт остается фактом. В числе прочего я узнал и то, что раньше было тайной, теперь же я могу открыто говорить об этом. С самого начала колонизации Безмятежной нашими предками далеко в космосе у них оставался враг. Могущественный враг. Одна из причин того, что наши предки завещали нам чураться техники, состоит как раз в том, что они хотели спрятать, уберечь нас от его преследования. Бабочек, живущих в гармонии с природой, не строящих больших городов, не летающих в космос и не пользующихся дистанционными средствами связи, обнаружить сложно… Так вот. С недавних пор этот враг повержен. Пиррон, вы, я думаю, заметили новую звезду, вспыхнувшую в нашем небе?

— О да, ваше величество! Глашатаи передали, что она названа вами Гелиос…

— Именно там находился наш враг, и там его больше нет.

— Так в чем же тогда дело, ваше величество?! — воскликнул Пиррон. — Раз так, нужно отменить все ограничения и запреты! Изобретения сделают жизнь бабочек Безмятежной комфортнее, полнее и интереснее!

— Я рассказал лишь о главной причине, но она отнюдь не единственная. Другой важной причиной недоверия наших предков к технике является то, что именно она привела к гибели все прежние цивилизации бабочек, а еще раньше — цивилизацию бескрылых гигантов.

— Вы верите в эти сказки?! — брякнул Пиррон и тут же смущенно потупился.

— Мне не надо верить или не верить в них, я знаю это точно. Абсолютно все, что вы напридумывали здесь, когда-то уже существовало. Все ваши приспособления — капля в море той техники и тех технологий, которыми владели когда-то бескрылые, а затем и бабочки, — в том, другом, враждебном нам мире… Они строили подводные города, они летали в космос на гигантских космических кораблях, они управляли климатом и зажигали искусственные светила… Но если мы пойдем их путем, нас ждет та же гибельная участь, что и их. А потому, — Лабастьер поднялся, — попрошу вас передать Тилии все материалы, с которыми вы нас сейчас ознакомили, и дожидаться моего личного решения по поводу каждого отдельного пункта. И до моего специального распоряжения всяческую подобную деятельность прекратить полностью. Это приказ, и обсуждению он не подлежит. Вам все понятно, Пиррон?

— Понятно, — вздохнул тот, нервно помахивая крыльями, — что ж тут непонятного…

— А теперь — бал? — спросил король.

— Бал, — сокрушенно подтвердил Дент-Пиррон.