– Откройте, – кивнул мне Годи, я послушался и через минуту провел в гостиную ту самую девушку – Вику – и ее спутника. Годи вышел из кабинета навстречу им.

– Вы готовы? – спросил он так, словно они давно договорились о встрече (а может быть так оно и было?). Гости сначала удивленно уставились на него, но вскоре как будто бы что-то поняли. Закусив губу, Вика дважды кивнула головой.

– И вы идете на это добровольно?

– Да, – ответил мужчина за обоих.

– И вы никогда не обвините меня в том, что я принудил…

– Глупости, – перебил его мужчина

– Что ж, следуйте за мной. – И Годи отворил дверь кабинета.

Гигантский алмаз в узорной платиновой оправе стоял на столике посередине.

– Присаживайтесь, – указал Годи на плетеные стулья, и гости послушались.

– А деньги?.. – начал было мужчина (кажется, его звать Виктор), но Годи сразу же остановил его:

– Уж простите за банальную сентиментальность, но любовь действительно не продается и не покупается. И обратный процесс также должен протекать без налета корысти. Это – одно из обязательных условий чистоты эксперимента. Видите ли, ваше желание можно было бы исполнить и простым, так сказать, «бытовым» способом – немного гипноза, немного нелицеприятных сведений о партнере, о его побуждениях… Я мог бы заставить вас даже забыть имена друг друга. Но лично меня интересует СИНТЕЗ, чистый синтез. – Годи несло. Если уж он начал говорить, остановить его трудно. – Я учусь создавать чувства. А для начала – создавать их отсутствие, как бы не звучало это нелепо…

Я внимательно вглядывался в их лица. Сочетание растерянности и решимости. Мужчина, услышав слова «создавать их отсутствие», положил ладонь на руку девушке. Она не убрала руку и даже улыбнулась ему, но я видел, что улыбка эта далась ей непросто. А Годи все говорил:

– Представьте: мне нужно создать зернышко пшеницы. Можно, конечно, его купить, но моя задача – именно СОЗДАТЬ. Однако и в этом случае есть два варианта: первый – вырастить, сколько угодно; но это путь крестьянина, на самом деле зернышко создает не он а природа, он лишь отслеживает его рост, обеспечивает условия. А вот второй путь – путь истины: сотворить из ничего…

Мужчина нетерпеливо перебил его:

– Простите, но ваши мотивы нас совершенно не волнуют. Вы можете это сделать? Вы будете это делать?

– Да-да, – осекся Годи. – Смотрите на кристалл и не отрывайте от него взгляд, что бы ни случилось. – Затем он обратился ко мне (я стоял на пороге кабинета): – Войдите и закройте за собой дверь.

Я послушался, а он добавил:

– И свет потушите.

Кабинет погрузился во тьму, и Годи тихо сказал:

– Не отрывайте глаз от того места, где только что видели кристалл. И молчите.

Тягостная тишина после этих его слов стояла минуты четыре, а затем раздались негромкие слова заклинания. Полная белиберда, но в той обстановке эти звуки казались внушительными и наполненными если не смысла, то, во всяком случае, силы. Я точно запомнил первую фразу, так как она рефреном повторялась несколько раз: «Шомба-шомба авилла йомба, жави-рави авилла ромба…» Говорил он долго, и минут через двадцать я заметил, как во тьме начало угадываться какое-то неяркое свечение. Точнее – два чуть мерцающих пятна. Они становились все отчетливее, и стало заметно, что они переливаются легкими оттенками разных цветов – светло-розовый, чуть зеленоватый, бело-голубой… Свечение набирало силу, и уже было видно, что это – как бы разноцветные оболочки вокруг голов девушки и мужчины.

Годи бормотал все громче и громче, радужные волны сфер-пузырей становились все ярче и насыщеннее, вращаясь вокруг голов все стремительнее. А волосы их шевелились, будто от ветра, и в них с потрескиванием роились искры, словно бы электрические, но тоже – разноцветные.

В комнате уже настолько посветлело, что я смог разглядеть и Годи. Он произносил свои нелепые слова, наложив на лицо узловатые кисти рук с растопыренными пальцами.

Радужное вращение приняло бешеный темп, но цвета, вопреки законам физики, не смешались, превращаясь в белый, а, несмотря ни на что, существовали раздельно.

И в тот миг, когда я услышал, как заклекотал и заскребся в дверь за моей спиной Джино, прямо из глаз девушки и мужчины брызнули в кристалл пучки тоненьких ярких, словно лазерные, но не прямых, а ломаных нитей. Цвета их быстро менялись, и всполохи синего, зеленого, красного пламени мигали теперь прямо внутри кристалла. И очень быстро свечение вокруг голов потускнело, как бы перетекая по этим нитям в алмаз, а вскоре сиял один он – до боли в глазах интенсивно и удивительно красиво.

Годи нагнулся и вынул из-под столика предмет, которого раньше я не видел никогда – что-то вроде отражателя прожектора или чаши, зеркальной внутри – и установил его на столике. Затем осторожно взял сияющий сумасшедшим светом камень и положил его внутрь этого приспособления. Сделав это, он отступил на шаг и, вновь наложив руки на лицо, опять быстро и неразборчиво забормотал.

И почти сразу раздался страшный, оглушающий треск, столб света молнией ударил из камня в потолок и, одновременно с тем, как потемнело в комнате, ярко полыхнуло за окном.

И наступила тьма.

Тьма и ватная тишина.

… – Включите свет, – голос Годи был еле слышен.

Я нажал на кнопку. Тускло и неприятно замерцала лампа. Отчего-то тревожно защемило сердце. Я глянул на потолок, ожидая увидеть там большое обугленное отверстие. Но он был абсолютно цел и чист. Я посмотрел на Годи. Он потемнел и словно бы высох. Лицо – изможденная маска. И в то же время взгляд его горел торжеством.

А Вика и Виктор посмотрели друг на друга… И одновременно отвели глаза. Мужчина встал первым:

– Спасибо, – кивнул он Годи. – У вас получилось.

– Не за что, не за что, – усмехнулся тот.

Все вместе мы прошли в гостиную.

– Я провожу тебя (?), – полувопросительно произнес мужчина, обращаясь к Вике.

– Не стоит, – ответила она.

– Я провожу тебя, – упрямо повторил он.

– Нет, – раздраженно сказала она, – НЕТ.

– Как знаешь, – произнес он, – мне показалось, с облегчением.

И, попрощавшись с нами, они двинулись вниз по лестнице.

Я закрыл дверь и обернулся к Годи. Он зябко потер ладони и, дружески улыбаясь, обратился ко мне:

– Каково, сударь?! Поздравьте!

А я понял, что очень, очень хочу его убить.