Вечерело, когда они добрались до Льгова. Зарайский специально поехал на ночь глядя. Днем тракториста Малахова искать можно только в поле, а это неудобно и хлопотно. Да и Шайтана легче найти вечером. А если не захочется ехать назад по темноте, переночевать в деревне — не проблема.

Белка не считала себя опытным водителем и была рада пустить за руль Олега. По дороге не раз и не два возникала у нее иллюзия, что никакой это не Олег сидит рядом, и не к, бандитам они едут кошмары всякие распутывать, а просто вдвоем с Михой к себе в деревню огород копать. И, глядя на знакомые пейзажи за окном, несколько раз Белка начинала плакать. Зарайский видел, но утешать не пытался. Отвлечь разговором — да, а утешать… Чем тут утешишь?

Он съехал с дороги и поставил машину за кустами. Метров двести до автобусной остановки прошли пешком.

— Стоп, — вдруг решил Зарайский. — Не надо тебе туда ходить. Лучше было остаться в машине. А впрочем, еще лучше — посиди на остановке. Примерно через… — он поглядел на часы, — через сорок минут пойдет последний автобус. С понтом ты его ждешь.

— Ты так хорошо изучил местное расписание?

— Я репортер уголовной хроники, — с гордостью заявил Зарайский, — а это уже наполовину сыщик. Так посидишь, ладно? Надеюсь, я недолго. А к Шайтану, разумеется, вместе пойдем.

Белка кивнула. Закуталась поплотнее в куртку, присела на жесткий, неудобный каркас, оставшийся от скамеечки, и сквозь проржавевшую в стальном листе дырку долго смотрела на Олега, уверенно шагавшего в сторону ближайших домов.

К Шайтану ехать не пришлось. Он вышел из калитки малаховского дома навстречу Олегу.

— Ну, привет, журналист. Садись, поговорим. Олег огляделся. Между штакетником и недавно оставленным трактором, от которого еще исходил теплый запах солярки и масла, возвышалась груда напиленных и пока не поколотых чурбаков. Зарайский подкатил к себе ногой массивную березовую колоду, поставил на попа и присел. Шайтан сделал то же самое.

— У тебя диктофон есть с собой, журналист?

Олег задумался на секунду, тут же понял, что врать бесполезно, и ответил:

— Натурально. Но я его не включал.

— Так доставай и включай, — распорядился Шайтан. — Буду показания давать.

Еще не поняв точно, не шутка ли это, Олег вынул из сумки любимый миниатюрный «Панасоник» и подумал:

«Ну, отнимет — и черт с ним. Невелика потеря. Пятьдесят долларов он стоит».

— Включил? — поинтересовался Шайтан. — Я начинаю.

Теперь, когда стало ясно, что действительно придется записывать разговор, Олег для удобства и для конспирации — все-таки сидят они посреди улицы — бросил диктофон в сумку и переключил его на выносной микрофон, закрепленный под воротником куртки.

— Малахова не ищи. Нету его больше, — спокойно, по-деловому сообщил Шайтан. — Все, что знал тракторист, — вот здесь. — Он протянул Олегу пачку «Мальборо». Пачка была тяжелой, словно ее набили мокрыми сигаретами. — Это такая же игрушка, как у тебя, только разгром меньше. Многовато знал этот тракторист. Ну да Бог с ним. На кассете не только признания Малахова. Там есть еще и признания другого человека. Очень известного. Твоей газете любопытно будет. Домой приедешь — послушаешь. Но больше — никому. Ты понял? Никому. Пока я сигнал не дам. Сделаешь по-своему, журналист, — сам понимаешь, я сразу узнаю. Лучше не экспериментируй. И еще. Если меня убьют, все это должно как можно скорее попасть в газеты… Впрочем, не мне тебя учить, журналист. Ты все понял?

Зарайский сумел лишь кивнуть — так он был ошарашен новым поворотом событий.

— Ну а теперь у нас есть несколько минут. Можешь задавать вопросы.

Олег растерялся. О чем спросить, о чем? Эх, если б сначала послушать, а потом разговаривать! Но так не бывает, это понятно…

— На этой кассете я найду ответ, кто и кого убил в этих краях девятнадцатого августа?

— Грамотно спрашиваешь, журналист, конкретно, — удивился Шайтан. — Полный ответ будет, если соединить то, что знаю я, с тем, что знают менты и гэбисты. Но из моей информации четко следует, что убили не здесь, не девятнадцатого и не того, чье убийство расследуют. И еще. Кассету послушать, может, и не доведется — всяко бывает, — так ты запомни главное: труп, который здесь нашли, — дело рук Золтана. Привезли его сюда гэбисты, а руководит всем этим делом Альберт Ларионов.

Зарайский поморщился. Фамилия Ларионова вогнала его в тоску. Это раньше было бы забавно услышать ее в подобном контексте, когда пошла мода на обвинения в коррупции всех подряд. В связях с мафией подозревали и Лужкова, и Шумейко, и Лобова. Теперь о таком уже никто читать не хочет. Ну что ж, Шайтан, послушаем твои кассеты, подождем сигнала…

С шоссе свернул старенький «газон», крытый брезентом, и двинулся по проселку в их направлении. Зарайский автоматически отметил, что ехал он с другой стороны, значит, Белку на остановке водитель не видел. Это могло быть важно, тем более что Шайтан как-то слишком пристально следил за грузовиком.

Потом бандит неожиданно свистнул громко и коротко. Из-за угла вынырнул здоровенный детина, и Шайтан распорядился:

— Шкаф, поди глянь, кого это несет.

Шкаф пошел, тормознул машину метрах в пятидесяти от них, перемолвился с водилой, обошел фургон вокруг, очевидно, даже слазил в кузов. Наконец еще издалека показал шефу жестом: все в порядке. И не торопясь, вразвалочку двинулся обратно. Машина меж тем развернулась и стала медленно подавать задом к сваленным кучей чурбакам. Шайтан встал и громко спросил:

— Кто это?

— Местные, — сказал Шкаф. — За дровами приехали.

И вдруг с неожиданным для своего веса проворством метнулся влево, к дому.

Шайтан и Зарайский невольно повернули головы в противоположную сторону. Но было поздно. Из фургона ударили две или три очереди сразу. Потом подошел Шкаф и, аккуратно приставляя пистолет, выстрелил в голову каждому. Оружие тут же бросил.

Белка наблюдала за этой сценой, припав глазом к отверстию с рваными краями, и, судорожно ломая ногти, обколупывала последнюю краску с обшарпанной железной стены. В сгущающихся сумерках с каждой минутой становилось все хуже видно, но она все-таки разглядела, как верзила после контрольных выстрелов пошел к машине и тоже был сражен автоматной очередью. После чего грузовик быстро развернулся и стал выезжать на асфальт. В деревне отчаянно лаяли собаки, громко и тоскливо замычала корова, но ни один человек не вышел на улицу.

Фургон свернул в ее сторону, и в первый момент Белке захотелось бежать, бежать, петляя, как заяц. Но то ли она успела сообразить, то ли просто страх парализовал волю, во всяком случае, она лишь забилась в угол, вжалась в железную стенку остановки и замерла. Грузовик взревел за ее спиной и, затихая, скрылся за поворотом.

Выскочив из своего укрытия, Белка ринулась туда, где лежали Олег и двое других. Зачем? Она не знала. У нее отчаянно кружилась голова, и на каких-нибудь ста пятидесяти метрах она дважды падала. Здесь не осталось живых.

Что она хочет сделать? Здесь никому нельзя помочь. Она хочет, пока ее застанут возле трупов? Нет! У Олега был диктофон. Он мог что-то записать. Он мог записать все вплоть до выстрелов. Какие силы, какие знания, какой опыт двигали ею в те минуты? По натянувшемуся проводку Белка догадалась, что диктофон лежит в сумке, вытащила, взглянула, пленка еще крутилась, выдернула из воротника микрофон, куртка была в крови, сумка была в крови, руки ее тоже сделались липкими, надо брать всю сумку, мало ли что там, милиции все это ни к чему… И еще — пистолет. Ба, да здесь два пистолета! Ага… вот из этого стрелял громила, убитый последним, а этот был в руке у второго, и он, похоже, выстрелить не успел — такой пистолет гораздо лучше. Белка швырнула в сумку пистолет Шайтана и, не оглядываясь, бегом, скачками понеслась к своей машине.

Она долго не могла повернуть ключ в замке зажигания, собственно, поначалу она не могла его вставить в замок — так тряслись руки. Она выкурила подряд две сигареты, доехала до ближайшей речушки, вымыла руки, протерла от крови все, что было испачкано в машине, выбросила Олегову сумку, вынув из нее нужное, еще раз вымыла руки, потом вернулась в машину, села за руль и вдруг в одно мгновение поняла, что нужно делать. Может, было еще не поздно. Вряд ли в этих краях так быстро приезжает милиция. Скорее всего ее еще даже не вызвали.

Страшно, ох как страшно ехать назад! Но уезжать в Москву — просто губительно. Она остановила машину точно в том же месте, где пару часов назад ставил ее Олег, тщательно протерла сухой тряпкой баранку, ручку двери и ручку скоростей. Велико было искушение оставить ключи в замке зажигания — вот такой рассеянный великий журналист! — но в деревне Льгово точно вымерли все, и стоило использовать шанс, стоило… Белка стиснула зубы и пошла.

Раньше она бы никогда не поверила, что способна на такое — расстегнуть «молнию» на кармане промокшей от крови куртки и бросить туда ключи. Она плохо помнила, как вышла на дорогу и долгие девять километров шагала в кромешной темноте, чтобы, выйдя на Старицкое шоссе, ловить редкие ночные машины, рискуя попасть в еще более страшную историю. Только ей уже было все равно. Она обязана приехать в Москву еще ночью и ради этого готова отдать все взятые с собой деньги — триста долларов и какие-то мелкие тыщи. А если и это не поможет, Белка будет стрелять…

Стрелять не пришлось. И вполне хватило сотни долларов, чтобы в пятом часу утра переступить порог своей квартиры.