* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
...У большинства пострадавших сохраняется иллюзия возможности произвольных движений отсутствующей конечности, но попытка осуществить движение может вызвать резкую боль.
БМЭ, т. 26
— Долбаный туман! — процедил Сержант, вглядываясь в плотные белые клубы за лобовым стеклом.
Машина медленно двигалась по неширокой асфальтовой дороге, усаженной пирамидальными тополями. Антон сидел на заднем сиденье, положив руку на собранный им прибор. И блоки, и питание были вмонтированы в корпус старого телевизора. На боках машины пестрели наклейки частной телемастерской — эту маскировку придумали в ЭКОПОЛе.
Толком опробовать устройство Антон не успел и поэтому сейчас заметно нервничал. Все получилось неожиданно. Неделя тянулась, как обычно: занятия, упражнения, обеды и ужины, минуты отдыха. А сегодня — в шесть утра! — в домик завалился Сергеев и с порога заорал, чтобы все быстро вставали и собирались.
Машина уже стояла у ворот. Был еще зеленый шестиместный микроавтобус с затемненными стеклами. Антон застал момент, когда туда залезали Обжора с Гоблином. У обоих на ремнях висели металлические коробки и шланги — похоже, портативные дыхательные аппараты. Гоблин держал в руках длинный металлический футляр необычной формы. Антон сразу понял, что это снайперская винтовка, запрятанная в металл, чтобы обмануть локаторы и распознаватели оружия...
— ...Ни черта не видно, — продолжал шипеть Сержант. — Не могу в тумане ничего понять — ну что поделаешь?
— Время еще есть? — поинтересовался Антон.
— Да в том и дело, что почти нет. Через десять минут мы должны быть на месте. Улица Прохладная, дом 26...
— Ничего. Если сказали, через десять, значит, можно и через пятнадцать.
Впрочем, Антон нервничал не меньше Сержанта. У каждого была своя причина для беспокойства.
— Смотри! — вдруг воскликнул он. — Это, кажется... Кажется, наши!
И действительно, впереди на обочине стоял зеленый микроавтобус. Сержант недовольно хмыкнул и остановил машину рядом.
— Вы еще не на месте?! — изумился выглянувший из окна Самурай.
— Да где оно — это место? — со злостью выпалил Сержант. — Уже все тут изъездили...
— Черт тебя возьми! — прошипел Самурай. — Быстро ко мне, сейчас я тебе нарисую.
Антон не выдержал и тоже вылез из кабины. Пройдясь взад-вперед, он заглянул за автобус и увидел, что Гоблин под прикрытием распахнутой боковой двери спускается в люк на дороге. Его лицо закрывала маска дыхательного аппарата. Сверху навис Обжора, готовясь подать винтовку.
— Поехали! — крикнул наконец Сержант. — Давай скорей...
Туман, кажется, начал редеть. Теперь по краям дороги были видны не только деревья и заборы, но и очертания домов, и даже спутниковые антенны на крышах. Сержант шевелил губами, считая повороты.
— Вот она! — сказал он. — Улица Прохладная. Смотри номера домов.
Антон начал вертеть головой. Улица уходила вперед призрачным светлым тоннелем. Как назло, возле домов было много зелени и большие ветки закрывали таблички с номерами.
Далеко впереди проступили две темные фигуры, неторопливо шагающие прямо по проезжей части. Они казались какими-то слишком одинаковыми, и через минуту Антон понял, что на обоих прохожих одинаковая одежда. Это был милицейский патруль, который выполнял свою обычную работу, невзирая на ранний час и туман.
Сержант затаил дыхание и проехал мимо, стараясь, чтоб машина двигалась как можно спокойнее.
— На нас смотрят, — пробормотал он, взглянув в зеркало заднего вида. — Пасут... Да не оборачивайся ты!
— Подожди-ка... — сказал Антон. — Кажется, вон тот дом.
— Где? Нет, это сорок шестой. Нам дальше.
— Нет, нам не дальше, — внезапно сообразил Антон. — Нам, кажется, обратно. Слушай, мы проехали тот дом.
Сержант со злостью сплюнул под ноги, но ничего не сказал, а развернул машину и поехал обратно. .Патрульные посмотрели на них теперь уже с видимым интересом.
Антон постепенно начал узнавать местность, которую до этого изучал по видеозаписи.
— Вон наш домик, — с облегчением вздохнул Сержант. — Еще чуточку... Теперь пора...
Он тронул невидимый рычаг, под днищем что-то грохнуло, и машина остановилась, резко качнувшись вперед.
— Если что — с ментами не спорь, — предупредил Сержант, открывая дверцу. — Я сам.
Он вылез из кабины и распахнул капот. Антон знал, что поломка подстроена заранее. Сержант с самого начала опасался, как бы «устройство» не сработало раньше времени.
У Антона теперь была своя конкретная задача — смотреть на дорогу и ждать, когда появится и остановится перед воротами та самая иностранная машина. А может, и не та самая. Он придвинул телевизор поближе и для уверенности потрогал пальцем клавишу. Вокруг было тихо, если не считать робкого чириканья утренних птиц.
Никаких машин пока видно не было, зато сзади спокойно и неторопливо приближались патрульные милиционеры. Антон быстро стер пот со лба. Нужно придать себе безразличный вид, но он боялся, что выйдет ненатурально.
Патрульные подошли. Сержант держал себя безукоризненно. Опущенное стекло позволяло Антону слышать разговор.
— Что случилось? — поинтересовался молодой лейтенант с густыми пепельными бровями под козырьком фуражки.
— Да вот... — Сержант произнес длинную и замысловатую фразу, которую Антон совершенно не понял — он не разбирался в устройстве автомобилей.
— Что вы здесь делаете?
— Как что? Ремонтируюсь!
— Нет, я спрашиваю, для чего вы сюда заехали?
— А-а... Телевизор везем с ремонта.
— Документы, пожалуйста.
Документы у Сержанта имелись — как и у Антона. Об этом начальство позаботилось заранее.
— Кому везете телевизор?
— Адрес... Сейчас... — Сержант полез в карман за блокнотом. — Улица Вилонова.
— Здесь такой нет.
— А нам сказали — сюда ехать...
И вдруг далеко впереди, в самом конце улицы, блеснули желтые пятнышки противотуманных фар. У Антона предательски затряслись кончики пальцев.
— Кончайте с ремонтом скорей и уезжайте отсюда, — приказал лейтенант. — Иначе вызовем эвакуатор. Здесь нельзя кататься без дела.
...Это была та самая машина. Длинная черная иномарка, сверкающая лаком и зеркальными стеклами. Патрульные собирались уходить, и Антон молился, чтоб они веселее переступали ногами — иномарка быстро приближалась.
Но тут один из них, долговязый рыжий ефрейтор, вдруг увидел телевизор. Он даже наклонился и просунул голову в салон.
— Ты мастер, да? Слушай, а у меня на даче точно такой же старый телевизор стоит. Вроде хороший, но как включу — по экрану мелкая рябь идет, знаешь?
Иномарка с каждой секундой приближалась. Антон почувствовал, что задрожали не только пальцы, но и колени. «Иди отсюда, иди!..» — мысленно взывал он.
— Не знаю, — быстро сказал он. — Смотреть надо.
Сержант предупреждающе посмотрел сквозь лобовое стекло.
— Причем, знаешь, чувствую, что какой-то пустяк, — продолжал ефрейтор. — А чинить сам не умею. Может, подскажешь, что там может быть?
Иномарка притормозила и плавно свернула к дому.
— Не знаю, — пробормотал Антон. — Наверно, кнопка заедает.
— Кнопка? — удивился милиционер. — Какая?
Ворота дрогнули — и поползли в сторону.
— Вот эта! — Антон изо всех сил ткнул пальцем в заветную клавишу.
И в ту же секунду его оглушил противный свист — радиостанция ефрейтора поймала импульс. Милиционер поморщился и убрал громкость. Он не догадывался, что между помехами и старым телевизором есть какая-то связь.
— Ну так что?
Сержант захлопнул капот и вернулся в кабину.
— Все, мы поехали, — сообщил он лейтенанту. Антон беспомощно пожал плечами и нашел в себе силы посмотреть ефрейтору в глаза.
— Разбираться надо, — сказал он. — Все телевизоры ведь разные.
— Ну ладно, — ефрейтор махнул рукой.
Машина тронулась. Антон моментально переключил внимание на ворота. Они застряли, не открывшись и наполовину. Аппаратура не подвела, хоть и была собрана «на коленках».
— Спокойно, — цедил Сержант, разгоняя машину. — Спокойно... Только спокойно....
Антон не выдержал и обернулся. Из иномарки вылезали люди. Среди них выделялся один — седоволосый, невысокий, но очень плечистый, одетый в летний плащ из сверхтонкой кожи. Он, похоже, был самым главным. Остальные тоже оказались мощными, солидными, широкоплечими, но манерами смахивали на телохранителей. Двое стояли, озираясь по сторонам, еще один вытаскивал из машины сумки и чемоданы. Похоже, вся компания возвращалась с вокзала или скорее из аэропорта.
Антон понял — все, что он сегодня сделал, было организовано только для того, чтоб эти люди вошли во дворик пешком. Обязательно пешком, а не на машине. Какой в этом смысл, он даже не стал гадать.
Сержант, почти не сбавляя скорости, крутанул руль, и машина свернула за угол. Антон откинулся на спинку сиденья и перевел дыхание.
— Рано вздыхаешь, — отозвался Сержант. — Нам отсюда еще выбираться. Минут через пять здесь такое начнется! Милиции понаедет, как на парад. И искать будут не кого-нибудь, а нас. Эти ребята нас хорошо запомнили.
— Может, лучше бросить машину? — предложил Антон.
— Умник, — усмехнулся Сержант. — Не волнуйся, уже обо всем без тебя позаботились.
Антон задумался, нервно кусая губы.
— Дорогу хоть помнишь? — поинтересовался он.
— Помню, — кивнул Сержант. — Теперь все помню.
— Ты сказал, через пять минут здесь будет?..
— Ну, может, через шесть. Через семь — самое большее. Этого как раз хватит, чтоб Обжора обесточил линию безопасности, Гоблин замочил того мужика, а охрана вызвала милицию. Милиция приедет быстро...
Сержант вдруг резко затормозил. Дорога раздваивалась — вправо и влево уходили две довольно широкие тропинки без асфальта, а впереди зеленела стена непролазных кустов.
— Посмотри, рядом никого нет?
Антон осторожно посмотрел по сторонам, но увидел лишь бредущего вдалеке кота.
— Ну, тогда поехали. — Сержант закусил губу и нажал педаль газа.
Машина быстро разогналась и вломилась прямо в кусты, царапнув днищем по бордюру. Затрещали ветки, листва залепила лобовое стекло, и Антон даже невольно подался назад, но уже через секунду полоса кустарника осталась позади. Машина двигалась теперь по светлой чистенькой рощице, подпрыгивая на кочках и едва не задевая боками стволы деревьев.
— Вон наши, — с заметным облегчением сказал Сержант.
Антон не сразу разглядел зеленый микроавтобус — он очень удачно маскировался на фоне растительности. Навстречу уже выбегал взбудораженный Самурай.
— Ну?!
— Порядок, — кивнул Сержант. — Все сделали.
— А Гоблин?
— Кто ж его знает?
— Я просто так спросил. Ладно, давайте к нам.
Сержант без лишних разговоров перебрался в микроавтобус, вслед за ним поспешил и Антон. Самурай задержался у машины, чтобы прикрепить черную коробочку с горящей красной точкой.
— Поехали! — решительно скомандовал он, присоединившись к остальным. Сидящий за рулем Печеный несколько раз выжал акселератор, пробуя двигатель.
— Обожди! — воскликнул Антон. — Там что, мина?
— Не совсем. А тебе-то что? — удивился Самурай.
Но Антон уже не слушал его. Он выволакивал из машины телевизор. Оттащив подальше, он обтер его поцарапанные бока рукавами и вернулся к остальным.
— Эта штука будет глушить радиосвязь вокруг себя, — выпалил он. — Еще минут пять.
— Ясно, — одобрительно кивнул Самурай. — Печеный, трогай.
Машина так энергично рванула с места, что из-под колес вырвались целые фонтаны земли и сухих листьев. Антон все время прислушивался, ожидая взрыва за спиной. Самурай заметил это.
— Уши не надорви, — усмехнулся он. — Никакой трескотни не будет. Это зажигательная мина — зачем нам лишний шум?
Минуты через три микроавтобус остановился на берегу живописного канала, обрамленного аккуратными зелеными берегами. Печеный выключил двигатель, и стало слышно, как здесь тихо.
— Ждем, — вздохнул он и начал нервно барабанить пальцами по приборной панели.
Место было совсем безлюдное. Вокруг стояли только деревья, и ни одного здания. Правда, кое-где над водой выгибались ажурные белые мостики, а вдоль канала шли дорожки — гладкие и чистенькие.
— Сколько ждем-то? — вновь подал голос Печеный.
— Пока не дождемся, — холодно ответил Самурай.
— А если и правда не дождемся?
Самурай с досадой вздохнул.
— Тогда через пять минут уезжаем, — глухо сказал он. — Нет, через десять.
— Придут, куда они денутся... — пробормотал Сержант.
Где-то в стороне затрещал низко пролетающий вертолет. Самурай моментально прилип к окну, но ничего не увидел.
— Начинается, — тихо констатировал он.
В эту минуту вода у самого берега вспенилась, и на подстриженную травку выбрались две мокрые фигуры, в которых с трудом узнавались Обжора иГоблин. Самурай подскочил в кресле и вылетел наружу.
— Ну, что?!
— Нормально, — выдохнул Гоблин, вырывая изо рта трубку дыхательного аппарата. — Там... Там решетка была. Обжора пока ее выламывал... Чуть время не упустили. И еще это... Собаку застрелить пришлось.
— Да что собака, вы дело-то сделали?
— Сделали, — Гоблин, задыхаясь, жадно хватал ртом природный воздух. — Я его только секунду видел, но две пули вложил. Две пули — точно, зуб даю...
— Быстро в машину! Эй, постой! — Самурай вдруг застыл на месте. — А винтовку зачем тащишь? Сказали же, от всего избавиться!
Действительно, Гоблин все еще держал в руках свое оружие, правда, теперь без антирадарного футляра.
— Так ведь... Это... — растерялся он.
— Выкидывай! — заорал Самурай. — С ума, что ли, слетел? Выкидывай!
Гоблин растерянно хмыкнул и бросил винтовку в канал недалеко от берега. По воде разошлись круги.
— Дальше кидать надо было, найдут ведь! — окончательно разозлился Самурай. — Ладно, поехали...
Автобус помчался вдоль канала, а затем свернул на асфальтовую дорогу, спрятанную под ветвями старых кленов. На задних сиденьях Обжора с Гоблином, тихо переговариваясь, переодевались в сухую одежду.
— Еще двести метров — и можно считать, убежали, — сообщил Печеный.
— Остынь, — моментально отозвался Самурай. — Когда на базу вернемся, тогда и будем считать, что убежали.
Где-то снова раздался рокот вертолета, но тяжелые кленовые ветви не давали увидеть небо.
— Разлетался, — зло проговорил Сержант. — «Над деревнею летит ментокрылый мусоршмит...»
— За поворотом уже другой район, — снова заговорил Печеный. — Там искать не должны.
Самурай хотел ответить ему что-то в своем духе, но передумал — уж очень всем хотелось, чтобы это оказалось правдой.
Но увы, за поворотом их ждало отнюдь не спасение, а совсем наоборот — мобильный милицейский пост, возле которого лаяли собаки и уже стояло несколько задержанных частных машин.
— Что делать?! — всполошился Печеный.
— Останавливаться, — хладнокровно ответил Самурай. — Если, конечно, попросят.
Автобус сбавил скорость. Навстречу вышел инспектор дорожно-патрульной службы и указал на обочину.
— Только спокойно, — тихо предупредил всех Самурай.
— Выходим, готовим документы, — равнодушно велел инспектор, заглянув в салон.
— А что случилось-то? — попытался играть Сержант. Остальные тоже принялись активно изображать недоумение. Но только недоумение. Спорить или протестовать было бы сейчас глупо.
Проверка документов была быстрой и корректной. Антон понял — в этом элитарном районе милиция старалась держаться предельно вежливо и ненавязчиво, чтобы ненароком не вызвать раздражения у кого-то из сильных мира сего. Лишь однажды инспектор поинтересовался, куда, откуда и зачем едет компания. Услышав от Самурая что-то насчет отдыха, он полностью удовлетворился ответом. Затем отошел вместе со стопкой документов к своей машине, чтобы пообщаться с компьютерной базой данных. Никого это не обеспокоило — ЭКОПОЛ не подсунул бы откровенную «липу».
Антон уже совсем была успокоился, но вдруг увидел нечто такое, от чего захотелось немедленно исчезнуть, провалиться или сжаться до размеров пылинки.
Всего в десятке метров стоял тот самый молодой лейтенант, который только что беседовал с Сержантом на улице Прохладной. Антона он пока не замечал, поскольку был занят разбирательством с почтенным семейством, подкатившим к посту на роскошной серебристой «Двине». Глава семейства пыжился, как индюк, изображая полную солидарность с правоохранительными силами, мамаша испуганно хлопала глазами, а маленький щекастый мальчишка вовсю горланил, требуя, чтоб дядя милиционер дал поиграть своим пистолетом.
Антон низко опустил голову и начал бочком-бочком отходить за автобус, чтоб спрятаться от случайного взгляда. Но, достигнув «мертвой зоны», вдруг столкнулся лицом к лицу с рыжим ефрейтором!
Кровь отхлынула от лица. Антон понял, что сейчас произойдет нечто такое, чего не в силах исправить даже его решительные и опытные товарищи. Нужно что-то делать — бить, бежать, предупреждать остальных...
— О! — воскликнул ефрейтор. — Вы уже здесь. Ну как, отвезли телевизор?
— Ага, — кивнул Антон, почти не слыша своего голоса. Он с ужасом ждал, когда ефрейтор спросит, где же их спецмашина и откуда этот автобус...
— Где эта улица была?
«Какая?» — чуть было не переспросил Антон, но потом понял, о чем идет речь.
— В соседнем районе оказалась, — слабо улыбнулся он. — Еле нашли.
— Чего ж вы опять сюда поехали?
— Да так... Хотели напрямую, так быстрее.
— Быстрее... Тут у нас такие дела!..
Откуда-то выскочил чернявый усатый майор с нашивками группы немедленного реагирования.
— Какие проблемы? — с ходу спросил он у ефрейтора, подозрительно взглянув на Антона. — Это кто?
— Я их знаю, — беззаботно ответил ефрейтор. — Эти ребята телевизоры чинят. Ремонтники.
— Телевизоры?..
На дороге раздалось низкое урчание. К посту подползал приземистый грузовик, раскрашенный в цвета «Автоторга».
— Иди займись, — приказал майор ефрейтору, указав на грузовик. Затем вновь повернулся к Антону: — Значит, телевизоры? А здесь зачем?
— По вызову, — не моргнув глазом ответил Антон.
— По вызову, говоришь...
И тут вернулся инспектор с пачкой удостоверений. Антон понял — если сейчас один заговорит про телевизоры, а другой про отдых, произойдет неминуемый и самый нелепый провал.
— Проверил карточки? — поинтересовался майор.
— Да, все нормально.
— Ладно, отпускай.
— Это...
— Что?
— Салон бы проверить.
Майор открыл рот, чтобы высказать свое мнение, но тут по ушам присутствующих ударил скрежет металла. Все обернулись. Грузовик «Автоторга» подал назад и смял роскошный черный хэтчбек, стоящий у обочины. Из пострадавшей машины энергично выскочили несколько крепких мужчин и выдернули перепуганного водителя из кабины грузовика. Судя по всему, они собирались успеть до прибытия милиции наказать несчастного собственными силами.
— Черт! — майор сплюнул. — Этого еще не хватало! Проезжайте.
И они с лейтенантом торопливо зашагали к месту аварии.
Когда микроавтобус тронулся, никто еще не верил, что все закончилось. Поэтому первые минуты в салоне висела мертвая тишина: команда будто боялась спугнуть удачу. Первым заговорил Обжора:
— Что-то слишком легко нас отпустили, — он покачал головой. — Я думал, сейчас будут до последней ниточки разматывать.
— Зря удивляешься, — фыркнул Сержант. — Они ищут мрачного убийцу в темных очках. А тут мы — толпа придурков и бездельников. Думаешь, мы похожи на киллеров?
— У них и без нас работы хватает, — добавил Гоблин. — Вон сколько машин на посту застряло. Да и прикрытие хорошо сработало.
И тут Антон понял, что столкновение грузовика и хэтчбека не было случайным.
— Подождите радоваться, — хмуро проговорил Самурай. — У нас еще, может, пять таких проверок сегодня будет.
После короткой паузы заговорил Печеный:
— Хорошо, не стали салон толком проверять. Я все боялся, пистолетик найдут.
При этих словах Самурай выпрямился и широко раскрыл глаза.
— Какой еще пистолетик?! — изумленно произнес он. — Я же сказал — все выбросить к чертовой матери!
— Ну... На всякий случай хотел...
— Какой еще случай! Выбрасывай! Нет, вы точно все сегодня мозги дома забыли. Давай свою пушку, я сам выброшу.
— Да ладно, сейчас... — разочарованно вздохнул Печеный и, не отрываясь от руля, полез под сиденье. В его руке блеснула небольшая металлическая штучка. Он опустил стекло и с видимым сожалением отправил эту штучку на улицу.
В ту же секунду раздался вой милицейской сирены.
Все одновременно подскочили и прильнули к окнам. Сомнений не оставалось: пистолет упал точно под колеса невесть откуда взявшегося милицейского «Цербера». После секундной паузы в салоне поднялся немыслимый гвалт — все что-то орали, кого-то ругали, причем нельзя было понять, кого больше — Самурая или Печеного.
У Самурая хватило выдержки, чтобы не присоединиться к общей истерике.
— Так! Все заткнулись, быстро! — скомандовал он.
Стало слышно, как в недрах автобуса нарастает гул двигателя — испуганный Печеный выжимал предельную мощность. Патрульный джип немного приотстал — машины этого класса не очень подходили для гонок по узким улочкам. Сирена затихла, зато из динамика на всю улицу понеслись команды остановиться.
Самурай обвел всех быстрым и внимательным взглядом, будто желал удостовериться, все ли достаточно надежны в этой ситуации, затем повернулся к Гоблину.
— Там, за спинкой сиденья... Доставай, быстро.
Гоблин, не тратя времени на слова, откинул свое кресло. Через секунду в его руках лежали несколько небольших прозрачных пакетов, в которых тускло блестели какие-то мелкие металлические частицы.
— Бросай по одному, — приказал Самурай.
— Как?! — изумился Гоблин. — По одной штучке?
— По одному пакету, кретин!
«Шипы», — понял Антон.
Гоблин опустил стекло, высунулся чуть ли не наполовину и приступил к делу. От удара о землю мешки рвались, и шипы сверкающей волной разливались по асфальту.
Долго торчать в окошке Гоблину не пришлось — он успел бросить два пакета, третий не понадобился. «Цербер» вдруг будто споткнулся на все четыре колеса, закрутился по дороге, визжа резиной, и ухнул прямо в дощатый заборчик, проломив его, как картон. Что с ним было дальше, никто уже не видел. Донесся только короткий удар, скрежет, звон стекла...
— Оторвались, — констатировал Сержант.
— Думаешь, он ничего не успел передать по рации? — вызывающе спросил Самурай. — Сейчас этот район оцепят, а в небе будет столько вертолетов, что солнца не увидишь.
— Что ты предлагаешь?
— Пока ничего... Печеный, можешь гнать быстрее?
— Уже нет, — глухо отозвался тот.
— Мы должны поскорее выбраться отсюда. Здесь даже спрятаться негде.
Антон посмотрел в окно. Сначала ему показалось, что Самурай не прав — по обе стороны дороги было полно деревьев, в которых легко затеряться. Но потом он разглядел за деревьями заборы и очертания домов. Здесь продолжались частные владения и прятаться действительно было негде. Перескочив через такой забор, легко можно было получить картечь в живот или ощутить бульдожьи зубы на горле.
Деревья стали редеть. Дома тоже куда-то делись. Оставались только заборы, но и они вот-вот должны были кончиться. Автобус мчался по окраинам.
Наконец не осталось ничего, кроме диких зарослей кустарника, каменистого откоса и изгиба реки где-то далеко внизу.
Самурай внимательно посмотрел сначала в одну сторону, потом в другую — и махнул рукой Печеному.
— Тормози. Все, теперь разбегаемся. На базу добираемся по одному. Если кто-то попадется — сами придумывайте, что говорить.
Он первым покинул салон и скрылся за деревьями быстрым шагом.
Антон почувствовал, как нелегко покидать и этот автобус, и ребят. Отныне во всем придется полагаться только на себя, на свой не очень-то богатый опыт и силы. Похоже, и остальные испытывали то же самое. Прочный и согласованный организм команды разваливался на отдельные части.
Но помаленьку все начали шевелиться. Вслед за Самураем выскочил Печеный, даже не взглянув напоследок в салон и оставив ключи болтаться в замке зажигания. Потом вылез, что-то бурча, хмурый Сержант. Антон испугался потерять его из вида и двинулся сразу вслед за ним. Сержант побежал вниз, туда, где темнели густые заросли орешника. Антон знал, что должен идти совершенно в другом направлении, но никак не мог оторваться, и ноги сами несли его туда, где мелькала взмокшая спина товарища. Они оба уже скрылись в орешнике, бежали, не разбирая дороги, затем Сержант вдруг резко обернулся.
— Что ты скачешь за мной, как приклеенный?! — закричал он. — Хочешь, чтоб нас обоих повязали?
— А куда? — задыхаясь, Антон растерянно развел руками.
— Да хоть вон туда! Или туда. Куда хочешь!
Сержант повернулся и быстро скрылся за сплетением ветвей и сучьев. Антон сдержал первый порыв броситься за ним и начал нервно озираться. Ноги порывались куда-то двигаться, но мозг протестовал: куда?! Вокруг был только орешник, одинаковый со всех сторон. Вместе с растерянностью наваливалась паника — Антон бессильно осознавал, что должен сейчас не топтаться на месте, а нестись, как ветер, подальше отсюда.
Неожиданно ему подумалось, что лучше будет остаться и выждать несколько часов в этом диком глухом месте. Но он представил, как милиция прочесывает все вокруг, как хрипят мегафоны, лают собаки и трещит над головой вертолет.
Не думая, он сорвался с места и побежал. Местность шла под уклон, и Антон непроизвольно двигался вниз, потому что так было легче и быстрее. Главное — быстрее. Скорость казалась единственным шансом спастись. Заросли впереди поредели, мелькнула широкая светлая полоса. Антон решил, что это река, но ошибся. Река была совсем рядом, перед ним же сейчас открылась дорога, идущая вдоль берега. Он невольно замедлил бег — любое открытое место казалось опасным.
Дорога оказалась совершенно пуста. Похоже, ею нечасто пользовались — сквозь трещины в асфальте кое-где пробивалась чахлая травка. Уже начало припекать солнце, от воды шли слепящие блики. Антон вдруг ощутил себя как бы на ярко освещенной сцене, только зрителей не было. Зато они могли появиться в любой момент.
Он спустился к реке, ополоснул лицо. На далеком противоположном берегу по траве стелился дым. Там расположилась на пикник компания на двух машинах — Антон мог разглядеть дюжину полуголых людей и даже слышал, как хлопают багажники и играет музыка. Вдруг ему почудилось, что все они смотрят на него, поворачиваются, показывают пальцами...
Скорее всего это была просто недобрая игра взбудораженного воображения. Однако Антон попятился и быстро пошел дальше по берегу, туда, где можно было укрыться за фонтанами плакучих ив. Трава под ногами пружинила и чавкала, вода выползала маленькими грязными лужицами и пачкала ботинки. Он шел долго, с опаской и недоверием прислушиваясь к тишине, которую внезапно сменил какой-то устойчивый монотонный гул. Антон прошел еще несколько десятков шагов, раздвинул руками ветви и увидел старую плотину. В этом месте сливалась вода из небольшого водохранилища, питающего какой-то заводик.
Антон зашел в тень шершавых каменных стен и присел на корточки. Здесь было сыро и прохладно, в воздухе висела водяная пыль, шум падающей воды успокаивал. Казалось, человек настолько теряется в нем, что становится не только неслышимым, но и невидимым. Антон сидел неподвижно, с каждой минутой все больше расслабляясь и успокаиваясь. Он думал, что если бы в этом районе велись активные поиски, он обязательно заметил бы это. Хотя бы услышал шум моторов или увидел вертолеты.
Но до сих пор вокруг царило спокойствие и тишина. Антон наконец смог собраться с мыслями и начать обдумывать дальнейшие планы. Самым простым казалось сейчас выйти на оживленную дорогу, поймать такси и попросить отвезти прямо на базу. Деньги при себе были. А лучше не такси, а случайную машину. У таксистов свой радиоканал, и милиция часто обращается к ним за помощью в подобных историях. А впрочем, и случайная машина могла быть ловушкой — мало ли вокруг катается оперативников, переодетых в штатское...
Как бы там ни было, нужно действовать, а не сидеть и не запугивать самого себя. Антон наконец встал. Тут же рядом что-то пошевелилось. Он едва не шарахнулся в сторону, но понял, что это всего-навсего тень.
Однако не его тень! Эта тень принадлежала человеку, стоящему на плотине. И у человека, судя по форме тени, была какая-то странная голова: непропорционально большая, вытянутая...
Антон некоторое время смотрел на нее, не решаясь что-то делать. Внезапно он понял: это не голова, а фуражка! Он обернулся и убедился окончательно — на плотине стоял человек, одетый в форму. В какую именно, разглядеть пока не удавалось — в глаза било солнце.
Ноги не послушались разума. Антон невольно сделал быстрый шаг назад. Потом еще один. Наконец он повернулся и поспешил прочь, с трудом удерживаясь, чтоб не побежать.
— Эй!
Антон остановился. Зов совсем не был похож на милицейский окрик. Незнакомец был просто удивлен и даже заинтригован. Вдруг мелькнула мысль — может, не надо создавать паники, может, просто поговорить с ним и мирно разойтись? Но существовала еще одна загвоздка — Антону казалось, что весь мир уже знает его в лицо и наслышан о ЧП на улице Прохладной.
— Ты чего бежишь-то?
— Ничего, — настороженно ответил Антон. — Я не бегу.
Он наконец разглядел, что человек одет в форму речного флота, он казался пожилым и совсем не агрессивным.
— Чего испугался?
— Я не испугался. — Антон не понимал, что в этот момент выглядит более чем подозрительно.
— Не испугался? Вить, погляди, какой-то чудик у нас тут завелся.
На плотине появился еще один человек в форме и фуражке. Антон приложил ладонь к глазам и... покрылся холодным потом. Это был уже не речник, а самый настоящий старшина милиции. Правда, тоже пожилой и грузный — видимо, какой-нибудь охранник на плотине.
— Чего ты тут лазаешь? — старшина был совершенно серьезен.
— Ничего. Уже ухожу.
— Куда ухожу?! Ну-ка, погоди...
Как ни старался Антон обуздать свою нервную систему, в этот момент она перестала ему подчиняться. Через мгновение он уже карабкался по склону, скользя на мокрой глине и сдирая пальцы о камни и чахлые кустики.
Пожилой старшина, конечно, не мог угнаться за Антоном. Но у него была с собой радиостанция. И когда Антон, забравшись наверх, оглянулся, он увидел, что эта рация уже перекочевала из поясного чехла в руку.
Антон снова был на той же полузаброшенной дороге, только теперь она шла по верху откоса. Он мог бежать влево или вправо, но как узнать, откуда появится опасность? Впереди же нависал серый безликий забор с едва заметными линиями электропроводов над краем.
Антон побежал вправо, исходя только из того, что там он еще не был. К тому же там просматривалась какая-то рощица, и наверняка в случае опасности можно было свернуть с дороги и затеряться среди деревьев.
Однако рощица оказалась искусственной. Деревья стояли ровными рядами, и все здесь просматривалось на много десятков метров. Антон не стал задерживаться и, добежав до поворота, увидел открытую машину с работающим двигателем.
Первым желанием было повернуть назад. Но тут он увидел хозяев машины. Высокий, одетый по-пляжному парень фотографировал на фоне изгиба реки двух девиц в коротких юбках. Увидев Антона — взмокшего, бледного, растрепанного, — они заинтересовались, но остались на своих местах.
Только на лице у парня промелькнуло нечто вроде беспокойства.
Антон уже не бежал, а с достоинством шествовал мимо, стараясь показать всем своим видом, что ничего особенного не происходит — просто идет человек по дороге. Это казалось очень важным — чтоб окружающие, даже случайные люди не находили в нем ничего подозрительного.
Но ему недолго удалось хранить безразличие. Потому что уже через несколько секунд он увидел, как далеко впереди полыхнули мигалки милицейских машин.
Первая идея была столь же нахальной, сколь и нереальной — подойти к тем троим, заговорить о чем-то и так стоять, мило беседуя, пока милиция не проедет. Но почти сразу Антон понял — она не проедет мимо. Если уж получен сигнал от пожилого старшины, они все тут перероют, пока не удовлетворят свое служебное любопытство. И никакие хитрости не позволят избежать закономерной концовки, может, только оттянут ее...
Вдруг навалилась слабость. Наступил тот момент, когда стало все равно, что будет дальше. Что-нибудь да будет, и наверняка оно не окажется хуже, чем эта травля. Бегать, спасаться, шарахаться от каждой тени было уже невыносимо.
Антон все же сделал невольный шаг в сторону молодых людей, будто искал у них защиты, но тут дал о себе знать парень с фотоаппаратом. Он тоже заметил милицейские машины и от этого очень осмелел, а может, и догадался о чем-то.
— Ну, что встал? Вали отсюда!
Антон внимательно посмотрел на него, обернулся и прикинул расстояние до приближающейся погони. Наконец кивнул.
— Уже свалил, — сказал он — и прыгнул за руль урчащей машины.
Взвыл двигатель, колеса швырнули фонтаны пыли и мелких камешков, и машина рванулась вперед. Антон даже не стал оборачиваться.
Он понимал, что из всех вариантов ему достался худший. Выловить его на этой пустынной дороге будет еще проще, чем где-нибудь среди деревьев — достаточно перекрыть путь. Наверняка милицейский радиоэфир уже гудит, как улей, и со всех сторон сюда мчатся автопатрули. Машина вдруг стала мешать, тяготить, Антону захотелось сбросить ее, как отяжелевшую одежду...
Но он не мог этого сделать — за спиной, уже совсем близко, выли сирены. Нужно было оторваться от погони, уйти из поля их зрения, остаться одному, а затем уж выскочить из кабины и затаиться в каком-нибудь укромном месте...
Но Антон так и не успел этого сделать. Уже за следующим поворотом он увидел два тяжелых милицейских джипа, стоящих поперек дороги. Рядом маячили угловатые фигуры спецназовцев с короткими толстыми карабинами.
Они думали, что Антону придется остановиться. Что ему просто ничего больше не остается. Но сам Антон не мог этого сделать — он уже был рабом скорости.
На плавном повороте он повернул руль чуть меньше, чем надо, и машина, перескочив через бордюр, покатилась вниз по склону. Камни с жутким скрежетом царапали днище, какие-то ветки с размаху били в стекло — Антон сжался в комок и замер, вцепившись в руль и с ужасом глядя вперед.
Через мгновение ужас его удвоился — путь пересекала толстая ржавая труба, а сразу за ней пологий откос превращался в обрыв, на дне которого пестрели кучи мусора. Тормозить было нельзя — машина могла полететь кувырком. Оставалось только надеяться. Антон вжал голову в плечи и зажмурил глаза...
Темнота навалилась раньше, чем он успел почувствовать что-то...
x x x
Как ни странно, облегчение принесла боль.
Она не появилась ниоткуда, она сопровождала тело с того момента, когда автомобиль ударился бампером о трубу, подпрыгнул и покатился с обрыва, теряя зеркала, двери, декоративные детали...
Но в какой-то момент боль стала иной. Она вытащила Антона из липкой трясины, где в темноте ворочались и вздыхали бесформенные коричневые туши, где огромные слизняки наползали на лицо и не давали дышать, видеть, чувствовать, где ноги увязали в каменном полу, стоило только подумать о бегстве.
Боль стала иной. Теперь вместе с ней существовали озноб, слабость, жажда — обычные человеческие чувства. Раньше ничего такого не было — только удушье и нечеловеческий ужас. И пол под ногами оставался твердым, он уже не проваливался, как кисель... Антон понял, что приходит в себя.
Зрение пока бездействовало, зато слух возвращался, это было совершенно ясно. Монотонный шум, напоминавший журчание воды, постепенно распадался на элементы, отдельные звуки. Вскоре стало очевидно, что рядом звучит человеческая речь. Нормальная речь, не имеющая ничего общего со стонами коричневых чудовищ.
Антон прислушался, пока еще не вникая в смысл слов, а просто проверяя свои ощущения.
— ...Законы придумывают не те, кто по ним живет, коллега. Древние знали об этом. Копье правосудия легко протыкает ветхие одежды, но ломается о золотое шитье. И с этим можно только смириться...
Голос был приятный, мягкий, вкрадчивый, будто кот, играющий на плюшевом ковре. Через секунду присоединился другой — отрывистый и простуженный:
— Ну вот ты, грамотный человек, скажи, зачем она так? Два года прошло, а как я вернулся — она мне справочки свои показывает. Говорит, ты здесь не жилец уже. И все так культурно объясняет, бумажки раскладывает — все, мол, по закону. А есть такой закон, чтоб меня из дома выставлять? Скажи, есть?
— Прямого закона, конечно, нет. Но существует масса второстепенных нормативных единиц, о которых вы не можете знать. Из них при желании можно состряпать для себя любую юридическую конструкцию. Это же как музыка — одни и те же ноты заставляют вас то плакать, то хохотать, то маршировать. Был бы талантлив композитор.
— Ну, ты опять о своем... Мне ж потом в комиссии дали одного советчика... Тоже шибко грамотный был. Ну и что? Пришел, бумажки покрутил, плечами пожал, очки пожевал... Говорит, все правильно, все по закону. Можем, говорит, предложить жизнь и труд на поселениях. Я им: не могу на поселениях, и так все легкие порвал! Да что толку... Ученых развелось, как мух, а никто ничего не знает. И ты, хоть и грамотный, а тоже ничего не знаешь.
— Я вам о том и толкую, коллега. Многочисленность законов в государстве есть то же, что и множество лекарей, признак болезни и бессилия. Это слова великого Вольтера, а он знал цену словам...
Антон еще раз ощупал холодный каменный пол вокруг себя. «Если это тюрьма, то какая-то странная, — подумал он. — Что-то в духе французских романов...»
Нужно было вставать. Антон был не уверен, пойдет ли это ему на пользу, но ничего другого не оставалось.
Тело подчинилось с некоторым напряжением, однако все двигалось, все функционировало — конечности были целы. Но стоило ему поменять положение с горизонтального на вертикальное, как в голове закрутился смерч. Из желудка поднялась теплая скользкая волна, Антон успел лишь слегка нагнуться и убрать в стороны ноги — и его начало мучительно рвать — с кашлем, с судорогами, с дрожью во всем теле.
Он даже не заметил момента, когда вокруг стало немного светлее. Рядом приоткрылась дверь, и в проеме обрисовался человеческий силуэт.
— Эй! — услышал Антон уже знакомый простуженный голос. — Ты чего?
Антон облокотился на стену и вытер рукавом глаза. Отвечать не было ни сил, ни желания. Да и зачем было отвечать на такой вопрос?
— Ты хоть живой? Ну, иди сюда, иди.
Антон сделал первый, пробный шаг по направлению к свету. Испытание собственных сил удалось — он не свалился, не скорчился от боли или нового приступа тошноты. Незнакомец отступил в освещенное помещение, давая возможность войти. Антон смог разглядеть его — это был огромный, широкий мужчина. Все в нем было выдающееся — и рост, и плечи, и черная борода — и даже лысина! В маленькой каменной комнате, освещенной тусклой лампочкой, он казался великаном, забравшимся в детский домик.
Антон оглядел серые стены, идущие по ним чугунные трубы с каплями влаги, узкие железные скамейки и наконец заметил второго обитателя этого замкнутого каменного мира. Второй, напротив, был похож на гномика. Маленький, скрюченный, укутанный в грязное одеяло, он смотрел на Антона весело и вызывающе.
— Что вы так на меня уставились, незнакомец? — поинтересовался гном. — Вспоминаете, где могли меня видеть? Охотно подскажу: вероятно, вы держали в руках тома моих сочинений. Мое имя — Плутарх, я бродячий философ и поэт.
— Понятно, — кивнул Антон.
Перед Плутархом лежала расстеленная газета, а на ней — пластиковая бутылочка с каким-то синтетическим спиртным напитком. Антон долго смотрел на нее, убеждая себя, что это не обман зрения, и еще не веря своему счастливому открытию. Оказывается, он не в тюрьме, не в изоляторе и не в милицейском подвале. Ни в одном из этих мест «постояльцы» не могут так вот открыто запивать светские разговорчики дешевым аперитивом.
Бородач истолковал его взгляд по-своему.
— Выпьешь?
— Ему нельзя, — немедленно вмешался гном-философ. — Алкоголь несовместим с сотрясениями мозга. Подождите, я принесу чай.
Он подобрал края своего одеяла, соскочил со скамейки, став еще меньше, и скрылся за дверью.
Антон сел. Бородач тут же примостился рядом. Было слышно его тяжелое, свистящее дыхание.
— Сколько времени? — спросил Антон.
— Темнеет уже, — богатырь вздохнул, как будто очень переживал по поводу наступающей темноты, и замолчал.
— Полчаса тебя через трубу тащил, — доверительно сообщил он через некоторое время. Он сказал это не просто так. В голосе явственно прозвучала надежда на какую-то благодарность.
Но Антону пока еще было не до этого.
— Куда тащили? — испуганно спросил он.
— Вот сюда, в дом.
— Это дом?
— Я здесь живу. И философ тут при мне, временно... Умный — страсть! Каждый вечер с ним спорим.
— А откуда тащили? Где вы меня нашли?
— Не помнишь, — вздохнул бородач. Потом придвинулся и заговорил шепотом: — Как на машине гнал помнишь? А как с откоса падал? Вот там я тебя и подобрал. Машина загорелась, а ты в стороне упал. Милиционеры стоят, ждут, пока она взорвется — вот тем временем я тебя в трубу и утянул. Не боись, тут не найдут!
Антон кивнул. Ему хотелось спросить, с какой стати этот человек стал с ним связываться, но вопрос мог прозвучать бестактно.
Вернулся философ, неся в обеих руках большую керамическую чашку. Это действительно был чай, достаточно крепкий и даже сладкий. Антон делал маленькие глотки, обжигался и никак не мог поверить, что этот простой напиток может принести столько удовольствия.
Бородач внимательно смотрел на Антона, и в его глазах все еще горело какое-то невысказанное заветное желание. Наконец он не выдержал.
— Там это... Деньги у тебя были, — робко сказал он. — Так вот, мы ничего не тронули, все цело. Только это... Чуть-чуть взяли... Вот, купили...
Он кивнул на пластиковую бутылочку.
— Но это я для тебя взял. Думал, может, тебе надо будет. Философ запретил, пришлось самим.
Антон кивнул, не отрываясь от чашки. Философ почему-то тихо усмехнулся.
Бородач открыл рот, сделал несколько неопределенных движений руками и наконец продолжил:
— Слушай, у тебя там много еще... Может, ты нам с философом выделишь чуток, порадуешь?..
Антон отставил чашку и вопросительно посмотрел на него. Он не сразу понял, чем может порадовать этих людей.
— Деньги нужны? — сообразил он наконец.
— Ну, совсем малость, — бородач как будто извинялся за свою дерзость.
Антон потрогал карман. Пластиковое удостоверение и конверт с деньгами были на месте. Он ненадолго задумался.
— Что это за место?
— Это... Как его... Водный забор, — серьезно ответил бородач.
— Что?
— Водозабор, — поправил философ и снова коротко усмехнулся: — Старый. Недействующий.
— Там, у трубы, меня еще ищут?
— Не знаю, — бородач беспомощно развел руками. — Я через другой вход хожу.
— Другой вход? А дорога здесь рядом есть?
— Есть и дорога. Шагов, может, сто.
Антон достал конверт, высыпал деньги на скамейку. Три купюры он сунул в свой карман, остальное пододвинул бородачу, который даже дыхание затаил от такой щедрости.
— Мне нужна машина, — сказал Антон. — Сейчас вы проводите меня до дороги и остановите любую машину — только не такси. Скажете, нужно в сторону Кольцова. Если будут проблемы, покажите деньги. Я подожду где-нибудь в сторонке, мне не стоит торчать на дороге.
— Так ты и не посидишь с нами? — разочарованно вздохнул бородач.
Антон лишь развел руками и решительно встал, отчего в голове снова закружился горячий вихрь.
Но он быстро справился с собой и шагнул к выходу.
x x x
Когда побитый, много раз перекрашенный пикап добрался до поворота на Кольцово, было уже совсем темно. Водитель уважительно хмыкнул, принимая от Антона три бумажки по десять рублей. Дальше Антон пошел пешком.
Вокруг стояли огромные темные деревья, и их тихий шорох был похож на крадущиеся отовсюду шаги. Но у Антона не было и тени страха в душе. Все страшное, как он считал, кончилось.
Через некоторое время в темноте блеснула цепочка электрических огней. База была уже недалеко. Антон ускорил шаг, хотя это было непросто. Он чувствовал себя до крайности разбитым и ни на что не годным. Он хотел то есть, то спать, то окунуться в холодную воду, то, наоборот, посидеть в теплой ванне...
Подойдя к воротам, он несколько раз ударил по ним ногой. Навстречу вышел охранник, что-то сказал, потом появился Сергеев и еще кто-то, все непрерывно говорили, бегали вокруг, хватали за локти, куда-то тащили. До Антона доносились только обрывки фраз: «Наконец-то... Последний пришел... Предупредите врача... Откройте столовую...»
Антон не пытался что-то понять, кроме одного — все хорошо. Теперь уже все хорошо.
Врач помог ему раздеться, усадил в кресло-каталку, ощупал кости, задал несколько вопросов. Потом выкатил из кладовой высокий серебристый шкаф на колесиках и с блестящей табличкой «НЕЙРОС». Он надел Антону на голову широкий мягкий обруч, закрепил электроды, включил питание. Все то время, пока работал нейростимулятор, Антон не чувствовал ни боли, ни усталости. Он летел далеко за облаками, где никто не мог его достать и сделать плохо. Голова все раздувалась и раздувалась, пока не стала размером с воздушный шар.
Наконец она отделилась от тела и поплыла сама по себе. Антон чувствовал, как сверху ее греет солнце, с боков холодят влажные облака, а снизу клюют и царапают коготками птицы...
Но потом этот полет начал утомлять. Голова стала тяжелеть, уменьшаться в размерах и тянуть к земле. Разреженный небесный воздух уже не давал вволю надышаться...
Врач наконец хлопнул Антона по плечу, вырывая из искусственного волшебного мира обратно в кабинет. Антон первым делом машинально ощупал голову. С ней все было в порядке.
— Как теперь? — поинтересовался врач.
— Голова уже не болит... — ответил Антон, прислушиваясь к себе. — Так, качает немного. И в сон клонит.
— Спать сразу после сеанса ты не сможешь. Советую просто полежать или посидеть — как хочешь. Старайся только не делать резких движений, поменьше трястись или наклоняться. Завтра повторим сеанс, и все будет в порядке. Дойдешь сам или проводить?
— Спасибо, я сам.
Антон вышел и остановился на крыльце, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Впереди послышался треск веток, кусты раздвинулись, и свет упал на взлохмаченную голову Сержанта.
— Живой? — поинтересовался он. — Мы с обеда гадаем, куда ты запропастился.
Антон понял: Сержанту неловко за тот разговор, что состоялся между ними перед расставанием. Похоже, все это время он считал, что с Антоном случилось что-то серьезное, и винил в этом себя.
— Все нормально, — сказал он.
— Ну, пойдем к нашим. Расскажешь...
Сержант повел Антона вдоль забора, и через несколько минут впереди блеснул небольшой электрический огонек. Команда расположилась прямо на траве среди кустарника, под висевшим на ветке фонариком. Антон увидел почти пустую бутылку и несколько пластиковых стаканчиков. Здесь же стояла жестяная банка с нарезанной ветчиной и несколько кусочков хлеба.
— Присаживайся, — пригласил Самурай. — «Фестиваля» на этот раз не будет, поэтому мы тут сами кое-что организовали. Налейте ему...
Пить Антон не стал, вместо этого он сделал себе бутерброд. Пожевал без особого аппетита, потом начал рассказывать. Его выслушали молча, не перебивая. Только в самом конце Самурай поинтересовался, не мог ли тот парень с фотоаппаратом запечатлеть его в момент угона. Антон ответил, что ничего такого не заметил.
— Ну, не ты один с таким шумом уходил, — сообщил Обжора. — Нам всем тоже пришлось попрыгать.
— Ладно, давайте стресс снимать. — Печеный достал откуда-то из-за спины еще одну бутылку. — Обжора молодец, постарался. Пока мы сломя голову драпали, он умудрился выпивки достать.
— А что, зря, что ли, на свободе оказался. Грех было не попользоваться.
— Сволочи! — высказал Гоблин. — Такое дело сделали — и сидим, как туристы, — празднуем, называется. Да нам за такую операцию должны «фестиваль» на целую неделю закатить.
— Нам за такую операцию, — тихо сказал Самурай, — нужно головы открутить. Какие уж там «фестивали»... Могу поспорить, у каждого патруля в городе уже есть наши фотороботы. Только высунься — больше трех шагов не пройдешь.
— Все равно я не согласен, — продолжал капризничать Гоблин. — Сколько мы тут уже паримся безвылазно? У меня все надежды были на этот день, думал, хоть душу отведем.
— Сергеев тоже думал, что мы чисто сработаем. А мы полгорода на уши подняли. Так что придется нам потерпеть без «фестивалей».
— Да успокойтесь вы... — хмуро проговорил Сержант. — Все будет потом. Дайте шум уляжется, а тогда уж... Давайте пить.
Ноздрей Антона вдруг коснулся запах спиртного, и его вновь посетил приступ тошноты. Он даже схватился за ветку куста, чтобы подняться и отойти в сторону.
— Ты чего? — удивился Сержант. — Спать, что ли, пошел?
— Да нет... — Антон глубоко вздохнул и унял позывы желудка. — Мутит что-то. Врач сказал, сотрясение.
— Ну так иди поспи.
— Нет, спать пока не тянет. Посижу еще с вами.
— Завтра все выспимся, — пообещал Самурай. — Никаких занятий не будет, можем дрыхнуть хоть до вечера. Гуляем, короче...
— Тоже мне, «гулянка», — не унимался Гоблин. — Вон где ребята гулять умеют, — он ткнул пальцем в забор, за которым располагалась основная база оперативного отряда. — Чего хотят, то и делают. Я раз видел, они даже баб сюда возят.
— Остынь, Гоблин, — с раздражением посоветовал Печеный. — Что-то ты сегодня очень нервный. Ну, сорвали мы операцию. И что теперь — каждый будет хныкать и жаловаться?
— Да ты вспомни, кто сорвал-то! — вскинулся Гоблин. — Чей пистолетик-то на дорогу упал, а?
— Кончайте! — прикрикнул Самурай. — Все хороши. Просто думать надо в следующий раз.
Гоблин сразу как-то обмяк и успокоился.
— Да ладно... — он сокрушенно покачал головой. — Собаку жалко. Пришлось пристрелить, там... Знаете, здоровая такая лохматая колли — как медведь!
— Да, собачку жалко, — присоединился Обжора. — А жалеть ее никак нельзя было — она нас первая учуяла. Не то, что эти дуболомы из охраны.
— А человечка вам не жалко? — усмехнулся Печеный.
— Какого? — удивился Гоблин.
— Уже забыл? Того, которого ты сегодня грохнул.
— Никого я сегодня не грохнул, — заявил Гоблин, обведя всех своими покрасневшими, уже пьяными глазами. — Я просто поразил цель. Понимать надо разницу.
— И в чем разница?
— Убивает тот, кто принимает решение, — тихо сказал Самурай. — А снайпер — просто инструмент.
— Я — как кирпич, которым проломили голову, — доверительно признался Гоблин. — Кирпич ведь не виноват?
Все усмехнулись, соглашаясь с метким сравнением.
Антону вдруг стало противно слушать, как эти люди изощряют свою фантазию в попытках оправдаться друг перед другом. Ему не хотелось влезать в этот разговор, но он все же не выдержал.
— А если мы все не виноваты, — сказал он, — тогда чего же мы прячемся? Пойдемте за ворота, погуляем по городу. Если поймают, скажем, не мы решение принимали.
— Ты чего это? — удивленно проговорил Сержант.
— А ничего! Если уж мы сегодня сделали дело, то нечего придумывать и называть себя инструментами. Гоблин — убийца, а не инструмент. И мы все — точно такие же!
— Похоже, ты сегодня хорошо головкой стукнулся, — хмыкнул Обжора. — Никому так не досталось.
— Просто противно вас слушать. Вы боитесь вслух сказать: да, мы сегодня убили человека, который лично нам ничего плохого не сделал. Мы сделали это для того, чтоб избавиться от своих неприятностей. Мы и дальше будем также делать: выполнять любую команду, лишь бы решить свои проблемы.
Он замолчал, потому что наткнулся на откровенно злой взгляд Самурая.
— Тебе что-то не нравится? — с угрозой спросил он. — Можешь хоть сейчас завязать с командой. Можешь опять зажить «честно». Где-нибудь в Бурятии или Средней Азии, на исправительно-трудовом стройкомбинате. Какого черта ты здесь делаешь, такой совестливый?
— Я не буду завязывать с командой, — сказал Антон, отвернувшись. — Просто я в отличие от вас не боюсь признаться, что зарабатываю свою безопасность за чужой счет.
— Ну, насчет безопасности ты преувеличиваешь, — заметил Обжора. — Безопасностью здесь и не пахнет.
Неподалеку послышались чьи-то мягкие шаги. Все затихли, удивленно переглянувшись. На освещенном пространстве вдруг возникла фигура Сергеева.
— А я-то думаю, куда вы подевались? Что вы прячетесь, как школьники от учителя? Попросили бы — я бы вас в столовую пустил. Я же понимаю, после такого дела надо разрядиться.
— «Фестиваль» будет? — незамедлительно поинтересовался Гоблин.
— Не раньше, чем через месяц, — ответил Сергеев. Он нагнулся, поднял с земли пустую бутылку.
— А это где взяли?
— В магазине, — ответил Самурай.
Сергеев хмыкнул, отбросил бутылку в сторону.
— О чем спорим? Вас за километр слышно.
— Да все о том же, — с досадой ответил Самурай, злобно взглянув на Антона. — Наш кибернетик очередную воспитательную беседу проводит. Воскресная проповедь на тему «Как убить человека и не остаться виноватым».
— Совсем не об этом я говорил, — разозлился Антон.
— А в чем, собственно, проблема? — невозмутимо поинтересовался Сергеев, обернувшись к Антону. — Ты думаешь, вы сегодня совершили преступление?
— В этом я и не сомневаюсь, — фыркнул Антон. — Я о другом говорил...
— Подожди. Я, конечно, не могу сейчас представить тебе оперативные материалы, документы, показания осведомителей. Могу только дать тебе слово: все, что вы сегодня сделали, пойдет на пользу и нашей организации, и вообще государству. Если для кого-то сегодняшний день оказался неудачным, то он этого заслужил.
— А кстати, чем заслужил? — спросил Печеный. — Мы ведь ничего не знаем. Или это секрет?
— Секрет? — Сергеев пожал плечами. — Да нет, теперь уже, пожалуй, не секрет. Человек, которого мы сегодня... э-э-э... который сегодня был ликвидирован, — иностранец, опытный и известный в определенных кругах экономист. Но его смерть мало кого удивит. Его коллеги знали, что он занимался делами, за которые рано или поздно убивают.
— А какими делами? Это не секрет?
— Он специалист по разорению банков.
— Как это?
— Разве непонятно? Он вызывал искусственное банкротство российских финансовых компаний — по заказу иностранных фирм и даже правительств. И хочу сразу вам сказать, что остановить его другим способом мы не могли. Хотя и очень многое про него знали. И даже посадили нескольких его, так сказать, помощников. Так что ваша совесть может взять выходной.
Он совсем невесело усмехнулся и повернулся, собираясь уходить.
— Может, все-таки открыть столовую?
— Не надо, мы уже скоро закончим.
— Как хотите, — пожал плечами Сергеев и медленно пошел обратно.
— Ну, вы поняли? — тихо сказал Самурай через несколько секунд. — Еще неизвестно, от кого больше пользы — от ЭКОПОЛа, который ни черта толком не может, или от нас. Мы все можем, и бояться нам нечего. Ни одна тварь нам в лицо не посмеется и адвокатом не закроется. Вы поняли?
— Послушай, Самурай, — задумчиво сказал Печеный, — а сдается мне, что ты никакой не разжалованный мент, а самый настоящий действующий офицер ЭКОПОЛа.
— Это почему? — искренне изумился Самурай.
— Да так... На экополовскую «шестерку» ты не похож — характер не тот. Но уж больно ты их любишь. Весь счастьем светишься, когда рядом с Сергеевым стоишь. Из тебя на зоне классный активист бы вышел.
— Да ладно, кончай ты... — прозвучал неуверенный голос Сержанта.
— Пусть говорит, — пожал плечами Самурай. — Я послушаю.
— Я уже все сказал.
— А теперь я скажу, ладно? — с ядом в голосе проговорил Самурай. — Если ты считаешь меня «наседкой», дело твое. Но назови мне хоть один случай, когда я сделал кому-то вред. Назови, а?
— Ну, пока не назову, а когда-нибудь потом, может, что-то и выплывет.
— Печеный, не заговаривайся, — деликатно предупредил Обжора.
— Я чувствую, мы сегодня друг друга поубиваем, наверно, — ухмыльнулся Гоблин.
Самурай мог бы прекратить этот дурной разговор одним лишь крепким словом, но не стал этого делать. На сей раз он был заинтересованной стороной.
— А теперь скажу насчет того, как я их «люблю», — продолжал он. — Да в отличие от вас всех я доволен, что здесь оказался. До этого я всю жизнь имел дело со всякой сволотой, и мне иногда хотелось повеситься от бессилия. Я мог выследить кого угодно, собрать кучу компромата, устроить красивый захват с мордобоем и стрельбой из автоматов. Но я знал, что вся моя работа — это старания маленького мальчика в песочнице. Пройдет большой дядя, наступит тяжелым ботинком — и все превратится в грязь. Так было много раз — я еще не успею пристегнуть наручники, а по городу уже бегают адвокаты, собирают деньги, суют их кому надо, героиновые мальчики уже свидетелей обрабатывают... На следующий день эта тварь смеется мне в лицо — и спокойно уезжает домой. Да еще в суд обещает подать — за незаконное задержание. А теперь я могу быть таким же, как и они. Могу действовать так же, как они. Ни один прокурор мне не указка, никакое общество защиты обвиненных на меня не каркнет!
— Все так, — сказал Антон. — Только чем ты теперь лучше их? Ты сам стал одним из них.
— А почему только я?
— Не только. Я — тоже. А Сергеев — уж и подавно.
— Сергеева не трогай. Про него разговор особый.
— А он-то чем лучше?
Самурай вдруг замолчал. Как будто споткнулся об этот простой и вроде бы ничего не значащий вопрос.
— Ну ладно, — сказал он после напряженной паузы. — Я объясню, слушайте, детки, сказочку. Жил-был простой оперативник ЭКОПОЛа по фамилии Сергеев. И поручили ему раз одно дельце. Самое обыкновенное, совершенно ничего особенного. Нужно было съездить в Астрахань и кое с кем там разобраться. Сначала казалось, просто мелкие жулики — покупали в Японии дешевые консервы и ставили на них торговую марку компании, кажется, «Дальневосточные морские ресурсы». И продавали по соответствующей цене. Сергеев поехал, во всем разобрался, сертификаты изъял, склады опломбировал, счета арестовал... А потом приезжает домой. Заходит, а там стол накрытый, и за ним его семья — жена и две дочки. Сидят, папу ждут к ужину. И у всех троих такие ма-а-аленькие дырочки в затылках. Даже крови не видно.
— Какие дырочки? — озадаченно переспросил Сержант, не решаясь свести вместе такие понятия, как маленькие девочки, кровь и дырочки в затылках. — Я что-то не въехал...
— Их убили, разве не понятно? Сергеева еще там предупреждали, а он не послушался, вот и дождался. Перестреляли детей из-за каких-то тухлых консервов, поняли? А сегодня у нас клиент не с консервами был, а с живыми деньгами. И что за ним тянется, никто не знает. Вот и думай, кого больше жалеть — людей или собак.
— Ну, их поймали хоть? В смысле, этих... которые убили.
— С какой стати? Профессионалы берутся за такие дела не для того, чтоб их ловили. Нет, сам Сергеев кое-что знал, однако официально ничего сделать не мог. А вот зато теперь он все, что хочет, может делать не официально, а по совести. И вы мне хоть сто раз говорите, что он сам как бандит, я все равно буду на его стороне.
Все замолчали. Не потому, что хотелось поразмышлять над услышанным, а из-за того, что этот затянувшийся спор уже всем надоел. Потом опустошили еще по одному стаканчику и вроде как примирились. Разговор потек в другом направлении, все вдруг стали друг друга хвалить — и Гоблина, за то что не промазал, и Печеного, который сумел быстро вывести неповоротливый микроавтобус из района операции, и Антона за безупречное техническое обеспечение. Про плохое никто не вспоминал.
Антона разморило, и ему тоже захотелось выпить. Но пить было нельзя, поэтому, чтобы не вводить себя в искушение, он первым отправился спать.
Он отключился, едва лишь натянув одеяло. Ночь прошла, как полет в пустоте, ни один сон не успел побеспокоить Антона. Но рано утром это состояние было прервано осторожным стуком в дверь. Антон разлепил глаза и услышал вкрадчивый голос Обжоры:
— Гоблин не заходил?
— Делать нам нечего, как за Гоблином следить, — проворчал Сержант и перевернулся на другой бок.
— Нет, ну, я думал, вдруг заходил, — растерянно проговорил Обжора, прикрывая дверь.
Антон полежал немного, слушая, как на улице потихоньку начинают свой рабочий день лесные птицы. Глаза сами собой закрылись, и он вновь провалился. На этот раз сон был неглубоким и беспокойным — все время казалось, что надо вскакивать и куда-то бежать.
Наконец Антон встал. Самочувствие было паршивым — слегка побаливала голова, руки и ноги отваливались, а вчерашние ссадины горели, как маленькие вулканы.
Несколько минут он сидел на кровати, мечтая, как здорово было бы сейчас проснуться не здесь, а у себя дома, раздвинуть шторы, поставить кофе, включить музыку...
Но вместо музыки он услышал топот на крыльце, а затем в комнату ворвался Сержант.
— Пошли, Сергеев всех собирает! — крикнул он. — Злой, как собака. Вроде что-то случилось.
Антон поспешно натянул форму и выскочил на улицу.
Все уже были в столовой. Все, кроме Гоблина. Сергеев нервно ходил из угла в угол, размахивая своей тросточкой, и ни на кого не глядел. Антон еще ни разу не видел его таким — всегда спокойный начальник базы сейчас выглядел взбешенным, лицо его иногда искажалось злой гримасой.
Наконец он остановился, уперев руки в стол, и быстро оглядел собравшихся. Чувствовалось, что он хочет сказать что-то серьезное, но не может подобрать подходящие слова. Такие, чтобы важность сказанного дошла до каждого.
— Ну, что? — выдавил он наконец. — Поздравляю — дождались. Сегодня ночью ваш друг и товарищ, известный под псевдонимом «Гоблин», сдал нас всех с потрохами.
Никто не пошевелился и не произнес ни слова. Сказанное Сергеевым ничего не объясняло, а потому казалось пока просто набором устрашающих слов.
— Сегодня ночью, — продолжал Сергеев, — Гоблин самовольно покинул территорию базы и добрался до города. Около часа ночи он совершил вооруженное нападение на круглосуточную аптеку и забрал из кассы сто двадцать рублей выручки, с которыми отправился в ночной клуб «Сирень»...
— Вооруженное? — недоверчиво переспросил Самурай.
— Именно так. Интересуешься, откуда у него оружие? Я отвечу: насколько я понял, это та самая винтовка, с которой он выходил вчера на ликвидацию. — Сергеев в упор посмотрел на Самурая и после этого почти закричал, хлопнув своей палочкой о стол: — Почему не проследили, чтоб он сразу избавился от оружия?!
— Проследили... Он в канал ее бросил, все видели.
— Значит, плохо бросил! А вы плохо проследили! — Сергеев замолчал, глядя в одну точку, потом продолжил: — Это еще не все. Когда Гоблина задерживала милиция, он ранил офицера и убил случайным выстрелом официанта клуба. Тем не менее его задержали. Гоблин к тому времени был сильно пьян и орал на весь ресторанный зал, что завтра все у него в ногах ползать будут, что за него заступится ЭКОПОЛ, что он секретный сотрудник и так далее. Короче, выболтал все. То же самое продолжалось и в отделе, куда его доставили. С той разницей, что там он вспомнил еще и меня, и вас, и еще много интересного. И кстати, уже сегодня в Управление приходили люди в штатском и интересовались полковником Сергеевым. Но это мои проблемы, и я их решу. Гораздо хуже, ребята, ваши дела. Гоблина успели сфотографировать, взять отпечатки пальцев и гаммы запахов. Соображаете?
— Его же крутить начнут! — с ужасом проговорил Печеный.
— Не начнут, — поспешно заверил его Сергеев. — Не начнут, потому что полтора часа назад он убежал из отдела и при этом искалечил сотрудника милицейской конвойной роты. Сейчас он сидит у меня в кабинете, помаленьку трезвеет и ждет, что я с ним сделаю.
Сергеев сделал паузу, успев вопросительно и требовательно посмотреть каждому в глаза.
На его взгляд решился ответить только Самурай.
— И что же? — хрипло спросил он.
— Что? Не понял вопроса.
— Что теперь будет? — охотно уточнил Самурай.
— А вы никто не догадываетесь? Из этой истории я вижу только один выход. Прекратить с сегодняшнего дня деятельность команды, а вас распустить. О нет, я неправильно выразился. Вас — вернуть туда, откуда вы были взяты. Просто отпустить вас я не могу. Ясно?
— Да уж... — тяжело вздохнул кто-то.
— Думаю, у вас появится время обдумать, почему Гоблин так поступил и какого черта вы не смогли его остановить.
— Да чего тут думать? — тихо проговорил Обжора. — Гоблин вчера весь вечер ныл, что остался без «фестиваля». Вот и решил сам себе устроить праздник. Я вчера спать пошел, а он говорит: я еще посижу на воздухе. Потом я заснул и не знал, что он не пришел. Только утром...
— Можешь не оправдываться. Ни хуже, ни лучше себе ты этим не сделаешь. Гоблин уже все решил за вас.
Повисла тишина. Антон понял: хотя Сергеев достаточно ясно указал на дальнейшую судьбу команды, на самом деле ни он сам, ни все остальные на подобный исход не настроены. Иначе не было бы такого бурного излияния чувств. Его догадку тут же подтвердил Самурай.
— Да ладно... — осторожно сказал он. — Так уж сразу команду распускать... Можно ведь что-то и придумать...
— Думайте, — пожал плечами Сергеев. — Я пойду, а вы думайте. Если что-то изобретете — ваше счастье.
Он быстро повернулся и вышел за дверь. Самурай тут же взял инициативу на себя.
— Что будем делать с Гоблином? — мрачно спросил он.
Никто не отвечал. Придумать что-то было просто невозможно, для этого нужно досконально знать весь расклад. Но Самурай, похоже, и не ждал никакого ответа. Он думал сам.
Эту долгую беспомощную паузу вдруг прервал вкрадчивый голос Печеного:
— Да зеленкой его мазать, что тут еще поделаешь...
Антон еще даже не попытался понять смысл этой нелепой фразы, как вдруг тишина в столовой стала какой-то страшной.
Печеный смело посмотрел каждому в лицо.
— Что замолчали? Сами же все понимаете. Только решаете, как поделикатнее сказать.
— Ну, это ты зря, — тихо сказал Обжора. — Я, например, ни о чем таком еще не думаю. Я надеюсь, все обойдется...
— Надеяться поздно, — решительно возразил Самурай. — Сергеев не допустит ни малейшего риска.
— Да почему?! У нас тут риск на каждом шагу! А если б Гоблин не ночью попался, а утром, когда мы с ним в засаде с винтовкой лежали? Там что, риска не было?
— Ну иди, поговори с Сергеевым. Докажи ему, что Гоблин больше так не будет.
— Ах, вот в чем дело...
— А ты что думал? В команде Гоблина оставлять нельзя — это однозначно. А отпускать — хоть в тюрьму, хоть куда, — еще хуже. К тому же неизвестно, что он там наболтал. Сергеев, может, только самую малость нам рассказал.
— Ладно, хватит обсуждать, — нетерпеливо оборвал Печеный. — Сколько ни обсуждайте, Гоблина нужно мочить, и нечего тут придумывать. Лучше обсудим, как это сделать.
Антон посмотрел на Печеного и понял причину его нетерпения. А точнее — вспомнил. Печеный был здесь единственным, для которого разрыв контракта означал самое.худшее, что можно придумать.
— Короче, так, — быстро заговорил Самурай. — Мочить тоже надо с умом. Судите сами: милиция находит его труп, начинаются заморочки, беготня, экспертиза... Исходная информация у них уже есть: ЭКОПОЛ, полковник Сергеев и так далее. Начинается возня вокруг ЭКОПОЛа, которой Сергеев как раз и не хочет. Потому что любая дурацкая случайность может вылиться в большой шухер.
— А если милиция не находит труп? — резонно возразил Печеный.
— Тогда заводится оперативно-розыскное дело, и начинается та же самая беготня, только искать будут скрывшегося преступника. И случайно пролетающий кирпич мы организовать тоже не можем. Малейший намек на насильственную смерть, и прокуратура не успокоится, пока все не будет проверено до последней ниточки. На этот счет можете мне, как бывшему менту, поверить. Гоблин им достаточно наговорил, чтобы они разглядели в несчастном случае преднамеренное убийство. Как только где-нибудь на дороге найдут его труп с разбитым черепом, вся его болтовня про ЭКОПОЛ предстанет в новом свете. А тщательно все устроить мы не сможем — времени в обрез.
Антон никак не мог взять в толк: неужели они действительно обсуждают, как убить — не наказать, а убить! — человека, с которым вчера пили из одной бутылки. Он внимательно слушал Самурая, даже соглашался с его доводами, но при этом казалось, что он смотрит кино, где можно проникнуться выдуманными страстями, попереживать, а затем спокойно пойти ужинать.
Впрочем, он был не одинок в своих чувствах. В другом углу сидел Обжора, который все это время жил с Гоблином в одной комнате. Он изумленно переводил взгляд с Самурая на Печеного, и от его всегдашней невозмутимости не осталось и следа.
— Тогда Гоблину лучше всего умереть от старости, — усмехнулся Печеный, — и никаких подозрений не будет.
— Надо думать, — пожал плечами Самурай. — Должен быть какой-нибудь способ. Что-то вроде яда, который разлагается в крови...
— Ну и разговорчик у нас... — не выдержал Обжора.
— Яда такого у нас нет, — медленно проговорил Печеный, сосредоточенно глядя на свои сплетенные пальцы, — а вот способ есть.
— Есть? — с недоверием переспросил Самурай.
— Есть... Смерть от сердечной недостаточности нас устроит?
— Это как?
— А так. Никаких следов и повреждений не будет — гарантирую. При мне этот способ дважды испытывали, и оба раза получилось.
Самурай почему-то обернулся, будто боялся посторонних, потом, медленно пятясь, отошел к двери.
— Ну-ка, пойдем поговорим на улице.
Печеный с готовностью встал и шагнул за дверь. Сержант придвинулся к Антону.
— Ну вот... — растерянно сказал он.
Сержант не знал, что сейчас нужно или можно говорить, он хотел просто не оставаться в этот момент наедине с самим собой.
Антон украдкой посмотрел на Обжору. Тот сидел в неудобной позе, тупо глядя перед собой, и чуть шевелил губами, как будто что-то считал. И вдруг, поймав взгляд Антона, он тут же подобрался, сложил руки на животе и сказал неожиданно громким голосом:
— Да... Отчирикался Гоблин.
И от этих слов у Антона по коже пошли мурашки. Если раньше он воспринимал происходящее, как кино или игру, как неприятный, но обязательно обратимый процесс, то теперь громкий голос Обжоры вернул все в реальность. Стало отчетливо понятно — Гоблин действительно «отчирикался».
Самурай с Печеным отсутствовали довольно долго. Они вернулись какие-то взведенные и неестественно энергичные.
— Нужен еще один человек, — сказал Самурай. — Кто пойдет?
Это прозвучало так обыденно, будто требовалась пара рук для переноски дивана. И тем не менее Антон ощутил желание опустить глаза и втянуть голову в плечи. Но тогда бы он не увидел, что происходит вокруг. А это почему-то было очень важно...
Самурай скользнул взглядом по совершенно одеревеневшему Обжоре, потом перевел глаза на Сержанта.
— Я не пойду, — категорично заявил Сержант в ответ на оценивающий взгляд.
У Антона на такую категоричность не хватило духа. И когда немигающие глаза Самурая остановились напротив, он почувствовал себя ломким и вялым, как высохший лист.
— Ты пойдешь, — сказал Самурай.
В его голосе прозвучало что-то большее, чем просто приказ. Антон в этот момент возненавидел самого себя — за то, что жалел торговцев во время бойни на рынке, что слабо бил партнеров на тренировках, что задавал ненужные вопросы и провоцировал душеспасительные разговорчики, за то, что слишком много сомневался. Если бы он мог быть таким, как и все, если бы он только умел так же, как остальные, смеяться и грустить, наказывать и прощать, говорить и молчать, смотреть на мир и отворачиваться от него — может, тогда беспощадные слова «ты пойдешь» миновали бы его...
Антон встал и, беспомощно обернувшись на Сержанта, шагнул к выходу. Печеный сразу взял его двумя пальцами за рукав и повел по дорожке, шепча на ухо:
— Гоблин сейчас в медпункте. Когда войдем — вида не показывай. Пусть подумает, что мы просто так зашли, поговорить. Потом вы с Самураем хватаете его за руки с двух сторон и держите, пока я буду пристегивать его к креслу. Держать нужно крепче, он сильный. Когда пристегнем — стой рядом и поддакивай. Понял? Твое дело стоять, слушать меня и поддакивать. Ни о чем не спрашивай, никаких лишних слов не говори, а то все испортишь...
До медпункта было довольно далеко. Антон надеялся, что путь продлится вечно, но вот впереди показалась крашенная в зеленый цвет стена щитового домика. Антон невольно замедлил шаг, стремясь оттянуть момент, когда нужно будет войти и посмотреть в глаза Гоблину, но Печеный тянул его за собой, продолжая инструктировать.
Перед дверью остановились, приготовились.
— Пошли, — кивнул Самурай.
Изображать обеспокоенных товарищей не пришлось. Гоблин все понял, едва лишь увидел лица вошедших. Ни слова ни говоря, он вскочил и прыгнул к окну. Самурай догнал его в два шага и с разворота ударил ногой под коленку. Гоблин растянулся на полу, завалив стеклянный шкаф с препаратами, но тут же снова вскочил, будто был сделан из резины. Вновь он метнулся к окну, но через секунду Самурай уже висел у него на шее и кричал:
— Держите!.. Сюда, быстро!
Каждая клеточка тела Антона сопротивлялась участию в этой дикой расправе. Он на деревянных ногах шагнул вперед и вцепился Гоблину в руку, но не удержал. Казалось, это все равно, что поймать крутящуюся лопасть вертолета. Опасаясь, как бы не попасть под очередной взмах этой руки-лопасти, он суетился рядом и наконец дождался удобного момента, схватил, впился пальцами в рукав, навалился всем телом.
Самурай давил на горло, нагибая Гоблина все ниже к полу, тот дергался, крутился, не давая трем сильным противникам совладать с собой. При этом он орал так, что закладывало уши, орал, брызгая слюной и переходя то на рев, то на визг:
— Суки! Скоты! Что ж вы делаете! Пустите, гниды, суки!..
Он уже стал красным, потным и скользким. Антон в этот момент не испытывал ни стыда, ни жалости, а только омерзение от того, что приходится тесно прижиматься к этому визжащему мокрому клубку.
Гоблин сопротивлялся до последней капли своих сил. Он боролся всем телом, вплоть до самых кончиков пальцев. Наконец удалось прижать его к креслу, застегнуть ремни на руках и ногах. Гоблин понял, что теперь силой и яростью ему ничего не добиться. Он обмяк, обвел всех слезящимися, почти сумасшедшими глазами и запричитал:
— Ну не надо, .братцы... Ну за что? Отпустите, я убегу. Скажите им, что я сам вырвался... Ну, пустите, ну, пожалуйста!
Было немного странно, что Гоблин так неистово цепляется за жизнь — жизнь, которую так ненавидел. Человеку свойственно быть в этом смысле эгоистом, и Антон, как и большинство живущих, в глубине души раньше считал, что только он знает истинную цену жизни, а все прочие относятся к ней совсем иначе, и умереть им будет гораздо легче, чем ему...
Самое страшное, что умоляющие слова Гоблина летели в пустоту. Никто их не слышал, как будто рядом были не живые люди, а механические куклы. Антон и Самурай стояли по бокам кресла, опасаясь встречаться с жертвой глазами, Печеный с сосредоточенным видом разматывал трубки капельниц, пододвигал стеклянный столик с инструментами.
Гоблин все еще бормотал что-то, но с каждым вздохом, с каждым взглядом на приготовления Печеного терял энергию. Свирепая схватка после тяжелой пьяной ночи опустошила его.
Печеный отыскал в шкафу широкий моток пластыря и зашел к Гоблину со спины.
— Сиди смирно, башкой не дергай! — грубо скомандовал он и взял Гоблина за волосы.
— Давай помогу, — пробормотал Самурай и взялся приматывать голову Гоблина к спинке кресла.
Гоблин не шевелился, наоборот, сидел очень тихо и как будто прислушивался к тому, что происходит вокруг. Он уже ничего не видел — клейкая белая полоса закрыла ему половину лица.
— Вы что делать собрались? — спросил вдруг Гоблин с таким смертельным ужасом, что в комнате повеяло холодом. — Говорите, что делать будете!!!
— А ничего, — равнодушно ответил Печеный. — Сейчас подрежем тебе вены и пойдем обедать. А когда все из тебя вытечет, придем и отвезем тебя на какую-нибудь свалку.
Гоблин захохотал. Он будто надеялся, что его смех вдруг превратит все происходящее в шутку, в глупый и несмешной, но розыгрыш.
— Ну вы даете! — надрывался он. — Ладно, развязывайте, кончайте свои шутки.
— Никаких шуток, — угрюмо сказал Самурай.
Гоблин резко замолчал, прислушиваясь, что будет дальше. Но Самурай не сказал больше ни слова. Гоблин понял, что никаких шуток действительно не будет. Он разомкнул губы, которые вдруг начали сильно дрожать, и закричал:
— Да вы что!!!
От его крика в шкафу зазвенели склянки.
— Ничего, — ответил Самурай. — А ребятам и ментам скажем, что ты сам на себя руки наложил. И не ори, а то еще и рот заклеим.
Печеный установил рядом с креслом две стойки, укрепил на них капельницы, оборвал лишние сантиметры трубки и налил в резервуары теплой воды из-под крана. После этого подошел к столику и сунул пальцы в ванночку с медицинскими инструментами. Блестящие металлические штучки ответили тусклым перезвоном.
Гоблин дернулся, услышав этот жуткий звук.
— Ну-с... — важно сказал Печеный. — Приступим, пожалуй.
Он выбрал короткий ланцет, нагнулся к Гоблину и медленно провел лезвием чуть выше его ладони. Он не порезал руку, а именно просто провел, оставив почти незаметный след. Затем сунул к этому следу трубку капельницы, из которой сочилась теплая вода.
Гоблин побледнел так, что кожа и пластырь на его лице почти слились. Он слышал, как звенят инструменты, чувствовал холодное прикосновение стали. Ощущение теплой жидкости на руке убедило его окончательно.
Печеный между тем повторил процедуру на другой руке. Вода капала на пол, собираясь в лужицы.
— Ну и кровища у тебя, Гоблин, — прошипел Печеный. — Как из протухшего помидора. Наверно, за здоровьем плохо следил, да?