Казалось, после отбытия шумной компании олимпийских богов дом как бы осиротел, но мы с Мишкой, посоветовавшись, решили не расслабляться — слишком многое еще надо было сделать. Правда, я на это обратил внимание. Мишке словно юлу в задницу вставили. Он то и дело суетился без всякой нужды или вздыхал, и весь его вид говорил о том, что он хоть и как-то работает, однако сам находится явно не здесь.

— Что ты маешься? — спросил я его наконец.

— Гамлетовский вопрос мучает… — после недолгого молчания ответил Мишка. — Быть или не быть — вот в чем загвоздка…

— Чему быть, того не миновать, — философски заметил я.

— Слушай, Юрка, неужели у тебя хватит терпения делать все последовательно?

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю, ты, наверное, привык без Людмилы, оставишь ее напоследок… Ну, то есть займешься ею, когда мы уже перевернем мир?

— Наверное, это было бы правильнее всего, но я… Я бы ее хотел прямо сейчас. Только не знаю как… То есть знаю… но… я просто не смогу тогда работать.

— Ну и черт с ним, — сказал Мишка. — У нас впереди вечность, успеем.

— Это и есть твой гамлетовский вопрос?

— А как ты отнесешься к тому, чтобы я женился?

— Ты же однолюб! На ком?

— Хочешь, смейся… На Ларисе Григорьевне.

Разговор происходил за обедом, и от неожиданности я чуть не подавился.

— Она же в матери тебе годится!

— Твоя Галка годилась тебе в прапрапра… и еще черт его знает сколько прапрабабушки, и ты вроде ничего. Даже ревновал.

— Так то Галка…

— Вот и я говорю… Накормлю Ларису травкой — глядишь, к утру молоденькой станет, и все проблемы.

— А потом я Куба травкой накормлю.

— Так он же ее еще знать не будет!

— Но она-то его будет знать!

— Вот и сомнения у меня… Может, Куба лучше не трогать? Оставить его там, где он есть…

— Сволочь ты, Мишка, после этого!

— Нет, ну мы же все равно будем начинать с 58-го года. Станет бессмертным на общих основаниях… Вместе с остальным человечеством.

— Ну вот и возьми Ларису в 58-м году!

— Нет, — сказал решительно Мишка. — Молодые бабы — они глупые, одних амбиций у них безосновательных целый воз. А тут женщина в возрасте, здоровье уже ни к черту, и жизнь переосмыслена, и ценности другие. Отпусти меня в Ставрополь дня на три. Я вернусь с Ларисой. А там — как сложится.

— Хорошо, — сказал я. — Катись, но потом не жалуйся. Или ты ее действительно любишь?

— С самого техникума. Спасибо, Юрка!

— Да ладно, вали. Потом позвонишь, скажешь, куда и когда «окно» вам открыть.

Оставшись один, я задумался над тем, как мне вторично соблазнить жену, которая, естественно, и понятия обо мне не имеет. В голове крутились самые разнообразные планы, один авантюрнее другого, но я чувствовал, что все это нереально. Разве что рассказать ей правду, как было. Было для меня, разумеется, а для нее в любом случае не будет. Да, самое разумное, видимо, ничего от нее не утаивать. Она, в конце концов, женщина умная, должна меня понять. Главное тут, выбрать подходящий для такого разговора момент. О себе, ее современнике, я даже не вспоминал, зная, что просто помешаю ему родиться.

Нет, истину говорят, что дурной пример заразительный. Мишкина идея о женитьбе разожгла пожар и во мне. И я, пользуясь тем, что остался один, пересел из-за компьютера за пульт «Султана», настроил «окно» на Ставрополь на 81-й год, подвел его к «Сельхозтехпроекту» и стал искать мою ненаглядную. С трудом, но нашел. Глядя в «окно», проводил ее до общежития. С каким умилением я смотрел, как она переодевается. И тут план, возможно не совсем удачный, созрел у меня в голове. Я решил написать ей письмо.

Пересел за компьютер и стал набирать текст. Вот тут-то мне и пригодились навыки, полученные от писательской деятельности. Письмо получилось, на мой взгляд, весьма убедительным. Перечитав его и исправив мелкие погрешности, я дал команду вывести текст на принтер, затем занялся поисками конверта. Нашел международный, вложил письмо и уже хотел заклеивать, однако подумал, что без фотографии (разумеется, моей) Людмиле будет трудно что-либо представить и чьей женой ей придется стать. Где-то я видел тут «Полароид»…

Я стал искать фотоаппарат и вдруг замер, пораженный внезапной мыслью: ей же нельзя в будущее! Оно для нее не существует! Будущее слишком многовариантно. Вот если бы… Если бы помешать ей родиться. Я опустился в ближайшее кресло. Мне теперь хорошо было понятно Мишкино решение. Боже мой, какой я простофиля! Ну надо же быть таким идиотом! Придется все делать последовательно, как и задумывалось…

Состояние в тот момент у меня было ужасным, словно меня обокрали. Хотелось рвать и метать. Или что-нибудь разбить. Я с ненавистью смотрел на компьютер, как будто он был виноват в том, что я дурак. Нет, какой-то равнодушной частью сознания я вполне трезво оценивал события, но ярость меня не оставляла. Скорее бы уж Мишка появился, что ли… Мало-помалу я справился со слишком уж острым чувством потери и теперь сел за компьютер, как за испытанное лекарство от стрессов, пытаясь работой заглушить ярость.

Вскоре я действительно втянулся и ярость заметно ослабла, превратившись в хроническую тоску по счастью, по Людмиле. А работа теперь была чисто инженерской. Не помню, кто сказал, что когда принцип работы изобретаемой конструкции становится ясен рядовому конструктору, то из разряда творческой работы превращается в чисто инженерскую. И пусть кто-то продолжает думать, что по-прежнему творит нечто необычное, однако все это уже не более чем игра в «конструктор», такой, знаете, набор деталей для детишек…

Вот и перед нами сейчас стояла задача выполнить общенародный вариант «Султана»: транспортную и приемную кабины наподобие телефонных будок, которые должны быть расставлены по всему миру и иметь между собой связь. Чтобы зайти в транспортную кабину, скажем, в Москве и, связавшись с приемной кабиной, скажем, во Владивостоке, в одно мгновение переместиться из пункта «А» в пункт «Б». Конструкция кабины, вернее, ее габариты тянули за собой конструкцию дубликатора, которым впоследствии придется эти кабины размножать, а конструкция дубликатора, в свою очередь, регламентировала «окно» «Султана» следующего поколения, через которое мог «пролезть» дубликатор с транспортной кабиной… Вот такая взаимосвязь. И море рутинной работы. Просто море.

Я не знал точно, но предполагал, что вдвоем мы сможем на все это затратить не меньше десятка лет. Целого десятка! И то если будем относиться к работе по-прежнему, то есть пахать сутками, как звери. Без выходных и проходных… Но одно дело, когда мы с Мишкой ломились в неведомое, и совсем другое — инженерская деятельность. Свидание с Людмилой отодвигалось на все более поздние сроки.

Наконец позвонил Мишка. Я создал «окно» по его указке, и он появился в сопровождении очаровательной молодой шатенки, в которой я с большим трудом узнал Ларису Григорьевну. Теперь еще больше она напоминала мне Людмилу. Я снова загрустил.

— Что ты, солнышко, не весел, что ты головушку повесил? — спросил меня вдруг Мишка. В голосе его явно сквозили игривые нотки.

— Такое чувство, будто меня обокрали. Людмиле нельзя сюда, в будущее, а сделать все, как решили, — отнимет еще лет десять. Я, конечно, понимаю, что в сравнении с вечностью десять лет — ничто, тем не менее…

— Да, — сказал Мишка. — Мы жили бедно-бедно, потом еще беднее, а потом нас обокрали… Сочувствую. Однако выход, кажется, есть: надо нанять группу инженеров…

— А как же секретность? Война на невидимом фронте? Или все это побоку?

— Мы все равно решили начать с 58-го года. Часть из этих инженеров не родится, а остальные все просто забудут. Но, естественно, подписку о неразглашении мы с них все равно возьмем. Ну как?

— А, давай. Пропадать, так с музыкой. Надо как-то объявление дать.

— Мальчики, — спросила вдруг Лариса. — А почему вы все время твердите о 58-м годе? Это что, какой-то решающий рубеж?

— Пятьдесят восьмой? — наморщил лоб Мишка. — А черт его знает, это вон Юрка все туда рвется. Мне так все равно.

— Я же Кубу обещал…

— Можно подумать, что Куб будет помнить.

— А вон, у нас с тобой и документы соответствующие готовы.

— Откуда они у вас? — спросила Лариса.

— Снабдил один инопланетянин. Он тут все время в КГБ работал. Ксива, говорит, не подкопаешься, все подлинное. А 58-й год — ну, нас с Мишкой родители зачинали не позднее — я посчитал на пальцах — где-то середины августа 59-го года, при условии, что мы не недоноски. 58-й год выбран нами с запасом, чтобы эти зачатия отменить.

— Вы же тогда исчезнете!

— Самим боязно, но теория утверждает, что не исчезнем. Вот если нам не удастся помешать — тогда можем и исчезнуть.

— Почему?

— Боюсь, Лариса, сейчас ты еще не поймешь, пускай тебе Мишка попытается на пальцах объяснить, у него это лучше получится.

— Да, Лариса, это такое дело, — сказал Мишка, — что без бутылки ни за что не разобраться. Знаешь, нам с Юркой сколько выпить пришлось, пока чуть-чуть туман рассеялся…

В общем, вскоре мы с Мишкой организовали нечто вроде КБ, где на нас трудились 18 толковых инженеров и дизайнеров. Весь первый этаж дачи инопланетян был отведен нами для конструкторов, рабочие места которых мы оборудовали хорошими персональными компьютерами, связанными как между собой, так и с Интернетом. Какое-то время я опасался, как бы какой-нибудь поганец не заразил наши компьютеры вирусом, потом вместе с Мишкой мы придумали пароль, который, на наш взгляд, разгадать не смог бы ни один землянин, и тогда я смог наконец спать спокойно.

Рыжие боги оставили нам не только богатства, но и надежного человека, который продолжал снабжать нас необходимыми материалами и комплектующими, так что заказы наши по-прежнему исполнялись в кратчайшие сроки. Уже через год были готовы приемная и транспортная будки. Мы испытывали их прямо здесь же. Испытания напомнили нам с Мишкой, как мы испытывали УПМ-1. Радости, правда, в этот раз такой уже не было. Но этап — есть этап. Этот мы преодолели. Теперь этап с дубликатором транспортных кабин. Инженеры наши уже поднаторели, конструировали и вздыхали: себе бы такой. Мы с Мишкой пообещали, что каждый из них получит дубликатор индивидуального пользования (ДИП-1), то есть размерами поменьше. А Мишка — вот гений! — предложил использовать дубликатор как магнитофон, то есть записывать дублируемую вещь на жесткий диск и затем воспроизводить ее с записи. Этим и занялись и вскоре разработали записывающий блок. Воспроизвели пару кабин с записи, испытали и благословили новый дубликатор в серию. По нашим подсчетам таких дубликаторов требовалось не меньше сотни, и это только для нужд России, а если глобально, то не меньше нескольких тысяч, то есть надо было выбирать: либо строить завод, либо новый дубликатор, еще более громоздкий, чтобы в него вмещался дубликатор транспортных кабин. Скрипнув зубами, мы принялись за новое конструирование. А что делать?

Одним словом, мы затратили на подготовку к экспансии около трех лет. За это время мы изготовили: дубликатор универсальный общего назначения (ДУОН-1), дубликатор транспортных кабин (ДТК-1), дубликатор индивидуального пользования (ДИП-1) и «Султан-2», рассчитанный на перемещение грузов и людей общей массой до двух тонн, причем «Султан-2», судя по его возможностям, значительно превосходил установку Озерса. Наконец-то мы могли вздохнуть свободно. Инженеры в качестве зарплаты получили каждый по ДИП-1, и мы расстались, весьма друг другом довольные.

Трое бессмертных, мы предпочитали общество друг друга и устроили вечер втроем, не то прощальный, не то праздничный. Да и обсудить надо было «тет на тет» будущие свершения.

— А знаешь, Лариса, — вдруг пришло мне в голову, — надо начинать с тебя, отправить тебя в прошлое к моменту зачатия, с тем чтобы ты помешала этому событию. Тогда ты сможешь быть абсолютно свободной.

— От чего свободной?

— От петель времени. Ко всему ты сможешь тогда бывать в будущем.

— Разве это так важно?

— Нет, ну я к примеру… Всякое может случиться…

— Боюсь, что это будет трудновато. Я в семье седьмой ребенок.

— Ну вот, расскажешь отцу, какие трудности их с матерью ожидают впереди… Ты с какого года?

— С тридцать четвертого.

— Во-во, впереди тридцать седьмой год, затем сорок первый…

— Да, отца еще на финской убили, в тридцать девятом… Считай, что детства у меня и не было…

— Может быть, нам вообще подойти глобально, — подал свой голос Мишка. — Начнем экспансию с 13-го года или вообще с тысяча девятисотого. Вы же согласны с тем, что наряду с некоторыми достоинствами коммунизм — это вообще-то зло. Причем зло глобального масштаба. В двадцатом веке людей погибло больше, чем за все десять предыдущих веков вместе взятых. И основная масса в России-матушке полегла. За что? За призрачные идеалы, придуманные амбициозными придурками.

— Ну, предположим, Гитлер родился в Германии, — подал я голос.

— Зато Ленин — в России, — парировал Мишка.

— Тогда, мальчики, экспансию надо совершать в середину прошлого столетия, — сказала Лариса.

— Вот именно этого мы с тобой, Мишка, и боялись, — подхватил я. — В мире достаточно людей, которые захотят что-либо исправить в истории. Давайте остановимся на том, что предотвратим наши появления на свет. Иначе мы доберемся до Адама с Евой. Вся история — это история войн и крови и людского стона. Кто нам дал право лишать человечество ее уроков? Я за собой такого права не чувствую. Может быть, вы чувствуете за собой право переписать ее заново? А? К тому же я сильно рискую на всю жизнь остаться холостяком. Людмила при таких катаклизмах может и не родиться. И вообще, мне кажется, что для таких разговоров мы еще слишком мало выпили.

— Действительно, — поддержал меня Мишка. — У Азимова помнишь «Конец Вечности»? Интересно, как они вне времени закреплялись?

— Фантастика, — сказал я пренебрежительно.

— Но там есть и рациональное зерно: если что не так — потомки исправят. Уловил? Будущее многовариантно. А времени у нас много. Мы можем испытать все ветви реальностей и выбрать из них наиболее подходящую, которую и назовем Историей. Ну а если мы ошиблись — потомки исправят. Как ты, Лариса, относишься к потомкам?

— Нам лучше их не иметь.

— Почему? — удивился Мишка.

— А где гарантия, что через некоторое время он не объявится с просьбой ради Бога не зачинать его?

— М-да… — Мишка удрученно почесал в затылке. — Дела…

— Говорят, что Бог творит все, что захочет, мысленно, — вмешался я. — Вот и вы представьте, что потомок у вас уже есть. Этого достаточно.

— Ты шутишь или серьезно? — спросил Мишка.

— Какие уж тут шутки, — ответил я. — Мы теперь сами боги. Вспомни про образец.

Одним словом, долго мы еще трепались тогда, захмелели все трое, однако слова Ларисы насчет неблагодарного потомка накрепко засели у меня в голове. Я просто не представлял, как буду разговаривать на эту тему с собственной матерью, молодой в то время девчонкой. Мишка, судя по всему, испытывал подобные муки. Но муки муками, а схлопывание петли грозило нам не то что небытием, а как минимум могло отбросить нас с Мишкой на исходную позицию, к началу нашего творчества, попросту говоря, к разбитому корыту, то бишь к дурмашине. Но на этот раз виток будет без инопланетян. Так что мы с Мишкой как ни крутили, а вынуждены были отправиться в 58-й, то есть в лето 59-го года. Я на это путешествие шел как на собственную казнь, как будто в реке, когда идешь против течения. Лариса нас тоже провожала, как в последний путь. Впрочем, непосредственно перед стартом она вдруг предложила нам переписаться на жесткий диск:

— Вы знаете, мальчики, у меня такое предчувствие, что вы не вернетесь. Правда, что-то такое должно произойти с вами нехорошее. Тяжело у меня на сердце как-то. Давайте подстрахуемся, запишитесь на диск.

Посмеиваясь и подшучивая друг над другом, мы с Мишкой по очереди забрались в ящик ДУОНа. Я первым был, виду не показывал, но волновался сильно. Улегся на дно и приготовился к самому худшему. Мишка закрыл крышку, затем в мозгу у меня сверкнула яркая вспышка, а затем я вновь почувствовал собственное тело. Крышка откинулась, и Мишка скомандовал веселым тоном:

— Вылезай, старик, теперь ты бессмертен абсолютно, и от Кащея бессмертного отличаешься только тем, что его смерть была на кончике иглы, а у тебя жизнь вот на этом диске.

— Шутник, да… — проворчал я, выбираясь из ДУОНа.

— Что ты чувствовал? — спросил Мишка.

— Ничего. Была яркая вспышка, и все.

— Значит, ДУОН разложил тебя на кванты безболезненно?

— Выходит, так.

— Ну тогда я полезу. — И Мишка стал устраиваться в ДУОНе.

Я взял чистый диск и вставил его в дисковод.

— Готов? — спросил я.

— Поехали, — ответил он.

Я закрыл крышку и нажал кнопку записи. ДУОН молчал минуты две, наконец на дисплее высветилась надпись: «Запись окончена». Я открыл крышку. ДУОН был пуст.

— А как же… — начал я, но, хлопнув себя по лбу, закрыл крышку и надавил клавишу «Воспроизведение». Минуты, пока ДУОН воссоздавал Мишку, показались мне вечностью. Едва дисплей выдал надпись: «Дублирование закончено», как я откинул крышку и заглянул внутрь. Мишка там как раз вставал.

— Поздравляю, — сказал я. — Теперь и ты словно Кащей. Вылезай, или у тебя чего-то не хватает?

— Да вроде все на месте… — Мишка ощупал свои мужские достоинства. Потом мы отдали Ларисе оба диска, приговаривая при этом, что у Кащея смерть охранялась тройной блокировкой: зайцем, уткой и яйцом, а она, Лариса, одна и потому должна быть теперь быстрой, как утка, юркой, как заяц, и обтекаемой, как яйцо. Хотя, к сожалению, Кащею это не помогло, так что одна у нас надежда — на ее женскую хитрость.

Лариса нам отвечала в этом же стиле. Затем мы настроили «окно» на июнь 59-го года в Ставрополе. Боже, каким непритязательным был город в то время!

— Настраивайтесь на магазин готовой одежды, — посоветовала Лариса. — Вам надо одеться по моде конца пятидесятых.

— Но я не знаю, где тогда были эти магазины, — ответил Мишка, сидевший за управлением.

— Пусти меня за пульт, — сказала Лариса.

Мы с Мишкой переглянулись: не прошло и трех лет, как Лариса научилась от нас чему-то.

— Садись, — с деланным равнодушием отозвался Мишка и уступил ей место.

Лариса быстро подвела «окно» к нынешнему зданию «Детского мира», и мы хором прочитали вывеску: «Универмаг».

— Здесь есть все, — и с этими словами она двинула «окно» чуть вперед по времени, в глубокую ночь. «Окно» было рядом с вешалками, и, подсвечивая фонариком, Лариса быстро отыскала нам нужные размеры. Я по ее указке снимал вешалки с костюмами. Затем мы с Мишкой переоделись.

— М-да… — бормотал Мишка, вертясь перед зеркалом. — Не от Кардена, конечно, но, если там все одеваются так же, тогда… Ну как, Лариса?

— Выглядишь франтом. По тем временам, разумеется.

Я лично ощущал себя одетым в мешок. Штанины, по моему разумению, были неимоверно широки, но… Я смирился.

— Деньжат надо раздобыть, — озабоченно пробормотал Мишка. — Полагаю, в то время доллары в России не были в почете. Или я неправ? Давай, Лариса, к банку.

Я ожидал, очевидно, ориентируясь на американские боевики, что нам придется проникать внутрь огромных бронированных сейфов, но оказалось, что деньги сложены в отдельной, правда, оборудованной стальными дверями комнате.

— Возьмите на первый случай тысячи по три, — посоветовала Лариса. — Потом, если не хватит, вам лучше сдать в комиссионку какие-нибудь безделушки с бриллиантами.

Так мы и поступили. Десантироваться решили на железнодорожном вокзале, выбрав для этого момент с прибытием московского поезда, но в пустынном уголке, чтобы никто не заметил нашего появления. Поиски родителей решили начать с утра, а пока направились к гостинице «Эльбрус», до которой от вокзала было всего две остановки. Я с любопытством смотрел на автобусы, такие доисторические, что их изображение я видел только на картинках очень старых книжек. Вообще, машин на улицах было немного, в основном «Победы» или допотопные «Москвичи», из грузовых — «полуторки» или «ГАЗ-51». Я с любопытством крутил головой, узнавая, или не узнавая, родной мне город. В гостинице нам предложили двухместный «люкс», с окном, выходящим на захламленный двор. «Удобства» так же размещались во дворе. На этаже была только умывальная комната с двумя умывальниками. «Ладно, на безрыбье и сам раком встанешь, — резюмировал Мишка. — Мы тут долго жить не собираемся». Мы решили, что сон — это лучшее средство убить время, и стали укладываться. Из стены показалась голова Ларисы:

— Мальчики, я разбужу вас утром, спокойной ночи.

— И тебе, Лариса, того же.

— Ну я-то спать не буду, — ответила она. — Я сразу на утро перестраиваюсь. Пока.

Через минуту она показалась снова:

— Ребята, забирайтесь назад в «окно». Вас хотят арестовать.

— Кто? — Мы спросили это одновременно.

— Судя по тому, куда вас привезли, это КГБ.

— Сколько у нас в запасе времени? — спросил Мишка.

— Они за вами придут часа в три ночи.

— О-о, целая вечность. Значит, говоришь, нас в КГБ отвезли?

— Да.

— Что они от нас хотели?

— Вас просто убьют.

— А ты не заметила кто? Или это будет торжественно с участием целого взвода?

— Нет. Он просто просунет автомат в тюремное окошечко и разнесет вам головы. Почему вы не идете в «окно»?

— Погоди, Лариса, время еще есть. Наш убийца случайно не рыжий?

— Рыжий.

— Ну и сука этот Арфик! Представляешь, Юрка, как он все рассчитал? Теперь он почти что в недосягаемости! Наметил, сволочь, себе карьеру властелина Вселенной. От остальных богов он тоже избавится, скотина. Нет, ты понял, каким должен быть политик?

— Свалим? — спросил я Мишку.

— Ты же теперь абсолютно бессмертен, чего ты боишься?

— Я не боюсь, просто неприятно все это.

— Лариса говорит, что он с нами всего двумя выстрелами справится. Больно не будет…

Я слушал Мишкины разглагольствования, а в голове словно компьютер включился: мы на развилке реальностей и фактически не существуем, так как недавно нас обоих разложил на кванты ДУОН, мы теперь просто флюктуация. Можно, конечно, позволить себя уничтожить, но нас и так все равно что нет. Тем более что, судя по рассказу Ларисы, нас уже казнили. Это одна из возможных реальностей. Если мы уклонимся от казни — это вторая реальность. Обе реальности имеют равное право на существование. В любой из них Арфик остается Арфиком — грязным подлецом. Оставшись, мы узаконим реальность, выбранную им, тем труднее потом будет вносить в нее изменения. Может, прав Мишка? Чего нам бояться смерти?

Пока я размышлял, Мишка, зевнув, снова забрался под одеяло.

— Ребята, у вас осталась буквально минута, — снова раздался голос Ларисы. — Они уже в гостинице.

— Пущай, — сказал Мишка. — Хочу посмотреть в глаза этому подонку.

Вскоре в дверь постучали, да не как-нибудь, а так, словно пожар случился.

— Кто там? — спросил Мишка.

— Открывайте. Милиция.

— Ну и что? Ордер у вас есть?

— У нас все есть.

Мишка пожал плечами и откинул крючок. Дверь тут же распахнулась. Немедленно в комнате стало тесно. Среди вошедших Арфика не было.

— Одевайтесь, поехали.

— Во-первых, — спокойно ответил Мишка, — покажите ордер, а во-вторых, в чем мы обвиняемся?

— Одевайся, сволочь, там тебе все растолкуют.

— Ну и порядочки… — ворчал Мишка. — Просто тридцать седьмой год…

Один из чекистов без замаха ткнул Мишку кулаком в лицо. Неуловимым движением Мишка, поймав кулак, сломал ему в запястье руку. Чекист взвыл тонким голосом, а Мишка, как-то странно изогнувшись, прыгнул и пересчитал в прыжке пятками подбородки еще троих. Все трое свалились на пол. Первый чекист пытался в это время вытащить пистолет левой рукой из правого кармана.

— Успокойся, паря, — втолковывал ему Мишка. — Я ведь могу и левую сломать.

Но чекист не унимался, почти уже дотянувшись до пистолета. Мишка ткнул его пальцем куда-то в шею, и тот рухнул, держа левую руку в правом кармане. Мишка цыкнул на горничную, смотревшую на этот цирк, обхватив руками голову, и та, закивав, попятилась. По-моему, на цыпочках. Видимо, чекистов здесь избивали нечасто.

— Ну и что? — спросил я Мишку.

— А вот что, — ответил он и принялся обыскивать чекистов, бросая по очереди пистолеты к себе на койку. — Жаль, Арфика с ними не было.

Он нагнулся к чекисту со сломанной рукой и взял его пистолет. В это время из темноты коридора прозвучал выстрел. Пуля прожужжала аккурат над Мишкой. Он, не разгибаясь, сделал ответный выстрел, толкнул меня на койку и одновременно подтолкнул дверь, которая со скрипом закрылась.

— Лариса, — позвал Мишка. — Пора уходить.

— Сюда, мальчики. — Лариса уже придвинула к нам «окно». Мы нырнули в свой мир.

— Ну что, — поинтересовался у нее Мишка. — В прошлый раз так же было?

— Нет, тогда вы спокойно пошли с ними. Без драки.

— Хреново их тренируют, — пренебрежительно сказал Мишка. — А еще чекисты… Как говорил их шеф? У чекиста должны быть чистые мысли и горящие трубы… Сейчас мы довершим операцию…

Он вывел «окно» в гостиничный коридор, и мы увидели спину убегающего мужчины. В правой его руке был зажат пистолет.

— Ага, — сказал Мишка. Подвел «окно» поближе и сильно толкнул его в спину. Бегущий, взмахнув руками и потеряв опору, закувыркался по деревянной лестнице, к которой уже подбегал.

— Черт с ним, — прокомментировал Мишка. — Теперь Арфика отыскать бы.

Он вывел «окно» на улицу и почти сразу наткнулся на серенький «ГАЗ-69», на котором чекисты, видимо, и приехали.

— Что бы с этой каракатицей сотворить? — пробормотал Мишка. — Ага, читал как-то у Чейза… — Он подошел к аптечке на стене и достал бинт. Затем подвел «окно» к крышке бензобака, снял с бинта упаковку, оглянулся, ища что-то вокруг себя, нашел гайку на крупный болт, привязал ее на конец бинта и, скрутив с бензобака крышку, опустил туда гайку. Она упала, увлекая за собой жгут из бинта. Бензобак оказался полным. Мишка чуть потянул жгут назад, чтобы смоченный бензином конец оказался снаружи, и чиркнул зажигалкой.

— Отводи быстрее «окно» в сторону! — рявкнул он мне.

Лариса оказалась проворнее меня. Она ткнула пальцем в клавишу, и «окно» стало поворачиваться.

— Бензин в то время хреновый делали… — Мишка, казалось, заранее сокрушался. — Может и не сработать… Где же Арфик? Этот змей должен быть поблизости… А-а, вот он где! Видишь, за рулем «Победы» сидит? Ну, ребята, сейчас состоится бой быков!

— Мишенька! Не надо! Драться можно с честным человеком, а это…

— Ларчик, кто тебе сказал, что он человек? Он инопланетянин и человеком никогда не был.

В это время окрестности осветились розовым светом, видимо, бензин в машине оказался все же неплохим. Арфик, открыв дверцу, вылез из машины, напряженно смотря в сторону гостиницы. Мишка вышел из «окна» и встал рядом с ним. Мы с Ларисой напряженно наблюдали.

— Ну что, Арфик Абрагамыч, — сказал Мишка. — Сорвались твои планы? Аборигены-то шустрее оказались.

Арфик вздрогнул и пристально посмотрел на Мишку.

— Ну что, начнем? — спросил его Мишка. — Или жим-жим?

Дальнейшие события напомнили мне боевики про Ван Дамма или Чака Норриса, правда, не такие эффектные. Большинство ударов из-за скорости я просто проглядел, мысленно отмечая только те, когда противники кубарем катились по асфальту. На Атлантиде, помню, мне Галка рассказывала о товарищеской встрече, пробе сил, между Марсом, Арфиком и Мишкой. Как они дрались и кто судил — не знаю, но победу тогда присудили Мишке. Он сиял, помню, как новый гривенник. Сейчас же чувствовалось, что поединок так просто не закончится. Я знал Мишку и видел, что он настроен весьма решительно и в этом состоянии мог, пожалуй, разнести по кирпичику всю контору КГБ на Дзержинского, а сейчас он выкладывался полностью и ему сладко не приходилось. Я вспомнил, что на Атлантиде Арфик говорил, что пару столетий провел на Тибете, где осваивал йогу. Видимо, там драться и научился. Силы противников были примерно равными. Однако Мишке неожиданно повезло: Арфик не то споткнулся, не то поскользнулся и на мгновение потерял равновесие, а Мишка со всего размаха въехал ему кулаком в горло. Видимо, Мишка сломал Арфику шейные позвонки, потому что его голова после этого как-то неестественно склонилась и Арфик весь обмяк, опустился на колени, а затем как куль повалился на асфальт. Теперь за пультом «Султана» был я. Лариса же, переживая за Мишку, нервно перебирала пальцами пистолет кагэбэшника, который Мишка сгоряча прихватил с собой. Я подвел «окно» к Мишке и протянул ему руку: давай, мол, входи. Мишка уже сделал один шаг, когда пистолет в руках Ларисы выстрелил. Я вздрогнул от неожиданности и оглянулся: Лариса стреляла в Арфика, который неизвестно как, держа голову странно склоненной, пытался выстрелить Мишке в спину. Должно быть, выстрел Ларисы достиг цели, так как Арфик выронил пистолет и снова обмяк. Мишка строго посмотрел на Ларису:

— Дай пистолет сюда, — и протянул руку.

Лариса молча повиновалась. Мишка небрежно бросил пистолет рядом с Арфиком и присел на стул.

— На Атлантиде скрывал, гад, что умеет, чуть-чуть меня не уложил. Мне просто повезло…

Вся одежда на Мишке была изодрана, а рубаха местами в крови. Лариса уже несла тазик с теплой водой и дрожащими пальцами пыталась расстегнуть на Мишкиной рубахе оставшиеся пуговицы, а он сидел, привалившись к спинке стула, и, расслабившись, отдыхал, принимая как должное ее хлопоты.

— Мишка, — сказал я. — Нам теперь вовсе не обязательно уговаривать наших родителей, чтобы они не спешили производить нас на свет.

— Почему? — спросил он, почти не разжимая зубы.

— Потому, что мы — копии. ДУОН высвободил нас из всех петель времени ныне и присно и во веки веков.

— Давно ты это придумал?

— Когда ты отказался бежать из гостиничного номера, а потом перепрыгнул из одной реальности в другую.

— Выходит, Арфик все равно очутится на Олле вместе с остальными богами?

— Очутится.

— Значит, нам с тобой еще и на Олл путешествие предстоит?

— Видимо, так.

— Надо тебя научить драться. Эта наука еще долго себя не изживет.

— Согласен, — сказал я. — Только у меня злости нет.

— Появится, — сказал Мишка решительно. — У нас впереди много драк.

И я с ним согласился.