Итак, к нам пожаловали гости. Нежданные, но очень желанные. Два молодых человека-аборигена и я собственной персоной. То есть я-то была я, но только старше меня на пятнадцать тысяч лет. Этот факт выбил меня из колеи. Неужели мне еще так долго жить? Но самое интересное, что к моей предшественнице в свое время являлась еще одна предшественница, а к той — еще одна… и, вероятно, событие это, сделай крюк в пятнадцать тысячелетий, должна повториться снова.

Я бросилась с расспросами к Мрай; но та отшила меня словами:

— Последние сто пятьдесят примерно лет я провела в стране этих аборигенов. Не, могу сказать, что страна у них устроена лучше всех, зато в ней есть обычай, по которому гостей надлежит сперва вымыть в бане, затем накормить и напоить, после спать уложить, ну а потом уже спрашивать.

— Ну что ж, время пока терпит, — согласилась я. — Примем вас по высшему классу.

Я хлопнула в ладоши и приказала подоспевшей рабыне приготовить баню и распорядиться насчет ужина.

— Твои спутники знают наш язык? — спросила я Мрай-старшую.

— Нет, но я полагаю, что быстро ему обучатся. Это очень талантливые ребята. Кстати, того, который без ног, — его зовут Юрий Антонович Карпов — непременно надо накормить салатом из амброзии.

Я взглянула на молодого аборигена, сидевшего в коляске и с любопытством поглядывавшего вокруг. Правда, взгляд его больше задерживался на мужчинах, на женщин он по преимуществу косился: видимо, наши одежды приводили его в смущение. Второй был подвижен, ладно скроен, красив лицом, а осанка и движения наводили на мысль, что он не чужд воинского дела. Пятнадцать тысячелетий все же не прошли для аборигенов даром, лица их стали значительно красивее, впрочем, не исключено, что я ошиблась.

Рабы пригласили всех в баню. Женщины раздели гостей, которые при этом смущались и краснели. Мрай-1 что-то говорила им, не то подбадривая, не то укоряя.

Марс предложил плавно перейти к оргии, однако Мрай-1, которую пришельцы-аборигены называли Галкой (в дальнейшем я тоже стану называть ее так, почему-то это имя мне понравилось), посоветовала Марсу не увлекаться всем сразу и не выбивать гостей из колеи, всему свое время, разве он не видит, что женская нагота их и так смущает? Марс удивился, но Галка пояснила, что тысяча лет — это много не только для человека, но и для народа, а их религия за последнюю тысячу лет воспитала в людях извращенные понятия об эротике и сексе. Половые контакты получали одобрение жрецов, если только их целью было воспроизведение потомства. Особенно порицалось прелюбодеяние, приравненное к смертному греху. Хотя в принципе запреты несли в себе и разумное начало, предотвращая эпидемии, возникавшие от любых контактов с больными. Так что ее друзей, сказала Галка, пока еще смущает наша нагота, ибо провоцирует в них желание, а желание ведет к греху. И, хотя они не ханжи и не аскеты, быстро преодолеть нормы общественного поведения трудно. Надо дать им время освоиться, привыкнуть…

Оба Галкиных знакомца мне понравились, правда, в некоторое смущение приводили их имена: Ми-ша, Ю-ра… Второе имя проще, а первое — с шипящей буквой! Но Галка сказала, что его можно называть Михайлус… Да, так получается почти атлантское имя. А второго, безногого, который вызывал во мне что-то вроде сочувствия, можно звать Юриус. Верно, так привычнее. И эти обрубки вместо ног… Галка сразу же сообщила мне, что это результат несчастного случая, когда Юриус при переходе через «окно» замешкался и в это время заглох дизель. Хорошо еще, что Михайлус успел дернуть Юриуса к себе, иначе его перерезало бы по пояс. Бедный мальчик! Интересно, подлежат ли регенерации отрезанные ноги? И как же ему будет больно, когда он отведает амброзии!

Жалеть в то время я умела только одним способом, хотя и не решалась, боясь оскорбить их культовые предрассудки; но чувство жалости во мне нарастало, я наконец решилась и знаком отослала рабынь, омывающих Юриуса.

— Разрешите, я сама займусь вами? — спросила я его, совершенно позабыв, что он не понимает наш язык.

В ответ он недоуменно пожал плечами и что-то ответил. Из его фразы я поняла только слово «Мрай», да и то звук «р» он произносил слишком раскатисто. «Поймет», — решила я и пристроилась рядом. Руки мои заскользили по его телу, умащивая благовониями. Наконец они добрались до заветного места, которое он сразу же попытался прикрыть, но я эти попытки проигнорировала и, несмотря на робкое сопротивление, коснулась его сразу же затвердевшей плоти.

К моему немалому удивлению, результата я не добилась, сколько ни старалась.

— Спроси его, — обратилась я к Галке, — может быть, я что-то не так делаю?

— Все так, — улыбнулась она. — Просто здесь много людей, он стесняется. Если хочешь, приди к нему в покои. Один на один он будет гораздо покладистее, а пока оставь его.

Я приветливо улыбнулась Юриусу и встала с колен.

— Переведи ему, — сказала я Галке, — что я непременно навещу его позже, когда он останется один, — после чего разрешила рабыням закончить омовение гостя.

Наконец мы собрались в трапезной. Гостей, естественно, усадили особо, так, чтобы все они были в центре внимания. И тут Галка сообщила нам новость, которую мы услышать не ожидали. Она сказала;

— В стране моих друзей есть одна пословица, которая звучит приблизительно так: «Наш пострел везде поспел». Я хочу сказать, что наместник, вопреки нашим надеждам, не только не был съеден аборигенами, но сам, пробравшись в наше отсутствие к коттеджам, отведал амброзии. Таким образом, он и по сию пору жив и находится в добром здравии. Однажды, встретив меня, он добился, чтобы я оказалась на каторге. Мне, правда, вскоре удалось скрыться оттуда, но воспоминания остались не самые приятные.

Мы посплетничали немного о наместнике, потом Юриус выразил желание поговорить с Озерсом как изобретатель с изобретателем. Однако все мы дружно запротестовали (кроме, разумеется, Озерса), тогда встал Михайлус и, подняв кубок с вином, сказал, — а Галка переводила, — что он бесконечно рад тому, что удостоился чести участвовать в пиршестве на Олимпе, в присутствии бессмертных и таких знаменитых богов, как мы, в честь которые даже названо несколько планет солнечной системы, и особенно в присутствии самого бога войны Марса, имя которого дошло сквозь тысячелетия без искажений, и если могучий бог не сочтет для себя унизительным дать пару уроков рукопашного боя простому смертному, то он готов поучиться. На что Марс с достоинством ответил, мол, легко прослыть грозным и непобедимым бойцом, находясь на нецивилизованной планете, и сам Марс глубоко сомневается, что спустя полтора десятка тысячелетий наука единоборств осталась на прежнем уровне, так что он, Марс, хотя ему и приятно слышать комплимент, несколько сомневается, не преувеличивает ли дорогой гость его мастерство и не придется ли ему — богу войны — самому поучиться у нового друга.

Мы зааплодировали и выпили за боевое мастерство вообще. Затем Вулканс распорядился насчет музыкантов и танцовщиц, сказав, что для гостей экзотика должна оставаться экзотикой, раз уж они попали в Атлантиду. Одним словом, мы старались как могли, и, по-моему, наше гостеприимство не оставило новых знакомых равнодушными. Разговор между тем постоянно скатывался на насущные проблемы, и Галке иной раз стоило некоторых усилий пресечь эти отклонения. Мне было интересно, как она заново знакомилась с нашими подругами: Ио, Вестой и Грай. Это, однако, девушек насторожило, они стали интересоваться, почему Галка забыла их имена, — неужели им грозит смерть? Галка оправдывалась, но как-то не очень уверенно, пока наконец всем не надоели ее увертки. В запальчивости я выкрикнула:

— Ну, неужели же ты не знаешь, что грозит Атлантиде?

— Знаю, — согласилась она. — Просто не хотелось портить вечер.

— Какой вечер? — возмутилась Ио. — Солнце уже давно взошло!

И все мы потребовали просветить нас в отношении будущего. Галка грустно обвела собравшихся глазами и скрепя сердце согласилась.

— Я помню, перед катастрофой мне приснился отец, — сказала она. — Было? — Ее взгляд уперся в меня.

— Было, — подтвердила я.

— Помнишь, что он тебе сказал? Он предложил альтернативу: бегство, об исходе которого он ничего не сказал, или мгновенная смерть здесь. Смерть без агонии, без мучений. Я тогда выбрала бегство. Я просто не предполагала, что меня ждет. Никто на Земле из современных нашим гостям аборигенов не может представить себе Потоп, иначе они давно прекратили бы разработку ядерного оружия. Я тоже не могла представить. Не могла, хотя предшественница убеждала меня выбрать легкую смерть. Боже мой! Как я ее теперь понимаю! Три месяца Жемчужина не видела Солнца. Сумерки, и все. В результате сумерек наступил не холод, а нечто вроде парникового эффекта. Лед в полярных районах начал таять, уровень морей и океанов поднимался с непостижимой быстротой, а кроме того, сама планета изменила угол наклона оси вращения. Вы не представляете, раз пять мы чуть не налетели на айсберги, и это здесь, почти в экваториальной зоне. Много раз на горизонте мы видели землю, но вода прибывала так быстро, что земля скрывалась раньше, чем мы успевали подплыть к ней. Карты вообще перестали что-нибудь значить. Два раза нас атаковали Посей-Доны, которых катаклизм вынес из глубин на поверхность. Во время одной из атак погибли вы, девушки: Ио, Веста и Грай — одно из щупалец отыскало вас в каюте. Мы же отбились буквально чудом. Меня несколько раз едва не смыло волной. До сих пор страшно вспоминать наше путешествие, особенно в первый день катастрофы.

Ужасный рев сверхболида, который пронесся прямо над нашим кораблем, оставляя за собой светящийся след… Хотя мы уже неделю были в пути и успели отдалиться от Атлантиды на приличное расстояние, морская волна высотой, наверное, с полкилометра догнала нас через несколько часов. Нет, это словами не рассказать, любые слова будут лишь жалким отражением действительности… И потом, когда наступило первое затишье, в сумерках… Вода, кругом одна вода, с плавающими на поверхности… Боже мой! Да что только на поверхности не плавало! Было такое впечатление, словно кроме нас на планете не осталось ничего живого. Никого, одни мы.

Наконец мы увидели землю: это были Кавказские горы. Ну, не сами горы. Мы были рады любой суше. Аргус мудро повелел оставлять судно на рейде, сами же мы ночевали и охотились на суше, меняя днем место будущей охоты и ночевки. Мало-помалу уровень воды стал понижаться. И хотя вулканическая деятельность повсеместно продолжалась, атмосфера становилась все более прозрачной. Карты и впрямь можно было выбросить: все изменилось. Иногда нам попадались дикие племена людей, но мы с людьми решили больше не связываться. Возможно, мы и вправду толкали аборигенов не по тому пути развития. Во всяком случае, было принято твердое решение не вмешиваться более ни в какие местные дела. И, кстати, так оно и было все последующие почти пятнадцать тысячелетий, ну а когда пошли слухи об Иисусе Христе, когда стало утверждаться христианство, я с облегчением поняла, что ждать осталось около двух тысячелетий. Да мы, собственно, и не удалялись более от средиземноморского региона.

Однако семена, посеянные нами, неожиданно стали давать бурные всходы. Начиная с семнадцатого века после Рождества Христова наука ни с того ни с сего вдруг рванула вперед семимильными шагами. Думаю, прогрессу способствовала прямо-таки неуемная воинственность аборигенов. Особенно ужасные и жестокие войны были в XX веке. И тогда же произошел буквально всплеск развития науки и техники. Причем сценарий мало чем отличался от олльского. Наконец страх поголовного самоуничтожения вроде бы начал отрезвлять любителей жестоких забав. Однако эта угроза еще не снята. Если они и здесь затеют атомное безумство, это будет гораздо страшнее гибели Атлантиды. Вот так, друзья мои. Мы относительно бессмертны, но хорошо ли это? Я, например, чувствую усталость от жизни. Ее опыт, помноженный на бессмертие, кажется, уже убил во мне чувства…

— Умненькая какая! — крикнула я Галке. — А я жить хочу! И вот они, — я указала на девушек, — они тоже жить хотят. Может быть, кому-то из присутствующих и надоело жить, но не мне! Кто хочет смерти? — обвела я глазами рыжих богов. — Вижу, жизнь пока не надоела никому! Боже! Неужели через несколько столетий я превращусь в такую же стерву?! И сама буду предлагать ужасную смерть молодым, полным сил и здоровья, жаждущим любви людям?

— Но ты еще действительно молода, Мрай, — начала Галка. — Ты просто не представляешь, что тебя ждет впереди!

— Вот я и хочу представить!

Галка села.

— А нас, значит, ждет ужасная пасть Посей-Дона? — подала голос Грай.

Мужчины подавленно молчали.

— И нет никакого выхода? — поддержала ее Ио. — Тогда лучше действительно остаться здесь. Это хотя бы безболезненно! Зачем ты нам все рассказала? У тебя есть что-то новое? Ты что-то придумала?

— Господи! Что я могу придумать? ТАМ на совете мы решили развязать эту затянувшуюся петлю времени. С помощью моих друзей мы отправимся на Олл, отговорим вас от глупой затеи использовать установку Озерса, неважно для чего, и вообще отберем ее, петля времени развяжется, и мы просто исчезнем отсюда. Вот и весь план.

— А Олл в скором времени сгорит в пекле ядерной войны? — подал голос Марс. — И никто ничего не сможет сделать? Так?

— Не знаю, — сказала Галка.

— А я догадываюсь, потому что глобальные войны просто так, сами, не возникают. Их сперва тщательно обдумывают и готовят, правда, в надежде на призрачную победу. Что скажешь?

— Но в этом виноват начальник контрразведки наместника! Или Озерс, если уж искать крайнего.

— Он ТАМ случайно не наложил на себя руки? — спросил Озерс.

— Предложи выход, — сказала Галка, — Он за полтора десятка тысяч лет придумать ничего не смог.

— О чем спор? — спросил вдруг Галку Юриус, я поняла его по интонации.

Галка что-то долго ему объясняла. Затем обратилась к Озерсу:

— Вот Юра хочет что-то сказать, послушай, — и начала переводить вслед за словами безногого: — Слыхал ли уважаемый Озерс о колебательном контуре?

Озерс кивнул.

— Понимает ли он, что находится во временной петле? — Озерс кивнул вторично, тогда Юриус продолжил: — Не скажу, что занимался вопросами временных петель так, что изучил их свойства досконально, однако могу с уверенностью подметить аналогию между колебательным контуром и временной петлей: и там, и там колебания со временем затухают. Я имею в виду лишь приблизительную аналогию. Влияние семимерного пространства на трехмерное выражается прежде всего в сопротивлении циркуляции темпорального возмущения, возникновении явления вроде вихря вектора, что приводит в конце концов к замедлению и полной остановке циркуляции в возникшей петле и, как следствие, к отторжению ее от реальности, вектор которой должен пройти, касаясь некоторого кратчайшего витка. Что произойдет при этом с петлей? Она потеряет право на существование. Это пока все.

— Ты все уяснил? — спросила Галка.

Озерс мрачно кивнул, зато взял слово Вулканс:

— Насколько я понял уважаемого Юриуса, все, что бы мы ни предприняли, будет либо затягиванием, то есть подпиткой колебательного контура, либо созданием новых петель?

Галка перевела. Юриус кивнул.

— То есть наши интересы вступают в противоречие с законами природы?

— Абсолютно верно.

— И нет никакого выхода?

— Один из моих современников сказал как-то, что выход обычно находится там же, где и вход. Глубокая, между прочим, мысль.

— В таком случае, — сказал Озерс, — вся ответственность за петлю ложится на вас. Я с временем не заигрывал.

— Я бы не стал это утверждать столь категорично. Вопрос спорный. Кольцо есть кольцо. Где у кольца начало? Где конец? Определить невозможно. Вероятно, если хорошо подумать, отыщется какой-то выход. Время еще есть. А насчет катастрофы — мы можем вас куда-нибудь эвакуировать. Хоть сию минуту. Девушкам никакой Посей-Дон не будет страшен.

— Да, — сказал Марс, — лет бы хоть на десять-пятнадцать вперед, когда основные последствия катаклизма останутся позади.

— Сожалею, грозный бог, но будущего для вас пока нет. Во всяком случае, при нынешнем состоянии науки. До будущего надо дожить, а оно — многовариантно. Так что и рад бы помочь, да… — Юриус развел руками. — Вот что-нибудь неживое для эксперимента, да и то вряд ли. Прошу прощения, великие боги, мне что-то нездоровится. Прилечь бы…

— Это начала действовать амброзия! — воскликнула я. — Юриус, я постараюсь облегчить ваши страдания!

— Облегчи, — согласилась Галка. — Ты уже сможешь.

Я хлопнула в ладоши и спросила у подоспевшей рабыни:

— Покои для гостей приготовлены?

— Да, богиня.

— Отвезите кресло с нашим гостем Юриусом в его покои, уложите в постель, я сейчас приду.

Юриуса увезли. Теперь все взгляды обратились на Михайлуса.

— Я лишь скромный помощник у Юрия, — сказал он. — Я — руки и ноги, а голова — он, так что не ждите от меня откровений. Единственное, что могу добавить, опять же ссылаясь на Юру, — петли времени, по его расчетам, исчезают на шестом витке. Думайте, может быть, что-то придет в голову. Жаль, если все кончится так бездарно. И вас жаль, и нас тоже.

— Ну, что ты ничего не скажешь? — спросила я Галку. — Какой это виток? В прошлый раз вы об этом говорили? Что решили? Не молчи!

— Я вспоминаю… Да, разговор был, правда, не такой напряженный… А виток… Должно быть, четвертый, по идее. Или… Нет, точно четвертый.

— Значит, последний заход, — подытожил, Озерс. — Что-то надо делать…

И тут… Мы услыхали надсадный рев дизельного мотора. Второй раз за одни и те же сутки. Михайлус сразу как-то весь подтянулся, строго осмотрел нас и сказал:

— Нипочем бы не подумал, что на Атлантиде у нас будут угонщики. Боги, вы стражу у машины поставили?

— Поставили, — растерянно сказал Марс.

— Воистину, мафия бессмертна! — воскликнул Михайлус, выбегая.

Мы бросились за ним. Грузовик гостей стоял там, где ему и полагалось, окруженный стражниками, а внизу по мощенной булыжником мостовой взбирался в направлении Олл-Лимпа еще один, точно такой же. «Неужели уже все? — растерянно метались в голове мысли. — Неужели уже последний виток?»

— Черт меня побери! — воскликнул Михайлус. — Неужели мы что-то забыли? Возвращаться — плохая примета. Хотя… за рулем, кажется, не я! Это не наш грузовик. Ну да, черт побери! Это вообще не я и не Юрка.

— Что-то будет, — спокойно отметил Вулканс.

Грузовик между тем, плавно покачиваясь, подползал ближе и ближе. Снова в надсадном лае зашлись успокоившиеся было городские собаки. Михайлус равнодушно отвернулся, сказав Галке:

— Ваш кто-то. Рыжий.

А грузовик въехал уже на придворцовую площадь и, скрипнув тормозами, остановился, стравив воздух из тормозной системы. Незнакомец, сидевший за рулем, хлопнул дверцей, заглушив двигатель, и наконец предстал перед нами. Я сразу его узнала, несмотря на отсутствие живота и прочих атрибутов старости: Арфик Абрагам Кнор собственной персоной.

— Приветствую вас, господа боги, — раскланялся наместник. — Понимаю, что не ждали, что еще пятнадцать тысячелетий глаза бы ваши на меня не смотрели, и тем не менее обстоятельства складываются не в вашу пользу. Я вынужден предстать перед вами. И, между прочим, имею два деловых предложения. Вы разрешите мне войти? Спасибо.

Мы вновь собрались в трапезной. Арфик занял место Юриуса.

— Давненько не сиживал я за столь богатым столом, прямо слюнки текут. Ну ладно. В силу исторических традиций в стране, где я провел последние почти двести лет, существует пословица: «Незваный гость хуже татарина». Вон Агеев знает. Он хоть и меньше меня там прожил, все же коренной русский, не правда ли? — Михайлус кивнул. — Я, кстати, сам лично возил вашу дурмашину на экспертизу в Москву, но этот недоумок Никитин даже слышать о ней не захотел. «Вы что, — говорит, — Арфик Абрагамович, с ума сошли? Два пацана из старого радиоприемника гравитационный генератор сделали? Лучшие умы, лучшие НИИ Союза проблему долбят, ничего не получается. А у вас подростки из старья лампового… Над академиками посмеяться хотите?» Прямо так и сказал, слово в слово я запомнил, Михаил Константинович! Ну, решил подождать, понаблюдать за вами, тем более что леди Раут все вас с Юрием Антоновичем опекала. Деньжат ему подбросила. Маловато, конечно, но все же жить стало веселее. Ну, это я к слову.

Арфик говорил на аборигенском языке, Галка переводила, а я смотрела на истинного виновника нашей эпопеи, убийцу отца, и, удивительное дело, в голову мне пока кровожадных мыслей не приходило. Возникло просто легкое раздражение оттого, что мне надо снять боль у Юриуса, а Арфик своей болтовней мешает отлучиться. Видимо, мое состояние было ясно написано на лице, потому что Арфик вдруг стал серьезным.

— Господа, прошу простить мою болтливость, давно не общался с земляками. Полагаю, все вы озабочены проблемой петли времени, в которую мы с вами сунули шею однажды, и, надо сказать, не очень осторожно. В силу специфики своей работы мне по должности положено совать нос туда, куда его сунуть не всякий и догадается, поэтому, прошу прощения у Михаила Константиновича, приходилось мне интересоваться и вашими с Юрием Антоновичем делами, вследствие чего я здесь. — Лицо Михайлуса осталось непроницаемым. — Поэтому я в курсе и всех дальнейших проблем. Есть решение. Весьма простое и эффективное. И предлагаю его я, Арфик Абрагам Кнор, а тем самым оно становится невыполнимым без одного очень важного соглашения, которое состоит в том, что мы, забыв обиды и амбиции, прощаем друг другу абсолютно все и становимся если не друзьями, то единомышленниками. При этом условии мы возвратимся на Олл, сохранив свое бессмертие, предотвратим там возникновение ядерного конфликта и конфликтов вообще. И заживем далее так, как нам заблагорассудится. Наши земные друзья также возвратятся к себе, сохраняя все свойства, приобретенные ими от общения с вами, и тоже начнут наслаждаться жизнью бессмертных. Таким образом, как говорится, и волки будут целы, и овцы сыты. Как вам мое предложение?

— Зная вас, Арфик, можно в конце концов сделать вывод, что, как только надобность в нас отпадет, вы постараетесь от нас избавиться. Зачем вы убили лорда Раута? Разве он не сдержал своего слова? — сказала я.

— Увы, леди Раут, аргумент у вас неоспоримый, но с тех пор прошло более пятнадцати тысяч лет, я о многом передумал и, вероятно, изменился. Вы тоже уже не та девочка, какой ступили на этот остров. Краткоживущие смертные мало задумываются о судьбах мира или жизнях окружающих. Согласитесь, сто лет — это не срок, во всяком случае, срок, мало чем отличающийся от, скажем, двадцати лет. Краткоживущему, знающему, что рано или поздно его жизнь прервется, порой хочется взять от нее не только все блага, но и удовлетворить собственные амбиции власти, славы, мщения… При этом он почти не задумывается о том, что будет после, скажем, лет через несколько. Мои амбиции сгорели в первое же тысячелетие, и, отправляя вас, леди Раут, — он посмотрел на Галку, — в советские лагеря, я не сомневался, что свою свободу вы обретете еще по дороге, что и случилось. Проверка своего рода.

— Вот я и опасаюсь «проверок своего рода», — сказала я.

— Ну ладно, сходите к Юрию Антоновичу, — сказал наместник, — а я пока соберусь с мыслями.

Я поспешила к Юриусу. Он лежал в постели, и было видно, что едва сдерживал себя, чтобы не закричать. Наскоро сняв у него болевые синдромы, после чего он сразу же уснул, я вернулась в трапезную. Там все было по-прежнему. Наместник с видимым удовольствием поглощал жареного поросенка. Увидев меня, он с сожалением отложил недоеденный кусок, вытерся полотенцем, услужливо поданным рабыней, и сказал:

— Ну хорошо, господа. Обстоятельства складываются так, что друг без друга нам не обойтись. Коротко объясню мой план: мы грузимся в мой автомобиль и все вместе, исключая, пардон, вас, леди Раут, — он посмотрел на Галку, — Перебираемся на Олл, причем во время приблизительно года за два до рождения самого старшего из нас, то есть меня. Далее мы всеми мыслимыми и немыслимыми способами последовательно, в порядке старшинства, мешаем нашим родителям встретиться и зачать нас. И так — вплоть до самого младшего. Когда плоды нашей деятельности увенчаются успехом, то есть никто из нас не родится, решаем задачу № 2, а именно — предотвращаем ядерную катастрофу. Последнюю задачу без меня вам решить будет не под силу: я все обдумал. Что скажете?

Предложение наместника было таким неожиданным, что в первые мгновения мы молчали. Затем Вулканс поинтересовался:

— Но если мы не родимся, откуда же мы возьмемся?

— Из Атлантиды, — коротко ответил наместник.

— Да, но…

— Не знаю, насколько правильная разобрался в математике Карпова, но, поскольку мы уже свое время покинули и очутились в прошлом и оно нас не отвергает, тем более мы тут натворили чертову уйму дел, то же самое будет и на Олле, даже если мы не родимся, В этом и заключается суть парадокса, и даже больше: мы обретем возможность путешествия в будущее. Тем самым мы сможем в любой момент проверить правильность своих действий. То же самое я предлагаю сделать и вам, Михаил Константинович, вместе с Юрием Антоновичем. Кстати, с вами проще, я вам и документы уже подготовил. Вот, возьмите, пожалуйста. — Он протянул два паспорта, два университетских диплома и две трудовые книжки вместе с двумя военными билетами, в которые были вложены профсоюзные удостоверения. Комплект документов дополнялся комсомольскими билетами. — Это полный набор документов среднего советского гражданина вашего возраста. Думаю, что год 1958 — самое хорошее для задуманного мероприятия время. Или лучше 57-й — в тот год в Москве состоялся Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Да, вам, пожалуй, лучше начать именно с 57-го года. Имеете что-нибудь возразить?

— Нет, — покачал головой Мишка. — Думаю, что Юрий согласится тоже.

— А почему вы не хотите взять меня? — спросила Галка.

— Вообще-то принципиальных возражений нет, мне казалось, что вам, леди Раут, лучше побыть с новыми друзьями, но, если вы настаиваете…

— Ну что ж, друзья, — поднял бокал Марс, — за новые приключения!

— Надо будет предупредить Атланта, — напомнил Вулканс. — Пусть спасет, кого сможет. И плотник еще замечательный есть, по имени Ной, я бы не хотел, чтобы он погиб раньше времени…