Просторный балахон миссионера как нельзя лучше подходил для путешествия изрядно заросшей тропой. Почти все время Бруно приходилось палкой рубить жигуч, отодвигать ветки. Заросли были почти морийские.

Сзади болтал Стилес, голубоглазый, с шикарными ресницами, картинно красивый паренек, совсем не выглядевший на свои двадцать лет.

— Странный вы, святой отец.

— Почему?

— Меня не знаете толком, а не обыскали, идете впереди.

— Ну и что?

— А вдруг мне захочется ножичком в спину пырнуть?

— Зачем?

— Да по баловству.

— Ладно. Меняемся.

Впереди парнишка перестал и веселиться, и трепаться. Он рубил тропу, а иногда оглядывался на идущего сзади угрюмого миссионера и ласково, как котенок, ему улыбался. Только ответа не получал. Миссионер был не в духе. В его котомке, рядом с накидкой святого отца, лежал полевой маскостиратель, который Бруно извлек из тайника еще в городе. Теперь ему, чудовищу, предстояло при первой возможности стереть, фактически убить священника. Вот так-то все обернулось.

Утром раздался стук в дверь, и на пороге возник змееподобный секретарь. Он вручил Бруно лицензию и сказал:

— Местоблюститель считает, что теперь вы готовы к святым трудам.

После чего шепотом добавил, что все решило нежданное ходатайство кабатчика из «Мятых ушей».

Не успел секретарь уйти, как священник, оборвавшись в отчаяние, бросился прятаться в самую темноту затылка, освобождая сознание для чудовища, а сам затаился в своем горе и больше не проронил ни слова.

А что чудовище? Чудовище бессовестно обрадовалось! Бруно моментально собрался, выскочил из дома и, чтобы не встретиться с невестой, самыми глухими переулками бросился прочь. Ему показалось, что в глубине улицы мелькнула фигура Доаны, но он не стал это проверять и поторопился за угол. Он был свободен! Он мог, не боясь шпионов и преследования, рвануть в любой сектор Настоящего.

А теперь ему было стыдно и за свою радость, и за нежелание священника с ним разговаривать.

Посветлело, тропинка завихляла вдоль высокой каменной стены. За ней пряталось так называемое «прошлое» — неосвоенный и отгороженный участок арар, опасная смесь остатков мории и болот Настоящего.

Тропа пошла впритирку со стеной. Ржавые широкие потеки тут и там просвечивали сквозь гремучие лианы, увившие камень. Пучки сухих палочек на концах лиан чуть потрескивали, так трещат провода высокого напряжения — мирно, сонно. Впрочем, любой ребенок Настоящего знал, что стоит возле таких трещоток-кровопийц присесть отдохнуть, и через полстэлса от человека останется только мешок с костями.

Стилес осторожно срубил оранжевый, ядовитого вида большой лист, перегородивший путь, и палкой ткнул в сторону стены.

— Говорят, оттуда по ночам дикари приходят.

— Нападают?

— На людей? Нет. Собак жрут.

Говорить приходилось громко. Нигде Бруно не приходилось слышать такого птичьего ора, как возле «прошлого».

— Долго еще? — спросил визкап.

— Да. Парикмахер сейчас в самую чащу забрался. Кроме меня, вам его лагерь никто не покажет!

Приходилось верить.

Визкап давно заприметил часто мелькавшую на базаре ангельскую, идеальную для мошенника мордашку Стилеса. Этот геройчик Настоящего знал в городе все входы-выходы, был в курсе самых последних новостей и сплетен, и за плату, причем изрядно побаиваясь, он взялся проводить священника к логову Бледа.

Координаты бандитского лагеря — больше Бруно ничего не требовалось. Узнать бы, где бандитский схрон, а уж там стартует операция «Отец небесный», и у Бруно наконец-то появится возможность намять кое-кому уши по-настоящему!

Настала очередь визкапа сбивать ядовитые лианы. Очутившийся сзади паренек сразу повеселел и стал, в который уже раз, рассказывать свою «несчастную» жизнь. Стилес любил поговорить о себе.

Жил он с матерью, не чаявшей в нем души. Стилес и сейчас с удовольствием вспоминал, в какие замечательные костюмчики она наряжала его в детстве. Последние пять лет мать собирала деньги на устройство сыночка в школу блюстителей. Только закончилось все трагедией. Взятку в школе взяли, а Стилеса в ученики — нет. Пришлось ему податься в мелкие мошенники, Почему не в бандиты? Да, слава богу, за вход в банду пока еще платить не требуется. Только там показать себя надо. Завалить парочку торгашей, лучше — блюстителя. С его ловкостью — это пустяки. Но кровь, грязь ему не по душе. Пачкаться не хочется. Его привлекает чистая работа.

С простодушием орущих над головами птиц ухоженный, голубоглазый котеночек излагал все эти мерзости. Пока они не отразились на его лице, но скоро появится неизбежное стекло в глазах, презрительная складка возле губ, и печать Настоящего навсегда изуродует ангельское личико.

Тропинка закончилась резко — за поворотом и с разбегу уперлась в потемневший от времени и дождей забор.

Птицы смолкли. Уши заложило тишиной. Мир стал серым, зазмеился тенями. Они очутились в тупике, и Бруно знал, что сейчас случится. Две черные фигуры выскочили из-за стволов, бросились на него. Как почти всегда бывает при джагри, все произошло мгновенно. Бруно даже не успел заметить, чем они вооружены.

Блеск стали перед глазами, его удар ногой в висок. Еще блеск, еще удар, и в сером мире стали проступать краски. Зловещие черные тени неудавшихся убийц превратились в обычных головорезов Настоящего, валявшихся в густой траве с проломленными головами. Бруно перетащил трупы к стене. Щупальца-пучки гремучих лиан на миг затихли, но когда визкап ухнул тела бандитов в зеленое месиво, гремучки радостно затрещали.

— Ты почему не убежал? — спросил визкап у парнишки, с момента нападения так и простоявшего столбом на одном месте. Цвет лица Стилеса не изменился, но само лицо словно окаменело.

— Я? Я испугался, свя… святой отец. Они ведь могли и меня…

Похоже, голубоглазый котенок испугался по-настоящему; надо было его как-то успокоить.

— Не бойся. Со мной можно ничего не бояться. Спаситель нас хранит.

— Правда?

— Правда.

На самом деле Бруно упрощал информацию. Опасность еще не прошла, джагри не выключалось — мир то и дело становился серым. Третий бандит, так и не выскочивший из засады, был где-то рядом и еще не решил, атаковать ему или уносить ноги.

Пучком травы Бруно стал вытирать с ботинка зеленоватую, с кровавыми прожилками слизь. Джагри неопределенно мерцало. На парнишку визкап не смотрел, все внимание сосредоточил на густой чаще леса. Наверное, там, за стволами и ветками, сейчас гадал свою судьбу третий бандит. Вдруг смерть полыхнула черным прямо за спиной, целясь своим жалом в затылок. Бруно перехватил ее удар, вырвал у нее тяжелый нож, мир тут же вспыхнул красками, а в руках Бруно визжал, царапался и кусался котеночек Стилес. Все-таки обманула визкапа ласковая мордашка паренька, и если бы не джагри, валяться бы сейчас Бруно в густой траве с дырой в затылке.

Взятый на болевой прием парнишка быстро успокоился. А когда святой отец через колено стал медленно ломать ему локтевой сустав, Стилес и заговорил. О том, как решил с двумя дружками подрезать миссионера, пощупать его кошелек. О том, что нельзя его сдавать блюстителям, забьют его эти суки. О том, что он не знает, где логово Бледа, да и не повел бы туда, если бы даже знал. Люди Парикмахера за такие вещи отрезают язык вместе с ушами.

Слезы брызнули из голубых глаз, Стилес принялся выклянчивать себе жизнь, как когда-то клянчил, наверное, у матери леденцы. Не обращая на него внимания, Бруно зачарованно смотрел в невидимое. Он ждал джагри, а сам думал, сколько жертв заманил этот гнилой ангелочек в западню. Наверняка за занавесом из гремучих лиан валяется не один скелет.

Полыхнуло предзнание.

Любой убийца отбрасывает две тени: в прошлое и будущее. Тень Стилеса в прошлое выглядела темной тропой, в будущее — черной речкой.

Бруно разжал хватку, освободил руку парнишке. Тот, потирая локоть, спросил:

— Ты отпускаешь меня?

— Да.

— Так я пошел?

— Ступай.

Стилес стал пятиться. Миссионер в задумчивости подбрасывал левой рукой нож Стилеса, и поворачиваться спиной было боязно. Наконец до забора осталось всего ничего. И тогда парнишка не выдержал, он скорчил этому идиоту в балахоне свою самую противную рожу, захохотал, с двух шагов разбежался и прыгнул на высокий забор, чтобы через мгновение перелететь через него.

Правой рукой святой отец благословил в дальний путь на глазах чернеющую фигурку, затем резко взмахнул левой рукой и поторопился прочь от гиблого места. Он знал, что сейчас происходит за его спиной. Там, из последних сил держась слабеющими руками за доски забора, парнишка никак не хотел поверить, что это конец. А резко накренившийся мир безжалостно заглатывал его в свою черную пасть.

Миссионер шагал, не оглядывался и ждал, когда раздастся глухой, словно от упавшего яблока в саду, звук.

Пару стэлсов Бруно шел не останавливаясь, выбирая тропы, уводящие в сторону от чащи, и в итоге вышел к каменистым холмам. Предстояло сделать самое неприятное: похоронить священника. Место для могилы хотелось выбрать достойное.

На вершине высокого холма визкап присел на теплый валун перевести дух. На востоке поблескивала сквозь дымку стена времени. Тут и там окрестные склоны чернели закопченными развалинами древних шахт.

Из котомки на свет божий появился маскостиратель, накидка священника и лопатка с короткой ручкой. Осенив себя священным знаком семи, Бруно принялся рыть могилу. Он вгрызался в древнюю глину, нашпигованную камнями, и разговаривал со священником, до этой поры обиженно молчавшим в своей темноте.

«Мне просто повезло с лицензией. Я здесь ни при чем. Решение судьбы. Ты понимаешь?»

«Да».

«У меня остались считаные дни. Надо форсировать события. Быстрее всего придется идти напролом в форме разведчика-межевика. Надо будет действовать. Здесь раздвоение личности недопустимо».

«Я понимаю».

«Ты не хочешь разговаривать со мной? Но я ведь ни в чем не виноват. Может, ты хочешь о чем-нибудь попросить?»

«Да. Сделай все побыстрее».

Больше священник не сказал ни слова. Ни когда Бруно выбрался из готовой могилы, ни когда ладил на виски полевой маскостиратель. И только в последний миг своей жизни разразился жалостным стоном:

«До-а-на…»

Пока Бруно забрасывал глиной уложенную в могилу накидку священника, он успел подумать о многом. О том, что не стоило кабатчику вмешиваться в их дела. О том, что перед смертью священник вел себя достойней его: не канючил, не хныкал, не жаловался. О том, что из двух душ, которые бывают в человеке, почему-то жить остается не самая лучшая.

Вернув всю глину могиле, Бруно водрузил на нее валун. Спускаясь с холма, визкап нехорошо улыбался. Он представлял, как вернется в Будущее и выбьет Фандосию все зубы.

После двух дней скитаний по Настоящему новоявленный миссионер очутился возле Стены. Он шел в поселок, откуда был родом Блед Парикмахер. Сам по себе бандит в Столпе никого не интересовал, но он мог вывести на источник северной агрессии. В конце концов, именно ради выхода на агрессию Лемсонг придумал все это, и теперь Бруно, бывший монах-вечник, в качестве офицера Службы расхаживал по Настоящему в балахоне миссионера религии Спасения в поисках Князя Тьмы. Все-таки обожали координаторы Столпа витиеватые комбинации.

Выглянуло солнце. Медового цвета глинистая тропка вихляла вдоль времени. Набежали облачка, и время стало серым. Вымели ветра небо, и вновь засияло время голубой стеной с золотым озером отраженного светила в глубине. Время переливалось, кружило голову. Стеллитовая стена фонтанировала прямо в зенит, летела в небеса застывшим водопадом, расталкивала там редкие облачка и растворялась в синеве.

Преодолей всего-то несколько десятков стэлсов времени, и ты — среди нормальных, опрятных, улыбающихся людей. Только каким чудом пройдешь сквозь Стену?

Миссионер свернул к массиву четырехэтажек. Из стоящего на отшибе кабака на пропеченный жарой пыльный пустырь выскочило несколько рудокопов. Зло, беспощадно, чуть ли не с пеной у рта они стали избивать друг друга.

Остановился миссионер у заколоченной двери первого этажа. Можно было не стучать. С проживающим здесь агентом Службы, похоже, что-то случилось. Из квартиры напротив высунулась лысоватая голова соседа.

— Чего ищем? — поинтересовался он.

— Да вот знакомого хотел на проповедь свою пригласить. Не знаете, где он?

— Знаю, знаю, — в крысиной улыбке обнажил свои гнилые зубы сосед, — ребятки Бледа его на ножи посадили. Прикидывался школьным учителем, а сам из Будущего оказался, гадина. А сколько он с нами морийки выпил, анекдоты рассказывал — свой, мол, — не помогло! У бледовских — нюх на оборотней из-за Стены. Говорят, шибко не любит их Парикмахер. Всех выведет. А ты сам откуда будешь, святой отец? Куда же ты?

Не успел Бруно свернуть в переулок, как из подъезда в трусах и майке выскочил лысоватый и куда-то зачастил на тонких ногах. Наверняка побежал доносить блюстителям, а уж те бандитам звякнут.

По двум другим адресам история повторилась: двери также оказались заколоченными. Что случилось с хозяевами, можно было и не спрашивать. Лемсонг оказался прав: каким-то образом бандиты научились вычислять и уничтожать службу. Вот и выходило: одних зарезали бандюги, других победили маски Настоящего, и опереться не на кого. Как там Рифмач говорил? Вокруг одни двурукие шарги и нет ни одного человека?

Дальнейший обход поселка настроения не улучшил. За день удалось побывать в местном храме, на рынке и в приемной правоблюстителя, где в последний миг Бруно передумал регистрироваться. Все-таки в городах не было такого неприятия Будущего, а здесь, на самой окраине времени, его люто ненавидели все. Мирок в тени Стены был весь пропитан ненавистью к тем, кто сыто и благополучно жил буквально в двух шагах за непреодолимым стеллитом. Поэтому и казням агентов Будущего здесь радовались, как дети. Может быть, воспользоваться этой ненавистью?

Намекнуть на то, что явился он миссионерствовать из-за Стены и зарегистрировать свою лицензию. Уповая на джагри, дождаться бандитов Бледа. Подвергнуться нападению. Ну и доходчиво объяснить злодеям, что жертва их только на словах проповедует всепрощение, а на деле может запросто благословить кулаком монаха-вечника. Затем вытрясти из них координаты бандитского логова и двинуть туда уже до зубов вооруженным разведчиком-межевиком.

Только лихой этот план, как неудачно поставленный искусственный зуб, перекосил Бруно всю физиономию. Не нравился он визкапу, причем вовсе не потому, что нельзя без крайней нужды искушать капризное предзнание.

На закате Бруно удалился в холмы обдумать все заново. Взойдя на глинистую вершину, визкап обнаружил там парочку удобных валунов, но сесть на них не решился и остался стоять.

Тесно было предзнанию в четырехэтажках. Поэтому визкап не понимал себя. Чтоб размахнуться во времени, требовался простор поднебесный. И только здесь стали видны пути дальних угроз.

Любые явные провокации, любые пути «открытого лица» упирались на горизонте событий в черноту, абсолютно темны были эти временные горизонты.

Казалось, с какой стати? Ну увидят бандиты лицо того, кто их искал, ну узнают, кто добрался до их главаря, — что с того? В любом случае, после задания Бруно предстояло навсегда спрятаться за Стеной. И все-таки джагри запрещало ломить напролом. Пусть не сейчас, пусть за временным горизонтом, но его обязательно подстережет смерть, если сейчас он выдаст свои намерения бандитам.

Ударил дальний колокол. Звоны накатывали с севера, и именно там путь джагрина был светел и чист.

По небу заходили серые тени. На востоке Стена стала темнеть, а на западе чернота закрыла и солнце, и розовые закатные облака. Начинался приступ, как тогда, на крыше Столпа, но этот был мощнее. Траурные полотнища смерти, закрывающие небеса, летели над головой. От западного горизонта до Стены ходили горами свинцовые волны, и черный ветер струился под ногами. Абсолютная смерть затаилась невдалеке. И джагрин видел ее источник — заброшенный храм в закатной стороне.

Теперь Бруно куда лучше понимал свое предзнание. Сотни причинных оттенков видел, о тысячах догадывался, но все равно до конца разобраться в том, что сейчас творилось в небесах, не получалось. То ли храмовая абсолютная смерть породила угрозу Стены, спроецировалась на нее, то ли сама Стена вызвала мегасмерть. Где причина, где следствие? Не понять. И все-таки не зря он заявился в Настоящее. Вот она, абсолютная смерть, полыхает чернотой. Есть голубушка! И надо поскорей разделаться с заданием и взяться за нее.

Спускаясь с холма, визкап с восхищением думал о Лемсонге, который безо всякого джагри, одним генеральским нюхом учуял масштабы агрессии.

В полдень следующего дня Бруно постучал посохом в ворота того самого монастыря, который на закате пытался докричаться до небес колокольным звоном. Встретившие брата-миссионера служители господа начали с главного: проводили его на кухню, накормили и только после обеда выполнили просьбу гостя и по винтовой лестнице с высокими каменными ступенями доставили к настоятелю.

В окне, за мощной монастырской стеной, далеко внизу виднелись криво нарезанные огороды. На них копошились крестьяне.

— Что привело вас ко мне, брат мой?

Настоятель повернулся от окна к молодому миссионеру и улыбнулся. В Йозере Бруно встречал массу людей с хорошими улыбками и нехорошими глазами. Здесь все было в порядке. Если кабатчик из «Мятых ушей» имел самый тяжелый взгляд, то хозяин божьей обители самый светлый.

— Жизненно важное дело.

— Тогда спустимся в сад. Здесь…

В дверь без стука вошел рыжеватый плечистый горбун. Довольно бесцеремонно он швырнул на стол толстый свитер из грубой шерсти, способный заменить кольчугу, молча и указующе ткнул в него пальцем и вышел, успев цепко, оценивающе посмотреть на Бруно.

— Мой помощник и лучший ученик, — пояснил настоятель и, будто подводя итог сказанному, добавил: — Когда-нибудь он меня зарежет.

В золотом осеннем саду было холодно. Студеный ветер дул без передышки. Многочисленные морщины на высоком лбу монаха постепенно разгладились. Натянув свитер, настоятель сказал:

— Книга природы — самая прекрасная. Знаете, почему? Она не видит и не слышит человека и поэтому может оставаться прекрасной. Я слушаю вас. Здесь можно говорить.

Джагри подсказывало, что настоятеля не следует опасаться. Да и безо всякого джагри хозяин монастыря понравился визкапу с самого первого взгляда. Разве что у Золота он видел такую тонкую и точную мимику в ответ на любое движение, любой взгляд собеседника.

На объяснение Бруно, что ему было видение и теперь он должен найти и обратить в святую веру некоего бандита, настоятель только улыбнулся, подробности прервал.

— Никаких имен, брат мой. А найти вашего грешника-головореза поможет правило, которым я руководствуюсь в Настоящем: за тем, что положено по закону, я обращаюсь к бандитам, а если в безвыходном положении мне требуется закон нарушить, тогда я иду к властям. Наивные люди поступают наоборот, но им это обходится гораздо дороже. Встреча с главарем шайки — вряд ли законное дело, поэтому надо обратиться к власти. Есть у меня на примете один подходящий блюститель. Вот я пишу его имя. Он мою руку знает и поможет вам.

Заметив сомнение на лице гостя, настоятель пояснил:

— Блюститель этот из бывших повстанцев. Известно, как ненавидят они бандитов.

Довод прозвучал весомо. Повстанцы — эти борцы за народное счастье и третья сила Настоящего — в основной своей массе сами давно деградировали в бандитов и тем не менее уголовную шваль ненавидели люто.

— И мой вам совет на прощание, брат мой: ходите с потупленными глазами. Для меня лично загадка, как с такой гордыней во взгляде вы еще живы здесь.

Через пять шагов предзнание заставило Бруно обернуться. Черная тень смерти стояла за спиной настоятеля. Может быть, так играли рефлексы золотой листвы, но смертельная тень изрядно отливала рыжиной.

Бруно поспешил к монастырским воротам. О своем будущем хозяин обители все знал и сам. Он уже переступил черту, до которой страшатся неизбежного, и теперь был легок и свободен. И почему-то визкапу думалось, что сейчас он встретил своего священника, добрую маску, заброшенную в Настоящее много лет тому назад, чтобы до конца испить свое время.

Опоздавший на встречу бывший повстанец оказался лысым толстым — хоть сейчас принимай в монахи — блюстителем в мятом мундире. Трудно было представить, что некогда его снедали недостижимые социальные идеалы.

Для порядка поторговались. Дважды пересчитали стэлсы. Затем, не говоря ни слова, торговец законом палочкой начертил на песке карту Настоящего, поставил крест в месте расположения лагеря Парикмахера, тщательно стер рисунок и, вспотевший, быстро ушел.

Вот теперь-то операция «Отец небесный» начиналась по-настоящему. Предстояло пройтись по заложенным Службой тайникам, извлечь оттуда обмундирование разведчика-межевика, набрать оружия. Но сперва надо было купить средство передвижения. На базаре Бруно долго стоял перед ослом, но в конце концов решил, что отправляться на операцию с названием «Отец небесный» на осле будет чересчур уж претенциозно и купил велосипед с тележкой.

Начались скитания по Настоящему. К счастью, до тайников бандиты не добрались, и уже после второго из них велосипед заскрипел под тяжестью тюков с оружием. Только вот горизонт предзнания со стороны лагеря Парикмахера оставался темен. Чего-то не хватало. Пришлось отправиться к третьему тайнику, отмеченному на экранчике микрокома рубиновым треугольником в районе заброшенных серебряных рудников.

В долгом пути визкап насмотрелся убогих видов Настоящего. Он видел фантастический, невозможный мир, который по всем расчетам аналитиков Пирамиды должен был еще сто лет тому назад изничтожить себя, но он жил, продолжал существовать без целей и надежд. Самоуничтожения не произошло. Напротив, это время стабилизировалось и непонятным образом породило угрожающую всем мега-смерть. Что все-таки знает о ней Блед? Добраться бы до него, а уж там…

Ведущая к тайнику тропа уперлась в стену «прошлого». Она напоминала ту, под которой лег Стилес, и точно так же была увита гремучими лианами. В некоторых местах не желающее умирать «прошлое» практически разрушило стену; мощные стволы раздвинули глыбы, пробили вековую кладку, а там, где дыры были забраны металлическими решетками, стволы проросли прямо сквозь железо, уродливыми наплывами обволокли прутья и росли себе дальше, как ни в чем не бывало.

Чтобы добраться до замаскированной ямы, пришлось повозиться с рухнувшим на нее деревом. Бруно пустил в ход сканфер: отстрелил ветки, пережег ствол. Наконец выволок промасленные мешки и разложил весь свой арсенал на траве.

Минул стэлс. Пошел второй. Совсем близко за спиной постукивали палочками гремучки, а джагрин по-прежнему сидел перед горой оружия. Выбор оказался непростым. Несколько раз Бруно брал в руки то, что, казалось, должно гарантировать выполнение задания, но горизонт джагри моментально серел.

Визкап встал на голову.

И раньше он знал, что Настоящее замусорено смертью, но столько темных тупиков и черных стен он, пожалуй, не видел даже в мории. Джагри понемногу усиливалось, и вскоре установилась связь между оружием и светлым горизонтом. Гарантами безопасности оказались спектр разведчика и плазмомет.

Вернувшись в нормальное положение, Бруно уложил в котомку маскировочную маску-спектр, куртку и штаны разведчика-межевика, сканфер, штатное вооружение. Сверху аккуратно приладил плазмомет. Тележку зашвырнул в затрещавшие лианы. Затем сел на велосипед и бодро покатил на войну с Настоящим.

Ночной лагерь затихал.

В отгороженном от леса забором прямоугольнике уже никто не шлялся. На угловых невысоких вышках дозорные устраивались поудобнее. Огни в бараках погасли. И только в центральном домике алели шторы. Именно там располагался штаб Парикмахера.

Последние десять стэлсов Бруно провел на широкой ветке большого дерева, наблюдая за бандитским логовом, и за это время главаря он видел всего один раз. Узнал он Парикмахера по смертельно бледному лицу и золотой улыбке. На закате с каким-то лысым толстячком Блед зашел в штаб.

Даже ночью спектр увеличивал так, что позволял видеть волоски в носу бандита на ближайшей вышке. Тот, откинувшись на стуле, ножом выскребал себе в рот содержимое консервной банки.

Бруно проверил крепления и лямки ранцевого плазмомета. Можно было спускаться. Микроком на запястье показывал, что в радиусе тридцати стэлсов не было ни одного человека, поэтому визкап и предположить не мог, что за ним внимательно наблюдают. Стэлсов на десять выше, слившись с соседним стволом, сидел на ветке шарг-змеелов и следил за визкапом.

Очутившись на арар, Бруно двинулся к вышке. Шел медленно, чтобы форма разведчика, работающая в режиме «хамелеон», успевала за тоном местности. Джагри по-прежнему молчало; микроком, кроме постового на вышке, никого не показывал, и все-таки визкап был настороже. Начинался активный этап операции, и здесь действовал закон морийских боев: увидишь вторым — умрешь первым.

Вот и забор. Справа — вышка. Визкап собрался пустить в ход парализатор, но часовой завозился с автоматом, наклонился к нему, а тем временем разведчик-межевик легко махнул через ограду. Повезло. Он не задел ни одну из консервных банок, щедро разбросанных вокруг.

Можно было перебежать к штабу, но микроком замигал — слева на экранчик прыгнула светлая точка. Тут же из-за угла вышел бандит, наискось пересек лагерь и остановился поболтать с охраной аэроплощадки. Затем он сел в машину, и аэр резко ушел в звездную дыру над лагерем.

Перебегая к своей цели, Бруно думал о том, что с таким оборудованием и оружием межевикам, по идее, не требуется никакое джагри. Да еще с их реакцией и подготовкой. Только вот почему они все погибли в Настоящем? Все-таки Служба чего-то не учла…

К ночным теням на стене штабного домика добавилась еще одна. В режиме «хамелеон» форма разведчика работала безупречно. И все-таки тень нервничала. Микроком показывал в штабе одного человека, а этого не могло быть. Блед не мог там находиться один. А обязательная охрана? А куда делся лысый толстячок?

Оставалось войти и самому все увидеть. Проникнуть в штаб можно было несколькими способами, но ни один не пригодился. Дверь вдруг приоткрылась. Сверкнула лысина, и высунувшийся в щель толстячок, тараща в темноту глаза, сказал:

— Давай, служба, заходи. Давно ждем. И распахнул дверь.

Черным светом вспыхнули яркие прожектора. Разом открывшиеся окна бараков ощетинились стволами. Единственным светлым пятном, выходом из западни, был полумрак штабного коридора.

Чуток подумав, визкап зажег плазмомет, а когда в ладони загудело голубое пламя, шагнул в логово.

К нападению сверху он был готов. Удар скользнул по бронированному рукаву. Он крутнул тень, и прыгнувший бандит со всего маху плечом и головой врезался в пол. Тени за спиной он просто перебил руку, после чего повернулся к остальным. Полыхнувшее из ладони пламя, как свеча на картине, осветило напрягшиеся лица.

Наглые бандиты. Идиоты. Привыкли, что тридцать зверских рож со сканферами и автоматами вводят в ступор любого. Но когда дело коснулось их шкуры, живо сообразили: первые заряды форму разведчика не пробьют, а вот чтобы зажарить их всех, достаточно мгновения и трети мощности плазмомета.

— Ты сидишь. Остальные — вон.

Наставив парализатор на главаря банды, Бруно отсек его пламенем от остальных и слегка нажал на гашетку плазмомета. Огонь зарокотал, и бандиты посыпались из штабного домика.

Бруно обыскал главаря. Из кобуры извлек сканфер, из рукава — знаменитую бритву; все зашвырнул в угол. Потом усадил его под прицел плазмомета и начал переговоры.

Торговался Парикмахер, как на базаре. Сдать Князя Тьмы, если Служба оставит его в покое, он был не прочь, но потребовал за информацию полсотни стэлсов лакташи. В итоге решили: объем лакташи пусть определит делегация, причем на встречу с десятком бандитов Служба могла прислать не больше пяти межевиков. У Парикмахера даже нашелся биоком, по которому он обещал согласовать все детали встречи.

Теперь предстояло выбраться из лагеря. Переговоры для этого бандита с волчьими глазами были запасным вариантом. Черная сфера вокруг Бруно с одним-единственным светлым пятном двери не оставляла сомнений: бандиты собирались заманить службу, допросить и убрать.

— Как будешь уходить, служба? — заметил Блед его взгляды.

Бруно ударом ноги распахнул дверь.

— Позови кого-нибудь из своих.

Главарь кликнул Чана, и в домик вошел уже виденный визкапом толстячок. Бруно приказал ему пригнать аэр, да так, чтобы машина все время была видна из двери штаба, и еще всех предупредить, что Парикмахера служба заберет с собой как заложника.

— Откуда ты такой ловкий взялся? — перестал ухмыляться бандит. — Дай хотя бы на твое лицо посмотреть. Это у тебя глаза из угля?

— Обойдешься.

Джагри не давало забыть о том, что лицо визкапа здесь никто не должен увидеть.

В пригнанной машине визкап проверил уровень горючего, затем стал надевать браслет безопасности. В это мгновение Блед прыгнул. Черную руку смерти, метнувшуюся от горизонта к его спектру и скрюченными пальцами пытавшуюся спектр сорвать, визкап отбил в последний миг и тут же бронированным кулаком заехал бандиту в челюсть. От души добавил.

— Куплю… вырежу твое сытое Будущее! ненавижу! — Выплевывая угрозы и золотые зубы, бандит корчился на полу.

Все заглушил форсажный рев двигателя. Сумасшедший метеорит, рвущийся вернуться на небеса, наискось пролетел над лагерем к звездам. Снизу никто не стрелял.

В полете Бруно вывел спектр из локального режима — пусть пеленгаторы бандитов и блюстителей поработают! — связь со Столпом установилась сразу, и через мгновение визкап разговаривал с самим нобилем Тэтом. Нобиль зафиксировал координаты лагеря Бледа, затем указал место, где Бруно следовало дожидаться прибытия машин Службы.

Это был сюрприз! Такое мог совершить только Лемсонг. Кроме генерала, вряд ли кто мог уговорить координаторов времен дать добро на вторжение в Настоящее. Ведь Настоящее вполне истерично относилось к своему суверенитету.

«Местом» оказался храм на высоком холме. Проснувшиеся паломники задирали головы к серебристому аэру, кружившему чуть ниже купола. Начиналась гроза, поэтому Бруно старался держать машину подальше от верхушки храма.

Шарахнула близкая молния. Калеки, пришедшие к храму в жажде чуда исцеления, простирали руки к небесному всаднику.

— Сын мой, — раздался тому голос свыше, — слышишь меня?

— Да, Отче, слышу.

Из-за треска в спектре приходилось кричать, а внизу с нарастающим интересом прислушивались к долетающим с небес словам. Дабы не смущать народ, визкап поднял машину к самому куполу. Ничего не скажешь, умел старый богохульник Лемсонг выбирать позывные.

Докладывая результаты работы по Бледу-Парикмахеру, визкап внимательно следил за грозовым небом. Вот на востоке зажглась яркая желтая звезда, за ней — еще несколько. В желтую звезду ударила молния, звезда погасла, а через мгновение вспыхнула снова и стала разгораться все ярче и ярче.

Сам Отче Службы решил явить себя Настоящему.