Башня насчитывала ровно семьдесят этажей. Бруно поднял ее на ладони, показал сделанную из хрусталя игрушку Совету и осторожно принялся пристраивать башенку на рубоновую кафедру. Это миниатюрное наглядное пособие к докладу и являлось одним из тех «улучшений», против которых возражал мэтр Слотисий.

Руки уже не дрожали. А поначалу, когда он, преодолев три ступеньки к кафедре, очутился перед умнейшими людьми Юга, визкапа затрясло сильней, чем перед схваткой с тигром.

Начал он доклад с истории Стен, как говорится, «от хорогов». Понемногу волнение прошло, голос раскрепостился, и период стал сменяться периодом. Необходимость Стен для спасения цивилизации. Зашита от смертельной материковой мории. Щит от вечной угрозы Севера. Заслон от первобытного Прошлого.

Зал скучал.

Доклад как доклад. Рубоновая кафедра, чудом доковылявшая через века в ультрасовременное здание Пирамиды из какого-то еще монастырского университета, слышала таких докладов тысячи и тысячи. Собравшиеся в зале тоги шестого и седьмого ранга, казалось, готовы были заснуть, что никак не устраивало Бруно.

По ораторской неопытности Бруно повысил голос. И перешел к аргументам против Стен. Суверенитет зла недопустим. Невежество не должно иметь защиты. Будущему чревато жить за счет Настоящего. Миллионы людей гниют за Стеной, и расплата за это неизбежна. Закончил Бруно историей Первого Юга с его апофеозом Стен и последующим глобальным крахом.

Слушали кое-как. Лишь заключительные манипуляции Бруно с наглядным пособием развеселили Совет Пирамиды. Визкап собирался продемонстрировать хрупкость, неустойчивость Будущего, которое без опоры на другие времена живет до внешнего толчка или до внутренней ошибки, но когда он от хрустальной башенки — символа Будущего — отсоединил две опоры, она почему-то падать не захотела. Когда же Бруно свалил ее рукой, башня вопреки сценарию не разбилась. Наконец кое-как расколотив хрустальную игрушку кулаком, донельзя смущенный визкап закончил свой доклад.

Уж насколько серьезные, все повидавшие ученые мужи составляли Совет Пирамиды, и те не выдержали — добродушно заулыбались конфузу с хрустальным символом. Правда, был в этом добродушии некий нюанс. Молодой докладчик его не заметил, а чуткий Слотисий уловил в момент. Он тут же поднялся и поторопился к выходу.

Широкую и округлую, как его борода, фигуру мэтра в проеме двери сменили медные кудряшки Линки. Она таки пришла поддержать друга, но успела лишь махнуть рукой — дверь закрыли, Совет продолжился, начались вопросы к докладчику.

Некоторые из вопросов сами тянули на трактат. За стэлс обсуждения визкап буквально взмок. Порой он только догадывался, о чем вели речь члены Совета, на таком высоком уровне охвата проблемы шел их разговор. И если за свой трактат с его примитивно звучащим здесь тезисом «Стена — это смерть» Бруно было моментами стыдно, то глубине понимания тогами проблематики Стены оставалось только радоваться.

Заминка возникла, когда от слов настало время переходить к делу.

Казалось бы, чего тянуть, если сами члены Совета с блеском развили идею доклада? Бруно ждал: сейчас на кафедру поднимется кто-то из семиранговой верхушки Совета и предложит рекомендовать трактат на рассмотрение координаторам Тора.

Но все сидели по своим местам и молчали. Только вернувшийся мэтр Слотисий передвигался от одного члена Совета к другому. Затем мэтр поднялся на кафедру. Он объявил, что программа Совета несколько меняется, так как слова попросил представитель уважаемых венценосцев.

Венценосец запомнился белокурой бородкой, ярким точечным румянцем на скулах и блеском заблуждения в глазах. Само выступление было небогатым по мысли набором идей из теории венца истории. Стена — защита от грязи Настоящего и угроз грядущего. Надо различать стены полезные и вредные, свои и чужие. Жизнь есть война времен. В этой войне победило Будущее и гуманно отгородилось от Настоящего, позволив ему самоуничтожаться. В заключение белокурый и вовсе без затей обвинил предыдущего докладчика в прямом пособничестве Северу. Ведь уничтожение защитного панциря Будущего есть давняя мечта имперского Хатускона.

Пока высокоранговые ученые с присущим им блеском развивали идею очередного докладчика, визкап лихорадочно искал причину столь нежданного поворота в ходе Совета. Все чаще он поглядывал в сторону своего научного руководителя, а тот довольный, отсуетившийся, благостно внимал звучащим речам.

Ловок и опытен в науках был мэтр Слотисий, и там, где визкап увидел благодушные улыбки членов Совета, мэтр заметил нюанс. С таким благодушием здоровяки-мясники могли бы улыбаться на лекции тощего вегетарианца. Совет не хотел помогать представителю чужой башни. Слотисий это понял первым и выпустил подготовленного на такой случай венценосца.

Совет с удовольствием занял место над схваткой. Нехитрая комбинация — столкнуть пришлого фанатика с фанатиком доморощенным — пришлась тогам по душе. Зазвучали предложения дать еще год-другой противнику Стены и ее адептам поработать под руководством мэтра Слотисия, после чего заслушать их вновь.

Глаза Бруно стали пустыми, как были когда-то у Серебра, лицо каменело на глазах. Начинался приступ, только не было в зале Линки и некому было испугаться.

Ничего не подозревающие тоги продолжали говорить.

Слова, слова. Царство слов. Царство снов. Бессмысленные слова ученых давили, душили визкапа паутиной из канатов, и он никак не мог вырваться из них. Мир вовсю полыхал чернотой.

Он понял, в чем загадка яйцеобразной бороды мэтра. Понял смысл слов Боно о большом теле, которое вмещает любые идеи. Очередной выход оказался тупиком.

Мудрецы Юга, служители истины, ловкачи, умельцы, как же они были слепы. Слепые мудрецы. Темнота швырнула Бруно к кафедре. Выступавший, заглянув в глаза визкапа, шарахнулся в сторону.

Зал мертвецов загудел.

Светлые тоги гасли, превращаясь в темные пятна. Мертвецов становилось все больше, они — все ближе. Сотни ученых мертвецов наступали на него.

Бруно с ревом принялся выворачивать кафедру из пола. Рубоновая махина не поддавалась, скрипела, боролась мощным Хорогом. И все-таки Бруно выворотил ее, приподнял и швырнул в подступающие тени мертвых, после чего бросился к выходу.

Он уже не видел, как отшатнулись первые ряды Совета, а рубоновая кафедра, несколько раз тяжело кувыркнувшись, медленно завалилась и замерла, упершись под углом в непробиваемую трапецию окна.

— Ой, что ты натворил! Разве так можно? Такие дядечки солидные, ученые — а ты? Молодец, что не убил никого.

Вцепившись визкапу в рукав, еле успевая семенить своими ножками, Линка тараторила без умолку:

— А если наши нобили смотрели в фано трансляцию Совета? Что я говорю? Завтра весь Столп будет смотреть эту запись. А что скажет Тэт? Мне уже страшно. Но ты не бойся. Только глупостей не наделай сгоряча.

Линка стала подпрыгивать в попытках заглянуть другу в лицо.

— Не молчи, Бруно. И посмотри наконец мне в глаза. Опять у тебя эта гримаса. Бруно! Что ты задумал? Бруно, что бы ты ни задумал, я, как начальство, тебе это запрещаю!

Судя по всему, она всерьез испугалась за его жизнь, решив, что он собрался покончить с собой.

Самое удивительное: Линка почти угадала. Визкап действительно торопился на свидание со смертью. Только руки он собирался накладывать не на себя…

У лифта Линке показалось, что Бруно сейчас ее оттолкнет. Она ошиблась. Он вызвал индивидуальный лифт. Это было очень дорого, но в данном случае весьма удобно. Шагнув в кабину, он сел в единственное кресло, и створки захлопнулись. А Линка, впервые после похода в музей, расхохоталась. Она представила, как после всех ее криков он лихо мчится в какое-нибудь питейное заведение Йозера Великого, чтобы по-мужски залить неудачу. Снующие вокруг тоги испуганно поглядывали на девушку.

В зале боев шла обычная работа.

На рингах, расположенных по периметру зала, возились новички. Опытные межевики тренировались ближе к центру. В середине зала работали мастера. Там вел занятия сам Гериад. В учениках у него были лучшие кулачищи Юга.

Вдруг молодые межевики посыпали с рингов. За ними потянулись опытные бойцы. Живая стена у входа в зал образовалась очень быстро. Опоздавшие и самые любопытные вовсю старались протолкаться в первые ряды. Там было на что посмотреть. Такого наглого чужака в логове межевиков еще не видывали.

Широко расставив ноги, скрестив руки на груди, высокомерно выпятив подбородок, в дверях зала боев стоял монах-вечник.

Куда ж ты пропал, монашек?

А где твоя юбка? Неужели до сих пор девчонки не научили тебя носить юбку?

Не было лидеров, поэтому толпа не знала, что делать с нежданным гостем, и только поддразнивала его.

— Опять он язык проглотил. Стеснительный. Бруно молчал. Он считал.

Сорок. Пятьдесят бойцов. Мало. Пусть подойдут еще. Семьдесят. Сто. Рано. Надо ждать. Сто пятьдесят бойцов. Двести. Пора!

И тогда вечник прыгнул.

Одним ударом он сбил транспарант «Сила превыше всего». Кромсая, разрывая голыми руками металл, стал пробиваться через стену бойцов. Они его не интересовали. Цель была в центре.

Спокойный, как властелин мира, Гериад восседал на высоком ринге, словно на троне. Глаза его были закрыты. Он их не открыл даже тогда, когда искореженное железо полетело ему в лицо.

Зал охнул. Кто-то из стоящих внизу бойцов со знанием дела осенил себя знаком семи.

Гигант поднялся, спросил:

— Без правил?

— Без правил.

Им было достаточно двух слов, чтобы обговорить правила поединка «без правил», которые разрешали убивающие удары.

Гериад мягко, крадучись шагнул из угла вперед. Бруно не отступил. Как тогда, на крыше Столпа, он был уверен, что на этот раз его никто и ничто не остановит. Хватит с него слов. Но под канаты уже лез и спешил к ним лысоватый толстенький коротышка.

— Погодите, ребятки, не торопитесь. Какое здесь может быть убийство без папаши Дона?

Коротышка был из категории обаятельных уродцев. Вид папаша Дон имел всклокоченный и счастливый, будто он только что вырвался из ручищ ревнивой толстухи-жены.

— Хочу вас успокоить, ребятки: вы еще покалечите друг друга самым лучшим образом. Почему нет? Но все стэлсовые права на проведение боев «без правил» выкуплены мною на семь лет. Я отвалил за них кучу стэлсов и должен на вас хоть чуточку отбить.

Кулаки Гериада опустились.

«Стэлсовые права» — здесь, на юге Юга, перед этими словами отступал даже сверхчеловек.

Началась торговля, во время которой Бруно благоразумно отошел в сторонку. О семираундовом формате боя, форме ринга, вознаграждении для победителя, страховке для побежденного договорились быстро. Папаша Дон требовал на раскрутку боя семь дней, Гериад давал семь стэлсов, то есть драться они должны сегодня.

К удивлению визкапа, гигант умудрился переспорить прожженного дельца. Бой назначили на вечер. Но прежде чем Бруно ушел готовиться к поединку, папаша Дон, уважительно поглядывая на Гериада, успел визкапу сказать:

— Трудновато тебе придется, сынок. Прошу: продержись хотя бы два раунда, тогда получишь отдельное вознаграждение. А я попытаюсь договориться с Гериадом, чтобы два раунда он тебя не убивал. Ну а в третьем, сынок, прыгай. Ни о чем не думай, а просто прыгай через канаты. Главное, остаться живым. Понял, сынок? Не простит он тебе плакатика.

Фаноэкран занимал весь громадный потолок зала боев. По его периметру вспыхивали строки текста, а на самом экране беспрерывно показывали интервью участников боя, организаторов, специалистов, ветеранов и просто болельщиков. Только с энергией папаши Дона и йозеровской расторопностью можно было за считаные стэлсы трансформировать тренировочный зал в зал для зрелищ и собрать в него почти семьдесят тысяч зрителей.

Вокруг треугольного ринга, специально придуманного для боев «без правил», папаша Дон сейчас и бегал с последними распоряжениями. Был он, как всегда, счастлив и всклокочен.

Под канаты полез Бруно — зал взревел. Вышел Гериад — зал взревел втрое. Ревела публика по-разному: рев ненависти сменился ревом восторга.

Разминаясь, Бруно видел на экране себя, дающего интервью перед поединком. Надо сказать, папаша Дон умел работать с фаножурналистами, а те умело сделали свое дело. Сняли Бруно сверху, с искажениями, так что на экране он выглядел опасным сумасшедшим.

Вот блондинка журналистка спрашивает:

— Ты понимаешь, что Гериад тебя просто убьет?

И его оборванный ответ:

— Ничего, забег покажет.

Взгляд — вверх на камеру — угрюмый, исподлобья. На лице гримаса злого идиота. На контрасте: добрая и умная, с каплей жалости к бессвязно отвечающему идиоту улыбка блондинки. И сразу — кадры с кафедрой, кувыркающейся в сторону лучших умов Юга. И рассказ о «расстреле детей», с комментариями родителей. На закуску — «восстановленная режиссерами сама сцена „расстрела“. Фанотехнологи умели создавать настроение

— Убей его, Гери!

Ревел зал.

— Порви его, Гери! Порви!

Визжала в первых рядах группка девчонок из окружения Интия, и глаза у них были стеклянными.

На самом деле бои без правил редко заканчивались смертью. Такая развязка служила скорее приманкой. Но сегодня все семьдесят тысяч южан хотели только одного.

— Убей его, Гери! Убей!

Ревел без умолку зал. На Гериада, красу и гордость Юга, покушался никому неизвестный непредсказуемый идиот, и все жаждали его смерти.

На ринге появился судья, а на экране блицем шли последние интервью. Большинство специалистов больше раунда жизни Бруно не давали.

Судья проверил экипировку и спрятался за канаты.

Ударил гонг.

Сверхчеловек и черный джагрин стали сходиться. На миг зал затих. Странно, ни один из зрителей не знал, что на свете есть «гром вечности», никогда не слышал о нем, но все в зале разом почувствовали: сейчас что-то произойдет, боя не будет. На общем вдохе все и случилось.

«Гром вечности» грянул. Этот удар черного джаг-рина буквально смел Гериада, канаты, столбы. Вниз рухнули и сверхчеловек, и вся паутина ринга, которая чуть было не прихватила с собой и Бруно, еле успевшего перепрыгнуть через нее. На абсолютно пустом возвышении в свете прожекторов остался стоять лишь один джагрин со смертельно бледным лицом.

И тогда дрогнули стены, и публика взревела так, словно сама Феста обрушилась на крышу зала.

В свою башенную секцию визкап заявился за полночь в сопровождении толпы новоявленных поклонников. Юг любил успех.

Лицо Бруно было сосредоточенным. Он начинал слепнуть, приходилось расплачиваться за сверхнапряжение «грома вечности». Обычно слепота проходила к утру, но до рассвета надо было как-то дожить.

Провожала его молодежь, чуть ли не подростки. Разнообразие спектров только делало их всех на одно лицо. Больше других запомнился тщедушный паренек, который все пытался ухватить Бруно под локоть и повторял одни и те же слова насчет транспаранта межевиков:

— Дурацкий у них девиз. «Сила превыше всего», по-моему, — глупость. Нет, дурацкий у них девиз.

С последними шагами покидающих секцию провожатых слова эти затихли за дверью. Бруно опустился в кресло. В глазах быстро темнело, слух также начинал отказывать, и визкапу показалось, что он остался один. Он ошибался. Со стороны кровати раздался знакомый голос:

— Гляди, как не свезло его кобылке.

На кровати возлежал Осис собственной персоной! Держа перед собой биоком, он раз за разом прокручивал запись чудо-удара и любовался заключительной картиной поверженного Гериада.

Вот обвитый канатами сверхчеловек головой вниз летит прямо на разбегаюшихся зрителей. Вот гигант с грохотом падает в ряды кресел. Вот только сверхчеловеческие ноги торчат к потолку. Не свезло его кобылке. Осис был прав.

Выключив биоком, Осис расплылся в своей широкой лунной улыбке и стал рассказывать. Оказывается, сегодня после обеда его безо всякого предупреждения перевели служить из полиции в Службу. Почему? С какой стати? Никто не объяснил. Зато перевели с сохранением чина вицера и с двойным повышением оклада. Рассказывал Осис так, словно они расстались стэлс назад.

Договорить ему не дали. У Бруно зазвонил биоком, и экран полыхнул золотом. Визкап уже почти не видел, но ошибиться было невозможно. Золотая его потеря, его карнавальная богиня что-то говорила ему, с улыбкой доброй королевы на устах.

Сперва — Осис, теперь — Золото! Бруно чувствовал: от радости он расплывается в почти такой же широкой улыбке, как его круглолицый друг. Начиналась какая-то ночь чудес, словно одним могучим ударом он умудрился проломить себе путь в сказку.

И тут случилось совсем уж невероятное!

Дверь распахнулась. На пороге возник силуэт офицера Службы с пакетом в руках и доложил, что мундир отважного гозта визкапа Службы Бруно Джагрина готов и мундир этот отважному гозту визкапу Службы Бруно Джагрину доставлен.