Сми-и-рна! Где истоки славы наших великих предков? В чем причина их непобедимости? Почему, окруженные кривоногими волосатыми карликами, они были длинноногими, высокими и голубоглазыми? Подумать и отвечать. Вольно!

Довольный заданной задачкой, маер Жага прохаживался перед строем Линкиного отряда и не скрывал скептической усмешки. Худенькие, тонкорукие девчонки фаносектора явно не дотягивали своими формами до его идеалов. Сам адепт голубоглазых и рослых предков был, разумеется, весьма среднего роста брюнетом с короткими, но мускулистыми и загорелыми ногами. Он явно гордился ими, насколько возможно не скрывая их бежевыми шортами.

— Не слышу ответа. Повторяю: в чем секрет величия предков? Ну думайте, думайте, это вам не в спектры пялиться. Ведь ответ перед вами!

Отряд молчал. Тупо смотрел на маера Жагу и молчал. Все видели перед собой не очень умного маера, к пятидесяти годам дослужившегося до преподавателя физподготовки. Ответа не видел никто.

Действо происходило на фоне древней ступенчатой пирамиды из желтоватых каменных кубов. Даже буйный ветер этого дня стих у подножия веков, и только маер Жага не думал понижать голос.

— Вот он ответ. Перед вами! — Маер торжествующе шлепнул ладонью полированный камень. — Пирамида Уратохонга — древнейшая пирамида Юга! Ей почти десять тысяч лет, именно с нее началась цивилизация всего Аркейского материка. Некоторые историки считают эту гробницу Уратохонга исключительно культовым сооружением — ерунда! Чушь! Наши славные предки использовали ее для отбора самых сильных, ловких, жизнеспособных членов общества. Каждый год все взрослые жители проходили проверку пирамидой: надо было взобраться на ее вершину и самостоятельно спуститься. Всех, кто не справился, рубили мечами прямо здесь, у основания. Так что недаром в древности пирамиду Уратохонга называли «лестницей в небо»: самых слабых и чахлых отправляли прямо туда, зато на Арар оставались самые крепкие и сильные. Так появился аркейский народ, племя голубоглазых гигантов, которому было суждено завоевать весь наш материк. О наши славные, великие предки, их деяния, их слава…

Голос Жаги дрогнул, лицо искривилось, словно у плохого актера, но он мужественно преодолел волнение и продолжил лекцию. Во время своего воспитательного слова на Линку и Бруно он ни разу не взглянул. Обиделся. Они опоздали, а будучи человеком довольно мелким и потому обидчивым, Жага явно отметил их в памяти крестиком.

Задержались они из-за Бруно. К врачу наш визкап по выходу из зала боев идти отказался наотрез, а достал из поясного кармашка голубоватый порошок, сел, запрокинул голову и нюхал его до тех пор, пока ушибленный нос не приобрел нормальный вид и цвет.

По ходу процедуры пришлось выслушать очередные наставления со стороны начальства. Линка о маере Жаге еще с утра все узнала и сообщила следующее.

Довольно ограничен. Упрям. Неоднократный чемпион Йозера по бегу на пирамиду. Провокатор. Любит провоцировать молодых межевиков. Стоит себе этакая всячески натренированная детинушка с немереным здоровьем, Жага перед ним — карлик, и когда седенький маерок предлагает на спор сбегать размяться до вершины пирамиды и обратно, детинушка, разумеется, с радостью соглашается. Заканчивалось состязание хохотом всего строя, когда обессилевший парень шлепался перед легко обогнавшим его Жагой с нижней ступени. Доходило порой дело и до обморока с последующей медчастью, где межевику наконец объясняли: бег на пирамиду задействует совершенно специфическую группу мышц, и никакая спортивная подготовка другого профиля здесь выручить не может.

— Ты понял, почему я тебе это рассказала?

Вопрос Линка постаралась задать самым серьезным тоном. Нюхавший с закрытыми глазами свое зелье Бруно неопределенно кивнул, что явно не понравилось девушке.

— Ты мне не мычи. От меня — ни на шаг. И никаких авантюр. Ясно?

Так за лечением и разговорами они и опоздали к Жаге.

А маер оказался ничего. Даже симпатичный. Казалось бы, все весьма среднее: рост, внешность, чин, талант, а поди ж ты, соорудил по ним и идейку, и нишу спортивную нашел — даже чемпионом стал, пусть и по беговому виду, которым никто, кроме самого маера, не занимался. Маер Жага. Уже не юный вицер и уже никогда не седовласый нобиль. Гениальная посредственность, достигшая своего зенита в среднем чине. Можно сказать, генерал посредственности. Но ведь в толще служебной пирамиды не Л емсонгу стоять…

— Чему улыбаетесь, визкап? Что такого смешного в истории наших великих предков?

— Никак нет, ничего смешного, отважный гозт маер Службы!

Оставалось только помянуть про себя Санфара и набить в улыбку побольше идиотизма. Поздно. Качество ухмылки явно не извиняло ее наличия.

Маер процедил сквозь зубы:

— Ничего, после тренировки вы у меня не так заулыбаетесь! — И перешел на крик: — Всем к пирамиде! Вперед! Вверх! Пошли!

И тут началось.

Визг, крики, смех.

Одни девчонки на четвереньках уже штурмовали третью, пятую ступень, другие — балансировали на первой, третьи — замешкались у подножия.

Жага все видел, везде успевал.

— Выше. Выше ногу! Руками не помогать! Выше, говорю. Убрать, убрать руки — привяжу!

Понемногу дело наладилось. Практически весь отряд был уже на пирамиде, когда последовала неожиданная команда маера:

— Отставить. Всем — назад!

Маер заметил Линку по-прежнему топтавшуюся внизу. Толстенькая короткая ножка пыталась зацепиться за край нижней ступени. Тщетно. А ножка — еще и еще — старалась подняться на недосягаемую для нее высоту.

— Выше, выше ногу! — надрывался маер.

Глаза Линки виновато блестели. На орущего маера девушка старалась не смотреть, а тот, сжимая на боку рукоять невидимого меча, продолжал кричать с гримасой ненависти на лице. Вот он — апофеоз вырождения! Вот в таких коротконогих карлиц выродились предки-великаны! Не иметь возможности поднять ногу на высоту ступени — с таким недоразумением маер столкнулся впервые. Не зная, что делать, он кричал. А тут еще под ногами путается опоздавший визкап и снова ухмылочки строит. Одет не по форме. Офицерские знаки различия нацепил прямо на неуставную куртку, физиономия молодая, с поцарапанным носом, наглая.

Жага процедил сквозь зубы:

— Что вас так все время веселит, визкап?

— Да вот думаю…

Бил Бруно наверняка, без затей. Сказать «думаю» на службе в присутствии более высокого чина…

— Визкап «думает» — мило. Только «думать» — легко, а почему с такой же легкостью визкап не взбежал на пирамиду?

— Не люблю потеть, отважный гозт маер Службы! А на такую низенькую пирамидку любой дурак взбежит.

Визкап состроил гримасу полного идиота, подсмотренную у Осиса. У друга был целый набор таких гримас для общения с командирами среднего звена.

Разумеется, Бруно пересаливал. И Жага видел молодого визкапчика насквозь: в благородство играет, уводит его, маера Жагу, от коротконогой уродки, сопляк. Ну хорошо! Жага окончательно повернулся к визкапу. Матерый кот бросил придушенную мышку и погнался за новой, шустрой, сдуру отвлекающей кота на себя.

— Любой дурак, значит? Мило. А у этого любого хватит духу на спор пробежаться пять раз к вершине пирамиды Уратохонга? Кто пятый подъем заканчивает первым, тот получит две тысячи стэлсов. Платит — отставший. Идет?

С равнодушием кота у норки Жага ждал ответа. Две тысячи стэлсов — это трехмесячный оклад визкапа или полугодовой вицера. А уж скольких молодых дурачков Жага таким образом наказал — и не припомнить.

— Что замолчал, визкап, в горлышке вдруг пересохло?

Жага не видел, что за его спиной в этот миг беззвучно кричала и трясла кулачком Линка, тут же охнувшая.

— Я согласен, — сказал Бруно.

— Согласен? Тогда — к пирамиде. Соревноваться будем по правилам предков, они просты…

На самом деле правило оказалось одно: ни в коем случае не помогать себе руками. Нарушил — проиграл. И Жага не отказал себе в удовольствии объяснить, что в древности нарушители расплачивались не только стэлсами.

Бросили жребий.

Зеленая краска досталась Бруно, красная — маеру.

Моршась, Бруно ждал, пока его кисти полностью не закрасят ядовито-зеленой пакостью. Густая, но практически не сохнущая краска пахла так, будто ее изготовили еще во времена Уратохонга. Сама хитрость с краской, придуманная для борьбы с жульничеством бегунов, была приблизительно из тех же времен. Теперь во время соревнования нельзя было помочь себе руками, не оставив меты на камне.

Выглянуло солнце из вуали облачка и припекло что есть мочи.

Дали старт.

И девчонки зааплодировали — Бруно сразу вырвался вперед, то бишь — вверх. Только Линку не затронул общий энтузиазм, она-то знала наперед, чем все закончится. Вопли, визг, смех не стихали — бегуны приближались к вершине, и визкап по-прежнему был впереди. На спуске отрыв даже увеличился. На второй подъем Бруно ушел с солидным запасом.

Маер Жага терпеливо пыхтел за спиной юнца, аккуратно отрабатывая каждую ступень своими загорелыми мускулистыми ногами. Левой. Правой. Левой. Правой. Он не торопился. Изучал противника. Результат радовал. Визкапчик даже не удосужился сменить свои башмаки на спортивную обувь. Этот сопляк, из протирающих штаны в фаноотделе, явно не знал самых азов пирамидного бега. На самом деле — это не бег. Ходьба. Долго бежать по высоким ступеням нельзя. Физически невозможно. Один подъем. Два. Все. Пирамидный бегун должен избегать фазы полета. Не отрываться. Всегда хотя бы одной ногой упираться в ступень. Иначе…

Левой. Правой. Обходя на середине второго подъема визкапчика, Жага постарался поймать его взгляд. К удивлению маера, взгляд молодого офицера был тверд, как пирамидный камень.

Тревога кольнула и исчезла. Не так он должен был смотреть. Не так. Впрочем, чепуха. Все шло, как обычно. Вопли внизу стихли. Жага увеличивал отрыв. Тук-тук-тук. Лишь стучат отставшие башмаки.

Уж скольких выскочек он обогнал на втором подъеме — не перечесть! И межевиков, и даже профессиональных бегунов. Вот только солнце сегодня злое, как никогда.

Прошли третий подъем. Четвертый. Разрыв увеличился и составлял почти полподъема.

Зацепившись за вершину пирамиды, солнце палило изо всех сил. Ступень за ступенью мелькали перед глазами маера. Голова чуть кружилась. Все было хорошо, но не все было понятно.

Тук-тук-тук. Башмаки не смолкали.

Полподъема он не проиграет даже Санфару. Но почему не сдается визкап? Все новички сходят на втором, от силы на третьем подъеме.

Жага пошел на пятый, последний подъем. Не расслабляться. Руки. Выше руки. Левой-правой. Левой-правой. Еще полподъема, финишная часть. Правильно. Визкап — у самого подножия. Осталась треть. Что они там рассвистелись внизу?

До ослепленного солнцем Жаги не сразу дошло, что он видит. А видел он чудо. Еще мгновение тому назад копошившийся далеко внизу, визкап вдруг помчался, буквально полетел вверх, с каждым мигом становясь больше, ближе. Не снижая хода, он проскочил мимо и убежал прямо к вершине гигантскими пружинистыми прыжками.

Если это был бег, то бег полубога, если полет, то полет гения.

Задрав голову, стоял маер Жага и смотрел вверх. С солнцем, сияющим над головой, остановившись в одном шаге от вершины, новоявленный то ли гений, то ли полубог протягивал ему руку, а другой рукой приглашал вместе подняться на верхнюю ступень. Он не хотел побеждать.

«Не выйдет. Ничего у тебя не выйдет!» — подумал Жага. Сколько раз сам маер таким образом останавливался перед самой победой, дожидаясь пыхтящего, униженного соперника, чтобы перед его носом одним издевательским прыжком запрыгнуть на верхний камень, как на пьедестал. Нет, у тебя не выйдет.

Полубог тянул руку. Ждал. Но Жага не поверил в благородство. Словно надломившись, он сел на камень, без боязни пачкая его в красный цвет. Седенький, разом постаревший маер.

И тогда над вечными пирамидами зазвенел такой смех, какого они не слышали за все свои сто веков.