Воины Константин Семенов и Георгий Ямата удерживали важнейший тактический рубеж – сквозной пешеходный переход. По широким ступеням этой грандиозной «лестницы в небеса» можно было подняться с грунтового уровня прямо в покои Диктатора. В мирное' время задачка была не для слабаков. Мало того, что стандартная высота уровня на Титане составляла около ста метров, на каждом этаже у лестницы обычно дежурили разодетые в парадные мундиры Воины, курсанты и кадеты, ни за какие коврижки не пропускавшие любопытных граждан выше уровня номер восемь. Война поубавила символизма и превратила переход в то, чем он являлся фактически: в не зависящий от перепадов напряжения электросети опасный проход через все уровни Дворца. Ожидать, что столь выгодным направлением не воспользуются штурмовики олимпийцев или юные бойцы, было глупо, а потому, как только Семенов и Ямата вернулись с космодрома, Громов поручил им удерживать именно лестницу. Ирония Ареса, бога войны, выражалась в том, что от непобедимых Воинов требовалось удержать противника, который прорывался не вверх по переходу, в покои правителя, а вниз – в секретные подвалы, куда уже давно отступил и Главнокомандующий, и остатки ордена.

– Не понимаю, как мы могли попасть в такую задницу?! – парой точных выстрелов сбивая с ног очередного бойца, заявил в мыслеэфире Семенов. – То нас все эти пацаны жутко боялись и уважали, теперь лезут, словно мы и не Воины вовсе.

– По-моему, они и сами удивляются обуявшей их смелости, – откликнулся Ямата, мощным ударом отбрасывая вверх, через двадцать ступенек пятиметрового лестничного марша, одного из десятка врагов, прорвавшихся на дистанцию рукопашного боя.

– Какое-то движение в боковом коридоре, – настороженно подумал Семенов. – С фланга заходят?

– Это проход в катакомбы, – возразил Георгий. – Там должны быть свои.

– Свои, свои, – успокоил их приближающийся по полутемному коридору человек. – Правда, временно и до определенной степени.

– Попов? – узнал человека Семенов. – В разведку ходил?

– Думал, удастся подобраться к Ивану, – признался сыщик. – Не так это, оказывается, просто. Парень невероятно сильный телепат. Он способен охватить внушением любую по численности толпу. Хорошо, что среди них он один такой выдающийся.

– А среди нас? – поинтересовался Семенов. – Ты способен его победить?

– Не знаю, – инспектор присоединился к Воинам, открыв беглый огонь по накатывающим сплошной волной мальчишкам. – Здесь что, главное направление? Почему они дерутся с таким ожесточением?

– Наверное, догадались, что мы затеваем в этих подвалах недоброе, – Семенов стряхнул с себя пару малолетних бойцов, оглушив их при этом двумя легкими оплеухами. – Лежать, салаги, от греха подальше! Чтобы мне потом не пришлось объясняться с вашими мамками!

– Я чувствую приближение Ивана, – вдруг заявил Попой.

– Ты уверен? – обеспокоенно спросил Ямата. – Как ты отличаешь его ментальный фон от десяти тысяч других?

– Он сильнее, – пояснил сыщик, – а ещё – очень похож на отцовский. Видимо, сказывается примесь олимпийской крови. Меня всегда удивляла особая мысленная аура Туркина, и я изучил все её оттенки. У Ивана они такие же, только сильнее. Кстати, о папаше, вы его привели?

– Он не слепой, чтобы его водить, – резко ответил Семенов. – Надо будет – сам придет. Пока нам хватит и Зевса. Он там бульон какой-то варит из микробов, иди похлебай, пока не остыл.

– Не лезь в бутылку, – спокойно предупредил сыщик. – Придет Иван, без меня не устоите.

– Надо же, какие мы головастые! – язвительно высказался Воин, непроизвольно опускаясь на колени. – Это что?! Попов, прекрати! Мне драться надо! На коленях же неудобно!

– Да ни при чем я! – встревоженно ответил инспектор. – Соберись, я попытаюсь изолировать тебя от внешнего воздействия!

– Какое, к чертям собачьим, воздействие?! – безуспешно пытаясь встать, прорычал Семенов. – Ноги отнялись совсем! Жора, посмотри, может быть, я ранен? Дырок в пояснице нет?

– Ты что же, не чувствуешь боли? – удивленно спросил Ямата.

– Так что, ранен?! – взвыл Семенов.

– Да вроде бы нет, – быстро осмотрев товарища, ответил Георгий.

– Слава богу! – Семенов облегченно вздохнул. – А то у меня бывает. В драке иногда в раж войдешь – ничего не ощущаешь. Потом успокоишься – то палец сломан, то рана в полбрюха.

– Это Иван, – уверенно заявил Попов. – Вставай!

– Легко сказать, – неуверенно пробормотал Семенов, но на удивление проворно встал в полный рост. – Чудеса! Как ничего и не было!

– Я его пока сдерживаю, – морщась, словно от приступа головной боли, сказал сыщик, – но долго это не продлится. Мне нужны все мои сотрудники. Вызовите их сюда.

Чтобы вызвать остальных сыщиков «Омеги», Воинам пришлось разделиться. Семенов под прикрытием Попова остался в переходе, а Ямата отошел чуть назад, чтобы сосредоточиться и пробиться к Громову сквозь бурелом заполонивших мыслеэфир вражеских эмоций. Наступающие юнцы неплохо умели создавать ментальные помехи, но у Георгия было неоспоримое преимущество – опыт. В конце концов он «докричался» до Аврелия, и тот незамедлительно передал приказ Попова инспекторам. Сыщики, на всякий случай охранявшие Диктатора от проникновения в его сознание чуждых мыслей, тут же покинули свой почетный, но по большому счету ненужный пост, и отправились на передовую.

– Как дела у вас? – проводив сыщиков, задал Громов ненужный вопрос.

– Нормально, – ответил Ямата. – Но вечно нам не простоять. Эти скауты либо соберут здесь всех своих главных телепатов, либо догадаются бросить в нас какую-нибудь водородную гранату. Слушайте, Аврелий Маркович, раз уж этот Зевс сделал нам навстречу такой широкий шаг, пусть сделает ещё один! Если его солдаты ударят пацанам в тыл, мы сможем отбить пару этажей и выйти в сектор спортивных арен. Оттуда можно будет прорваться к ангарам боевых магнитопланов. Кавалерия всегда была предпочтительнее пехоты.

– Я передам ему твое предложение, только боюсь, Жора, что этот хитрый эскулап потому и заключил с нами союз, что собственных силенок у него осталось не больше, чем у нас. Мне тут по секрету нашептал один из наших разведчиков, что малолетки блокировали олимпийцев в районе космопорта, а корабли их союзников они просто расстреливают прямо с поверхности, стоит марсианам или колонистам сунуться хотя бы в стратосферу. Эти юные заговорщики самые свежие из всех нас. Так что перспективы, сам видишь, не радужные.

– Ну а от самого Зевса есть польза?

– Пока не ясно, – с сомнением ответил Громов. – До того как противник вывел из строя последний портал «планета–орбита», наши ребята успели перенести в подвалы оборудование из двести третьего модуля рем-базы, но этот хитромудрый доктор до сих пор колдует над его настройкой.

– Вы бы его как-нибудь простимулировали, – попросил Ямата. – Мой симбионт уже пищит от возмущения, да и энергия в оружейных накопителях кончается.

– А вы экономьте, – назидательным тоном посоветовал Аврелий. – Где кулаком, где коленкой под зад этим соплякам поддавайте.

– Так и делаем, – заверил Георгий. – Только они же невменяемые. Лезут, несмотря на тумаки. Им, для полноты картины, не хватает лишь красных шарфов и пены на губах, были бы вылитые футбольные болельщики…

Автономные реакторы вырабатывали гораздо больше энергии, чем требовалось для освещения просторного зала и стабильной работы аппаратуры, а потому: инженеры не постеснялись перекрыть все выходы дополнительными силовыми полями. Они могли включить и генераторы ментальных помех, но в этом случае бункер остался бы без связи с действующими вне его стен разведчиками, а также Воинами, которые сражались в прилегающих к подземелью коридорах и залах.

– Что такое война? – склонясь над экраном электронного микроскопа, рассуждал Васильев. – Бесконечные марши, неразбериха, голод, болезни, жизнь в подвалах и руинах, а ещё привычка к смерти, к её запаху и виду. Люди боятся войны, но в то же время не могут жить в полном спокойствии, ведь агрессия у них в крови. Лишите человека возможности воевать, и он сойдет с ума. Потребность в разрушении тем выше, чем более упорядочена жизнь.

– Как-то странно вы рассуждаете, – заметил расположившийся в ближайшем кресле Громов. – Часом, не заболели?

– Все может быть, – Васильев усмехнулся и пожал плечами. – Не понимаю, что вас не устраивает в моих рассуждениях.

– Зачем стремиться к разрушению, если живешь как в раю? – спросил Воин. – Нелогично.

– Как раз наоборот, – возразил доктор. – Разум человека требует развития, действия, причем постоянного. А рай – это застой. В таких условиях разум гибнет. Вот вы согласились бы погибнуть среди райских садов?

– Лучше помучиться на грешной тверди, – ответил Аврелий.

– Потому человек и стремится сначала все сделать как можно более удобным, а затем разрушить свой рай до основания, – прокомментировал Васильев его ответ. – Рай – это смерть, хотя жизнь – это ад. Кущи ничем не лучше раскаленных сковородок. Да и не бывает одного без другого, ни в природе, ни в людях. В каждом из нас есть и небо, и преисподняя. В равных дозировках. В результате их борьбы внутри человека берет верх то созидательное, то разрушительное начало. Так мир и катится куда-то вдаль на «маятниковой тяге». Возможно, к светлому будущему, хотя скорее – к будущему самому обычному, полному тех же страстей и пороков, что и настоящее.

– Человека можно изменить при помощи воспитания или научными методами, – заявил Громов. – Чтобы он созидал больше, чем успевает разрушить. Каждый раз начинать с нуля – накладно, да и неинтересно.

– Раз человечество до сих пор не вымерло, космос пока ещё побеждает хаос, но происходит это естественным путем, и жалкие потуги воспитателей или ученых тут ни при чем, – ответил Виктор, переключаясь на просмотр каких-то схем. – Вспомните, как спартанцы воспитывали из своих детей непобедимых воинов. Прошли годы, и армию этих грозных солдат разбили фиванцы. Никакое воспитание не сделало лакедемонян непобедимыми навечно. Что же касается научных методов, результат самого крупного за всю человеческую историю эксперимента по теме «Искусственный отбор и генетическая трансформация» беснуется по ту сторону дверей в этот бункер… Вот так-то, Аврелий Маркович… Чего-то не хватает… Никак не пойму – чего? Вы, случайно, не знаете?

– Откуда мне знать? – Громов пожал плечами. – В генетике я полный профан, в вирусологии – тем более…

– Пожалуй, общемедицинским опытом и хорошим оборудованием нам не обойтись, – поднимаясь из-за стола, заявил Васильев. – В схеме действия препарата не хватает одного важного звена. «Чаша Спасения» должна блокировать любые искусственные гены, независимо от того, какое поколение представляет титанов, но я пока не могу найти этот общий для всех модификаций наших генов знаменатель. Всего одна биохимическая формула! Наверняка она была прекрасно известна любому лаборанту олимпийских ученых, но, чтобы найти её заново, мне потребуется непозволительно много времени.

– А вы заберитесь во внутривременную капсулу, – не без иронии посоветовал Аврелий. – Там у вас этого времени будет сколько угодно.

– В капсулу? – Васильев взглянул на Громова так, словно его посетило неожиданно яркое озарение. – Ну, конечно, в капсулу! Надеюсь, Аврелий Маркович, вы не откажете мне в любезности?

– Смотря в какой, – настороженно ответил Громов.

– Посетить мою скромную клинику, – пояснил доктор. – Здесь недалеко – в паре кварталов.

– Это ещё зачем? – Аврелий подозрительно прищурился.

– А затем, старый хрыч, что из всех убийц, участвовавших в разгроме земных лабораторий, ты единственный, кто остался в трезвой памяти, – приблизив свое лицо к лицу Воина, прошептал Васильев. Выдав это обвинение, он выпрямился и продолжил говорить обычным вежливым тоном, с нормальной громкостью: – Ваша память наверняка хранит в укромных уголках воспоминания об интерьере олимпийских святилищ науки. Возможно, вы сумеете вспомнить то, что видели мельком, или это всплывет как фон для каких-то иных воспоминаний. Ученые любят для лучшего осмысления проблемы развешивать на стенах тезисы своих работ. Если вы хотя бы мельком видели нужную мне формулу, я сумею извлечь её из вашей памяти.

– Надо было тебя все-таки стукнуть головенкой о дерево, – оправившись от дерзкого выпада Зевса, с сожалением произнес Воин. – Какие, однако, подлые гены достались тебе от мамаши! На три поколения хватило, да ещё как хватило! Что сынок, что внучок, что правнук – титано-олимпийцы хреновы – негодяи, словно на подбор! Пожалел я, дурак, семьдесят лет назад родную кровь, вот теперь мучаюсь!

– Большое вам спасибо… папа, – с сарказмом произнес Васильев. – Поднимайся, пока я не сообщил Диктатору о том, что вся эта новая катастрофа – дело рук твоих потомков, а значит отчасти и твоих собственных!

– Ты будешь смеяться, но Диктатор догадался обо всем и без подсказок, – спокойно ответил Громов. – Так что заткнись! Надо тебе порыться в моей памяти – ройся на благо отечества. Только не жди от меня раскаяния или сочувствия. Я и тогда был на войне, и сейчас на войне пребываю. У неё свои законы.

Было видно, что Васильев собирался сказать что-то еще, но взял себя в руки и лишь молча кивнул. Выразив при помощи короткого смешка удовлетворение его выдержкой, Аврелий, кряхтя, поднялся с кресла и пошел к порталу «планета–планета». Заметив, что вместо напряженного размышления над созданием «лекарства от безумия», Васильев и Громов куда-то собрались, отдыхавший в дальнем углу просторного помещения Диктатор заинтересованно вытянул шею и знаком приказал Купавину выяснить причину активности доктора и главы Совета.

– Сказали, тут недалеко, – растерянно разводя руками, доложил исполняющий обязанности единственного телохранителя Воин. – Остановить?

– Нет, – правитель задумчиво покачал головой. – – Отправьте с ними двоих Воинов.

– Все Воины снаружи, – вежливо напомнил Купа-вин. – Здесь остался только я. Но, с другой стороны, Аврелий Маркович и сам Воин…

– Это меня и беспокоит, – с непонятными телохранителю интонациями произнес Диктатор. – Держите портал постоянно открытым.

– В таком случае то место, куда они направляются, станет практически смежной комнатой, – предупредил Воин. – Это очень опасно.

– Не опаснее, чем потерять единственного специалиста по главной проблеме, – резко ответил правитель. – Выполняйте!

– С удовольствием, – ответил Купавин. Последнюю реплику он произнес себе под нос, проводив масленым взглядом Габи, которая тоже встала с диванчика и без приглашения двинулась следом за доктором.

Местная клиника Васильева пребывала в изрядном запустении, но никаких изменений её интерьер не претерпел. Если, конечно, не считать того, что всю мебель и приборы покрыл толстый слой пыли. Каким-то чудом клинику обошли стороной и война, и погромы. Контур портала располагался в просторном холле первого этажа, и, чтобы попасть в лабораторию, следовало подняться по лестнице.

– Мог бы и лифт предусмотреть, – ворчливо заметил Громов, медленно преодолевая высокие ступени.

– Кто же думал, что придется лечить таких динозавров? – Васильев усмехнулся. – Нормальные люди столько не живут.

– И не рассчитывай! – едва справляясь с одышкой, заявил Аврелий. – Я ещё дольше тебя протяну…

– Увидим, – Виктор покосился на Габи, а затем на замершего в проеме портала Купавина.

– Ты не вздумай меня лечить, – спохватился Громов. – А то под конец сеанса врежешь по мозгам парой мегавольт…

– Вольтаж – ерунда, – нежнейшим голоском подсказала Габи, – главное – выбрать подходящую силу тока, например, ампер десять, лучше двадцать…

– Добрые вы, – с сарказмом заявил Аврелий.

– А чего вы ожидали от продуктов нашей странной эпохи? – спросил Васильев, открывая старомодные раздвижные двери в оперблок.

– Не будь занудой, – потребовал Воин. – Нечего на эпоху пенять, коли рожа крива. Нормальные люди встречаются и среди титанов.

– Встречаются, – обгоняя Громова, согласилась Габи. – Я всего минуту назад одного такого видела. Вернее – одну. Когда в зеркало смотрелась.

– Это твоя подружка? – провожая девицу удивленным взглядом, спросил у Васильева Аврелий. – Сильна плутовка! Только спутницы жизни из таких кукол не получаются. Так, одно развлечение…

Комментировать бесплатный отеческий совет Виктор не стал. Он молча указал Воину на кресло, над которым нависал прозрачный пластиковый колпак. Громов без дополнительных подсказок уселся на предложенное место, и Габи тут же включила автономный генератор аппаратуры. Доверять системам централизованного энергоснабжения было опасно.

– А где будет формироваться изображение? – спросил Аврелий, с интересом осматривая обстановку опер-блока.

– Вокруг, – коротко ответил Васильев, пробежав пальцами по нужным сенсорам пульта управления. – Эффект присутствия, почти как в киберфильмах.

– Не понравится вам, – предупредил Воин. – Бойня тогда была похуже нынешней.

– Мы потерпим, – уверенно сказал Виктор. – Габи, уровень двести пять…

То, что сделала в следующее мгновение ассистентка, не стало для Виктора сюрпризом. Вместо того чтобы выражать фальшивое недоумение по поводу внезапно пробежавшей по телу Громова судороги, Васильев резко оттолкнул девушку в сторону и выключил аппарат.

– Что это было? – с трудом открывая один глаз, спросил Аврелий.

– Тестовый сигнал, – успокоил его доктор. Габриэлла смотрела на патрона немного виновато, но сквозь маску несправедливо обиженной принцессы проступали и другие эмоции. Было понятно, что ассистентка выполнила чей-то приказ, вот только был он передан ей прямо сейчас или содержался в давно заложенных в память инструкциях, предстояло ещё выяснить. Девушка сложила руки на груди и демонстративно шагнула назад.

– Там и стой, – строго приказал Виктор, – если не хочешь сесть в это кресло после Громова.

– Не знаю, что на меня нашло? – пожимая плечиками, неубедительным тоном заявила помощница. – Накопилось, наверное. Вокруг так много неприятных людей…

– Позже поговорим, – вновь включая прибор, оборвал её исповедь Васильев.

– Хорошо, – согласилась Габи, продолжая незаметно пятиться к распределительному блоку автономного реактора.

– Стой на месте! – уже совсем грозно приказал Виктор, направляя на девицу неожиданно появившийся в руке станнер. – Не искушай меня!

– Я не могу, – смущенно улыбаясь, ответила Габи. – Этим приказам никто не может противиться…

Ее рука протянулась к выключателю, но Васильев оказался быстрее. Сверкнула бело-голубая вспышка, и Габриэлла мягко осела на пол. В момент падения её голова запрокинулась назад, едва не стукнувшись об угол защитного кожуха энергетической установки, но Виктор успел вовремя. Он подскочил к потерявшей сознание девушке и, придерживая её за плечи, осторожно уложил на пол.

– Подушку ещё под голову ей положи, – саркастически заявил Громов. – Что ты с ней нянчишься? Она же тебя продала!

– Я не убиваю своих женщин, – огрызнулся Виктор. – В отличие от тебя…

– Много ты понимаешь! – с досадой ответил Аврелий. – Хватит в куклы играть! Начинай сеанс!

Воин воткнул окровавленный нож в мягкую почву и, выдернув обратно, вытер остатки смешанной с землей крови о ствол ближайшего дерева. В тени оливковой рощи дышалось немного легче, но задерживаться в оазисе благодатной прохлады Громов не стал. Возраст уже не позволял Аврелию совершать затяжные переходы под палящим солнцем, и все же он нашел в себе силы подняться на ноги. После жаркой схватки с Воинами прикрывавшего тайную тропу блокпоста руки Громова слегка дрожали, а в горле появилась неприятная сухость. Ему страшно хотелось пить, но фляга с водой уже опустела, а до ближайшего родника было слишком далеко. Чтобы напиться, пришлось бы сделать приличный клюк, а времени у Воина оставалось в обрез. Он вытер со лба крупные капли пота и начал медленно спускаться с Холма в поросшую густыми зарослями долину. Там, среди деревьев, скрывалась последняя из генетических лабораторий олимпийцев. Та самая, где проводились завершающие этапы трансформации и откуда простые титаны выходили могучими Воинами. Аврелий шел туда сам и один, поскольку не мог доверить тайну никому, даже самым надежным из своих товарищей. Проекту «Чаша Жизни» предстояло исчезнуть без следа. Хотя вернее было бы сказать – стать самой страшной тайной ордена Воинов Титана, известной лишь председателю его Совета.

В главный корпус лаборатории Громов проник незамеченным, с черного хода, быстро и бесшумно. Основные работы велись в герметичном модуле, который стоял посреди операционного зала в центре здания, но Аврелий двинулся в другую сторону. Прежде всего он решил уничтожить главный компьютер лаборатории. Местная машина не была связана с информационным пространством, и разрушить её систему через сеть, запустив программу кибердеструкции, Воины не смогли. Теперь это предстояло сделать вручную. Громов мягко, словно тигр, шагнул в компьютерный зал и быстро подсчитал количество склонившихся над терминалами операторов. Остаться в живых не должен был никто. Аврелий перешел в ускоренный режим и, обнажив два длинных клинка, пронесся по периметру помещения, словно горячий пустынный ветер. Стены, пол и даже потолок покрылись затейливыми узорами брызгавших во все стороны багровых струй. Кровь хлестала из перерезанных глоток тугими, пульсирующими фонтанами, расползалась огромными лужами и капала, выбивая из пластика столов, стульев и пола быструю дробь. Вновь пересчитав по запрокинутым головам свои жертвы, Аврелий резко присел и вытянул из-под стола одного недостающего человека.

– Не надо! – в ужасе пытаясь прикрыть лицо руками, всхлипнул оператор.

Воин молча бросил его на пол и наступил ногой ему на шею. Послышался хруст, и последняя жертва, дернув обутыми в потертые сандалии ногами, затихла. Громов спрятал клинки в ножны и занялся аппаратурой. Крушить электронику было несколько сложнее. Справившись со вспомогательным оборудованием, Аврелий взялся за главный компьютер, но корпус основной машины был сделан из прочного металлопласта и выдержал даже усиленные боевым костюмом удары кулаков и ног титана. Не разбил её и металлический стол, с силой брошенный Воином с высоты собственного, в общем-то, немалого роста. Аврелий вынул из кобуры излучатель и тоскливо взглянул на индикатор заряда. Он показывал цифру три. Всего три импульса. Накопитель оружия был почти пуст, а возвращаться на базу Воину предстояло через территорию, полную остатков вражеских войск, но другого выхода не было. Громов разнес парой выстрелов компьютер на куски и спрятал оружие обратно в кобуру. Теперь пистолет стал на самом деле последним средством. Аврелий вновь приготовил к бою ножи и направился в центральный зал.

Семеро ничего не подозревающих ученых были увлечены обсуждением каких-то новых данных и не обратили на вошедшего Воина внимания. По мере приближения к группе генетиков произносимые ими слова становились все более отчетливыми, но от физического и эмоционального перенапряжения в ушах у Воина шумел как минимум водопад Анхель, и это серьезно мешало восприятию. Да и потом, он пришел убивать, а не слушать лекции…

…В мыслях Громова, сидящего в кресле под прозрачным колпаком, промелькнула тень запоздалого сожаления; Васильев подкорректировал настройки, и «машина Мнемозины» вытянула из памяти старого Воина все пропущенные семьдесят лет назад мимо ушей слова…

– …Я знаю причину, по которой это произошло, – отвечая на какой-то вопрос, заявил стоявший к Аврелию спиной человек в несвежем белом халате. –.Мы не учли того обстоятельства, что ген контролируемой агрессии нестабилен и легко поддается управлению. Гены, повышающие скорость мышления и расширяющие ассоциативные возможности, образуют с ним жесткий триплет, в корне меняя его свойства. Такое сочетание дает стойкий побочный эффект – агрессия становится неконтролируемой. Ее может сдерживать масса воспитательных и общественно-этических факторов, но все они условны. Стоит человеку с таким дефектом попасть в экстремальную ситуацию, как он тут же становится машиной для убийства.

– Особенно если он подготовлен к этому физически, как все титаны, – задумчиво потирая загорелую лысину, дополнил его высказывания другой ученый.

– Верно, – согласился первый. – С олимпийцами все было иначе. Мы не закладывали в них гены-ускорители, и потому их агрессивность оставалась под контролем.

– Сейчас главное – понять, как мы можем исправить эту ошибку, – не поднимая взгляд от стола, удрученно высказался ещё один генетик. – Ведь во все искусственные гены нами заложен механизм самозащиты. Если мы захотим подавить какой-то из них, он просто перейдет в состояние стойкого к любым воздействиям вируса.

– Все не так плохо, как вы себе представляете, – ответил человек в грязноватом халате. – Все гораздо хуже. Сочетание дефектных генов управляет не только поведением человека, но и воздействует на все искусственно сформированные участки ДНК. Они обмениваются информацией, и к чему приведет такое взаимодействие, я боюсь предположить. Даже если допустить, что в жизни конкретного человека с произвольно измененным кодом не произойдет никаких существенных катаклизмов и он не станет жертвой своей скрытой агрессивности, нет никакой гарантии, что этого не сделают его потомки. Ведь искусственные гены – это детали отцовского набора хромосом и передаются по наследству. Рождение человека – это уже первый в жизни стресс, следовательно, сработает механизм самозащиты. Гены начнут искать новое оптимальное сочетание и обмениваться информацией, то есть самосовершенствоваться. Но в отсутствие новых стрессов необходимость в активной защите отпадет, и агрессия вновь станет скрытой, а вот изменения останутся. Причем, скорее всего, это будут не просто выдающиеся способности, а то, что мы называем способностями паранормальными. Два-три поколения таких трансформаций, и титаны станут сверхлюдьми…

– Вряд ли, – возразил лысый. – Скорее, к тому времени они сожрут друг друга живьем. Ведь воспитывать волчат, будучи козлом, опасно. Когда они вырастут и превратятся в голодных, не знающих благодарности волков, воспитателю не помогут ни рога, ни копыта. Это поймет уже нынешнее поколение титанов, и, вот увидите, они сами приползут к нам на коленях, умоляя вернуть им нормальный человеческий облик.

– Чего мы сделать фактически не в состоянии, – с грустью резюмировал сидевший прямо на полу молодой лаборант.

– Ну почему же? – возразил первый ученый, указывая на таблицу, украшавшую одну из стен герметичного модуля. – Вот, пожалуйста, вирус-блокиратор. Своего рода влажная губка. С его помощью можно как бы стереть с доски заумные формулы, превратив её в tabula rasa.

– То есть полностью нейтрализовать все искусственные гены, превратив наш многолетний труд в потерянное время? – возмутился лысый, почему-то неуклюже заваливаясь вперед, прямо на расположившегося у его ног лаборанта.

– То есть… – Что хотел ответить генетик номер один, осталось загадкой.

Из его горла, рассеченного коротким взмахом ножа, хлынула кровь, и он, захрипев, схватился обеими руками за шею. Расправа над остальными учеными заняла у Громова не более нескольких секунд. Они не пытались бежать, а лишь зачарованно наблюдали, как мелькает матовое лезвие ножа и на белые халаты падают тяжелые капли их собственной крови.

В украшенный ценными картинками модуль Аврелий входить не стал. Он просто запер его снаружи и сначала поднял, а затем резко опустил давление в герметичном отсеке с одной атмосферы до десяти и обратно. Что произошло с теми, кто работал внутри, Воин представлял себе очень хорошо и потому даже не стал это проверять. Если честно, от обилия крови его уже слегка мутило…

…Громов реальный отвлекся от наблюдения за своим мнемоническим двойником и обратился к Васильеву:

– Может быть, хватит? Ты же увидел формулу зелья…

– Нет, – твердо ответил Виктор. – Я хочу досмотреть кино до конца.

– Это не кино, а жизнь, – возразил Аврелий. – Здесь конец грустный…

– Сейчас ты должен встретить маму? – голос Васильева чуть дрогнул.

– И тебя, – подтвердил Воин. – Вот уж не надеялся, что когда-нибудь придется пережить это вновь.

– Можно подумать, эти видения преследовали тебя в ночных кошмарах! – возмущенно заявил Виктор. – Взгляни на себя! Твой эмоциональный багаж беднее, чем у шизоида!

– Тем не менее я переживал, – спокойно ответил Громов. – Иначе тебя постигла бы участь всех прочих олимпийцев…

…Воин действительно не смог ударить женщину ножом. На какое-то время он даже решил, что вообще не сможет её убить. Он сделал пару неуверенных шагов в сторону леса и обернулся. Она стояла, прижимая к груди малыша, и смотрела на Громова глазами, полными не отчаяния или ненависти, а настоящего, искреннего сострадания. Как на тяжело и неизлечимо больного.

– Если в твоем мире нет места для простых людей – он обречен, – с сочувствием проговорила женщина.

– Это вопрос будущего, – снова впадая в необъяснимую ярость, возразил Аврелий. – В данный момент обречена ты и твои сородичи!

Рука Громова сама потянулась к пистолету, и спустя секунду он стоял уже перед иным выбором. Младенец лежал на широкой ладони Воина, отрешенно глядя сквозь Громова, а заодно сквозь время и пространство. Аврелий осторожно, одним пальцем, вытер с лица мальчика капли материнской крови и произнес фразу, которую Зевс вспомнил лишь спустя семьдесят лет.

– Если сумеешь, живи…

…Васильев выключил аппарат и прислушался к своим ощущениям. Ему снова, как и во время первой мнемонической экскурсии в тот страшный день, было тяжело и тоскливо. Громов тоже молчал, угрюмо потирая зудящие после сеанса виски.

Нарушала воцарившуюся в лаборатории тишину только Габи. Она уже почти очнулась от действия ослабленного парализующего заряда и теперь громко всхлипывала, сидя на том самом месте, куда в формате виртуальной проекции Воин зашвырнул ребенка…