10
Экстренное совещание Колоний затягивалось. Представители пятнадцати планет, двадцати двух крупных поселений на планетарных спутниках, девяти космических городов и множества станций заседали в Народной Палате планеты Юнкер уже пять часов, но до сих пор не смогли сформулировать главную мысль постановления. Она должна была выразить негативное отношение Колоний к инертности Наций, но в то же время звучать достаточно корректно. Чтобы у центральной власти не было повода обвинить Колонии в сепаратизме. Впрочем, если говорить откровенно, вряд ли Стокгольм как-то отреагирует даже на самый жесткий вариант постановления. Собрание не имело официального статуса, поскольку проходило не в Совете Наций на Земле, а в Народной Палате Юнкера и на нем не присутствовали официальные лица. Никого из верховного правительства и даже просто с Земли или Марса. Только колонисты.
И все-таки, хотя совещание не имело высокого статуса, депутаты здесь собрались достаточно представительные. Были колониальные чиновники, крупные бизнесмены, представители силовых структур и даже сам президент Юнкера. Он и председательствовал. И вопрос обсуждался важный - положение в Галактике. Скандал на Земле, волнения на Марсе и кризис на Тритоне были слишком серьезными потрясениями, чтобы не обращать на них внимания. Так что, возможно, мероприятие было вовсе не таким бесполезным, как его пытались представить репортеры центральных инфоканалов. Правда, Колонии и раньше практиковали совещания, подобные сегодняшнему, если требовалось выработать единую позицию в споре с метрополией или со всеми центральными планетами. И никогда из этого не выходило ничего путного. Это понимали и заседающие, и наблюдатели, но всех их будто кто-то загипнотизировал.
Они рассуждали, увязали в дискуссиях, принимали и отвергали поправки к постановлению и снова начинали странную, тягучую полемику. Представители планет Пояса Освоения сопротивлялись какой-то там резкой фразе в тексте коммюнике, а депутаты Юнкера, Марты и Деа на формулировке настаивали. Затем они незаметно менялись ролями, находили еще какой-то спорный момент и заходили на новый круг дебатов. Так и спорили с пеной у рта уже пятый час подряд, и казалось, что совещание будет тянуться до скончания времен…
Офицер правительственной охраны обер-лейтенант Бреймаер тоскливо взглянул на объемные цифры, плавающие над входом в здание Народной Палаты. Что поделать, события в Солнечной настолько встревожили общественность, что Колонии не имели права оставаться безучастными к охватившему Нации кризису. В первую очередь был заинтересован в адекватной реакции на происходящее хозяин Юнкера. Его авторитет на периферии неуклонно рос, и упускать случай заработать лишние очки в бесконечной политической гонке он просто не имел права. Представительность собрания лишний раз доказывала, что президент Юнкера на коне и прекрасно контролирует ситуацию не только на своей планете, но и в большинстве провинций. Естественно, в рамках разумного, не покушаясь на власть Президента Объединенных Наций, даже наоборот, всемерно помогая ему и Стокгольмскому дворцу. Помогая сбросить с плеч груз мелких, сугубо колониальных забот.
Конечно, сам факт нынешнего совещания практически опровергал теорию о лояльности провинциалов и лично главы Юнкера. Но ведь встреча была неофициальной. На ней было полно региональных депутатов и всякой прессы, но статуса-то у нее никакого не было. Просто встреча неопределенного формата. Ничего особенного.
Вот только для охраны это была лишняя работа в любом случае, независимо от формата…
Бреймаер продолжил обход и заглянул в дежурную комнату. Все офицеры были на месте, а мониторы следящей системы работали исправно. Обер-лейтенант пробормотал в комп точное время инспекции и двинулся дальше.
Дальше на пути был холл пресс-центра, в котором толпились галдящие журналисты. Их было непозволительно много. Они стояли и сидели где попало, а от летающих камер, сопровождающих каждого из них, потолок выглядел больным. «Сыпь» из прилепившихся телешайбочек покрывала его едва ли не полностью. Бесшабашная репортерская братия вела себя раскованно и ничуть не заботилась о том, что гомон может помешать работе совещания. Нет, на самом деле он не мешал, ведь зал заседаний находился тремя этажами выше, но ведь теоретически-то мог! Кроме того, такое столпотворение противоречило нормативам безопасности. Случись аврал, они все побегут в одни двери и мало того, что намнут друг другу бока, так еще затопчут тех, кто непредусмотрительно уселся прямо на пол. Что за люди? Никакого понятия о порядке и осторожности. Беспечность, пограничная с преступной небрежностью. Ох уж эти вольные граждане Наций…
Бреймаер неодобрительно поморщился, одернул безупречно сидящий строгий костюм, будто это была военная форма, и решительно двинулся через холл.
– Герр офицер, есть ли новости? - тут же подскочил к обер-лейтенанту какой-то вертлявый репортер в мятых джинсах и обтягивающей футболке.
Бреймаер смерил его холодным взглядом, задержался на серьге в мочке правого уха, затем на трехдневной щетине и наконец произнес:
– Nein.
– Будет ли совещание голосовать за внеочередной созыв Ассамблеи Объединенных Наций?
– Нет.
– А планируется ли поставить в Совете Наций вопрос о недоверии президенту и центральному правительству?
– Нет.
Бреймаер обошел назойливого журналиста и двинулся дальше сквозь толпу.
– Но господин Бергер говорил, что обязательно вынесет эти вопросы на обсуждение Совещания, вы можете прокомментировать его заявление?
Обер-лейтенант не ответил. Он был занят. Он работал. Смотрел по сторонам и анализировал. Привычка сформировалась давно и прочно въелась в подсознание. Даже гуляя по выходным с семьей в парке или сидя в кафе, он разглядывал лица и давал окружающим короткие характеристики, которые в основном касались благонадежности… Этот может быть опасен, поскольку давно находится в депрессии - видимо, неприятности на работе, и его лучше отправить домой. Тот не опасен и никогда не будет, и даже если он слишком резко выхватит нечто из внутреннего кармана, скорее всего это окажется носовой платок. И так далее… Бреймаеру нравились такие физиономические упражнения. А поскольку на работе ими полагалось заниматься непрерывно, офицер готов был пропадать на службе круглосуточно. Вот и сейчас…
Этот говорливый хлюпик в джинсах, если копнуть, распоследний неврастеник, таких лучше держать под контролем. А вон тот коренастый - ничего, уравновешен и не агрессивен, значит, пусть живет. Девица в красном опасна лишь для себя самой, наверняка постоянно нарывается на сомнительные приключения. А вон та дама в бежевых брюках и белой кофточке внешне безобидна, но вполне может сделать какую-нибудь глупость. Но тоже в рамках… Реально опасен тип в черном, вон как прижался к стене, но никакого оружия у него нет, видно без рентгена. И беседует с ним довольно известная личность, Кислов, журналист из «Солнца». Значит, «черный» тоже репортер, возможно, перспективный, и непосредственной угрозы не представляет… А вот чем он занимается в свободное время, стоило бы выяснить. Если носится ночами голым по общественному парку или исповедует культ Вуду, будет неудивительно…
Взгляд скользнул по троице мирно беседующих журналистов с Медеи и вдруг сам собой вернулся к крайнему слева. Он что, в парике? Или у него такие волосы на самом деле? Очень подозрительно. И стоит он так, будто чего-то ждет… Чего? Понятно, что все тут в ожидании, когда представители сорвут глотки и наконец примут коммюнике, но этот субъект ждет чего-то другого…
Бреймаер уже хотел изменить маршрут и подойти к лохматой личности поговорить, но тут субъект сорвался с места и пулей бросился к открывшейся двери туалета. Вот чего он ждал с таким нетерпением! Обер-лейтенант расслабился и продолжил обход.
Дальше начиналась анфилада просторных залов, в архитектурной схеме обозначенная как Дорога Звезд. Потолки в залах были стеклянные, а сориентирована анфилада была таким образом, что в ясные ночи казалось, будто действительно идешь по четко обозначенной дороге, и яркие звездные скопления над головой играют роль осветительных фонарей - местный рукав Млечного Пути тянулся по небу Юнкера строгой прямой полосой. Обер-лейтенанту здесь нравилось. В первую очередь ему импонировала строгость звездного ордера, во вторую - интерьер самих залов.
Первый украшало висящее на стенах средневековое оружие и расставленные по углам рыцарские доспехи. Говорят, некоторые из них были настоящими. Сердце истинного тевтонского риттера не могло не трепетать при виде этого боевого наследия великих предков.
Второй зал был до потолка увешан картинами древних художников, вернее - их современными полиграфическими копиями, но все равно штуковинами довольно необычными и занятными. Для человека, выросшего в мире объемных изображений, факт превращения двухмерного холста в трехмерную иллюзию (всего-то с помощью масляных красок) был непостижимым, а потому завораживающим.
Третий зал украшали пасторальные гобелены. Здесь Бреймаер обычно не задерживался. Зато в четвертом он нередко останавливался и торчал в нарушение графика обхода долгие минуты. Этот зал был посвящен освоению Галактики. Голографические макеты кораблей, объемные ролики из жизни первопроходцев, предметы обихода, снаряжение и оружие… такого не увидеть нигде в гиперсети или в объемных фильмах, и даже в знаменитом Марсианском Музее Человечества не было таких грандиозных залов…
Пятый и шестой он почти пробегал, чтобы сократить отставание, в них рассказывалось о сугубо специальных вещах - об успехах колониальной науки и промышленности, офицеру охраны это было неинтересно.
Седьмой, последний зал был посвящен современному искусству, а в этом Бреймаер разбирался и вовсе из рук вон плохо. Ну разве что не упускал случая поглазеть на обнаженную натуру. Но чем отличаются голые бабы на голографических картинах великих художников от примерно таких же порномоделей в гиперсети, обер-лейтенант не понимал. Тем, что не заняты делом, а, приняв красивую позу, томно смотрят в пространство?
Офицер подмигнул безучастной русалке с картины Томаса Мюллера и вышел из седьмого зала анфилады в просторный внутренний дворик. Крыша над двориком тоже была стеклянной, но гораздо выше и прозрачнее, чем везде. Здесь располагалась оранжерея, и крыша была сделана из кварцевого стекла, чтобы не задерживать ультрафиолет. В обеденный перерыв тут частенько собирались молоденькие секретарши из многочисленных приемных Народной Палаты и разнообразные помощники депутатов, администраторы и свободные от смены охранники. Бреймаер и сам был не прочь поболтаться по оранжерее. Молодые красивые лица, непринужденные беседы… Прямо посреди уголка искусственных джунглей располагалась и закусочная, где подавали отменные сосиски и настоящее баварское пиво. В последнем обер-лейтенант был уверен на сто процентов. Пиво для нужд народных избранников привозилось непосредственно с Земли. К оружию, футболу, машинам и пиву на Юнкере относились крайне серьезно. А помноженная на традиционную дисциплинированность граждан, эта серьезность делала планету образцом порядка и стабильности.
Сегодня оазис был оккупирован гостями с других планет. Непривычно… Бреймаер потянул носом. В связи с затянувшимся совещанием перекусить ему до сих пор так и не удалось, некогда. Можно было, конечно, взять пару сосисок и, по-марсиански положив их меж двух мягких булочек, перекусить на ходу, но это было против служебных правил, да и не принято на Юнкере.
Ведь еда - это не просто восполнение энергетических затрат, она должна доставлять удовольствие. Сесть, неторопливо выпить кружечку пива, съесть строго отмеренную порцию сосисок с гарниром, пожевать для профилактики кариеса резинку, сплюнуть ее в специальную урну… И все под приятный разговор с кем-нибудь из сотрудников. Затем рассчитаться, оставив ровно марку чаевых, и уйти - обязательно неспешно, чтобы суетой не сбивать обеденный ритм окружающим. На все про все не менее получаса. Вот это правильно, в строгом соответствии с традициями.
Гости не чтили местных традиций. Они галдели, пересаживались из-за одного столика за другой, были неумеренны в еде и питье и даже приблизительно не соблюдали ритма. Какое наслаждение от еды можно получить в таком бедламе? Бреймаер осуждающе качнул головой - слишком много народу, чтобы обеспечить привычный порядок, чересчур много - и двинулся дальше. Настроение, на голодный желудок и так неважное, испортилось окончательно. Не к добру это все. Совещание - дело нужное, но работать в таком бардаке практически невозможно. Свободный доступ в Палату каких угодно журналистов и дозволение бродить, где им вздумается, были ошибочными решениями. В служебные помещения, конечно, никаких репортеров никто не пустит, но, чтобы, например, грамотно заложить бомбу, необязательно проникать на реакторный уровень подвала. Достаточно спуститься на парковку.
Обер-лейтенант остановился у лифта. Его маршрут предписывал далее отправиться как раз на паркинг. Войдя в лифт, он мельком взглянул на экран личного компа. Там согласно программе поддержки обхода высветились время прохождения очередной контрольной точки - перед лифтом - и обзорная картинка парковки. На первый взгляд все было нормально. Хотя… кажется, вон тот «Мерседес» лишний. Кого-то из гостей? Обычно в той зоне паркуются исключительно сотрудники, но ведь недисциплинированные гости могли не обратить внимания на разметку и написанные на полу номера машин, за которыми были закреплены эти места. Да, без сомнений, «Мерседес» стоял на том месте, где обычно причаливал «БМВ» господина Гросса, директора канцелярии. Это место пустовало уже две недели, видимо, герр Гросс находился в отпуске, вот его и занял кто-то из гостей. Объяснение немного успокоило Бреймаера, но полностью не удовлетворило. Выйдя из лифта, он первым делом направился к подозрительной машине.
Номера на «Мерседесе» были местные - белые с черными цифрами, а не красные дипломатические и не желтые - «для иностранцев». Бреймаер потянул за ручку. Дверь заблокирована. Непорядок. Любой местный житель знал, что на территории Палаты запирать машины категорически запрещено, как раз на случай, если их вздумает проверить охрана. Что же получается, местный, а машину запер? Вряд ли честный гражданин совершил бы нечто подобное - фактически умышленный административный проступок. Бреймаер снова забеспокоился. Он ввел номер машины в комп.
Прибор задумался на целых две секунды и лишь после этой изнуряющей паузы выдал результат. Номер был фальшивым!
Бреймаер автоматически ткнул в пиктограмму «тревога», а затем вызвал координатора охраны, подполковника Торстена:
– Обнаружена машина. Подозреваю ситуацию «бис».
– Ничего не предпринимайте, обер-лейтенант! - строго приказал начальник. - Саперы прибудут ровно через минуту.
Бреймаер щелкнул каблуками. Связь он оставил в режиме ожидания и занял комп другой проблемой. Приказ ничего не предпринимать относился непосредственно к находке, но не запрещал офицеру продолжать выполнение прочих обязанностей. Обер-лейтенант включил сканер компа и перебрал его основные режимы: молекулярный уловитель, дактилоскоп, биодатчик, тепловизор, радиометр, флюоскоп и электроимпульсный трансивер. Когда прибыли саперы, обер-лейтенант уже знал почти все, что было необходимо. Он сбросил информацию в комп командира группы, а сам снова вышел на связь с Торстеном:
– Машина набита взрывчаткой. Предлагаю начать эвакуацию.
– Какой установлен детонатор?
– Электронный, многоконтурный. Связан с десятью датчиками. Учтены все известные методы обезвреживания. Это мои предварительные выводы. Более точно сказать ничего не могу, саперы еще не закончили обследование.
– Подождем, - невозмутимо сказал координатор. - Вы, обер-лейтенант, пока подумайте, каким может быть активирующий сигнал, если, конечно, запрограммирован именно он, а не взрыв по таймеру.
– Я уверен, что должна быть некая связь с совещанием. Например, взрыв произойдет, когда представители наконец-то примут коммюнике. Передатчик сигнала может быть связан с одной из кнопок для голосования или с главным компьютером Палаты.
– Логичная версия, - нахмурился подполковник. - Черт возьми!
Последняя реплика стала для Бреймаера полной неожиданностью. Обычно Торстен ничего подобного себе не позволял. Означать это могло лишь то, что обер-лейтенант попал в точку и на комп начальника пришло некое подтверждение правоты офицера.
– Последние новости, господин подполковник? - поинтересовался обер-лейтенант.
– Да, - Торстен нервно улыбнулся, - видимо, последние… Я получил рапорт от начальника наружной охраны. На «Мерседесе» со взрывчаткой полчаса назад приехал сам министр труда.
– Невероятно! - изумился Бреймаер.
– И это не все. Охранники уверяют, что он был не в себе. Твердил, как заведенный, что сегодняшнее коммюнике станет самым громким заявлением в истории Колоний. Так что, видимо, вы правы, обер-лейтенант.
– Следует немедленно отменить голосование!
– Поздно, Бреймаер, оно уже идет. Остались считаные секунды.
Офицер оцепенел. Страшная мысль никак не укладывалась в голове. Секунды? Несколько коротких мгновений - и все… небытие? Вечное и безвозвратное…
– Господин обер-лейтенант, я установил тип взрывчатки, это «молекулярный распылитель», - бодро сказал не слышавший разговора с Торстеном командир саперов. - Не найди вы эту машину, мог получиться «большой бум». От Палаты осталась бы одна воронка. И от двадцати близлежащих кварталов тоже. Мощность заряда не меньше ста тонн в тротиловом эквиваленте.
– Вы можете обезвредить эту мину?
– Ну, так вот сразу… нет.
– Понятно. - Бреймаер перевел стеклянный взгляд на экран компа и включил доступ к внутренней системе Палаты.
Голосование уже закончилось. На миг в сознании офицера промелькнула надежда, что взрыва не будет, что свихнувшийся министр труда просто бредил, но тут до Бреймаера дошло, что коммюнике просто еще не отправлено в гиперсеть, а подрывникам зачем-то нужно, чтобы это произошло. Скорее всего, чтобы взрыв выглядел как месть Наций взбунтовавшимся Колониям. Увесистый подзатыльник за попытку вообразить себя независимыми государствами. Обер-лейтенант стиснул зубы.
Судьба подарила еще несколько секунд жизни, и снова появилась надежда: а вдруг Торстен смог убедить их не отправлять коммюнике или главный техник успел отключить компьютер Палаты от сети…
– Коммюнике нашего совещания опубликовано! - отнимая палец от кнопки, торжественно заявил президент Юнкера.
Бреймаер швырнул комп на пол.
Взрыва он не услышал. Была только ослепительная вспышка…
***
…Начальник отделения ЦРС на Юнкере Клаус Ремер вышел из конференц-зала главного офиса Службы и утер лоб платком. Такого воя журналисты не поднимали со времен Айринской войны. Тем более здесь, на самой благополучной планете периферии. Наиболее каверзным был вопрос, знали или нет власти о готовящемся теракте, и если да, почему не предотвратили? Как им было объяснить, что враг хитер и непредсказуем? Что ЦРС ожидала от него новой пальбы из порохового оружия или какой-нибудь похожей провокации, призванной скомпрометировать власть и полицию, но никак не взрыва, да еще такого мощного. Под завалами в Народной Палате погибло не меньше трех тысяч человек, причем процентов сорок из них были инопланетными гражданами. По этой причине скандал разгорался даже более грандиозный, чем галактический резонанс после волнений на Марсе. Плюс ко всему не меньше трети погибших были журналистами. На профессиональный взгляд бывалого агента, в их лице общество потеряло далеко не лучших представителей, но вслух эту мысль Ремер, конечно, не высказывал. Хотя очень хотелось, особенно когда некоторые из репортеров заходились в истерике и начинали брызгать слюной, делая упор именно на это обстоятельство: «По вашей вине Галактика лишилась самых светлых умов!» Клаус невольно фыркнул. Самые светлые умы! Самые возмутительные и неуправляемые журналюги, вот кто они были, прости, господи…
– На космодром, - приказал начальник, усаживаясь в машину.
Пока СМИ завывали на все голоса, а полиция Юнкера бессильно тыкалась в ложные версии и консультировалась по гиперсвязи со специалистами на Земле, Центральная Разведывательная Служба работала в поте лица. Был арестован министр труда, на которого указал один из выживших сотрудников внешней охраны, был проведен обыск в его офисе и нескольких компаниях… Даже обнаружилась ниточка, ведущая к заказчикам преступления! Правда, ниточка тонкая и ненадежная - в одной из связанных с министром труда фирм техническая служба обнаружила кое-какие улики, указывающие на то, что в компах фирмы была установлена программа от «Майнерса». Когда технари влезли во внутреннюю сеть фирмы, программа самоликвидировалась, но факт ее присутствия говорил о «стокгольмском следе». А это уже был серьезный фактический материал, во всяком случае, пища для размышлений.
В общем, доложить прилетающей с Земли инспекции было о чем. Не успехи, конечно, но уже результаты. А если учесть, что развалины Палаты еще дымятся, то оперативность работы местного отделения ЦРС даже заслуживала похвалы. Нет, ничего подобного Ремер не ждал, ведь сначала он заслуживал крепкого нагоняя за то, что прохлопал террористов. Но, быть может, впечатление от действий службы после взрыва хотя бы частично компенсирует вину за его «непредотвращение»?
Машина подрулила к «ВИП»-терминалу космопорта, и Ремер отбросил предположения. Сейчас все станет ясно. Если не уволят сразу, значит, не так страшен черт…
Интересно, кто прилетает? Заместитель директора Первушин или начальник оперативного отдела Лурье? Или, может, сам Картер? А что, такой крупный теракт, может и сам прилететь…
Вежливый администратор проводил высокого гостя в зал прибытия - огромный стеклянный купол с видом на космодром - и указал на самую дальнюю посадочную площадку:
– Корабли запросили отдельное место для посадки.
– Ну да, - кивнул Ремер, - как и полагается… Постойте! Корабли? Не один корабль, а несколько?
– Да, точное количество прибывающих космолетов я не знаю, но диспетчеры отменили все взлеты, а транспортная служба убирает с площадок лишнюю технику и закатывает в ангары все борта отмененных рейсов.
– Странно. - Клаус растерянно взглянул в небо. - К чему такая осторожность? Зачем нужен усиленный эскорт? После трагедии в Палате улицы и так кишат патрулями, а космодром взят в тройное кольцо полиции и бундесвера.
– Не могу знать, герр начальник.
Нехорошие предчувствия снова вцепились холодными пальцами во внутренности. Ремер нервно сглотнул и хотел было достать комп, чтобы выяснить подробности у диспетчеров, но тут в небе начали разгораться точки снижающихся кораблей. Их было действительно чересчур много. Вряд ли на всех хватит пассажирских площадок, некоторым из земных гостей определенно придется сесть на грузовой космодром и даже на вспомогательные военные площадки… …Последние космолеты еще заходили на посадку, а Ремер уже стоял у начала стыковочного коридора и пытался рассмотреть гостей, появившихся на другом конце гофрированной трубы. Они стояли на движущейся дорожке, не суетясь и не пытаясь пойти по неторопливо ползущему тротуару, чтобы сэкономить пять секунд. Начальник прищурился. Нет, он никого не узнавал, и вообще это не были сотрудники ЦРС. Слишком прямо они стояли. Даже на Юнкере агенты и полицейские не держали спины так ровно и не поворачивали головы настолько четко, будто в строю. Подобной выправкой могли похвастаться только профессиональные вояки…
Делегация приблизилась, четко, «с левой ноги», сошла с дорожки и выстроилась в безупречное каре. Точно напротив Ремера встал непомерно огромный генерал со значком саперных войск на груди. Вообще-то генералы не носили знаков принадлежности к родам войск, но этот почему-то его не снял.
– Это не простая цацка, это почетный знак, - заметив его взгляд, пробасил гигант. - Потому и не снимаю… Генерал-майор Агеев.
– Начальник отделения ЦРС на Юнкере Ремер, - немного смутившись, ответил Клаус. - Я думал, что прибудет группа антитеррора ЦРС…
– А прибыл флот с десантом и военными саперами. - Генерал Агеев хмуро кивнул. - Я уполномочен ввести на Юнкере военное положение. Временно. Пока не уляжется шум и вы не придете в себя.
– Но мы и сами могли справиться! Земле незачем было так… реагировать! Ведь здесь не Тритон и не Марс, наши граждане вполне разумны и дисциплинированны!
– Знаю. В армии ваших соотечественников полно, и все добросовестные служаки. Но приказ верховного главнокомандующего однозначен: взять ситуацию на Юнкере под контроль и не уходить отсюда вплоть до полной стабилизации обстановки.
– Но она стабильна!
– Ты что, начальник, русского языка не понимаешь? Ну, так я могу и на немецкий перейти. - Агеев дружелюбно ткнул пальцем в грудь Ремеру. Тот едва не опрокинулся навзничь. - Das ist приказ Президента Объединенных Наций! Понял теперь? И для твоей службы вводная имеется. Ты сообщения в компе давно проверял? Глянь, там тебе от Картера должно быть письмецо.
Клаус достал комп и проверил поступившие письменные сообщения. Приказ из штаб-квартиры ЦРС действительно уже пришел. В нем коротко и ясно говорилось, что вплоть до особого распоряжения на Юнкере будет командовать этот самый генерал Агеев, а отделение ЦРС обязано оказывать ему и его подчиненным всемерную поддержку. Ремер поднял изумленный взгляд на генерала:
– Но ведь это… фактически… оккупация!
– Мы одно государство, - невозмутимо возразил Агеев. - Так что это просто передислокация. Кстати сказать, бундесвер отведите. Еще, чего доброго, не поймем друг друга. И прикажи своим орлам подготовить к передаче следователям военной прокуратуры все материалы по взрыву. Раз уж на Юнкере военное положение, и взрыв будут расследовать военные. Логично же?
– Журналисты будут в экстазе, - угрюмо кивнув, пробормотал Ремер.
– Ну вот и займись. Ты тут отвечаешь за государственную безопасность и порядок в общественном сознании или кто?
– Я…
Клаус немного оправился от потрясения и даже взбодрился. Увольнять его не собирались, а эта неформальная оккупация - дело временное. Неделя-две от силы. Потом все войдет в колею, и Ремер снова станет полновластным начальником отделения ЦРС. Но! Не просто одним из многих «отделенцев», а хорошо известным в Стокгольме! Так что где были минусы, там нашлись и плюсы. Говорят же, что для резкого взлета карьеры самое подходящее время - переломное. Приняв решение, Ремер просиял и засочился лояльностью.
– Приму все необходимые меры, господин генерал.
– Вот и лады. - Агеев пожал ему руку и двинулся к выходу из терминала, куда уже подогнали пару бронемашин на гравиподушках.
«Вот так, - подумалось Клаусу, - неформальное Совещание обернулось незаметной оккупацией. Ловко эти земляне воспользовались моментом. Будет нам урок. А не рой другому яму…»