– Опустим предисловия, – Думский побарабанил пальцами по столу. – Мне весьма любопытно, как Хорошеев вышел на мой Фонд? Неужели он действительно настолько умен?

Федор промолчал, но не оттого, что задумался над ответом. В коридоре послышались какие-то невнятные голоса, возня и даже нечто, похожее на звук ударов. За последние три дня Пустотелов слышал такие звуки не впервые. Когда же возня в коридоре утихла и он собрался ответить, необходимость в этом отпала. Дверь широко распахнулась, и в кабинет вошли пять или шесть человек. Хорошеев, Щеткин и Света, а еще водитель лимузина и двое офицеров в форме знаменитого спецподразделения «Бешеные Волки». Все они держали наготове оружие. Федор чуть привстал и попытался заглянуть в коридор. Ни Пивцова, ни Воткина там не было. Только множество людей в штатском. И все со значками агентов ПСБ. А еще несколько офицеров-«волков» и сержантов в форме военной полиции.

– Это что, какой-то переворот? – Думский строго взглянул на Хорошеева.

– Это разоблачение заговора, господин Президент, – ухмыляясь, ответил директор. – Вы же сами определили сроки: двое с половиной суток, чтобы найти того, кто стоял за Лебедянко и Трубой. Очень было самонадеянно с вашей стороны отдавать такой приказ, будучи не до конца уверенным, что это действительно напрасная трата времени и сил. Вы ведь допускали возможность разоблачения, но решили рискнуть. Так? Ну что ж, риск себя не оправдал. Вы проиграли. Мы уложились в сорок восемь часов, господин бывший Президент. Ваше последнее распоряжение исполнено. Теперь можете подписывать «отречение от престола».

– Вы в своем уме?! – возмутился Думский. – Что это за шуточки?! Да за такое... Это вы сейчас напишете рапорт об отставке! Охрана! Арестовать этих... людей!

– Какая охрана? – фальшиво удивился Хорошеев. – А-а... ваша личная гвардия! Та, что раньше в полном составе трудилась в фирме «Центурион»? Извините, господин Думский, но теперь она в том же составе сидит на гауптвахте в ожидании трибунала. И я не думаю, что начальник военной полиции выпустит ваших «центурионов» без разрешения генерала Бубнова.

– Значит, это не «дворцовый», а военный переворот, – сверкая глазами, сделал вывод Президент. – Это вам дорого обойдется!

– Только не надо этих штампованных фраз, – поморщился Хорошеев. – «В своем уме...», «дорого обойдется...» Мы же не фильм снимаем. Вся спецгруппа ПСО арестована, внедренные в военную разведку и ПСБ агенты разоблачены, афера с «Криптоном» и «астероидом» раскрыта. Вы попали в большую... помойную яму, господин Думский. Чистеньким из нее вам не выбраться.

– Вы славно потрудились, господин директор, – быстро сориентировался Президент. – Раскрыли заговор против Планеты... Отличная работа! Только зачем вы ворвались в это помещение с оружием? И, кажется, даже попытались обвинить меня в... небрежном отношении к подбору кадров для моего аппарата и личной охраны?

Хорошеев несколько секунд не отрываясь смотрел в глаза Президенту, а затем приказал:

– Кроме Щеткина и Пустотелова, всем выйти! Светлана, проследи снаружи, чтобы никто не подходил к дверям на пушечный выстрел.

Кабинет быстро очистился от лишних глаз и ушей, и Думский заметно расслабился.

– А теперь без театральных эффектов, Хорошеев. Выкладывайте.

– Легко, – директор удобно расположился в кресле рядом с Федором.

Щеткин присел на стул ближе к выходу. Пистолет он поставил на предохранитель, но в кобуру не спрятал.

Наблюдая за стремительным развитием событий, Федор успел только удивленно раскрыть рот. Щеткину ужасно хотелось узнать, что Пустотелов думает обо всем произошедшем, но сейчас важнее была кульминация.

– Начну с того, что стало вашей главной ошибкой, господин Думский...

– Пока еще – Президент, – с усмешкой поправил Думский. – И не моей ошибкой, а гипотетических заговорщиков.

– Итак, в чем была ошибка заговорщиков, – Хорошеев криво улыбнулся. Это означало, что игру он принимает. – Вы... то есть они, заговорщики, перемудрили с личной гвардией. Не стоило набирать ее из одних только «центурионов». Это слишком бросается в глаза.

– Это не преступление.

– Согласен. Но это отчетливый след, который может привести к раскрытию преступления. Частная охранная фирма «Центурион» работала на сенатора Думского задолго до того, как он стал Президентом. И как бы ни замалчивался этот факт впоследствии, правда все равно всплыла.

– Правда имеет такое свойство – всплывать, – согласился Думский. – Так же, как и дерьмо.

– Вот именно. И до последнего момента так называемая спецгруппа ПСО, а в народе – личная гвардия Президента, подчинялась не Бубнову, а непосредственно вам. Это факт номер два. Но и его нельзя считать преступлением. Однако есть факт номер три. По заданию Бубнова ваши гвардейцы слетали проверить брошенные верфи, на которых якобы строился «Криптон», но, возвратившись, они почему-то передали генералу липовый отчет. Из него следует, что верфи пусты. А на самом деле... Щеткин, что там на самом деле?

– На верфях – если смотреть издалека – суперсовременная и хорошо укрепленная база, – доложил Щеткин. – Вся светится, что-то среди ее конструкций движется, вокруг летают челноки...

– Так вот оно где – гнездо террористов и космических пиратов?! – неубедительно возмутился Думский. – Покойный профессор Лебедянко утверждал, что крейсер «Криптон» сможет решить проблему пиратства в считаные дни. Собственно говоря, по этой причине я и подписал секретный указ о строительстве «Криптона». Жаль, что это оказалось обманом.

– Обманом оказалось не только это, – прервал его «пламенную» речь Хорошеев. – Щеткин, дальше.

– Дальше совсем коротко, – сказал агент. – Вблизи – это обычный макет. Никаких террористов и пиратов там нет. Пустые киношные декорации, челноки на автопилотах и автоматические осветительные системы. Всего населения – десять пьяных техников.

– Ай-яй-яй, – Президент покачал головой. – И здесь обманули проклятые заговорщики.

– Но в отчете спецгруппы ясно сказано – верфи пусты. И на видеокадрах никакого макета нет. В чем же дело? А дело в том, что заговорщики допустили непростительную ошибку. Верфи надо было взорвать, как взорвали они Центр управления полетом, но главный заговорщик пожадничал и оставил улику. Почему же он пожадничал? Если мы поймем причину, возможно, нам откроется имя главного заговорщика?

– Вы в прокуроры податься не желаете? После выхода в отставку, – ухмыльнулся Думский. – У вас получится.

– Я прицеливаюсь выше, – парировал Хорошеев. – Вас погубила жадность, Думский. Придумав одну историю – о базах террористов и пиратов, которыми «нашпигован» ближайший космос, – вы пустили налево триста миллиардов кредитов под фальшивое строительство супероружия, последнего средства от волны разбоя, якобы захлестнувшей космические трассы. Бумажный суперкрейсер «Криптон» должен был избавить государство от картонных пиратов в два счета, но как после «победы» предъявить его общественности? Можно подкупить тысячу, десять тысяч человек, чтобы они поклялись, что видели «Криптон» своими глазами и даже ходили на нем в боевые походы. Средства позволяют. Но как подкупить всех жителей Планеты? Никак. Значит, крейсер следует «списать». В общем-то, если бы история закончилась в этом месте, все бы так и осталось шито-крыто. Но вас обуяла жадность. Вы решили извлечь из ситуации максимальную выгоду.

– Не я, а заговорщики, – покрываясь потом и багровея, напомнил Президент.

– Заговорщики, – Хорошеев сделал на слове заметный акцент, – решили, что списания трехсот миллиардов мало. Надо списать еще. Надо построить еще один крейсер. А лучше – два. Но как это сделать, пока не «амортизирован» первый «Криптон»? И – главное – хватит ли на это времени? Ведь заканчивается второй президентский срок, и переизбраться на третий у главного заговорщика шансов, скажем прямо, маловато... И вот тут коллектив высокопоставленных хапуг осеняет идея. Что может воодушевить народ настолько, что он плюнет на Конституцию и проголосует за Президента в третий раз, а заодно выдаст избраннику карт-бланш на «строительство» крейсера «Криптон-2», затем «3» и так далее? Только некое беспрецедентное событие. Какое? Атака пиратов, которые уничтожат «Криптон-1» и предъявят «беззащитной» Планете ультиматум? Слабо. И вовсе не на руку Президенту. Ведь получится, что он допустил потерю супероружия, а настоящий народный герой на такие ошибки права не имеет. Что же тогда? Что должно произойти такое грандиозное, чтобы и рейтинг поднялся до ста процентов, и аферу с виртуальным крейсером скрыть, и получить дополнительные кредиты под «строительство» еще одной бумажной посудины?

– Астероид, – увлекшись спектаклем, подсказал Щеткин.

– Верно. Угроза глобальной катастрофы. И рейтинговый подвиг обеспечен, и концы в воду. В этот момент на сцене и появляется незабвенный профессор Лебедянко, который обещает обставить все в лучшем виде. На самом деле, конечно, никакой он не профессор и не Лебедянко, а опытный авантюрист и «комбинатор»... Как его настоящая фамилия?

– Не знаю, – буркнул Думский. – Он, кстати, раньше на сцене появился. С идеей про астероид.

– А-а, так это идея «профессора»?

– Нет, у него был тайный помощник. Чтобы деньги со счетов снимать. Я его не знаю.

– Значит, навар делили на троих, – сделал вывод Хорошеев. – Учтем. Итак, Лебедянко. Его ввел в игру сам Президент, а потому никто и не интересовался, действительно он профессор или нет. Ну, а дальше игра пошла в открытую, и о печальном ее финале всем известно. Астероид, плохо мотивированный отказ расстрелять его ракетами, стопроцентная «идея» насчет «Криптона»... Вопрос о крейсере был бы поднят неизбежно, поскольку кулуарными усилиями господина Президента слухи о радикальном средстве против хорошо вооруженных космических пиратов с многочисленных космических поселений – вспомним макет базы на заброшенных верфях и улыбнемся – были самой модной тайной в правительстве на протяжении последних двух лет. И все бы сработало, не случись сбой в программе. В результате неполадок в главном игровом компьютере произошло непоправимое – крейсер «стартовал» на четыре минуты раньше срока, а виртуальный астероид исчез. Что оставалось заговорщикам? Только привести в действие запасной план. Первой его жертвой стал Лебедянко. Жертвой, надо заметить, не только президентских амбиций господина Думского, но и его жадности. Ведь с погибшим не пришлось делиться. Половина значительно лучше трети! Сколько вы потратили на спектакль, Думский? Миллиард, два, десять?

– Гораздо больше. Это же не фильм снять. Два года непрерывного функционирования компьютеров и работы персонала... Почти шестьдесят.

– Солидно. Значит, изначально вам причиталось восемьдесят, а после взрыва в ЦУПе перепали все сто двадцать? Неплохая цена за вагон аппаратуры и жизнь одного авантюриста.

– Я не отдавал приказа взорвать центр!

– К чему отпираться? Теперь это не сыграет решительно никакой роли. Одним преступлением больше, одним меньше... К тому же против вашей непричастности к взрыву свидетельствует такая весомая вещь, как мотив. У вас он был. Это несомненно. Кроме сорока миллиардов дополнительной прибыли, вы получали еще и козла отпущения. Старинное правило злодеев – не затевай преступление, если не на кого свалить вину. Навеки умолкший Лебедянко – прекрасный вариант!

– Еще Труба, – подсказал Щеткин.

– Верно. Потому адмирал никуда и не сбежал. Он ни при чем, и все его матюги справедливы. Ни он, ни флот ничего не знали ни о каких «Криптонах», пиратах и астероидах. Потому что занимались реальными делами. Они охраняли настоящий, фактический порядок в космосе, а не его виртуальный дубликат в недрах главного компьютера заговорщиков... Так что заговор раскрыт, господин Президент. Осталась самая малость: вернуть украденное в казну и отправить вас в отставку.

– У меня есть другое предложение, – Думский ослабил узел галстука и тяжело вздохнул. – Мы уничтожим макет пиратской базы и отправим всех арестованных охранников дослуживать свой контракт в самый дальний гарнизон. А все документы по теме «Криптона» и астероида сотрем самым тщательным образом. До последней буквы и цифры. Что касается третьего срока... Без весомых оснований мне его не видать, но у меня в руках остаются все нити и рычаги. Да и денег достаточно. Я готов потратить довольно крупную сумму на «продвижение» нужного кандидата. И, поверьте, он победит. Но прежде он должен дать мне гарантии, что этот разговор останется тайной, а все мои средства – собственностью Фонда.

– Сделка? – удовлетворенно спросил Хорошеев. – Ну что же, давайте обсудим.

Щеткин заметно подался вперед. Его ноздри щекотал сильный запах денег и власти. Такие запахи агенту были по душе. Пустотелов же к перспективе стать одним из первых лиц Планеты остался безучастным. Свое отношение к деньгам он высказал, еще когда его вербовали в пилоты. На власть ему, видимо, было наплевать «максимально».

– У вас есть кандидат? – тон Думского стал привычно деловым.

– Я, – не задумываясь, ответил Хорошеев.

– Так я и думал, – признался Президент. – Вы дадите мне гарантии личной и финансовой неприкосновенности?

– С некоторыми условиями.

– Я готов выслушать.

– Вы отдадите мне... и моим подчиненным, – он указал на Щеткина и Пустотелова, – долю Лебедянко и того неизвестного типа.

– К сожалению...

– В таком случае, сделка не состоится!

– Выслушайте, Хорошеев! – взмолился Думский. – У меня нет их доли! Я могу дать вам... четверть от своей! Это все, что в моих силах!

– До свидания, – Хорошеев поднялся. – Читайте вечерние газеты. Заголовки в них будут не меньше чем в полстраницы.

– Все остальные деньги стараниями Лебедянко и его неизвестного помощника уже расползлись так, что не собрать! Они уходили на счета всяких дутых компаний-поставщиков корабельных конструкций и липовых производителей двигателей, которые после получения средств тут же рассасывались! Мгновенно! А деньги снимались этим проклятым неизвестным лицом, которого знал один Лебедянко.

– Получается, что «лицо» захапало две трети навара? – сообразил Хорошеев. – Ведь профессор взорвался.

– Именно так! – Думский, похоже, говорил искренне. – У меня остались только те деньги, которые через множество банков и фирм приходили в конце концов сюда, в Фонд! Это ровно треть от... заработанного.

– Украденного, – строго поправил Хорошеев. – Я согласен на половину вашей доли.

– Это... грабеж! – Думский позеленел.

– У меня двое помощников. Они же свидетели. Эта работа тоже хорошо оплачивается. Подумайте хорошенько. До выборов осталось полгода, господин Президент. Как раз достаточно для следствия. Как только ваше место займет новый кандидат и вы лишитесь президентского иммунитета, за вами придут мои агенты. Вам это надо?

– У президентов иммунитет сохраняется пожизненно, – попытался слабо возразить Думский.

– Читайте Конституцию, – уверенно заявил Хорошеев. – Когда речь идет о тяжких преступлениях, это правило не работает. Кража трехсот миллиардов – не проезд на красный свет. За это преступление вас будут судить. И еще как.

– Я согласен, – сдался Думский.

– Отлично, – Хорошеев крепко пожал ему руку. – И не вздумайте хитрить. Если вы попытаетесь с нами разобраться при помощи тайных связей – все материалы по «Криптону», включая запись этой беседы и отчет мыслеграфа, появятся в Планетарной инфосети. Если через полгода меня не выберут Президентом, произойдет то же самое. Если вы попытаетесь каким-либо образом скрыться и не заплатить мне честно заработанные сорок «арбузов», я вас найду и...

– Хватит! – Президент хлопнул ладонью по столу. – Я все понял! Сделка состоялась. А раз так, на ближайшие полгода я по-прежнему Президент, а вы директор ПСБ! Извольте соблюдать субординацию!

– Слушаюсь, господин Президент, – Хорошеев придал лицу серьезное выражение. – Какие будут распоряжения?

– У меня есть сведения, что усилиями группы из двоих авантюристов... во главе с неким Лебедянко, из казны по подложным документам была похищена крупная сумма...

– Да, да, я тоже что-то такое слышал, – ухмыльнулся Хорошеев.

– Приказываю вам найти оставшегося неизвестного похитителя!

– Займусь прямо сейчас, – пообещал директор. – Лично. Но ничего не обещаю. Дело может затянуться месяцев на шесть, а то и больше.

– Подключите грамотных специалистов. У вас же есть кандидат в преемники... на случай повышения?

– Конечно, – Хорошеев кивнул Щеткину. – Слышали приказ? Будете работать по этому делу. И старший аналитик ПСБ Пустотелов тоже.

Выражая благодарность за оказанное доверие, кандидат в директоры ПСБ вскочил со стула и вытянулся, как на параде. О том, что ему тоже следует подняться, «старший аналитик» Пустотелов догадался только через минуту.

– Никакого «третьего» мы, конечно, не найдем, – усаживаясь в лимузин, констатировал Хорошеев.

– Думаете, его не существует? – удивился Щеткин. – Думский наврал?

– Нет, говорил он правду. Это и мыслеграф подтверждает. Просто знал загадочного помощника один Лебедянко, а его уже не допросишь.

– Можно попробовать отследить пути движения денег...

– И что толку? Даже добравшись до фамилии незнакомца, который снимал средства, мы не узнаем, кто этот человек на самом деле. У него может быть тысяча имен и лиц. А также десять комплектов перчаток с липовыми отпечатками пальцев и двадцать голосовых модуляторов в кармане.

– Получается, сто шестьдесят миллиардов потеряны безвозвратно? – ужаснулся Щеткин.

– Круто, да? – Хорошеев невесело усмехнулся. – С одной стороны, потеряны, но с другой – это лишь перераспределение. Ведь они не сгорели, а остались в мировом обороте.

– Слабое утешение, – возразил Щеткин. – Меня просто трясет, когда думаю, что какой-то гад за два года нагреб такой капитал.

– А ты взгляни на Пустотелова, – иронично посоветовал директор. – Вот как надо жить. Спокойно и неторопливо. Тогда и трясти не будет.

«Спокойно и неторопливо... Конечно, это лучше, чем переживать из-за каких-то там миллиардов. На что они сдались? Тут с тысячей не знаешь, как поступить, если вдруг обломится, а они о таких деньжищах печалятся. Когда их больше миллиона, наверное, уже никакой разницы, сколько их конкретно. Плюс-минус... Суета. И неинтересно. А хуже скучной суеты ничего нет. Даже подвал с Люськой и то лучше...»

– Вы меня у эскалатора высадите, – попросил Федор вслух.

– Зачем? – удивился Щеткин. – Тебе больше не обязательно жить в подземелье. Можешь купить дом, машину, начать новую жизнь. Ты теперь богач. Хочешь, вон Светку на ужин пригласи. Она, конечно, не в курсе наших дел, но чутье у нее острое. Как унюхает, что ты теперь миллионер, наизнанку для тебя вывернется.

«Света... Хорошая девица, только не надо мне этих забот. Мне бы поспокойнее жизнь устроить. Пусть даже в подвале, пусть с Люськой. А миллионы эти... да ну их. Одна морока...»

– Лучше я домой пойду, – Пустотелов вздохнул. – Или теперь мы повязаны и мне придется жить наверху?

Щеткин и Хорошеев дружно рассмеялись.

– Жить ты волен где угодно, Федя, – сказал директор. – Хотя болтать, конечно, не следует.

– Все равно тебе никто не поверит, – добавил Щеткин. – Еще в психушку потянут, а это суета и нервотрепка. Так?

«Суета и нервотрепка. Агент прав. Наверное, опять, скотина, мысли считывает своим прибором. Да я и не собирался никому ничего рассказывать. Конечно, никто не поверит. Шутка ли, какой-то подземный юродивый самого Президента лично знает. Да не просто знает, а еще и дела с ним какие-то имел. Точно в «дурку» закроют. Ну, молчать-то – не проблема. Только Люське как-то надо объяснить. Трое суток ведь где-то пропадал. Сказать, что встретил старых дружков и загудел? Может, и поверит. Впрочем, поверит – не поверит, какая разница? Поорет маленько. Так ведь она в любом случае орать будет, что ни сочини. В общем, разберемся как-нибудь. Без души когда, без надрыва, это легко. Когда на все плевать...»

– Ладно. Никому не скажу.

Лимузин остановился у ближайшего эскалатора, и Федор побрел домой.

Его сутулая спина уже давно затерялась в толпе спешащих граждан, а Хорошеев так и не приказал ехать дальше. Он задумчиво смотрел на затемненные витрины вестибюля и молчал. Не понимая, в чем дело, Щеткин чувствовал себя неуютно, однако не решался прерывать его размышления.

– Почему все-таки «профессору» Лебедянко потребовался такой, как Федор? – наконец произнес Хорошеев. – К чему было придумывать утку про губительные магнитные поля от движков?

Щеткин понимал, что как без пяти минут директор ПСБ должен непременно иметь собственные версии на все случаи жизни, но вопрос Хорошеева застал агента врасплох. Надо было что-то сказать, но в голове почему-то образовалась пустота. А время шло.

– А почему вы решили, что ему требовался именно такой, как Федор? – брякнул он, лишь бы не молчать.

– Что? – Взгляд директора из задумчивого превратился в стеклянный. Как тогда, в доме академика, когда стало ясно, что «Криптона» не существует. – Именно такой? Такой... как. Ну... мы... и ослы... – произнес он с расстановкой.

– В каком смысле? – не понял Щеткин.

– В прямом, – Хорошеев легонько постучал себя ладонью по лбу. – Профессору требовался не такой, КАК Федор, а КОНКРЕТНО Федор! Лебедянко был УВЕРЕН, что агенты приведут к нему Пустотелова!

– Почему и зачем? – все еще не включился агент.

– За чем, за чем... – Хорошеев неожиданно выбрался из лимузина и быстрым шагом направился к эскалатору. – За мной!

– Может, подкрепление... – догоняя его, спросил Щеткин.

– Справимся, – отрезал директор.

На стук в дверь никто не ответил.

– Спят или ушли куда-то, – предположил Щеткин. Он почему-то чувствовал себя виноватым. Наверное, потому, что директор до сих пор так ничего и не объяснил. – Сейчас посильнее стукну.

– По балде себе постучи! – взвизгнула какая-то женщина из-за соседней двери. – Чего ломишься?! Трудно догадаться, что нет там никого?!

– А где, извините, ваши соседи? – обрадовался Щеткин. – Нам Пустотеловы нужны... Федор или Людмила.

– Какие еще Опустеловы? Какие соседи? Там Колька жил, да его два года назад посадили! Пусто там с тех пор! Никто не живет. Тараканы одни... зар-разы.

– Вы не путаете?

– Иди ты на хрен! Я еще из ума не выжила!

– Ничего не понимаю, – признался Щеткин, взглянув на директора. – Адрес вроде бы тот.

– А я, кажется, начинаю, – скептически глядя на агента, сказал Хорошеев. – С кем еще из местных контактировали?

– Кувалда... отпадает. А-а, еще с Поликарповым! У него кабачок на площади. Мы с вами мимо проходили. Там еще реклама пива «Голдберг» во всю витрину.

– Ну, идем.

В заведении Поликарпова пахло все так же подозрительно, но стало как-то чище и уютнее. Сказывалась перестановка мебели. Произошедшие изменения вселили в душу Щеткина нехорошее предчувствие.

– Где хозяин?

– Чего изволите, господа агенты? – подскочивший кабатчик был проницателен и учтив, но это был не Поликарпов.

– А где хозяин? – строго спросил Щеткин.

– Это я, – владелец кабака расплылся в сладчайшей улыбке.

– А Поликарпов?

– Ах, он... – обрадовался хозяин. – Он продал мне свое заведение и переехал наверх. Я уже заказал новую вывеску, но она будет готова только на следующей неделе.

– На следующей неделе, – растерянно повторил Щеткин. – И за сколько продал? Не для протокола.

– Сущие пустяки, – заверил кабатчик. – За половину рыночной стоимости. А что?

– Ничего. Спасибо. Процветайте.

Сотрудники ПСБ покинули кабачок «Поликарпова – не Поликарпова» и, не сговариваясь, пошли к эскалатору. Больше в подвале делать было нечего. Разве что прокатиться для разнообразия на метро.

– Невероятно, – уже стоя на неторопливо, как и все подземное, движущейся лестнице, выдавил из себя Щеткин. – Он продумал все детали. От первого до последнего штриха. Со всеми мельчайшими подробностями. Даже с фальшивой семьей и Поликарповым, которые наверняка уже получили свои гонорары и отвалили куда подальше. Даже с арестом Кувалды, который на деле служил у него телохранителем. Теперь мне понятно, почему тело этого бандита лежало лицом вниз и ногами к двери. Лебедянко решил воспользоваться моментом и убрать Федора еще до начала «полета». Солдаты начали стрелять, и Кувалда повалил Пустотелова на пол, прикрывая своим телом. А тормозил Федор, чтобы выглядеть как можно более безобидным. И не поскользнуться, ведь дело было более чем скользкое.

– Причем тормозил очень убедительно, поскольку не притворялся, а делал это на самом деле и очень добросовестно, – согласился с агентом Хорошеев. – Иначе мыслеграф ему было не обмануть.

– Нет, но каков подлец! Его философия мне почти уже нравилась, а теперь получается, что это сплошной обман?

– Если вы, господин вице-директор, вдумаетесь, какую грандиозную работу проделал его мозг, то поймете, что фальшивая философия пофигизма была не самой впечатляющей гранью творчества гражданина Пустотелова. Только представь себе, Щеткин, кроме того, что придумал сюжет для всей этой истории, он написал подробный сценарий, поставил пьесу на сцене и даже снял компьютерный фильм, а также исполнил главную роль. И умудрился не только выжить, но и разбогатеть.

– Поскольку предусмотрел, что Лебедянко, в конце концов, решит его кинуть, чтобы поделить навар только на двоих с Президентом, – подхватил Щеткин.

– И когда началась последняя фаза операции «Астероид» и профессор попытался грохнуть его прямо в камере, Пустотелов понял, что час пробил.

– Если бы получилось, Лебедянко тут же сдал бы назад и сказал, что влияние поля Мерсье преувеличено и сгодится любой другой пилот, – перебил директора Щеткин.

– Верно. Но не вышло, и Лебедянко все-таки был вынужден отправить Федора в полет без возврата.

– И тут Федя начал защищаться, – опять продолжил агент. – Для начала он изменил программу кибернавигаторов, а затем с чистой совестью взорвал профессора. Не пойму только – как?

– Скорее всего, заплатил кому-то из «диспетчеров» ЦУПа, а после отслюнил и программистам, – подсказал Хорошеев. – Благо денег у него хватало.

– То-то во время инструктажа один из инженеров куда-то стремительно улетучился, – вспомнил Щеткин сценку с «зомбированием». – Он спешил ввести в программу полета буксиров команду на возврат!

– Ну, а возвратившись из космоса, Федор аккуратно сдал нам до кучи и Президента, – вывел Хорошеев.

– То есть прикарманил две трети украденного, да еще и откусил от доли Думского, – Щеткин едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. – Признаемся в главном? Хотя бы самим себе.

– Признаемся, – Хорошеева тоже начали потряхивать нервные смешки. – Деньги со счетов компаний снимал именно Пустотелов. Третье лицо, неизвестный мозг заговора, это Федор, которого на самом деле зовут, конечно же, иначе! А теперь он еще и выглядеть будет по-другому.

– Еще бы! Ведь талант к перевоплощениям у него просто отменный. Он умеет даже думать иначе, чем можно уловить с помощью мыслеграфа. А это не усы приклеить! Да-а... Что же получается, господин директор, мы снова в... калоше?

– Ну почему же? – Хорошеев наконец-то рассмеялся. – Перспективы служебного роста у нас приличные, заговор мы раскрыли окончательно и гонорар делим не на три, а на две части. Так что мы в прибыли, а не в калоше. Один нюанс – прибыль могла быть и больше, но... как там размышлял «Пустотелов»... после миллиона без разницы, сколько у тебя наличных...

– Ну да, – Щеткин покачал головой. – Особенно когда ты сидишь на большой куче денег и по укоренившейся за два года привычке размышляешь о смысле жизни.

– Или о новой авантюре.

– Что наиболее вероятно.