Сигнал тревоги раздался, когда агенты Щеткин и Совковский вошли в коридор тюремного блока. Им и без громких намеков сигнализации было понятно, что у двери в камеру что-то происходит. Первым добежал Совковский. Остановившись, он почесал стволом пистолета макушку и растерянно обернулся к Щеткину.

– Дела-а...

Щеткин раздвинул сгрудившихся охранников и протиснулся непосредственно к месту происшествия. На пороге камеры сидел оглушенный солдат, а у его ног лицом вниз растянулся грузный Хан. «Секретарь адвоката» Барыга улегся навзничь поперек опрокинутой койки. Посередине камеры, в луже темной крови, лежал лишившийся половины черепа Кувалда. Громила был, несомненно, мертв, но при этом шевелился, будто боролся с кем-то в партере.

– Что тут... произошло? – агент подошел к телу Кувалды и, присев, зачем-то потормошил его за плечо.

– Сержант Борисов открыл камеру, чтобы вывести Пустотелова, – ответил солдат с активированной винтовкой в руках, – а этот... Хан ему ка-ак звезданет...

– Этот, что ли, Борисов? – Щеткин кивнул на нокаутированного охранника. – Ты ружьишко-то выключи.

– Он... – солдат щелкнул предохранителем. – А потом Хан на меня попер. Ну я и выстрелил.

– А остальных зачем положил? – Щеткин покачал головой.

– Так ведь они тоже ломанулись!

– Федор, ты там живой? – агент потерял интерес к охраннику и снова склонился над телом Кувалды, украдкой косясь на свое запястье.

«Живой... Конечно, живой, раз шевелюсь. Нашел что спросить. Только задохнусь скоро под такой тушей. Что он ел? Луком воняет, как из помойки... До лампочки, конечно, только и так дышать нечем, а тут еще лук... Бандит, он и есть бандит. Теперь уж точно без мозгов. Не фигурально. А этот агент... Вопросы задает. Лучше бы помог...»

– Живой, – прочитав текст на экране мыслеграфа, вывел Щеткин. – А ну, военные, переверните тело.

Охранники торопливо столкнули останки Кувалды с трепыхающегося Пустотелова. Присоединившийся к коллеге Совковский облегченно вздохнул.

– Повезло.

– Кому? – задумчиво спросил Щеткин. – Заметил, как лежал Кувалда?

– Тихо.

– Неумно шутить гораздо легче, чем думать, – с осуждением произнес напарник. – Он лежал на Федоре, лицом вниз и ногами к двери.

– Ну и что?

– А то, что если они все «ломанулись» на выход, он должен был упасть либо на спину, либо не ногами к двери, а головой, – Щеткин покосился на охранников. – Эй, воин, а кто тебе разрешил открыть камеру?

– Агенты... – солдат удивленно оглянулся. – Где же они? Здесь были.

– Какие агенты, как фамилии? Да не верти ты головой!

– Да вот только что здесь были! – воин растерянно развел руками. – Я не знаю, как фамилии, но одеты, как вы, и значки у них...

– А выглядели как?

– Я же говорю, как вы.

– Я о лицах спрашиваю.

– Так... простите, господин агент, но в этих костюмах...

– Понятно. Мы для тебя как китайцы – на одно лицо, – Щеткин вздохнул. – Военные! Выше погон взгляд не поднимается.

– Странное дело, – негромко буркнул Совковский. – Жареным пахнет.

– Верно, – так же тихо согласился Щеткин. – Федор, ты как? Встать сможешь?

«Сердобольный какой...» Пустотелов недовольно фыркнул и медленно поднялся. В общем-то, все было на месте – и руки, и ноги. На затылке надувалась шишка, а в голове гудело – результат того, что Кувалда припечатал Федора всей своей массой к бетону, – но особых неудобств это не доставляло.

– Попить бы и умыться.

Он размазал по бледному лицу капли чужой крови. Было видно, что прежде всего Федору хочется поблевать. Каким бы пофигистом он себя ни считал, а лежать в луже крови в обнимку с обезглавленным трупом ему было поперек желудка.

– Идем, – Щеткин взял его под локоть и вывел из камеры.

Совковский двинулся следом, при этом внимательно следя за охранниками. Те выпустили троицу без возражений, но словно бы нехотя. Лишь оказавшись на командном уровне базы, где дежурили агенты ПСБ, Щеткин и Совковский расслабились.

– Не нравится мне это, – Щеткин утер испарину. – Странные какие-то эти военные. Не забудь, как освободимся, надо узнать, какое подразделение внизу службу несет.

– Не забуду, – пообещал Совковский, тоже смахивая пару капель пота. – Слушай, а что ты про Кувалду говорил? Ногами, головой... какая разница?

– Позже, – пообещал напарник. – Добрались уже... Федор, пять минут тебе: поблевать, умыться и прийти в себя. Понял?

«Понял, не понял... Что за дурацкая привычка спрашивать – «понял»? Вот и Люська так же. Смотрит в глаза с полутора метров, говорит что-нибудь, а потом переспрашивает – ты меня слышишь? Или – ты меня понял? Конечно, слышу, конечно, понял. Куда денешься? С такой-то дистанции. Ведь, если не слышишь или не понимаешь, можно и сковородкой по лбу получить. Не страшно, конечно, однако здоровье не казенное... Муторно-то как. Хотя удобно: ни два пальца в глотку совать не обязательно, ни о Люське думать, и без того стошнит...»

Пустотелов толкнул дверь в сортир и не спеша проследовал в кабинку. Агенты расположились у входа. Когда Федор приобнял унитаз, Щеткин выключил экран мыслеграфа и покачал головой. Непробиваемая философия Федора ему уже почти нравилась.

– Агенты? – глава ПСБ задумчиво взглянул на Щеткина. – Хотели забрать Пустотелова, а получилось усмирение мини-бунта? Неприятный инцидент.

– Стреляли охранники, – напомнил агент. – Агенты только хотели забрать Федора, ведь час на размышление истек.

– Но Пустотелов был закреплен за вами, – Хорошеев покосился на стоящих поодаль Бубнова, Лебедянко и Трубу. – А может быть, не было никаких агентов?

– Зачем солдатам вмешиваться в ход операции? – удивился Щеткин.

– Вот и я думаю – зачем? – директор безопасности похлопал агента по плечу. – Правильно сделал, что доложил. Я поразмыслю. А ты пока проследи, чтобы Пустотелов благополучно сел в буксир.

Федор стоял у края посадочной площадки. Его уже нарядили в белоснежный кургузый скафандр, и двое инженеров наперебой рассказывали ему, как проходить через стыковочный шлюз. Затем один куда-то улетучился, зато второй насел на Пустотелова с удвоенной силой. Щеткин встал в нескольких шагах слева от новообращенного космонавта. Справа на том же расстоянии обосновался настороженный Совковский. Щеткин этого не хотел, но рука сама скользнула за пазуху и включила прибор. Агент поймал себя на мысли, что Федор становится ему интересен не как подопечный, а как довольно занятный субъект. Можно даже сказать, как личность. Интересен до такой степени, что Щеткин готов нарушить инструкцию и включить мыслеграф в присутствии государственных мужей и собственного начальства. Такая самодеятельность грозила не только отлучением от прибора, но и более крупными неприятностями, вплоть до отставки. И все же агент рискнул. Почему – ведала лишь профессиональная интуиция.

– Программа стыковки заложена в память кибернавигатора, – тараторил инженер. – Вам надо только проследить за точным выполнением машиной всех процедур. Сначала буксиры состыкуются с «Криптоном», затем разовьют нужную скорость и выведут его в заданную точку. Вы перейдете на крейсер, и буксиры посадят его на астероид. Кнопка включения тяги в рубке крейсера одна, не перепутаете. Когда топливо будет израсходовано, двигатели отключатся. Вы перейдете в тот же буксир, на котором прилетели, и перекачаете топливо из баков второго в баки первого. Окончание закачки послужит для автоматики сигналом к старту. Когда буксир вернется на орбиту Планеты, центр управления полетами проследит за посадкой. Вам не придется ничего делать.

«Тарахтит, как доисторический трактор. Брехун. Кнопка тяги, рубка крейсера, контроль посадки... Лебедянко ясно сказал – билет в один конец. Зачем все эти сказочки? Я же не боюсь. По барабану мне. Надо, значит, надо. Сдохнуть ради месяца светлого будущего для человечества. И ради одного шанса из тысячи... одного промилле... что астероид улетит совсем. Если не улетит, они, наверное, еще одного такого найдут. Или двух. И кроме «Криптона» еще «Неон» с «Аргоном» построят да запустят на орбиту. А что? Если одним можно сдвинуть, тремя точно получится отбуксировать куда подальше. Затраты, конечно, выше крыши, но такая игра не только свеч стоит. Шутка ли – целая Планета на кону...»

«Хорошо мыслит, – подумалось Щеткину. – Грамотно, хотя и чокнутый. Жаль, что не вернется. Интересно было бы с ним поговорить. Вернее, прочесть его невысказанные рассуждения».

– Прошу в буксир! – закончив инструктаж, провозгласил инженер. – И помните: в нем все автоматическое. Ничего не трогайте.

«Ладно. Не трону. Больно надо. Все равно ни уха ни рыла в этой технике. Причальное оборудование еще куда ни шло. Знаю кое-что. А эти корыта... Я и раньше ими не интересовался, еще когда работал. А теперь мне и вовсе на них чихать. Что я – пацан, чтобы по любой железяке слюни пускать?»

– Ну и пилот у вас, – оборачиваясь к Совковскому, произнес инженер, когда за Федором закрылся люк. – Ни слова не сказал. То ли слышал инструктаж, то ли нет. Он, вообще, говорящий?

– Он зомби, – серьезно ответил Совковский. – В общем и целом преодолеть трупное окоченение удалось, а вот с голосовыми связками вышла накладка. Но мозги у него только-только из холодильника, свежие. Так что инструкции ваши он услышал и запомнил, не волнуйтесь.

Инженер испуганно и недоверчиво улыбнулся, а затем перевел взгляд на Щеткина. Тот был даже серьезнее напарника. Многозначительно хмурясь, он похлопал инженера по плечу и приложил палец к губам:

– Сам понимаешь, тайная операция.

– Вы... – голос инженера дрогнул, – серьезно?

– Ну, а кто еще выдержит три часа в силовом поле Мерсье? – Щеткин опечалился. – Только зомби. А ты что, не заметил, какой он бледный?

– Да, да, – инженер закивал. – Нездоровый такой у него... цвет кожи.

– Так ведь труп, какое уж тут здоровье, – морально прикончил его специальный агент. – Ну, нам пора. Надо кое-кого пристрелить. Программа зомбирования пробуксовывать не должна.

– При... пристрелить? – инженер стал белее Федорова скафандра. – Кое-кого?

– Ага, – Щеткин многозначительно подмигнул и уже на ходу прицелился в него указательным пальцем. – До встречи.

Инженер покачнулся, но его походя поддержал Совковский.

– Двенадцать часов, полет нормальный, – бодро сообщил Лебедянко, вваливаясь в кабинет. – Доброе утро, господа.

– День уже, – пробурчал Труба. – Вы никогда не пробовали вставать с рассветом?

– А вы – ложиться?

– До точки стыковки остался один час полета, – с осуждением произнес Хорошеев. – Вас это не беспокоит?

– Нет, – профессор пожал плечами. – А должно?

– Мне казалось, вы более эмоциональный человек, – задумчиво пояснил глава ПСБ. – Откуда такая внезапная выдержка?

– Забавная формулировка – «внезапная выдержка», – Лебедянко усмехнулся. – Я человек эмоциональный, это верно, господин Хорошеев, но не суетливый. Автоматика буксиров работает отлично, а до точки назначения еще час, к чему создавать нервозность?

– Откуда мы будем наблюдать за процессом? – вмешался Труба.

– Я поднимусь на рабочий этаж, в центр управления полетом, а вы можете делать это прямо отсюда, – профессор указал на ряд мониторов. – В общем зале слишком много персонала и всего два кондиционера.

– Господа... – в комнате появился Президент в сопровождении генерала Бубнова. – Все в сборе... отлично. Господин Лебедянко, как идет операция?

– В точном соответствии плану, – профессор указал на мониторы. – Вот взгляните, на первом телеметрия. Астероид уже в фокусе навигационной системы буксира номер один. До посадки осталось сорок три минуты. На втором мониторе – видеокартинка камер второго буксира. Видите темный контур? Так астероид выглядит для непосредственного наблюдателя.

– Для... пилота? – уточнил Президент.

– Да, – Лебедянко почему-то посмотрел на Хорошеева, но, наткнувшись на его изучающий взгляд, отвел глаза.

– А почему мы ни разу не связались с Пустотеловым? – директор ПСБ адресовал вопрос профессору.

– Во избежание нежелательных перехватов мы не стали добавлять к штатному оборудованию буксиров средства голосовой и видеосвязи, – ответил Лебедянко. – Ведь в пространстве находится довольно много корпоративных и частных кораблей, а они ничего не должны знать. Мы же обсудили это еще на первом совещании. Или нет?

– Значит, сам «Криптон» в сцепке с двумя буксирами пусть видят, а перехват – ни-ни? – удивился Хорошеев. – А может, вы просто не додумались? Гении.

– В такой-то спешке, – вступился за профессора Думский. – Это, конечно, просчет, но понять его можно. К тому же до определенного момента пилот ничего не решает и связь с ним действительно ни к чему.

– На третьем мониторе показатели его жизнесистемы, – словно исправляя оплошность, спохватился Лебедянко. – Как видите, все медицинские параметры в норме. Пустотелов жив и здоров.

– А что это за текст? – заинтересовался Президент.

– Это наше нововведение, нечто вроде «черного ящика», только на высшем уровне, – похвастался Лебедянко. – В комплект штатного оборудования входит мыслеграф. Все, о чем думает пилот, фиксируется и передается в центр управления полетом. Так мы сможем реагировать на нештатную ситуацию быстрее, чем при обычной связи.

– А пилот об этой подстраховке знает?

– Судя по тексту – нет, – заметил Хорошеев. – И, опять же, судя по тексту, вы напрасно пренебрегли традиционной системой связи. Мне кажется, наш герой заблудился в трех соснах.

«Урод этот инженер, – меланхолично размышлял Федор. – Все рассказал, а о главном – ни слова. Первый буксир, второй буксир. А какой из них какой? Я в каком был и куда вот сейчас перешел? Хоть бы краской цифры намалевали. А может, я в рубке этого «Метана», или как его... «Криптона»? Нет, в ней не должно быть приборов, а тут они есть. Но и в той кабине, откуда я пришел, тоже есть. И мигают они так же, теми же лампочками. Угораздило же потеряться. С другой стороны, как можно двенадцать часов в туалет не ходить? Я смертник, конечно, но ведь не мученик. Ищи теперь, откуда вышел и куда шел. Пункт А и пункт Б. С другой стороны, какая разница? Никакой. Но это если из кабины второго буксира тоже дверь в «Криптон» откроется. А если нет? Если, к примеру, она откроется из рубки первого, а я буду во втором. А время уйдет. Вот и отправится вся планетарная миссия коню под хвост...»

– Он что, не знает устройства скафандра? – удивился Труба. – Там же все предусмотрено. Зачем ему отдельный сортир?

– Инструктаж невнимательно слушал, – сквозь зубы процедил профессор. – Ну, Пустотелов, ну, идиот!

– Да и вы хороши, – Президент устало потер глаза. – Не могли действительно цифры нарисовать?

– Кто же знал? Ему ясно сказали – сидеть на месте!

– Ему сказали ничего не трогать, – возразил Хорошеев. – А двери в рубку «Криптона» и в самом деле открываются только из одного буксира?

– Из обоих, – заверил Лебедянко.

– Что же вы нервничаете? – директор ПСБ с подозрением прищурился.

– Я спокоен, – профессор высокомерно скривился. – Господин Президент, разрешите мне проверить, как там дела у диспетчеров. Раз придется открыть оба перехода в «Криптон», следует внести изменения в полетный план. Это не коррекция курса, конечно, но все равно...

– Идите, – отпустил его Думский.

– Все у этих ученых через жопу, – заявил адмирал Труба. – Я вам когда еще говорил, господин главком, отдайте проект «Криптон» флоту! Уж мои бы специалисты все детали учли и пилота натаскали так, что он даже дышал бы по счету с Планеты!

– Поздно, – Президент нервно потер ладони и кивнул на центральный монитор. – Странно... почему это астероид так развернулся?

– Это не астероид развернулся, – пояснил Труба как наиболее искушенный в телеметрии космических маневров, – это «Криптон» заходит на посадку.