28
Проникнув в здание, мы прижались к стене справа от лестницы и замерли, прислушиваясь к отзвукам перестрелки. Я не ждал, что весь этот кошмар закончится прямо сейчас, но надеялся получить хотя бы короткую передышку. Правда, взглянув на ситуацию с другой стороны, я решил, что, раз Паша и его воины ведут бой, отсиживаться под лестницей я не имею права. Едва только выровнялось дыхание, я проверил пистолет и бросился вверх по ступенькам.
– Держите вход! – крикнул я своим стажерам уже с площадки второго этажа.
Ира покорно подняла брошенный кем-то автомат и положила его на колени. Алексей приготовил к стрельбе мой второй пистолет и встал к одному из окон. Я прекрасно понимал, что творится на душе у обоих. Психологическая нагрузка была чрезвычайно велика, и помочь им могла только защитная реакция мозга, которую я называл «эмоциональной тупостью». Для меня, к примеру, вся развернувшаяся вокруг мясорубка уже стала отвлеченным фактом локального боестолкновения, а погибшие солдаты – статистическими невосполнимыми потерями. Видимо, сказывалось то, что еще на Земле, до начала этого безумного рейда по тылам противника, я был готов переступить ту самую грань, что отделяет уверенное спокойствие и рассудительное хладнокровие от душевной черствости. Теперь, когда нормальные люди только подбирались к ней, я уже скрылся за горизонтом, по другую сторону этой черты…
На четвертом этаже было относительно тихо. Драка шла под самой крышей и частично на ней. Причем дело поворачивалось таким образом, что наши офицеры были вынуждены временно объединиться с солдатами «Эрика». Иначе натиск «диких» было просто не сдержать. Я перебрался через остатки баррикады и протиснулся в кабинет двойника. Здесь сидел Петрович и с ним еще один раненый спецназовец. Офицеры колдовали над замком огромного сейфа, который был вмонтирован в стену позади книжного шкафа.
– Жалко, аппаратуру не прихватили, – заметив меня, сказал Петрович. – Уже бы давно отомкнули…
– А если взорвать? – предложил я.
– Вместе с бумагами? – Офицер отрицательно покачал головой. – Надо или отпирать, или резать… Но резать нечем.
– А лазерные винтовки? – спросил я. – Там внизу валяется штуки три…
– Точно! – Петрович звонко хлопнул здоровой рукой себя по лбу. – Ну я и тормоз!
– Это от обезболивающего, – снисходительно сказал я.
– Я сбегаю, – предложил второй воин и полез через баррикаду.
Уйти он не успел, потому что над завалом показалась голова одного из саперов.
– Где полковник? – с тревогой спросил он.
– На шестом, – ответил наш гонец. – А что?
– Надо сматываться, – пояснил сапер. – На заряде таймер включился. Восемь минут у нас в запасе…
– Сильно тряхнет? – подключился к беседе Петрович.
– Это крыло обвалит точно, – прикинув что-то в уме, ответил специалист.
Петрович включил передатчик и вызвал Пашу.
– Отходим, – приказал Павел, выслушав доклад. – Сбор внизу…
– А сейф? – возразил я.
– К чертям собачьим, – ответил Паша. – Не успеем мы его вскрыть…
Отряд отошел довольно быстро и организованно. Солдатам противника приказа об отступлении никто не отдавал, и потому они невольно исполнили роль нашей группы прикрытия. «Дикие», почувствовав, что силы врага уменьшились, бросились на «правительственных» с удвоенной энергией, и вскоре бой спустился на этаж ниже.
Я шел замыкающим и потому видел, как, пользуясь суматохой, из дальнего, никем не занятого крыла появилась одинокая фигура раскрашенного бойца в деревянной маске. Сначала я поднял пистолет, но «дикий», увидев меня, приложил к резным губам указательный палец, и я опустил оружие. Он кивнул и быстро скрылся за остатками баррикады в только что покинутой нами части здания. Теперь, глядя на бесшумные и ловкие движения его гибкого тела, я начинал смутно догадываться, почему этот парень выручил меня и стажеров внизу и был так уверен, что я не стану стрелять сейчас. Правда, догадка казалась совершенно невероятной, но ничего иного в голову не приходило…
На площадку четвертого этажа скатился первый изрубленный «дикими» солдат, и я понял, что уже через несколько секунд драка переместится сюда.
Я перепрыгнул сразу несколько ступенек и помчался вниз, догонять свою группу.
– Уходим в подземелье! – приказал Паша, когда наш поредевший отряд собрался на первом этаже.
– Там же полно аборигенов! – возразил я.
– Вскроем потайной тоннель, – ответил Старшина. – Григорий не стал бы забиваться в нору, зная, что там небезопасно. Верно, генерал?
Я с удовлетворением отметил, что «Эрика», несмотря на горячку боя, спецназовцы не упустили. Он молча кивнул и указал скованными руками на левый угол двора:
– Люк вон там…
– Солдаты в тоннеле есть? – поинтересовался Паша.
– Это законсервированный бункер, в нем постоянно дежурят только два человека…
– Годится, – сказал Старшина, и мы побежали к заветному колодцу.
Потайную дверь мы выбили одновременно со взрывом, разрушившим здание штаба. Сбитые с толку охранники никакого сопротивления не оказали и потому остались в живых. Мы загнали их в первую попавшуюся тесную комнатку и заперли. Второй вход бункера открывался в низкий темный тоннель, а вернее, в трубу полутораметрового диаметра, которая без всяких ответвлений вела на запад.
Паша и «Эрик» шли впереди, а я, как обычно, двигался замыкающим. Передо мной, спотыкаясь, плелись Ира и Кузьменко. Девушка едва передвигала ноги, и поддерживающему ее Алексею приходилось пробираться по тоннелю боком, то и дело поднимая Ирину с колен. Возможно, мне это казалось, но Кузьменко проявлял к напарнице гораздо больше участия, нежели того требовалось в рамках помощи боевому товарищу. Я поймал себя на мысли, что трогательная забота стажера не вызывает во мне ревности. Даже наоборот. Я почему-то испытывал облегчение. Мне вспомнились слова Красавчика: «Отпусти ее на все четыре стороны, и жизнь сразу же войдет в колею». Теперь я отчетливо понимал, что напарник был абсолютно прав…
Труба казалась бесконечной. Мы шли уже не меньше часа. Было душно и жарко. Пот заливал глаза и щипал многочисленные раны и ссадины. Паша и пленный генерал о чем-то непрерывно беседовали, а вот моя любознательность угасла, и, вместо того чтобы задавать охотно отвечающему пленнику вопросы, я размышлял над схожестью и различиями наших миров.
В совпадении основных принципов развития я не видел ничего странного. Это встречалось и на Земле, если взять в качестве примера страны с приблизительно равным потенциалом и сходным менталитетом. Например, любое государство, хотя бы раз в истории побывавшее в положении Великой Империи, сохраняло вкус к великодержавности во всех последующих поколениях и почти инстинктивно стремилось к возвращению на трон региона или всего мира. Такие страны попадали в одинаковые ловушки, расставленные подобным образом мышления, и совершали похожие ошибки. И не было разницы, какую религию исповедовал населяющий бывшую империю народ или насколько разнились его культурные традиции с укладом жизни другой отставной метрополии…
Различия между планетами были, конечно, более серьезными. Немезида, словно оправдывая свое имя, была пропитана жестокостью, которая цивилизацию губила и сохраняла одновременно. Право сильного помогало аборигенам избегать крупномасштабных конфликтов, в которых погибли бы миллионы, но подчистую выжигало их души. Сознательно низводя себя на уровень подчиняющихся закону естественного отбора животных, немезидцы забывали о том, что они люди и клинок не единственное средство борьбы за существование. Я допускал, что мы успели увидеть лишь сотую долю от того, что составляет преобразованную человеком часть местной биосферы, и где-то обитают те, кто работает, способствуя прогрессу, а не тормозя его, но мне почему-то казалось, что и они поражены вирусом зла. Например, создавая новые вакцины, эти ученые наверняка испытывали их на «лицензированных» людях, а не на кроликах… Эту мысль подтверждали хотя бы опыты с детьми, которым вскрывали черепные коробки, засовывали туда приемопередатчики, а затем отправляли в пожизненный разведрейд на Землю. Вряд ли юные герои осознавали, на что их обрекают «заботливые» взрослые. В этих условиях форма протеста «диких» становилась вполне понятной – раздеться почти догола, покрыть тело татуировками и питаться человеческим мясом, проживая при этом в самом центре крупного мегаполиса. Хотя я сомневался, что владельцам «фирмы» было невыгодно иметь такой яркий устрашающий пример. Постоянная угроза со стороны «диких», возможно, служила им хорошим подспорьем в непростой работе по управлению населением. Кроме того, подземные хищники выполняли роль «санитаров леса»… Нет, определенно все слои местного общества пребывали в своеобразном согласии, и, хотя пожирали друг друга с запредельной жестокостью, она всегда была тщательно выверенной и рассчитанной…
Идеологов этого мира, конечно, следовало поместить в клинику для душевнобольных, но это было бы справедливо лишь с точки зрения нормального землянина. Впрочем, оценивать их действия с позиции немезидца я не собирался, а с точки зрения бойца, вступившего в схватку за свою планету, таких чудовищ надлежало и вовсе уничтожать на месте…
Я бросил взгляд на своего двойника, и «Эрик», словно почувствовав мой гнев, обернулся.
– Хочешь прострелить мне затылок? – криво улыбаясь, спросил он. – Так знай, что я против. Да и с полковником мы еще не наговорились…
Паша тоже взглянул на меня и смущенно откашлялся.
– Он довольно осведомленный человек, – словно уговаривая не совершать необдуманных поступков, сказал Старшина. – Не чертежи, так хотя бы полную картину происходящего мы должны иметь?
– Я не собираюсь его убивать, – спокойно ответил я. – Хотя здесь это и принято…
– Я тоже думаю, что раз тебя не сломила Бездна, то и один тяжелый день, даже проведенный по уши в крови, твоих взглядов не изменит, – поддержал меня Паша.
– О Бездне ты вспомнил к месту, – заметил я. – На Немезиде она, видимо, все-таки победила.
– О чем это вы? – удивленно поинтересовался «Эрик».
– О том, что вашей планете отчаянно не хватает человека, подобного моему напарнику, – ответил я. – Не понял? Ну это и не обязательно…
Пленник скривился и снова пошел впереди. Я, конечно, немного преувеличил способности Красавчика, особенно если учесть, как по эту сторону от Солнца все было запущено, однако создать что-то вроде Партии Борьбы за Справедливость аборигенам было бы нелишне. Скорее всего такой подход пока-зался бы «антиподам» крайне революционным и смог найти отклик лишь в единичных, не совсем опустевших умах, но подобные зерна никогда не остаются без всходов. Рано или поздно идеи альтернативного существования вполне могли деморализовать последнего воинственного директора и стать если не главным, то хотя бы одним из законов общественной жизни. Утопия, конечно. И на относительно благополучной Земле до всеобщей справедливости было невообразимо далеко, но совсем без семян не растут даже неистребимые сорняки…
От размышлений на тему новой мировой революции меня отвлек Кузьменко. Он отпустил талию Иры и остановился.
– Ей плохо, – сказал он. – Вся в холодном поту и задыхается… Пару раз чуть сознание не потеряла.
– Выйдем на поверхность – понесем, – пообещал я.
– Может, у ребят таблетки какие-то есть?
– Спроси у Паши…
– Вот, возьми, – услышав наш разговор, сказал шедший неподалеку Петрович. – Часа на три хватит…
Он протянул Алексею пластиковую коробочку. Кузьменко тут же вернулся к Ире и открыл фляжку.
– Проглоти, – предложил он.
– Не надо, – слабым голосом ответила девушка.
– Не спорь, – мягко, но настойчиво сказал Алексей.
Она покорно проглотила пару пилюль и запила их водой.
– Потом, правда, когда действие стимулятора закончится, ее сутки не разбудишь, – добавил Петрович, – но иначе не дойдет девчонка…
Через некоторое время Ира пошла увереннее, и, когда мы наконец выбрались из трубы, необходимость нести ее на руках отпала вовсе.
Местность вокруг была нам знакома. Тоннель вывел как раз в тот лесок, за которым начиналась полоса разнообразных препятствий и сигнальных систем, а также располагался первый блокпост. Теперь, когда мы точно знали, что вновь обмануть солдат нам не удастся, укрепрайон следовало обойти стороной, а сил, честно говоря, для этого оставалось маловато даже у Паши. Беготня по вражеской территории вымотала нас до предела.
– Последний рывок, – словно уговаривая самого себя, пробормотал Старшина, рассматривая местность в бинокль.
– Вижу группу вооруженных людей, – доложил один из воинов, наблюдавший за нашим тылом. – Кажется, «дикие»…
– Как мы их разозлили! – Павел усмехнулся.
– Интересно, откуда они узнали, где нас искать? – удивленно спросил «Эрик».
– Может быть, они идут штурмовать блокпост? – предположил я. – В этом случае нам лучше снова убраться в трубу и переждать…
– Нас заметили, – возразил офицер-наблюдатель. – Группа изменила направление и движется сюда…
– Надо идти к укреплениям, – заявил пленник. – Держать оборону лучше за бетонными заграждениями…
– Ты же говорил, что твои солдаты не любят торговаться, – заметил я. – Где гарантия, что нас впустят под прикрытие стен?
– Они же не идиоты, – ответил генерал. – Отбить нападение «диких» можно только вместе.
– Хватит рассуждать, – прервал нас Паша. – Вперед…
После двух неудачных атак «дикие» отступили в лес и на время оставили нас в покое. О том, что враг ушел не слишком далеко, свидетельствовали редкие выстрелы снайперов. Немезидцев на блокпосту было по-прежнему десять, но теперь наши силы оказались почти равны, поскольку из Пашиной группы уцелело только восемь человек, включая его самого. Таким образом, нас получилось по одиннадцать с каждой стороны, но футбольная команда «Эрика» выглядела посвежее, и в ней не было измученных девиц. Стоило дикарям отступить, как на территории миниатюрного форта началась перегруппировка сил. Солдаты, стараясь сохранять дружелюбные улыбки на физиономиях, потихоньку расползались по ключевым точкам, откуда можно было обстрелять пространство не только снаружи от стен, но и внутри. Спецназовцы следили за передвижениями временных союзников настороженно, однако препятствий не чинили, словно перемещения «антиподов» не таили в себе ровным счетом никакой угрозы. Я подобрался к Паше и обеспокоенно указал на немезидского воина, который занял позицию на крыше невысокого домика и теперь легко мог прицелиться нам прямо в затылки.
– Если дикари уйдут, эти гвардейцы положат нас всех одним залпом…
– Не дергайся, – тихо ответил Старшина. – Они слишком хорошо о себе думают…
– Ты забыл, что их готовили наши же инструкторы? – возразил я.
– Этих – вряд ли. – Паша ухмыльнулся.
Будто подтверждая его слова, над нашими головами просвистела пуля, и поспешивший «возвыситься» солдат скатился с крыши к ногам своих товарищей. Счет стал одиннадцать к десяти в нашу пользу.
– Чайник, – покосившись на убитого, заявил Петрович.
Он обосновался неподалеку.
– Нехорошо так о покойных говорить, – иронично улыбаясь, сделал ему замечание Паша.
– Чайник покойным не бывает, – ответил офицер, – он бывает целым или дырявым. Вот как этот…
– Утонченный ты человек, – со вздохом сказал Павел, и они оба рассмеялись.
Несмотря на усталость и потери, боевой дух этих ребят был на потрясающей высоте. Я оглянулся вокруг и увидел, что, кроме меня и Кузьменко, кислые физиономии были только у немезидцев. Даже Ира, лежа в неглубоком окопе, улыбалась, слушая нашептывания одного из бойцов.
Снова стукнул выстрел, но теперь это сработал снайпер с нашей стороны.
– Точность – вежливость королей, – заявил он и, пригибаясь пониже, сменил позицию.
– Хорошо, что эти полудурки предпочитают сабли, – произнес кто-то из ребят. – Из минометов нас можно «размочить» за пять секунд…
– Не каркай, – послышалось в ответ.
– Тихо что-то совсем. Может, ушли?
– Представь, что ты голодный, а перед тобой вагон с копченой колбасой. Ты бы ушел?
– Я и так голодный. А колбасу им не отдам…
На позициях послышались смешки и множество неприличных комментариев к приведенному примеру.
– Товарищ полковник, разрешите перекусить?
– По одному, – ответил Паша, – и поменьше шепчитесь…
– Когда рот занят, чем шептаться-то?
В ответ тут же донеслось несколько смелых предположений, и над стенами снова прокатилась волна негромкого смеха. На этот раз улыбнулись и некоторые из немезидцев. Напряженная недоверчивость солдат слегка подтаяла, и самые смелые даже обменялись со спецназовцами парой шуток.
К нам подсел «Эрик», потирающий освободившиеся от оков запястья.
– Они наверняка послали за подкреплением, – кивая в сторону леса, сказал он. – Долго мы не продержимся.
– Что ты предлагаешь? – спросил Паша.
– Пробиваться к «точке», – ответил генерал. – Через пару часов она снова откроется, и произойдет это всего в километре отсюда…
– Людям надо отдохнуть, – возразил Старшина.
– Но через три часа до «тамбура» будет километра два с половиной, – предупредил «Эрик», – и чем дольше мы будем отдыхать, тем дальше уйдет канал.
– Я подумаю, – угрюмо сказал Паша.
– Что тут думать? – вмешался Петрович. – Глотаем стимуляторы – и на прорыв!
– Тебя кто-то спросил? – строго оборвал его Старшина.
– Виноват, – сказал офицер и пожал плечами. – Только теперь хоть задумайся – не вечно же в этой заднице сидеть…
– Приближается новая группа «диких», – сообщил один из наблюдателей немезидцев. – Что-то их многовато…
Я выглянул из укрытия и тут же сел обратно. «Многовато» – было довольно мягко сказано. Орда раскрашенных людей растянулась по фронту не меньше чем на километр.
– Тысяча, а то и больше, – прикинул численность нового отряда Паша. – Надо прорываться, пока они не соединились с первой группой…
На «артподготовку» ушел весь боекомплект гранатометов. Наши воины двинулись первыми. Не знаю, на что рассчитывали осаждающие, но, вместо того чтобы открыть плотный заградительный огонь, они выбежали навстречу нашему авангарду и попытались сойтись на дистанцию рукопашной схватки.
Поле перед блокпостом снова залила кровь. «Дикие» дрались с отчаянием обреченных. Приближающееся подкрепление быстро сообразило, что происходит, и ринулось на выручку товарищам, сразу же перейдя на бег. Теперь в тыл нам заходила настоящая лавина размахивающих тесаками воинов.
Я отчетливо понимал, что мы опаздываем ровно на две минуты. Сопротивление врагов было слишком упорным. Некоторые из наших ребят не успевали сменить магазины автоматов, и им приходилось отбиваться ножами и кулаками. Подготовка прикрывающих тыл немезидцев оказалась действительно невысокой, и буквально через сорок секунд от их группы остались только «Эрик» и сержант Гулятдинов.
Самые быстрые воины вражеского подкрепления уже огибали стены блокпоста, и теперь наш запас времени сократился до считаных мгновений. Я понимал, что, если мы не скроемся в перелеске до того, как орда ударит нам в спины, шансы выжить станут равны нулю.
До заветных деревьев оставалось метров пятнадцать. Однако на этом коротком отрезке пути нас поджидало не меньше двух десятков еще не побывавших в схватке врагов. Этот бодрый и свежий отряд вполне мог поставить жирный крест на нашем плане прорыва. Спецназовцы по-прежнему не успевали перезарядить автоматы и были вынуждены драться холодным оружием. Движения ребят с каждым взмахом становились все более медленными, они сильно устали… Под ударами тесаков упал напарник Петровича, немезидский сержант, а затем еще один из наших офицеров, который на протяжении последних минут оберегал Иру. Дикари прекрасно выдерживали ритм схватки и двигались очень рационально. Мгновенно определив, что девушка не настолько опасна, как другие наши бойцы, один из врагов походя ударил ее в висок локтем и бросился на Старшину. Девушка споткнулась и упала на колени. Я был к ней ближе всех. Отгоняя двух назойливых дикарей, я взмахнул трофейным палашом и помог Ирине подняться. Она сделала пару шагов и опять упала. Вновь поднять ее мне не дали отпрыгнувшие было назад враги. Они снова подлетели ко мне, но на этот раз с двух противоположных сторон. Одному из них мешала все еще пребывающая в нокдауне девушка, и он просто отпихнул ее со своего пути ногой.
Увидев, что я не справляюсь с возникшей проблемой, Паша, весь в брызгах чужой крови, зарычал, как взбесившийся медведь, и вырвал необычно длинный тесак из руки «дикого», который ударил Иру. Хорошенько размахнувшись, Старшина одним ударом снес голову своему оппоненту и до половины разрубил шею врагу, атаковавшему меня слева. На Павла тотчас набросились еще трое аборигенов, но полковника выручил подоспевший Кузьменко. Он все же умудрился сменить магазин автомата и дал длинную очередь по наседающим дикарям. Затем стажер развернулся и открыл огонь по врагам, бегущим от блокпоста.
Быстро определив, что самый опасный из нас – Алексей, двое из оставшихся на пути к лесу «диких» бросились к нему. Я поднял трофейный кинжал и встал, прикрывая спину стажера. Но дикари действовали все так же хладнокровно и грамотно. Как и в эпизоде с Ириной, они быстро расставили приоритеты и на схватку со мной решили не размениваться. Когда нас разделяло уже не больше трех шагов, один из них внезапно подпрыгнул и ударил меня в грудь сразу двумя ногами. Я никогда не думал, что этот прием из шоу-борьбы может быть настолько эффективным. Отлетев в сторону метра на два, я совершенно забыл, как выполняются элементарные дыхательные движения. Однако тяжелая контузия не мешала мне увидеть, как над теменем Кузьменко взлетает палаш второго из «диких», напавших на нашу стрелковую пару…
Совершенно непроизвольно, без всякой надежды на успех, я резко выбросил руку с кинжалом вперед и в последний момент разжал пальцы. Клинок имел хороший баланс, и, наверное, потому моя отчаянная попытка увенчалась успехом. Из пробитого горла врага послышалось бульканье, и он медленно завалился на Алексея. Атаковавший меня «рестлер», увидев, что его соратник убит, а я еще боеспособен, проворно вскочил с земли и с явным намерением завершить начатое сделал шаг в мою сторону.
Оружия у меня не было, дыхание не восстановилось, а боль, распространявшаяся из солнечного сплетения, окончательно сковала движения. Алексей из-под тела врага еще не выбрался, и помощи от него не предвиделось. Ситуация складывалась прескверная.
Хотя, конечно, не настолько, чтобы на этом и закончить рассказ от первого лица.
За спиной противника мелькнула уже знакомая мне деревянная маска, и кошмар неожиданно закончился. Вернее – ненадолго прервался. Сильная рука схватила меня за воротник и вытянула из-под обезглавленного тела «рестлера». Второй рукой человек в маске поставил на ноги Алексея. Он подтолкнул нас обоих к деревьям, а сам снял с плеча немезидскую импульсную винтовку и полоснул лучом по передовой группе надвигающейся лавины «диких»…
Путь к лесу был свободен. Кузьменко наконец поднял начавшую приходить в себя Иру и потащил ее к деревьям. Я поначалу сильно отстал, но вскоре догнал остатки нашей группы и снова побежал замыкающим. На этот раз потому, что быстрее передвигаться просто не мог.