– Не странно ли, мой друг, что, замечая недостаток человечности в окружающих нас людях, мы не удивляемся и даже не осуждаем их? – я подцепил носком легкого туфля выброшенную кем-то ракушку и отправил ее в пену прибоя.

Вечернее солнце уже не слепило, отражаясь от белесого песка. Скользя по верхним слоям изумрудной воды, красноватые лучи высвечивали лениво колышущихся медуз и темные спинки мелкой рыбешки. Невдалеке, вцепившись в сети, надрывались рыбаки. Они оживленно перекрикивались, медленно вытягивая на берег небогатый улов. Там их уже поджидали мальчишки и неисчислимое множество кошек. И те и другие орали, но по разным причинам. Ребятам предстояло собирать улов в большие плетеные корзины и отгонять вороватых котов, которым очень хотелось свежей рыбки и совсем не хотелось пинка. При не стесненной лишним весом и годами проворности пацанов второе кошки получали гораздо чаще. Так они и орали: мальчишки от сочетания рыбацкого и охотничьего азарта, а коты от обиды и голода. Дополняя картину, на серебристое богатство периодически пикировали чайки. Их голоса, сливаясь с плеском воды и шуршанием песка, подводили под крики млекопитающих постоянный шумовой фон. У людей отгонять птиц было не принято, а кошки, остерегаясь длинных твердых клювов, противостоять воздушным налетам не пытались.

Стоял полнейший штиль, что для октября являлось большим сюрпризом. Кроме того, температура воздуха не колебалась ни вверх ни вниз уже неделю. Замерев на отметке плюс двадцать семь по Цельсию, столбик термометра упрямо не желал сдавать занятые позиции даже длинной осенней ночью.

– Слишком размыты критерии, – ответил мой собеседник и непроизвольно коснулся своего правого плеча.

Когда-то я сам лечил его простреленную руку и помнил, что рана была довольно серьезной.

– Беспокоит? – спросил я и взглядом указал на обширный рубец.

– Ерунда, – полковник Специального Отряда войск ООН Гюнтер Волкофф набросил на загорелые плечи пеструю футболку и задумчиво уставился вдаль.

Там не было ничего, кроме смешанной с морем линии горизонта, но я примерно представлял себе, что видит бывший космодесантник. Воспоминания посещали меня не так уж часто. Слишком многое мне пришлось пережить, и выуживать без особой нужды все это из памяти не было ни желания, ни возможности. К тому же представлялось абсолютно нереальным выделить какое-то главное событие, какой-то переломный момент моей бурной жизни.

И все же я его понимал. Десятки раз, когда наши премудрые ученые пытались облегчить мне существование, «потеряв» записи моей памяти, я устраивал вселенский скандал и отвоевывал свое. Я возвращал вместе с воспоминаниями наивысшее наслаждение, которое получает человек, рассматривая горизонт и прокручивая в мыслях детали ушедших приключений, волнений и чувств. Это всегда было моим главным условием. Подсовывая голову под сканер Многоканального Обучающего Конструктора и твердо зная, что закладываемая им личность не имеет ни малейшего отношения ко мне настоящему, я требовал от инженеров оставить включенной «запись». Теперь на досуге я вспоминаю себя кем угодно: разведчиком, солдатом, врачом, академиком. Это были другие люди, и это был я. Раз память при мне, значит – точно я. В Отделе Подготовки Операций меня считали сумасшедшим землянином, который совершенно не заботится о своем здоровье.

«Оставь на память по паре эпизодов из каждого задания, зачем тебе помнить все?» – так они говорили каждый раз, когда я возвращался в Центр.

«Нет – отвечал я, – все, что у меня есть, это многократно перекроенные мозги и постоянно меняющее очертания тело, спасибо вам и гримерам. Пусть хотя бы содержимое этих самых мозгов будет связано какой-то красной нитью».

Во всех воплощениях я был собой потому, что помню об этом все подробности. Такое вот странное обоснование.

– Ты неплохо устроился, – Гюнтер вдохнул морской воздух полной грудью и внезапно, так же как сменил тему беседы, уселся на песок.

– Два года заслуженного отпуска требуют хорошей базы. Гостиницей и ресторанами здесь не обойтись… – ответил я, кивая на стоящее в сотне метров от нас бунгало.

Кроме обустроенного интерьера, домик вмещал в себя просторную и весьма удобную кухню, а в спальне отдыхала совершенно очаровательная шатенка, я почти уверен, что, как всегда во время послеобеденного сна, поперек кровати.

– Как Женя?

Я спросил это не потому, что мне было интересно узнать, что стало пятнадцать лет спустя с девушкой, которая любила меня, а когда я исчез по делам, вышла замуж за Гюнтера. Просто мне хотелось показать, что прошлое компенсировано грузом нынешних забот и проблем и вспоминать о нем мне чертовски легко. И по поводу такой мелочи, как забытые женские клятвы в вечной любви, никаких претензий быть не может. Волкофф человек разумный, но подсознательно это могло на него давить. Или не это. В любом случае он чего-то ждал, никак не решаясь приступить к делу, которое привело его ко мне. Не пытаясь ускорить события, я выдерживал паузу, заполняя ее никчемными разговорами.

– Она в Бонне, с детьми. Ждем четвертого, вот я и отправил ее поближе к родителям.

– Поздравляю. Кто планируется, снова мальчик?

– Не хочу загадывать, но на этот раз основной детали ультразвук вроде бы не выявил…

– Это хорошо. У нас на родине говорят, что, если рождается слишком много мальчиков, – быть войне.

– Типун тебе, как говорят у вас на родине, на язык…

– Спасибо, но мы, кажется, отвлеклись.

– Да. У меня к тебе достаточно серьезное дело. Ну, ты и сам понимаешь, что по пустякам я бы не стал беспокоить такого… человека, как ты.

– Волкофф, – сказал я сухо, – я не девица, и комплименты меня не интересуют.

– Извини, – полковник развел руками.

Что с ними со всеми случилось в мое отсутствие? Я, что, теперь на Земле – новое явление назаретянина народу? Даже бескомпромиссный и прямой Волкофф вдруг заюлил и скатился до каких-то почтительных интонаций. Гюнтер, очнись, это же я!

Вслух я не сказал ничего.

– Вчера в Центре Межзвездных Исследований… – полковник замялся.

– Имени академика Афанасьева, – помог я ему и усмехнулся. – Продолжай, продолжай…

– Группа неизвестных лиц ворвалась в кабинет планирования и в рекордное время, что-то около пятнадцати секунд, уничтожила все документы и базы данных…

– Не такое уж рекордное, если их было двадцать, – пробормотал я.

– Мне не до иронии, Алекс, их было трое и они совершенно точно знали, куда им следует пройти, от первого до последнего шага, а также, где и что лежит в самом кабинете.

– Кто-то пострадал?

– Вот в этом и странность. Троица вандалов прошла через парадный вход, это засекли камеры, поднялась на лифте, камеры стоят и в нем, набедокурила и убралась немного быстрее, но тем же путем. Таким образом, каждый их шаг зафиксирован, есть их фотографии. Выглядят солидно: высокие, крепкие, европеоиды, светлые волосы, зеленые глаза, похожи все трое, словно братья…

– А где странность? – в описании налетчиков меня что-то насторожило, но над деталями я решил пока не задумываться.

– Ты недослушал. Точно в это же время скончались четверо сотрудников Межзвездного Центра. Их убили выстрелами из импульсного оружия в противоположном крыле здания. И как раз на эту тему никаких видеопленок нет. Нет даже ни одного свидетеля, нет следов обуви, отпечатков пальцев… Ничего…

– Ну, понятно, отвлекающий маневр с погромом и главный удар по персоналиям. Гюнтер, ты же военный, что для тебя оказалось неясным?

– Убитые работали в отделе разработки упаковок. Понимаешь? Тюбики для космической пищи они разрабатывали, посимпатичнее да поудобнее. Их главным секретом, как мне объяснили, был портативный утилизатор отходов. Им даже в сортир было лень сбегать, не выходя из кабинета, оправлялись. Не работа, а синекура. За какие такие тайны им прожарили мозги?! За то, что они жирные лентяи?! – Гюнтер повысил голос.

– Подожди, полковник, не закипай, – я призадумался. – Надо признаться, что я поторопился с выводами. Главным в этой акции был все-таки отдел планирования. Главным настолько, что злоумышленники профессионально расстреляли четверых ни в чем не повинных людей, только бы увести расследование по ложному пути. Да, история забавная…

– Забавная?! – Волкофф даже привстал от возмущения.

– Не обращай внимания, это не цинизм, а просто скверная привычка…

– Да, я иногда забываю, что ты…

– Только не начинай этого снова, полковник…

– Хорошо. Так ты все же дослушай. После погрома нигде, даже в обязательных архивах, где фиксируется все, вплоть до того, кто к кому приставал в туалете, не осталось никаких записей. Понимаешь?

– Понимаю, понимаю… – я вяло махнул рукой, – Немец ты, немец, Волкофф. Не понять тебе нюансов русского характера, сколько не учи язык. Даже Женечка тебя не перевоспитала. Нет в архивах, значит, ерунду планировали в отделе или чекисты там под прикрытием заседали… Что тут непонятного?

– В две ерунды в одном здании я поверить могу, но в то, что за это стоит убивать – нет.

– Тогда чекисты…

– Тоже нет, я проверил.

– Слушай, Волкофф, ты же знаешь, что я не аналитик, чего ты от меня хочешь? – сдался я, услышав едва уловимое на таком расстоянии пищание своего будильника в бунгало.

Сейчас проснется моя «Пятница» и, заметив нас вдвоем, устроит сцену обиды. Любой человек, разговаривающий со мной о делах, автоматически становился ее кровным врагом, так как мог вовлечь меня в очередную операцию и прервать нашу отпускную идиллию на тропическом острове.

Сам я, честно говоря, был бы уже не прочь повстречать такого человека…

– Ты разве не уловил главного?

– Того, что все это произошло в учреждении имени меня или упоминания об импульсном оружии?

Волкофф облегченно вздохнул и улыбнулся.

«А ты думал, я с годами глупею?»

– Вот именно, Алекс, все бы ничего, но мы нашли оружие. Его, как это принято у местных убийц, бросили на месте преступления. Это импульсный пистолет весьма свежей модели, изготовленный на Метрополии, без серийного номера и характерных признаков. Он безлик даже для опытных экспертов. Доподлинно о нем известно только одно: на Земле такого оружия быть не может. Получается, что, оставив безликое, но в то же время выдающееся оружие, преступник преследовал конкретную цель, например: заставить нас обратиться за помощью в Планетарную Разведку… По Земле там всего три или четыре специалиста. Орлов сейчас на Иго, Паша в рейсе, обо мне пока не знает никто, кроме тебя и Хозяина, да и вообще, на легальных операциях теперь специализируешься только ты…

– Понимаю, к чему ты клонишь. Меня приглашают на ринг?

– Похоже на то, – Волкофф пожал плечами, но, немного подумав, добавил уже более уверенно: – Приглашают и весьма агрессивно. Вопрос: кто и зачем?

Я сделал вид, что огорчен открывшейся перспективой прервать отпуск, и вытянулся на песке во весь рост.

– Хотел я тебя познакомить со своей подружкой, полковник, но теперь, боюсь, это становится опасным. Вырывая меня из ее цепких объятий, ты становишься воплощением зла и коварства, которое следует уничтожать по определению… А я тебя для того, что ли, в свое время вербовал?