28
Афанасьев
Извилины не успели как следует напрячься, потому что решение пришло на первой же минуте раздумий. Я попятился к выходу и, сохраняя унылое выражение лица, покинул машинное отделение. Лена хотела было протестовать, но быстро поняла, что я уже справился с задачкой, и даже немного подыграла мне, презрительно посмотрев на Сомова, затем, демонстративно повернувшись, вышла следом. Она и в прошлой жизни была весьма сообразительной, теперь же, с ее новыми талантами к чтению мыслей или что там за навыки в ней проснулись, она схватывала просто на лету.
– Только бы он не послал кого-нибудь присмотреть за нами, – шепнула Муза, когда мы достаточно отошли от двигательного отсека и следящих телекамер.
– Рано или поздно он это все-таки сделает, так что давай поспешим, – я уверенно свернул в боковой коридор и почти побежал к тому месту, где Паша получил по затылку, успешно перекусив провода, питающие сервопривод решетки, оберегающей нас от нервничающего коллектива смертников.
Скрывающая обрыв фальшпанель легко слетела с наспех ввернутых болтов. Я осторожно скрутил обрезанные концы между собой и, вытирая выступивший от пробежки и волнения пот, сказал:
– Иди в рубку, прикажи Ирине открыть решетку.
Муза усмехнулась и ответила:
– Во-первых, ты сам запретил Ирине слушаться кого бы то ни было, кроме себя, а во-вторых, беседовать по душам с уголовниками не твой удел, академик.
Она была права по обоим пунктам, значит, меняемся.
– Справишься? – сочувственно спросил я Музу, имея в виду предстоящее выступление перед не самой лучшей аудиторией.
– Люди как люди, – ответила она скорее не на вопрос, а на скрываемые за ним мысли.
– Ира, дай на экран черный список, – заорал я, влетая в рубку. – Игорь, запри дверь!
Пилот мгновенно выполнил мой приказ и вопросительно уставился на меня, периодически косясь на главный пульт. Я мельком взглянул туда же и сразу заметил явно выраженную отрицательную динамику всех показателей. Мы замедлялись. Это выражалось не только в снижении крейсерской скорости, но и в замедлении всех процессов внутри нашего корабля. Лениво ползли цифры параметров корабельных систем, словно гриль, вращались графики, обычно стремительные иллюстрации звездной карты выползали на экран со скоростью фарша из механической мясорубки. Все работало, и работало без сбоев, но ужасно медленно. На дисплее то и дело вспыхивала предупреждающая надпись: «Опасное снижение напряженности защитного поля». Будто так не заметно! По-видимому, именно эта надпись и отвлекала Мишина от пожирания глазами начальства, то есть меня.
Бог с ним, пусть волнуется, главное – не паникует.
– Ваша… знакомая, Александр Николаевич, – Ирина замялась. – Она разговаривает с одним из заключенных…
– Все верно, – я положил Ире руку на плечо и, впиваясь взглядом в экран, произнес: – Следи за ней очень внимательно, как только она подаст знак – открывай решетку, продолжая следить за ситуацией. Если она подаст знак снова или на нее нападут – опускай занавес, не глядя на то, есть под ним кто-либо или нет. Все ясно?
– Так точно, – по-военному ответила Скорохватова и сосредоточилась на картинке.
Похоже, что, кроме меня, на этой посудине гражданских лиц нет вообще. Ну, может быть, еще пара колонистов…
– Ваши трудности мне исключительно понятны, дамочка, – сверкая позолоченной улыбкой и смешно жестикулируя, проговорил представитель криминальных меньшинств, пропущенный Ириной в «зеленую зону». – Не прочувствую никак одного: мы-то как можем… посодействовать в освобождении захваченного… злодеями отсека?
Я подошел поближе и прислушался. Заметив мое появление, парламентер проворно развернулся и, смерив меня с ног до головы пытливым взглядом, кивнул.
– А, профессор, здрасьте…
– Здравствуйте, Мартынов.
Заключенный удивленно поднял брови. Нет, я не помнил всех уголовников по именам, но этого почему-то запомнил еще при формировании списков. Серийный убийца, из Рязани, кажется. Все мальчиками интересовался… Но сейчас он выступал в роли представителя возможных союзников, поэтому приходилось разговаривать с ним корректно и выдержанно.
– Нам нужна ударная группа. Солдаты хорошо подготовлены, и победить мы сможем, только навалившись приличной толпой. Участники штурма получат свободу, в случае успеха, конечно, – ответил за Лену я.
– А в случае неудачи? – Мартынов прищурился.
– А в случае неудачи мы погибнем в полном составе…
Убийца задумчиво потер руки и пощелкал суставами пальцев. Обдумывал, как нас надуть и освободить побольше своих соратников, чтобы в случае победы над солдатами взять ситуацию под свой контроль? Ну что ж, думай, парень, только побыстрее…
– Хорошо, профессор, тридцать… человек хватит? – чувствовалось, что в разговоре ему не хватает привычных терминов и связок между словами.
– Вполне, – я протянул ему руку.
Парень удивился еще больше, чем в начале беседы, и крепко сжал мою ладонь.
– А вы не… хитрите?
– А вы?
Мартынов широко улыбнулся и пошел к решетке.
– Нам лучше уйти, – Муза взяла меня за руку. – До машинного отделения и обратно они пройдут по изолированному коридору, и никаких эксцессов не произойдет.
– Ты ощущаешь, как стало тихо на корабле?
– Вот именно, что ощущаю. Это не просто тишина, это начало прорыва.
– Мы все равно успеем. – Я упрямо покачал головой и двинулся к рубке.
То, что произошло в машинном отделении, не было боем. Это была самая настоящая драка. С полным набором запрещенных приемов, выбиванием зубов, сворачиванием шей и выцарапыванием глаз. Диверсанты никак не ожидали, что мы решимся на такой рискованный шаг, хотя им стоило предусмотреть все возможные варианты. Теперь раздумывать об этом стало поздновато. Чернокожего наши ополченцы буквально разорвали на части после того, как он уложил троих короткими и точными ударами в переносицу. Лейтенант, как огромный волк, ловко и стремительно перемещался по отсеку, тратя на одного нападающего только один удар. Им этого вполне хватало. Расчистив место вокруг подключенного к «искривителю» прибора, он остановился и, казалось, потерял всякий интерес к происходящему, склонившись над аппаратурой. Завидная выдержка. А где же Сомов? Где этот генерал, почему-то уклоняющийся от командования, капитан, истребляющий своих пилотов, свежевыбритый звездный воин-изобретатель? Похоже, что его в машинном отделении нет.
Скользнув между двумя очагами боя, к лейтенанту сзади подобрался Мартынов. В кулаке убийцы блестела длинная заточка? Интересно, где они прячут эти штуковины, если в «саркофаги» всех укладывают голыми. Жутко изобретательный народ! Лейтенант, не оборачиваясь, легко взмахнул рукой, перехватил запястье нападающего и, качнув его на себя, заставил вооруженную руку описать дугу. Заточка с треском вошла Мартынову точно между глаз по самую рукоятку. Тело уголовника напряглось и, упав на пол, несколько раз судорожно дернулось. Нет, так просто лейтенанта нам не взять. Ряды нападающих таяли на глазах. Ко всему прочему их движения становились медленными от усталости и испуга. Диверсанты дрались отменно. Их потери составляли негр и один из белых, уголовников же стало вдвое меньше от первоначального количества. Атака захлебнулась. Лейтенант выпрямился и насмешливо взглянул на телекамеру. Казалось, что он видит нас, замерших перед монитором болельщиков, и холодок презрения в его взгляде заставил меня поежиться.
– Он смотрит на нас, как на муравьев, бессмысленно строящих свой неуютный и шаткий дом посреди асфальтового шоссе, – шепнул я Музе. – Он даже не хочет тратить время, чтобы смести натасканные нами веточки и травинки, первый же автомобиль сделает это и без него.
– Очень поэтично, – совершенно серьезно ответила Лена, вставая с кресла. – Однако он всего лишь человек…
– Ты куда? – я попытался схватить ее за плечо, но не успел.
На это простое движение ушла целая вечность, за которую Лена проделала весь путь от рубки до машинного отделения. Я снова перевел взгляд на экран. Звук исчез. Бойцы медленно подносили друг к другу кулаки, плавно падали и лениво уворачивались от ударов. Кровь яркими круглыми каплями зависала в воздухе, словно раздумывая размазаться ей по стене или плюхнуться на пол. Единственным более-менее подвижным оставался все тот же лейтенант. Он изо всех сил старался набрать на выносной консоли своей чертовой «пушки» слово или код, видимо, запускающий аппаратуру. В нормальных временных условиях его пальцы должны были мелькать над клавиатурой со скоростью звука, но сейчас они едва шевелились, с каждой растянутой секундой все медленнее и медленнее. Лена появилась в отсеке как раз тогда, когда палец лейтенанта завис над клавишей «ввод». Ей тоже было трудно, это я видел, но в отличие от других она могла двигаться. Причем достаточно быстро. Она перехватила снижающийся со скоростью минутной стрелки палец лейтенанта и отвела его руку далеко в сторону. Затем она грубо выдернула из разъема кабель, соединяющий аппарат военных с «искривителем», и, легко подвинув тяжеленный ящик моего прибора, воткнула его провод в освободившийся порт.
Сначала ничего не происходило. Замершие в самых нереальных позах, люди не двигались. Немного погодя я заметил, что один из диверсантов чуть присел, а нападающий на него ополченец потерял равновесие и начал падать через плечо атакуемого вниз головой. Я сумел скосить глаза и обнаружил, что на пороге машинного отделения постепенно появляется новая пара персонажей: Павел и Аля. Вовремя. Лену пора выводить из этого мордобоя, а иначе…
Нет! Я подскочил бы, если б смог. Все быстрее и увереннее отведенная Музой в сторону рука лейтенанта тянулась к торчащей из головы Мартынова рукоятке оружия. Паша! Аля! Вы видите это?! Сделайте что-нибудь! Ради всех святых! Я приказываю, я прошу, я умоляю! Сделайте!
Я выпрямил непослушные ноги и, переворачивая кресла, медленно шагнул к выходу. Второй шаг, возможно, дался немного легче, но настолько немного, что особой разницы я не заметил. Ускорилось мое продвижение шага с десятого, уже на пороге рубки, как раз в тот момент, когда путь мне преградил генерал Сомов.
– Ты все-таки решил сделать по-своему, – генерал переступил через порог, втолкнув меня обратно в рубку. – Теперь нам предстоит в два раза больше работы. Тот, кого ты называешь Порядком, теперь здесь, на корабле.
– Нет, мы успели восстановить защитное поле, разве не заметно? – возразил я.
– Да, да, успели, – в голосе Сомова прозвучали саркастические нотки, – после прорыва! Надо было ударить в образовавшуюся брешь из «пушки», а вы закрыли ее, впустив на борт врага. Отныне ему не придется припудривать нам мозги малоэффективными наваждениями, он здесь собственной персоной, и выкурить его обратно мы не в силах. Я даже не могу представить, что с нами будет!
– Если Порядок на борту, то он должен себя как-то проявить. Почему же этого не происходит?
– Теперь уже твоя тупость способна добить кого угодно. Порядок отныне в нас! Во всех людях на этом звездолете, в приборах, машинах, и ему совсем не обязательно себя проявлять. Например, он собрался выйти в нормальную Вселенную, так зачем ему останавливать нас? Проще выждать, когда мы налетаемся и решим вернуться, не так ли?
– Интересная версия, но пока безосновательная. Я не верю тебе, Сомов. Ты не пошевелил и пальцем, чтобы хоть как-то повлиять на ход нашей экспедиции, а теперь стараешься втянуть меня в околонаучный спор и тем самым отвлечь от активных действий. Похоже, ты прав насчет того, что Порядок проник в нас, ты яркий тому пример!
Я изо всех сил ринулся к двери, отбрасывая с пути генерала. Время почти выровнялось в своем течении, и до машинного я добежал очень быстро. Картина, представшая перед моими глазами, была достойна кисти Босха. Все помещение было завалено трупами и залито кровью. У искривителя застыла группка выживших. На полу сидели со сцепленными на затылке руками пятеро уголовников, над ними возвышались тяжело дышавший лейтенант и двое его воинов. Муза лежала на руках у Павла и что-то быстро шептала ему и склонившейся над ними Алевтине.
– Ты! – взревел я, бросаясь через тела к диверсанту. – Скотина!
Лейтенант устало шагнул в сторону, и, когда я, не успев среагировать на его перемещение, промчался там, где он только что стоял, остановил меня тяжелым ударом в живот. Я почувствовал, как окаменели внутренности, в глазах рассыпались миллионы желтых искр, а ноги переплелись и подкосились.
– Достаточно, – раздался от входа голос Сомова. – Господин Афанасьев уже все понял!
Диверсант расслабился и присел на край моего аппарата. Я, мучительно пытаясь вспомнить, как же выполняются элементарные дыхательные движения, встал на колени и, стряхивая с глаз пелену нокдауна, помотал головой. Лена! Я, не вставая на ноги, подполз к Павлу и взглянул на Музу. Руки пилота и комбинезон на коленях были испачканы кровью. Моя Муза снова уходила от меня, на этот раз я все видел и обманывать себя не мог. Что она шепчет так быстро? Я не разбирал ни слова. Только спустя некоторое время я понял, что не знаю этого языка. Павел же сосредоточенно кивал и даже что-то уточнял на том же наречии. Я старательно прислушивался, но не сумел определить даже примерно, о чем они говорят. Никогда в жизни я не слышал подобного членораздельного чириканья. Это не земной язык, вдруг дошло до меня! Вот в чем все дело! Моя Муза не человек! И Павел. И Аля. И лейтенант этот чертов! Сомов? И он тоже! Я не только единственный гражданский субъект на этом корабле, я, выходит, еще и единственный землянин!
– Слишком скоропалительные выводы, Санечка, – прошептала Муза, заметив, наконец, меня. – Очень жаль, что и второй выпавший нам шанс мы не смогли использовать как надо. Прощай.
– Нет, Муза, подожди…
«Хочешь, я помогу!» – пришла в голову чужая мысль. Я чувствовал холод от ее прикосновения к мозгу и страх от разящей за версту чужеродности разума, ее породившего.
«Так значит, Сомов был прав, ты здесь!»
«Конечно, я здесь. Как можно отказаться от такого заманчивого приглашения? А у вас уютнее, чем я думал. Столько милой моему сердцу упорядоченности…»
Лежащий справа от меня труп подмигнул мертвым глазом.
«Чем ты можешь помочь, если все твои устремления направлены в сторону предстоящей Музе смерти? Добьешь ее, чтобы прекратить мучения?»
«Нет, я остановлю ее личное время. Просто вынесу за пределы вашего поля, и она останется жива. У тебя будет время настроить медицинскую аппаратуру, подготовить операционную… Ну как, идет?»
«А что взамен?»
«Пустяк, безделица, всего-навсего молчание о том, что я на корабле, когда мы выйдем в ваше пространство…»
– Не верь ему, Санечка, – с трудом прошептала Лена вслух. – Я успела закрыть брешь почти вовремя, поэтому он просто слаб и пытается добиться от тебя еще одного отключения поля, тогда он проникнет на борт в полной мере и завладеет вами. А пока, стоит выйти в нормальную Вселенную, и он исчезнет, растворится в мировом хаосе без следа…
«Что скажешь на это, дорогой Порядок?» – мысленно спросил я, но не получив ответа, усмехнулся.
А мысль он подал верную. Остановить личное время.
– Паша, неси ее в «красную зону»! Аля беги вперед, настрой свободный «саркофаг»!
– Она умирает, Александр Николаевич, – тихо возразил Павел, исподлобья глядя на меня, как на больного. – Анабиоз здесь не поможет…
– Выполнять! – свирепо оскалясь, приказал я и, чтобы избежать дальнейших пререканий, отвернулся.
Муза была права, когда говорила, что нам лучше прервать полет, теперь это стало предельно ясно. Жаль, что слишком поздно. Не так уж я непогрешим, как мне того хотелось.
– Сомов, командуй, черт возьми! – крикнул я генералу. – Надо выходить из этого пространства или нам крышка!
– Сомов спит, господин академик, – неожиданно заявил сидящий на выступе защитного кожуха «искривителя» генерал. – Командуете экипажем только вы.
Я зло посмотрел на диверсанта и вдруг понял, что он сказал чистую правду. Вот почему этот тип, так похожий на генерала, предпочитал не вмешиваться в управление «Ермаком». Он не знал, как им управлять! Или опасался, что выдаст себя, сказав что-нибудь, не характерное для настоящего Сомова. Седьмой диверсант. Но, кто же он? Ладно, позже разберемся.
– Вот что, бойцы, проверьте, не остался ли кто-нибудь из моей ударной группы в живых, и перенесите их в анабиозные камеры. Туда же загоните всех бодрствующих и укладывайтесь сами. Мы начинаем выход в нормальный мир, чтобы окончательно пристукнуть Абсолютный Порядок. Ваше бодрствование в такой ответственный момент чревато новой бойней. Вдруг он станет сопротивляться и насылать на нас эти чертовы наваждения?
– Так-то оно так… – покачал головой «Сомов».
– Опасаетесь моей мести? – я злорадно улыбнулся. – Правильно делаете. Однако я буду разбираться не с вами, а с Министерством Обороны, и вы мне понадобитесь в качестве свидетелей.
– А если мы не подчинимся и просто отвернем вам сейчас голову? – насмешливо спросил лейтенант.
– Тогда наблюдающий за этим из рубки пилот откроет ремонтный шлюз и в машинном отделении воцарится вакуум, – в тон ему ответил я. – Могу вас заверить, что для приборов эта процедура почти безвредна, а для нас с вами – наоборот. На корабль проник враг, не мой или ваш, а всеобщий, и раз мы не смогли удержать цитадель, то придется ее штурмовать. Парадокс понятен? Кто из нас будет писать историю, мы разберемся позже, а сейчас главное – выиграть войну. Обещаю, что бодрствовать буду только я, и всякая самодеятельность со стороны моих пилотов вам не грозит.
– Хорошо, но улягутся мои ребята в «саркофаги» одновременно с экипажем, – решил «Сомов», и трое его подручных кивнули. – А вот я, пожалуй, останусь с вами. Не в рубке или машинном отделении, но все-таки – бодрствуя.
– Не самый лучший вариант, конечно, но что с вами поделаешь? Я согласен… – мне стало отчетливо понятно, что этого парня не переспорить.
Пусть пока бодрствует, может быть, прояснится его роль в сложившейся на корабле ситуации и загадочное сходство с Сомовым.
– Предлагаю вам взять на себя переговоры с оставшимися за решеткой уголовниками. Убедите их улечься в камеры и оставайтесь в зоне «черного списка». Я прикажу переключить на ближайший к вам монитор изображение рубки. Таким образом мы будем друг друга видеть без всякого риска в очередной раз столкнуться лбами. Согласны?
«Сомов» немного подумал и кивнул. Отлично. Просто прекрасно. И весьма убедительно доказывает, что этот тип точно не генерал. Более того, он даже не из ВКС. Потому что любому пилоту известно: первейшая из мер предосторожности в этом отсеке «Ермака» вовсе не решетка, а система подачи в воздухопровод усыпляющего газа.
Закончив настройку управляющего компьютера на выход в родную Вселенную и перетащив свалившегося после короткой газовой атаки «генерала» в свободный «саркофаг», я еще раз прошелся вдоль рядов анабиозных камер и, убедившись, что все достаточно крепко уснули, набрал на консоли Пашиного «гроба» код побудки. Мне страшно хотелось расспросить его, на каком же языке разговаривала Муза и что означает их внезапно всплывшая связь. От нетерпения я отбивал ногой несложный такт. До пробуждения пилота оставалось минут пятнадцать. Каким-то уголком сознания я интенсивно молился, чтобы за это время ничего не произошло. Возможно, Порядок был слаб, но он был здесь, и встречаться с ним один на один мне почему-то не улыбалось.
«Наконец-то нам никто не мешает», – вопреки моим молитвам пришла чужая мысль.
«Я не настроен на беседы», – недружелюбно подумал я, оглядываясь.
«Почему вы всегда пытаетесь разглядеть собеседника, разве десятки лет существования телефона не приучили вас к тому, что можно разговаривать ни с кем?»
«Разговаривать, а не обмениваться мыслями», – возразил я, проигрывая право не отвечать.
– Нет проблем, давайте поговорим вслух, – голос Порядка зазвучал отовсюду.
– Нет проблем, – храбрясь, согласился я, – если вы к тому же примете какую-нибудь конкретную форму.
Голос не ответил. В затянувшейся паузе я отчетливо услышал звуки шаркающих шагов. Кто это? Неужели мы кого-то пропустили, когда отсортировывали раненых от погибших?
Шаги приблизились, и я услышал хриплое дыхание. Из коридора, ведущего к двигательному отсеку, появился… Мартынов. Он медленно вошел в помещение, сделал несколько шагов к стоящему у стены креслу и тяжело опустился в него, уставившись мутными неподвижными глазами на меня. Когда он входил, я успел разглядеть, что его бритый затылок, шею и голую спину украшают натуральные трупные пятна, а запекшаяся вокруг круглой дырочки во лбу кровь резко оттеняется бледно-желтой кожей, не оставляя никаких сомнений в том, что его смертный приговор приведен в исполнение. Однако грудь мертвеца, наполняясь воздухом, приподнялась, и он хрипло произнес:
– Так лучше?
– Нормально, только слишком много банальной мистики, – да и противно, что уж скрывать, до чертиков.
Больше всего меня раздражало то, что Порядок заставлял труп старательно «дышать».
– Это не только мистика, это еще и небольшая демонстрация силы. Вам тут внушали, что я слабоват без поддержки извне, так вот, я могу поднять всех упокоившихся и приказать им все, что угодно…
– Очень страшно, – с сочувствием отозвался я. – Вам бы к психиатру обратиться. Понятно, столько времени провести в одиночестве, да еще там, где этого самого времени нет вовсе… Вам, наверное, его всегда жутко не хватало, простите за каламбур.
Тело Мартынова вдруг резко подалось вперед, и мое запястье мгновенно оказалось зажатым в его холодной руке. Воспитанный на киношных понятиях о зомби, я никак не ожидал от окоченевшего собеседника такой прыти.
– Вот вам и не до шуток, не так ли? – синие губы расплылись в мерзкой улыбке.
– Мы будем договариваться или драться? – изо всех сил сдерживая прорывающийся наружу страх, спросил я.
– Договариваться, – труп отпустил мою руку, но тут же прицепился к воротничку, – только на равных.
Он медленно скрутил тонкую ткань моего комбинезона так, чтобы ворот сдавил шею. Я безуспешно пытался отцепить ледяные пальцы от одежды, но Порядок был сильнее. Внезапно он оттолкнул меня и уселся обратно в свое кресло.
– Я мог бы вас придушить, но сейчас это не рационально. Я чувствую, что мы выходим в ваш мир, и вы мне еще пригодитесь. Рекомендую не принимать скоропалительных решений и не надеяться на чудо. Я буду с вами. Причем гораздо ближе, чем вы думаете. На вопросы, где я и чем закончился эпизод с прорывом вашего хитроумного поля, лучше отвечать осторожно. Например, «полной победой» или «враг разбит». Вам ведь не в новинку обманывать соплеменников, как вы это сделали с тем клайром, что наглотался усыпляющего газа.
Порядок усмехнулся.
– Клайром? – я где-то слышал это слово, кажется, так называлась какая-то внеземная раса, участвовавшая в первом контакте.
Вот значит кто замаскировался под «Сомова». Впрочем, это лишь предположение Порядка.
– Александр Николаевич, пригнитесь, – крикнул за моей спиной Паша.
Я, не долго думая, бросился на пол и не увидел, что же так пронзительно просвистело над спинкой кресла и с треском воткнулось в лоб многострадальных останков Мартынова. Когда же я поднял взгляд на рухнувшего врага, в глазах зарябило от бликов, скользящих по опутавшей труп тонкой серебристой паутине. Она надежно спеленала врага, затягиваясь все сильнее, но не прорезая ни одежду, ни кожу. Очень стильная смирительная рубашка.
– Где ты откопал такую ловушку? – облегченно вздыхая, спросил я и поднялся с колен.
Паша молча обошел вокруг обездвиженного тела и, присев на корточки, провел над ним рукой.
– Надо уничтожить все трупы и разобрать ремонтных роботов, – твердо заявил он, так и не ответив на мой вопрос. – Еще не мешает закрепить или упаковать любые острые предметы.
– Порядок уже выпорхнул из этого тела?
– Да. Нам с вами лучше лечь в камеры, Александр Николаевич, при выходе в обычное пространство Порядок ощутит нечто вроде сильной боли, и эта «боль» может довести его до крайнего исступления. Какие последуют наваждения в результате этого, трудно и представить. Так что, лучше не искушать судьбу…
– Хорошо, хорошо, Паша, ты, похоже, гораздо более опытен в таких вещах, только расскажи мне, пока мы готовимся ко сну, что происходит на борту на самом деле? У меня складывается впечатление, что все это придумано совсем не мной. Что наш полет – это только эпизод какой-то очень сложной игры, в которой я разбираюсь, как неандерталец в шахматах. Это так?
– Не знаю, – неубедительно соврал Паша.
– Знаешь, – я повысил голос, – так же неплохо, как знаешь инопланетные языки и способы борьбы с мертвыми врагами! Хватит валять дурака! Я не настолько глуп, чтобы не заметить, что все это происходит не случайно, что мою экспедицию превратили в поле боя! Кто и почему решил выяснять отношения на «Ермаке»? Отвечай немедленно!
Паша сдался, я это видел по его усталым глазам и дрогнувшей линии губ. Он молчал, уже не упорствуя, а собираясь с мыслями. Видимо, ему было что порассказать.
Я поудобнее уселся в покинутом Порядком кресле и почти приготовился слушать, когда в поле моего зрения попал монитор, напрямую связанный с управляющим компьютером корабля. Мы почти вернулись в родной мир, и сквозь остаточные помехи и искажения начинали пробиваться размытые картинки встречающих нас звезд. Живых, стремительно движущихся вместе с остальным веществом нормальной Вселенной, тех самых звезд, что кажутся унылыми и бездушными, пока не побываешь там, где так оно и есть. Вся упорядоченность и непрерывность их пути теперь казалась хаотичным подпрыгиванием в сравнении с абсолютной стабильностью безвременья. Пусть их порыв однонаправлен, но это порыв, это движение, это серфинг на крутой волне бушующего времени…
И все бы виделось мне весьма радужно, вот только три огонька из сонма звезд летели почему-то не «по течению», а произвольно. Вернее, летели к нам. Курсом перехвата.