7. Москва, Измайлово, август 2014 г

Филипп промчался оставшиеся метры до боевого поста, словно ураган. Ровно за четыре минуты до часа «Ч» он уже сидел перед монитором в полупустом отсеке аналитического отдела, как и требовал от него коварный генерал Алексеев, но только в полной готовности изучать не статистику боевых потерь, а отчеты о выводе войск из предполагаемых районов боевых действий к местам прежней дислокации.

И лишь когда хронометр начал отсчет секунд и минут нового часа, Грин понял, что ошибся. Открывшаяся дверь и решение штаба не имели никакой связи. Филиппа выпустили из импровизированного карцера не потому, что штаб признал его теорию верной и пошел на попятную. Грина выпустили потому, что штаб все-таки начал свою безнадежную операцию, и с первых же секунд армия Сопротивления начала нести колоссальные потери, которые Фил должен был регистрировать.

Грин смотрел на экран хмуро и до скрипа стиснув зубы. Программа считала потери бесстрастно, а Филипп видел за цифрами человеческие жизни. Сотни, тысячи, а вскоре десятки тысяч. И правее – колонка «доказанные потери противника». В ней тоже медленно сменялись цифры, но пока число было всего-то двузначным.

Такая вот статистика. Печальная статистика полного разгрома.

Как все выглядит на самом деле, Филипп боялся даже представить. Наверняка это выглядело еще хуже, чем полтора года назад, пятого декабря, когда все Тушинское поле затянули облака искрящейся пыли и клубы дыма от горящих зданий прилегающих кварталов. Грин коснулся мышки, но промедлил целую минуту, прежде чем щелкнуть по иконке подключения к системам внешнего обзора.

Из нескольких сотен камер работали едва ли тридцать, да и те – одна за другой – выходили из строя. Грин успел увидеть лишь несколько коротких эпизодов.

В центре горели несколько зданий, но крови или искрящейся пыли было мало. В основном серпиенсы работали здесь «гуманным» оружием – шоковым. Улицы были усеяны неподвижными телами, между которыми бродили сосредоточенные стражники. Некоторых людей, парализованных шоковым залпом, они распыляли, некоторых нет. По какому принципу проводилась эта зачистка, Грин не понял. Может быть, убивали тех, кто был вооружен, а может, компьютеры чужаков сверяли личность каждого человека со списками Сопротивления. В виртуальном пространстве чужаков, где все компьютерные терминалы работали, как части коллективного машинного разума, этакого суперкомпа, перелопатить любую базу данных за миллионную долю секунды было плевым делом.

На юго-западе бойцы сумели навязать серпиенсам ближний бой и пока даже побеждали, но участь их была предрешена. На помощь окруженному отряду змеевиков летела целая эскадрилья боевых коконов. В отличие от легких стрелковых систем, «пушки» коконов не распыляли противника, а как бы взрывали его изнутри. Работа получалась довольно грязной – на десяток метров вокруг убитого врага разлетались кровавые ошметки, – зато более эффективной. Оружие коконов било не по площадям, а точечно и уничтожало исключительно живую силу в «первой линии». То есть если позади человека оказывался серпиенс, ему ничто не грозило. Поэтому системы наведения этого оружия никогда не зависали, а еще они легко определяли, кто в толпе дерущихся свой, а кто чужой. Так что юго-западной группировке оставалось геройствовать от силы пять минут.

Примерно такая же история творилась в районе Шереметьева. Там в одном строю со стражниками работали энергоботы, или «медузы», как их называли люди. Небольшие, с футбольный мяч, окутанные зеленоватым свечением летающие роботы ловко маневрировали между сцепившимися противниками и угощали людей простейшими, но очень сильными дуговыми разрядами. Многие бойцы Сопротивления после такого удара уже не поднимались.

Относительно неплохо, на первый взгляд, шли дела у северной группировки, там штаб Сопротивления умудрился сосредоточить остатки бронетехники и штурмовую бригаду, вооруженную «Пилигримами», но на фоне откровенного провала на других фронтах успех северного «железного кулака» выглядел временным и неубедительным. Да, прорыв колонны танков и бронетранспортеров к Алтуфьевскому куполу стал для серпиенсов неприятным сюрпризом, но не потому, что змеевики не ждали врага на этом направлении, а потому, что они слегка недооценили возможности нового оружия людей.

«Пилигримы» били недалеко, их мощности не хватало, чтобы серьезно повредить купол, зато они легко справлялись с энергоботами, и на минуту, а то и больше отключали силовую броню пеших стражников. Они даже умудрились сбить полдюжины коконов, попытавшихся атаковать танки со сверхмалой высоты.

Расчищенное «Пилигримами» поле боя быстро покрылось множеством тел змеевиков, а поврежденный Алтуфьевский купол в конце концов исчез, оставив одно из поселений серпиенсов без защиты, но все равно успех был временным. Танки только-только успели открыть огонь прямой наводкой по логову врага, а серпиенсы уже сориентировали боевые спутники и обрушили на север и северо-восток города «адское пламя», шквал огня космических систем. Строго говоря, непосредственно с орбиты никакой видимый огонь не «лился», он просто вспыхивал, казалось, без видимых причин, точно там, где требовалось серпиенсам. Будто бы кто-то поджигал в определенном объеме пространства воздух, а заодно все, что попало в зону поражения.

На штабном языке этот кошмар назывался «комбинированным частотно-плазменным ударом» и считался элементом тактики выжженной земли, которую серпиенсы, по идее, не должны были применять в городе и поблизости от позиций собственных войск. Но это была теория. На практике все повернулось иначе. Серпиенсы не гнушались ничем. В том числе уничтожением части своих воинов ради спасения всей операции.

Грин вышел из программы слежения и устало потер глаза. Все рухнуло, едва начавшись! Да и не могло не рухнуть! Даже если бы провокатор не слил планы штаба серпиенсам, а подпольные заводы успели наштамповать миллион «Пилигримов», военная мощь армии чужаков была на порядок выше, чем у людей. И никакой фактор внезапности не помог бы Сопротивлению. Все было самообманом. Либо тонко спланированной провокацией. Либо всем сразу. Что наиболее вероятно.

Грин заглянул в ящик стола, взял из него стандартный «набор выживания»: аптечку, пару ножей, ленд-лизовский пистолет кольт «М1911А» и два запасных магазина (такие наборы после объявления полной боевой готовности раскладывались по всем отсекам), выключил компьютер и отправился обратно в командный отсек. Нет, не для того, чтобы перестрелять тупиц-генералов. Просто чтобы иметь возможность принести хоть какую-то пользу.

Хотя какая могла быть польза от инженера в ситуации, когда бесполезны генералы? Мертвому припарка, а не польза. Но сидеть в одиночестве и наблюдать через сеть, как гибнет последняя надежда человечества, было выше душевных сил Филиппа. Пусть наблюдать за тем же из командного зала ничуть не легче, но хотя бы будет с кем обняться и совместно порыдать.

В командном зале собралось явно больше людей, чем того требовало управление войсками. Но никто никого не выгонял и вообще никто не обращал внимания, сколько человек стоит за невысоким барьером, отделяющим тактическую зону зала от общей. Вспотевшие операторы уткнулись в свои компьютеры, офицеры штаба зависли перед комплексом из нескольких экранов, а офицеры охраны и адъютанты столпились непосредственно у барьера, только по другую сторону.

Грин бесцеремонно протолкнулся сквозь толпу «зрителей» и перешагнул через барьер. Один из охранников дернулся было в сторону нарушителя, но Грин помахал пропуском с красной полосой (хорошо, что не выкинул в сердцах), и офицер мгновенно потерял к нему интерес. Филипп же, наученный горьким опытом, направился не в сторону «крупнорогатых», а к группе чинов помельче: заместителей и начальников всевозможных вспомогательных служб. Правда, освоиться в новом коллективе Грин не успел. Он едва начал улавливать смысл текущего обсуждения, как полковники и подполковники напряглись и умолкли. К группе подошел сам начштаба.

– Разведка здесь? – Он окинул взглядом офицеров, на миг задержался на Грине, но ничего не сказал и остановил взгляд на уже знакомом Филиппу полковнике-разведчике. – Егор Иванович, отойдем.

– В мир иной, – негромко добавил кто-то из полковников.

– Все там будем, – сказал кто-то еще. – Не позже вечера.

– Отставить пораженческие настроения, – без энтузиазма произнес стоящий рядом с Грином офицер. – Ничто пока не решено.

– Вы сами-то в это верите? – обозначил свое присутствие Грин.

– А вы нет? – Полковник смерил Филиппа тяжелым взглядом.

Грина его суровый взгляд не впечатлил. Фил указал пальцем на ближайший монитор.

– А вы не видите, что происходит?

– Вижу. – Офицер чуть склонил голову набок. – Вы, собственно, кто?

– Я Грин. – Филипп сказал это так, будто не сомневался, что его имя знает как минимум весь мир. – Филипп Грин.

– Что-то я вас не помню, вы из какого подразделения? – Полковник сложил руки на груди.

– Я придумал «Пилигрим».

– Даже так? – Офицер недоверчиво усмехнулся. – Хорошо, гражданин изобретатель, скажите нам, что же, по вашему мнению, происходит? Только лаконично, если умеете.

– Умею. Только все равно начну, как говорится, от печки. Когда пробил час «Ч», наша доблестная разведка зафиксировала, что коконы и спутники серпиенсов взяли в прицел «пустышки», ложные цели, что вражеская армия начала окружать фальшивые плацдармы, а флот начал сближение с фальшивыми кораблями. Так было? То-то вы все тут обрадовались! Одна беда, противник почему-то медлил с уничтожением подставных мишеней. Коконы прошли мимо «пустышек» и нанесли удары по нашим основным силам, наблюдающим за «шоу» из якобы надежно замаскированных укрытий. В считаные минуты под ударами «распылителей», в зоне поражения шоковых бомб и орбитального оружия серпиенсов Сопротивление потеряло половину личного состава и техники. Еще двадцать процентов погибнет в следующей волне – во время зачисток, облав и акций устрашения. Местами командиры успеют сообразить, что план сорвался, но максимум, что им удастся, – выйти из-под огня и раствориться в лесах, горах, морях. На круг уцелеет едва ли четверть нашей армии. Вот что происходит, полковник, по моему мнению. А штаб тем временем тупо пялится на экраны и бездействует, поскольку командование на грани паники и элементарно не может сообразить, что же тут можно предпринять.

– А вы можете?! – Офицер побагровел и сжал кулаки. Обличительная речь Грина явно пришлась ему не по вкусу.

– Я свою миссию уже выполнил, полковник. Я предупредил штаб, что змеевики давно разгадали наш замысел и провели контригру, но мне никто не поверил. Что ж, действуйте дальше по своему усмотрению. Я умываю руки.

– Надо же, какой непризнанный гений!

– Все так и было, полковник Пронин, все верно, – неожиданно вмешался в напряженную беседу генерал Алексеев. – Товарищ ученый предупредил нас, но мы ему не поверили. Только теперь нам поздно каяться, Грин, а вам – обличать. Надо как-то выкручиваться. У вас есть идеи?

– Никаких. – Грин с вызовом взглянул на генерала. – А у вас?

– У нас…

Закончить Алексееву помешал протяжный вой сирены. Даже малоопытному в таких делах Грину стало понятно, что дело совсем кисло. Сирена включилась не сама по себе и не для сгущения без того мрачных красок. Вой ревуна означал, что противник прорвался непосредственно к штабу или вовсе уже находится внутри измайловского бункера.

– Товарищи офицеры! – Алексеев положил руку на кобуру с древним, но мощным (что в бою с чужаками было важнее всего) американским «кольтом». – Боевая тревога!

– Бункер блокирован змеевиками! – срывающимся голосом крикнул один из операторов. – Все штатные выходы и смежные подземелья под контролем энергоботов!

– Выходы парковой зоны под контролем коконов, – сообщил другой оператор.

– Выхода нет, – констатировал полковник Пронин, расстегивая верхнюю пуговицу, будто ему не хватало воздуха или стало слишком жарко.

– Вот теперь у меня есть идея, – громко заявил Грин, смерив Пронина уничтожающим взглядом.

– Сдаться? – Полковник нервно хмыкнул.

– Не угадали, полковник, идти на прорыв. – Грин вынул из кармана пистолет. – Вы против?

– Все к тринадцатому выходу, – приказал Алексеев. – Охрана, вскрыть оружейку, раздать оружие! Где комендант?!

– Здесь, товарищ генерал-лейтенант!

– Слышали приказ, майор?!

– Так точно! Дежурный, ко мне!

Штаб охватила деловая суета, но Грина она не коснулась. Он сразу же отправился к резервному выходу номер тринадцать, понимая, что ничего интересного не пропустит. Так и получилось. Ключевые события развернулись спустя двадцать минут и не в тактическом зале, а на выходе из бункера и за его пределами.

Предусмотренный для экстренной эвакуации секретный выход открывался в тоннеле старого метро, но стараниями провокатора либо в результате разведки серпиенсы заблокировали и этот путь к спасению. Об этом прибывшему первым Грину сообщили охранявшие выход бойцы.

– Вроде бы тихо, а нет-нет зашуршит щебенка, – шепотом поведал один из часовых. – Камеру они сразу срезали, но перископ не нашли пока.

– Перископ? – удивился Грин.

– Ага, глянь. – Боец уступил место Филиппу.

Прямо из бетонной стены справа от бронедвери торчала трубка с зеленоватым стеклом. Грин заглянул в окуляр. По ту сторону стены было почти темно, рассмотреть что-то конкретное не получалось, но какие-то тени там мелькали, факт.

– Теперь послушай. – Боец протянул Филу небольшие наушники. – С той стороны у нас еще и микрофон имеется.

Грин надел наушники. Шуршание гравия было отчетливым. И не только шуршание. Грин услышал даже чье-то дыхание.

– Странно, почему не штурмуют?

– Дык тут у нас «Пилигрим» на постоянном дежурстве. – Боец указал большим пальцем за спину. – Вблизи двери ихние распылители не работают, а издалека жахнуть не получится, тоннель прямой, как стрела, дверь слегка утоплена. По касательной заряд пройдет и только «застеклит» тут все.

– Они ведь могут проходить сквозь это «стекло».

– Могут, ежели силовая защита работает. А под лучом «Пилигрима» она не работает. Вот такая вот проблема. Для змеевиков.

– А переносные «Пилигримы» есть?

– Есть один. – Боец кивнул. – А чего?

– Сейчас поймешь. – Грин кивком указал в глубь коридора, по которому к двери уже приближалась основная масса офицеров.

– А-а. – Боец, увидев столько генералов и офицеров, подобрался и придал лицу серьезное выражение.

– Старший поста, ко мне! – Впереди всех шагал командующий.

– Старший поста сержант Кузьменко. – Боец шагнул навстречу командующему.

– План «Варяг», сержант, взрываем бункер и уходим. Активировать детонаторы.

– Есть!

– «Пилигримы» включить! – скомандовал генерал штабным. – Группа электронного подавления – вперед, ночные охотники – следом, снайперы – страховать «пилигримщиков»! Всем остальным – прикрывать тыл охотников! Пункт назначения – переход на четвертый уровень спецметро! Сержант, открывай!

И снова все завертелось, словно коктейль в миксере. Люди, конечно, подстраховались, обработав из «Пилигримов» дверь и часть тоннеля, когда переборка открылась, но серпиенсов и энергоботов в тоннеле было слишком много, и на смену врагам, нейтрализованным шквальным огнем людей, быстро пришли новые.

Грин выбрался из бункера вместе с «остальными», как выразился командующий, но очень скоро очутился почти в первых рядах ночных охотников. Поначалу он пытался высмотреть среди охотников знакомую фигурку, но очень скоро ему стало не до поисков Вики. В тоннеле завязалась серьезная схватка, и любой «зевок» мог стоить Грину жизни.

В первые секунды Филипп мало задумывался о тактике и специальных приемах ведения боя со змеевиками. Он просто стрелял и лягался, будто ослик, если какой-нибудь серпиенс оказывался слишком близко. Когда же кончились патроны и пришла пора работать ножами, Грин был вынужден вспомнить свое прохладное отношение к боевой подготовке и обругать себя за это последними словами.

«Какой смысл учиться ножевому бою в условиях ядерной войны? – вспомнилась Грину сценка из культового фильма. – Какой смысл? А такой: если вы проткнете врагу руку, он не сможет нажать «ядерную» кнопку!»

Какой смысл тренироваться, если ты сидишь в бункере, пьешь кофе и конструируешь боевые электронные системы? Да вот такой. Когда твой бункер окружат враги, тебе придется прорываться, а для этого желательно быть в хорошей физической форме. Изобретение «Пилигрима», как те котлеты, – отдельно, а реальная схватка, как те мухи, – отдельно.

Мысль о любимом детище вдруг материализовалась. Снайперы и охотники не сумели сдержать натиск врага на правом фланге, в результате чего один из «пилигримщиков» пал смертью храбрых от сокрушительного удара по голове каким-то кривым тесаком.

Грин удивился, увидев, что серпиенсы стали таскать с собой холодное оружие – неужели они наконец-то отбросили гордыню и начали учиться на своих ошибках? Но в следующий момент Филиппа еще больше удивил «асимметричный ответ» ближайшего охотника. Вместо того чтобы сбить врага с ног и воткнуть ему в макушку нож, охотник вдруг продемонстрировал отличную «растяжку» – выбил ударом ноги из руки серпиенса окровавленный тесак, поймал оружие на лету и с разворота, одним мощным движением снес противнику башку.

Грина поразила не столько ловкость охотника, сколько острота заточки и пробивная мощь вражеского холодного оружия. Ведь даже при отсутствии силовой защиты доспехи серпиенсов оставались достаточно прочными. Во всяком случае, обычным пулям противостояли без проблем. А еще было удивительно, что лишенный головы стражник так и не покрылся сетью зеленоватых светящихся прожилок. Обезглавленное тело залило щебенку оранжевой кровью, пару раз дернулось в конвульсиях и обмякло – «Бобик, определенно, сдох», – но обычных для гибели серпиенса спецэффектов Грин так и не дождался. Удивительно!

Вдоволь наудивлявшись, Грин подхватил «Пилигрим» погибшего офицера и кивнул охотнику с тесаком. Вроде как предложил работать в сцепке. Охотник согласился.

Филипп поднял образец для стрельбы от бедра – все равно «супероружие» было пригодно лишь для ближнего боя и не имело никаких прицельных приспособлений – и вдруг понял, что он, как тот сапожник без сапог, впервые испытывает на практике плод своих теоретических усилий. Надо же было такому случиться в такой неподходящий момент. А если сейчас окажется, что для эффективной стрельбы из «Пилигрима» следует знать какие-то практические тонкости?

Пока не начался мандраж от лишних рассуждений, Грин откинул колпачок и вдавил кнопку. Под выстрел попали два серпиенса и один энергобот. Светящаяся «медуза» погасла и шлепнулась чем-то вроде коровьей лепешки на землю, а фигуры серпиенсов, до сих пор полупрозрачные, стали видны не хуже фигур охотников. Чем охотники мгновенно воспользовались.

Страхующий Грина боец успешно атаковал одного из врагов, повторив предыдущий трюк, только теперь без элементов карате. Серпиенс не успел отцепить от пояса свой тесак, и охотник просто снес ему голову. Второй змеевик оказался расторопнее, но прожил не намного дольше. Он только поднимал руку с тесаком для удара, а оружие охотника уже завершало движение по дуге сверху вниз. В результате серпиенс сначала лишился руки – охотник отсек ее по локоть, а затем и головы.

Охотник поднял пару трофейных тесаков и бросил один ближайшему офицеру штаба. Второй оставил себе. Разминая кисти, боец сделал пару вращательных движений и кивком приказал Грину: «Огонь!» Филипп снова вдавил кнопку. Выстрел «Пилигрима» предоставил охотнику на выбор сразу три цели. Боец закрутил вокруг себя жутковатую «мельницу» с лопастями из двух тяжелых тесаков и двинулся на врагов.

К сожалению, охотник справился только с одним. Двое других серпиенсов оказались подготовлены гораздо лучше, чем все погибшие на глазах у Грина змеевики. Ночному охотнику не помогли ни китайская техника владения мечами, ни японское карате. Один из серпиенсов сделал несколько молниеносных выпадов, и охотник буквально развалился на части. Руки отлетели в стороны, а голова откатилась под ноги Грину. Хлынувшая фонтаном алая кровь брызнула на стены, на сражающихся вокруг бойцов и стекла на щебенку, где смешалась с кровью оранжевой, чужой.

Оставшись без прикрытия, Грин замешкался. Идти вперед было некуда, отступать тоже. Одного из серпиенсов оттеснила толпа дерущихся, но второй проталкивался прямиком к Филиппу. Еще две-три секунды – и Грин вполне мог разделить участь охотника. Фил оглянулся. Офицер, которому достался трофейный тесак, прийти на помощь Грину не мог, его тело лежало в колее между ржавыми рельсами, а тем из людей, кто оставался пока в строю, было не до спасения Филиппа. Самим бы отбиться. Грин бросил «Пилигрим» и приготовил к бою ножи. Шансов против опытного стражника у Фила практически не было, но сдаваться без боя Грин не собирался.

– Р-разрешите! – Кто-то сильно толкнул Филиппа в плечо, убирая Грина с пути, и бросился на серпиенса.

Змеевик парировал несколько ударов человека, атаковал сам, но вдруг споткнулся, потерял равновесие и упал на колени. Человек тут же врезал серпиенсу по затылку прикладом дробовика, а затем добил противника классическим способом – воткнул ему в темя толстую, остро заточенную отвертку. Или что-то в этом роде. В ране полыхнул зеленоватый разряд, металлический стержень потемнел, а рукоятка «отвертки» оплавилась и начала слегка коптить. Секундой позже рана в голове серпиенса прекратила искрить, начала равномерно светиться и расползаться в стороны тонкими щупальцами-прожилками. Все как полагается. Этот серпиенс, в отличие от обезглавленных сородичей, умирал со спецэффектами.

Грин поднял взгляд на спасителя и в очередной раз удивился. Тесен мир! Спасшим Филиппа бойцом оказался Учитель, тот самый «сокамерник» из группы Воронцова.

– Спасибо! – выдавил из себя Грин; в горле пересохло, и слова протискивались с трудом.

– За мной! – Учитель указал влево.

– Нам на четвертый уровень приказано!

– Там все стеклянное, проверили! – Учитель отмахнулся от энергобота. – Наверх! Другого пути нет!

Грин поднял образец и повертел головой. Тусклый свет в тоннеле позволял ориентироваться и даже различать цвета, но делал маскировку серпиенсов еще эффективнее. При нормальном освещении на открытой местности было вполне реально разглядеть контуры змеевиков, но в полумраке они становились натуральными невидимками. Пока в тоннеле работали несколько «Пилигримов», маскировка противника не действовала, так же как силовая защита и оружие, но когда в большинстве своем образцы умолкли – какие разрядившись, какие оставшись без стрелков, – техника серпиенсов вновь заработала в штатном режиме. Оружие они пускали в ход пока нечасто, слишком много сородичей оставалось на линии огня, зато маскировались все без исключения. И это было очень скверно. Ведь маскировка распространялась и на тесаки.

Буквально на глазах у Грина два офицера штаба погибли от ударов невидимого холодного оружия, а еще один превратился в серебристую пыль. Фил зарычал одновременно от страха и гнева и в очередной раз нажал кнопку активации «Пилигрима». Маскировка змеевиков отказала, силовая защита тоже, но в целом картина «высветилась» неутешительная. Горстка оставшихся в живых людей была прижата к стене плотным полукольцом серпиенсов. Очередной отказ силовой защиты слегка притормозил змеевиков, но никакой реальной пользы этот тайм-аут людям не принес. Лишний вдох перед смертью, не более того.

– Все вправо! – заорал Грин, вновь нажимая кнопку. – Беглый огонь!

Прислушались товарищи к его советам или нет, Филипп не знал, зато он видел, что его услышали серпиенсы. Услышали и сосредоточили на нем особое внимание. Несколько змеевиков приготовили к бою тесаки и направились конкретно к Филу. Все происходило в точности так же, как минуту назад, и Грина даже позабавило этакое дежавю, только помноженное на семь или восемь. Но на самом деле ничего забавного тут не было. Чтобы выручить Филиппа, теперь требовалось как минимум семь «Учителей», а поблизости, похоже, не осталось ни одного. Грин на миг обернулся. Примерно половина отряда выживших уже была на винтовой лестнице. За спиной у Грина оставались только охотники.

– Штатский, с линии! – крикнул один из охотников.

Грин резко принял влево и прижался к стене. Тут же грянул дружный залп разнокалиберного оружия. Свинцовый град выбил из строя серпиенсов едва ли десятую часть бойцов, но те, что уцелели, все-таки были вынуждены остановиться. Фил еще раз выстрелил из «Пилигрима» и попятился. Охотники продолжали стрелять до тех пор, пока Грин не очутился на лестнице.

– Так и пошли! – приказал знакомый голос. – На первый-второй и непрерывный огонь! Четные перезаряжают, нечетные стреляют! Грин, далеко не уходи, прикрывай!

Филипп нашел взглядом того, кто командовал. Это было просто. Даже среди ночных охотников командир выделялся особо серьезными габаритами. Командиром оказался генерал Алексеев. Единственный штабной, оставшийся вместе с охотниками в группе прикрытия. Это внушало уважение.

– Три выстрела! – предупредил Грин.

– Хватит! – Алексеев поднялся по лестнице на два витка и остановился рядом с Филом. – Держись рядом.

– Угу. – Филипп кивнул и заглянул вниз.

Было похоже, что из тоннеля убрались все бойцы. Теперь они, отстреливаясь, медленно поднимались по лестнице.

– Приготовься, – приказал Алексеев.

– Ближе! – крикнул Грин. – Подтягивайтесь ближе! Черт! Товарищ генерал, кто напротив двери задержится, тот труп! Скажите, чтоб резче поднимались!

– Шевели поршнями! – гаркнул Алексеев.

К сожалению, неуставной приказ запоздал. Оружие серпиенсов снова заработало, и заставить его «зависнуть» Грин уже не мог. Змеевики находились в тоннеле, а он на втором витке винтовой лестницы – расстояние было более десяти метров, то есть за пределами возможностей «Пилигрима». Пять или шесть охотников на первом витке лестницы почти одновременно превратились в искрящуюся пыль.

– Я останусь здесь! – заявил Грин. – Поднимайтесь!

– Последним с корабля уходит капитан, – буркнул Алексеев.

– Филипп! Я с тобой!

С Грином поравнялась… Вика! Она была последней из уцелевших охотников, то есть буквально на долю секунды разминулась со смертью.

– Я останусь, – сверху спустился Учитель.

– Все наверх! – рявкнул Алексеев. – Это приказ! Дай берданку!

Он отнял у охотника пятизарядный дробовик.

– Вот это еще. – Учитель сунул в карман генералу пару магазинов для «кольта».

– Теперь бегом! – Алексеев перегнулся через перила, заглядывая вниз. – Полезли, гады. Грин, огонь!

– Фил! – всхлипнула Вика.

– Учитель, уведи ее! – не оборачиваясь, крикнул Грин и активировал «Пилигрим».

Дальше все происходящее превратилось в сцену из кошмарного сна. Над ухом у Грина грохотал сначала дробовик, затем «кольт», внизу шевелилась, медленно, но неумолимо приближаясь, серая масса шипастых и зубастых чудовищ, а сверху доносился отчаянный крик Вики. Особенно ужасным Грину почему-то казался именно этот крик. И когда Филипп окончательно оглох от устроенной Алексеевым канонады, ему даже стало чуточку легче. Жаль, у генерала слишком быстро закончились патроны.

– А теперь дискотека! – заорал Алексеев так, что мало не показалось даже оглохшему Грину.

Что за «дискотеку» решил устроить генерал, Филипп понял сразу, как только оглянулся. Алексеев вынул из карманов две новейшие сверхмощные гранаты (разработка коллег из «Глубинного-1») и лихо зубами вытянул предохранительные кольца.

«Стреляй!»

Грин не услышал приказа, но прочел его по губам. Филипп нажал кнопку и не отпускал ее, пока не погасла контрольная лампочка. После этого он бросил «Пилигрим» вниз и поднял взгляд на Алексеева. Генерал швырнул следом за образцом обе гранаты, а затем неожиданно схватил Фила в охапку и прижал его к стене.

Два взрыва почти слились в один, со дна шахты взметнулась туча пыли и ударил тугой фонтан сжатого воздуха, полный осколков, обломков лестницы и горячих ошметков.

Грин на какое-то время отключился, но вскоре пришел в себя. В ушах звенело, во рту ощущался металлический привкус, перед глазами все плыло, и было трудно дышать. Причем дышать было тяжело по двум причинам: от висящей в воздухе пыли и клубящегося вокруг дыма, а еще от того, что на Филиппа всей массой навалился контуженый Алексеев.

Грин кое-как выбрался из-под семипудовой туши генерала и попытался привести его в чувство. Алексеев не реагировал. Между тем он, совершенно точно, был жив. Грин заглянул вниз, пытаясь определить, есть ли в запасе время. Пыле-дымовая завеса была настолько плотной, что Филипп ничего не разглядел. Ни врага не увидел, ни даже нижнего витка лестницы – возможно, разрушенного, а возможно, и нет. Утешало одно: и серпиенсы вряд ли его видели. Даже если использовали всякие там тепловизоры или что-то подобное. Горячим в шахте было все, вплоть до стен, а не только человеческие тела. И если полагаться на локаторы или сонары, тоже пока не сильно преуспеешь. Но это пока.

Грин встряхнул головой, прогоняя плывущую перед глазами муть, примерился, как бы половчее ухватить генерала, поднатужился и взвалил Алексеева себе на спину. Было тяжело. Очень тяжело. Но Грин почему-то не сомневался, что сумеет подняться с этим тяжелым, но ценным грузом на оставшиеся десять витков. Почему? Филипп и сам не знал. Может быть, он наконец-то согласился с высказыванием голоса извне: «Сила человека не в мышцах, а в его духе», а может, дело было в изрядной адреналиновой «накачке».

Грин сделал шаг, другой, третий… Мышцы гудели, связки трещали, от прилившей крови едва не лопались глаза, не хватало воздуха, но Филипп шел, оставляя позади ступеньку за ступенькой, виток за витком. Более того, на середине подъема, когда воздух стал чище, у Грина буквально открылось второе дыхание. Он прибавил шаг и выбрался на поверхность даже быстрее, чем рассчитывал.

Выход из шахты располагался в подвале давно сгоревшей, но так и не восстановленной каменной многоэтажки. Грин отыскал более-менее свободное от хлама и обломков место, пристроил Алексеева спиной к стене и рухнул рядом. Впрочем, не надолго. Кое-как отдышавшись, Филипп снова поднялся на ноги и отправился на разведку.

Вид из узкого окошка в цоколе дома открывался удручающий. Грин был готов к чему-то подобному, но все равно содрогнулся. На экране компьютера картина разгрома выглядела не так страшно.

По улочке, на которую выходило окно, стелился черный дым – это горел подвал дома напротив. Над дымовым шлейфом, то и дело ныряя в завесу, летали энергоботы. Чуть выше крыш, метрах в сорока от земли, зависли коконы. Но при всем при этом на улице не было ни одного серпиенса. Филипп чуть привстал, чтобы увидеть мостовую.

Лучше бы он этого не делал. Вся улица была усеяна человеческими телами. Причем трупы были разными, и мужскими, и женскими, и детскими. И никто из погибших не был вооружен.

Грин снова поднял взгляд. Людей не «распылили», значит, эту бойню устроили не серпиенсы, а их энергоботы. Зачем? А затем, чтобы напугать тех, кто это увидел или еще увидит. Грин ведь сам сформулировал этапы последующей тактики змеевиков: преследование, зачистки, акции устрашения.

«Не понял, – насторожился Грин. – Что ты имеешь в виду?»

«Это была акция устрашения, – пояснил голос извне. – Но энергоботы не остановятся. Впереди полная зачистка. Тебе лучше уйти отсюда».

«Я не смогу уйти с генералом. И без него не могу уйти».

«Я успею забаррикадироваться?»

«Но ведь должен быть какой-то выход!»

«Кому это я должен?!»

«Но…»

Продолжить мысленный спор Грин не успел. Вернее, он его продолжил, но чуть позже и на другом уровне сознания. Когда в результате залпа шоковых орудий врага провалился в забытье.

В отличие от нормального сна, вызванное шоковым залпом забытье было серым, холодным и тошнотворным. Грина будто бы качало на волне посреди свинцового северного моря, над которым стоял густой туман. Хотя был у муторного забытья и один плюс. Филипп сохранял относительную ясность мышления и отчетливо слышал все тот же хорошо знакомый голос извне. Слышал и мог ему отвечать.

Грин представил, что выключает мысленную связь, кликнув по забавной иконке – смайлик с антенной и скошенными к центру глазами. Голос извне умолк, а вот Грин просыпаться не спешил.

И причина была вот в чем. То, что до начала зачистки осталось три минуты, Фила сильно беспокоило, но еще больше его вдруг начало терзать жгучее любопытство. А что, если голос не бредит? Что, если в его подсознании действительно прячется некое предвидение? Филипп никогда не был поклонником астрологии, пророчеств Нострадамуса и всяких там древних индейских предсказаний, ну, не верил во всю эту белиберду, и точка! Но сейчас ему мог выпасть реальный шанс, без дураков. Ведь в главном голос был прав – зимнее предвидение Грина сбылось в мельчайших подробностях. Да и подсказки голоса (которого Грин упрямо считал своим вторым «я») всегда попадали в яблочко. Получалось, что астрологи курят, а Филипп настоящий провидец? Ну, ладно, не настоящий, пока начинающий, но явно обладающий этим скрытым талантом. Чем черт не шутит?

Оставалось понять, как заглянуть в новое предвидение?

А как это случилось в прошлый раз? В кошмарном сне? С бодуна? После мощного эмоционального всплеска? Все-таки накануне был юбилей плюс Вика постаралась завершить вечер на высокой ноте. Нет, явной зацепки Грин не находил. Может быть, следовало представить себе, как заглядываешь в какой-то чулан? Или…

…Грин так и не понял, в чем секрет фокуса. Просто вдруг – раз! – и увидел то, что произойдет с ним через три месяца. Во всех подробностях. В точности как это случилось в августе двенадцатого. Даже интервал был примерно таким же: новое августовское предвидение должно было реализоваться в начале декабря. Вот только новое предсказание было гораздо мрачнее предыдущего. Хотя, казалось бы, куда мрачнее? Там была оккупация, Вике грозила опасность, гибли люди…

Оказалось, есть куда.

Когда видение закончилось и сон начал истончаться, Грин отчетливо понял две вещи: теперь он точно знал, что его ждет, а значит – что ему делать, а чего не делать. То есть Фил все-таки поверил голосу.

И второе: теперь он точно знал, как вырваться из ловушки. Способ был простым, а заодно тесно связанным с предвидениями.

Вот и не верь после этого в вещие сны.

Как и бывает во сне, промелькнувшее перед внутренним взором предвидение отняло всего минуту чистого времени. Грин не мог засечь это по часам, но почему-то был уверен, что секунд сто в запасе у него осталось. Он вскочил на ноги и помчался… к шахте! Нет, он не собирался возвращаться в подземелье, но ему жизненно необходимо было попасть на нижние витки винтовой лестницы. Грин понимал, что рискует, но уверенность в неизбежности всего сказанного в предвидении придавала ему смелости и сил. Филипп спустился до того места, где взорвались гранаты, и убедился, что голос извне был прав. Вероятность действительно превратилась в единственную и неповторимую реальность, в которой все повороты событий вели к одному. К реализации предвидения.

Лестница в самом низу была разрушена, вход в тоннель завален обломками, так что встреча с серпиенсами Грину не грозила. Фил присел и пошарил рукой вокруг себя. То, что он искал, нашлось почти сразу. Это был липкий окровавленный кусок плоти чужака. Грин схватил находку и помчался наверх.

Когда он вернулся, генерал Алексеев уже начал приходить в себя, но пока он лишь ворочался и пытался сфокусировать взгляд. Получалось это у генерала с большим трудом.

Грин присел рядом с Алексеевым, вынул из кармана армейскую аптечку, достал из нее шприц, снял колпачок и без сожаления вылил на землю половину драгоценного обезболивающего. Сейчас Грину требовалось не содержимое шприца, а он сам. Филипп воткнул иглу в окровавленный ошметок и потянул поршень. В куске чужеродной плоти осталось мало оранжевой крови, но ее хватило, чтобы окрасить остатки обезболивающего в апельсиновый цвет.

– Стены-то, – прохрипел Алексеев, – прозрачные… мы тут как на ладони.

Грин бросил короткий взгляд по сторонам. Генерал не бредил. А между тем Грин и не обратил внимания на произошедшие вокруг метаморфозы. Слишком уж резво рванул в шахту. Голос снова оказался прав. Прежде чем начать зачистку, серпиенсы провели процедуру преобразования. Остов каменного дома превратился в подобие руин хрустального замка.

– Что ты… делаешь? – Алексеев приподнялся на локте.

– Доверьтесь мне, Дмитрий Павлович.

Грин вцепился в нарукавный карман генеральской хэбэшки и резко дернул. Ткань разорвалась по шву. Филипп тут же воткнул в плечо генералу иглу и ввел половину приготовленной смеси.

– Это что за… – генерал поморщился, – яд?

– Типа того. – Грин, рванул воротник собственной формы и, наплевав на санитарные правила, воткнул все ту же иглу себе в грудную мышцу.

Смесь оказалась жгучей, как кислота. Вокруг места укола расползлось красное пятно, затем образовалась припухлость, и все это начало страшно зудеть. Грину невыносимо хотелось почесать воспаленное место, но он себя сдержал.

– Чешется. – Генерал не выдержал и потер зудящую ранку. – Зачем?

– Увидите. – Грин поднял руку, призывая к молчанию. – Лежите тихо. Энергоботы!

– Тогда каюк. – Генерал мрачно усмехнулся. – Идентификационных меток у нас нет, сразу поймут, что мы партизаны.

– Метки им и не нужны, наши биометрические данные есть в списках Сопротивления.

– И на что тогда надеяться?

– На смекалку. – Грин приложил палец к губам. – Сейчас увидим.

Энергоботы были юркими и очень быстрыми. Они летали по этажам прозрачного здания, как гигантские навозные мухи, только быстрее и гораздо резче меняя направление полета. В приютивший беглецов подвал влетели сразу штук пять светящихся шаров. Они сплясали хаотичный на первый взгляд танец, пару раз «прижгли» дуговыми разрядами какую-то местную живность и двинулись в направлении людей.

Когда энергоботы зависли над головами у притихших подпольщиков, Грину захотелось крепко зажмуриться, но страх парадоксальным образом заставлял Фила смотреть на вражеских роботов во все глаза. Таращиться и ждать развязки. Пан или пропал. Жизнь или смерть «вследствие поражения электрическим током высокого напряжения», как пишут в заключениях патологоанатомы.

Генерал Алексеев тоже не стал зажмуриваться, но смотрел в глаза вероятной смерти спокойно, без ужаса. «Пока есть я, смерти нет, когда придет она, не будет меня». Примерно такую фразу можно было прочитать во взгляде генерала.

Энергоботы медлили. Это вселяло робкую надежду. Хотя почему робкую? Грин прикинул, сколько длится пауза. Секунд пять? Да за это время роботы могли сто раз перевернуть все базы данных, установить, что сидящие перед ними люди фигурируют в списках Сопротивления, и зажарить врагов, как те стейки, с кровью. Наверняка энергоботы и провернули первые две операции, а вот с третьей почему-то медлили. Уж не потому ли, что финт Грина удался?

Расчет Филиппа был предельно прост: списки списками, но ведь некоторые из партизан были агентами стражи. Но как это доказать, если в тебя целятся не разумные серпиенсы, а тупые роботы? Только предъявив «аусвайс». А какой может быть документ у секретного агента? Никакого. Пароль? Тоже ненадежно. Тогда что? Конечно же, то, с чем найдет общий язык любой робот и любая электронная система фильтрации «своих-чужих». А конкретно – другой робот. Только очень маленький и запрограммированный лишь на одно – подавать сигнал «Я свой». Проще говоря – нанобот-маркер, в обязательном порядке циркулирующий в крови у всех серпиенсов и вводимый за особые заслуги людям-марионеткам.

Энергоботы повисели над душой еще пару секунд, затем сорвались с места, как стая стрижей, и умчались за пределы здания.

Грин шумно выдохнул и нервно улыбнулся.

– Чуть не обделался, честно говоря.

– Ты молодец, – скупо похвалил Алексеев, усаживаясь поудобнее. – Я ни за что не догадался бы такое провернуть. Не отравимся?

– Насколько я знаю, кровь змеевиков не ядовита. – Грин пожал плечами. – А для проблем вроде анафилактического шока – слишком маленькая доза. Разве что температура поднимется ненадолго.

– И ничего не подцепим? СПИД какой-нибудь инопланетный.

– Опять же, насколько я знаю, смертельных болезней у серпиенсов нет.

– Вот ведь, гады, даже болезни с ними связываться не хотят. – Генерал заметно повеселел. – Что дальше будем делать?

– Скоро вечер. – Грин взглянул на часы. – Дождемся темноты и двинем на запасную базу. В «Глубинный», например.

– Туда нельзя, – возразил Алексеев. – Да и взорвали твой «Глубинный» наверняка. Не змеевики – так наши.

– Тогда… – Грин задумался.

– Ладно, расслабься, я знаю, куда выдвинемся. К Метрогородку пойдем.

– А там что? – удивился Грин. – Есть база?

– Есть. Только не все о ней знают. И серпиенсам к ней не подобраться. Очень хитро построена, и «Пилигримы» вокруг каскадами установлены.

– Лады, – кивнул Грин. – Как только стемнеет, топаем в сторону Лосиного острова. По «зеленке» быстро дойдем, а главное – скрытно. Без стрельбы. Я люблю стрелять, вы знаете, наверное, но на сегодня норму перевыполнил. Тошнит от одной мысли.

– Это да, – согласился Алексеев. – По ночам серпиенсы предпочитают не воевать. Традиция, а вернее – древнее табу. С кошатниками связано. Они-то как раз по ночам любят гулять. Говорят, в древности кошатники на серпиенсов прямо-таки охотились. В точности как наши бойцы. Змеевики и комендантский час вводят на оккупированных территориях из-за этой же традиции. Они не столько наших ночных охотников боятся, сколько самой ночи. В генах страх сидит.

– Интересно, я и не знал, – сказал Грин. – Думал над этим, но спросить не у кого было. И про это, и про многое другое.

– Спрашивай, пока есть время, – разрешил Алексеев. – Расскажу, что знаю. Молчком скучно будет тут куковать.

– Честно говоря, все вопросы у меня простые, но неприятные.

– Почему не поверили тебе? – Алексеев взглянул на Грина исподлобья.

– Нет. – Филипп махнул рукой. – Это уже в прошлом. А нам о будущем думать надо. Ну, допустим, такой вопрос: теперь вы понимаете, что победить змеевиков в бою, даже ударом в тыл, нереально? Понимаете, что они сильнее по определению? Ведь, чтобы убить врага, нужно либо выстрелить почти в упор из «Пилигрима», либо чтобы серпиенс был занят отражением атаки. Получается, на одного врага нужно выпустить как минимум двоих людей. Один из которых непременно погибнет. То есть чтобы выиграть бой, надо иметь двукратное преимущество, а то и вовсе пятикратное. Его у Сопротивления не было и раньше, а уж теперь нет подавно. И не будет. И миф о высокой эффективности моего «супероружия» развеян. Оно едва справляется с силовой броней стражников и энергоботами и лишь локально дырявит купола. Делая ставку на него, Сопротивление занималось самообманом. Теперь уже невозможно закрыть глаза на то, что все прежние победы были пирровыми…

– Погоди, не тараторь, – приказал Алексеев. – В чем вопрос-то? Какой будет наша новая стратегия?

– И тактика, – добавил Грин.

– Мы усовершенствуем «Пилигримы», разработаем новую систему связи, поставим под наши знамена новых бойцов и победим. – Генерал рубанул ладонью воздух. – Вот и вся стратегия! Обязательно победим! По-настоящему! Каких бы жертв и лишений это ни стоило!

– А вот теперь вы остыньте, Дмитрий Павлович, – вежливо, но твердо попросил Грин. – В войне побеждает не тот, кто поднял свое знамя над вражеским штабом, а тот, кто понес наименьшие потери. Вы же предлагаете сражаться до гордого, но бессмысленного проигрыша, а не до победы.

– А ты что предлагаешь? – Алексеев удивленно вскинул брови. – Покориться, чтобы выжить? И чего будут стоить наши никчемные рабские жизни? Половинки ломаного гроша?

– Возможно, и меньше, но, в отличие от мертвецов, у нас останется шанс.

– У трусов тоже нет шансов, – отрезал генерал. – Трус – это живой труп!

– Что толку спорить? – Грин развел руками. – Разговоры в данной ситуации ничто, бессмысленное сотрясание воздуха. Давайте поступим иначе. Я возьму сотню трусов, а вы сотню тел погибших героев и посмотрим, кто сумеет поднять свое войско в атаку.

– Не передергивай. – Алексеев нахмурился. – Все равно сдаваться нельзя!

– Я и не предлагаю сдаваться. – Грин смягчил интонации. – Для победы нам следует пересмотреть отношение к делу, а не тактику или стратегию борьбы.

– Отношение? – Генерал скривился. – А-а, понимаю, слышал такие речи от марионеток. Ассимиляция, мирное сосуществование, создание и постепенное усиление роли человечества, вплоть до выхода на равноправные отношения с чужаками… бред! Совместное существование с чужими аморально и бесперспективно, а уж равенства мы не добьемся вообще никогда. Ни дипломатическими, ни экономическими способами. Змеевики скорее удавятся, чем признают нас равными. Даже кошатники не признают. Мы для них рабы, низшая раса, и это навсегда. Скажу больше – они уничтожат нас до последнего, когда окончательно устроятся на планете и роботизируют все технологические процессы. Так что мы боремся не за равноправие, а за выживание. Пусть мы гибнем, но в то же время мы даем шанс на выживание своим детям. Разрушая все, что приближает кланы к технологическому благополучию, мы оттягиваем момент, когда чужаки решат, что мы более не нужны, и уничтожат нас всех.

– Все верно, – охотно согласился Грин. – Ренегаты несут бред. Они сознательно закрывают глаза на главное противоречие в своей теории: чужеродность врага. Ассимиляция невозможна хотя бы по чисто биологическим причинам. Чужаки – существа из другого мира с другим генетическим кодом. Но кое в чем пораженцы правы.

– Ни в чем они не правы! – Генерал треснул кулачищем по земле. – Ни в чем!

– Вы уверены? – Грин сохранил полное спокойствие. – Тогда ответьте всего на три простых вопроса. Что вы знаете о враге?

– Все.

– Неужели?

– Все, что нужно для борьбы. Мы знаем его законы, организацию его общества и армии, его традиции, обычаи, привычки. А главное – мы знаем, как его убить!

– Замечательно. Тогда вопрос номер два: почему в тот момент, когда змеевики погибают от удара ножом в темя, их тела покрываются светящейся сетью, а когда им просто сносят башку, ничего такого не происходит? Почему плавятся ножи, будто ими замкнули сеть высокого напряжения? Как могут серпиенсы жить, когда внутри у них накоплен такой жуткий заряд электричества? В анатомии их тел нет ничего особенного, да и по части биохимии или структуры белков тоже вроде бы все ясно.

– Ты сам сказал – другая генетика.

– Генетика? Да, генетический код другой. Но отличается от нашего ровно настолько, чтобы наши расы не могли смешаться. Примерно та же история, что в случае с негроидной и монголоидной расами. Браки между чистокровными представителями этих рас бесплодны, но принципиальных отличий у них нет. В случае со змеевиками или кошатниками примерно та же петрушка. У них вертикальные зрачки, длинные языки, кровь другого оттенка, запах… но тут важен рацион питания, ведь кошатники едят только рыбу и морепродукты, а змеевики вообще ничего не едят, словно они каким-то непонятным образом питаются чистой энергией, в остальном же мы практически одинаковы. Однако они по всем статьям совершеннее нас. Что это за фокус?

– Какая разница?! – вскипел Алексеев. – Их можно убить, это главное!

– Страшны не заблуждения, а упорство их приверженцев, – огорченно произнес Грин. – Так сказано древними, но справедливо до сих пор. Только изучив врага до последней молекулы, мы поймем, как его победить.

– А если мы ничего не найдем? – устало спросил генерал. – Если их секрет не в материальном отличии от людей?

– А в каком, в магическом?

– Я не верю в магию, астрологию и прочую чушь, но… все-таки… – Генерал задумчиво уставился в пол. – Что, если их сверхспособности имеют происхождение, недоступное нашему понимаю?

– Собственно, о чем я и толкую! – воодушевился Филипп. – Победить врага мы сумеем, только усовершенствовав наше понимание, подняв его на уровень вражеского. Для этого нам и следует более тщательно изучить врага, а заодно научиться у него тому, что мы пока не знаем или не понимаем.

– Предложение еще противнее, чем у марионеток, с их ассимиляцией. – Алексеев поморщился. – Не просто покориться и смешаться, а еще и духом стать подобным врагу. Отвратительно.

– Зато эффективно. Скорее всего тот, кто пойдет на такой риск, уже не сможет снова стать нормальным человеком. «Многия знания – многия печали». Но это будет действительно полезная жертва. Погибнуть в бою, убив одного змеевика, или на шаг, но реально приблизить конец оккупации. Что важнее? Это вопрос номер три.

– И то и другое важно, – как всегда, неожиданно сменил позицию, казалось бы, уже сдавшийся Алексеев. – Мы продолжим сопротивление, как раньше. Это, пусть и минимально, будет ослаблять кланы. Вопрос закрыт. Ты же можешь делать что угодно. Поднимать свое самосознание на уровень змеевиков, пересматривать отношение к делу, ждать просветления, сидя под фикусом… что угодно. Продолжать борьбу в рядах Сопротивления тебя никто не заставляет. Только учти, Грин, обратной дороги нет, вернуться в строй, после того как наиграешься в Штирлица, ты не сможешь.

– А если я найду верный способ избавиться от чужаков, не жертвуя жизнями сотен тысяч человек?

– Если! Самое никчемное словечко в русском языке.

– И все-таки?

– У тебя есть конкретный план? – генерал тоскливо посмотрел в окошко.

До заката оставалось, как минимум, полчаса. Это гарантировало Алексееву еще полчаса мучений в компании полубезумного изобретателя.

– Есть. – Грин несколько секунд помолчал, собираясь с мыслями, а затем неторопливо и очень последовательно изложил свой странный план.

Излагал Филипп четко, грамотно строя фразы, словно повторял за суфлером, но на Алексеева его слова все равно производили убийственное впечатление. Генерал таращился на Грина, как на ожившего динозавра или на трехлетнего ребенка, который вдруг начал разговаривать на чистом французском и заявил, что является реинкарнацией Наполеона. Отправная точка плана Филиппа – мистическое предвидение, в правдивости которого рациональный вроде бы Грин почему-то не сомневался ни на йоту – вообще вызвала у Алексеева кратковременный сердечный приступ. Он закатил глаза и схватился за грудь. Шутя, конечно. Но когда Грин начал излагать генералу подробности своего плана и расписывать по шагам действия всех участников трагикомедии, в том числе действия неведомого провокатора, Алексеев снова сделался серьезным и даже пару раз кое-что уточнил.

– Это все вновь подстроит предатель, но вычислить его так и не удастся, верно? – подытожил Алексеев пламенную речь Грина.

– Его вообще нескоро удастся вычислить, – с сожалением произнес Грин. – По крайней мере, до Нового года я этого не предвижу. Но это и неважно. Моя контригра рассчитана не на провокатора, а на его хозяев.

Генерал недолго помолчал, перебирая прозрачные обломки «преобразованного» кирпича, и, наконец, кивнул.

– Ты точно сумасшедший.

– Можете считать, что да. Но иначе чужаков не обмануть. Ну, так что, поможете мне?

– Но чем я смогу тебе помочь? В твоем безумном плане нет никаких лазеек. Я буду бессилен!

– Ваша помощь потребуется не сейчас, а гораздо позже. Когда я, как вы сказали, наиграюсь в Штирлица. До того момента просто держите меня в поле зрения и постарайтесь не допустить непоправимого. Предвидение предвидением, но страховка не помешает. По рукам?

– Ты спас мне жизнь, Грин, я привык отдавать долги, поэтому сделаю то, о чем ты просишь. Только… если ты ошибаешься, я рискую остаться твоим должником навсегда.

– Я не ошибаюсь, – уверенно заявил Грин. – Ошибается тот, кто из двух путей выбирает неправильный. А я не выбираю. Я иду по пути, которому нет альтернативы.