Агранов был не только в ярости, он был почти в истерике. Получив сообщение о бездарнейшем провале так тщательно спланированной операции по захвату таинственного полковника, он вначале просто не поверил. Вадим об этом не знал, но на прикрытие Агранов выделил вдвое больше людей, чем было намечено, именно в расчете на то, что «объект» явится на встречу в сопровождении охраны. На всех, кого успел увидеть на Хитровке Вадим, были составлены словесные портреты, а умелый художник изготовил по ним очень похожие рисунки. Восемь опытных сотрудников осуществляли близкое прикрытие места встречи, еще два десятка блокировали входы и выходы с платформы. Четверо находились в дрезине, специально для такого случая истребованной у АХО Совнаркома. И, наконец, три взвода стрелков НКПС и Трансчека оцепляли перрон по периметру внутри и снаружи. Идущая в ловушку дичь того стоила. И такой крах!

Полковник скрылся. Угнал дрезину. Захватил в плен Вадима. А его боевики устроили вдобавок побоище в центре города. И скрылись бесследно, не оставив на поле боя ни одного своего трупа. Зато погибло несколько десятков чекистов и бойцов поднятого по тревоге латышского ударного полка, не считая убитых при обстреле городского, районных комитетов РКП и штаба Московского округа.

Снова и снова Агранов по одному допрашивал участников операции. Не сдерживаясь, кричал, матерился, как русский дворник, колотил кулаком по столу, но толку-то?

Лишь один агент заметил в зале ожидания человека, более или менее подходящего под описание, но тут же его и потерял в возникшей суматохе. Те же, кто был на перроне, в один голос утверждали, будто главным действующим лицом оказался какой-то плюгавый старик. Ничего себе старик — в самый критический момент возник, как черт из табакерки, в пару секунд застрелил четверых сотрудников, вместе с напарником скрутил Вадима и был таков. А в дрезине находились еще четыре опытных агента. Убиты. Дрезина, кстати, тоже разбита. Чтобы ее задержать, пришлось перевести стрелки и направить в тупик. Теперь еще нужно как-то оправдываться перед Совнаркомом. Слух о неудаче непременно дойдет до Феликса. А уж тот спросит…

Вдобавок этот взрыв. Агранов еще раз шарахнул кулаком по столу так, что чернила из прибора выплеснулись на бордовое сукно. Говорят, полыхнуло так, словно полпуда магния разом. Это он мог вообразить, сам не раз фотографировался. Так там щепотка…

Вот разве на взрыв и свалить? Беляки, мол, использовали неизвестного рода оружие, отчего и сумели скрыться?

А если не сумели? Предъявить пару подходящих трупов и выдать их за… Нет, не пойдет, слишком уж много людей знают правду. Так что же теперь делать? Постой, так ли уж много? Надо прикинуть…

Черт его дернул попробовать свой вариант. Сам же других учил не увлекаться экспромтами, а вот не удержался. Больно уж выигрыш жирный светил. Упал на мизер без хозяйки, а в прикупе два чужих короля.

Старик Удолин ему голову заморочил. Подай обязательно этого человечка, мы с ним до таких тайн докопаемся… Докопались!

«Ну, ладно, как-нибудь выкручусь, не впервой», — успокоил себя Агранов и взял лист хорошей довоенной бумаги. Принялся рисовать стрелки, кружки и прочие геометрические фигуры, ставя возле них бессмысленные, на посторонний взгляд, закорючки.

Прежде всего — перекинуть всю грязную работу на МЧК и командующего гарнизоном. Прорыв в город крупной вооруженной банды, уличные бои, теракт на вокзале, по наглости и числу жертв превосходящий взрыв комитета РКП в Леонтьевском переулке — их забота. Секретно-политический отдел может только поднять на ноги всю негласную агентуру, всех осведомителей из домкомов, взять на заметку каждого нового человека, не упустить ни одного словечка из обывательских разговоров. На Хитровку пока не соваться, только наблюдать, вдруг беглецы объявятся там? Ни одному дураку такое в голову бы не пришло, но, может, как раз поэтому?

И еще надо хорошенько просчитать, что именно может сказать на допросе Вадим. Что он знает, о чем догадывается, какой ценой станет покупать жизнь?

Привычная работа успокаивала, но надолго решительное объяснение не оттянуть. Агранов бросил карандаш. Наверное, лучше будет самому перейти в наступление. Но с кого начать, с Артузова, с Трилиссера?

И сразу задурить им головы — ничего особенного не произошло. Вышел на подпольную офицерскую организацию, внедрил своего агента. Для убедительности пришлось организовать шумную инсценировку на вокзале. О прочем пока молчок. Раздробить правду на множество кусочков, одному один, другому другой и так далее. Дрезина — из иной оперы, стрельба в городе — вообще не по нашему ведомству. И работать, работать. Ведь важность и значительность «полковников» от всего происшедшего только возрастает.

Начать лучше с Трилиссера. Для него шило в задницу готово — слова Вадима о том, что «офицеры» прибыли из-за рубежа и почти наверняка имеют отношение к американскому пароходу и тем, кто за этим стоит.

Артузову тоже щелчок по носу — куда смотрит контрразведка? Из Крыма только что не сам Врангель в Москву явился, устроили, понимаешь, осиное гнездо, чекистов пачками убивают. За вечер потеряли людей больше, чем за год. А на улицах, где бой шел, — целые кучи гильз неизвестного образца.

Мессингу вообще утереться и не высовываться, он за одну Москву отвечает, а не за всю Республику, а сам, пока по городу не начали на автомобилях носиться и из пулеметов стрелять, вообще ничего не знал.

Выходило так, что во всей ЧК один СПО мышей ловит… Довольный собой и почти успокоившийся Агранов вышел из кабинета и зашагал по бесконечным коридорам. У начальника Иностранного отдела Трилиссера собралась не то чтобы дружная, но понимающая свои взаимные интересы компания. Молодые начальники ведущих отделов и даже один зампред ВЧК, которых совсем не устраивало нынешнее руководство в лице фанатика Дзержинского и сибаритствующего, мало вникающего в практическую работу Менжинского. Эти «молодые волки» имели свои взгляды на роль организации и собственное в ней место. Через десять лет (в предыдущей истории) они захватят в ней все ключевые посты, превратят ВЧК — ГПУ в НКВД, подготовят достойный плацдарм для Ежова и Берии и все до единого сгинут в жерле столь тщательно отлаженной ими же мясорубки.

Но пока они были только в самом начале взлетной полосы, и небо было перед ними голубое и манящее. Если б только не омрачали его невесть откуда взявшиеся тучи…

Об этом они и решили поговорить как бы приватно, поскольку официально такое сборище без ведома руководства выглядело непозволительно.

Артузов очень заинтересовался намеком на иностранное происхождение «полковников». Поскольку располагал свежей информацией из Севастополя о том, что Врангель приблизил к себе странных людей, якобы из Южной Африки, которые не только снабжают его деньгами и оружием, но и вмешиваются в политические и военные вопросы.

— Южная Африка? — Трилиссер недоуменно пожал плечами. — Совсем не входит в сферу наших интересов. Далековато. И вообще это английский доминион. Кто там может проводить самостоятельную политику, а главное — зачем? Алмазы и золото у них свои, моря куда больше, чем в Крыму. Наши железные дороги, угольные шахты и хлеб для них тоже не предмет первой необходимости…

— А там ведь не только англичане, — блеснул познаниями Артузов. — Там еще и буры, не забывшие о поражении. Что, если это их люди? Англичанам насолить, ну я не знаю, что там еще за мечты могут быть. Но факт имеет место. Вот ты и напряги извилины, Михаил Абрамович.

— Обязательно. Может, в Лондоне об этом знают. А может, и не только там. Меня твои полковники заинтересовали, — вновь обратился он к Агранову. — С моими делами слишком подозрительно пересекаются.

— Те люди, что прибыли в Москву, — русские. Хотя и из-за границы. Мой агент отметил — говорят не совсем правильно, и манеры не здешние. Умны и хитры дьявольски.

— Что значит — дьявольски? — спросил зампред ВЧК Ягода. — Мы тут не в церкви, нам поточнее определения требуются. Умные — как кто? Одно дело профессор математики, другое — философии, совсем третье — офицер генштаба. У каждого свой круг знаний, манера выражаться, привычки. Хороший агент такие вещи должен примечать. А ты ведь не самого плохого к ним посылал?

— Как бы не лучшего. Другой бы не подметил. У нас ведь такие кадры, что для них, если у собеседника пять классов гимназии, то уже и профессор. Нет, мой агент тоже в университете учился. Проверенный. Он считает, что эти — на уровне очень и очень опытных жандармов. Вроде, скажем, Джунковского. Много специфических выражений, умение вести допрос, проницательность, неожиданные ловушки в самых невинных фразах. Вот еще что, — вспомнил Агранов, — хорошо знают марксистскую литературу, Ленина наизусть цитируют…

— Еще интереснее! Зачем бы сейчас в Москве жандармы? Да еще такого класса. Много ли их вообще в живых имеется? А если это из загранразведки? После революции там остались, а сейчас их кто-то нашел и использует…

— Потому я и послал своего человека на повторный контакт. И они его — того-с. — Он сделал рукой хватающий жест.

— Прискорбно. И опрометчиво до крайности.

— Ничего, — попытался подсластить пилюлю Агранов. — У него хороший запасной вариант есть, возможно, и выкарабкается…

— Хотелось бы. Ну, это дело на твоей совести, Яков. Сделай все возможное. Помощь какая требуется — скажи. Дело у нас одно.

— Нужна помощь. От Феликса меня, Генрих, прикрой. Если настучат, обязательно прицепится.

— Не дрейфь. Спросит — скажешь, что я санкционировал. Да ему сейчас не до таких пустяков. С фронта Грузин приехал, из Туркестана Фрунзе. Они сейчас у Старика с Троцким друг другу чубы рвут, кто виноват и кто соввласть спасать должен.

— Они спасут. Я, пока не поздно, вот что думаю, — сказал Агранов, будто только сейчас ему в голову пришла оригинальная идея. — У меня там сидят несколько богатых евреев, никак не хотят признаться, куда свои деньги спрятали. Так не выбрать ли из них подходящих да переправить на запад через Эстонию? Тут кое-кого из родни заложниками придержать, чтобы не сбежали с концами. Пусть они нам совсем новый канал связи наладят. Как считаешь?

Генрих Ягода, человек в обычном смысле почти невежественный, но необыкновенно хитрый, тщеславный и решительный в острых ситуациях, изобразил на лице раздумье.

— А ты как считаешь, Михаил? — спросил он Трилиссера.

— Можно. И это можно, и другое можно. Все что угодно надо делать, но выяснить, что вообще происходит. Иначе конец нам. Как можно что-то планировать, если неизвестно, по каким правилам игра пошла?

— Вы, боюсь, до конца еще не поняли, что происходит. Это, как если бы в шестнадцатом году царская охранка кайзера перевербовала, и он бы начал большевиков давить и с Николаем планы против Антанты строить. Такая картина получается.

— Ну, это ты хватил! — жирно рассмеялся Ягода. Трилиссер посмотрел на него с сожалением. Зато Артузов и Агранов слушали его внимательно.

— Ты, Генрих, с большой политикой мало сталкиваешься, — стараясь быть деликатным и не задеть самолюбия мстительного Ягоды, сказал Трилиссер. — А положение ведь и вправду архистранное. Новый мировой порядок уже сложился. Версальский мир все точки расставил. Все, кому положено, решили считать, что Советская Россия — объективный факт, и ориентироваться нужно на нее. Белых со счетов списали. Японцы на востоке еще пытаются самостоятельность изображать, но и это ненадолго. Наши люди там уже работают. Оставалось добить Врангеля, и нас бы признали официально, подписали договоры, гласные и негласные. Я знаю, о чем говорю. И вдруг все меняется. Как, почему, зачем? Врангель сам не мог ничего сделать. Значит, нашелся некто, столь уверенный в себе, что решился бросить вызов… — Он вдруг замолчал, спохватившись, что и так сказал слишком много. — Одним словом, появилась сила, сравнимая со всей мощью Антанты. Сила, у которой есть собственная программа… И пока мы этого не узнаем… Смотри, Яков, от тебя сейчас столько зависит. Найди нам этих людей! У нас своя работа, мы ее делать будем, но «полковников» поймать можешь только ты…