Ветер перемен,
Майора, 2052 год
Повесть
Часть 1
ПОСЕЛОК
Глава 1
Лланма сидела на валуне, заросшем шелковистым розовым мохом и, чуть прищурившись, подставляла лицо под теплые лучи оранжевого солнца, только что поднявшегося над морем. Ее серебристые ноги утопали в прохладной гуще сора — растения-протоплазмы, стекавшего светло-зеленым ручьем с вершины соседнего холма, а на коленях пригрелась доверчивая ящерица с искристыми изумрудными глазками. Когда девочка, забывшись, опускала руку на ее чешуйчатую спину, ящерица немедленно складывала веер радужных игл, чтобы Лланма не поранила кожу.
Девочка не отрывала глаз от голубого неба и пыталась предсказать погоду, скользя взглядом по переплетениям нитевидных облаков — так, как это делает Анга и другие охотники. «Сегодня будет дождь, — думала она, разглядывая звездчатое облако, быстро несущееся вдоль горизонта. — Это хорошо, я люблю весенние дожди… А может, это облако — примета первой грозы?»
На самом деле облака мало интересовали ее: как и все женщины в деревне, она куда лучше разбиралась в повадках растений, обильно покрывавших склоны прибрежных холмов. Просто сейчас Лланме не хотелось смотреть вниз, на надоевшую за долгую зиму ослепительную гладь застывшего моря. Вблизи берега, в изломах торосов, еще сохранились остатки снега, но здесь, на склонах холмов, уже царствовала весна.
Протяжный шелестящий звук за спиной привлек внимание девочки. Обернувшись, она увидела, как с вершины полуразвалившегося Дворца, стоявшего на берегу моря с незапамятных времен, обрушился поток камней. Обвал вызвало молодое дерево-вьюн, подточившее корнями хрупкий камень карниза. Морской ветер сильно раскачал его, и вскоре спиралевидное дерево рухнуло, увлекая за собой груду облицовочных плит.
Лланма как завороженная следила за полетом серого облака, в центре которого угадывалось пульсирующее движение вьюна, отчаянно пытавшегося ухватиться за неровности стены. Неожиданно что-то мягко ударило ей в сердце. Она почувствовала приступ дурноты и головокружение, всегда сопровождающие приход Скачка. Ящерица тоже почуяла неладное и, молниеносно спрыгнув с колен девочки, нырнула в расщелину между камней.
— Богиня Судьбы, прошу, укрой меня от Ветра Перемен! — прошептала Лланма традиционное заклинание и сжалась в комок, готовая к любой неожиданности.
Вскоре темная волна схлынула, и девочка облегченно перевела дыхание.
Лланма не торопилась открывать глаза. И только когда до нее донесся шум прибоя, она открыла обе пары век — внешнюю, кожистую, и внутреннюю, прозрачную, — и с любопытством осмотрелась.
Это был первый большой Скачок в нынешнем году — как обычно, с приходом весны Ветер Перемен проявил свою необузданную силу. Зимой Скачки не отличались мощью: они лишь перемещали с места на место трещины, паутиной опутывающие все побережье, да слегка меняли рельеф скал. Сейчас же окружающую местность было трудно узнать — море за несколько мгновений сбросило с себя ледяной панцирь и с оглушительным грохотом обрушивало пенистые валы на обрывистый берег. Дворец стоял теперь всего в нескольких метрах от Лланмы, закрывая массивными серыми стенами вид на деревню. Сжигаемая любопытством, девочка вскочила с валуна и проскользнула в сводчатый проем входа. Мозаичный пол обветшалого здания был изрезан широкими трещинами. Края их непрерывно меняли очертания, как бывало всегда после мощного Скачка. Лланма, словно пушинка, взмывала над бездонными пропастями, стараясь держаться в стороне от граненых колонн с иззубренными капителями — они могли рухнуть от малейшего сотрясения. Вскоре она уже стояла у противоположной стены Дворца, разглядывая через стреловидное окно панораму деревни.
Прошедший Скачок не только развеял остатки затянувшейся зимы, но и совершил настоящее чудо — чудо Перемены. Холмы, на которых располагалась деревня, поменялись местами. Рядом с Лодей, бурной извилистой речкой, сейчас стоял не плоский Болотный холм, а сразу три — Родниковый, ранее примыкавший к Мертвому лесу. Белый и Птичий, вершину которого покрывала роща гладкоствольных морских пальм. Самый большой. Серый холм, на котором по традиции жили семьи рыбаков, переместился далеко в сторону от береговой линии и покрылся двумя широкими трещинами. Зато Зеленый холм, густо заселенный охотниками и ремесленниками, остался на своем законном месте — прямо посреди деревни. «Это хорошо, — подумала Лланма, — значит, рынок не придется в этот раз переносить на новое место…»
Она взглянула чуть выше, в сторону волнистой гряды Туманных гор, тянувшейся вдоль горизонта, и вздрогнула. Над седловиной одного из перевалов она увидела мираж Города. Он висел среди облаков перевернутой черной пирамидой, обвитой спиралью ослепительно сверкающих гребней. Венчал Город белый шпиль, пронзавший, казалось, скалистые уступы перевала. Слева от миража высоко в небо уходил трехглавый пик заснеженного великана, а справа лениво дымился приземистый вулкан с широким жерлом.
Лланма долго стояла у окна, держась за створку бронзовой решетки, и как завороженная смотрела на мираж. Лишь однажды за свою недолгую девятилетнюю жизнь она видела легендарный блуждающий Город — это было за день до страшного летнего Скачка, навсегда разлучившего ее с родными. С тех пор Город вспоминался ей дивной сказкой — из тех, что любила рассказывать мать, убаюкивая дочурку в колыбели, сделанной из огромной морской раковины. А сейчас эта сказка вдруг стала былью…
«Выходит, это был не сон, — подумала девочка, когда Город стал окутываться дымом вулкана. — Отец Габар как-то рассказывал, что нет хуже приметы, чем появление после Скачка Города или его миража. Однажды эта зловещая черная пирамида уже послужила для меня знаком беды. Что же будет сейчас?»
Она почувствовала, что кто-то встал за ее спиной, и с испугом оглянулась — но тут же облегченно вздохнула. Позади, в тени колонны, обвитой густым ползучим лишайником, стоял Янс. Его крупное, с неправильными чертами лицо было печально, волосы в беспорядке спускались на широкие плечи. Короткая холщовая туника, точно такая же, как у Лланмы, была порвана в нескольких местах, полы ее усеивали сиреневые колючки с зазубренными иглами. Тяжело дышавший мальчик не обращал на них внимания — он не отрывал от Лланмы золотистых, полных нежности глаз.
— С тобой все в порядке? — взволнованно спросил он. — Я шел к Храму, когда вдруг пришел Ветер Перемен. Очнувшись, я сразу же помчался сюда, на побережье, сломя голову — я ведь знаю, что ты любишь по утрам встречать рассвет здесь, рядом с Дворцом. А ты разве не знаешь, что отец Габар запрещает накануне Скачка уходить далеко от деревни?
— Да, но Хранитель предсказывал приход Ветра Перемен только через неделю, к празднику Двухсолнция, — сказала Лланма, виновато опустив голову. — И наш домашний прыгун вчера вечером вел себя спокойно: он забрался на потолок и проспал там всю ночь, вися вниз головой.
— А-а, — пренебрежительно махнул рукой Янс, — эти прыгуны сейчас, после долгой зимней спячки, ни на что не годны — куда им почуять надвигающийся Скачок! Другое дело ураган или землетрясение: за день до них прыгуны начали бы вопить на все селение!
Повинуясь природному инстинкту, мальчик вдруг сделал шаг в сторону. На месте, где он только что стоял, внезапно вскрылась серповидная трещина с неровными пульсирующими краями. В ее бездонную тьму с шумом обрушилось несколько мозаичных плит пола.
Дети не обратили на это ни малейшего внимания — они с рождения привыкли к тому, что Перемены, пусть и незначительные, продолжаются несколько дней после Скачка.
Янс перепрыгнул через трещину и, подойдя к окну, удивленно присвистнул:
— Ого, как изменилась деревня! Посмотри, Лланма, мой дом теперь стоит на Родниковом холме, недалеко от хижины твоих приемных родителей. Вот здорово! Теперь я буду видеть тебя каждое утро из окна своей комнаты…
Он запнулся и помрачнел. Девочка ласково погладила друга по плечу.
— Ты забываешь, Янс, о Предсказании отца Габара, — тихо сказала она. — Скоро меня не будет на побережье: после второго весеннего Скачка я перенесусь за море, на Ледяной материк. И мы никогда, никогда не увидимся, даже если проживем сто лет!
— Отец Габар иногда ошибается, — срывающимся голосом произнес мальчик. — И машины Храма тоже иногда дают сбои — уж я-то это знаю! Сама видишь: время прихода первого Скачка Хранитель рассчитал неверно. Быть может, и насчет тебя он…
Янс, не договорив, порывисто обнял подругу.
— Пойдем немедленно в ущелье, к Храму! — решительно воскликнул он. — Отец Габар должен быть еще там — после Скачка он всегда запирается на несколько часов в алтаре и не выходит оттуда до тех пор, пока машины окончательно не гасят остатки Ветра Перемен вокруг деревни. Я попрошу его сделать новое Предсказание. Он не откажет мне — своему единственному ученику! Вот увидишь, Лланма, он ошибся в прошлый раз насчет тебя, наверняка ошибся!
Янс схватил девочку за руку и увлек ее за собой к выходу.
Тем временем мираж Города окончательно исчез. Рельеф местности вокруг деревни приобрел четкие, устоявшиеся очертания, только на западе, на месте разбитого дождями оврага, внезапно появилась небольшая меловая гора.
Ветер Перемен ушел в глубь материка.
* * *
Две тонкие фигурки парили над глыбами, хаотично разбросанными на берегу моря. Дорога была нелегкой — некоторые из валунов, перенесенных на побережье прежними Скачками, были густо усеяны иглистыми кристаллами хрусталя. И все же Янс без колебаний выбрал именно этот путь к урочищу Каменного Креста. Привычная тропинка от Дворца к Храму за утро исчезла, на ее месте появилась роща из тонкоствольных деревьев с шаровидными кронами, похожая на ту, что внезапно выросла прошлой осенью у пристани после Скачка необычайной силы. В деревне ходили слухи, что приближаться к шаровидным деревьям опасно — можно запросто оказаться во вчерашнем или завтрашнем дне. По крайней мере, так говорил старый Трод, высокий рыжеволосый человек из рода Странников — людей, которые не умеют держаться корнями за землю и после каждого Скачка переносятся за сотни и тысячи лиг. К тридцати годам Странники обычно успевают побывать на всех материках Майоры, и не случайно, что их рассказы, полные чудес и приключений, пользуются большим доверием.
Лланма старалась не отставать от своего друга, хотя прыжки среди огромных глыб, скользких от соленых брызг прибоя, были для нее утомительны. Прыгать приходилось на десять-двенадцать метров, да так, чтобы не задеть босыми ногами за острые Грани кристаллов. Когда путь становился менее опасным, девочка с любопытством осматривалась вокруг. Шторм, вызванный внезапным освобождением прибрежных вод ото льда, утихал, и на поверхности кое-где стали появляться морские обитатели. Распластавшись на пенистой воде, они грелись под жаркими лучами оранжевого солнца и второго — зеленого, только что взошедшего над горным хребтом. Лланма увидела невдалеке стаю исполинских розовых медуз; их пышный мех высоко ценился на всех материках. Рядом с ними на мутных волнах колыхался могучий борг, конвульсивно сжимая и разжимая свое стометровое кольцеобразное тело. В полулиге от берега, у скалистого островка, из глубин выплывал исполинский многоголовый сплит, поднимая высоко в небо фонтаны воды. И вдруг, словно по команде, вся морская живность исчезла. Даже бесстрашный сплит, у которого в глубинах нет врагов, скрылся в волнах. Девочка, не замедляя стремительного бега, взглянула вверх и похолодела: в небесах планировал чудовищный тир, раскинув в стороны серповидные двадцатиметровые крылья. Десятки его немигающих глаз пристально разглядывали морскую гладь, выбирая жертву.
У Лланмы защемило сердце. Обычно тиры не опускались до такой мелочи, как люди, но случалось, что иногда и нападали на селения, сжигая их дотла ударами молний. Ослепительные разряды испускались из середины брюха, покрытого зеркальной чешуей. Уцелевшие после такой страшной бойни люди обычно не жили больше года — их поражало странное безумие: одни начинали говорить на непонятных языках, другие, словно колдуны, пророчили время прихода смерти всем, даже младенцам. Предсказания всегда исполнялись, если только очередной Скачок не перемещал прорицателя в другую область планеты.
Янс также заметил появление хищника. Он сильно оттолкнулся от валуна и, раскинув руки, круто взмыл над широкой трещиной, отделявшей побережье от опушки Мертвого леса. Лланма последовала за ним. Таких длинных, в тридцать метров, прыжков ей еще не приходилось совершать. У нее закружилась голова от испуга, в ушах тревожно зазвенело. Она инстинктивно тоже раскинула руки и распахнула небольшие кожистые крылья, расположенные между позвоночником и плечевыми частями рук. Сейчас Лланма с Янсом больше напоминали серебристых птиц, чем людей. Описав большую дугу, они вновь сложили крылья и сгруппировались в полете так, чтобы опуститься на выбранные ими сравнительно плоские участки противоположного края трещины. Болезненные удары по ступням в моменты приземления, новые толчки сильных пружинистых ног — и вот уже дети парят под кронами черных деревьев.
Земля в Мертвом лесу была испещрена сетью нешироких трещин, заросших по краям жесткой, колючей травой. С приходом весны могучие стволы конических деревьев с безлистными ветвями покрылись пухом нежных побегов, наполнивших воздух густым медовым ароматом. По глубоким бороздам бугристой коры ручейками стекал липкий сок, которым лакомились мириады крылатых насекомых. Янс с Лланмой с трудом находили дорогу среди жужжащих облаков, окутывающих стволы, — они опасались укусов ядовитых бабочек-жемчужниц.
Вскоре опасный лес остался позади, и дети остановились на опушке, заросшей синей травой и мелкими трубчатыми грибами. Впереди, в узкой долине между двух уступчатых скал, возвышался гранитный шатер Храма, увенчанный пятью остроконечными шпилями. Его окружали могучие приземистые деревья с овальными кронами и густой сетью стелющихся по камням корней. Справа от Храма матово отсвечивал обширный купол Убежища, а слева, на крутом берегу бурного ручья, стоял Каменный Крест, окутанный облаком искрящихся под солнечными лучами брызг.
— Похоже, отец Габар еще в Храме, — хрипло сказал Янс. — Видишь в окнах отблески ламп машин?
Дети вошли под пышные кроны деревьев, и их немедленно поглотили сумерки, вечно царящие в окрестностях Храма. Выложенная брусчаткой дорожка прихотливо вилась меж кряжистых стволов. То там, то здесь из земли поднимались исполинские валуны, испещренные серебристыми жилами самородного железа Некоторые глыбы нависали над дорожкой словно вздыбившиеся звери, и Лланма, как всегда, невольно сжалась, проходя под ними, — ей казалось, что тысячетонные громады вот-вот рухнут, сотрясая землю…
Янс внезапно сжал ей руку. Обернувшись, девочка увидела, как из-за стволов деревьев начал выплывать призрачный замок с полуразрушенными башнями. Вначале сильно наклоненный, он медленно поднимался к кронам, поворачиваясь вокруг невидимой оси. Дети увидели выщербленные блоки фундамента и рядом — участок заснеженного парка с каменными обелисками. Странное видение исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив после себя лишь затхлый запах.
— Что это было? — испуганно прошептала девочка, но Янс, не ответив, только убыстрил шаг.
Вскоре дорожка привела их под белые своды Убежища, опиравшегося на четыре массивные колонны. В этом огромном открытом сооружении, защищенном силовым полем машин, деревенские жители не раз пережидали ураганы и землетрясения, а порой спасались и от Скачков.
Дети поежились: подошвы их ступней обожгло холодом от мраморных плит пола. Здесь, вблизи Храма, царила вечная сумеречная зима. Порывистый ветер перекатывал по полу крупные звездчатые снежинки, иногда сцеплявшиеся в искристые шары.
Миновав Убежище, Янс и Лланма ступили на узкую тропинку, вытоптанную в глубоком снегу. В полусотне шагов впереди темнела мрачная глыба Храма — десятиметровый гранитный четверик с конической черепичной крышей, окруженной четырьмя башнями и увенчанный красным, светящимся изнутри шпилем. От углов основания четверика отходили в стороны полусферические приделы, сложенные из пятиугольных хрустальных плит. Узкие, словно бойницы, окна в стенах уже погасли, и только через сводчатый проем распахнутой двери вытекал тусклый желтый свет.
Лланму вновь охватил страх, и она остановилась, не обращая внимания на лютый ветер.
— Не хочу идти дальше, — прошептала она. — Вдруг новое Предсказание Хранителя будет еще более жутким? Что, если отец Габар скажет сегодня, что скоро я перенесусь в страну Мрака, где рассвет встречается с закатом, земля круглый год скована льдом, а трещин столько, что дома для безопасности подвешивают на воздушных колоколах? Или Ветер Перемен забросит меня на тропические острова, где волны каждую ночь покрывают сушу, а люди расплываются по морю, словно рыбы…
— Ты слишком близко к сердцу принимаешь рассказы старика Трода, — нахмурившись, перебил ее Янс. — Кто знает, где правда и где ложь в его словах?
Они молча пошли по тропинке, погружаясь по щиколотки в сыпучий снег и стараясь не смотреть по сторонам, где, как в калейдоскопе, мелькали миражи причудливых зданий, пейзажи безжизненных пустынь, статуи воинов и правителей на площадях заброшенных городов… Миражи были черно-белыми и тусклыми — это означало, что машины перешли на обычный, пониженный режим работы.
Когда до сводчатой арки входа осталось всего несколько шагов, на высоком пороге выросла могучая, чуть сгорбленная фигура в черной рясе.
— Здравствуй, Янс, здравствуй, мой мальчик, — ласково произнес отец Габар, щуря синие глаза в морщинистых веках. — Ты пришел вовремя — нам надо идти в деревню. Ветер Перемен наконец миновал побережье. Страшно подумать, сколько бед он мог натворить в селении! Это я виноват: ошибся в расчетах… А ты что здесь делаешь? — удивился он, только что заметив растерянную Лланму.
— Это я ее привел, наставник, — смущенно ответил за нее Янс, переминаясь с ноги на ногу: от его былой самоуверенности не осталось и следа. — Я знаю, сейчас не время… но, может быть, вы сделаете для нее повторное Предсказание? Помните, вы говорили, что после очередного Скачка вероятности перемещения людей немного меняются?
Старик пристально взглянул на детей, и на его сморщенном, обезображенном глубокими язвами лице промелькнула тень жалости. Он повернулся и молча пошел в глубь здания. Дети робко последовали за Хранителем.
Лланма почувствовала себя совсем маленькой и беспомощной. Широкая дорожка, устланная грубым ковром, тянулась между стенами машин, сверкающих тысячами разноцветных лампочек. Время от времени в глубине то одной, то другой стены начинали звучать переливчатые колокольчики, и тотчас внизу, за многочисленными овальными дверцами, раздавался негромкий стук. Янс знал, что это означало работу печатных устройств, наносивших на тонкую бумагу мириады цифр и символов. Отец Габар не раз доверял ему, своему единственному ученику и помощнику, вынимать из машин тяжелые рулоны с расчетами, но этим пока все и ограничивалось. Предсказания старик совершал в одиночестве, запираясь в комнате за Центральным залом… Ах, как хотелось Янсу заглянуть туда, в святая святых Храма, хоть краешком глаза!
Пройдя Центральный зал, увенчанный черным с золотистыми блестками куполом, дети вошли вслед за Хранителем в резную алтарную дверь и оказались в овальной комнате с плоским потолком и пятнистыми стенами. Присмотревшись, Лланма догадалась, что стены на самом деле были громадным экраном, на котором светились изображения разноцветных областей самых причудливых форм и разнообразных размеров.
— Это… карта? — с трудом выдавил из себя Янс, потрясенный увиденным. — Карта Майоры?
— Да, ты прав, мой мальчик, — улыбнулся старик. Кряхтя, он уселся в кожаное кресло у пульта управления, над которым светились несколько дисплеев с цифровыми таблицами и диаграммами. — Я рад, что мои уроки не прошли даром… Это изображение карты нашего несчастного мира, получаемое машинами от неведомого мне внешнего транслятора. Голубым цветом на карте обозначены моря и океаны, а коричневым, желтым и зеленым цветами — материки и острова. Ты помнишь, Янс, их названия — те, что приведены в древнем атласе из церковной библиотеки?
Мальчик молча кивнул, обводя растерянным взглядом круговую панораму. Присмотревшись, он обратил внимание, что карта живет своей необычной жизнью — словно дышит гигантское пятнистое животное. Внезапно посреди Льдистого океана исчезла цепь небольших островов, но вскоре рядом с Южным материком возник звездообразный архипелаг. Контуры материков были размыты. Присмотревшись, Янс заметил, что береговые линии постоянно меняли свою форму. Мигрировали и цвета, окрашивающие поверхности континентов: то резко набухал ядовито-зеленый цвет, то расползался желтый и темно-коричневый.
— Где мы находимся, отец Габар? — неожиданно для самой себя спросила Лланма. — На каком из этих пятен?
Хранитель посмотрел на девочку с удивлением. Она, не дожидаясь ответа, подошла к экрану и остановилась напротив небольшого, змеевидной формы материка, окрашенного в желто-коричневые тона с редкими зелеными прожилками. Рука ее инстинктивно потянулась к одной из малозаметных зазубрин на прихотливой береговой линии.
— Мы живем… здесь… Я чувствую это… Сама не знаю почему. Верно?
Янс был поражен, да и сам Хранитель удивился не меньше. Встав с кресла, он подошел к Лланме и пристально взглянул ей в лицо. Девочка смутилась и быстро опустила внутренние веки — ее глаза затянулись словно бы полупрозрачной дымкой.
— Кем была твоя мать? — Отец Габар успокаивающе погладил Лланму по вздрагивающим плечам. — Ты помнишь ее?
— Смутно, — еле слышно сказала Лланма. — Мне было пять лет, когда страшный летний Скачок разметал нашу семью по свету. Мы с родителями жили на одном из островов, густо заросшим странными полуживыми деревьями. Ветви у них были гибкими и ловкими, как змеи. По вечерам деревья подползали к берегу и ловили в прибое рыбу, морских животных… Я многое уже забыла, но маму помню хорошо. Она была очень ласковой, смуглой, с пышным шаром вьющихся волос — таких я больше ни у кого не встречала… Старик задумчиво покачал головой.
— Похоже, твоя мать была Предсказательницей, — пробормотал он, озадаченно вороша гриву своих седых волос. — Жаль, что я не заметил тебя раньше. Мне казалось, что ты такая же, как твои подруги, у которых лишь любовный ветер в голове…
— Хранитель, а почему бы вам не взять Лланму в ученицы — так, как вы сделали три года назад со мной? — спросил Янс, почувствовав неясную надежду.
Старик, не ответив, вновь уселся в кресло. Опустив руки на пульт, он ловко забегал пальцами по разноцветным клавишам. Прошло несколько томительных минут. Наконец в стоящем рядом с креслом зеленом кубе застучало печатающее устройство и из узкого выходного окна поползла голубая лента. Хранитель выждал некоторое время и, оторвав почти двухметровый кусок бумаги, поманил мальчика к себе:
— Янс, взгляни-ка на эту распечатку и вспомни, что я рассказывал тебе о законах вероятности, царствующих над Майорой. Сможешь сам разобраться?
Текст оказался простым. С левой стороны бумажной полосы Янс увидел список знакомых имен: Щярк, Гор, Мадита… Это были имена всех трех с половиной сотен жителей деревни. Напротив каждого имени располагались восемь колонок цифр. Мальчик быстро понял их значение. Цифры означали вероятности возможных перемещений каждого человека на любой из материков после предстоящего второго весеннего Скачка. Достаточно было бросить беглый взгляд по ленте сверху вниз, как становилось ясно, что большинство обитателей деревни проведут лето здесь, на берегу Льдистого моря, — вероятности их переноса были ничтожны. Но несколько имен, и среди них… Нет, этого не может быть, этого НЕ ДОЛЖНО быть!
Поймав отчаянный взгляд мальчика, отец Габар с грустью сказал:
— Ты не ошибся, Янс. Расчеты подтверждают то, о чем я уже говорил вам зимой: не позже чем через месяц Лланма окажется в горных районах Ледяного материка — почти в пяти тысячах лиг отсюда! Никакое Убежище не спасет ее, а Храм… Если я рискну спрятать Лланму в алтаре, богиня Судьбы в ярости обрушит Ветер Перемен на машины, и деревня может остаться без своей единственной защиты. Поймите меня, дети: я не могу, не имею права пойти на это!
Ребята ошеломленно переглянулись и, не стесняясь больше Хранителя, обнялись. Старик сочувственно посмотрел на них, качая головой, а затем тяжело поднялся с кресла и, шаркая, пошел к выходу.
— Нужно идти в деревню, утешить тех, кто потерял нынче утром близких, и устроить на ночлег новичков, — обернувшись, сказал он. — Пойдемте, дети, вы мне поможете — день сегодня будет нелегким.
Глава 2
Похоронная процессия двигалась на восток, на Пандину пустошь, в гиблые, заросшие невысоким кустарником места. Шесть трупов, завернутых в серые саваны, несли, по древнему обычаю, на своих плечах охотники — сильные, крепко сбитые мужчины. Они упруго перепрыгивали одну трещину за другой, не останавливаясь ни на минуту. За ними на некотором расстоянии бежали деревенские жители, сложив руки на груди, что согласно поверью означало смирение и покорность перед богиней Судьбы. Над колонной летела стая пестрых птиц-могильщиков, то опускаясь до самых голов людей, то взмывая в синее небо. Лланма вспомнила, что о них рассказывают старухи, и вздрогнула, провожая взглядом бурлящее живое облако. Женщины затянули песню Прощания, и она тоже запела, с трудом сдерживая слезы и стараясь не смотреть на лоснящиеся от пота мускулистые спины охотников.
Зеленое солнце подкатилось к горизонту, изрезанному остроконечными скалами, когда процессия достигла широкой трещины Успокоения. Испокон веков эта бездонная расщелина служила для деревни кладбищем. Обычно спокойные края ее сегодня были сильно размыты и непрерывно меняли очертания. В воздухе стоял глухой шум осыпающихся в пропасть камней. Старухи тихо запричитали — похороны в такие дни считались недоброй приметой, — но отец Габар одним движением руки заставил всех замолчать. Он встал на самый край трещины, непрерывно двигаясь, чтобы не упасть в бездну, а рядом с ним выстроились в ряд шестеро мужчин со страшными ношами на плечах. Косые лучи заходящего зеленого солнца расцветили их суровые лица, а оранжевое светило, застывшее в зените, зажгло ярким пламенем их длинные волосы. Над расщелиной немедленно повисли птицы-могильщики, сбившись в непрерывно вращающийся шар.
— Сегодня деревня прощается с семьей нашего старейшего рыбака Дижа, — прогремел над пропастью голос отца Габара. — Я спрашиваю вас: как такое могло случиться? Как у этого злодея Рона поднялась рука на своих благодетелей? Мы приняли его в нашу общую семью прошлым летом, когда Рон был перенесен Скачком из лесов Срединного материка. Диж взял его в свой дом приемным сыном, научил нелегкой профессии кормчего — и чем Рон отплатил за добро? Зарезал старика и его болезненную жену, несколько лет не покидавшую постели, задушил невинных детей… И сделал Рон свое подлое деяние как трус — ночью, когда семья Дижа крепко спала. Он знал, что согласно Предсказанию будет перенесен первым весенним Скачком за тысячи лиг, и, почуяв вчера звериным своим нутром приближение Ветра Перемен, совершил неслыханное преступление. Я прожил на этой земле почти двести лет и видел всякое: страшные налеты тиров, выжигавших дотла половину деревни, могучие землетрясения, опрокидывавшие дома в трещины, свирепые ураганы, все сметавшие на своем пути. Но никогда я не встречался с такой чудовищной неблагодарностью, и я спрашиваю вас: неужели нет предела звериному в человеке? Неужели дети наших детей когда-нибудь поступят так с нашими детьми?
Старик замолчал, сложив жилистые руки на бурно вздымавшейся груди, и обвел взглядом, полным боли, лица посельчан. В воздухе висела едкая пыль, поднимавшаяся из расщелины вместе с едким сернистым газом, но никто не закрыл глаза, никто не отвернулся. Лланма почувствовала, как рука Янса сильно сжала ее плечо, но не пошевелилась и только чуть наклонила голову, чтобы резкие лучи заходящего зеленого солнца не так слепили ее.
Хранитель вновь повернулся лицом к трещине и заглянул в нее. У некоторых женщин вырвался сдавленный крик — никто, кроме отца Габара, не мог без страха смотреть в пропасть Успокоения. Помедлив, он поднял руки — и тотчас охотники со вздохом облегчения сбросили свои ноши с плеч. С неба в расщелину немедленно ринулась стая птиц, оглашая воздух резким клекотом. Еще несколько мгновений — и все вокруг стихло.
В деревню возвращались, как это было принято, семьями. Лланма, как и все сироты, держалась в отдалении от своих приемных родителей — Норы Банг и Реда Бента. У стариков были свои дети… Да и не хотелось ни с кем разговаривать: из головы не выходило предсказание отца Габара.
Девочка высокими, парящими прыжками преодолевала одну расщелину за другой. «И как этот Хранитель рискует заглядывать в их бездонное чрево?» — подумала она. Янс, правда, не раз хвастался, что ему удалось спуститься в небольшую трещину у Старых зданий, но это было обычным мальчишеским трепом. Отец Габар как-то рассказывал, что глубина самой мелкой пропасти не меньше двух лиг. Стоит сделать одно неверное движение во время прыжка, неправильно поставить ногу при толчке, не угадать формы постоянно меняющегося противоположного края — и все будет кончено… Лланма знала, что такие случаи крайне редки: природа наградила их, обитателей Майоры, сильными ногами, небольшими крыльями и, главное, безошибочным чутьем.
— О чем ты думаешь, девочка? — раздался рядом ласковый голос. — Неужели о смерти?
Лланма вздрогнула и обернулась. В нескольких шагах позади нее бежала Анга, самая красивая женщина в деревне. Ею восхищались все девочки, но и немного побаивались. Да разве одни только девочки!
Пышные волосы Анги развевались на ветру, ее тонкая фигура плавно скользила над землей — словно волна прибоя катилась по песчаному берегу. В движениях ее, по-мужски мощных и точных, проглядывало и чисто женское изящество, особенно когда при длинном, в два десятка метров, прыжке она раскрывала белые крылья. Трудно было поверить, что эта черноволосая красавица — одна из лучших охотниц в поселке. Она, правда, никогда не ходила вместе с мужчинами в Горячую долину охотиться на кридов — крупных летающих ящеров, чей густой мех так спасал жителей деревни во время зимних стуж. Зато Анге не было равных в ловле быстроногих солей, живущих в отрогах скал, в труднопроходимых, изрезанных широкими расщелинами местах. Ни один мужчина не рискнул бы гоняться там за ловкими, изящными зверьками, мясо которых обладало целебными свойствами.
Только в глухую пору зимы, когда края трещин покрывались толстой коркой льда, Анга оставляла свой опасный промысел и уединялась в хижине на Птичьем холме. Жители деревни оставались без свежего мяса, болезни сразу же начинали разгуливать по селению, а родившиеся в это время дети на долгие годы оставались хилыми и слабоумными.
— Нет, Анга, я думаю не о смерти, а о себе, — призналась смущенная девочка. — Сегодня отец Габар сделал для меня новое Предсказание… Мне очень не хочется покидать эти места!
— Ты еще совсем ребенок, но уже влюблена, — грустно улыбнулась охотница, поддерживая Лланму во время крутого подъема на каменистый холм. — Твоя печаль естественна… но тебе придется смириться.
Через такие потери проходят все женщины. Ветер Перемен заставляет их вновь и вновь создавать семьи — и вскоре безжалостно разлучает с родными. Одни женщины в конце концов привыкают к этому… а другие теряют близких так много раз, что у них не остается больше сил любить!
Анга была единственной незамужней женщиной в деревне, и Лланма поняла, что охотница говорит о себе.
— Я знаю, — с горечью сказала девочка. — Наверное, отец Габар прав, и нам с Янсоном не следует больше мучить друг друга бесполезными мечтами…
— Сегодня ты переночуешь у меня, — сказала Анга, с сочувствием глядя на Лланму. — А еще лучше — давай-ка перебирайся ко мне! У твоих приемных родителей будет время привыкнуть к мысли о неизбежном вашем расставании. Бедные старики! Сколько детей, своих и перенесенных Скачками, отнял у них Ветер Перемен!
Вскоре Лланма с беспокойством увидела, как впереди, из-за края ближайшей извилистой трещины, показалась чешуйчатая голова крида. Обычно криды опасались приближаться к деревне, но иногда особо агрессивные, матерые самцы подстерегали одиноких путников сразу же за околицей. Спрятавшись в расщелинах, они терпеливо поджидали неосторожную жертву в прохладной мгле, уцепившись когтистыми лапами за неровности каменных стен. В момент, когда ничего не подозревающий человек взмывал в прыжке над пропастью, хищник одним толчком мощных лап выбрасывал свое гибкое тело ввысь, хватал добычу и, распустив перепончатые крылья, мягко планировал в пропасть. Отец Габар рассказывал, что в глубине бездонных расщелин находится множество широких уступов и пещер — излюбленных мест обитания кридов. Охотники нередко находили там останки людей и домашних животных…
Анга тоже увидела ящера, но даже не замедлила свой бег. Неспешным движением она вынула из-за пояса длинный зазубренный кинжал, выточенный из зуба гигантской морской змеи. Глаза охотницы азартно блеснули, мускулы на руках вздулись — она, похоже, жаждала схватки.
Но ничего не произошло. Крид был, видимо, старым и многоопытным. Увидев в руках женщины грозное оружие, он тоскливо завыл и, резко оттолкнувшись от края трещины, исчез в ее непроницаемой тьме.
Лланма вздохнула с облегчением, но Анга была разочарована.
— Неужто ты испугалась, девочка? — с насмешкой спросила она. — Конечно, ты еще очень мала, но… Скоро ты вырастешь — и тогда тебе непременно захочется сцепиться в смертельной схватке с хищным зверем. Так, чтобы жилы звенели от напряжения и сердце пело от упоения боем. Разве нет? Мне казалось, между нами есть немало общего…
— Нет! — резко встряхнула головой Лланма. — Нет! Я обычная девочка и создана совсем для другого!
Преодолев последнюю расщелину на пути к деревне, они перешли на шаг.
— Ты хочешь сказать, что, как и большинство женщин, ты создана для мужчины? — с легким презрением спросила охотница. Она раскрыла наплечный ранец, с которым никогда не расставалась, и стала собирать попадавшиеся ей на глаза целебные травы.
Лланма обиделась и, вспомнив утреннюю встречу с Хранителем, гордо сказала:
— Сегодня, сразу после Скачка, мы с Янсом были в Храме, и отец Габар заметил во мне дар Предсказательницы.
Анга удивленно посмотрела на нее, но промолчала. Они пересекли узкое ущелье, заросшее кустами-сетями с привлекательными на вид, но ядовитыми ягодами, и поднялись по извилистой тропинке на Сторожевой холм. Отсюда открывался живописный вид на деревню, разбросанную по девяти округлым холмам. Среди цветущих садов виднелись конические крыши многочисленных хижин. По древней традиции, они были свиты из ветвей специально выращиваемых деревьев с мощным стволом и стелющейся низко над землей плоской кроной.
— Раз, два… четыре.. Нет — пять! — нараспев считала девочка, обводя взглядом открывшийся вид. — Пять новых домов появилось, Анга! А исчезло всего два — Гона-рыболова и Пита-землекопа Удачным выдался этот Скачок…
Она замолчала, вспомнив мрачные предсказания Хранителя. Нет, в это невозможно поверить! Старик ошибается, она чувствует это — их с Янсом ничто не может разлучить!
Женщины сбежали по крутой тропинке, без труда преодолев сеть извилистых узких трещин, и оказались на главной поселковой улице.
Здесь было многолюдно — вернувшись с похорон, жители деревни не спешили расходиться по домам. Они обнимали друг друга, поздравляя с приходом весны, жалели семьи Гона и особенно Пита — балагура и всеобщего любимца, восхищались новым арочным мостом над Лодей, строили догадки насчет его происхождения и сошлись на том, что его принесло Скачком не иначе как из джунглей таинственного Южного материка. У обочины дороги развернулся небольшой базар: рыбаки привезли несколько крупных рыб, пойманных в освободившемся ото льда заливе, а женщины разложили на камнях рукоделие, сработанное за долгие зимние вечера. Рядом расположились и неугомонные мальчишки с рогатыми раковинами — ребята успели собрать их поутру в устье Лоди. Кое-кто из взрослых безуспешно пытался разогнать детей, но потом решили: пусть учатся торговать.
С Белого холма, где находились все пять вновь появившихся хижин, на улицу спускались новички, в большинстве это были женщины и дети. Отец Габар дождался их у моста и повел в другой конец деревни к дому старосты: нужно было зарегистрировать перенесенных Скачком людей и определить их на работу.
Девочка поискала глазами Янса, но его на улице не было. Может, он направился в Храм, пока учитель знакомится с новичками? Лланма с благоговением представила себе, как ее друг сидит в кресле Хранителя и ждет очередного откровения машин…
Анга тем временем властно потянула ее за руку в темный переулок между развалинами Старых зданий, перенесенных в деревню невесть откуда. Они напоминали маленькие крепости: мощные выпуклые стены с дождевыми подтеками, грибовидные башни по углам массивного пятиугольного фундамента, узкие окна-бойницы, кованые двери, подвешенные на цепях… Лланма не любила эти дома: ей всегда казалось, что из темных проемов за ней постоянно следят чьи-то недобрые глаза. Не зря же вездесущие мальчишки рассказывают о Старых зданиях столько жутких историй!
Но вот переулок остался позади, и Анга с Лланмой выбежали на болотистый, полный холодных родников берег Лоди. Ее мутные воды, наполовину закрытые слоем желтой пены, искрились в лучах обоих солнц. Миновав деревянный мост с подгнившими сваями и небольшой лужок, заросший речной мятой, они оказались у подножия Птичьего холма.
Узкий проем в густых зарослях кустов-ограды привел их во двор дома Анги. К удивлению девочки, сад у нее оказался совершенно запущенным. Деревья, давно не знавшие обрезки, свились между собой ветвями; их вершины, побитые суровыми морозами, черным сушняком торчали из зазеленевших крон. На цветах скороспелой ломии — кустарника, дающего первый урожай ароматных ягод уже через месяц после начала весны, ползали мохнатые гусеницы. Нет, не зря поговаривают в деревне, что в Анге женского — разве одна только внешность…
— Не нравится? — с усмешкой спросила охотница. Она одним движением руки сломала ствол засохшей ломии и отбросила его за ограду. — Все деревенские женщины дружат с растениями, а я… А я воюю со всеми — с растениями, животными и даже с людьми…
Услышав глухой нарастающий гул в небе, она замолчала и настороженно взглянула вверх.
— Тир? — испуганно прошептала Лланма, прижимаясь к искусно сплетенной стене хижины.
— Нет… Это снова прилетел тот человек со станции — Корин, — задумчиво ответила охотница, не отрывая глаз от пелены облаков; среди них выделялось красное пятно, быстро увеличивавшееся в размерах. — Что-то давно Игоря не было видно… Ладно, пошли в дом. Таких чучел животных, как у меня, ты наверняка никогда не видела.
Корин сидел, уютно расположившись в кресле Хранителя, и с интересом осматривался по сторонам, стараясь запечатлеть в памяти все детали интерьера. Он впервые попал в комнату за Центральным залом, в святая святых Храма: множество разнокалиберных дисплеев, громоздкий пульт управления, примитивное печатающее устройство… Но самым любопытным была видеокарта Майоры, данная в круговой развертке. Кстати, весьма несовершенная — на ней не хватало трех архипелагов вблизи полярного круга. «Но почему очертания материков непрерывно дрожат? — размышлял Игорь, рассматривая карту. — Неужто это отображение постоянных изменений береговых линий, так характерных для Майоры? Поразительно!.. Такую видеокарту невозможно создать без системы искусственных спутников, — но разве примитивная цивилизация этой планеты достигла столь высокого технического уровня? Загадки, сплошные загадки…»
Игорь взглянул на часы в рукаве «зубра» — своего массивного скафандра с встроенным в него стабилизатором пространства и времени, или иначе — провремени. Без такого стабилизатора здесь, на Майоре, он и минуты не смог бы пробыть. «Интересно, — подумал Игорь, — подозревают ли аборигены, что их организмы обладают уникальной способностью существовать в условиях чудовищных колебаний напряженности провременного поля? Вряд ли… Не удивляются же они своему поразительному умению одним прыжком преодолевать любую из бесчисленных трещин, густой паутиной опутывающих всю планету! Не люди, а птицы… и вместе с тем настолько человекоподобны, что порой, общаясь с ними подолгу, перестаешь замечать их серебристую кожу, гибкие полупрозрачные конечности, двойные веки и небольшие крылья-перепонки…»
В зал боком вошел грузный отец Габар в своем обычном темно-коричневом комбинезоне с каймой золотистых полос. В руках, непропорционально тонких и вместе с тем очень сильных, он держал большую стеклянную чашу, наполненную до краев голубой водой. Когда Хранитель поставил чашу на стол, Корин увидел плавающее в ней зеленоватое кольцо — нет, кольцеобразное живое существо. Оно ритмично то сжималось в плоский диск, то стремительно разворачивалось, вплотную прикасаясь к стенкам сосуда.
— Это молодой борг, — сказал Габар, вытирая влажные руки о балахон. — Car-рыболов вчера нашел его в сетях среди рыбы и принес специально тебе в подарок. Хорош?
— Борг? — с сомнением произнес Игорь. Он вспомнил виденную однажды с космозонда сцену: двухсотметровое живое кольцо всплыло из глубин прямо посреди стада шоров — морских млекопитающих, похожих на земных китов. Бедные шоры оказались спрессованы в единую кровавую массу за какие-то две-три секунды!
Габар усмехнулся, взял со стола обрезок металлической трубки и медленно опустил ее в воду. Крошечный борг замер и еще теснее прижался к прозрачным стенкам… Последовал хлопок — и в воздухе засверкал голубой фонтан, окатив Корина с головы до ног. Через мгновение борг понял, что ошибся, и выпустил трубку из своих объятий. Пораженный землянин увидел, что один ее конец смят, как будто побывал под ударом молота.
— Борг необычайно живуч, — посмеиваясь сказал Габар и поднес Игорю сосуд с мирно плавающим зеленым кольцом. — Быть может, ты сумеешь привезти его на свою планету и там вырастишь в каком-нибудь обширном пруду. Однако, — добавил Хранитель, усаживаясь рядом со стойкой дисплеев на круглом стуле, — не советую никому в этом пруду купаться…
Корин с благодарностью наклонил голову. Что ж, с помощью Габара зоологическое отделение станции постоянно пополняется все новыми и новыми трофеями. Чего нельзя сказать о других отделах…
— Спасибо, Габар, вы нам очень помогаете… Увы, но мне нечем вас порадовать, — со вздохом произнес Игорь, доставая из бокового ранца скафандра ворох бумаг. — Наши прогнозисты обещают второй весенний Скачок не позднее чем к завтрашнему вечеру. (Габар вскинул голову, тревожно блестя глазами.) Да, ситуация, к сожалению, резко изменилась! Сейчас Ветер Перемен проходит над северными областями Черного материка, недалеко от экватора, и вызывает там чудовищные изменения. Одну скалистую гряду, например, перенесло почти на триста лиг, а на ее месте появилось огромное озеро — пока мы не установили откуда. Да что там озеро — все известные нам поселения попросту разметало по территории почти в тысячу квадратных лиг! Впервые здесь, на Майоре, я видел такое страшное зрелище… Вы должны благодарить судьбу, Габар, что ваше селение находится в средних широтах!
Хранитель, казалось, не слушал землянина. Он сидел, облокотившись на пульт, и размышлял, полузакрыв глаза. Корин с жалостью подумал: «А ведь нелегко сейчас старику! Именно его усилиями здесь, на побережье, поддерживалась относительно стабильная жизнь. Нигде больше в этих широтах нет другого селения со своей школой, клубом и библиотекой с двумя сотнями книг на тридцати различных языках — к сожалению, давно забытых. Нигде нет и таких развитых промыслов. К примеру, местная плетеная посуда поражает своим изяществом. А как тщательно и любовно культивируется контакт с плодоносящими растениями! Именно контакт, а не простое выращивание. Каким-то пока неведомым способом деревенские женщины умеют попросить растения дать урожай раньше положенного срока, предупредить о внезапно надвигающихся холодах или засухе. Конечно, все это — жалкие осколки некогда процветавшей культуры, но Я таких едва тлеющих очагов цивилизации на Майоре пока обнаружено немного. И почти все находятся здесь, в средних широтах, где, по сравнению с экватором, Скачки действуют не столь губительно и климат значительно мягче, чем в приполярных районах».
Но сейчас и эта слабая искорка могла погаснуть, и земляне не в силах помочь…
Старик сидел еще некоторое время, обхватив голову руками, затем встрепенулся и грустно посмотрел на Корина.
— Мне нужна твоя помощь, Игорь. Или хотя бы просто совет. Мне некого больше просить…
Габар поднялся и, не оборачиваясь, сгорбившись, пошел в другой конец зала к массивной стойке с овальным дисплеем. Остановившись, он набрал на пульте управления нужную команду, а затем сделал резкий шаг в сторону Стойка с дисплеем неожиданно выдвинулась вперед, открывая за собой темный проем в стене.
Несколько минут они спускались по гулкой лестнице в подпол, опираясь на тонкие перила. Габар держал перед собой ветвь светящегося кустарника, а Корин включил на всю мощь нашлемный фонарь, но его ослепительный луч утонул во мраке. Еще некоторое время они шли, полусогнувшись, по широкому коридору. С неровного потолка стекали многочисленные струйки воды и образовывали глубокие лужи в выбоинах пола. Наконец потолок стал подниматься, мгла чуть рассеялась, и они вышли в большой зал, вырубленный в скальном основании Храма.
Корин обвел помещение лучом фонаря и изумленно присвистнул: все пространство вокруг было заставлено десятками странных машин. Огромные, почерневшие от сырости металлические цилиндры с коническими раструбами на концах лежали рядами, опутанные сетью толстых кабелей. В центре зала стояли кристаллические деревья, на ребристые ветви которых были нанизаны сотни золотистых дисков. Вся эта система жила какой-то своей жизнью: по деревьям сверху вниз пробегали пульсирующие синие огоньки, цилиндры время от времени издавали вибрирующий гул, затем все гасло и стихало — и снова вспыхивали огни, и снова раздавался шум…
Хранитель обернулся к землянину, и тот заметил, как в полумраке блеснули глаза старика.
— Ты не раз говорил, Игорь, что в деревне должна существовать машина, которую ты именуешь стабилизатором провремени. Да, такой механизм существует, и он перед тобой.
Землянин был ошеломлен. Он оказался совершенно не подготовлен к такому повороту событий. Прошел почти год со времени его первой высадки на побережье Льдистого моря, и все это время старик тщательно уклонялся от любых разговоров об устройстве Храма. Он даже не подпускал землян к вычислительным машинам, встроенным в стены здания: мол, это не понравится богине Судьбы. И вот сейчас, когда рядом нет никого из технарей станции, Габар неожиданно приводит его к тайной святыне Храма! И кого — простого косморазведчика, имеющего о физике провремени самое смутное представление…
Корин сделал несколько шагов к цилиндрам — его привлекло заметное различие в их работе. Одни то и дело издавали мощное гудение, а другие…
Словно догадавшись о его мыслях, Габар хрипло сказал, тяжело дыша от влажного, спертого воздуха:
— Этим устройствам по крайней мере пятьсот лет… Я, к сожалению, очень мало понимаю в технике, но и мне ясно, что из тридцати энергоемкостей вышла из строя почти половина. Те, кто устанавливал под Храмом машины, не учли, что со временем подземные воды прорвутся в пещеру сквозь расщелины в скальном массиве. Может быть, вы сумеете…
Игорь покачал головой:
— Уже не успеем — до очередного Скачка остались считанные часы. И потом, я уже объяснял вам, Габар, что спускаться со станции на Майору весьма непросто — мешают страшные ураганы провремени в верхних слоях атмосферы. Наши космозонды порой разрывает там на куски: носовая часть, например, оказывается во вчерашнем дне, а хвостовая — в послезавтрашнем. Здесь, у поверхности, нет ничего подобного…
— Но ты же не раз прилетал в нашу деревню! — воскликнул старик, недоверчиво глядя на Корина.
— Да, раз-два в месяц бури провремени кое-где стихают — чаще всего это бывает здесь, в средних широтах. Сегодня я едва успел проскользнуть через одно из таких окон, но через два часа должен лететь обратно: Ветра Перемен не выдержит никакой скафандр. Может, позднее, после Скачка, мы попробуем послать в деревню большой космобот с учеными и инженерами, и они…
— Я понял, — мрачно сказал Хранитель. — Сам виноват — нужно было еще прошлой осенью привести твоих друзей к этим машинам! Но вы совсем иные… До сих пор не могу поверить, что где-то среди звезд, над нашими головами, пролетает огромная, как тир, станция… Что уж говорить о деревенских жителях: они до сих пор верят, что вы — какие-то чудные мутанты с Южного материка.
— Боюсь, Габар, вы напрасно возлагаете на нас серьезные надежды, — огорченно сказал землянин. — Мы лишь недавно вышли в Большой космос и мало что понимаем в тайнах природы. Надо же было такому случиться: первый обитаемый мир, который мы открыли, — это Майора! Да таких планет, может быть, нет во всей Вселенной…
Хранитель озадаченно взглянул на Корина.
— Неужто другие планеты устроены иначе? — недоуменно спросил он.
Игорь промолчал. Он не раз уже рассказывал Габару о Солнечной системе, о Земле, Марсе, Венере и других обитаемых планетах и каждый раз убеждался, что старик попросту не воспринимает его слова. Для него все это лишь отвлеченные рассуждения, лишенные практической пользы. Нет, с ним надо разговаривать по-другому…
— Сегодня Ланг-охотник рассказал мне, что после Скачка он видел за Туманными горами мираж Города, — переменил он тему разговора. — Может, и сам легендарный блуждающий Город где-то неподалеку? Помните, сколько чудесных историй вы поведали мне об этом таинственном сооружении?
Габар кивнул.
— Вижу, куда ты клонишь, Игорь. Если верить легендам, в Городе должны жить потомки людей, построивших в древности наш Храм и эти машины. Они могли бы помочь мне, но… Но Город появился слишком далеко — до него лиг сто, не меньше. Ты же знаешь, что богиня Судьбы разрешает нам уходить от своих домов лишь на несколько лиг, и то исключительно ради охоты.
«Опять начинается! — с отчаянием подумал Игорь. — И пяти минут нельзя поговорить с аборигенами, чтобы не наткнуться на какое-нибудь табу. Одна стена непонимания вырастает за другой. Даже странно вспомнить, что еще три года назад все человечество горячо обсуждало только одну проблему: удастся ли высадиться на Майору или нет? Высадились — и оказалось, что это не самое трудное. Как, например, внушить майорийцу простейшую вещь — идею ПУТЕШЕСТВИЯ?»
— До Города можно дойти, — как можно убедительней произнес Корин. — Сто лиг — не такое большое расстояние. Это всего в пять раз больше, чем до Синих холмов, а вы сами рассказывали, что охотники некогда ловили там летучих ящеров.
— Это было в голодные годы, — весомо возразил Габар. — Я лично вел тогда отряд из самых смелых мужчин через Горячую долину. И часа не проходило, чтобы мы не поворачивали назад! Если бы наши дети не умирали от истощения, мы никогда бы не одолели эти двадцать страшных лиг. В то время я был еще довольно молод и крепок. — и все равно несколько раз терял сознание. Как только вспомнишь, что с каждым шагом уходишь все дальше и дальше от деревни… Возникает чувство, будто ползешь по отвесной стене:
Разве вы, земляне, совсем не боитесь высоты?
— Многие боятся, и я в том числе, — нехотя признался Корин. — Но для нас это разные вещи — идти по земле и взбираться на гору.
— А для нас одно и то же! — сердито сказал Хранитель. — От одной мысли о путешествии к Туманным горам мне становится не по себе… Пойми, мы вовсе не домоседы — Ветер Перемен переносит нас, как семена деревьев, с места на место. Бывает, человек уже к тридцати годам побывает на всех материках — и такое повидает!.. Зачем же покидать свой дом, если богиня Судьбы сама позаботится о расставании — и не раз и не два? По-моему, природа мудро поступила, заложив в нас, майорийцев, органическое отвращение к тому, что ты называешь путешествием. Так что иди в Город сам.
— Видимо, придется, — задумчиво сказал Корин. — Хотелось бы, конечно, чтобы рядом был опытный охотник, и не один…
— Прости, Игорь, но это несерьезно — ты же совершенно не умеешь прыгать через расщелины! До сих пор вздрагиваю при воспоминании, как ты прошлой зимой едва не провалился в трещину у Мертвого леса. А ведь ее даже дети берут без усилий.
— У меня будет машина, — нетерпеливо перебил его землянин. — Не космобот, на котором я прилетаю со станции, а маленький глайдер. Он будет лететь над землей на небольшой высоте и сможет подстраховать меня во время прыжков. И у меня будет другой скафандр, с мощными механическими мускулами. Но главное, я буду не один — со мной пойдет Марта.
— Ах, Марта… — с уважением сказал Габар, поглаживая буйные волосы. — Тогда может быть, может быть… Ладно, попробую уговорить кого-нибудь из охотников — среди них есть немало отчаянных ребят. Только как им объяснить, что поход в Город нужен для их же пользы? Мы, майорийцы, не можем и не хотим путешествовать, но в каждом из нас живет вечный странник… За исключением, конечно. Хранителей. Я обязан заботиться о стабильности жизни в деревне, но немало людей, особенно молодых, мечтает поскорее оставить эти Богом забытые места. Разве плохо повидать джунгли Южного материка, походить по улицам ледяных городов Полярного архипелага… да мало ли чудес на Майоре! Так что вряд ли кто-нибудь в деревне опечалится, если машины под Храмом и вовсе выйдут из строя. Разве только женщины — хранительницы домашнего очага?..
Они молча вышли из зала и, согнувшись, вновь направились к лестнице, шлепая ногами по лужам. Игорь не переставал упрекать себя за излишнюю торопливость. В разговоре с Габаром он несколько схитрил: о появлении Города за хребтом Туманных гор он узнал еще два дня назад от Наблюдателей. Таинственный блуждающий Город — легенда легенд, сказка сказок Майоры… В любом, самом захудалом селении старики знали множество сказаний об этом странствующем призраке. Одни рассказчики населяли его добрыми и могучими витязями, другие — злыми Богами, третьи — ужасными мертвецами, но все сходились в одном: в истории Майоры Город сыграл какую-то важную роль.
По предложению Корина в кабинете директора станции Логинова собрался научный совет. Его идея о спуске к Городу на космоботе сразу же была отвергнута: по сообщению Наблюдателей весь район Туманных гор был закрыт с воздуха непроходимыми вихрями провремени. Да и вообще намерение Игоря во чтобы то ни стало пробраться в Город не вызвало у его коллег особого энтузиазма. Фронт работ на Майоре и без того был необычайно широк, людей и техники не хватало — стоило ли ради каких-то легенд нарушать планы исследований?
После долгих споров Корину все-таки разрешили самостоятельный поход — на свой страх и риск. Инженеры из техотдела обещали ему предоставить скафандр нового типа, а Логинов позволил взять любой из глайдеров. Игорь вопреки советам директора выбрал не многоместный «Беркут», а легкий «Гриф», рассчитанный на трех человек. Все равно глайдеры как средство передвижения на Майоре бесполезны — слишком много хроноватт энергии расходуется на один килограмм нагрузки. Корин куда больше рассчитывал на помощь аборигенов, но и эту тонкую ниточку он только что порвал. Разве можно забывать, что психология майорийцев совершенно отлична от земной?!
«Вечные перемены, постоянное движение — вот в чем главный закон бытия, — вспомнил он отрывок из философского трактата, найденного в заброшенном городе среди джунглей Черного материка. — Человек — это былинка на ветру, это семя, носимое в чреве птицы. Никто не знает, какой ветер зашумит под ее крыльями и на какую почву упадет семя, чтобы дать всходы. Каждый может оказаться везде — и все может оказаться рядом с каждым. Движение в движении — вот суть жизни! Как бы ты, человек, ни пускал глубоко свои корни на новом месте, как бы ни радовался сокам, текущим в твои жилы из плодородной почвы, помни: грядет Ветер Перемен…»
Глава 3
Лланму разбудила тишина. Еще минуту назад она была во власти кошмарных воспоминаний, мучивших ее уже неделю, после второго весеннего Скачка.
Ночь, сырая мгла… За стенами Храма бушует ураганный ветер. Дрожа от волнения, она прячется в темном углу восточного придела и буквально глохнет от могучего гула машин, заработавших во всю свою мощь. Янс, невзирая на запреты отца Габара, тайком провел ее в Храм. Здесь, рядом с алтарем, ей не грозит опасность — даже самый свирепый Ветер Перемен не может проникнуть под своды огромного здания.
И все же ей страшно. Не за себя — за остальных жителей деревни, которые стоят сейчас плотной толпой под куполом Убежища, прижимая к груди перепуганных детей. Никто из них не уверен в своей судьбе — ведь предсказания Хранителя исполняются далеко не всегда… Этой ночью дети могут навсегда потерять родителей — она, Лланма, прекрасно знает, как это тяжело. Но почему отец Габар не разрешает даже матерям с грудными младенцами войти в спасительный полумрак Храма? Как все-таки Хранитель бывает жесток!.. Да, жесток! Не верить же всерьез его словам о том, что во время Скачков вблизи машин не должно находиться больше двух человек, иначе, мол, механизмы не выдержат перегрузки и сломаются. Даже Янс, ученик Габара, считает это нелепым предрассудком.
Сейчас Янc вместе с отцом Габаром стоит у пультов в зале со стенами-картами и делает все возможное, чтобы погасить Ветер Перемен в окрестностях поселка и, конечно, в Убежище. Судьба сотен людей находится в их руках…
И вдруг невдалеке раздается отчаянный стук и треск дерева — кто-то ломится в Храм, снося входную дверь. Сквозь гул машин она слышит приглушенные крики мужчин, вопли женщин… Как это ужасно! Разве можно ей, Лланме, скрываться в Храме одной и спокойно слышать призывы о помощи?!
Она наконец решается и бежит по коридору сквозь водопад мигающих огней. Пусть отец Габар проклянет ее, пусть ее захлестнет безжалостная петля Скачка — она не может слышать эти крики отчаяния!
И вот впереди массивная дверь, вздрагивающая от ударов. Дрожащими руками она нащупывает тугой запор и, напрягая все силы, отодвигает его в сторону…
Яркий зеленый луч пробился сквозь прозрачные ветви отлии, вплетаемой в оконные рамы вместо стекол, и коснулся лица девочки. Она вздохнула и, прищурившись, стала разглядывать удивительную панораму Птичьего холма, открывавшуюся из окон дома Анги-охотницы. За одичавшим садом виднелась зеленая стена кустов-ограды, за ней находилась роща висячих деревьев, связанных с землей только тонкими лозами, а еще дальше, в туманной утренней дымке, темнели громады морских пальм, над которыми белой пеной вились стаи птиц. В белесом небе плыли облака-паутинки с розовой бахромой по краям, подсвеченные лучами восходящего зеленого солнца. «Скоро весна кончится, — подумала девочка. — Как быстро она пролетела… Скоро зазеленеют прибрежные холмы, и кусты даркии зацветут чудесными синими колокольчиками, и забавные толстяки сонты покроются вкусными коричневыми плодами, которые так любил Янс. Янс…»
Она вновь погрузилась в полудрему — и неожиданно увидела улицу какого-то города, заставленную по сторонам мрачными коническими домами. Несколько человек, одетых в плотно облегающие комбинезоны, молча стояли вокруг лежавшего в пыли мальчика. Его худенькую фигурку еле покрывали лохмотья, руки были усеяны синяками и ссадинами. Закрыв лицо ладонями, мальчик не скрываясь рыдал.
Сердце девочки вздрогнуло. Янс, это Янс!
В конце улицы появился странный черный экипаж со впряженным в него небольшим шестиногим животным с длинной угрюмой мордой и острыми ушами. Повозка остановилась неподалеку от толпы. Та неохотно расступилась, пропуская к Янсу высокого худого старика в роскошном камзоле и со шпагой на расшитом золотом поясе. Старик наклонился над мальчиком, на его темном морщинистом лице промелькнула тень удивления. Он что-то сказал, усмехнувшись. Люди в толпе заулыбались, один из мужчин подошел к парнишке и протянул ему руку. Сейчас мальчик встанет, и она наконец увидит его лицо…
Дверь протяжно заскрипела, и Лланма, вздрогнув, окончательно проснулась. В комнату стремительно вошла Анга, держа на вытянутых руках что-то пушистое и серебристое. Приглядевшись, девочка вскрикнула от восторга: это же шкурка сграда — самого редкого зверька на побережье! Его искристый мех, по старинному поверью, приносит счастье.
Анга, поймав восхищенный взгляд девочки, с довольным видом рассмеялась и одним движением руки набросила шкурку на ее плечи.
— Это тебе, Лланма. Еще с прошлого лета я охотилась за этим хитрецом и наконец сегодня утром все-таки поймала. Знаешь где? В норе у подножия Большого холма — того, который появился за Кривым оврагом после второго Скачка.
Глаза девочки потемнели от боли, и Анга спохватилась:
— Не стоит так отчаиваться — Ветер Перемен всесилен, как сама судьба. На этот раз ты сумела избежать ее удара, а Янс… Что ж, быть может, ему повезло и он бродит сейчас среди древних храмов Черного материка или глазеет на улицы одного из старых городов?
Девочка вспомнила недавнее сновидение. Может, этот сон был вещим — ведь не зря же ее мать — Предсказательница?
— Да, — прошептала она, — но Янс мог попасть и в знойную пустыню, и в непроходимые болота, и в безлюдные предгорья… До сих пор не могу себе простить, что так опрометчиво бросилась во время второго Скачка к двери Храма! Если бы не моя глупость, Янс не выбежал бы наружу, стараясь удержать толпу бедных женщин…
— И сыновья хромой Канти были бы сейчас на его месте, — сурово прервала девочку Анга, — и дочка Герны, и внуки старухи Варты… Ты сделала великое дело, Лланма, — впустила в Храм жителей поселка и спасла их от перемещения. Насколько я знаю, отец Габар не делал подобного лет пятьдесят…
— Ты забываешь, что своим поступком я вывела из строя какие-то механизмы в Храме, — горько сказала Лланма. — Если бы ты видела, как посмотрел на меня на следующее утро Хранитель! Нет, лучше бы я подчинилась своей судьбе…
Они молча позавтракали плодами, собранными прошлым вечером Лланмой на опушке Мертвого леса. Анга, утомленная трудной ночной охотой, направилась уже было к себе в спальню, но девочка остановила ее неожиданным вопросом:
— Я слышала от подруг, что этот человек с неба, Корин, снова появился в доме отца Габара? Анга удивленно кивнула.
— Говорят, он ходит по поселку и уговаривает охотников пойти с ним вместе к Туманным горам.
— Да, я знаю, — неохотно ответила Анга, нахмурившись. — Только никто не верит его рассказам о блуждающем Городе. Мало ли весной бывает миражей?
— И ты тоже не веришь?
Анга раздраженно собрала посуду и швырнула ее в бачок с водой так, что тарелки жалобно звякнули.
— Мало ли во что я верю… Тебе не пора идти с подругами на прибрежные холмы? Мина-травница говорила, что сегодня начинается сбор целебных листьев. Да и мне надо вздремнуть…
Девочка не отрываясь смотрела ей в глаза, и охотница, не выдержав, закричала:
— Что ты на меня так смотришь?! Да, однажды я дошла в одиночестве до Синих холмов! Я была тогда очень молода и хотела доказать этим зазнайкам-мужчинам, что ни в чем не уступлю им на охоте!
— И у тебя не кружилась голова?
— Нет.
— И у меня не будет кружиться?
— Откуда я могу знать? Отец Габар после моего похода через Горячую равнину долго меня расспрашивал, как было дело, а потом сказал — мол, в старинных книгах не раз рассказывалось о женщинах, которые могли уходить от дома на десятки лиг. Видно, добавил он, вы, женщины, устроены природой как домоседки, но уж если кому-нибудь из вас приходит в голову отправиться в странствия, то богиня Судьбы просто не в состоянии вам помешать. А почему ты об этом спрашиваешь?
Лланма почувствовала, что ее несет какая-то высокая волна — так, как это было неделю назад в Храме у карты Майоры. Она еще не осознала до конца, что намеревалась сделать, а просто подчинялась внутреннему голосу.
— Анга, покажи мне Птичий холм, — неожиданно для самой себя попросила она. — Мальчишки рассказывают о нем жуткие истории… Правда, что в роще морских пальм находится какое-то древнее кладбище?
Охотница посмотрела на девочку с нескрываемым удивлением.
— Правда, — сказала она немного дрожащим голосом. — Я редко бываю там… да и что там делать? Даже Габар не интересуется этим кладбищем, хотя оно и перенесено с какого-то далекого материка. Завтра, если хочешь, я покажу тебе это место.
— Нет, нет, сегодня! Анга, милая, очень прошу тебя! Знаю, ты устала, но…
— Ну что поделаешь с этой девчонкой!.. Ладно, согласна, только, чур, посуду сегодня моешь ты. Терпеть не могу заниматься домашним хозяйством!..
Минут через десять они вышли из дома, обогнули ограду и пошли по тропинке, еле заметной среди высокой колючей травы. Земля дышала влагой после ночного дождя. Над головами женщин носились большие морские стрекозы, шелестя полуметровыми сетчатыми крыльями. Было жарко; зеленое солнце уже поднялось над кронами деревьев, а оранжевое пока еще скрывалось за Туманными горами. Лланма, обернувшись, обвела хребет глазами: нет, сегодня миража Города не видно…
Пройдя цветущий луг, разрезанный двумя неширокими трещинами, Анга и Лланма вошли под высокие кроны морских пальм. Сразу стало сумрачно и прохладно, противный мясной запах цветов сгинул, уступив место солоноватому возбуждающему запаху — словно с моря подул ветерок. В роще было непривычно голо, подлеска почти не было, исключая низкорослый кустарник с суставчатыми, постоянно движущимися ветвями, — такого Лланма еще никогда не видела. И еще было много грибов: больших белых шаров с красными крапинами, изящных зеленых башенок с плоскими светящимися шляпками, розовых крепышей, поднимающих свои спиралевидные гребни почти на метр над землей. Вокруг царила тишина, и только птицы еле слышно щебетали под высоким пологом рощи.
Анга взяла девочку за руку и повела ее в глубь зарослей. Вскоре впереди показалось облако бурого тумана, нависшего над обширной площадкой между коническими стволами пальм. Еще несколько шагов — и они нырнули в густую мглу. Сразу все исчезло: исполинские деревья, шум ветра, клекот морских птиц. Здесь, в тумане, струилась тихая музыка, ненавязчивая и грустная, и звучал гортанный мужской голос, полный скорби. У Лланмы выступили слезы на глазах. Да, что был мир навсегда ушедших…
Они ступали уже не по траве, а по серым каменным плитам. Некоторое время их взгляды тонули в липком тумане, потом они увидели, как по сторонам стали проявляться какие-то смутные контуры. Это были обелиски — целый лес стел, пирамид, крестов и полусфер, вросших в небольшие квадраты жирной земли, заросшей черными колокольчиками. Цветы, колыхаясь от слабого ветра, издавали тихий хрустальный звон.
— Неужели под этими камнями лежат?.. — дрожащим голосом спросила девочка, крепко ухватившись за руку охотницы.
Анга, нахмурившись, кивнула:
— Как видишь, бывают и такие кладбища. И если на то пошло, мне этот обычай больше по душе, чем наша пропасть Успокоения.
Лланма не нашла, что ответить, — мысль о смерти ей пока не приходила в голову. Подойдя поближе к одной из овальных плит, она увидела витиеватую надпись. На гладком зеленом камне с золотистыми прожилками были искусно вырезаны десятки имен, а рядом даты их жизни. Даты? Какие странные цифры…
— Хотела бы я знать, — сказала Анга, — зачем ты сюда пришла? У тебя был такой вид, словно от этой прогулки зависит вся твоя жизнь. Верно, что твоя мать была Предсказательницей?
Невдалеке раздались тяжелые, гулкие шаги. Лланма растерянно оглянулась. Анга выхватила из-за пояса кинжал и приготовилась к прыжку. В этот момент из-за высокого пирамидального монумента появилась массивная фигура, закованная в стальные латы. Девочка охнула и спряталась за спину охотницы.
— Вы не узнаете меня, Анга? — глухо прозвучал мужской голос. — Прошу вас ради нашего давнего знакомства — не пускайте в ход кинжал! Мой скафандр не выстоит против зуба морской змеи.
— Землянин, я думала, вы уже улетели к себе на небо, даже не попрощавшись со мной, — со вздохом облегчения сказала Анга и машинально поправила растрепавшиеся волосы.
Девочка озадаченно взглянула на Ангу: ТАК она не разговаривала ни с одним мужчиной в деревне. Не слышно было ни тени холодного, поучительного тона, который обычно всех так раздражал. А глаза как сияют… Да она же подняла внутренние веки! В таком густом и едком тумане!
— Я не решился зайти к вам в дом, — признался Корин. — Во время нашего последнего разговора вы выглядели такой сердитой…
— Я рассердилась вовсе не на вас, а на вашу нелепую идею. Ну что, нашли вы в селении желающих идти к Туманным горам?
— Нет, все до одного отказались, — расстроенно сказал землянин, — даже братья Щады, а ведь это самые смелые ребята на побережье! Все говорят одно и то же: в Город, мол, они не верят — это обычный мираж, — а что касается машин под Храмом, то это дело Хранителя. Если механизмы сломались — пусть старик сам их и чинит, в деревне и без того дел невпроворот…
Лланма с откровенной неприязнью посмотрела на землянина. Мало того, что в деревне ее осуждают как преступницу — еще и пришелец укоряет ее! Посмотрел бы лучше на себя — чудище, а не человек. Лицо грубое, словно вырубленное из камня, глаза маленькие, близко посаженные к переносице, рот узкий, словно щель. А этот нелепый железный костюм! Интересно, что Анга в нем нашла?..
Землянин тем временем подошел к зеленому обелиску, коснулся рукой его полированной поверхности и нараспев прочитал:
— «Здесь покоится Дон Орн, ученый-математик третьей степени, со всеми его родными, прошлыми, настоящими и будущими. Склони голову, прохожий, над прахом этой простой семьи и подумай о себе и о Вечности».
Он замолчал, пробегая глазами имена погребенных.
— Семьи? — недоуменно спросила Лланма. — Может быть, здесь лежат перенесенные дети этого Дона Орна?
— Нет, — уверенно сказал Корин. — Все потомки ученого тоже Орны. По вашему древнему обычаю, перенесенные дети теряют право носить фамилию родителей. Поэтому ты, девочка, зовешься просто Лланмой. Семья же Дона Орна, жившая, судя по датам погребений, тысячу лет назад, никогда не расставалась. Понимаешь — НИКОГДА!
Девочка растерянно посмотрела на Ангу, но та молча уселась на округлый валун и грустно опустила голову.
— Я никому из ваших не рассказывал об этом, даже отцу Габару, — сказал Корин, любуясь изящной фигурой охотницы — казалось, на камень на минуту присела серебристая птица. — Но через час я улетаю на станцию, и, кто знает, когда мы вновь встретимся… Знайте же, что не всегда над Майорой дул Ветер Перемен! Не всегда судьбы миллионов людей смешивались, словно в гигантском калейдоскопе, несколько раз в году! Вся эта дьявольская свистопляска началась сравнительно недавно — лет восемьсот назад, не больше. По крайней мере, последние подобные захоронения, которые мы обнаружили на вашей планете, относятся к этому периоду. Что вы на это скажете?
Лланма была потрясена. Ей казалось, что суровый, но привычный мир рушится в бездонную трещину.
— Выходит, если бы я жила в то время… то никогда бы не рассталась с Янсом?
— Да, так было бы, — ответил землянин, с состраданием глядя на девочку.
— Я пойду с вами, Корин! — решительно воскликнула Лланма. — Я знаю, вы хотите дойти до блуждающего Города, чтобы разгадать тайну Ветра Перемен, и затем остановить его. Я тоже хочу этого!
Игорь с недоумением посмотрел на хрупкую девочку:
— Ты что, умеешь читать мысли?
— Моя мать была Предсказательницей, — гордо ответила девочка. — Этот дар недавно пробудился и во мне… Анга, ты спрашивала, зачем я пришла сюда, на кладбище. Теперь ты поняла?
— Не нравится мне ваша затея, — мрачно сказала охотница. — Лланма еще совсем ребенок — разве ей по силам одолеть путь в сто лиг? А я… Если я погибну — кто будет ловить птиц и ящеров с целебным мясом? Мужчины умеют добывать крупных хищников, но кто, кроме меня, даст детям молоко радужных локров, чьи повадки знаю я одна? Вы любопытны, земляне, вы ищете ответы на сотни загадок, которые задает вам Майора. А мы с Лланмой просто на ней живем! Иди в Город сам, Игорь… вместе со своей Мартой.
Анга замолчала, очень недовольная собой. Это было глупо, нелепо, ужасно, но Корин с его вечными вопросами и непонятными идеями вызывал у нее больше, чем обычную симпатию. И все же она наотрез отказалась вчера сопровождать экспедицию землян к Городу. Игорь, конечно, добр и справедлив, и он искренне хочет помочь жителям деревни — но помочь ПО-СВОЕМУ. А на что рыбакам и охотникам тайна Скачков? Им бы побольше сушеных растений да вяленой рыбы, а еще лучше — получить в руки лучевое оружие землян, чтобы можно было без страха вступать в схватку с гигантскими прибрежными животными. Тогда никто не будет голодать, и дети не будут умирать от болезней. Все остальное — в руках богини Судьбы, и не им, слабым людям, спорить с ней…
Девочка с негодованием смерила Ангу взглядом.
— Я пойду с землянами в Город! — уверенно заявила она. — Мне уже девять лет, и я немало повидала за свою жизнь. А выносливости у меня хватит на два таких путешествия — вот увидите! В деревне мне все равно делать нечего, на меня смотрят как на преступницу…
— На два путешествия? — удивленно переспросил Корин. — Но ведь Анга мне рассказывала, что удаляться от дома могут только немногие…
— Мы, женщины, можем все, — улыбнувшись, сказала Лланма. — И мы всегда готовы прийти на помощь любимым мужчинам. Разве не так, Анга?..
* * *
Утро следующего дня выдалось хмурым и ветреным. Низкие синие облака неслись со стороны моря, осыпая землю мелким, колючим дождем. Но хуже всего был туман, серой ватой стелющийся у подножия холмов. «Похоже, первые километры пути придется пройти верхом на „Грифе“, — с огорчением подумал Корин. — Бедный глайдер!.. Это ведь не Меркурий и не Плутон — здесь, на Майоре, каждый метр дороги будет стоить огромных усилий и для людей, и для машин…»
Игорь стоял на широкой террасе, нависающей над крутым обрывом с южной стороны Тенистого холма. Рядом, невысоко над землей, висел «Гриф» — каплевидный глайдер с открытой кабиной и двумя парами полукруглых крыльев. Изящная машина была изуродована подвешенными по бокам стабилизаторами провремени, а на корме черным горбом вздувался кожух блока атомных батарей. «Да, многовато навесили на ослика, — подумал Корин. — Но что поделаешь?..»
Сам косморазведчик чувствовал себя очень неловко в новом скафандре — шутники на станции прозвали его «слоном». Звероподобные доспехи были плотно напичканы стальными мускулами, миниатюрным стабилизатором провремени, батареями и гидроусилителями. В выпуклый грудной панцирь была вмонтирована микроЭВМ с различными экзотическими программами — от телепатической связи с владельцем скафандра до полной автоматизации прыжков через бесчисленные майорийские трещины. И не как попало, а по самому энергетически выгодному принципу: с края расщелины на край, которым аборигены интуитивно пользуются испокон веков. Физики и инженеры станции постарались на славу — в таком «слоне» можно было рискнуть и на путешествие… Нужно только не отклоняться от маршрута, согласованного с Наблюдателями. Тяжело, правда, придется на перевале…
Рядом зашуршали камешки, скатываясь по крутому склону. Игорь обернулся и замер: помогая друг другу на особенно трудных участках, с вершины холма спускались его спутницы. Тонкие серебристые фигурки Анги и Лланмы («Все-таки пошла! — с раздражением подумал Корин. — Только детского сада мне не хватало!») издалека напоминали земных девушек. Лишь многосуставчатые гибкие руки да белые крылья смотрелись необычно. А вот Марта… Бурое продолговатое тело нью-дорианки опиралось на «сноп» мощных щупалец, усеянных присосками, а над всем этим колышущимся уродством поднималась треугольная голова с фасетчатыми изумрудными глазами. Общее впечатление — несколько ошеломляющее, как от разгуливающего по улицам Москвы кальмара. Тем не менее в прыжках через широкие трещины Марта ничуть не уступала майорийцам, а в способности стабилизировать вокруг тела провремя даже превосходила аборигенов.
Нью-дорианка первой приземлилась на террасе рядом с Кориным. Чуть задыхаясь (атмосфера планеты была не очень приятной для нее, хоть и пригодной для дыхания), Марта сказала:
— Габар не придет. И никто из охотников тоже. Час назад в деревню прибежал вестник и сообщил, что рыбаки подбили нашим биоизлучателем небольшого сплита. Сейчас его, наверное, уже отбуксировали к берегу. Представляешь, Игорь, сколько работы привалило бедным селянам?
— Не говорите глупости, Марта, — резко прервала ее Анга. Охотница подошла к глайдеру и с любопытством осмотрела его — такой машины она еще не видела. — Вялить и сушить мясо — праздник для нас! Тяжелая работа наступает, когда в голодный год приходится искать съедобные коренья в Мертвом лесу…
Корин поморщился. «Только женских свар мне не хватает! — с грустью подумал он. — Э-эх, до чего же жаль, что начальство станции так холодно восприняло идею похода в блуждающий Город! Конечно, на Майоре полным-полно других интересных мест, но… Двух-трех парней из отряда десантников мне вполне могли дать в помощь! Я бы согласился пойти даже с зелеными новичками, лишь бы это были парни… А вместо них — три женщины-инопланетянки, одна из которых почти ребенок. Это слишком!»
— Лланма, еще не поздно передумать, — обратился он к девочке, которая с сонным видом стояла на краю террасы и пристально смотрела в сторону гор. — Ну зачем тебе нужен Город?
— Это вам он ни к чему, — спокойно ответила Лланма, не поворачивая головы.
Игорь не нашелся, что ответить. Безнадежно махнув рукой, он пошел к глайдеру и на всякий случай еще раз заглянул в его багажное отделение. Так, продукты тщательно упакованы, баки с водой крепко прижаты захватами к стенкам фюзеляжа, запасные фильтры для «слона» тоже на месте. Все нормально.
— В путь! — бодро крикнул он.
Они с Мартой уселись в салон, и глайдер, повинуясь мысленному приказу Корина, плавно поплыл вниз. Майорийки от такого спуска отказались наотрез. Они расправили крылья и бесстрашно прыгнули в пропасть. В полете они уже ничем не напоминали земных женщин — казалось, в воздухе рядом с «Грифом» парили две серебристые птицы.
Внизу, у поверхности, путников немедленно поглотил густой туман.
