Рирех исчез. Исчез! Говорящий проклял своих предков – но, разумеется, молча. Он был виновен, и добавлять к случившемуся непочтительность ни к чему; он и так уже ощущал, как его вскрывает нож экзекутора.

Стоило на миг отвлечься, и Рирех будто в Великую Пустоту провалился! Что он делал такое недолгое время? Продырявил брюхо Шаргони’ кшуру и сгорел под излучателями в зоне Хшак?.. Это было так же вероятно, как если бы все континенты Харшабаим-Утарту вдруг воспарили в космос и отправились в странствие к центру Галактики. Конечно, этот Рирех – из непоседливых щенков, и беды мчались к нему, как синие черви к мясу, но вряд ли он мог кого-нибудь убить. Дело не в том, имел ли он оружие; он, по глубокому убеждению Сезун’паги, не обладал твердостью и силой, необходимой для убийства. Пашоши или Пехо’вичи – те могли... рогов бы не почесали, был бы только под руками бластер... Но не Рирех! Скорее, Шаргони’кшур придавил бы его своими жирными лапами...

Прошло немало дней, и Сезун’пага успел изучить шестерых ашинге. Они уже не казались ему ничтожными, мелкими, хрупкими, он привык к их лицам с крохотными ртами, к удивительным круглым зрачкам и к черепам, поросшим шерстью. Он уже понимал, что не всякий хаптор свернет им шею голыми руками, он удивлялся их упорству и хитроумию, он оценил их знания, но многое в том, как мыслили ашинге, что они делали, все еще оставалось для него загадкой. Пехо’вичи выпросил у харши’ххе груду ржавого железа... Для чего?.. Рирех, встретив в кабаке злобного шуг’нихари, оказал ему милость, как близкому родичу, – стал поить и кормить, а потом привел в свое жилище. Конечно, с дозволения Хурши, но тот согласился – согласился, хотя ублюдок, лишенный чести и предков, когда-то воевал с ашинге. Почему?.. Почему они так поступили? Или вот Мапах, их лекарь... Однажды пришлось наблюдать, как он моет жуткое чудовище, своего куршута, моет мягкой щеткой и теплой водой, как самый заботливый служитель... Странные эти шуча, странные! Но и Сезун’пага был странным, не таким, как все. Временами он ощущал, что чужаки ему ближе, чем сородичи.

Да, прошло немало дней, и Сезун’пага уже не боялся, что харши’ххе велит убить ашинге. Удивительно, но владыка проявил к ним милость. Должно быть, взвесил выгоды войны и мира и решил, что война укрепляет силу Ппуш, а мир – могущество его самого, правителя клана Кшу. Но, как многое во Вселенной, милость харши’ххе имела две стороны, сторону жизни и сторону смерти. Жизнь, пока все идет хорошо; смерть, если случается нечто плохое. Рирех исчез или убит – что могло быть хуже?.. Владыка должен покарать виновных. Виновные есть всегда.

Маленький корабль плыл в верхних слоях атмосферы, держа курс на берег горьких вод. Говорящий пошевелился в узком неудобном кресле и бросил взгляд на Харги. Трудно сказать, над чем тот размышляет; его лицо казалось застывшим, словно высеченным из темного камня. Но в одном Сезун’пага не сомневался: Харги поверил Гархад’шангу не больше, чем он сам. Впрочем, Гархад’шанг не лгал, он сказал лишь то, что ему доложили. Остальное – дело Куршутбаима.

Сезун’пага снова почувствовал нож экзекутора у живота. Прямо со станции он связался с Шаххаш’пихи, и тот уже отправил дознавателей. Отправил, заметив, что станция Хочара – вне зоны его ответственности. Это было верно. В случившемся нет вины Шаххаш’пихи, нет вины Шихерен’бауха... Кто же недосмотрел?.. На кого обрушится гнев харши’ххе?..

Незаметно для Харги он вытащил ампулу с седативным препаратом и прижал ее к запястью. Страх терзал его, запустив ледяные когти в сердце и печень.

Раздался негромкий перезвон посадочных сигналов, на пульте пилотской кабины замигали огни. Корабль завис над площадкой у огромного здания и начал плавно опускаться.