Над Сарагосой безоблачное небо…

Павел Нилович Ивахнов, пятидесяти лет от роду, бывший российский разведчик, а ныне – сотрудник Системы, куратор звена С, ее Петербургского филиала, выбрал этот пароль, руководствуясь детскими воспоминаниями. Когда он родился, одни войны в Европе уже отгремели – и финская, и испанская, и вторая мировая, а другие, балканская и кавказская, еще не успели начаться; но году эдак в семидесятом шустрое ухо Пашки Ивахнова поймало где-то и как-то звонкую фразу времен испанской войны, и застряла она в его памяти надолго. Застряла, а потом вспомнилась и обрела новый смысл. Теперь Сарагосой был он сам, а не город в Испании, и, значит, называя пароль, он всякий раз желал безоблачного неба себе самому – и в прямом, и в переносном смысле.

Над Сарагосой безоблачное небо…

Но сейчас над головой Пал Нилыча Ивахнова неба не было вовсе. Ни облаков, ни солнца, ни яркой синевы или темного ночного занавеса, расшитого блестками звезд. Вместо всего этого привычного великолепия над куратором звена С нависал серый металлический потолок; справа находилась такая же серая стена, а слева – прозрачная перегородка, совершенно глухая, тянувшаяся от пола до потолочного свода. Можно было бы сказать, что он стоит в коридоре – если бывают коридоры шириной метров сто, начинающиеся в бесконечности и уходящие туда же.

Он не знал, где очутился, ибо на сей раз Доктору не удалось выведать название этого мира – или сна, в который он отправился из маленькой комнатки на третьем этаже, отведенной красноглазому экстрасенсу. Предположительно где-то неподалеку должен был находиться Скиф, агент эс-ноль-пятый, но понятие «неподалеку» в этом пугающе огромном пространстве являлось весьма относительным. Вдобавок в последние секунды, в самом начале Погружения, перед мысленным взором Сарагосы вдруг всплыло лицо Догала, его компаньона и соратника по агентству «Пентаграмма». Марк Догал скончался на больничной койке пару дней назад, как все остальные штатные и нештатные сотрудники фирмы «Спасение», получившие удар разрядником. Из нескольких десятков лишившихся разума не выжил никто – разумеется, если не считать торгового князя, непостижимым образом ускользнувшего в Амм Хаммат. Не первый намек, говоривший о том, что князь – человек непростой!

Но в момент Погружения куратор думал не о нем и не о Скифе, а о Догале. Собственно, не думал, а лишь представил физиономию покойного – бледную, с бессмысленно распахнутым ртом и закатившимися глазами…

Это было плохо! Это могло повлиять на тонкую настройку, производимую Доктором, и в результате точка финиша оказалась бы весьма далекой от Скифа. Насколько далекой, куратор не знал – как, впрочем, не знал и сам Доктор. Может быть, Скиф со своими спутниками находится сейчас на расстоянии сотни метров, может быть – сотни километров.

«Второе вероятнее», – мрачно подумал Сарагоса, озирая огромный пустой коридор.

Но пуст он был только с его стороны. За прозрачной непроницаемой перегородкой, тянувшейся по всей длине коридора, двигалась странная процессия. Начиналось это шествие у противоположной стены, до которой от перегородки насчитывалось метров семьдесят; там, прямо на серой металлической поверхности, мерцало квадратное световое пятно, казавшееся издалека шлифованной изумрудной гранью, и из этого окна – или двери?.. или врат?.. – появлялись гротескные чудовищные фигуры. Затем они непрерывной чередой двигались вдоль перегородки, так что куратор мог хорошо рассмотреть их; на него ни один из странных монстров не обращал внимания – то ли потому, что перегородка была прозрачна лишь с одной стороны, то ли вид человека был тут привычен и не вызывал удивления.

Вполне возможно, так как среди монстров попадались и люди, женщины и мужчины в разноцветных облегающих комбинезонах тусклых оттенков, не слишком отличавшихся от того, в который был облачен сам куратор. Собственно, монстры тоже были людьми – до пояса. Со своей позиции у перегородки он мог с отчетливостью разглядеть их физиономии – тупые, лишенные мимики, со сглаженными чертами; обнаженные торсы, шеи, плечи и пятипалые руки тоже казались вполне человеческими. Однако на уровне поясницы и нижней части живота тела монстров вдруг расплывались, заполняя плотью металлическую полусферу, обращенную вершиной вниз; из нее исходили шесть гибких стержней, служивших нижними конечностями. Если б лица этих тварей не отличались таким сонным равнодушием и невозмутимостью, они походили бы на грешников, усаженных в передвижные котлы и транспортируемых к ближайшему адскому костру, где их, несомненно, начнут варить или жарить, поливая при этом смолой и серой.

Однако никаких ароматов преисподней куратор не ощущал – во всяком случае, по свою сторону перегородки. Воздух был неподвижен, однако свеж и в меру прохладен; если что и удивляло в нем, так это полное отсутствие запахов. И еще он отметил тишину – глухую вязкую тишину, ибо не слышал ни шороха шагов, ни лязга стержней или щупальцев, поддерживавших полусферы, ни гула людских голосов, ни бормотания, ни криков – ничего. Чудовищное шествие свершалось в мертвом молчании.

Сарагоса все еще стоял у перегородки, на том самом месте, где появился две или три минуты назад, возникнув в безымянном мире серых стен и потолков. Реакция у него была отличной; определив с первого взгляда искусственный характер сооружения и заметив жуткое шествие, он тут же выхватил лучемет – ибо спрятаться в этом коридоре и избежать стычки казалось невозможным. Но теперь он сунул оружие в кобуру и передернул широкими плечами, поправляя увесистый мешок; похоже, шестиногие твари, полулюди, полумеханизмы, не собирались на него нападать – шли по своим делам и шли, вылезая из зеленого пятна в стене и направляясь куда-то в своих котлах, быть может, прямиком на местную кухню. Теперь куратор разобрал, что на спинах монстров торчат металлические ранцы-горбы, а руки будто бы перевиты гибкой спиралью из проволоки; у запястья она оканчивалась пятью длинными отростками, скрывавшими пальцы наподобие перчаток.

Однако не все в этом шествии выглядели столь пугающе и неприятно. Попадались тут и люди – один на сотню, как прикинул Сарагоса. Физиономии их тоже казались застывшими, но черты были вполне отчетливы и не расплывались дебильными масками; куратор мог без напряжения отличить смуглого пожилого индуса от типичного англосакса, или крепкого парня, по виду итальянца, от человека с широким славянским лицом. Сон, виденный месяц назад, вдруг всплыл в его памяти – сон о безглазом чудовище с мириадами щупальцев, скользивших над неисчислимой людской толпой. Видит ли он тех, кого коснулась эта тварь? Или его сновидение было всего лишь ночным кошмаром, вызванным дозой бетламина?

Он вгляделся в бесшумную процессию и удивленно приподнял брови. Один из ее участников – человек, не монстр в котле! – имел довольно странный вид: ярко-оранжевые прямые пряди, огромные ушные мочки, свисавшие чуть ли не до плеч, бледное лицо с синеватым отливом, клювообразные челюсти под плоским и широким носом. Человек, разумеется, но не обитатель Земли! Сарагоса, побывавший в разных фэнтриэлах и повидавший всякого, был в этом уверен так же твердо, как в цвете собственной шевелюры и кожи.

Но за этим длинноухим двигалось нечто более удивительное. Ужасное, по правде говоря! А если уж быть совсем откровенным, невероятное, чудовищное, отвратительное!

– Вот тебе и лист опавший, затерянный в осеннем лесу… – пробормотал куратор в ошеломлении. – Дьявольщина! О чем мечталось, то и повстречалось!

В котле о шести ногах, тащившемся вслед за длинноухим, восседал Марк Догал. Во всяком случае, застывшая маска этого существа напоминала лицо Догала – губастое, с темными глазами, обрамленное ореолом черных вьющихся волос. Правда, губы были лишены привычной яркости, а глаза казались безразличными и потухшими, но каким-то шестым чувством куратор понял, что не ошибается. Он видел Догала – или то, что от него осталось.

Пожалуй, сожалеть о нем не стоило. По всем меркам, и божеским, и людским, Марк Догал являлся ренегатом, предателем и отступником, обменявшим свою человеческую душу на сладкий дурман чужаков. И продал он не только себя; продал и компаньона, Петра Ильича Синельникова, подставив его со всей командой под метатели атарактов. «И не его заслуга, что Петр Ильич жив-здоров», – размышлял куратор, постепенно успокаиваясь. Петр Ильич жив, а Сингапур и еще двое мертвы; и мертвы десятки других, пораженных смертоносными хлыстами. Он был далек от того, чтобы винить Догала во всех этих бедах, но Сингапура прощать ему не собирался.

Словно завороженный, Сарагоса двинулся направо вдоль прозрачной стены, не спуская глаз с жуткого зрелища. Колонна шестиногих шагала с ритмичной неторопливостью, и вскоре он, кривясь и хмурясь, обогнал длинноухого с оранжевыми патлами и монстра, ковылявшего следом. Однако тяжкие мысли о Догале и прочих погубленных и убиенных не оставляли его; он не мог сейчас думать ни о Скифе и странных его спутниках, ни о том, в какую преисподнюю заслал его Доктор, ни даже об инструкциях, полученных от Винтера, шефа и командора Восточно-Европейской цепи Системы. Впрочем, эти инструкции, полученные вслед за разрешением на нынешний опасный вояж, были, как всегда, краткими: соблюдать осторожность и на рожон не лезть. Точь-в-точь то же самое, что Сарагоса говорил своим агентам, посылая их в Мир Снов!

Но этот сон – если считать его таковым – оборачивался кошмаром. Теперь куратор пристально вглядывался в лица людей и нелюдей, шагавших в бесконечной колонне; временами ему казалось, что он видит нечто знакомое, напоминавшее черты сраженных атарактами или самих атарактов – тех, с коими ему доводилось встречаться. Впрочем, это могло быть лишь обманом зрения или игрой разгулявшейся фантазии, ибо коридор, по обе стороны перегородки, освещался неярко. Откуда приходил этот свет, с потолка или от стен, куратор так и не смог уловить; временами ему мнилось, что серое и смутное сияние зарождается в самом воздухе.

Отшагав изрядное расстояние, он ощутил, что приходит в себя, и устыдился: получалось, что он вроде бы бежит от монстра с Догаловым лицом. Неприятное зрелище, что и говорить, не для слабонервных, но дела могли обернуться и хуже; по крайней мере его половина коридора была свободна и никто не пытался ему воспрепятствовать либо загнать в ловушку. Теперь Сарагосу, притерпевшегося к виду тварей за прозрачной стеной, беспокоили лишь две вещи: первая – удаляется ли он от Скифа или приближается к нему?.. и вторая – как узнать, что Скиф – это Скиф?..

Конечно, если агент С-05 и оба его приятеля будут передвигаться в котле на металлических ногах, то трудностей не возникнет, возникнут лишь печали; и, возвратившись на Землю, он поставит три свечи – за Скифа, за князя и за пока неведомого их спутника, за альмандина, которого они подцепили в Амм Хаммате. Но в колонне монстров встречались и двуногие создания вроде того итальянца и пожилого индуса; этих по внешнему виду никто не сумел бы отличить от людей. Впрочем, поразмыслив, куратор сообразил, что с опознанием он разберется. Проблема сия, если говорить о Скифе, решалась с полной определенностью, ну а князь… о князе он пока и думать не хотел; с князем разговор будет особый.

В правой, непрозрачной стене появилась шестиугольная арка входа, за которой лежал новый коридор, не столь широкий, но и не маленький – автомобиль проехал бы в него без труда. Сарагоса замедлил было шаги, потом, увидев, что слева тоже намечается нечто любопытное, заторопился; ему хотелось узнать, куда же шествуют эти шестиногие твари с людскими торсами и лицами дебилов. Вскоре за перегородкой раскрылось огромное пространство, зал столь впечатляющих объемов, что он не разобрал ни формы его, ни где тут стены и потолок – то и другое было отодвинуто в неизмеримую даль и словно бы скрыто светящимся туманом. С опасением оглядевшись налево и направо, куратор сбросил с плеч мешок, расстегнул на всякий случай кобуру и прилип к перегородке.

Шествие направлялось сюда. Более того, с другой стороны к чудовищному проему неопределенных очертаний тянулась такая же цепочка шестиногов с горбами-ранцами, в перчатках, напоминавших скрюченные когтистые лапы. Попав в гигантский зал, оба потока разбивались на группы; одни исчезали в тумане, другие копошились неподалеку у входа, третьи плотными кучками двигались дальше, к какой-то непонятной конструкции, похожей на раскрытый решетчатый веер. Куратору показалось, что в каждой толпе, включавшей десятки или сотни монстров, были люди – где один, где несколько. Держались они впереди, напоминая не то надсмотрщиков, не то предводителей отрядов, но вроде бы никаких приказов не отдавали. Тем не менее ощущалось в них что-то начальственное, привычное для Сарагосы – первый эмоциональный отблеск, подмеченный им среди этого неисчислимого равнодушного воинства.

Хмыкнув, куратор полез в мешок, достал бинокль. Да, он не ошибся; среди тысячных толп, сгрудившихся около веера, распоряжались люди – вернее, человекообразные – в тусклых разноцветных комбинезонах. При каждом была своя команда, суетившаяся с поразительной резвостью: монстры что-то таскали, передвигали некие предметы, возникавшие словно из пустоты, громоздили их друг на друга, подталкивали ближе к непонятной конструкции, где груз исчезал, проваливаясь в люки или отверстия в основании гигантского веера. Человекообразные, казалось, придавали всей этой суете разумный смысл – либо расхаживали среди своей группы, молчаливо наблюдая за работой, либо стояли у люков, провожая взглядами каждый сброшенный туда предмет, либо водили над полом руками – и в этом месте вдруг вспыхивало зеленое зарево, а следом появлялись блестящие округлые тела, механизмы или контейнеры, которые также переносили к вееру.

Строительство? Монтаж какой-то установки? Профилактика агрегата, смена отработавших частей, заправка горючим, погрузка оборудования, сброс мусора и отходов? Обучение? Тренировка шестиногих перед другой, более ответственной операцией? Наказание? Или производственная деятельность, имеющая некую цель?

Понаблюдав с четверть часа за гротескными фигурами, мельтешившими подобно растревоженным муравьям, куратор так и не пришел ни к какому выводу. Взгляд его вместе с биноклем переместился повыше, к раскрытым плоским пластинам веера, расположенным чуть наклонно; концы их тонули во мгле, что застилала потолок, нижние части упирались в цилиндрическое основание – то самое, с люками или отверстиями, куда шестиногие валили все новый и новый груз. Сама же веерообразная конструкция, торчавшая, по отсчету бинокля, в тысяче семистах метрах, была огромной; она вытягивалась вверх и в стороны на такое же расстояние, в каком находилась от Сарагосы. Он разглядел что-то наподобие сети, туго натянутой меж пластин, усеянной не то блестящими дисками, не то шарами; увидел темные щели в самих пластинах – в любую из них мог провалиться океанский лайнер; заметил, что над дисками – или шарами? – в воздухе что-то дрожит, колеблется, посверкивает, будто каждый диск окружен короной призрачных молний.

Потом он различил некое шевеление, более ясное и определенное, чем дрожащий над дисками воздух. Он пригляделся, хмурясь и чертыхаясь сквозь зубы: это огромное пространство было освещено столь же скудно, как коридор, и ему приходилось напрягать глаза.

Сначала он подумал, что в сети и вдоль пластин веера ползают огромные многоногие пауки. Затем, разглядев этих тварей более ясно, решил, что на пауков они все-таки не похожи – скорее на морские звезды, вздутые посередине горбом, с множеством щупальцев-ножек. Ножки метались в лихорадочном темпе, так что куратор не мог уловить отдельных движений; ему казалось, что многоногие твари что-то очищают или заменяют – может быть, те самые диски, над которыми посверкивали молнии. Более всего они напоминали бригаду ремонтников, занятых проверкой или монтажом какого-то сложного оборудования, и если это соответствовало истине, то оставалось лишь восхищаться их умением и сноровкой. Ни один человек не сумел бы работать с подобной скоростью и на такой высоте; впрочем, у человека лишь две руки и две ноги, а у звезд конечностей было раз в пять побольше.

Наконец Сарагоса опустил бинокль и задумался.

Отправляясь в этот неведомый фэнтриэл, куда Скиф перебрался столь таинственным и непонятным для Доктора образом, он хотел на месте прояснить ряд вопросов, заранее обдуманных и выстроенных в определенную систему. Самым важным из них являлся, разумеется, вопрос о природе загадочного фэнтриэла, но теперь он был разрешен; после встречи с монстром, носившим личину Догала, куратор не сомневался, что попал прямо по назначению, в мир двеллеров или на одну из их баз. Значит, Скифу удалось-таки добраться сюда! Сквозь зеленую щель-окно или каким-то иным способом он сумел проникнуть в этот гадючник, проложить тропинку для Доктора – что было само собой невероятным успехом!

Но оставались и другие вопросы – к примеру, об Амм Хаммате, о деревьях и куполах, о возможности защиты от атарактов, о целях, с коими их владыки и повелители проникли на Землю. Наконец, о князе, столь неожиданно исцелившемся после удара разрядника… Да и был ли этот удар? Или хитроумный клиент симулировал беспамятство? Но если и так, размышлял куратор, проблему исчезновения с больничной койки сие не решает. Не мог же князь подкупить Доктора! Доктор в отличие от дяди Коли частных заказов не брал и на сторону не работал.

Вспомнив о старом «механике», Сарагоса потянулся к карману, где рядом с кисетом и трубкой лежал прощальный дяди Колин дар – дискообразная плоская коробка величиной с половину ладони. Он вытащил ее, покосился на гравированную саламандру, плясавшую на крышке среди пламенных языков, отправил обратно, поглядел на гигантский веер и суетившихся у его подножия шестиногов и с сожалением покачал головой. Он не мог уловить ни смысла их лихорадочной деятельности, ни назначения огромного агрегата; вот тут, пожалуй, пригодился бы дядя Коля, властитель механических душ!

Но был он сейчас далек и недостижим, как созвездие Ориона, а потому куратор, покончив с мечтами о пустом, сунул бинокль в мешок, а мешок взвалил на спину. Коридор, в котором он сейчас стоял, проглядывался на километры и километры в обе стороны и в смысле поисков Скифа казался совершенно бесперспективным. Оставалось лишь исследовать новый проход, лежавший за шестиугольной аркой; к нему куратор и направился, поглядывая на браслет с компасом, таймером и хронометром. Компас явно не работал, на таймере горела цифра «один», что соответствовало первому дню пребывания в фэнтриэле двеллеров, а хронометр утверждал, что находится он тут пару часов с минутами. Время вроде бы и небольшое, однако…

Куратор хмыкнул и ускорил шаги.

Ему хотелось курить; он машинально потянулся к карману, где лежали трубка и кисет, потом, нахмурившись, стиснул пальцы в кулак. Курить тут, пожалуй, не стоило. Марка Догала, пристрастившегося к сладкому зелью, выворачивало от табачного дыма; быть может, и двеллерам он не по нраву? Быть может, в стенах коридора натыканы датчики, способные уловить незнакомый запах? Как в камере связи, откуда он говорил с Винтером?

Сарагоса подозрительно осмотрелся, но пол, потолок и непрозрачная стена коридора были серыми, гладкими, ровными как стол; нигде ничего не торчало и не поблескивало. Скосив глаз в сторону шествия монстров, нескончаемой чередой тянувшегося справа, он злобно плюнул и свернул под шестиугольную арку.

Но этот проход через две сотни шагов закончился тупиком. Правда, был намек, что путешествие можно продолжить: на серой стене перед куратором мерцало изумрудными переливами световое пятно. Поколебавшись и вытащив из кобуры лазер, он коснулся ладонью зеленоватой завесы, однако не ощутил ничего – ни холода, ни жара, ни материальной поверхности; казалось, перед ним пустота, столь же неосязаемая для пальцев, как воздух.

– Окно, – пробормотал куратор, – дверь…

Стиснув зубы, он шагнул в изумрудное марево, готовый стрелять или спасаться бегством – смотря по тому, кто и что ожидало с другой стороны этих неощутимых врат.

Но там простирался лишь коридор, такой же прямой, бесконечный и широкий, как прежний, в котором шествовали монстры. Этот, правда, был совершенно пустым и без прозрачной перегородки; одни только серые стены, серые пол и потолок, неяркий свет, прохлада, тишина… За спиной Сарагосы мерцали квадратные врата, словно большой насмешливый глаз подмигивал заблудившемуся путнику; зеленоватые отблески скользили по рукавам его комбинезона, по груди, по стволу лазера, окрашивая излучающий кристалл зловещим багровым цветом.

Он прислушался. Ничего! Даже шестиногих нет… Он мог уловить лишь звуки собственного дыхания и слабый шорох, когда рюкзак терся о поясной ремень. Тишина казалась ему угрожающей; здесь, в безлюдном лабиринте, созданном неведомой и враждебной расой, воспоминания о снах вновь явились ему, тревожа сердце, – о том, первом кошмаре, где флот завоевателей подкрадывался к Земле, и о втором, с безликим чудищем, скользившим над людскими толпами.

Флот, космические крейсера, чудовище… Пожалуй, творцы этих необозримых коридоров, владыки шестиногой мерзости, могли создать и крейсера, и любых чудищ – или сами обратиться в нечто чудовищное, смертельно опасное, жуткое… Тут Сарагоса невольно посмотрел на лазер, зажатый в его кулаке, и насупился. Игрушка! С ней не вступишь в битву с космическим флотом… разве что шестинога удастся располосовать… или кого-нибудь из тех, в разноцветных комбинезонах.

Запретив себе думать о снах, он зашагал по коридору. Направление было выбрано наугад; в том, первом проходе с монстрами и прозрачной перегородкой он двинулся направо и сейчас решил идти туда же. Вероятно, интуиция его не подвела, ибо минут через десять в серой стене открылся проем титанических размеров, за которым тянулось вширь, вверх и вдаль такое же необозримое пространство, как виденное им раньше. Здесь, однако, не наблюдалось никакой суеты, гигантский зал был безлюден и пуст – если не считать наклонного сооружения вроде орудийного ствола, торчавшего из цилиндрической подставки в полутора километрах от Сарагосы. Присмотревшись, он узнал веер, только сложенный таким образом, что отдельных пластин и сети между ними не было видно.

Пожалуй, на эту штуку надо взглянуть поближе, решил он, собираясь перебраться из коридора в зал. Но тут за стеной раздался шорох, послышались голоса, и куратор замер, стискивая ребристую рукоять лучемета. С полминуты он прислушивался, пытаясь разобрать хотя бы слово, но голоса сливались в невнятное бормотание, и ничего осмысленного уловить не удавалось. Тогда Сарагоса бесшумной тенью проскользнул в проем, приник к стене и выглянул – ровно настолько, чтоб обозреть ближайшие окрестности.

Шагах в двадцати от него стояли трое в искрящихся серебристых облачениях и касках, закрывавших шеи, уши и щеки; казалось, три зеркальных шара приставлены к широким плечам, с которых спадала вниз блестящая ткань накидок. Кое-где материя топорщилась, будто под ней было скрыто оружие или какая-то ноша, а у одного из незнакомцев плащ на спине вздувался горбом.

Наконец-то есть с кем потолковать, мелькнуло у куратора в голове; потолковать или помериться силой. Он был готов к обоим вариантам. Он не сомневался, что поймет этих существ, а они поймут его, так как Доктор, сознательно или инстинктивно, наделял странствующих по иным мирам знанием чужого языка. Ну а если потолковать не удастся…

Он хмыкнул, выскользнул из-под прикрытия стены, вскинул лучемет и негромко произнес:

– Не двигаться!

Один из закутанных в плащи незнакомцев резко обернулся.