Книга: Дальше самых далеких звезд
Назад: Глава 12 Дом Памяти
Дальше: Глава 14 Яма

Глава 13
Дайана Кхан

Катер приземлился через два дня, в час дневной трапезы, когда улицы Парао Ульфи были заполнены людьми и по дорогам вдоль морского берега катились телеги с плодами, рыбой, мясом и вином. Сначала в зените возникла крохотная серебряная стрелка, начавшая расти неторопливо и бесшумно – катер спускался на гравидвижках, и не было слышно ни гула, ни свиста рассекаемого воздуха. Вскоре стрелка превратилась в конусовидный аппарат, круживший в небе между горами и морем; затем локаторы нащупали дом на скале с тысячей ступеней, и управлявший корабликом Людвиг подвел его к горному склону, опустив вниз словно невесомую пушинку. Скрипнули камни под посадочными опорами, раскрылись люки трюма и пассажирской кабины, змеями скользнули пандусы, и четыре робота сошли на землю. Стволы разрядников над их плечами повернулись и уставились на кучку испуганных людей, жавшихся к стене здания, на Ситру, Зарайю и семерых слуг и служанок.
– Не надо бояться, они не живые и ничего вам не сделают, – промолвил Калеб. – Идите в дом, займитесь работой, готовьте еду. Прилетевшие с неба тоже люди и скоро захотят есть.
Слуги исчезли, за ними – Ситра, но Зарайя осталась. Калеб заметил, что она смотрит на роботов без страха – даже, пожалуй, с любопытством.
В проеме пассажирской кабины возникли четверо. Десмонд спускался первым, его огромная массивная фигура заслонила Аригато Оэ и брата Хакко. Дайана шла за мужчинами – глаза широко распахнуты, волосы вьются на ветру, ноздри подрагивают, словно она хотела окинуть единым взором весь этот новый прекрасный мир, ощутить все его запахи и ароматы. На мгновение Калебу почудилось, что она его не видит или не желает замечать; потом их взгляды встретились, и на губах Дайаны солнечным бликом расцвела улыбка. Ничего не забыто, ничего не кончилось, понял Калеб; все только начинается.
Десмонд похлопал его по плечу.
– Прекрасное место, Охотник. Море, горы и масса свежего чистого воздуха… Я в этом разбираюсь, хоть легкие у меня из синтетики.
– Добрались, хвала Святым Бозонам! – произнес брат Хакко в свой черед. – Соизволением и милостью творящей силы да будет приобщена эта юдоль земная к вере истинной… – Положив ладонь на алый кристалл, он забормотал молитву.
Доктор Аригато Оэ уже распоряжался.
– Десмонд, пусть роботы-универсалы займутся разгрузкой. В первую очередь задействуйте генератор, чтобы во всех помещениях были энергия и свет. Брат Хакко, на вас хлопоты с транспортом. Краулеры расконсервировать и спустить со скалы вниз, авиетки поставить рядом с катером… Проследите! Охотник, займитесь боевыми роботами. Каждому указать позицию, сектор наблюдения и действия в случае тревоги… Доктор Кхан, поговорите с персоналом, надо успокоить боргов. Крайне желательно, чтобы они остались здесь, мы нуждаемся в объектах для исследований… Я буду координировать работы, но сначала осмотрю дом и выберу место для полевой лаборатории. Приступайте!
Он махнул рукой и направился к дверям. Десмонд исчез в проеме грузового люка, монах, закончив молиться, последовал за ксенобиологом. Дайана, все еще улыбаясь, смотрела на Калеба. Потом взгляд ее переместился на Зарайю, и улыбку словно стерли с лица девушки. Нахмурившись, она спросила:
– Это кто?
– Одна местная сьона преклонных лет, – промолвил Калеб в некотором смущении. – Ее зовут Зарайя, и она раз в десять постарше тебя.
– Для старушки выглядит совсем неплохо. – Доктор Кхан выпрямилась, вздернула подбородок и шагнула к Зарайе. Потом перешла на язык боргов. – Женщина, что ты делаешь в этом доме? В чем твои обязанности? Ты служанка?
– Я приказываю слугам. – Зарайя говорила спокойно, но ее глаза потемнели. – Не только слугам. Многие в Парао Ульфи М ‘ айт слушают меня с почтением.
Несколько секунд они мерялись взглядами. Они вели себя так, словно здесь не было никого и ничего, ни аппарата, в чреве которого возились Десмонд и священник, ни роботов, застывших стальными глыбами, ни Потомственного Охотника Калеба, сына Рагнара. «Словно две тигрицы», – подумал он.
– Ты не хочешь меня приветствовать? – наконец промолвила Дайана. – Не хочешь сказать, что свет в твоих глазах стал ярким? Что ты готова есть с моей руки, пока в этом мире сияют солнце и звезды?
– Я ем из рук вождя. Из рук Калеба с южных островов, – послышалось в ответ.
– Что еще ты делаешь?
– Сплю в постели вождя, когда он призовет.
Брови Дайаны сдвинулись, гневным жестом она отбросила волосы с лица. Прежде Калеб такой ее не видел. Она изменилась – должно быть, почувствовала силу.
– Теперь в этом нет нужды! Занимайся слугами, а не вождем!
– Женщина с неба слишком молода, чтобы указывать мне. Женщина с неба еще не выносила дитя. – В словах Зарайи звучали насмешка и явный вызов. – Женщина с неба даже не знает…
Дайана шагнула к ней, схватила за плечи и резким движением свалила наземь. Затем наклонилась и промолвила – негромко, но внятно:
– Что я знаю и чего не знаю, судить не тебе. Женщина с неба говорит: оставь в покое моего мужчину, или я сброшу тебя со скалы. А сейчас убирайся!
Зарайя, ошеломленная и испуганная, вскочила и бросилась в дом. Доктор Кхан повернулась к Калебу. Лицо ее было спокойным.
– Вижу, вождь зря времени не терял. Но вождь – в прошлом. Теперь ты снова Калеб, мой Калеб. И если кто-то не поймет, я… – Брови Дайаны снова сдвинулись, и на миг она опять превратилась в тигрицу.
«Когда-то я собирался дать ей пару уроков самозащиты, – подумал Охотник. – Похоже, в этом нет необходимости. Моя сьона антрополог повзрослела».
Из трюма друг за другом выплыли авиетки, за ними – два краулера на гравиплатформах. Появился брат Хакко, бросил на Дайану и Калеба косой взгляд. Вылез многоногий робот с большим блестящим цилиндром в суставчатых лапах, потом остальные грузчики. Один из них тащил знакомые контейнеры, в которых хранилось оружие Калеба.
– Идем. – Он взял Дайану за руку, ощутив, как нежна и прохладна ее кожа. – С персоналом ты уже поговорила и, можно сказать, успокоила… Идем, я покажу тебе сад и лестницу с тысячей ступеней – вид оттуда великолепный. А после надо выбрать для тебя комнату. Я присмотрел подходящую рядом с моей… Кстати, хотел спросить: крысы живы?
Она тихо рассмеялась.
– Живы. Аригато и Десмонд в восторге. Велели Людвигу синтезировать это вещество.
– Фактор Х?
– Да. У него еще нет названия.
Калеб повлек девушку к двери, но, вспомнив о роботах, свернул в сад – боевые машины были слишком тяжелыми, пол в доме мог их не выдержать. Он произнес пароль, и роботы ответили вспышками зеленых огоньков.
– Первый!
– Готов к действию! – раздался гулкий голос.
– Останешься здесь, во дворе. Второй, Третий и Четвертый – за мной!
Сень деревьев раскинулась над ними. Сжимая руку Дайаны, Калеб чувствовал, как душу его наполняет покой. Храни, что имеешь, сказал он себе. Храни и помни: у нас есть лишь то, что мы боимся потерять.
Сзади грохотали шаги роботов.
* * *
Световой шар висел у потолка, распространяя ровное мягкое сияние. В этой комнате с деревянной мебелью и стенами, сложенными из камня, он казался предметом инородным, таким же, как инструменты и кристаллы с записями на столе, как брошенная на сундук одежда и спрятанный у изголовья игломет. Постель, если не считать игломета, принадлежала архаическому веку: деревянная рама, матрас и подушки, набитые сухими водорослями, покрывало из грубого полотна. Нет ласкающего кожу потока воздуха, нет регулировки тяготения и прибора цветных снов, нет плавного покачивания и усыпляющих мелодий, плеска воды в фонтане или шелеста волн. Странная постель! Но удобная и очень, очень большая.
Она прикоснулась щекой к игломету, заряженному красными стрелками – его рукоять выглядывала из-под подушки. Много ночей она хранила свое оружие на расстоянии протянутой руки, опасаясь монаха или, возможно, Аригато, хотя проход между их спальнями исчез, а дверь отсека была несокрушима. Людвиг не открыл бы дверь без ее приказа, и все же она не расставалась с иглометом. Сегодня, казалось бы, нет нужды в оружии – в этой комнате, в этой постели она не одинока. Охотник – ее Охотник! – вот защита от любой опасности… Но игломет все равно под рукой. Символ независимости, знак того, что и она способна изменить чужую жизнь, прервать ее или оставить…
Дайана едва слышно вздохнула, стараясь не разбудить Калеба. Он спал чутко, и мнилось, что в любой момент он может соскользнуть с кровати, метнуться к окну в стремительном прыжке и исчезнуть в ночи, словно вспугнутая птица. Но в любви он был нетороплив, он умел наслаждаться и дарить наслаждение. Такого счастья она не знала никогда, такого слияния с душой и плотью другого человека, такой отчаянной всепоглощающей страсти… Люди, мужчина и женщина, могли одарить друг друга с безмерной щедростью, и этот дар был полон не только радостей тела – забвение, которое несла любовь, утоляло печали, смывало горечь унижений, позволяя забыть о прошлых бедах. Это стало для нее открытием – невероятным, ошеломляющим!
Снова вздохнув, Дайана покосилась на игломет. Символ перемены, что случилась с ней?.. Нет, игрушка. Свою жизнь она изменила сама, свою собственную, жизнь Аригато Оэ и жизнь Калеба, сына Рагнара. Изменила сейчас и будет менять снова и снова, но не при помощи смертельных стрелок. Есть так много всяких возможностей… Та женщина сказала: ты еще не выносила дитя… Что же тут сложного?.. Здесь, на Борге, может быть… Здесь ребенок растет в чреве матери много дней, родовые муки неизбежны, и любая случайность грозит сепсисом и смертью. Но Авалон – не Борг. Если они с Калебом захотят дитя…
Вдруг она ощутила сладкое томление внизу живота, словно там шевельнулся еще не рожденный малыш. Она лежала в полутьме, под световым шаром, заменявшим ночное солнце Авалона, и думала, каким он будет. Сероглазым, как Охотник?.. С такой же смугловатой кожей и упрямо сжатыми губами?.. Для мальчика подойдет, и все это можно запрограммировать на генетическом уровне. Но если они захотят девочку или двойню…
Девочка пусть будет похожа на меня, решила Дайана, похожа на предков авалл ‘ тагрим. Ее глаза закрылись, но чуть заметный свет пробивался сквозь веки, создавая иллюзию авалонской ночи. Вместе со светом пришли смутные картины, что видятся при погружении в сон, когда находишься между забытьем и явью. Она снова очутилась на Авалоне, сидела в цветущем саду, и два малыша играли у ее ног. У мальчика были серые глаза, у девочки – с янтарной радужкой, и в ее волосах темные пряди мешались со светлыми.
* * *
Лабораторию оборудовали в большом зале второго этажа. Этаж был просторен; нашлись здесь комнаты для трех членов экспедиции, для генератора и склада оборудования, для стерильных боксов и прочих нужд. Лестницу, что вела наверх, перекрыли силовым щитом, другие щиты занавесили окна, у дальней стены разместился терминал для связи в кораблем. Место еще оставалось, и доктор Кхан устроила в одном из помещений кабинет, чтобы вплотную заняться антропологией боргов. Но поселилась она в южном крыле, рядом с опочивальней Охотника, в комнатах, что выходили в сад, выдворив из них Зарайю и Ситру. Дуайен не возразил ни слова против ее решения, лишь вздохнул с тоскливым видом и посоветовал прикрыть все окна силовой завесой.
Прошел день, за ним другой; суета с разгрузкой улеглась, в доме вспыхнул свет, Десмонд извлек приборы из контейнеров и завершил их наладку, роботы-стражи устроились на краю утеса, и слуги, минуя их, уже не трепетали в ужасе. После вечерней трапезы Аригато Оэ собрал свой штат в лаборатории. Здесь перемигивались огоньками полевой анализатор, сканеры и центрифуга для подготовки образцов, тихо рокотали кондиционеры, а с висевшего у стены экрана мрачно взирал на собравшихся капитан Ковальский.
– С завтрашнего дня приступаем к исследованиям, – произнес дуайен. – Доктор Кхан и доктор Десмонд в курсе текущих работ. Остальным я предложу занятия, исходя из их возможностей и знаний.
– Мне тоже? – спросил Ковальский, вцепившись в бороду и помрачнев еще больше.
– Вам, капитан, в первую очередь.
– Я закончил монтаж синтезатора. Чего еще вам надо?
– Чтобы вы проверили некую гипотезу. Население планеты вымирает, и нам известно, что такие бедствия уже случались в минувших веках. Иными словами, действует регулярный фактор, и я могу предположить, что он связан с циклическими процессами в звездной системе. Сближение с другим небесным телом, губительное для всего живого, пылевое облако, метеоритная бомбардировка и, наконец, перемены в светимости звезды… Все это вам и Людвигу нужно проверить.
– Полагаете, их светило – цефеида? Но в таких системах нет обитаемых миров, – буркнул капитан.
– Как правило, нет, но существуют исключения, – вступил в разговор Десмонд. – Полярная, родина брата Хакко… Колебания светимости незначительны, но все же их солнце, несомненно, цефеида. Здесь может быть что-то подобное. – Он поднял глаза к потолку и расплылся в привычной улыбке. – Удивительно… Приспособляемость жизни так велика, но при нехватке энергии, каких-то трех-четырех процентов, высшие формы обречены на гибель… все, кроме глубоководных рыб…
– Ладно, я проверю, – сказал Ковальский. – Что-то еще?
– Пока ограничимся этим. Буду обязан, если вы проинформируете меня через декаду, а лучше через пять-шесть дней. – С этими словами доктор Аригато Оэ повернулся к Калебу. – Скажите, Охотник… вы тут уже довольно долго, и вы вступили в контакт с вождями… Стоит ли поднести им дары? В знак искренней дружбы и благодарности за гостеприимство?
– Все любят подарки, – отозвался Калеб. – Подарок – лучший путь к сердцу ближнего.
– Они для нас не ближние, – прошелестел голос брата Хакко. – Не ближние, пока не осенит их благодать Святых Бозонов.
– С этим придется потерпеть. Не исключаю, что у них свои бозоны, такие же священные, как ваши, – с иронией заметил доктор Аригато. – Я пошлю вас в город, брат, поднести подарки их вождям и установить полезные контакты. Общение с людьми – ваша специальность, не так ли? Нет возражений?
– Я готов. – Священник склонил голову. – Нести дикарям слово истинной веры – мой долг.
Аригато Оэ поморщился.
– Только не нужно увлекаться и сразу вербовать прозелитов! Пусть их вера не истинная, но мы о ней не знаем ровным счетом ничего. Помните о судьбе первой экспедиции и постарайтесь не оскорбить их религиозные чувства. Лично я не спешу в мученики.
– Не тревожьтесь, сьон, я умею убеждать, – молвил брат Хакко. – Оскорбленных и обиженных не будет.
– Вот и отлично. Теперь о вашем задании, Охотник… Вы узнали, где у боргов кладбище?
Тайны в этом не было, и еще пять дней назад Калеб все выведал у слуг. Правда, таких слов, как «кладбище» или «место захоронения», в языке боргов не нашлось; они не питали почтения к смерти, не воздвигали усыпальниц, ибо жилищем предков, средоточием их мыслей и душ был Дом Памяти, а не погост с гниющими телами. Кладбище находилось в одном из ущелий в горах, и называли его просто Ямой. Подобные свалки, где оставляли мертвецов, имелись в каждом городе – ущелья, овраги или рукотворные углубления, где кости лежали на костях, заваленные сверху телами недавних покойников. Сообщив об этом дуайену, Калеб прибавил, что Яму посещают лишь по необходимости – дух там жуткий, ползают черви и кормятся мелкие хищники да птицы-трупоеды.
– Значит, эта территория не считается запретной и ее не охраняют, – с довольным видом произнес глава экспедиции. – Навестите Яму, Охотник, и желательно, не откладывая. Скажем, завтра.
– С какой целью, сьон?
– Я уже говорил вам, что нужны образцы, кости тех, кто умер сто, двести, триста лет назад. Возможно, вы докопаетесь до скелетов тысячелетней давности… Это позволит развернуть картину в максимально длительной временной шкале.
Брат Хакко тут же навострил уши.
– Какую картину, сьон доктор? Что вы имеете в виду?
– Картину исследований, что же еще, – отозвался дуайен. – Завтра, Охотник, я дам вам подробные инструкции. Возьмете авиетку, двух универсальных роботов и…
– Я не желаю копаться в трупах и скелетах, в моем договоре такого пункта нет, – прервал его Калеб. – Со всем уважением, сьон, но моя обязанность – защита членов экспедиции. Так что пошлите в Яму братца Хакко, а я готов преподнести дары. В Яме одни покойники, там точно не будет оскорбленных и обиженных.
Адепт стиснул тонкие губы, его глаза потемнели, ладонь легла на алый молитвенный кристалл.
– На что ты намекаешь, Охотник? Я кого-то здесь обидел или оскорбил? Я принес кому-то горе? Я был несправедлив? Бозон Творец! Разве я не…
– Хватит, святой брат! Успокойтесь! – Доктор Аригато вскинул руку в жесте примирения. – Мы за Краем Распада, в невероятной дали от нашей Вселенной… Не нужно ссориться, и пусть каждый делает свое дело. Без принуждения, Охотник. В конце концов, вы уже оказали экспедиции немалые услуги… первый контакт с туземцами и этот дом, отличное место для полевого лагеря… Я ценю ваши старания и полагаю, что Яму мы обследуем без вас. – Посмотрев в сторону окна, Аригато закончил: – Стемнело, сьоны, пора отдыхать. Я вас больше не задерживаю.
Десмонд кивнул, растянул губы в привычной улыбке и, проворно шагая, направился к выходу. Вслед за ним Калеб и Дайана покинули лабораторию. Связь с кораблем не прервалась, но Ковальский исчез, и теперь на большом дисплее маячила лишь опустевшая рубка. Окинув ее взглядом, Аригато Оэ устало потер лоб, присел к терминалу и коснулся сенсорных клавиш. Световые шары погасли. Только огоньки приборов да экран, висевший у стены, освещали лабораторию. В этой полутьме лицо священника казалось особенно бледным.
– Вы задержались, брат Хакко. Желаете что-то сказать?
– Да, сьон доктор.
– Что-то об Охотнике?
Монах скривил в усмешке тонкие губы.
– Пусть простят его дерзость Святые Бозоны… Нет, я говорю не о нем. Я подумал, что мог бы принести больше пользы не в качестве дарителя бус и зеркалец вождям туземцев. Если скажете, я отнесу им целый ворох побрякушек, но будет ли это достойным вкладом в наши труды? Хоть я всего лишь наблюдатель, однако…
Он смолк.
– Вы хотите принять активное участие в исследованиях? – спросил дуайен.
– Речь именно об этом. – Брат Хакко снова сделал паузу. – Нужны не только кости мертвецов, но и живые объекты, о чем не раз упоминалось вами. Но как вы станете изучать жителей города – ну, хотя бы слуг этого дома? Они придут сюда, в лабораторию, и будут подвергнуты всяким непонятным процедурам… множество измерений, манипуляции с кровью, сканирование мозга, генетические исследования… Колдовство?.. Бесспорно, с точки зрения дикарей! Как отнесутся к этому их старшины? Здесь не одни слуги и служанки, есть и женщина знатного рода, Зарайя… я с ней говорил, она из семьи вождя Дерама – возможно, его дочь. Не думаю, что эта женщина с радостью ляжет под сканер, как и все остальные.
Доктор Аригато слушал, задумчиво глядя на священника. Потом произнес:
– Трудности такого рода неизбежны на любой планете, где общество не слишком продвинулось по пути цивилизации. Обычно мы действуем с помощью убеждения. Уговоры, гарантия безопасности плюс некоторые материальные блага и седативные препараты… Иногда – гипноизлучатель.
– Гипноизлучатель! – Священник пренебрежительно скривил губы. – Зачем? Я способен на большее, сьон. Придут, сделают все, что вы пожелаете, и забудут… Не просто забудут, но уверятся в том, что подметали двор, а после стряхивали пыль с волос. Волосы, их волосы! – Теперь брат Хакко всплеснул руками и уставился в потолок. – Можно расчесывать их целый день! То есть не сомневаться, что занимался этим! Или занималась… Как вам будет угодно, сьон. Помнится, для ваших экспериментов необходимы женщины?.. Их будет столько, сколько захотите.
Взгляд Аригато оживился, следы усталости сползли с его лица словно отброшенная маска. Теперь он взирал на брата Хакко хоть не очень доброжелательно, но с явным интересом.
– Готов признать, что вас посещают хорошие мысли… просто отличные… – пробормотал дуайен. – Вы не стремились демонстрировать свой дар, и я как-то о нем позабыл… Зачем гипноизлучатель? Резонный вопрос! Зачем, если в экспедиции есть священник-экзорцист высшего посвящения!
– Мой дар – благословение Святых Бозонов, – скромно заметил брат Хакко. На миг его зрачки потемнели и расширились, занавесив глаза черной пеленой, но в помещении царил полумрак, и эта странная метаморфоза осталась незамеченной. Шагнув ближе к сидевшему у терминала Аригато, он произнес: – Благословенный дар нужно использовать к пользе дела. Вы согласны, сьон?
– Разумеется. Мы проведем эксперимент… не позднее, чем завтра… вы, я и Десмонд… Вы уже выбрали объект? Возможно, эта женщина… как ее имя?.. Зарайя?..
– Лучше не трогать знатных, – шепнул священник, склонившись к уху Аригато Оэ. – Это совсем ни к чему, когда есть слуги и служанки, крестьяне, рыбаки, а еще дочери и жены крестьян и рыбаков. Вы сказали – завтра?.. Так и сделаем. А сейчас пора на покой. Идите, сьон, и ни о чем не тревожьтесь.
Доктор Аригато Оэ поднялся и, механически переставляя ноги, зашагал к выходу, точно сомнамбула или оживший манекен. Священник глядел ему в след. Губы брата Хакко шевельнулись. Он прошептал:
– Завтра… завтра ты получишь свои игрушки.
* * *
Что-то разбудило Калеба. Пару минут он лежал неподвижно, раскрыв глаза и пытаясь уяснить причину: было ли это звуком, запахом или просто сонным видением?.. Дайана спала, ее волосы расплескались на подушке, и от нее тянуло сладким и уже таким знакомым ароматом. Ноздри Калеба дрогнули. Он ощущал благоухание сада, запахи листьев и земли, камня и дерева, и еще едва заметно пахло морем, соленой водой и гниющими водорослями.
Нет, это не запах, решил он, запахи те же, что всегда. Те же и Дайана… море, сад и женщина… мелодия флейты, которой подыгрывают небеса и мир, что раскинулся под ними… Значит, не запах его потревожил и не сновидение; сны приходили к Калебу редко, и он их не забывал – во всяком случае, не сразу. Сна не было. Точно, не было!
Звук?..
Он спал так, как спят Охотники, в ауре запахов и звуков, воспринимавшихся как привычные, не угрожающие ему и тем, кто находился под его защитой. Сознание фильтровало звуки даже во сне – шелест деревьев, птичий вскрик, дыхание Дайаны и чуть заметный рокот волн у прибрежных утесов. Все это, как и скрипы, шорохи, потрескивания, наполнявшие дом, не сулило опасности. Однако он проснулся. Что бы его ни встревожило, надо быть готовым.
Покинув постель и неслышно ступая, Калеб перебрался в соседнюю комнату. Здесь, в большом сундуке, лежали не только шлем, броня и клинки, теперь тут хранилось все его оружие и снаряжение, два контейнера, доставленных с орбиты. Смертоносный арсенал, не для чужих рук и глаз! Поэтому окна были прикрыты силовыми щитами и, при нужде, еще один щит опускался над дверью.
Закрепив инъектор с зельем над коленом, он стал облачаться в доспехи, действуя без поспешности, но с привычной сноровкой. Закрепил клинки в магнитной подвеске, натянул броню и шлем, защелкнул пояс с гранатами и потянулся к лучемету. Ладонь легла на приклад «гаррисона», и Калеб вдруг замер, вслушиваясь в ночные шорохи. Что-то заскрежетало, будто по камню провели железным острием – звук далекий и тихий, но вполне отчетливый. Прошла минута, затем другая. Скрежет не повторился, но теперь он знал, что его разбудило.
В окнах, за туманным барьером силового щита, маячили звезды, но небо уже начинало светлеть. Кроме небосклона, Калеб не видел ничего – густая листва скрывала берег моря, здания в ближних поместьях и дорогу к городу. Звук, услышанный им, долетел издалека, не из сада и не со двора, и роботы-стражи не подняли тревоги. Это означало, что к дому никто не пытается подобраться.
Калеб уставился в окно, сжимая холодный ствол излучателя. Названия десятка городов всплыли в его памяти – Окатро Куао, Сатро Т ‘ айма, Ирим Лаа Туан, Уан Бо… Вастар сказал, что его гнездо с ними не враждует, и битвы, в которых гибнут тысячи, – лишь дружеская услуга в Пору Заката… Вдруг кто-то решил услужить Парао, и сейчас там, внизу, шагает по дороге целая армия, крадется в предрассветной тишине, чтобы атаковать с восходом солнца… атаковать и вырезать все население города…
Охотник покачал головой. Нелепая мысль! Войско не может передвигаться беззвучно и тихо! Даже сто бойцов, даже пять десятков! Он бы услышал! Но нет ни топота, ни шарканья башмаков, ни звона оружия, ни скрипа тележных колес… Только этот звук, этот негромкий скрежет…
Вернувшись в опочивальню, он шагнул к кровати и склонился над девушкой. Она проснулась мгновенно.
– Калеб! – Ее глаза округлились. – Ты в своих доспехах и с оружием? Почему?
– Мне нужно уйти. Что-то случилось или случится совсем скоро.
– Здесь, в доме?
– Там. – Он вытянул руку к окну, за которым гасли в сереющем небе звезды.
Она выскользнула из постели.
– Я с тобой!
– Нет. В доме вы под надежной защитой. Склоны утеса неприступны, лестница крутая, у роботов мощные разрядники… Что угодно сметут, пыли не останется.
– Седьмое Пекло! С тобой, я сказала!
Дайана уже натягивала комбинезон. Похоже, спорить с ней бесполезно, решил Калеб. Он повернулся к выходу, сделал шаг, и в это мгновение где-то вдали, в городе или на побережье, ударили в бронзовые щиты. Звенящие резкие звуки докатились до гор, отозвавшихся слабым эхом.
Дайана схватила игломет.
– Оставь свою игрушку и возьми это, – бросил Калеб, протягивая ей «гаррисон». Он вернулся в арсенал, выбрал другой излучатель, проверил заряд. Потом сказал: – Идем! Нам нужна авиетка – та, что поменьше.
Они бросились во двор. Звуки набата плыли над берегом, и теперь к ним добавились панический рев буа и крики людей. Звезды меркли, небо над горами стало розоветь, но солнце еще не взошло. Дом просыпался – Калеб услышал, как завопили служанки, потом раздался скрип половиц, грохот перевернутого ложа и властный голос Зарайи. Она велела слугам успокоиться, напомнив, что лестница крута и чудищам не подобраться к дому.
«Чудищам! Прямо по моей части», – подумал Калеб, залезая в авиетку. Это был четырехместный аппарат на гравидвижках, небольшой, легкий и маневренный. Дайана устроилась рядом, стиснув ствол излучателя с такой силой, что побелели костяшки.
Он нажал клавишу старта. На крохотном пульте перемигнулись огоньки, закрылся фонарь кабины, и авиетка бесшумно взмыла в воздух. Дом, сад и стоявший за домом катер словно рухнули в пропасть; взгляду открылся вид на море, потом на городские строения и северную дорогу. Край светила вспыхнул над хребтом, и сразу же длинные густые тени гор пролегли на запад, к морю, накрыв дома, деревья и прибрежные утесы. Лестница с тысячей ступеней тоже утонула в сумраке, но у ее подножия Калеб разглядел три темных угловатых пятнышка. Там стояли краулеры, бронированные наземные машины. Пара краулеров и что-то еще?..
Он послал авиетку вниз. Два пятна были неподвижны, третье вдруг приподнялось, придвинулось к ступенькам, выпустило из-под панциря длинную шею, хвост и лапы, и Калеб услышал знакомый скрежет – видно, тварь пыталась забраться на лестницу, и ее когти царапали камень. Он смотрел на чудище сверху, но и в таком ракурсе было нетрудно его узнать – одна из тех огромных черепах с шипастыми хвостами, что высились на дамбе у морского берега.
– Животное, – прошептала Дайана, – животное, хищник… Откуда он выполз?
– Думаю, из моря. – Калеб сдвинул фонарь, и в кабину ворвался ветер. Авиетка зависла метрах в двадцати над землей. Направив ствол лучемета вниз, он разглядывал чудовище. Тварь была велика, почти с краулер размером, и хоть выглядела неуклюжей, двигалась довольно резво. Опыт Охотника подсказывал, что этот хищник живуч и очень опасен – особенно для людей, вооруженных мечами, секирами и копьями. Вряд ли его удалось бы прикончить из лука или арбалета.
– Морское чудище, – повторил он, – не с гор и не из леса. Ему трудно передвигаться среди деревьев и камней. Шатшар… Так его называют борги.
Калеб прицелился, и беззвучная молния разметала череп твари. Шея ткнулась в основание лестницы, но обезглавленный зверь еще шевелился, скреб когтями по камням, дергал хвостом. Сдвинув рычаг мощности, Калеб выстрелил снова. Полетели осколки костей и клочья мяса, вверх поднялся едкий дым, нижняя ступенька растеклась огненной лужицей. Шатшар замер. В его панцире зияла огромная дыра.
Развернув свой легкий аппарат, Калеб направил его к городу. Внезапно ожило переговорное устройство, и Аригато Оэ осведомился напряженным хриплым голосом:
– Охотник, где вы? Что происходит?
– Двигаюсь в Парао. Слышите грохот? Там бьют в щиты. Сигнал тревоги, я полагаю. Нашествие каких-то морских тварей. Хищные амфибии, похожи на гигантских черепах.
Пауза. Прошли две-три секунды.
– Где доктор Кхан?
– Здесь, со мной. Пожелала отправиться в город.
– Это, Охотник, мне не нравится. Вы должны защищать нас, а не туземцев. И я не хочу, чтобы доктор Кхан подвергалась риску. Она…
– Я уже не играю в куклы! – резко вымолвила Дайана. – Я взрослый человек!
Снова молчание. Затем:
– Вернитесь, Охотник. Это мой приказ.
– Нет. Там, наверху, вы в полной безопасности. А я… – Калеб усмехнулся, – я, сьон, истребитель чудовищ. Мне нужна практика.
Протянув руку, Дайана отключила связь. На ее лбу пролегла упрямая морщинка, сверкнули янтарные зрачки.
– Ты, конечно, великий истребитель чудовищ… Но теперь я буду за тобой присматривать.
– В самом деле? – осведомился Калеб.
Она вздернула подбородок.
– Каждая женщина должна присматривать за своим мужчиной! Чтобы не наделал глупостей!
– Верная мысль, – сказал Охотник и покосился на «гаррисон» в ее руках. – Присматривай! Опять же два ствола лучше, чем один.
Они промчались над рыбачьей деревушкой. Ее единственная улица была пуста, дым не вился над домами, у маленькой бухты, стесненной скалами, валялись сети, паруса и весла, прибой раскачивал брошенные лодки. Две твари неторопливо ползали у воды, изгибали шеи, подбирая что-то с окровавленного песка.
Калеб повел авиетку к берегу. Дайана, вдруг побледнев, вскрикнула:
– Святой Бозон! Там люди! Их останки! Они растерзали людей!
– У тебя излучатель. Снеси им головы.
Сдвинулся фонарь кабины, ветер ударил в лицо, растрепал волосы девушки. Она подняла оружие. Ее губы дрожали от ярости.
– Спокойнее, – промолвил Калеб. – Разгорячишься, только воздух вскипятишь… Так говорил отец. Мой отец Рагнар, сын Херлуфа.
Сверкнула молния, за ней – вторая. Сухой треск раскатился над песком, запах озона ударил в ноздри.
– Отлично. У тебя, моя красавица, твердая рука.
Авиетка кружила над морем, Калеб осматривал воды и землю. Здесь было не очень много бухт, подходящих для рыбачьих лодок – в основном камни и скалы на суше да рифы в воде. Вероятно, берега самого крупного залива, у которого стоял Парао Ульфи М ‘ айт, Морская Пена Средь Камней, расчистили в незапамятные времена, не тронув утесы к югу и северу от города. Причина теперь была Охотнику понятна: эти скалы защищали берег от вторжения с моря, а в Парао с этой целью выстроили дамбу. Правда, слишком низкую, в два человеческих роста; на месте боргов он возвел бы стены впятеро большей высоты.
– Летим в город? – спросила Дайана.
Калеб развернул авиетку.
– Да. Я не вижу других шатшаров. Или они уползли в глубь суши, или здесь им не нравится – слишком скалистые берега.
Она склонила голову к плечу.
– Я больше не слышу звона. Что бы это значило?
– Наверное, нет нужды в сигналах тревоги. Защитники на дамбе, остальные попрятались.
Их аппарат мчался над северной дорогой. Безлюдье, тишина, если не считать далекого смутного гула… Ни пеших, ни всадников, ни запряженных буа повозок… Стремительно промелькнули первые дома и внутренние дворы, заросшие зеленью или с кузнями, стойлами, печами и иными знаками ремесла хозяев – пустынные, как и улицы. Солнце до половины выкатилось из-за гор, по морю пролегла до горизонта яркая серебристая дорожка. Гул делался громче, нарастал, и, когда под замедлившей движение авиеткой появились каменные статуи шатшаров, Дайана и Калеб уже различали слитный топот тысяч ног, лязг оружия и громкие выкрики командиров.
Дамба была заполнена людьми. По всей ее длине тянулась шеренга бойцов с топорами, щитами и длинными копьями, за ними маячили другие отряды, уже готовые к бою или выдвигавшиеся из поперечных улиц. Очевидно, то была первая линия обороны; второй являлись улицы, перегороженные множеством повозок с камнем. Здесь тоже стояли копьеносцы, и кое-где пространство между баррикадами заваливали бревна или в нем толклись несколько десятков буа. При всем многолюдстве это воинство показалось Калебу не таким большим, как армия, сражавшаяся с Окатро Куао; на бой с морскими чудищами вышли пять-шесть тысяч человек.
Он направил авиетку к середине дамбы, сдвинул фонарь и, заглянув вниз, не сдержал возглас удивления. Затем потянулся к лучемету и пробормотал:
– Клянусь Великими Галактиками! Здесь придется поработать!
* * *
Берег под дамбой был живым – сотни тварей копошились у воды, разевали клыкастые пасти, лезли друг на друга, молотили хвостами по камням. Торчали шипы, гремели, сталкиваясь, панцири, от скрежета когтей гудело в ушах, воздух казался пропитанным миазмами, вонью тухлой рыбы и гнилья. Дайана ужаснулась. Ее родной мир не знал таких созданий ни в прошлом, ни в нынешние времена – возможно, еще авалл ‘ тагрим истребили всех опасных хищников или эволюция вовсе не породила их, сделав большой подарок людям. В технологическую эру на Авалон завозили животных с других планет, но исключительно красивых и безвредных – лошадей и дельфинов с Земли, благородных оленей с Фиала, радужных мотыльков с Габбры и чудесных, расцвеченных всеми красками птиц с Зеленой Двери. Ничего чудовищного, никаких хищных видов или уродливых форм…
Здесь уродливое и ужасное было перед ее глазами, но, когда авиетка приземлилась, страх Дайаны исчез. Она видела, как спокоен Охотник – его зрачки мерцали словно лед под солнцем, и лишь когда взгляд Калеба обращался к ней, холод сменяли тепло и участие. В какой-то миг она поняла, что ее защитник и возлюбленный стал партнером и товарищем; теперь он мог рассчитывать на нее, как на любого члена Братства. Больше, еще больше, чем на кого-то из Охотников! Ведь связь, соединявшая их, зиждилась не только на партнерстве, но и на самых сильных чувствах, какие один человек питает к другому.
Авиетка опустилась в середине дамбы, за плотной шеренгой копьеносцев. Кажется, их аппарат не вызвал удивления – может быть, потому, что стоявшие здесь готовились к бою и смерти и не желали отвлекаться на мелочи вроде летающей машины. Охотник вылез, ощупал сумки у пояса, вытащил несколько ребристых шариков-гранат. Дайана, сжимая излучатель, последовала за ним. Впереди, у края каменного возвышения, покачивался лес длинных копий, и над ними торчали страшные изваяния шатшаров. Мнилось, что они сейчас оживут и, возглавив атаку морских чудовищ, набросятся на людей.
К ним подбежали воины. Один – видимо, старший – поднес ко рту раскрытую ладонь, пробормотал:
– Ты с нами, вождь… Свет в моих глазах стал ярким…
– Я тебя знаю, – отозвался Калеб. – Ты Марким, владеющий мечом. Но сегодня в твоих руках копье.
– Меч – плохое оружие против шатшаров. Чтобы сдержать их, нужны длинные копья, а чтобы рубить их шеи, нужны топоры. У тебя, вождь, и женщины, что пришла с тобой, нет такого оружия. Велишь принести?
– У нас есть это. – Охотник приподнял лучемет. – Очень длинное и быстрое копье… копье-молния… Но не уверен, что мы сможем перебить всех шатшаров. Их слишком много. Почему они здесь собрались?
Один из воинов тряхнув смоляной гривой.
– Такие дни, вождь. Звери и птицы собираются стаями и, будто обезумев, нападают на все живое, а потом и нас, людей, оставит разум… Шатшары голодны, они ищут добычу и хотят ее взять. В прежние времена мы видели их редко, ибо не суша их гнездо, а море. Но сейчас Пора Заката…
– Вархаб знает… – зашептали воины. – Вархаб рыбак… лучший из рыболовов… Вархаб встречал в соленых водах день и ночь и видел многое… Вархаб знает…
«Сколько он прожил?.. – подумала Дайана. – Сто, двести, триста лет?.. За это время можно и правда увидеть многое. Или не увидеть, если вокруг ничего не меняется…» Земля и море прежние, и город остался таким же, как тысячелетия назад: дома из камня, фонари с горящим жиром, печи, где плавят железо и обжигают горшки. Медленный прогресс – расплата за долгую жизнь…
Она поймала взгляд рыбака. Под завесой спокойствия в его глазах стыла обреченность.
– Что еще ты знаешь о шатшарах, Вархаб? Я смотрела на них с высоты… Их много, но они не нападают. Не могут забраться на стену?
– Могут, женщина вождя. Хотят, чтобы их согрело солнце. Когда тепло, они быстрее. Так быть-есть.
– Я бы не ждал, когда это случится. – Охотник подбросил на ладони гранату. – Любое преимущество к нашей пользе. Они любят тепло?.. Ну, так я сейчас…
Дайана увидела, как лицо воина – того, которого Калеб назвал Маркимом, – внезапно изменилось. Он глядел с почтением на Охотника, растягивал в улыбке губы, а в следующий миг его черты окаменели в маске ужаса и гнева. Еще доля секунды, и его лицо вновь ожило. Страх исчез, только ярость сверкала в его глазах.
– Готовьтесь! – выкрикнул Марким. – Началось!
Десятки голов на длинных шеях взметнулись над дамбой, раскрылись десятки пастей, лязгнули клыки, с моря пахнуло нестерпимым смрадом. Треск ломающихся копий смешался с людскими воплями; где-то копья и топоры сдержали чудовищ, где-то воины рубили секирами лапы и сталкивали шатшаров вниз, но прямо перед Дайаной огромная тварь перекусила человека пополам. Под краем ее панциря торчали древки копий, но тварь ползла и ползла по дамбе, расшвыривала воинов, давила когтистыми лапами, оставляя за собой широкую кровавую полосу. Следом неудержимой волной хлынули десятки чудищ, смяли копьеносцев и ринулись к отряду Маркима. Их было столько, что Дайана не могла пересчитать.
– Стреляй, – спокойно сказал Охотник. – Стреляй и держись позади меня. Ты без доспеха.
Он опустил лицевой щиток. В следующее мгновение тонкий синеватый луч снес голову шатшара, разрезал его панцирь и метнулся к другому чудовищу. Смертоносная игла плясала так быстро, что взгляд не успевал следить за нею. Казалось, что излучатель – продолжение рук Охотника; он бил стремительно и точно, не задев ни единого человека, даже умерших, разорванных клыками тварей.
Дайана тоже начала стрелять. Она боялась попасть в людей, корчившихся в лужах крови, но три или четыре раза рассекла шеи, задранные вверх. Лишенные голов шатшары уже не ползли по дамбе, но продолжали дергаться в агонии; под их огромными лапами хрустели кости и трещали черепа. Воины Маркима, сообразив, что ее оружие много страшнее их копий и секир, окружили Дайану, прикрывая ее живым щитом; Калеб был где-то впереди, и теперь она видела только его шлем и плечи в тускло поблескивающей броне. Усеянный шипами хвост взлетел над его головой, он увернулся, ударил гигантскую черепаху лучом и прыгнул на ее разбитый панцирь. Пробираясь среди мертвых и еще полуживых чудовищ, среди раненых и погибших воинов, среди обломков оружия, смятых доспехов и дымящихся внутренностей, он шагал к краю дамбы, туда, где стена спускалась к морю. Зачем?.. Дайана не могла понять. Но через минуту или две она разглядела, как Охотник взбирается на изваяние шатшара. Он встал на спину каменной твари, сунул разрядник в магнитный захват и принялся швырять гранаты. Это были не фризеры, как думала Дайана, а оружие с экзотермическим действием, очень сильным: грохот взрывов перекрыл звуки сражения, над морским берегом встала завеса огня, в воздух полетели осколки панцирей, оторванные головы, хвосты и лапы.
Люди Маркима и подоспевшие на помощь воины двинулись вперед, добивая шатшаров топорами. Она шла за ними, держа излучатель на сгибе руки и оглядывая дамбу. Ее подташнивало – к смраду, которым несло от мертвых чудовищ, добавился запах крови. Всюду валялись растерзанные трупы, безголовые, лишенные конечностей, с переломанными ребрами; в зияющих ранах – кишки, легкие, сердца или кровавая слизь, оставшаяся от внутренностей под тяжестью когтистых лап. На Авалоне, во время медицинской практики, Дайане случалось вскрывать мертвецов, но это зрелище не походило на работу с киберхирургом и лазерными скальпелями. Совсем не походило! Уже потому, что эти мертвецы недавно были живыми людьми.
Добравшись до изваяния шатшара, она вцепилась в руку Охотника, протянутую ей, и залезла на спину каменной твари. Берег был усеян грудами разбитых обгоревших панцирей и почерневших костей; выжженная плоть стала пеплом, и ветер разносил над берегом тучи серой пыли. С высоты Дайана разглядела, что шатшары прорвались еще в двух местах, ближе к северному краю дамбы, – на юге естественной защитой служила скалистая гряда. Видимо, эта атака оказалась не такой сокрушительной, как в центральной части, – три десятка тварей загнали к баррикаде в узкой улице и старались добить длинными копьями.
– Нужно помочь им, – сказала Дайана, но Охотник покачал головой.
– Взгляни на воду – там, там и там… Всюду полно нечисти. Они полезут снова. Нам лучше остаться.
Он вдруг подхватил Дайану на руки и спрыгнул вниз. Его лицо, его глаза за щитком шлема были близко, так близко! Если бы не прозрачная преграда, она могла бы дотянуться губами до его губ.
Опустив ее на землю, Охотник прошептал:
– Ты храбрая девочка, Д ‘ Анат ‘ кхани. В нашем Братстве никогда не было женщин – такого не помнили мой отец и дед. Возможно, ты станешь первой?
Вокруг них суетились десятки людей – одни перетаскивали убитых и грузили их на телеги, другие собирали сломанные копья, третьи, пригнав буа, зацепляли крючьями шатшаров, вязали к упряжи канаты и волочили прочь огромных черепах. Из выходивших к дамбе улиц появлялся отряд за отрядом; воины с длинными пиками шагали к морю, становились на расчищенное место, посматривали вниз, на обожженные кости и панцири. Шепот одобрения слышался в их рядах. То один, то другой подносил ко рту раскрытую ладонь, и смысл этого жеста был Дайане понятен: знак, которым приветствовали старшего, военачальника или вождя. На секунду она прикрыла глаза и шепнула:
– Буду есть с твоей руки, пока в этом мире сияют солнце и звезды…
Но Охотник не услышал или сделал вид, что не слышит. Он уставился на высокого воина в чеканных доспехах, с двумя тяжелыми секирами у пояса, что быстрым шагом приближался к ним. Взглянув на борга, Дайана замерла в изумлении – его лицо показалось ей точно таким, как в сделанной прежде реконструкции. Шапка смоляных волос, резкие черты, пронзительный взгляд, тонко вырезанные ноздри орлиного носа, раздвоенный подбородок… Впрочем, решила она, отличия все же существуют: брови густые, но ровные, а не кустистые, и рот не так велик.
Странно, но Охотник выглядел смущенным.
– Лабат, – тихо произнес он, – Лабат… Хотелось бы мне сказать, что в моих глазах полно света… Но, покинув меня у двери Вастара, ты ушел обиженным. Или я ошибся?
Тонкие сильные пальцы коснулись плечевого щитка Калеба. Дружеский жест, поняла Дайана. Воин окинул ее взглядом и улыбнулся. Улыбка на его суровом лице была мимолетной, как след падающей звезды.
– Ты здесь, Калеб с южных островов. Или с неба?.. – Сделав паузу, он махнул рукой. – Неважно. Ты великий воин, и ты здесь, с нами. Здесь твоя женщина и ваши копья, что мечут молнии. Так быть-есть.
– Быть-есть, – подтвердил Охотник. – И мы останемся, пока не перебьем шатшаров. Должно быть, это не первое их нападение?
– Первое. Они чувствуют, что близится их время.
– Чувствуют? Как?
Воин повернулся к морю. Теперь на его лице была тоска – такая же, как в глазах Вархаба. Дайана не видела рыбака среди суетившихся рядом людей; возможно, труп его лежал в повозке, под грудой мертвых тел.
– Шатшары чувствуют, – повторил Лабат. – Нет слов, чтобы сказать, как и почему. То, что приходит от предков с давних времен… У них нет разума, нет Дома Памяти, но они чувствуют.
– Он говорит об инстинкте, – промолвила Дайана. – Об особом инстинкте, который дремлет годы или тысячелетия и вдруг просыпается под давлением среды или не совсем понятных биологических причин. Поведение животных делается странным – внезапные миграции, долгая спячка, агрессия или массовое самоубийство.
Она говорила на языке Великих Галактик. Калеб внимательно слушал, склонив голову, Лабат, не понимая, разглядывал ее и снова улыбался. Потом спросил:
– Что промолвила твоя женщина?
– У нее есть слова, чтобы объяснить сказанное тобой. Она изучает живое, и у нее есть-быть столько слов, что хватит на всех жителей Парао Ульфи. Она очень умная.
– Трудно ладить с умной женщиной, даже такой красавицей, – по-прежнему с улыбкой заметил Лабат.
– Нелегко, – согласился Охотник. – Я стараюсь, но кроме ума и красоты у нее еще много упрямства.
Дайана выпрямилась, сверкнула глазами и свела брови.
– Не смейте надо мной подшучивать! Разве я не стою здесь с оружием в руках? Разве не сражаюсь вместе с вами?
– Мы не смеемся, – сказал Калеб, – мы восхищаемся. Ты – небесная сьона и отважный боец! А еще – лучший антрополог в этой галактике!
– Женщина-вождь! – поддержал его Лабат и поднес раскрытую ладонь к губам. Потом кивнул на Охотника: – Когда тебе надоест этот мужчина с короткими руками и почти без волос, перебирайся в мое жилище. Только решай скорее – времени осталось не так много.
Дамбу уже расчистили от трупов, мертвых шатшаров сбросили вниз, кровавые лужи засыпали песком, чтобы нога не скользила. Вдоль каменного возвышения снова протянулись шеренги бойцов с копьями и топорами. Дайана вздохнула с облегчением: ее взгляд отыскал Маркима, Вархаба и других знакомых воинов. Их отряд был теперь в первом ряду, борги пили вино из глиняных фляг и, не спуская глаз с моря, негромко переговаривались. Мысль о том, что эти люди скоро погибнут, была ей нестерпима.
Охотник свесился над краем дамбы.
– Невысоко, друг мой Лабат… Рядом горы и прибрежные утесы, камень повсюду… Отчего вы не сложили стены, крепкие стены и башни? На которые шатшарам не забраться?
– Не забраться… Ты сам назвал причину, – промолвил Лабат. Его улыбка исчезла, глаза потемнели, лицо стало угрюмым. – Они должны попасть в город, но не сейчас. Потом… После Дней Безумия.
– Попасть?.. Для чего?
– Возможно, в Парао придут воины из Уан Бо, из Сатро Т ‘ айма или другого гнезда. Мы будем сражаться с ними или, обезумев, сами перебьем друг друга. Улицы и площади будут завалены мертвыми телами… ты видел это в Доме Памяти… Явятся шатшары и пожрут мертвецов, очистят Парао от скверны. Потом уберутся в море и погибнут там – неизвестно отчего, но вышедшие из Пещер никогда не видели шатшаров в прибрежных водах. Нельзя строить высокую стену… – Лабат вздохнул. – Стой здесь, Калеб, и сражайся. Я увижу тебя и твою упрямую женщину, если останусь жив.
Он ушел, и спустя минуту загрохотали бронзовые щиты. Море вскипело, вал чудовищных тварей хлынул к дамбе, и Дайана вскинула лучемет. Теперь она не боялась попасть в людей – они с Охотником стояли на самом краю, за изваянием каменной черепахи. Когда сотни шатшаров заполонили берег, Калеб велел ей пригнуться и начал бросать гранаты. Дайана легла, продолжая стрелять. Ее комбинезон, руки и лицо покрылись копотью, в ноздри бил жуткий запах горящей плоти.
Они отразили вторую атаку, потом третью. Под дамбой грудами валялись кости и разбитые обгоревшие панцири; этот холм почти сравнялся с верхом стены, и под ним было заметно слабое шевеление. Большую часть тварей сожгли термические гранаты или поразил луч разрядника, но копья и секиры – оружие примитивное и не столь смертоносное. Добивать же раненых чудовищ прямо у морских волн было опасной затеей.
Дайана видела, что Калеб хмурится – его поясные сумки опустели, гранаты кончились. Но шатшары уже не лезли на берег волна за волной – лишь несколько десятков ползали и кружили у кромки соленых вод, будто собираясь с силами. Ветер с моря стих, солнце стояло в зените, и над раскаленными камнями дамбы повис удушающий смрад. Струйки пота текли по лицу Дайаны, размывая пыль и копоть; она подумала, что, наверное, выглядит старой и страшной. Хотя Лабат улыбался ей и сказал: женщина-вождь… красавица…
Некоторое время она размышляла о том, что представления о красоте здесь такие же, как в Великих Галактиках – конечно, если иметь в виду не Пьяную Топь, а цивилизованные планеты. Эстетическая общность казалась крепче физической; энзим долголетия делал боргов отличными от людей Авалона, Земли и других миров, но восприятие прекрасного уравнивало всех. Облик Зарайи мелькнул перед ней. Эта женщина, пожелавшая отнять Охотника, ее Охотника, тоже была красива. «Даже слишком! – подумала Дайана. – Слишком! И лучше, если ее не будет в доме! Кажется, Лабату одиноко… Отослать к нему?..»
Хвост с остроконечными шипами взметнулся над краем каменного возвышения. «Какая-то недобитая тварь…» – мелькнуло у Дайаны в голове. Мысль была всепоглощающей; она не успела ничего испытать: ни смертного ужаса, ни ярости, ни страха перед болью. Хвост корчившегося в агонии шатшара стремительно опускался, метил Охотнику между плечевым щитком и шеей, и она, не рассуждая, не думая о том, сможет ли Калеб увернуться, бросилась к нему. Спасти, прикрыть своим телом, защитить… Она обхватила Калеба руками, и вдруг они оба очутились на камнях, упали или, возможно, то была осознанная реакция Охотника. Щиток треснул, и Дайана ощутила, как острые шипы вонзаются ей в ребра.
Вспышка боли… хруст костей… чей-то крик и темнота…
Назад: Глава 12 Дом Памяти
Дальше: Глава 14 Яма