Остров Мохас. Сентябрь 1685 года.
Дон Сармиенто
Утром первого дня весны, едва взошло солнце, дежуривший на вершине прибрежного утеса Дэн Баррет заорал:
– Корабль, сэр! Парус с норд-оста! Ходко идет!
Шелтон с первым помощником поднялись на скалу.
– Шлюп под прямым парусом, – сказал Дерек Батлер, разглядывая суденышко в подзорную трубу. – Кого это дьявол к нам принес? Испанца?
– Людей еще не разглядеть, – откликнулся Питер. – Подождем, когда он приблизится.
– Посудина невелика, так что на ней всего-то дюжина бездельников. Если это испанский торговец… – Глаза старого пирата хищно сверкнули.
– Могут быть наши, – заметил капитан. – Не «Москит» ли это Самуэля Лейта? Скажем, Дэвис послал его в разведку на юг, и он слегка отклонился от курса.
– Этот Лейт – хитрый хорек! Не думаю, Питер, что он поплывет туда, где нет добычи. Да и лоханка поменьше, чем у него.
Они снова принялись разглядывать кораблик.
– Определенно идет к острову, – сказал Шелтон. Затем подкрутил трубу и добавил: – Ты прав, это не Лейт. Я вижу людей на палубе, их десятка полтора. И выглядят они странно!
– Я тоже вижу. Какие-то полуголые оборванцы, – прокомментировал Батлер. – Похожи на индейцев, однако…
Он замолк, в сомнении покачивая головой. Шлюп огибал остров в трех-четырех кабельтовых от берега, явно держа курс к селению на западном берегу.
– Мне кажется, что это не индейцы, а метисы, – молвил Шелтон. – И они одеты…
– Одеты в штаны, – подхватил Батлер. – В лохмотья от штанов! Но, клянусь господом, штаны испанские!
– А что скажешь насчет сеньора, который разглядывает «Амелию» в подзорную трубу? Того, что стоит на юте рядом с рулевым?
– Это точно проклятый папист! В камзоле, сапогах и даже в шляпе! И у него борода… так, жидкая бородка… Смотрит теперь прямо на нас!
– Очевидно, купец, торгующий с араваками, – решил Питер. – Вождь и Уильяк Уму мне об этом не говорили, но индейцы, несомненно, поддерживают связь с кем-то из испанцев. Я полагаю, тайную и взаимовыгодную.
– Выходит, нам его не пощупать, – произнес Дерек Батлер с сожалением. – Или все же соберем людей и отправимся в деревушку?
Капитан не успел ответить, как Джефф Миллер, стоявший на страже у частокола, замахал тесаком с нацепленной на острие тряпицей.
– Кто-то еще к нам пожаловал, – сказал Батлер и вздохнул, провожая взглядом шлюп, почти скрывшийся за северным мысом. – Пойдем поглядим? Может, индейцам помощь нужна, и нам что-нибудь обломится?
Они торопливо спустились со скалы и прошли через лагерь к воротам в частоколе. Здесь уже стоял Мартин, обмениваясь приветствиями и вежливыми замечаниями о здоровье с Фуюди, одним из младших вождей араваков. Татуировка на груди индейца изображала черепаху, на предплечьях извивались зубастые мурены, за наголовной повязкой торчали три пера грифа. Собираясь к вождю белых людей, Фуюди принарядился – его талия была обернута желтой тканью с розовыми цветочками, вытканной в Манчестере, а на поясе висел английский нож.
Решив, что наговорился о пустяках с Мартином, Фуюди сразу перешел к делу.
– Шел-та, Пришедший с Моря, и его люди уже видели большую итаубу с парусом, что идет с севера?
– Да, – Шелтон кивнул.
– Мы только не понимаем, чей это корабль, – добавил Батлер. – Хозяином там вроде бы испанец, но остальные… – Он с сомнением хмыкнул.
– Остальные такие же, как их вождь: рождены индейскими женщинами от испанцев, – сообщил Фуюди и приосанился: – Теперь слушайте слова Кондора, Парящего над Облаком, что исходят из моих уст: итауба и люди с этой итаубы – под нашим покровительством. Нельзя их трогать и чинить им вред.
– Но говорить с ними можно? – спросил Мартин. Его глаза возбужденно блестели.
– Можно, если они сами того захотят. – С этими словами Фуюди сделал жест прощания и скрылся в лесу.
– Точно, купец-полукровка, – произнес после недолгого молчания первый помощник. – Наверняка возит контрабанду, пороховое зелье и свинец для пуль. Хорошо бы пощупать его – не здесь, а в море, когда он поплывет на материк.
– Зачем? – Капитан пожал плечами. – У нас хватает пороха и пуль, а мясо, рыбу и зерно мы выменяем у индейцев. На этом шлюпе нет ничего нужного нам.
– Как знать! – возразил Батлер. – Вдруг араваки платят ему золотом, добывая его на материке. Не так они глупы, чтобы рассказать нам об этом!
– Я проверю. Сегодня же, – сказал Шелтон. – Готовьте корабль к плаванию, а я наведаюсь в поселок.
Он отправился в индейскую деревушку ближе к вечеру, прихватив на этот раз тесак и пистолеты. Но в селении не наблюдалось никакой торговой суеты – шлюп покачивался у берега, четыре метиса мыли палубу, черпая ведрами морскую воду, а жители деревни занимались своими делами, доили лам, разжигали костры и чинили сети. Стоя на окраине поселка, Шелтон высматривал мужчину в испанском одеянии, но тщетно: навес, где Кондор вел беседы с важными гостями, пустовал, и площадка перед ним тоже была безлюдной. Удивившись, Питер уже решил навестить вождя, но тут из-за кустов, бесшумно ступая, появился Оротана со своими воинами и поднял в знак приветствия копье.
– Чего желает Шел-та, Пришедший с Моря?
– Увидеть того, кто тоже пришел с моря, – ответил Питер. – Вдруг у него есть нужный мне товар – скажем, хорошее вино и сушеные фрукты.
Оротана покачал головой:
– Уайнакаури ничем не торгует, и на его итаубе нет фруктов и вина. Разве только для него самого.
Брови Питера поднялись в изумлении.
– Как ты его назвал?
– Уайнакаури. Под этим именем он известен нам и богу Солнца, а как его зовут испанцы, я не запомнил. Очень, очень длинное имя! Длиннее моего копья!
– Я вижу его корабль и его людей, – сказал Шелтон. – А где же он сам?
– В жилище своих предков. – Оротана вытянул руку к лесу и реке. – Там, где из скал бьет родник.
– В деревне Уильяка Уму?
– Я сказал, ты слышал, – произнес Оротана и повел своих воинов в обход селения.
Шелтон вернулся на лесную тропу и зашагал к речке. Любопытство по поводу странного визитера и его связей с араваками не так уж мучило капитана, важнее было другое: Уайнакаури приплыл с севера, может быть, из Лимы, и наверняка что-то знал о флотилии и подвигах Дэвиса. Прошло почти пять месяцев, как Шелтон его покинул, и за этот срок самозваный адмирал мог натворить немало. Скажем, потопить двадцать галионов, ограбить десять городов и вселить в испанцев такой ужас, что они выставили стражей на берегу через каждую милю. Не исключалось, что в прибрежных водах патрулирует испанский флот, что с фортов палят по всякому чужому судну без предупреждения, а в глубине страны все дороги и перевалы охраняются солдатами. Такие подробности, учитывая предстоящий поход в горы, были бы совсем не лишними.
Добравшись до деревушки у скал, капитан обнаружил там почти всю команду шлюпа. Здесь было необитаемое строение побольше прочих, на высоких сваях и с галереями по обе стороны дома; около него и суетились мореходы – кто очищал стены от лозы и лиан, кто сгребал и жег мусор, кто тащил в дом корзины и сундуки, а двое, забравшись на крышу, стелили свежие пальмовые листья. За работой наблюдал высокий темноволосый мужчина в бархатном, с кружевами камзоле; золотая цепь, сверкавшая на его груди, дорогие перстни и шпага, рукоять которой была отделана изумрудами, ясно намекали, что он человек небедный и тут было бы чем поживиться старому пирату Батлеру.
Завидев Шелтона, незнакомец упругой походкой двинулся ему навстречу, учтиво склонил голову, изящным жестом развел руки в стороны и произнес на превосходном испанском:
– Дон Антонио Луис Мигель Педро де Сармиенто к вашим услугам. Вы, должно быть, с того судна, которое бросило якорь в северной бухте. Англичанин, я полагаю?
– Англичанин, – подтвердил Питер и после паузы промолвил: – Что же вы, кабальеро, не хватаетесь за шпагу и не зовете на помощь своих людей? Кстати, мои пистолеты заряжены.
– Мои тоже, – с усмешкой сообщил предполагаемый враг. – Но вы ошибаетесь, принимая меня за испанца. Я одет на их манер, как они, я говорю на их языке, хожу к мессе и владею клинком не хуже любого испанского дворянина, но я испанец только наполовину. А это большой грех, сеньор! Гораздо больший, чем просто не быть испанцем!
Он стоял в свободной позе, позволяя Шелтону разглядывать себя, ничуть не смущенный этим осмотром. Лицо с широковатыми скулами, смуглая кожа и прямые черные волосы были свидетельством индейской крови; ястребиный нос, редкая бородка клинышком и большие темные глаза являлись знаком испанского происхождения. Шелтон решил, что этот человек – его ровесник или чуть постарше; метиса можно было бы назвать красивым, но впечатление портили узкие губы и слишком близко посаженные глаза. Он смотрел на Питера с легкой насмешкой, не проявляя, впрочем, никакой враждебности.
– Кажется, ваша индейская половина не очень любит испанскую и всех остальных испанцев тоже, – заметил капитан.
– Можно сказать и так, мой драгоценный сеньор, чье имя я не знаю до сих пор.
– Питер Шелтон, капитан брига «Амелия». Что до вас, кабальеро… Я был в селении вождя, и там вас назвали совсем иначе.
– Ну, если угодно… – Сармиенто сложил ладони перед грудью. – Уайнакаури, потомок Уамана, сына великого инки. Много, много лет назад Уаман с родичами сбежал на этот остров, но двое из шести его детей решили вернуться в Куско и покориться испанцам. Близнецы Катари и Иллья, юноша и девушка… Уаман, уважая их выбор, дал им золота, чтобы купить расположение испанцев. Но Катари был убит, а Иллью, вместе в золотом, взял себе убийца брата, некий Луис Сармиенто. Она была очень красива, так что этот испанец женился на ней и стал моим дедом. К счастью, он давно уже мертв, и я надеюсь, – тут метис перекрестился, – что Господь воздал ему за все грехи.
– Интересная история, – произнес Шелтон. – Но вы не одиноки, дон Сармиенто, у многих жителей Нового Света предки – убийцы, пираты или каторжники. Кто, не важно; важнее, какие мы.
– Полностью согласен, сеньор Шелтон, и рад знакомству. – Сармиенто с изяществом поклонился. – Скажите, могу ли я посетить вас в вашем лагере? Мне пришло в голову… Впрочем, об этом позже.
– Приходите. Мы пробудем здесь еще около недели. – Питер огляделся, лишь сейчас заметив нечто странное: остальных обитателей селения не было видно. Ни Уильяка Уму, ни других мужчин, ни женщин, ни детей. Похоже, они затворились в своих жилищах, не желая приветствовать потомка Уамана и помочь ему устроиться в заброшенном доме. Дом приводили в порядок только люди Сармиенто, крепкие ловкие молодые парни. Среди них было трое-четверо индейцев, но совсем не похожих на араваков, а остальные – метисы. На одной из галерей лежало их оружие: боевые топорики, мушкеты и полдюжины пистолетов.
Отметив эту странность, Шелтон спросил:
– Часто бываете на Мохасе, дон Сармиенто?
Метис неопределенно пожал плечами.
– Не слишком. Приплываю сюда, чтобы поклониться праху Уамана и провести несколько дней в его доме. Последний раз был здесь… – он на мгновение задумался, – да, года два назад. Это священное место, здесь обитают духи предков – не испанцев-убийц, а тех, кого я считаю своими истинными предками. – Сармиенто отступил на шаг, снова поклонился и сменил тему: – Если вы не против, я приду в ваш стан завтра, после полудня.
– У меня найдутся ром и доброе вино. До встречи, – молвил Шелтон и зашагал к тропе, что пролегала по речному берегу. Там он обернулся и посмотрел на жилище Уильяка Уму. Но на веранде, где обычно поджидал его старик, не было никого и ничего, даже табуретов и циновок. Дом казался словно вымершим.
* * *
Дон Антонио Луис Мигель Педро де Сармиенто явился в лагерь на следующий день, и часовые, предупрежденные Шелтоном, провели его в капитанскую хижину. Очевидно, метис получил хорошее воспитание, так как раскланялся с Питером с изяществом кабальеро, знакомого со всеми тонкостями испанского этикета. Ему хотелось осмотреть лагерь и судно; капитан же в свою очередь рассчитывал получить вести о Дэвисе и пиратской флотилии. Поэтому он кликнул Батлера и Кинга, представил их Сармиенто, и они вчетвером совершили краткую прогулку среди хижин, навесов и сараев. Затем отправились на берег – понаблюдать, как экипаж «Амелии» перевозит на корабль бочки с пресной водой и провиант.
– Полагаю, вы приплыли сюда с корсарами, что наводят сейчас ужас на берега Панамы и Перу? – спросил Сармиенто. – Я слышал, что часть из них – кажется, французы – прошли через перешеек к Панамскому заливу, а англичане обогнули континент на кораблях. Вы были с ними?
Шелтон кивнул.
– Да.
– Но сейчас, как может заметить сеньор, нас с ними нет, – уточнил Батлер, с жадностью посматривая на перстни и золотую цепь дона Антонио.
Тот задумчиво погладил редкую бородку.
– Но вы не похожи на пиратов. Ваш корабль содержится прекрасно, ваши люди – трезвые и работящие, и лица у них не такие, как бывают у разбойников. Из этого я делаю вывод, что сеньор капитан и его офицеры, – он поклонился, – лишь попутчики тех корсаров, что творят чудовищные дела в испанских городах.
– Ваше мнение делает нам честь, – произнес Мартин. Похоже, манеры и вежливость Сармиенто пришлись ему по душе.
– Могу я узнать о цели вашего плавания? – снова спросил метис, глядя, как разгружают шлюпки у борта «Амелии».
– Цель – познавательная, – промолвил Шелтон. – Мы служим в торговой компании, которая хотела бы наладить сношения с Перу. К взаимной выгоде вице-королевства и негоциантов с Ямайки.
– Сейчас не лучший момент для этого, – откликнулся де Сармиенто. – Власти в Лиме раздражены и напуганы нашествием корсаров. Любой англичанин для них враг. Тем более что у вас, сеньор капитан, боевой корабль.
– Боевой, и команда отлично владеет оружием, – согласился Шелтон и смолк. Питеру казалось, что дон Сармиенто – или, возможно, Уайнакаури, потомок Уамана, – испытывает особый интерес к «Амелии» и к нему самому. Если так, стоило подождать; Сармиенто явно был небедным человеком – вдруг у него возникнет какое-то предложение. Разумеется, взаимовыгодное.
Но метис не торопился, разглядывал борт «Амелии», распахнутые порты, в которых темнели жерла пушек, мачты и реи со свернутыми парусами, команду, таскавшую в трюм корзины с вяленой рыбой и маисом. Наконец он сказал:
– Конечно, торговля не признает наций и границ, а одну лишь выгоду. Но, дон Шелтон, что бы вы ни привезли, вам не удастся распродать свои товары. Скорее всего, их конфискуют вместе с кораблем, а команду отправят на рудники. Мой печальный долг сообщить вам об этом. В лучшем случае вам удастся избежать жестокости испанцев и вы возвратитесь домой, но без всякой прибыли.
– Это в самом деле печальный исход, – произнес Дерек Батлер, пожирая взглядом камни на рукояти шпаги Сармиенто. То были крупные изумруды чистейшей воды, и каждый стоил более тысячи фунтов.
– Неужели флот и воинские отряды испанцев блокировали все побережье? – спросил Шелтон, изображая удивление. – Мы могли бы купить мулов и перевезти товары в более спокойные места, в какой-нибудь город в глубине страны.
– Побережье нельзя блокировать, сеньор капитан, оно тянется на тысячи лиг, до Панамы и дальше, до Калифорнии, – пояснил де Сармиенто. – Кое-где есть бухты у диких берегов, и там можно спрятать корабль, но вам ведь для торговли нужны города, рынки и, кстати, разрешение алькальда. Что же до поселений в глубине… – Он вытянул руку на восток, к большой земле, и усмехнулся: – Эта страна не имеет глубины, сеньоры! Точнее сказать, она узкая, словно кожа, содранная с питона. В нескольких лигах от берега вздымается горная цепь, а за нею – другая, и жизнь возможна только в высокой сьерре, что лежит между ними. Мои предки умели выживать в горах, и там еще стоят древние города… Но без проводников и носильщиков вы туда не попадете. Да и зачем? Там мало испанцев, а индейцы обнищали, и ваших товаров им не купить.
– Значит ли это, что мы должны повернуть домой? – самым похоронным тоном спросил Мартин.
– Нет, почему же, сеньор… – Сармиенто прищурился. – Страна инков… бывшая их страна… бедна плодородными землями, но богата золотом, серебром и драгоценными камнями. Умный человек знает, где их найти.
– И где же?
– Об этом я хочу побеседовать с сеньором капитаном. Наедине.
– Что ж, – промолвил Шелтон, – я готов. Нам нельзя вернуться без прибыли.
Покинув берег, они направились к хижине капитана. Мореходы, таскавшие к шлюпкам оружие, порох, котлы и прочее корабельное имущество, провожали их любопытными взглядами. Каждый из них замечал блеск золота на груди Сармиенто, отделку его пистолетов и шпаги, брошь с жемчугами, что украшала широкополую шляпу, перстни и тонкой работы кружева. По пути они наткнулись на кузена Руперта, знавшего толк в одежде и драгоценностях. Завистливо покосившись на Сармиенто, тот молча склонил голову и уступил дорогу. «Представитель компании, – шепнул капитан. – Отвечает за грузы». – «Приятный сеньор», – так же шепотом ответил гость.
В хижине их поджидали бутылка рома, кувшин с вином, мед и свежеиспеченные лепешки. От рома Сармиенто отказался. Выпили вина. Оно было терпким и прохладным, – очевидно, кок держал кувшин в ближнем ручье.
– У вас хороший корабль и отличная команда, дон Шелтон, – промолвил метис. – Крепкие бравые молодцы… Корсарам ничем не уступят.
Ожидая продолжения, капитан подпер кулаком подбородок и равнодушно уставился на бутыль с ромом.
– У меня есть к вам предложение. – Сармиенто омочил узкие губы в вине. – Но суть его будет понятнее, если я поведаю о некоторых тайнах и событиях своей жизни. Печальных событиях, видит бог!
Он перекрестился и, вытащив из-за ворота медальон с изображением Девы Марии, поцеловал его.
– Я не охотник до чужих тайн, – произнес Шелтон, все еще не спуская взгляда с бутылки. Его отец говаривал: кто первым проявляет к сделке интерес, тот и проигрывает.
– Простите, сеньор капитан, но без этого не обойтись. – Гость спрятал медальон и прикоснулся к висевшей на шее золотой цепи. – Должно быть, вы заметили, что моя семья богата, весьма богата! Поместья под Ольеросом, Чинчей и Писко, промыслы соли, доходные дома в Лиме… Мой дед Луис был, конечно, мерзавцем, но очень оборотистым! Отец приумножил наши богатства, женился на девушке-полукровке из благородного семейства де Сомоса, округлил свои владения и стал настоящим кабальеро. А я… я вырос в усадьбе в двенадцати лигах от Писко.
– Это мне ничего не говорит, – заметил капитан.
– Писко – город на прибрежной равнине у реки с тем же названием. Отсюда до него более пятисот лиг… Там, сеньор, прошло мое детство, а после я учился в Лиме. Мог остаться при дворе вице-короля, но вернулся в долину Писко, ибо там жила Соледад.
– О! – произнес Шелтон, слегка оживляясь. – Я полагаю, любовная история?
Дон Сармиенто тяжко вздохнул. Лицо его было грустным.
– Я мечтал на ней жениться, но воспротивился ее отец. По его мнению, кровь нашего рода нечиста, и потомок великого инки – не пара для испанской девушки. Старый высокомерный болван! – Кулаки Сармиенто сжались, глаза сверкнули яростью. – Он отдал мою Соледад мужлану, который был старше ее на тридцать лет! Зато дворянин и чистокровный испанец! – Его глаза погасли, и он прошептал: – С той поры, дон Шелтон, я ненавижу испанцев. Они мнят себя избранным народом, а в сущности – люди жестокие и жадные, без чести и совести!
Тут Питеру вспомнились лондонские воротилы, старина Морган и губернаторы Ямайки, покрывавшие морской разбой. Хмыкнув, он сказал:
– Ну, таких и среди моих соплеменников хватает. Но продолжайте, дон Сармиенто! История интересная, и я весь внимание.
– Отец Соледад вскоре умер, и ее муж Хуан де Орельяна сделался хозяином поместья. Я говорил, что их владения граничат с нашими? Нет, кажется, нет… Иногда мы встречались, и он, зная о моей любви к Соледад, грозил мне хлыстом и выкрикивал оскорбления…
– Вы могли решить это дело с помощью шпаги, – заметил Шелтон.
– И стать убийцей мужа Соледад?.. Нет, о нет! Она была бы навсегда потеряна для меня! А я все еще питал надежду… ведь Орельяна был гораздо старше ее… И Господь сократил его дни без моего вмешательства.
Капитан скептически приподнял бровь.
– Каким образом? Сжег молнией? Или сбросил на голову камень?
– Нет, сеньор, все было много прозаичнее. Этой осенью, когда прошел слух о бесчинствах пиратов, в Писко прислали драгун из столицы. Их полковник отправил полсотни всадников вверх по речной долине, и этот отряд встал в индейском селении Канива, как раз между поместьями моим и Орельяны. Командиром у них некий капитан Руис, молодой родич вице-короля… Его с охотой принимали в усадьбах местных энкомьендо. Считали это большой честью.
– Энкомьендо – это помещик? – перебил Шелтон. – Я верно понимаю?
– Да, сеньор. Владелец земли и рабов-индейцев, что трудятся на полях. Так вот, Руис побывал в усадьбе Орельяны, ему приглянулась Соледад, и завязалась ссора. Орельяна вызвал его на дуэль и был убит. Теперь женщина, которую я люблю, вдова, и это случилось без моего участия.
– Вам повезло, – заметил капитан.
– Если бы! Соледад не только красива, но и богата, и Руис не оставляет ее без внимания.
– Убейте его и женитесь с чистой совестью, – посоветовал Питер. – Ведь этот Руис не супруг вашей возлюбленной, и вы ничем не провинитесь перед нею.
Лицо де Сармиенто потемнело, он снова стиснул кулаки.
– Я провинюсь перед вице-королем, – глухо пробормотал метис. – Не важно, что дуэль была бы честной, с секундантами и свидетелями… нет, совсем не важно! Важно то, что я – наполовину индеец, сомнительный христианин, а потому должен сидеть тихо, не задевая испанцев… Убить Руиса! Родича вице-короля! Видит бог, с какой радостью я всадил бы шпагу в его сердце! Но в лучшем случае меня повесят, а в худшем – сожгут! Я его пальцем тронуть не смею, не то что убить!
Шелтон хмыкнул и покосился на гостя:
– Хотите, чтобы это сделал я?
Сармиенто не произнес ни слова, и Питер, всматриваясь в его лицо, продолжил:
– То, что вы нашли меня на Мохасе, дело случая. Не думаю, чтобы весть о моем корабле и зимовке на этом острове дошла до Лимы, а тем более до Писко… Зачем же вы сюда явились, кабальеро? Только затем, чтобы поклониться праху предков?
– Нет, – выдохнул метис, – конечно же нет! Я хотел нанять араваков… сотню, полторы сотни воинов… Таков был мой план: араваки уничтожают драгун вместе с Руисом, а я в это время пью кофе в Лиме. Я ни при чем! Трагическая случайность, набег немирных индейцев… И через месяц мы с Соледад обвенчались бы в церкви Писко.
– Неплохая идея, – согласился Шелтон и склонил голову к плечу, прислушиваясь. Ему показалось, что за тонкой стеной хижины раздаются шорохи – возможно, крыса пробежала к помойной яме. – Да, идея неплохая, – повторил капитан, – но она как-то плохо вяжется с представлением о чести. Хотя я понимаю… любовь, любовь… ради любви можно сделать многое…
– Оставим честь в покое, – произнес де Сармиенто. – Испанская честь и не такое дозволяет. Известно ли вам, что Писарро, завоевавший эту страну для испанцев, был предательски убит своими же людьми, теми, кто клялся ему в верности?
– Слышал об этом, – сказал капитан. – Что дальше?
– Полагаю, что для задуманного мной вы подходите гораздо лучше араваков. Не примите за обиду, сеньор капитан, но для испанцев все англичане в этих краях – пираты и разбойники. Представьте, что один их отряд высадился на берег, Писко штурмовать не стал, а прошел несколько лиг вдоль реки и уничтожил испанский гарнизон в Каниве. Затем разграбил поместья, что лежат поблизости… Очень правдоподобно, не так ли?
– Очень, – кивнул Шелтон, опять различая за стеной подозрительные шорохи. – И вы даже не будете против, если я наведаюсь в усадьбу покойного Орельяны и растрясу сундуки его богатой вдовушки?
– Вот это – в первую очередь! – воскликнул Сармиенто. – В тех сундуках не меньше двухсот тысяч талеров золотом и серебром, а моей Соледад не нужны эти проклятые деньги! Берите всё, дон Шелтон, ибо я возьму лишь свою женщину! Берите, жгите усадьбу, наведайтесь к соседям Орельяны, где тоже немало богатств! И это еще не все, далеко не все! Я могу…
Внезапно Шелтон коснулся ладонью губ, призывая к молчанию. Затем встал, вытащил нож и бесшумно покинул хижину. Лагерь словно вымер: люди трудились на берегу и на судне, готовя «Амелию» к походу, и только за воротами дежурил часовой да Райдер Мур возился у котлов с похлебкой. Обогнув свое жилище, капитан увидел человека, приникшего к стене; его поза выдавала напряженное внимание, и походил он на пса, унюхавшего лакомую кость. Еще бы, подумал Шелтон, двести тысяч талеров! Вздохнув, он сунул нож за пояс и тихо произнес:
– Так, так, Престон… Подслушиваешь?
Бывший каторжник вздрогнул, отскочил от стены и в изумлении уставился на капитана. Шелтон тоже глядел на него, неторопливо разминая пальцы.
– Сломать тебе шею или только зубы выбить?.. – молвил он в задумчивости. – А на кой ты мне в команде без зубов или, скажем, со сломанной шеей? Лучше уж связать и в воду…
Джефф Престон побледнел и рухнул на колени.
– Виноват, сэр! Проклятое любопытство! Дьявол попутал! Я…
– Тише! – прошипел капитан. – Опозоришь меня перед гостем… Что он скажет?.. Что в команде моей сплошь олухи с длинными ушами? Которых я учу кулаком, не стесняясь важного сеньора, сидящего в хижине? – Сделав паузу, Шелтон пообещал: – А проучу непременно, но не сейчас. Иди, Джефф, работай и смотри, чтобы шкура твоя от тебя не убежала. С ней будет серьезный разговор.
Шелтон вернулся в хижину, к встревоженному дону Сармиенто.
– Что-то случилось? – спросил тот.
– Ничего, кабальеро. Ваш рассказ очень занимателен, и я забыл, что должен снять пробу с похлебки. Таков, знаете ли, морской ритуал… – Капитан усмехнулся, побарабанил пальцами по столу и напомнил: – Вы говорили о том, что двести тысяч песо – еще не все. Сумма не столь уж крупная, если вспомнить, что мои люди и я сам рискуем головами.
Опершись локтями о стол, метис наклонился к Шелтону и понизил голос почти до шепота:
– Я дам вам вдвое, втрое больше, дон Шелтон! Дам золото и камни, что ценятся еще дороже! Клянусь Девой Марией и Иисусом Христом, вы получите столько, сколько пожелаете! Сколько сможете унести и увезти на ламах!
Шелтон внезапно стал серьезным. До этих слов Сармиенто он относился к его рассказу с легкой иронией, будто бы к одной из историй в книге дона Сервантеса, который так занимательно описывал приключения идальго, студиозусов, испанских грандов и прекрасных дам. Даже сумма в двести тысяч песо не вызвала у него особых эмоций, поскольку компания отца и Джека Кромби нуждалась в гораздо больших деньгах – они задолжали почти двести тысяч фунтов или, считая в песо, около миллиона. Хоть обещанное Сармиенто не покрывало долг, это были уже приличные средства – разумеется, если золото и драгоценности не являлись фантазией метиса. Видимые свидетельства его богатства, перстни, шпага, цепь и остальное, могли оказаться лишь приманкой. Питеру мнилось, что его гость в полном отчаянии, а в таких обстоятельствах человек готов на всё.
Он налил вина себе и дону Сармиенто и произнес:
– Хотелось бы уточнить: вы обещаете вдвое или втрое больше? Согласитесь, кабальеро, тут есть небольшая разница.
– Для меня это значения не имеет. Желаете больше в пять раз?.. В десять?.. Я согласен, сеньор капитан! Я же сказал, сколько сможете унести и увезти!
Питер Шелтон медленными глотками выпил вино, не спуская с метиса настороженного взгляда. Затем поинтересовался:
– Могу я спросить об источнике этих огромных средств? Видите ли, кабальеро, мы, англичане, прагматичный народ, и есть у нас пословица о морковке перед носом осла. Мне нужно убедиться, что морковка настоящая и у вас их целый ящик.
– Я понимаю и не в обиде на вас. – Сармиенто заговорил еще тише: – Известно ли вам о выкупе, который великий инка предложил испанцам за свою жизнь? – Дождавшись кивка Шелтона, метис продолжил: – То было не все золото Атауальпы, сеньор капитан. Многое, очень многое, хранится в тайнике, который Писарро и его шакалы так и не смогли найти. Там больше богатств, чем у его католического величества короля Испании!
– Откуда вы знаете? – спросил Шелтон, стараясь, чтобы голос его не дрогнул. Ему стало трудно дышать; казалось, что ворот камзола слишком туго стискивает шею, а сердце забилось так, словно он пробежал без передышки пару миль.
– Знаю! – молвил Сармиенто, и его глаза сверкнули поистине дьявольским пламенем. – Знаю, ибо о тайнике было известно лишь четверым сыновьям Атауальпы, сбежавшим на Мохас! Как вы думаете, почему они приплыли сюда, на край света? Они боялись, дон Шелтон, они боялись! Пиуарак, Виракоча, Отанома и мой предок Уаман… Все боялись! И страшило их то, что под пытками они выдадут испанцам место тайника. Только бегство могло их спасти.
– Дальше, – сквозь зубы произнес капитан. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, но кулаки он стиснул так, что костяшки побелели.
– Тайну передавали из поколения в поколение, но не всегда успешно. Кто-то из стариков внезапно умирал или лишался разума и памяти, кто-то решил, что те сокровища прокляты и лучше о них позабыть… – Лицо метиса неуловимо изменилось, и Шелтон понял: сейчас с ним говорит не дон Антонио Сармиенто, а Уайнакаури, потомок Уамана, сына великого инки. – Не уверен, – продолжал его гость, – что даже Уильяк Уму, старейший из нас, что-то знает об этом кладе. А я – я его видел! Видел и прикасался к золотым изваяниям богов, к жертвенным чашам, к лику Солнца и лику Луны, столь огромным, что эта хижина их не вместила бы. Еще видел сосуды, полные неограненных изумрудов и других камней, которые ценятся еще больше – они тверды, бесцветны, но сияют ярче звезд… Я видел все это и зачерпнул малую толику. Ибо это – богатства предков, и кому ими владеть, как не их потомку!
– Дальше, – промолвил Питер. – Я хочу услышать что-нибудь еще.
– Но что, сеньор капитан? Я все сказал. Вы можете верить мне или не верить.
– Опишите дорогу к тайнику. В общих чертах, без подробностей. Где начинается путь и где кончается. Что можно увидеть, странствуя в тех местах. Какие там реки и горы, ущелья и водопады.
Бросив на капитана острый взгляд, дон Сармиенто погладил бородку.
– Что ж, пожайлуста! Я ничем не рискую, так как без проводника любой человек заблудится и погибнет в сьерре и джунглях по ту сторону гор. – Он глотнул вина и продолжил: – Путь начинается в руинах Мачу-Пикчу, древнего города, возведенного не инками, а другим, ныне неведомым народом. Тропа идет от него по семи подвесным мостам над ущельями, тянется к перевалу во второй цепи гор, что отделяют сьерру от восточных джунглей. Затем нужно выйти к реке, очень бурной реке, сеньор капитан, и найти другую тропу, ведущую к водопаду. Там огромный поток падает со скал, но под водной завесой есть карниз, вырубленный каменотесами инков, и по нему можно добраться до пещеры. В ней и находится тайник. – Сармиенто смолк, выждал некоторое время и спросил: – Этого достаточно, дон Шелтон?
Питер слушал его речи, будто хор ангелов Господних, слушал, прикрыв глаза и успокаивая бешеный стук сердца. Всё приходит к тому, кто умеет ждать! – вертелось в его голове. Он был честен с Уильяком Уму, и вот Бог послал ему другого проводника, молодого, сильного и обуянного страстью. Такой страстью, что он готов поделиться древней тайной и частью богатств своих пращуров! Что ж, это будет хорошей сделкой, выгодной обеим сторонам: де Сармиенто получит свою женщину, а Питер Шелтон – золото на двести тысяч фунтов… Столько, и ни единой унцией больше! Ибо не надо гневить Господа, который шлет помощь попавшим в беду, но может и наказать за грех алчности… Капитан уже видел, как входит в эту полную сокровищ пещеру с весами в руках и отмеряет ровно столько драгоценного металла, сколько нужно для спасения компании. А коль будет она спасена, остальное приложится! Тех, кто живет своим трудом, Бог не оставит!
В этот миг он не думал об испанских драгунах и их командире, ибо дон Руис и его всадники были взвешены, исчислены и приуготовлены для адских сковородок. Питер Шелтон ни на миг не сомневался, что вырежет этот испанский отряд и, если нужно, предъявит дону Сармиенто труп его врага. Дело оставалось за малым: расспросить о диспозиции испанцев и их вооружении, о том, бдительны ли караульные и сколько их бывает по ночам, где лежат ближайшие поместья, включая, разумеется, усадьбу вдовы Хуана Орельяны. «Нелишним будет и описание внешности мерзавца Руиса, – подумал капитан. – Вероятно, он ночует в лучшем доме в этой деревушке… как ее?.. Канива?.. но это надо уточнить. А еще подумать, где встанет на якорь «Амелия» и как ее спрятать на время похода…»
Занятый этими мыслями, Питер вдруг обнаружил, что дон Сармиенто пристально смотрит на него и будто бы тоже что-то просчитывает в уме. Но, очевидно, гость думал не о деньгах, не о золоте и серебре, а о материях более тонких и возвышенных – например, о поцелуях доньи Соледад, ее пленительных губках или, скажем, стройном стане и персях, достойных песен Соломоновых. Уверившись в этом, капитан усмехнулся, протянул де Сармиенто руку и сказал:
– Я заключаю с вами контракт, кабальеро. Вы получите свою возлюбленную, а я – сумму в миллион песо. Если у вас не хватит золота, отведете меня к тайнику. Такие условия вам подходят?
– Вполне, – с облегченным вздохом промолвил Антонио Сармиенто.
Они скрепили договор рукопожатием.
* * *
Едва дон Сармиенто исчез за деревьями, как Шелтона окружили офицеры, все четверо – Батлер, Кинг, Хадсон и братец Кромби.
– О чем вы толковали с этим щеголем? – спросил первый помощник. – Помнится, он проговорился, что поля здесь тощие, зато полно золота, серебра и драгоценных камешков. О чем мы и без него знаем.
– Он сказал не так, – возразил Мартин Кинг. – Он сказал, что здесь полно богатств, но только умный человек знает, где их взять.
– Должно быть, себя он считает умным, – заметил Хадсон, а кузен Руперт воскликнул, закатив глаза:
– Еще бы! Цепь из чистого золота весом в двадцать песо, не меньше! А какие в перстнях изумруды! В Лондоне герцоги таких не носят! Да что там герцоги! У особ королевской крови нет таких камней!
– Я бы его немножко ощипал, – произнес Дерек Батлер. – А еще лучше взять его на «Амелию», слегка попугать и назначить выкуп. Эдак тысяч пятьдесят пиастров.
– Или сто, – добавил Кромби.
– Джентльмены, о чем это вы! – возмутился хирург. – Взять, попугать, ощипать… Так не обращаются с благородным человеком!
– С благородным – бесспорно, а этот парень – полукровка, – уточнил Руперт. – Интересно, откуда у метиса такое богатство? Я бы…
– Успокойтесь, джентльмены, успокойтесь, дайте сказать капитану, – вымолвил Мартин, делая примиряющие жесты. – Так о чем вы толковали с этим доном Сармиенто? Он что-то рассказал о Дэвисе, его кораблях и людях?
– Нет, – отозвался Питер. – Он поведал мне очень трогательную историю, на которой можно заработать. Речь идет о налете на богатые испанские поместья в районе Писко. Но перед тем надо разобраться с солдатами, что их охраняют.
– Много солдат? – спросил Батлер деловым тоном.
– С полсотни. Драгуны.
– Ну, это, клянусь господом, мелочь… А щеголю этому что за выгода?
– Не любит испанцев, – пояснил Шелтон. – Еще хочет заполучить одну вдовушку, но к этому есть препятствия. Если мы ему посодействуем…
– Погоди, кузен, а какая цена вопроса? – Руперт даже подпрыгнул на месте. – Сколько можно взять в этих испанских поместьях? И в чем? Золото и серебро в слитках или камни и драгоценности?
Капитан уже собрался ответить, но тут с берега долетели выкрики и гул возбужденных голосов. Казалось, там гомонит целая толпа, чуть ли не весь экипаж «Амелии», бросивший работу. Брови Шелтона сурово сдвинулись, и он пробормотал:
– Это что еще такое! За мной, джентльмены. Посмотрим, что творят наши бездельники.
Он широким шагом направился к морю. Галька скрипела под сапогами, ветер развевал волосы, а желваки на щеках и блеск глаз капитана не сулили команде ничего хорошего.
На берегу и правда собралась толпа – все, кроме часовых и вахтенных на судне. Шелтон сунул ладони за пояс, оглядел моряков и негромко произнес:
– По какому случаю сборище? Почему оставили работу? Белл, Джонс, Айрленд, отвечайте!
Боцман выступил вперед, за ним – плотник и парусный мастер, тащившие под руки Джеффа Престона. Тот, казалось, не был испуган и сопротивления не оказывал.
– Со всем почтением, сэр, – промолвил Томас Белл, – тут такое дело… Этот придурок говорит, что красавчик в цепях и перстнях, с которым вы давеча толковали, готов заплатить двести тысяч песо за одну маленькую услугу. Ежели доберемся до какого-то Паско или Пуско и свернем шеи дюжине-другой испанцев… Верно это или как?
– Верно, – подтвердил капитан, озирая свою команду. – И что с того?
– Хотим знать ваше решение! – выкрикнул Ник Макдональд и, спохватившись, добавил: – Сэр!
Моряки зашумели – особенно те, что были наняты в Порт-Ройяле.
– Такие деньжищи на дороге не валяются!
– Может, и больше в этом Пуско соберем!
– А всех делов – собак папистских перерезать!
– Мы их в землю втопчем и джигу на костях спляшем!
– За двести тысяч можно и похоронить по-христиански!
– А после пошарим по усадьбам, баб пощупаем! Истосковались!
– Ох, повеселимся в этой Паске!
– У тех, что с Дэвисом, небось карманы лопнули от золота, а мы сидим на острове, где радость одна – кусок свинины да лепешка! Добыча где, сэр капитан?
– Рудник в Потоси далеко, а поместья испанские близко. Их и надо взять!
– Это что, бунт? – спросил Шелтон и оглянулся на офицеров. Руперт Кромби исчез, Хадсон был в явной растерянности, но второй помощник стоял за капитаном – при оружии и в полной готовности. Что до Дерека Батлера, тот чесал за ухом со смущенным видом. Видно, и ему хотелось сплясать джигу на костях драгун и пошарить по усадьбам.
– Бунт? – повторил капитан, делая шаг к толпе.
– Никак нет, сэр, – отозвался боцман. – Что еще за бунты? Только укажите на бунтовщика – вмиг закачается на рее!
– Просто парни хотят знать, что вы скажете, – добавил Берт Айрленд и так встряхнул Престона, что у того лязгнули зубы. – Добыча, сэр, сама в руки идет, и немалая! Вот у всех и загорелось… А решать вам.
– Кто думает иначе, тот до вечера не доживет, – раздался звонкий голос, и из толпы выступил Пим, сын Пима, с тесаком в руках. За ним маячила мощная фигура Сазерленда, а дальше виделись капитану лица молчальника Брукса, Дэна Баррета, Мерфи, Хокинга, Билла Хендлера по прозвищу Фартинг и остальных. И смотрели они на него с полным доверием.
Дерек Батлер откашлялся и прочистил горло.
– Гррмм… Я бы сказал, капитан, что парни только любопытствуют. Очень им хочется знать ваше решение… так хочется, будто задницы им дьявол подпекает. Понятное дело! Столько отмахали по морю, а испанца еще и не видели! Конечно, если не считать той лоханки, что сама на нас поперла. Но видит бог, сундуки на ней были тощими.
Выслушав помощника, Питер Шелтон окинул моряков холодным взглядом.
– Все правильно, джентльмены, решение за мной, и вот что я вам скажу. Первое: до этого Писко плыть и плыть, примерно полторы тысячи миль в сторону экватора. Так что неизвестно, что ближе, испанские поместья или рудники. Второе, насчет двухсот тысяч песо: эти деньги обещаны нам человеком, с которым я познакомился вчера. Честен ли он? Не нарушит ли своих обещаний? Этого я не знаю. Про драгун я верю, а вот богатые усадьбы и золото в сундуках… Возможно, это существует лишь в его воображении. И третье: насилий я не потерплю! – Сделав паузу, он положил ладонь на рукоять пистолета. – Мы отправися в Писко, перебьем испанских солдат, возьмем добычу в поместьях… может быть, где-то еще… Но убивать мы будем только тех, кто окажет вооруженное сопротивление. Всякий, кто учинит насилие над беззащитным существом, будь то мужчина, женщина или ребенок, получит пулю в лоб. Господь слышит! – Питер перекрестился и поднял руку к небесам. – Так и будет!
– Всем ясен приказ капитана? – Боцман в свой черед оглядел команду. Затем произнес: – Вопросов нет, сэр.
– Это хорошо. Теперь последнее: дюжина плетей Престону – за то, что подслушивал. И еще дюжина за длинный язык. Принимайся за дело, Том, но не усердствуй – трудов у нас много, работники нужны.
Он повернулся и зашагал в лагерь, бросив на ходу первому помощнику: «Продолжать погрузку». Питер не успел добраться до своей хижины, как на берегу раздались вопли Престона. Тот орал с чувством, но не очень громко – боцман, как было велено, не усердствовал.
Шелтон усмехнулся. Возможно, любопытство Престона и его длинный язык сослужили сегодня неплохую службу – ведь люди почти заставили его плыть в Писко! Вряд ли они будут довольны, если добыча окажется невелика – ведь обещания Сармиенто могут и оказаться лишь обещаниями! Что ж, тем охотнее команда пойдет за ним в горы, к перевалу, реке и сокровищам инков… Нужно лишь позаботиться о том, чтобы Сармиенто не исчез, заполучив свою Соледад. С венчанием ему придется подождать.
* * *
Подготовка к выходу в море заняла еще четыре дня. За это время Питер дважды встречался с доном Сармиенто, уточняя детали операции: расположение испанского гарнизона, дороги и тропы, ведущие к поместьям энкомьендо, укрытие, в котором можно оставить корабль, путь в горы, к Мачу-Пикчу, до которого, по словам метиса, было не меньше двухсот пятидесяти миль. Это означало, что до сокровищ нужно добираться недели три-четыре, и столько же займет обратная дорога. В этот поход капитан не хотел брать больше двух десятков человек, самых испытанных и надежных; остальную команду и бриг придется доверить Батлеру. Шелтон уже тосковал, понимая, что расстанется с «Амелией» на два месяца, но обернуться быстрее было не в его власти. Опыт странствий подсказывал ему, что в горах и джунглях важны не расстояния, а препятствия; у обледеневшей скалы или реки с кайманами можно застрять на день, а то и на два.
Кроме встреч с Сармиенто он посетил вождя Кондора, Парящего над Облаком, преподнес прощальные дары и отведал кашири из нежных ручек Акату и Асаны. Девушки смотрели на него с такой надеждой! Наверное, им очень хотелось подарить вождю пару бледнолицых внуков, таких же красивых и умных, как Шел-та, Пришедший с Моря. Но капитан мог утешить их лишь ожерельями, браслетами и свертком яркой ткани.
Погода тем временем становилась лучше, солнце все сильнее грело землю, наползавшие с океана тучи проливались теплыми недолгими дождями. Наконец с юго-востока подул свежий ветерок, позволявший идти к экватору в бейдевинд. Не желая пропустить такую удачу, Шелтон назначил отплытие на завтрашний день, который пришелся на среду. По договоренности с Сармиенто его шлюп должен был идти параллельным курсом ближе к берегу; условились также, что сигналом опасности будет троекратный выстрел из мушкета. Метис, однако, считал, что вряд ли они повстречают какое-то судно – испанский флот собрался у Лимы, чтобы защищать столицу, а все морские торговые перевозки были прерваны по приказу вице-короля. Видно, Дэвис, Гронье и Пикардиец внушили такой страх испанцам, что те боялись высунуть нос за пределы укрепленных городов.
Корабль был готов к плаванию, прощальные визиты отданы, и лишь одно лежало камнем на душе капитана: в эти последние дни он нигде не видел Уильяка Уму. Деревня у источника словно вымерла, ее немногочисленные обитатели куда-то исчезли, а вместе с ними и старик; вождь Кондор не дал этому никаких объяснений, только заметил, что у людей с севера свои обычаи и давние счеты друг с другом. Шелтону подумалось, что Уайнакаури, он же – дон Антонио Сармиенто, не стал желанным гостем у других потомков Атауальпы; возможно, они презирали его испанскую кровь или то, что он был католиком.
Утром среды вся команда, кроме вахтенных, собралась на берегу у шлюпок. Помолились, пропели псалом, причастились ромом и взялись за весла. Шлюпки дважды возвращались к берегу, забирая людей и последние грузы. Наконец у галечной россыпи остался только капитанский ялик, а при нем – Питер Шелтон и четверо гребцов.
Капитан уже занес ногу над бортом, когда из леса появился Уильяк Уму. Обычно он ходил босым, в длинной белой рубахе, напоминавшей тунику, но в этот раз на плечах старика был полосатый плащ из шерсти ламы, на ногах – прочные сандалии, на спине – небольшая сумка, а у пояса – нож и высушенная полая тыква, заменявшая флягу. Судя по всему, Уильяк Уму собрался в дальний путь.
Быстрым твердым шагом он приблизился к Питеру и сказал:
– Я отправляюсь с тобой, Шел-та. Твой корабль велик, как десять самых больших итауб, даже еще больше. Надеюсь, для меня найдется место?
Капитан, ошеломленный этими словами, замер.
– Место найдется, – произнес он, справившись с изумлением. – Ты решил посетить могилы предков? Или помолиться Солнцу в каком-то древнем святилище?
Старик сделал отрицательный жест.
– Могилы и молитвы подождут. Причина другая, Шел-та: я вижу, ты не такой мудрый и осторожный человек, как мне казалось. Прошел слух, что ты отправляешься в Писко с потомком Уаманы, соблазнившись его обещаниями. Это так?
– Да. Но что в этом плохого? – молвил Шелтон в недоумении.
– Лучше с честным потерять, чем со лжецом найти. – Уильяк Уму резво забрался в лодку и сел на корме. – Боюсь, Шел-та, тебя ждут неприятности. Ты хороший человек, и я должен за тобой присмотреть.
Питер последовал за стариком, его люди взялись за весла.
– Чего ему надо, сэр? – спросил Пим, один из гребцов.
– Собирается плыть с нами, – ответил капитан и перешел на испанский: – Объясни, Уильяк Уму, о чем ты говоришь? Ты хочешь сказать, что Сармиенто недостоин доверия? Так я не очень-то ему доверяю. Его шлюп под прицелом моих пушек, а когда мы высадимся на сушу и пойдем к месту, куда он хочет нас отвести, мои парни не спустят с него глаз.
– Мои глаза тебе тоже не помешают, – произнес старик. – Большего я не скажу, ибо есть у нас пословица: не говори, что зерно гнилое, – вдруг возьмет да прорастет.
Он в самом деле не сказал больше ни слова, а, поднявшись на палубу «Амелии», сел у кормовой надстройки и принялся с интересом наблюдать, как марсовые ставят паруса.
Бриг выплыл из бухты, служившей ему пристанищем в зимние месяцы. Паруса хлопнули и приняли ветер, волны, словно приветствуя, качнули «Амелию», подтолкнув ее к северу. День выдался солнечный, и ход корабля был легок.
