Еду мне приносил Сурен. И каждый раз он был с майором. Сергачев внимательно осматривал каюту, перетряхивал вещмешок.

— Что вы ищете? — спросил я, когда после осмотра утром и днем, он то же самое начал проделывать и вечером. — Я тут что, родил? Ко мне же никто не заходит.

— Ну а кто тебя знает, — пробормотал майор. — Ты такое устроил, что будь моя воля, тебя бы в смирительной рубашке держали, а обыскивали не каждые шесть часов, а каждые полчаса.

— Это просто паранойя какая-то… — пробормотал я, забирая у Сурена тарелку. На тарелке была солидная горка пюре из паштета и два паштетных прямоугольных кусочка, символизирующих хлеб. Бедный Сурен! Он старался как мог! — Вы бы лучше едой занялись, — сказал я майору. — Сколько можно эту дрянь есть?

— Да, товарищ майор! — тут же поддержал меня Сурен. — Я и товарищу полковнику говорил: нельзя так питаться! Мы что, скотина? Нужны свежие продукты, а не такие куски грязи. Как можно готовить? Зачем готовить?

— Помолчите, рядовой! — оборвал его Сергачев, прощупывая швы вещмешка. — Начальство лучше вас знает, чем кормить. Дай бог, чтобы вы на земле такую полезную пищу получали…

— Какой полезная? — возмутился Сурен. — Как может коричневая глина быть полезная? Зелень нужна, свежие овощи!..

— Ну хватит! — прикрикнул майор. — Развели тут детсад! Одному еда не нравится, второй теракты устраивает…

Сурен с любопытством посмотрел на меня. Я уплетал коричневое пюре. Заметив его взгляд, я подмигнул ему. Сурен попытался показать что-то знаками, но майор тут же крикнул:

— Выйдите немедленно, рядовой! Вздохнув, Сурен вышел за дверь. Пережевывая пресную, но тем не менее довольно

вкусную массу, я наблюдал за Сергачевым.

— А скажите, товарищ майор, — пробубнил я с набитым ртом, — а что истанты говорят о случившемся? Что они думают?

— А ты к ним больше и на пятьдесят метров не подойдешь, — ответил майор. — Можешь считать, что война для тебя закончилась… к моему сожалению… Будь моя воля, я бы нашел для тебя работку… Жалко, что штрафбатов тут нет.

— Будь моя воля, будь моя воля, — передразнил я его. — Такое чувство, что вы комплексуете, будто вам развернуться тут не дают.

— Разговорчики! — прикрикнул он. — Распустили вас! Я так и знал, что из этого добра не выйдет. Ну, думаю, голова теперь не только у тебя слетит. Все ответят, кто за попущения в уставе голосовал. Подумаешь, космос! Да в космосе с вас три шкуры надо было драть, чтоб и пикнуть не смели! Докатилась страна…

— Ай!.. — Я махнул ложкой. Ну что с ним было разговаривать! Никакого смысла.

Забрав тарелку, майор запер за собой дверь.

Впервые в жизни я сидел под арестом. Хотя какой это арест? Заперли в каюте. Да еще с иллюминатором: в моей комнатушке они побоялись меня оставить, думали, наверное, что я там под кроватью ядерную бомбу спрятал. Вещи мне тоже оставили. Даже плеер не забрали. Я подозревал, что обыски были личной инициативой нервничающего майора. Полковник не походил на идиота и вряд ли бы отдал распоряжение устраивать такие представления. Я хотел сам отдать плеер, сказать, чтобы вернули хозяину, но решил, что лучше того парня не упоминать, а то еще впаяют бедняге пособничество террористу.

Так что условия у меня были просто райские. Единственное, что мучило, — это скука и неизвестность. Страшно хотелось знать, что сейчас происходит в «высших эшелонах власти». Но я мог лишь наблюдать движение зеленых точек на экране своего внутреннего пространства и снимать с них показатели здоровья.

Бедняга Дэн тоже томился взаперти. Я так его и не увидел. Сразу после взрыва клоаки меня арестовали и увели.

Пялиться в космос скоро прискучило, и через несколько часов сидения я созрел до того, чтобы включить плеер, хотя до этого думал, что не буду слушать «Металлику» ближайшие лет эдак двести. Вставив наушники, покопался в содержимом плеера, вдруг там еще что завалялось. И действительно, завалялось. Помимо всех альбомов «Металлики» я обнаружил сборник детских песен. Похоже, Бовыкин Михаил Антонович, сумевший протащить плеер в глубины космоса, — очень разносторонняя личность, многогранная. Каким образом страсть к «Металлике» могла соединяться с любовью к «Трям — здравствуйте!», понять сложно, но я был доволен. Все же стальные запилы гитар за последнее время мне несколько приелись. Вдобавок среди песенок для детворы я нашел ту самую, незабвенную…

Матовое сияние потолка погасло, включилось почти черное красное свечение. Отбой. На станции, погруженной в мрак космоса, когда сияние даже двух солнц — это лишь свет одинокого фонаря в бездне, настала ночь. Я лежал на кровати, смотрел, как медленно-медленно перемещаются иглы звезд, наблюдая за вращением станции. В ушах у меня тихо пело: «…Дремлет притихший северный город…»

Я открыл глаза, и звезды встретили меня своим блеском. Царила тишина, потолок по-прежнему горел тусклым красным светом. Ночь на станции продолжалась. Я отлепил сплющенную щеку от кровати. За время сна наушник вдавился в ухо, проводок почти врос в кожу. Музыка не играла, я глянул на плеер. Все, батарейка сдохла. Плеер превратился в бесполезный кусок электроники, до возвращения на Землю о нем можно забыть. Растирая щеку, по которой шел желоб от провода, я подполз к иллюминатору. Справа светлело чуть заметным голубым отблеском — Ксита на подходе. Тупо глядя в космос, я зевнул. Сколько хоть сейчас времени? Все-таки без часов жутко неудобно. Это как зимой по утрам: на улице темнотища, просыпаешься — и снова бах лицом в подушку, но тут же включается будильник, и ты с ужасом понимаешь, что, несмотря на ночь за окном, пора на работу.

Что, собственно, я проснулся? Спал бы еще да спал. Я сел по-турецки и протер сонные глаза. И сон снился какой-то интересный. Куда-то я шел по улице, будто бы в Москве даже: большие дома, машины проносятся, солнце слепит. Куда шел? Зачем? Потом из-за угла показалось огромное белое здание, сияющее… Как раз в этом месте я проснулся. Что там, в этом здании? Огромное, белое… Похоже на экран мой координационный. Не успел я подумать — белая модель пространства тут же включилась в голове, приветливо засияла огоньками. Я вскочил.

Мгновение — и потолок уже светился дневным светом. Завыла сирена, гремящий голос объявлял боевую тревогу. Я не мог оторвать взгляд от своего экрана, пораженный увиденным. Прямо к Ксите тянулось желтое горячее щупальце, бесконечно длинное, теряющееся концом за пределами видимости. То сужающееся почти до разрыва, то взбухающее огромными утолщениями, щупальце почти касалось зоны нашего расположения. И все оно состояло из Красных Зед — нескончаемый смертельный поток летящих к нам кусков плазмы.

За дверью гремел топот ног. За стеклом иллюминатора разлетались от станции серебряные птицы. Боевая тревога подняла всех. Но боже мой, что мы будем делать? Это не отбившиеся от стада Красных Зед особи, как в прошлый раз. Тогда к нам прилетела маленькая частичка, одна из немногих оставшихся в живых после разгрома врага на Третьей станции. Сейчас же к нам стремился целый поток. Наверняка тот самый, основной поток. Такой же, какой шел по направлению к Дельте-5 и был остановлен. Красные Зед все-таки повернули. Они не пошли на Эйран, как предполагалось, они резко повернули в сторону. Но не к Измаилу, а к нам. И это был конец. Что мы могли сделать? Станция не могла передвигаться, как космический корабль: она представляла собой искусственную мини-планету, способную маневрировать лишь в пределах поля тяготения звезды. У нас не было мощи Третьей станции, у нас не было защиты на подходах. Ближайшие части находилась по направлению к Эйрану, совсем в стороне от того курса, по которому шли плазмачи. А откуда они, кстати, шли?

Я попытался определить, откуда вдет поток, увидел, что Красные Зед летят к нам прямо с Дельты-2 — места своего текущего обитания. Похоже, они как-то зафиксировали образование клоаки в системе Кситы, решили, что путь свободен, рванули прямо сюда.

Их было видно даже в иллюминатор — огненная полоса, тянущаяся среди звезд. Я видел ее чуть сбоку — конец ее обрывался границей окна. Это не прошлое маленькое облачко. Наступала армада, приближение которой видно издалека.

Наверняка истанты запросили о помощи. Но когда помощь сможет прибыть? Даже от ближайшей станции кораблям потребуется время, чтобы до нас добраться. А более серьезные силы поддержки находятся так далеко…

С ужасом я глядел на приближающийся поток Красных Зед. Бессилие доставляло физическую боль. Сверкающие истребители терпеливо ждали, но я видел, как катастрофически они проигрывают врагу по количеству. И еще более страшная мысль ударила меня: а что, если генератор поля вышел из строя после уничтожения клоаки? Если его до сих пор не восстановили? Что тогда? Ведь лишенные способности отсекать и уничтожать Красных Зед по частям, мы просто будем задавлены навалившимися плазмачами. И тогда из-за меня погибнут все!

При этой мысли я отшатнулся от иллюминатора, отступил назад. Упершись лопатками в стену, я сполз виз и сжался в комок. Словно боялся, что пилоты истребителей увидят меня в окно, что тысячи глаз найдут меня и уставятся в страшном немом укоре. Один человек погубил всех. Страшная участь. Уж не потому ли мой коэффициент был единица? Только означал он не полезность, а стопроцентную гибель для всех…

Я закрыл глаза, но не мог скрыться от страха. Ответственность за жизнь стольких людей раздавила меня.

Скрючившись на полу, я просидел все то время, что поток Красных Зед подлетал к нам. Тупо глядел в стену напротив и ни о чем не думал. Оказывается, такое возможно — не думать ни о чем. Вроде как понимаешь, что жив, понимаешь, где находишься, что происходит. Но внутри все настолько перегоревшее от страха, что организм способен только дышать, а взгляд застывает на одной точке, боясь двинуться даже на сантиметр вправо или влево.

И только когда станция вздрогнула, я очнулся. Широко раскрыв глаза, я посмотрел вверх, будто желая не только почувствовать, но и увидеть то, что спасало меня от страха. Генератор работал! На глаза накатились слезы щенячьей радости. Сгустившийся, как сироп, воздух не дал им пролиться, затолкал назад. Я всхлипнул, но не смог вздохнуть, хотел подняться, но лишь беспомощно задергал руками и ногами, цепляющимися за тягучие складки пространства. Сироп растворился — и я плюхнулся задницей об пол, судорожно втянув в легкие воздух. Тут же, как паук, пополз с пола на кровать, к иллюминатору.

Стены станции гудели от набирающего мощь генератора. А снаружи наши парни уже разбирались с отрезанной от потока группой Красных Зед. Огненное стадо разлетелось врассыпную, и один за другим начали вспыхивать смертельные огни взрывов. Как завороженный я глядел на эту картину, ощущая, как отпускает меня шаг за шагом страх и как начинает соображать голова.

Генератор работал. Это замечательно. Мы получали отсрочку. Но что дальше? Долго ли мы сможем так продержаться? Разглядывая пространство как снаружи, так и у себя внутри на модели, я понял, что шансов у нас нет.

Оставшиеся за внешней границей экрана Красные Зед растекались по грависфере. Летящий к Ксите поток ударялся в поле и, отброшенный, вырастал в большое облако, постепенно расширявшееся. Их слишком много. Если мы решим запускать новую порцию, то она рискует оказаться очень большой. Вдобавок Красные Зед достигнут самих станций, а они являлись своеобразными дырами в гравиполе: формируя преграждающую сферу, сами они оказывались незащищенными. Я увидел, как ко второй нашей станции по внешней стороне

сферы летит большая группа истребителей. Значит, истанты тоже понимали возникающую опасность и послали несколько эскадрилий на защиту. Да и около нас теперь кружили корабли.

Наблюдая за расстановкой сил на внутреннем экране, я вдруг заметил, как от станции отделилась крупная зеленая точка. Приблизив ее, определил, что это большой корабль, на борту которого находилось несколько сотен человек и три истанта. Эвакуационный корабль. У нас на борту было два крупных космолета, и это, похоже, один из них. Но они смогут увезти лишь четверть всех людей, вряд ли больше.

Просканировав ближайшее пространство, я обнаружил идущие на помощь корабли примерно в часе лета от нас. Долго, слишком долго!

Сзади распахнулась дверь.

— Выходи! — коротко сказал майор. — Тебя ждут на командной площадке.

Уф! Наконец-то! Я бросился на выход. Майор бросил сзади:

— Ну что, теперь, надеюсь, никаких выходок не будет? Пойми, что это не игрушки, это война! Тут люди гибнут…

Я ничего ему не ответил. Пережитое мной ожидание, когда я не знал, заработает гравиустановка или нет, оставило в душе тяжелую рану. Я не сомневался в правильности своих поступков, но цена за эту правильность вдруг стала так высока, что ставила меня на грань веры в себя и понимания, что хорошо, а что плохо. Слова майора казались столовым уксусом после той порции яда, что выпил я сам.

— Если бы ты не устроил этого представления, — продолжал давить майор, — мы бы сейчас домой летели, на Землю. Ничего бы этого не было. Спокойно бы ушли отсюда…

— Если бы мы решили разрушить клоаку сразу, то никакие Красные Зед сюда бы не прилетели! — проговорил я. — И никому не пришлось бы гибнуть: ни нам, ни кэссам.

— Дались тебе эти кэссы! — удивился майор. — Да их по всему космосу навалом!

— Навалом, майор, только говна бывает… Живых существ кучами не меряют.

— Умный, да? — прошипел майор. Он вдруг толкнул меня в спину и впечатал в стенку. — Так вот слушай, умный. Учти, я за тобой слежу. И больше ты никаких штук у меня не выкинешь. У нас сейчас одна задача — смотаться отсюда побыстрей! И если ты удумаешь вдруг что-то — пуля полетит в тебя, прежде чем ты порадуешься задумке. Ясно?

Полковника на площадке не было, скорее всего он управлял эвакуацией. Дишты скулили, загруженные под завязку. Я сразу же нацепил отданный майором обруч.

Пылающие шары добрались до станций. Истребители встречали их на подходе. Здесь надо было работать очень точно — пропущенный к станции плазмач являлся живой огненной бомбой. Парни показывали чудеса пилотирования, но поток Красных Зед рос и рос. На защиту летела эскадрилья за эскадрильей. Часть истребителей отзывалась из внутреннего круга и отправлялась на помощь защитникам станций. Уничтожение плазма-чей внутри грависферы замедлялось, но по сути это уничтожение не имело больше никакого смысла. Был смысл рискнуть и попробовать запустить внутрь еще одну порцию Красных Зед, чтобы хоть как-то уменьшить их давление снаружи. Правда, при этом даже за короткий промежуток времени могло проникнуть слишком много тварей. А двухстороннюю оборону нам не выдержать. Помня о случившемся, я и не заикался о своих идеях.

А количество прибывающих Красных Зед росло катастрофически. Глядя в космос, я видел пылающее огненное облако, растущее чуть не на глазах. Прилетевшие размножаться и подминать под себя звездную систему, прилетевшие создавать клоаки куски плазмы упирались в гравиполе и беспорядочно метались.

Защита самой станции начала давать сбои: особи

Красных Зед прорывались сквозь оборону. Кусок плазмы сталкивался с наружными стенами — и разбивался о них размазанным пламенем. Пока что истантам получалось удерживать обшивку невредимой, но я не знал, как долго они смогут сопротивляться. Каков предел их возможностей?

С облегчением я увидел, как от станции отошел второй эвакуационный корабль, прикрываемый стаей серебряных птиц. Еще часть наших в безопасности. Но ведь эвакуировались не просто люди, эвакуировались те самые пилоты истребителей, которых нам сейчас не хватало. Мы оказывались в тисках: люди должны были улетать, и люди должны были оставаться, чтобы защищать. Правда, с отходом второго судна улетать стало не на чем.

— Черт! — выругался майор. Я обернулся. Он смотрел на командный экран, скривив лицо в гримасе досады и страха. «Черт!» — прошептал и я. Клоака! Красные Зед начали раскручивать кокон в месте своего скопления. Нам оставалось только наблюдать. Закрутившись в бешеном волчке, скопище тварей создало маленькую звезду, к которой начали присоединяться все новые и новые особи. Этот кокон был раз в пять больше того, который мы уничтожили.

Увидев этот кокон, я окончательно понял, что это конец. Тот план, который был принят первоначально, бесповоротно провалился. Систему Кситы постигла судьба тысяч других систем — служить обителью космической саранчи, не знающей жалости. И самое страшное, что теперь та же участь ожидала родные системы кэссов. Скольким из них суждено погибнуть? Большеглазые собачки, которых я так и не увидел вживую, подопечные Пал Палыча… Никто из них еще не знает, какая участь их ждет. Судьба их предрешена. Никто не остановит формирование ни этой клоаки, ни следующих…

Вот только и наша судьба предрешена. Ни одного истребителя не осталось внутри закрытого гравиполем пространства. Все корабли защищали станцию. Оставшиеся в живых Красные Зед собрались в кучу и принялись формировать второй кокон, совсем недалеко от нас. Плазменная лава снаружи катилась кипящей лавиной. На станцию накатывали волны тварей. Полыхающие взрывы сливались в одно безумное сияние. Я не представлял, как можно лавировать среди сплошного огня, но парни сражались отчаянно. За потерями я перестал следить после того, как погибших стало больше пятисот. Сражение превращалось в бойню. Толчки сотрясали станцию один за другим. Я не знал, развалится она в следующее мгновение или запас генерируемой истантами прочности был еще достаточно большой. Но судьба станции меня не интересовала. Я понимал, что истребители защищают именно ее. Все мои мысли были с теми, кто прорывался сейчас сквозь огонь взрывов, кто сбрасывал снаряды, — и гибель пойманного в ловушку зверя продляла нам жизнь еще на мгновение, — кто погибал здесь, защищая теперь даже не родину, а собственную честь. Невозможно видеть все это и знать, что ты бессилен. Что всех твоих сил, ума, способностей сейчас недостаточно, чтобы помочь. И я понял, как же мал и беспомощен на самом деле человек. Сердце давило от обиды, и на глаза навертывались слезы.

Отчаяние достигло предела. Оставшиеся в живых истребители бешено сражались, чуть не задевая крыльями саму станцию. Командную площадку окружало кольцо огня. Это конец. Я в ужасе посмотрел на истантов.

И в это мгновение космос разодрал взрыв. Мы вдруг словно просели в пространстве, ухнув в какую-то дыру. По площадке прокатилась волна трескучих хлопков, куски воздуха лопались, как пузырьки на пленочной упаковке. Звука не было. Голову сжало в точку, и я заорал от ужаса. Глаза на мгновение превратились в студень.

Меня чуть не вытошнило, я с трудом сдержал готовый выпрыгнуть изо рта желудок. Голова разбухла обратно, налилась кровью. Дишты орали почти по-человечьи, один из них выхаркнул темно-кровавый ошметок

и, заскулив, рухнул на пол. Майор тяжело дышал, оперевшись о колено. Фуражка слетела на пол, но ему было не до нее. И только истанты не выказали никаких признаков волненния — по-прежнему стояли кучкой и что-то пели.

Я поднял слезящиеся глаза. Наша вторая станция расцветала красивейшим цветком взрыва. Белый, синий, красный, зеленый — пекло переливалось всеми цветами радуги. Защитное поле исчезло. Красные Зед прорванной плотиной хлынули внутрь. И это спасло нам жизнь: большинство наседавших на станцию плазмачей тоже рванули к звезде.

Вдруг я увидел еще что-то. Среди Красных Зед и истребителей появились какие-то штуки. Круглые, но не огненные, а явно искусственного происхождения. Невзрачного цвета, они носились вокруг станции, как мухи. Я глянул во внутренний экран, но там никаких мух не было. Зато были корабли кэссов. Кэссы, прилетевшие к нам на помощь вместе с кораблями для эвакуации! Ах вы пучеглазые! Вот здорово! С их прикрытием у нас появился шанс спастись всем.

Прибыло три эвакуационных корабля. Один заходил внутрь, два других, поменьше размером, были на подходе. Наконец-то! На эти судна поместятся все оставшиеся- и мы сможем наконец убраться отсюда.

Надежда выжить зажглась теплой искоркой в сердце. Неужели мы спасемся? Неужели у нас есть шанс выбраться живыми из этого огненного месива?…У нас? И мысль о Дэне пронзила мой мозг. Я подбежал к очухавшемуся майору.

— Майор! Майор! — закричал я ему. — Где пилот корабля, который сюда залетел? Где он?

Сергачев повернулся ко мне. У него лопнули все сосуды в глазах — он уставился на меня страшным кровавым взором.

— Какой пилот? — прохрипел он.

— Который вместе со мной был! Который бомбу хотел сбросить!

Тут станцию снова тряхнуло. Минутное затишье завершилось — в глазах опять зарябило от мелькающих взрывов. Когда же это закончится? Какого черта эти твари лезут к нам сейчас, когда в их распоряжении целая система? И тут же я понял. Красные Зед действительно получили в свое распоряжение систему. Но теперь они принялись за уничтожение всех посторонних объектов. Наша станция как раз такой, причем единственный. Надо уходить отсюда как можно скорее. Я оглянулся. Истанты стояли неподвижно. Что нам делать? Что делают они? Управляют боем? Но сейчас в этом нет особого смысла. Что же они поют? Может, они поддерживают станцию? Заделывают пробоины, не дают ей развалиться? Если часть истантов эвакуировалась на тех двух кораблях, то вполне возможно, что им приходится замещать их.

А вот диштам точно можно отсюда сваливать. Они по-прежнему считывали всю информацию о технике, но кому она нужна? Слишком мало оставалось кораблей. Я бросил взгляд на командный экран. Шестьсот семьдесят два истребителя в бою. И еще триста сорок кэссов.

Я подбежал к диштам. Их было четверо. В стороне лежал пятый. И рядом с ним сидела ауаника. Откуда она взялась? Или, как обычно, стояла в сторонке, что я ее даже не заметил? Сидя на коленках перед диштом, она поддерживала одной рукой голову, а второй что-то делала на его груди. Дишт не подавал признаков жизни. Только одна лапа у него часто-часто подергивалась.

— Дишты, мотайте отсюда! — крикнул я. — Все! Война окончена! Внизу корабль, вас отвезут. Быстро!

Они уставились на меня. Невозможно было вынести взгляд четырех пар человеческих глаз, принадлежащих крысам-мутантам.

— Что смотрите! — заорал я. — Бегом отсюда!

Они засуетились, захаркали, зачавкали. Но оставались на месте. Что же делать? Пинками их гнать? Но такие могут и полноги оттяпать.

— Они тебя не понимают, — услышал я. Ауаника повернула ко мне голову, продолжая колдовать над умирающим диштом. — Они не знают твои слова. — И она вдруг захаркала точно так же, как эти уроды, выплевы

вая звуки один за другим. И дишты ее поняли! Они завизжали, сплелись клубком, подбежали к лежащему сородичу. Ауаника что-то еще им прохрипела — и все они черной стаей рванули к отверстию коммуникационной шахты.

А меня вдруг озарило. Зачем мне спрашивать у майора, где Дэн, если я могу сам мгновенно это определить!

Нырнув в модель, я тут же нашел одинокую зеленую точку Дэна. Жив, слава богу. Сидит под арестом. Черт, и хорошо, что сидит… Никогда ему не скажу, но как же я рад, что он не попал в это месиво!

Я вернулся к майору. Он, похоже, приходил в себя. Поднял фуражку и поправлял кокарду.

— Товарищ майор! — обратился я. — Нам пора уходить. Нужно выпустить того пилота.

Майор тяжело посмотрел на меня.

— Какого пилота? — глухо спросил он.

Матерь божья! Лишь бы он память не потерял при взрыве!

— Товарищ майор!.. — Станция снова задрожала. Потолок, горевший матовым светом, вдруг погас, но тут же включился. — Вспомните! Тот пилот, который со мной был, который бомбу сбросить хотел… Надо выпустить его! — долбил я. — Товарищ майор, давайте сейчас сходим, выпустим?

— Что? — просипел майор. Господи, да он вообще понимает, что я говорю?

— Надо выпустить того пилота! — заорал я. — Пора эвакуироваться!

Майор потер глаза. Выглядел он страшно.

— Выпустить? — пробормотал он. — Черт бы вас всех подрал… — Он огляделся. Заметил ауанику, колдующую над диштом, и, удивленный, уставился на нее.

— Товарищ майор! — подал я голос.

— Иди сам! — Он снова стал тереть глаза. Достал из кармана черную пластинку. — Восемнадцатый уровень, каюта…

— Я знаю! Я знаю! — оборвал я его. — Спасибо! — Схватив ключ, я помчался к Дэну.