Лорд Торвард Бифортский изо всех сил пытался делать вид, что доклад советника Флетчера, прочитанный им еще позавчера – и не один раз – его ужасно интересует. Впрочем, людей, собравшихся сегодня в просторном полукруглом зале Дворца Представителей, он интересовал на самом деле. Сотни комфортабельных мягких кресел террасами сходились к черно-золотому овалу президиума, и занимали эти кресла те, кто владел Бифортом с лордом-владетелем под ручку: крупнейшие банкиры, промышленники, воротилы шоу-бизнеса, сырьевые колониальные бароны – словом, все те, кто привык ощущуать Бифорт своей неотъемлемой вотчиной, кормушкой. В президиуме сидели лорды-министры и советники ближайшего окружения Торварда Бифортского. С единственной трибуны, лаково-черной, украшенной грозным бифортским орлом, гремел, усиленный электроникой, профессионально поставленный, завораживающий баритон лорда Финеаса Флетчера, старшего советника Национальной Канцелярии. Зал слушал его затаив дыхание: ежегодный доклад правительства, это шикарное шоу во славу бифортской общественной политики, неизменно привлекало внимание всей планеты. Сидеть здесь, выше лорда-владетеля и его окружения, было немалой честью для приглашенных, и им было интересно все. Президиум откровенно скучал: ему этот кич надоел до чертиков.

Лорд-канцлер Бартоломью Ровольт, открывший заседание стремительной скороговоркой вступительного слова, сидел, согласно процедуре, по правую руку от лорда-владетеля, его долговязая узкоплечая фигура заметно выделялась среди осанистых и несколько расплывшихся за годы министров.

– Сегодня сукин сын недурственно чешет, – негромко произнес он, обращаясь к Торварду.

– С каждым годом все лучше, – лениво отреагировал тот. – Лет через сто он сможет заговаривать своими докладами грэхемских драконов. Практика – великая штука.

Ровольт покачал головой и принялся в сотый раз пересчитывать освещающие зал хрустальные люстры – он точно знал сколько их: сто двенадцать, но, тем не менее, это невинное занятие изрядно утешало лорда-канцлера на протяжении многих лет. С каждой люстрой он был знаком едва ли не лично.

В левом ухе лорда Торварда пискнула горошина служебной связи.

– Вашу милость просит супруга, – вкрадчиво прошептал дежурный референт.

– Объясните ей ситуацию, – ответил Королев одними губами. – Вы же знаете, где я нахожусь…

…Леди Энджи досадливо мотнула головой и бросила аппарат личной связи на плюшевый диван, стоящий в углу ее огромного кабинета. Отто Галланд, сидевший перед ней в темно-зеленом кресле с высоченной спинкой, сочуственно поджал губы. Она поднялась из своего кресла, чтобы дотянуться до забытого на письменном столе портсигара, и шеф полиции поспешно вздернулся вслед за ней.

– Сидите, бога ради, – остановила его Вербицкая, прикуривая длинную коричневую сигарету. – Лорд-владетель сейчас тоже сидит… считает мух на ежегодном докладе перед общественными политиками. Когда уже им это надоест?.. Итак, – она дернула плечами и прищурилась, – вы утверждаете, что эту девочку не раз видели в обществе моего сына?

Галланд помедлил с ответом, он не совсем понимал, куда она клонит. В обществе лорда Роберта кого только не видели! Он пришел докладывать о невероятной удаче, выпавшей на долю его департамента, о наконец-то попавшей ему в руки крупнейшей партии тяжелых синтетиков, а блистательную леди Энджи отчего-то чрезвычайно заинтересовал тот факт, что молодая следовательница, доложившая о наличии агентурной информашки по этому совершенно замечательному грузу, шаталась с лордом-наследником. Вся эта ахинея в голове шефа никак не укладывалась, и поэтому он с максимально равнодушным видом пожал плечами:

– Да, он сам связывался со мной, просил предоставить ей отпуск… в его, как я понял, распоряжение.

Чертов осел, подумала леди Энджи. Дураку должно быть понятно, что дело здесь нечисто. Неужели Роббо затеял войну с наркокоролями? Неужели это они с Кириакисом-младшим устроили всю эту возню с бессмысленными на первый взгляд убийствами, которая так взволновала всю полицию? Это же не просто опасно, это – безумие…

– Расследование остановить, – произнесла она, – до особого распоряжения его милости лорда-владетеля. Все имеющиеся материалы закрыть под гриф, круг лиц, связанных с расследованием, профильтровать – негласно, но со всей возможной тщательностью. Идите, Галланд…

Проводив полицейского, Энджи уселась за столом и поспешно развернула свой инфор. Через минуту на дисплей выплыл том личного дела Кэтрин Раш, тридцати трех лет, старшего следователя столичного департамента особо важных расследований. Леди Энджи внимательно вгляделась в ее лицо… в умных серых глазах она не увидела ни присущей ей самой жесткости, ни традиционной хищности припозднившейся невесты. Глаза были мягкими, и где-то в их влажной глубине леди Энджи почудилась вешь очень редкая: преданность.

Сукин сын закрутил хорошей девочке башку, поняла она. Сукин сын… вот это я сказала! Не в бровь, а в глаз. А впрочем, разве за эти годы я могла стать кем-то, кроме той самой суки?

Она развернула материал, и минуту спустя откинулась на спинку своего кресла, дымя в растерянности сигаретой. Кэтрин Раш была кристально чиста. Здесь, на Бифорте так чисты могут быть лишь младенцы, но назвать младенцем тридцатитрехлетнюю женщину, доросшую без всяких минетных протекций до чина старшего офицера в столичном департаменте, было сложно. Парень решил сыграть с полицией в кегли, решила леди Энджи. Но, господи, почему об этом до сих пор не знает мой муж?..

– Да, он запер нас весьма грамотно, – Баркхорн пожевал губами и повернулся к стоявшему над пультом Роберту: – Надо тормозить, нам некуда деться. Куда мы ни сунемся, он достанет нас везде. Справа и слева – смотрите, планетарные системы, причем одна из них громадная, с мощнейшим полем, туда нам дорожка заказана… та, что левее, вот она – пятнадцать на двадцать два градуса – тоже не подарок, там какие-то облака. Напрямик – успеет достать, много ли нам надо?

Аврорский тяжелый крейсер класса «Бакстер», принадлежавший, судя по его данным, к патрулю Территориальной Стражи, находился в своем праве: «Пума» еще не успела выйти за пределы аврорских протекторатов. Его командир, вероятно, решал сейчас непростую задачку: как ему воспринимать корабль неизвестного типа, не числящийся ни в одном из официальных регистров, да еще и идущий к тому же на совершенно невозможной скорости? Предварительное решение он принял на редкость грамотно: его «Бакстер» встал на курсе разведчика таким образом, что ни свернуть, ни развернуться «Пума» не могла. Оставалось одно – тормозить и действовать по обстоятельствам, надеясь на то, что командир патруля все-таки допустит какую-то ошибку, и опытнейший Баркхорн сумеет улизнуть у него из-под носа.

– Тормозите, Артур, – сказал Роберт. – Экстренное торможение… попробуем выиграть расстояние, может быть, нам удастся развернуться овердрайвом.

Баркхорн с сомнением покачал головой и положил левую руку на моторную консоль. Нина, бросив на него короткий взгляд, стиснула штурвал, готовясь отработать неизбежное рысканье, способное доставить немало неприятностей.

Генерал убрал нагрузку и переложил реверс. Рубку заколотило, желтоватое звездное поле на экранах начало смещаться в сторону. Под полом начался устрашающе громкий звон перегруженных гравикомпенсаторов: казалось, там лопаются миллионы хрустальных бокалов. Роберт представил себе уровень испытываемой кораблем перегрузки, и на секунду ему стало нехорошо. Случись компенсаторам отказать – и всех, кто находился сейчас на борту «Пумы», расплющило бы в тонкую пленку.

Ариф, сидевший в третьем пилотском кресле, болезненно поморщился. Несмотря на торможение, расстояние между патрулем и «Пумой» стремительно сокращалось.

– Тормозить надо было раньше, – проорал Ариф сквозь звон. – Он дает предупредительный залп, вы видите?

Роберт не отрывал глаз от экрана, выдававшего «картинку» аврорского крейсера. В носу вытянутой буроватой махины распахнулся батарейный клюз, и пыльную муть пространства пронзила серебряная молния. Еще одна, выше… клещи. Роберт ударил кулаком по подголовнику ариного кресла и выматерился, не разжимая стиснутых зубов.

– Видит бог, нам попался опытный истребитель, – заметил Баркхорн, – он упорно не желает ошибаться, и считает, что дистанция не позволяет нам играть с ним, как с собственным хвостом. Скажите, джентльмены, нам и в самом деле так нежелательно попадать к нему в руки?

Ариф поглядел на пилота с недоумением.

– Вы в своем уме, Артур?

Баркхорн лукаво прикусил губу и пробежался пальцами по выдвинутой из пульта панели малого навигационного вычислителя. Коротко глянул на дисплей.

– Удельная мощность нашей посудины вполне позволяет сунуться вот в эту систему, – ткнул он пальцем в правый сектор обзорного экрана, – она, как видите, совсем рядом, удаление просто смешное, в радиус поля мы войдем буквально через несколько минут – а он туда не полезет, потому что потом будет пол-года разгоняться… если, конечно, у него хватит горючего. Дистанция пока еще доступна для маневра. Решайтесь, джентльмены.

– Так поворачивайте! – рявкнул Роберт. – Чиркнем по краю гравитационного поля, может быть, удастся обогнать внешнюю планету и оттолкнуться от нее – тогда мы выйдем совсем с другой стороны, и нас никто не сможет найти.

Сомнительный маневр, подумал Ариф. Там два десятка планет, внешняя, похоже, водородный гигант, с дикой плюсовой константой, он формирует значительный процент внешних завихрений системного поля. Нас может закрутить, как щепку, и тогда мы точно будем выбираться отсюда до конца своих дней. Впрочем, Баркхорн, наверное, знает, что он делает…

«Пума» развернулась вправо с резвостью, немыслимой даже для «Валькирии» с ее чудовищным энерговооружением, и Ариф почувствовал, что те, кто находился сейчас в рубке аврорского крейсера, просто не поняли смысла предпринятого ею маневра. Лезть в гигантскую планетарную систему с ее мощнейшим, убийственным полем тяготения мог только явный сумасшедший. В прежние времена подобные заходы были доступны лишь сверхмощным титанам типа имперских линкоров, или же легким, обладавшим огромной удельной мощностью рейдерам, с одного из которых и была скопирована хрупкая «Пума».

Командир патруля, похоже, заметался. «Бакстер» начал поворот, явно стремясь достать уходящего нарушителя огнем своих носовых, самых дальнобойных, пушек.

Аха-ха, – злорадно подумал Роберт, – а ракет, способных поразить цель за «горизонтом» линейной дальности, у вас, красавцы, нет!.. не умеете вы их строить. От «Валькирии» в такой позиции мы бы в жизни не ушли!

В рубке предупреждающе звякнули колокольчики форсажа. Баркхорн бросил корабль в сторону висевшей на экранах небольшой голубоватой звезды – впрочем, отсюда уже были видны и ее наиболее крупные планеты. Аврорский крейсер, по-прежнему отслеживаемый автоматом целеуказания, начал тормозить, его слабенькие движки уже ощутили смертельное дуновение нарастающей тяжести.

Роберт расстегнул ворот своего комбинезона и пошарил в кармане в поисках портсигара. Эту часть игры они выиграли.

Мерное гудение, доносившееся из кормы корабля, смолкло. «Пума» с остановленными двигателями шла на субсветовой скорости, погружаясь в невидимые глазу адские пучины гравитационного поля огромной планетной системы. Баркхорн вел звездолет по касательной, намереваясь обогнать громадную внешнюю планету, оттолкнуться от вихревых потоков, порожденных множеством ее спутников и сэкономить время последующего разгона.

– Странно, – вдруг сказал он, напряженно всматриваясь в пляску цифр навигационного дисплея, – здесь какая-то аномалия… подключу сканер.

– О чем вы говорите? – зашевелился Ариф.

– Одну минуту… вот! Вокруг планеты вертится объект искусственного происхождения. Довольно небольшой. Подождем: сейчас сканер выдаст анализ.

Под низким потолком рубки тревожно звякнуло, и свободный от обзора левый сектор экрана засветился слабым желтоватым светом – из чуть колеблющейся мути медленно выплыло изображение черного, хищно вытянутого рыбообразного корпуса.

– Имперский корвет, одна из предвоенных конструкций, – определил Ариф. – Но и досталось же ему!

Кормовая часть, которая должна была нести на себе характерные плавники рулевых двигателей, отсутствовала напрочь, словно отгрызенная неким неведомым великаном: металл обшивки обвис расплавленными клочьями, из-под разодранных бронеплит виднелись серые полукольца шпангоутов.

– Это не авария двигателей, – сказал Баркхорн, – таких чудес на свете не бывает. Кто-то здорово потрудился, чтобы так изуродовать несчастный корабль. Обратите внимание: поражена только корма, все остальное выглядит совершенно нетронутым. Значит, это был один залп, один-единственный. Я даже не представляю себе, с кем они столкнулись.

– Мы сможем подойти поближе? – спросил Роберт.

– Дистанция у нас сорок миллионов, и мы двигаемся почти навстречу этой рухляди… я доверну одним импульсом. Но для чего, ведь нам придется тормозить?

Ариф перегнулся через спину Нины и коснулся сенсора разрешения. Корабль на экране приблизился, стали видны выпущенные надстройки носовых сонарных систем и распахнутые клюзы батарейных палуб. Под скругленным выступом какого-то агрегата мелькнула золотая надпись. Ариф коротко ругнулся и добавил разрешения.

– JC-L 4337 U, – прочитал он. – Артур, вам удобнее – войдите в каталог «В» и затребуйте корневой регистр имперского флота, он переброшен сюда с «Валькирии» – и, если эта несчастная посудина покинула стапели лет за двадцать до Войны, то мы сможем узнать, к какому подразделению она относилась.

– Нина, торможение, – коротко приказал Баркхорн и углубился в работу с главным корабельным «мозгом». – JC – это ударный легион «Иисус Христос», базировавшийся на том самом Лассиге-пятом, – сообщил он, – но борт номер 4337 почему-то загрифован. Вот приписка: «Переподчинен стратегическому командованию военно-космическими силами имперской Службы Безопасности». Дата переподчинения отсутствует, номер приказа – тоже.

– Пролистайте дельше, – нетерпеливо сказал Роберт, – там есть том с грифом «ДСП», но он был взломан еще до нас с вами. Посмотрите там.

Баркхорн подчинился. Несколько секунд он озадаченно молчал, и Ариф, не выдержав напряжения, выбрался из кресла:

– Да что там у вас?

– Очень мило, – ответил Роберт, – смотри… «корвет „Эридан–37“», командир – флаг-майор Валентайн Венцель, покинул стапели… это неинтересно, вот: стартовал с базы… миссия закрытого характера… финиш прибытия – точка «Беллами»… отсутствие связи через сто часов после старта… спустя полгода исключен из состава ВКС как без вести пропавший при выполнении миссии закрытого характера.»

– Беллами! – выкрикнул Ариф. – Проклятье, так вот почему название «Ахерон» все время казалось мне смутно знакомым! Ты помнишь, я рылся в материалах старика-штурмана, который выстроил твое убежище в Дагсборо? Ахерон – это засекреченный объект имперской СБ, который был выстроен лет за шестьдесят до Войны на таинственной планете Беллами, на той самой базе каких-то древних цивилизаций, сражавшихся за обладание Южным Звеном? Проклятая память, я все вспомнил… незадолго до Войны вокруг Ахерона происходили какие-то странные вещи, и старикан писал, что тайны Беллами были одной из причин гибели его капитана, крупного пиратского барона…

– Артур, поворачивайте к нему, – приказал Роберт. – Если корабль шел на Беллами, то не исключено, что на борту могли уцелеть материалы невероятной важности. У нас есть два тяжелых боевых скафандра – Ара, ты пойдешь со мной?

– Думаю, мне необходимо выпить, – поежился Ариф, – потому что с трезвых глаз мне страшно даже вообразить себе то, что мы увидим в потрохах этой древней гробницы. Заледеневшие трупы на палубах, и все такое прочее… нет, без пайки виски я туда не сунусь.

– Мне кажется, что большая часть экипажа могла покинуть корабль, – заметил Баркхорн, – и забрать с собой все секретные документы…

– Проснитесь, Артур! – перебил его Роберт. – Корвет числится без вести пропавшим! Если бы из экипажа уцелел хоть один человек, его подобрал бы ближайший патруль, и в регистре была бы совсем другая отметка. Нет, здесь дело нечисто. Подгоните «Пуму» прямиком к его корме и встаньте на коррекцию, много энергии нам не понадобится.

…Бронированная внешняя дверь шлюза уплыла в сторону, и Роберт непроизвольно вздрогнул: в метре от его тяжелых металлизированных башмаков начиналась бездна. Ариф хлопнул его по плечу и решительно переступил через порог.

– Красота, – раздался в шлеме его голос, – простор-то какой, мамочка! Вылазь, дядя, подышим свежим воздухом.

Роберт привычно усмехнулся идиотской шутке друга и спрыгнул в пропасть. Фигура Арифа, обтянутая черной чешуей боевого скафандра, болталась в нескольких метрах от прямоугольного отверстия шлюза. Роббо неуклюже повернулся: над гладким бортом «Пумы» нависали изогнутые профилированные ребра, державшие некогда корму изуродованного корвета. Бронелисты обшивки, перекрученные чудовищной энергией в уродливые стекшие ленты, были отогнуты наружу, открывая взору измятые, сорванные с места перекрытия боевых палуб и проваленные вглубь корпуса массивные многотонные цилиндры уцелевших генераторов.

Баркхорн был прав, авария двигателей, даже в самом фатальном из всех возможных сценариев, не смогла бы причинить «Эридану» такие чудовищные разрушения. Это был удар, пришедшийся, скорее всего, прямо с кормы – но Роберт хорошо понимал, что даже самые могучие имперские пушки не были способны на такое… для того, чтобы так чисто снести корму немаленькому эскортному корвету, нужно было долго и упорно класть попадания в одну и ту же точку. В маневренном бою так не бывает: как правило, если хорошо защищенный корабль все же получает поражения, не допускающие дальнейшего сопротивления противнику, то выглядят они приблизительно одинаково во всех случаях – корпус, измочаленный сотнями попаданий до неузнаваемости и разодранный изнутри неизбежными взрывами энергоцепей. Нет, это был действительно один удар… но какой же мощности?

– Начнем с шестой палубы, – предложил Роберт, – по-моему, она здесь главная экипажная.

– Ты хочешь пробраться в рубку командира? – понял Ариф. – Хорошо, поехали…

На его спине беззвучно заработал плоский компактный ранец, и Ара медленно взмыл вверх, приближаясь к жутковатому металлическому месиву шестой палубы корвета. В месте разлома – или, скорее, разрыва! – она провалилась на пару метров вниз, и приблизившись к неровному краю многослойного металлического перекрытия, Ариф, не выключая двигателя, уцепился когтистыми перчатками за обвисший лоскут верхнего листа и поднялся выше, на относительно ровный участок.

– Шуруй сюда, – позвал он Роберта, – переборки, кажется, целы, и это очень странно!..

В слабом желтом свете висевшей над головой гигантской планеты замерзший металл корабельного скелета казался бронзоватым. В глубине разрушенного корвета, там, куда свет не попадал, лежала глубочайшая, непроницаемая тьма – тьма, увидеть и почуствовать которую можно только в космосе. Ариф осторожно двинулся по перекошенному палубному покрытию, и неожиданно исчез в этом мраке. Роберт подплыл к тому месту, где Кириакису удалось взобраться по краю оплавленной палубы, поднялся чуть выше и заметил белый луч света, мелькавший в глубине черной каверны. Хрипловатое дыхание друга, не смолкавшее в его шлеме, придало ему сил: подтянувшись, он поднялся вовнутрь корабля.

– Знаешь, – сказал Ариф, – здесь все почти цело… пять метров – и уже не заметно структурных разрушений. Почему, черт меня возьми? Не ножом же его резали, в самом деле! Тут все должно быть смято и перкошено… Роббо, где ты, скотина?

– Ты стал пугаться темноты? – спросил Роберт, зажигая фонарь на шлеме.

– Да иди ты!.. – облегченно вздохнул Кириакис, увидев фигуру своего друга. – Пойдем. Лифты наверняка заклинены, но мы сможем пробраться через аварийные трубы.

– Рубка должны быть на этой палубе, – сказал Роберт, удивляясь своей необъяснимой убежденности. – Будет хуже, если дальше заблокированы межсекторные диафрагмы. Ара, ты не смотрел аварийное освещение?

– Смотрел – щит у тебя под носом, – отозвался Ариф. – Корабль полностью лишен энергии, ни одна цепь не откликается.

– Это тоже странно. За четыреста лет аварийные системы не должны были сдохнуть – кто мог сосать энергию из мертвого корабля?

Они медленно двинулись вперед – частично шли, частично плыли, потому что каждый привычно размашистый шаг отрывал их от пола… Тьма за их спинами стала мертвой, то желтое пятнышко, которое виднелось до первого поворота коридора, пропало, и теперь они двигались, запертые в стальной колбе, наполненной этой адской тьмой. Мощные прожекторы на шлемах пытались рвать ее, но она, словно липкая паутина, с каждым шагом смыкалась вновь.

– Что-то я не вижу покойников, – насмешливо произнес Роберт, – наверное, зря ты заряжался своим пойлом. У тебя шлем от выхлопа не потеет?

– Иди к черту, – ответил Ариф. – Смотри, впереди, похоже, диафрагма.

Роберт задрал голову. Кольца шейного сочленения мягко чавкнули, и белое сияние фонаря прыгнуло вверх, осветив сводчатый белый потолок и разделявшую коридор межсекторную диафрагму. Она была раскрыта. Дальше, в глубине тоннеля, виднелись замкнутые двери каких-то помещений.

– Ты был прав, – сказал Ариф, – это экипажная палуба. Впереди офицерские каюты.

Он переступил через выступающее из пола толстое кольцо диафрагмы и вдруг исступленно заматерился – свет его прожектора бросило в сторону, и Роберт встревоженно спросил:

– Ара, что там – труп?

– Кое-что похуже, – мрачно отозвался Ариф. – Иди сюда…

Роберт медленно подплыл к нему и остановился, уцепившись рукой за раскрытую кем-то дверку операционного щитка. Под самым потолком, в полуметре от его носа, сонно кружилась мумифицированная человеческая рука, оторванная по локоть. Высохшие пальцы с длинными, и – это потрясло Роберта – покрытыми алым лаком ногтями истово сжимали рукоять массивного двухствольного излучателя незнакомой Роберту конструкции.

– И где, интересно, ее хозяйка? – прошептал он.

Ариф обвел коридор лучом света.

– Никаких следов боя, – констатировал он. – Хм. Что скажешь?

– Что ты, кажется, не зря надирался… идем дальше.

Двери, одинаково овальные, тянулись вперед нескончаемой цепочкой. Роберт попытался прикинуть численность экипажа корабля такого класса, и пришел к выводу что она должна была составлять не меньше сотни офицеров и рядовых. Все каюты шли по одной стороне коридора – они двигались по левому борту корабля, и за противоположной переборкой должны были находиться верхние батарейные гнезда и их унитарные ямы с эскалаторным хозяйством.

– Еще одна диафрагма, – сказал Ариф. – Скоро мы выйдем в нос. Может быть, есть смысл пошарить в ходовой и штурманской рубках?

– Мы туда будем до завтра шлепать, – возразил Роберт. – Это во-первых, а во-вторых, бортжурнал всегда хранится в апартаментах командира – забыл, олух?

В трех метрах за диафрагмой обнаружилась новая дверь – шире и чуть выше предыдущих. Роберт остановился и вновь задрал голову. Под самым потолком на сером пластике переборки зловеще щурился двуглавый имперский орел, ниже шла золотая надпись на древнем, практически забытом английском: «Имперские Военно-Космические Силы. Эридан-37.» Верхнюю часть двери украшало объемное черное распятие и непонятная черно-золотая надпись странным, похожим на острые крючки шрифтом: «Ad majorem dei gioriam».

– Это что, – удивился Ариф, – каюта бортового капеллана?

– Это блок апартаментов командира, – уверенно заявил Роберт. – Раз в сетях нет энергии, мы, наверное, сможем отжать дверь. Давай попробуем.

Ариф засопел и зашарил на поясе, отыскивая сенсор управления скрытым в ранце гравитором. Увеличив напряжение персонального поля, друзья приложились к гладкому пластику. Как ни странно, массивная дверь довольно легко ушла в сторону, открывая вход в темное внутреннее помещение. Роберт вошел первым. Фонарь, взрезав, словно ножом, вязкую тьму, осветил просторный холл с боковым диваном, парой кресел в углу и распахнутыми створками стенных шкафов. Мебель была прикреплена к полу и оттого оставалась на своих прежних местах, а под невысоким потолком в живописном беспорядке висели предметы синего офицерского мундира вперемешку с бокалом и парой пустых бутылок.

– Убей меня бог, – вдруг глухо сказал Ариф, глядя вверх, – одна из рубашек перемазана кровью.

Протянув руку, он осторожно подцепил смерзшуюся в комок белую офицерскую сорочку и поднес ее к шлему. Роберт вздрогнул: комок был белым только с одной стороны, большая же его часть была смятым, навеки заледеневшим бурым камнем…

– Брось ее, – сказал он, – идем лучше дальше.

Роберт уверенно – теперь уже не плавая – прошел к противоположной переборке, где в свете прожектора темнел проем наполовину открытой двери. Ариф последовал за ним.

– Рубка – здесь, – махнул Роберт рукой, указывая на одну из двух ведущих в глубь корабля дверей. – Там – хибернатор командира.

– Я не пойму, какого черта они все приоткрыты, – заметил Ариф. – Смотри, здесь тоже кровь…

Роббо присмотрелся. Ариф был прав – высокое, мягкое когда-то плюшевое кресло было густо окрашено теми же бурыми потеками, что и рубашка. Такие же потеки, бывшие, вероятно, когда-то лужами, виднелись и на ворсистом ковре пола.

– Здесь творилось что-то непонятное, – буркнул Ара. – Вот тебе и виски… что ты по этому поводу думаешь?

Роберт не ответил. Ему казалось, что его вот-вот пробьет озноб, и он боялся, что страх в голосе не прибавит мужества им обоим. Дьявольски, нестерпимо хотелось курить. Повернувшись, он молча шагнул через дверь, которая вела в боевую рубку командира.

Здесь было пусто. Взламывая ударами «когтей» боковые шкафы, Роберт принялся набивать объемистые карманы скафандра миниатюрными плоскими коробочками с кристаллодисками. Опустошив последнюю, третью секцию, он повернулся к мертвому, покрытому непонятной пылью пульту и замер на месте, услышав судорожный вздох Арифа.

– Ара, ты в порядке?! Ара?!

– В порядке, – ответил тот каким-то неживым, металлическим голосом, – иди сюда, ты ищешь не там, где надо.