Глава 4
Ленту от медали я намотал на кулак – так и ходил, помахивая увесистой железякой. Учитывая мою недюжинную физическую силу, врезать этой штукой можно было славно. Попадись мне сейчас какой-нибудь вампир, ох бы я его угостил по черепушке… Серебришком. Они, гады, серебра не любят. Но вокруг были только свои, ребята-горнолыжники – косились на импровизированный кистень, жали мне свободную руку и делали вид, что очень рады. Будто забыли – у меня отношения с серебром похлеще, чем у самого отпетого вурдалака. Я серебряных медалей не то что внутрь не приемлю, а просто видеть не могу.
Бедная Машка не знала, куда деваться со своим золотом – вроде бы триумф, а за меня обидно. Фактически это ведь я Марию силком на первое место затащил. Или пинками загнал. Для себя трудился, дурак.
Хорошо еще, что заключительную пресс-конференцию назначили на воскресенье, после финала «Даунхилл Челлендж». Был шанс хоть немного отдышаться и поверить, что жизнь все равно удалась.
Черта с два она удалась. Не успел я спрятаться в номере, как постучался тренер. «Паш, тут какое дело. Звонила твоя мама, там у вас… Ну, все не очень здорово. Мы с ней посовещались, она сказала – ладно, пока не беспокойте парня. Вот…» – телефон протягивает. «В чем дело?» – «Отец в больнице и что-то еще, я толком не понял». – «Давно она звонила?» – «В понедельник вечером. Извини». – «Да нормально, я же понимаю». Старик потоптался в дверях, буркнул что-то насчет «любая помощь, все устроим» и исчез. А я набрал мамин номер, и уже через несколько минут навеки себя проклял за тупое стремление к золотому дублю и кругу почета. Если бы не мое безумное желание всех уделать и победить, тренер с матерью не стали бы играть в конспирацию. Они хотели создать мне идеальные условия для победы, о которой я так мечтал. А получилось – лишили возможности маневра. Конечно, знай я, в какую яму ухнула моя семья, разговор с Бояном оказался бы совсем иным. К черту всякие рыцарские штучки-дрючки, плевать на совесть, зато у меня на счету лежало бы около полумиллиона юро за дубль – три сотни, да еще спонсорская премия. Плюс те двести с гаком, что я взял на предыдущих этапах – и текущие проблемы уже были бы решены.
Отец неспроста выяснял, какие у меня финансовые перспективы. Ему нужна была кислородная подушка на случай форс-мажорных обстоятельств. Думаю, он и сам бы вывернулся – папуля всегда это умел. Но то ли у папочки нервы сдали в неподходящий момент, то ли еще что. Короче говоря, он заехал в банк, с которым давно работал, а по дороге оттуда выскочил на встречную полосу и смялся в лепешку о грузовик. И теперь очень медленно выкарабкивался из реанимации.
Маме пообещали, что жить, ходить, ругаться матом и все такое отец сможет. Наверное, она это приключение безропотно пережила бы, не начни ей прямо в больницу названивать разные весьма озабоченные люди. Один банк, другой банк, потом какие-то частные лица, потом вообще налоговая инспекция. Мама нашла отцовского адвоката. «Как, ты разве не знала?» – деланно удивился тот.
В принципе отец не был особенно виноват – его просто немец-партнер очень крупно подвел. Но выходить из ситуации папа стал некорректно и, главное, никого не предупредив. Брать кредит, чтобы отдать кредит, это всегда немножко обман. А с налогами мухлевать обман уже настоящий. От налогов уходить надо, а не обнулять внаглую доходы. И настал день, когда папочку взяли за шиворот сразу все, кому он задолжал, включая государство. А он поехал еще куда-то деньги занимать и врезался.
Конечно, все кредиторы готовы были ждать. Что ж они, звери? Половину долга немедленно – и дальше рассрочка хоть до посинения. Даже налоговики соглашались «подвесить» штраф и ограничиться пока взиманием того, что папочка от казны утаил. «Держись, мам, – сказал я. – Деньги есть. Сколько?» Тут-то мне и стало дурно. Поставить отца на ноги обошлось бы тысяч в сто. И пятьсот нужно было выплатить сразу в погашение долга, чтобы заморозить надвигающиеся судебные процедуры. Помощи ждать – неоткуда. Многочисленные папины друзья-коллеги, такие же авантюристы, как назло сидели без гроша. На текущем счете болтались жалкие ошметки, семейный бизнес оказался давно заложен и перезаложен. Это называется – отдали деньги в руки самому активному и оборотистому члену семьи. Вот он и обернулся. Активно. Черт! Раньше я у папули таких деструктивных способностей не наблюдал. Видимо, кризис среднего возраста сказался, который теперь как раз наступает у мужчин лет в пятьдесят. Стало до неприличия ясно, отчего это папа так старательно врал нам про свои надвигающиеся «проекты века». Он просто впервые в жизни растерялся, выпустил ситуацию из-под контроля и по-настоящему влип. По уши. А отлипать за всех сразу предстояло мне. Смешно, но я не разозлился. Был уверен, что если отца починить, он свое отработает с лихвой. Не чужой же человек учил меня всю жизнь: видишь проблему – ищи решение, оно есть.
В целом на семье повисло больше миллиона, из которого шестьсот требовалось немедленно. Предположим, триста двадцать пять тысяч – все мои последние выигрыши, – я мог перевести в Россию хоть сейчас. Тысяч на триста потянет мой инвестиционный портфель – десять лет его холил и лелеял! Допустим, я его распотрошу. Останусь без штанов… (взгляд невольно метнулся к стенному шкафу, где висел любимый костюм от Манчини – брюки две тысячи юро, куртка три, – по протоколу смокинг не заменяет, в реальности еще как, униформа для молодых, богатых, экстравагантных, короче говоря, идиотов вроде меня). Ладно, в штанах останусь, и на еду деньги будут, но все остальное – тю-тю и надолго. Отец неизвестно когда поправится, так что вторую часть долга все равно мне отдавать. Где занять еще полмиллиона? Из каких доходов их потом возвращать? Да еще, небось, с процентами? На какие деньги все это время жить? И как именно жить? Вообще-то нынче человеку пропасть тяжело, разве что он сам этого очень захочет. На уровне «кусок хлеба и теплый угол» все решаемо. Дома меня приютят с распростертыми объятьями – хорошо, что успел сделать родителям отличную квартиру (и папе «Мерседес», теперь превратившийся в блинчик – подсказал внутренний голос), а на еду заработать в России не вопрос. Тем более, если остаться в команде на побегушках – тогда одной едой дело не ограничится. Ладно, ерунда, это все крайние случаи, предел, мне на родине делать нечего, и в команде тоже, я хочу продолжать двигаться по избранному пути – уходить в спортивную журналистику. Но полмиллиона… Действующему «челленджеру» кредит на такую сумму откроет только псих. А бездействующему – вообще никто. Что делать? Форсировать переговоры с Си-Эн-Эн, быстро продаться им в репортеры, выбить ссуду, работать как проклятому и все это время быть фактически на содержании у Крис? Ох… «А вот и свадьба наша красивая накрылась, – подумал я. – Нет, конечно, девочка меня выручит, но это же черт знает, что такое! Собиралась замуж за одного человека, получит совершенно другого. Ничего себе подлянка, такого даже в русских народных сказках не бывает. Поль, старина, других не жалеешь – себя пожалей! Каково тебе будет в чужом дому нахлебником? Нет, ты должен что-то придумать. Неужели у тебя кончились все ресурсы? Неужели ты больше ничего не стоишь?»
Думаю, план сформировался у меня в голове именно тогда. Весь, до мельчайших подробностей. Только нужно было торопиться. Все решал темп. Скорость принятия решений и вышибания согласия из окружающих.
Первым делом – обеспечить секретность. Никаких трансферов с моего телефона. Если авантюра удастся, многих в руководстве Федерации заинтересует, чего ради я пошел на риск. Первое, что им придет в голову – не шевелил ли парень деньгами перед стартом? Конечно, деталей они не узнают, но выяснить, куда именно я обращался, могут вполне. А там уже два шага до серьезного разбирательства, обвинения в нечестной игре и, что самое плохое, аннулирования результатов заезда. Нет, поймать себя за руку я не позволю.
Таймер на экране телефона показывал шестнадцать ноль-ноль. От силы восемь часов на все. «Мама, деньги придут уже сегодня. Больше шестисот тысяч, хватит разобраться со всеми текущими вопросами. Остальную сумму – быстро сделаю. Держись. Я тебя люблю. Извини, нужно бежать». И я действительно побежал. Теперь исключительно бегом. Наверное, до самого утра. А что завтра? А завтра – сломя голову. Лишь бы действительно шею не свернуть.
Выскочив из номера, я едва не сшиб на пол золотого призера. «А я к тебе», – сказал Боян и протянул раскрытую ладонь. Там лежали ключи со стильным брелоком в форме щита и пластиковая карточка. И то, и другое было мне хорошо знакомо – щит украшали слова «Порш, Штутгарт», а карточку распознавала противоугонная система. «Боян, можешь посидеть у меня десять минут? Я быстро». – «С удовольствием. Хоть отдохну – репортеры замучили». Кокетка… Не без труда удержавшись от язвительных комментариев, я припустил на первый этаж, в спортзал.
Димон с Ленкой играли в свой любимый волейбол – перебрасывали мяч через сетку ногами. Вот так русские готовятся к закрытию сезона. «Леночка, я твоего партнера украду на секунду?» – «Конечно, Пашечка». Сама так и светится, очень ей понравилось, как меня Боян обставил. Интересно, какой я ей буду Пашечка завтра к обеду. Я же их обоих, наших героических скоростников, таким позором несмываемым покрыть могу, если дело выгорит… «Дим, послушай. Мне нужна твоя помощь». Удивленный взмах бровей – действительно, какая еще помощь, мне уже ничем не поможешь… «Дим, ты понимаешь, что я ухожу? В будущем сезоне меня рядом уже не окажется. Ты останешься здесь лидером. А сейчас, по старой дружбе, помоги мне, пожалуйста». – «Конечно, Поль. Что я могу?…» – «Отдай мне твой завтрашний даун. У тебя их будет еще много, а этот мне нужен позарез. И одолжи хотя бы до полуночи свой запасной телефон».
Да, вот это называется – ошеломил человека. Бедняга Димон мелко-мелко заморгал и часто-часто задышал. Я с легким содроганием вспомнил: ошеломить значит въехать тяжелым по шлему. Год назад Димон попал в «свалку», и его натурально ошеломили лыжей. В шлеме от удара отрубилась вся электроника. А Димка отрубился сам, и когда его привели в чувство, именно так он дышал и хлопал ресницами. И что – вот в этом мракобесии под названием «хард-даунхилл» я собираюсь принять участие? Ага. Завтра я пойду даун. Хорошее словосочетание. Многозначное.
«Поль… Э-э… А зачем тебе?…» – «Мне очень надо». Удивительно, мы с Димкой одногодки, но такое впечатление, что я старше лет на десять. Будет он лидером, как же… Ладно, Поль, начал врать – не сворачивай. «Давай начистоту, Дим. Без обид. Вы с Ленкой сейчас оба не в лучшей форме. И завтра на подвиги рваться не будете. Так что тебе лично завтра и ловить нечего, и терять. Отдай мне этот даун. Век не забуду». Он даже толком не сопротивлялся. «А-а… А старик что говорит?» – «Дима, первым я должен был спросить тебя, верно? Мы же друзья все-таки? А старика я уломаю. Он же вас нацеливал на будущий сезон, так?» Я вбивал в него слова, Димон знай себе кивал. Вот как надо с людьми. Недаром лидером в команде считали меня. Когда-то. «Значит, договорились? Завтра вместо тебя на трассу скоростного выхожу я?» – «Угу…» – «Тогда вопрос номер два. У тебя есть запасной телефон, ты с него делаешь ставки… Помолчи, Дим. Это не шантаж, а просьба. Одолжи мне его. Прямо сейчас». Димон замялся, но внутренне он уже был сломлен. Учитывая, что парень меня весьма недолюбливал, обработал я его блестяще. Напор, давление, убеждение, тонко дозированная лесть. И хорошая приманка – ему действительно не хотелось на склон, только он этого по-настоящему не сознавал. «Леночка, мы еще на минуточку отойдем?» – «Конечно, Пашечка». Что, внутренне смакуешь мое поражение сегодняшнее, зараза? Это ничего. У-ух, покажет тебе завтра милый Пашечка, как надо ездить сверху вниз…
Телефон оказался крошечный, чтобы легче было спрятать. «Поль, как же ты поедешь? – вдруг спросил Димон обалдело. – Ты же даун не ходил сто лет, тебя сначала продуть надо, потом раскатать как следует…» – «Дима, когда-то я был неплохим скоростником, верно?» – «Прости, но „Ди Челлендж“ не обычный скоростной». – «Прощаю. Я тоже… не обычный лыжник. Спасибо, пока!» Теперь бегом к себе. А насчет «продуть» Димон прав, тренировка в аэродинамической трубе пошла бы на пользу. Но даже если это можно организовать, я не пойду. К черту. Сейчас для меня куда важнее психологический настрой. Согласен только на медные трубы… Скорее обратно в номер. Уффф, Боян не ушел. Чемпион валялся на моей кровати в полном расслаблении. Видно было, что сегодняшнее золото далось ему напряжением всех сил. «Еще пять минут!» – «Да хоть двадцать. Правда, я могу заснуть». – «Спи, только не уходи».
Тренер с менеджером что-то обсуждали, в комнате почти неуловимо пахло спиртным. Что ж, начнем с дежурной фразы. «Извините, но мне нужна ваша помощь. Я только что попросил Дмитрия уступить мне завтрашний даун. Он согласился». Тренер с отчетливым хрустом уронил челюсть. «Поль, ты решил покончить с собой?» – осторожно спросил менеджер. «Нет, просто мне позарез нужно двести тысяч европейских рублей». – «А команде позарез не нужен труп». – «Погоди, – оборвал его тренер. – Ты не знаешь, почему этот мальчик ушел из скоростного спуска. А я знаю. К тому же, мы ничего хорошего не ждали от завтрашнего дауна, так? Вот ты и не спеши с решением. Паша, что случилось? Рассказывай». Я рассказал. Почти совсем честно, только суммы занизил.
Они упирались прочно и аргументированно. Особенно тренер. Он хотя и не нес чепуху про трупы, зато реально представлял, как я рискую. Но странное дело – уже минут через пятнадцать разговор свернул на аэродинамическую трубу. Видимо, мой расчет оказался верен – русским завтра ничего не светило в дауне, а меня уже списали со всех счетов. Почему бы и не выпустить на гору парня, фактически зачехлившего лыжи? Он достаточно сумасшедший, чтобы съехать хорошо. А если разобьется, команда не потеряет активную единицу. Вопрос о моем преемнике в хард-слаломе наверняка уже решен.
«Здесь нет поблизости трубы, и вообще продуваться я не буду все равно. Объявите замену, и я завтра привезу себе деньги, а команде медаль». – «Дурак ты, Пашка, – сказал тренер. – Ладно, иди, мы посовещаемся». – «Извините, мне нужно знать прямо сейчас». Тренер не выдержал и начал ругаться. Менеджер ему в тон подтявкивал. Я тоже не выдержал и двинул в бой резервы. «Димон все равно уже не поедет, – заметил я скромно. – Он уверен, что вы меня выпустите на гору, и у него теперь сбит психологический настрой. Парень расслабился. В отличие от некоторых, он в меня поверил».
Мама родная, что тут началось! Но зато быстро закончилось. «Хорошо, – сказал менеджер. – Черт с вами со всеми. Я иду переписывать заявку». – «Только не торопись отсылать, – посоветовал тренер. – Молчать!!! – это уже мне. – Утихни, мальчик, все нормально, ты завтра поедешь. Но твоим соперникам знать об этом сейчас не обязательно. Мы потянем с объявлением замены до одиннадцати вечера. И под самый дедлайн – бац! Все уже будут лежать по койкам, и их никто не рискнет поднять. А теперь – убирайся отсюда. Сам зайду потом».
Боян действительно заснул, и я пока не стал его будить, а склонился над крошечным монитором димкиного телефончика. И пошел-пошел-поехал по Сети. Моего абонента звали Данки, и чтобы пробиться к нему, пришлось трижды набирать длинный пароль. Не знаю, почему он выбрал себе такой странный ник – «Ослик», – не знаю даже, какого он пола, да мне и все равно. Главная прелесть Данки в том, что он букмекер-невидимка. Без лица, без имени, с одним только сетевым адресом, на который не выйдешь случайно. «Черный» букмекер, незарегистрированный, попросту говоря – нелегальный. Сосватал мне его, что интересно, мой собственный папочка.
Я очень редко обращаюсь к Данки, не чаще раза за сезон, и только когда знаю «верняк». Ставлю понемногу, выигрываю тоже, но сотня тысяч, которая в итоге осела в Швейцарии – это мой личный страховой фонд, на самый-самый черный день. Увы, сегодня он не спасет. Мне нужно действительно много денег. Потому что если я завтра выиграю даун – а я его выиграю, – то весьма недешево. Чтобы хватило и за отца расплатиться, и себе весьма надолго. Очень уж, понимаете, глупо рисковать жизнью всего лишь за официальные двести тысяч.
На Димона ставили один к десяти (внутренне я хихикнул). «Данки, как изменится коэффициент, если русские объявят замену?» Ответ пришел через минуту: «Никак. У русских нет хорошего скоростника». М-м, как боязно спросить, что будет, если на гору выйдет русский слаломист… Такой информацией не бросаются. А вдруг кто-нибудь из менеджеров наших конкурентов отслеживает «черный тотализатор»? Так и быть, подожду до одиннадцати часов. Но уже сейчас ясно – вступать в игру нужно хотя бы тысяч на сто. А в идеале на двести. Причем чужих. Проиграю – не отдам. Свой заветный швейцарский стольник для черного дня я лучше поберегу немного. Денек сегодня поганый, но, думаю, бывает еще чернее… Я растолкал Бояна. Фраза «Мне нужна твоя помощь» уже от зубов отскакивала. «Боян, ты очень любишь свою машину?» – «Это твоя машина. Документы я оформлю завтра. А в чем дело? Чем могу помочь? Извини, Павел, я не хотел ломать твой дубль. Но мне нужно было, понимаешь, нужно!» Взгляд честный, дальше некуда. Конечно, ему нужно было. С кем еще силой меряться, как не со мной? «Можешь оставить машину себе. А мне взамен дашь беспроцентную ссуду. Ненадолго, буквально на сутки. Но безо всяких расписок, под честное слово. И прямо сейчас». – «Конечно, Павел. Сколько?» – «Сколько заработал сегодня». Вот и еще одна челюсть отпала. Прямо вечер падающих челюстей. «Двести?!» – «Вот именно». Да, машину он любил очень. «А ты правда отдашь?» – «Куда я денусь, мы же с Крис к тебе в гости собираемся». Как ни странно, этот дурацкий аргумент подействовал. Боян вытащил свой телефон, и уже через десять минут трансфер пошел. Неплохо было бы попросить Бояна сделать за меня ставку, но он на такое не согласился бы ни за что. В случае провала мне грозили всего лишь вселенский позор и жуткое безденежье, а у него безвременно почила бы яркая карьера. «Спасибо, друг. А теперь уходи и забудь об этом разговоре». – «Павел, у тебя неприятности?» – «Ну… Скажем так, я хочу выручить одного человека, попавшего в беду». Надо же – не соврал. Какой я сегодня хороший. Вот, оставил другу его любимую машинку…
Ставку я оформил тут же, чтобы деньги лишней минуты не светились на счете, пусть и анонимном, но все равно моем. Вызвонил поверенного. Долго уговаривал его продать все ценные бумаги, какие у меня есть. Дал на это два часа максимум. Перевел в Москву триста двадцать пять тысяч. Лег и стал ждать развития событий. Часом позже отправил еще триста – нормально акции продались, – остался гол как сокол, но всем доволен. Мама какое-то время могла ни о чем не беспокоиться, а меня ожидало такое приключеньице, какое не всякому лыжнику выпадает. Я даже забыл, что именно завтра приезжает Крис. Стыдно, конечно, но мне было не до нее.
Потом состоялся долгий разговор с тренером. Потом явилась Мария. «Паш, ты ведь знаешь, сколько я выиграла. С твоей помощью. Я эти деньги не успела никуда вложить, бери хоть все, отдашь когда сможешь». – «Ни-ког-да! Никогда не смогу и никогда не возьму». Минут пять мы препирались, наконец Машка поняла, что я непоколебим, и завела другую песню, которой я совсем уж не ожидал. «Паш, дорогой, прости…» – «За что?!» – «Я не смогу завтра выйти на гору. Очень хочу, но не могу». – «Да что ты, Маша, какая глупость, зачем…» – «Понимаешь, мне страшно. Если бы нормальный скоростной, я бы поехала. А вот „Ди Челлендж“ не для меня. Извини. Пашка, ты не понимаешь. Я… Я так хотела пройти вместе с тобой круг почета!» Какие люди кругом – чистый восторг. Я от умиления чуть не прослезился. Наговорил Машке комплиментов, даже поцеловал, и выставил за дверь. Потом захлопнул ее перед носом у Генки, который пришел меня настраивать на победу. Илюха зачем-то ко мне лез, я и его послал. А в одиннадцать, прежде чем вернуть Димону телефон, опять связался с Данки. Информация о замене уже прошла. Что ж, господа букмекеры, вы можете твердить, будто у русских нет хорошего скоростника, но коэффициент изменился-таки. Семь к одному потянула моя фамилия. Спорю, утром будет шесть. Только бы не меньше. Тогда я заработаю миллион двести чистыми. Если выиграю, конечно.
Но я был должен, обязан выиграть.