Часть 2
Вне Земли

Маяк на Цербере навигационных функций не выполнял и вообще представлял собой ценность исключительно для того, кто его установил. Маяк работал громко хлопающей пробкой или, если хотите, сигнальной затычкой. На обледеневшей железяке, коей являлась десятая планета Солнечной, маяк крепко держался сенсорными щупальцами за единственную полезную вещь, которая там имела место. Он контролировал урановую жилу. И стоило бы какому-нибудь идиоту (а иначе и не назовешь того, кто попрется за ураном в такую даль) к жиле сунуться, как маяк вместо дежурного ОК послал бы в эфир тревожный вопль.

Безотказную и практически вечную штуковину когда-то установили на Цербере марсианские геологи. Ред-Сити в те времена был еще лоялен, купался в земных инвестициях, о независимости не помышлял и услугами контрабандистов не пользовался. Исследовательские группы марсиан шныряли по Солнечной за денежки землян и повсюду втыкали маяки и бакены. Как выяснилось потом, месторождений было открыто ровно вдвое больше, чем сообщалось в метрополию. Разумеется, все, что Ред-Сити придержал для себя, было и качеством повыше, и числом поболее и находилось по темным углам, как правило, внутри Пояса, который марсиане изучили прилично, а земляне не знали вовсе. Так что, когда Марс провозгласил республику, а Земля устроила ему жесткую блокаду, именно по этим секретным точкам разместились марсианские базы нелегального горнорудного промысла. А замаскированных космодромов на поверхности Красной планеты оказалось вполне достаточно, чтобы хоть какой-то груз, но просачивался вниз и доходил-таки до заказчика.

Разумеется, аннексию залежей на Цербере марсиане перенесли совершенно безропотно в силу их удаленности. Земной ремонтник перепрограммировал маяк, и с тех пор никаких проблем с ним не возникало. Может, среди контрабандистов и встречались дураки, но грамотных экономистов там оказалось явно больше.

Так что маяк нес службу, армия тормозила зазевавшиеся грузовики, полицейские силы ковырялись в Поясе, а Ред-Сити упорно отрицал, что контрабандные разработки финансируются им на правительственном уровне. Иногда марсиане арестовывали какого-нибудь совсем уж зарвавшегося торговца и устраивали над ним показательное судилище. После чего безобразник ввиду отсутствия на Марсе тюрем отправлялся под домашний арест. Откуда и продолжал свою преступную деятельность, необходимую марсианской экономике позарез. На Красной планете с ресурсами было так себе, а не имеющая (официально) собственного грузового флота Венера за каждый грамм обогащенного урана платила живыми деньгами. Причем так или иначе, а деньги эти шли с Земли, которой Венера подбрасывала время от времени здоровые яйцеклетки. Положение было идиотское, это все признавали, и только политические амбиции земных менеджеров не давали им по-хорошему договориться с бывшими колониями. Но альянс уже сам напрашивался. Слишком туго шли дела на Земле для того, чтобы не признать, что силовые методы результатов не дают, и с сепаратистами пора дружить. Предстоящее Собрание Акционеров намеревалось решить этот вопрос раз и навсегда, а одним из следствий перехода от холодной войны к настоящему миру должен был стать демонстративный роспуск военного флота.

Умный Дядя Гуннар просчитал эту ситуацию еще в ходе второй марсианской кампании. Адмирал флота крепко призадумался и сообразил, что спасти его от почетной отставки может только обнаружение внешнего противника, равно опасного для всех планет. Дядя Гуннар вызвал к себе начальника разведки и приказал доложить наличествующую информацию по чужим. Информации оказалось много, но вся она была, мягко говоря, неубедительной, а если честно – с нехорошим шизофреническим душком. Тем не менее адмирал флота организовал утечку кое-каких данных в Сеть и стал ждать реакции.

Отклик пришел не только от рядовых акционеров и не столько от них, сколько от Совета Директоров. Народ пошумел и вроде бы успокоился. А вот руководство планеты вызвало Дядю Гуннара на беседу, и, вернувшись, адмирал Кёниг вид имел бледный. С этого момента любой разговор о чужих в стенах Адмиралтейства вызывал дисциплинарные последствия, а сам Дядя Гуннар впал в затяжную депрессию. Ему и раньше случалось вести себя этакой марионеткой, а теперь он просто на все плюнул и слепо проводил в жизнь линию гражданского начальства. В частности, не моргнув глазом, загнал группу F на Марс, хотя здорово сомневался в том, что элитную бригаду стоит отправлять на полицейскую операцию.

Сам того не зная, адмирал Кёниг добился-таки своего. И уж совсем нечаянно этим нагадил флоту. Мысль о том, что космос может быть враждебен, не вызвала мгновенной реакции, но отложилась у землян в подкорке. И социологи обнаружили, что исход голосования по роспуску флота может оказаться совсем не однозначным. Увы, за решением о переводе военных кораблей в грузовики прятались такие деньги, о которых Дядя Гуннар и не подозревал. Кроме того, Марс и Венера ставили будущие торговые контакты в прямую зависимость от устранения земной угрозы. Экономика и политика нависли над военными астронавтами и собирались их раздавить.

Конечно, перед лицом такой проблемы никому не было дела до того, что адмирал Успенский, дабы потешить свое любопытство, на казенные деньги отправил на край света какого-то там Абрама. Тем более что Успенский не лез в политику. Он, конечно, грызся с Адмиралтейством, но это были личные сложности Дяди Гуннара. В остальном адмирал Рашен вел себя как честный служака. И до поры до времени его не трогали. К тому же мелкое разбазаривание фондов не походило на преступление, способное всерьез замазать дерьмом ослепительную репутацию командира группы F. На флоте и без того доставало начальников, за которыми в массовом сознании закрепился образ кровожадных чудовищ.

Поэтому группа F отправилась к Марсу, и не просто так, а на бустерах. А в Сети что ни день возникали материалы, напоминающие акционерам о зверствах военных, из-за которых погибло куда больше мирного инопланетного населения, чем могла себе позволить изнывающая от генетического дефицита Земля.

А скаут «Рипли» подгребал себе потихоньку к зоне активного поиска. Эбрахам Файн придирчиво следил за работой экипажа и про себя неумело молился. Религиозность на Земле считалась чем-то вроде заболевания психики, но Файну на это было наплевать. Ему, уверенному в существовании чужих, требовался сейчас божий промысел, и никак не меньше. Чтобы вместо чужих найти всего лишь пиратов.

* * *

Еще за добрую сотню лет до Полуночи, в эпоху расцвета науки и промышленности, когда сырья и товаров было завались, пиратство на торговых путях Солнечной уже цвело махровым цветом и считалось прибыльным бизнесом. Общественная мораль пребывала в упадке, и многие компании, имеющие собственный флот, баловались перехватом грузов конкурирующих фирм. Поэтому буксиры ходили с вооруженным эскортом, который мог внезапно отвалить и сцапать показавшийся на радарном экране соблазнительный кораблик. А вернувшись с добычей, обнаружить, что их собственный подопечный летит уже налегке и капитан на радостях, что не убили, сосет из горлышка припрятанный для такого повода самогон.

Ценность грузов с лихвой окупала риск, и в один прекрасный день выяснилось, что по безбрежным просторам Солнечной буквально ни пройти, ни проехать без того, чтобы тебя не взяли на абордаж какие-то негодяи. Как правило, захват обходился без стрельбы по коммерческим судам, палили друг в друга только нападающие и охрана. Все-таки буксиры не за один день строятся, да и астронавты почкованием тоже не размножаются. А кто-то ведь должен перевозить товар, который ты намереваешься хапнуть. Так что пираты отстегивали грузовой отсек, делали ручкой и улетали восвояси. Капитан Лунц, ходивший на буксировщике «Янки Фэйр» и счастливо переживший восемь ограблений, стал притчей во языцех и так красочно рассказывал внизу о своих злоключениях, что в итоге спился.

Потом разразилась Полночь, которая смела с лица Земли целые народы, спровоцировала затяжную ядерную зиму и уничтожила столько ресурсов, что в буквальном смысле не из чего стало костер запалить. Экономика, политика, религия, культура – все полетело в тартарары. Жуткая Заваруха, случившаяся тремя веками раньше, еще не научила человечество гибкости. После религиозной войны земляне отдались в лоно победившей религии. Возобладавшие в борьбе народы старались посильнее затоптать побежденных. И только Полночь расставила все на свои места, показав, что, если дважды наступил на одни и те же грабли, умнее будет их поднять и выбросить. Остатки населения, а особенно – уцелевшие военные, требовали радикальных перемен. В то же время наряду с позитивными идеями всем очень хотелось электричества и желательно хоть немного поесть. А чтобы поесть – хотя бы вонючей хлореллы, – опять-таки нужно было электричество. И чистая вода. То есть снова энергия. Подскочил в цене уран. Образовался мощнейший черный рынок. Там, где раньше сталкивались интересы фирм, теперь грызлись озабоченные выживанием своих граждан правительства.

Пересидевшие бойню в колониальных доках пираты занялись нелегальными разработками полезных ископаемых, ориентируясь в первую очередь на земной спрос. Для этого требовался грузовой флот, и корабли начали угонять вместе с экипажем. От полярной шапки Марса кто-то отковырял громадный кусок льда и толкнул его, как оказалось позднее, американцам. В руинах старых земных городов обнаружилось подозрительное шевеление, и вскоре полицейские скауты нашли три хорошо укрепленные пиратские базы, захватить которые удалось только после массированной бомбардировки.

Качество оборудования на подпольных заводах поражало воображение. А оружие у пиратов было зачастую гораздо круче, чем у охотившихся за ними войск. И после того, как засевшая в развалинах Пекина еврейская банда, оказавшись в кольце, подорвала себя ядерным зарядом в пять килотонн, терпение честных землян исчерпалось. Разразился глобальный правительственный кризис, в результате которого радикально изменилась как форма правления, так и степень участия граждан в принятии решений. Группа молодых амбициозных политиков, опираясь на социологические выкладки, считавшиеся до этого абстрактными и утопическими, бросила в массы идею диктатуры частного капитала, этакого «народного капитализма», и не просчиталась. Земля превратилась в одно холдинговое предприятие, где каждый гражданин получал базовый пакет акций и право голоса в Собрании Акционеров. Суверенные государства стали компаниями. И все неожиданно пришло в норму. Оказалось, что надо защищать и приумножать собственность, а делать это лучше сообща.

Уже через сто лет на той же самой почве единая, как никогда, Земля отбомбилась по Марсу и крепко приложила не вовремя подавшую голос Венеру. Большая часть населения, сама того не подозревая, жила в долгах, как в шелках. Вырождение биосферы затормозилось, но обратно тоже не шло. Появление на свет здорового ребенка по-прежнему считалось удачей. Взамен политических дрязг между земными правительствами возникли склоки межпланетного уровня. Но, поскольку именно за описываемый период удалось насытить рынок продуктами и земляне перестали умирать от голода, никто особенно не роптал. В то время как отдельно взятый землянин становился все менее кредитоспособен, правительственные структуры, наоборот, крепли. Земля сформировала космические полицейские силы, запретила любые вооружения на частных кораблях и объявила пиратов вне закона. Нехороший промысел был жестокими и эффективными методами быстренько взят к ногтю. А когда забрезжила проблема с колониями, на базе полицейской эскадры начала строиться полноценная армия.

Грянула жестокая и кровопролитная война. И вскоре по ее окончании пиратство возродилось, только в более изощренной форме. Экономическая блокада Марса и частичное эмбарго на торговые контакты с Венерой заставили сепаратистов выдумать заново систему каперства. А действительно, что ты будешь делать, если месторождения на твоей родной земле контролирует противник и разрешает добывать ровно столько, чтобы подданные не загнулись от нехватки ресурсов? И очень быстро полулегальные контрабандисты и вольные охотники Венеры и Марса устроили в Солнечной такой кавардак, что время от времени за ними принималась гоняться чуть ли не вся земная армия. Разумеется, схваченного землянами пирата никто не признавал за своего, а сам преступник обычно в последний момент стрелялся, травился или прыгал в открытый космос. Люди это были отпетые, все настоящие фанатики, в прошлом воевавшие против Земли за независимость своих планет и заочно приговоренные к уничтожению. Живьем их брали редко, а результаты допроса под гипнозом в межпланетной судебной практике все равно не признавались.

Но конфликт пошел на убыль. И пока контрабандисты исправно снабжали осажденные планеты топливом, строительными материалами и прочим сверх установленных Землей норм, все шло как по маслу. А вот когда Земля ослабила тиски и сама заговорила о партнерстве, с несметной толпой космических старателей нужно было что-то решать. Положение усугублялось тем, что смертные приговоры этим людям земляне еще не отозвали. И пока завоевавшие независимость планеты озадаченно чесали в затылке, вооруженные до зубов рыцари левых поставок сами показали характер. Выяснилось, что в Солнечной никто черный рынок не отменял и прикупить редкоземельных элементов по демпинговым ценам согласны многие как в экс-колониях, так и в бывшей метрополии. Кроме того, в Поясе работали мощные лаборатории, производившие медикаменты и точные приборы, и на этот товар тоже нашелся устойчивый спрос. Интерпол сбивался с ног, космическая полиция рвала жилы, а черный рынок все процветал.

На этом фоне информация о том, что какая-то наглая сволочь откупорила законсервированную шахту прямо на марсианской поверхности, никого не удивила. Группа F шла на перехват без особого удовольствия, но кто-то же должен был это сделать. То, что ждало усиленную бригаду Attack Force у Красной планеты, адмирала Успенского совершенно не волновало.

А вот то, что мог увидеть Эбрахам Файн на Цербере, беспокоило Рашена весьма. Потому что контрольный маяк сам по себе не замолкает. Даже разлетись Цербер на кусочки, маяк успел бы встревоженно пискнуть. Возможно, одно из ударных крыльев группы F смогло бы при желании расстрелять хитрую железку до того, как она засечет приближающиеся корабли. Но пираты так виртуозить не умели. Они ловко прятались среди каменных глыб Пояса, а в открытом космосе воевали посредственно.

И вообще, любой корабль, построенный в пределах Солнечной, просто не имел вооружения, способного прихлопнуть маяк одним импульсом.

Поэтому адмирал Рашен на подходе к Марсу нервничал. И даже известие с Земли о том, что он стал дедом вполне нормальной девчонки, не привело его в приятное расположение духа. Тем более что сообщение от сына пришло сухое и официальное. Игорь Успенский отца не любил. Не мог простить ему профессию военного астронавта, холодного и расчетливого убийцы, от чьих рук гибли марсиане, среди которых у Игоря были друзья.

Таких виноватых без вины, как Рашен, на «Тушканчике» хватало. У Фокса на Марсе погиб дядя, после чего от бедняги Майкла навсегда отвернулась мать. С Кенди сестра принципиально не разговаривала. Слегка ненормальный брат Линды, насмотревшись по Сети новостей с марсианского фронта, дождался, когда родственница спустится вниз, и чуть ее не задушил. Технику Ди Ланца, любившему когда-то заходить в пиццерию неподалеку от базы Орли, дважды прямо там били морду его импульсивные соплеменники.

Это все были люди, которые провожали астронавтов на войну, как героев. Нормальные люди, вполне хорошие. Просто за то время, что астронавты провели далеко от дома, в сознании тех, кто оставался на Земле, произошел крутой поворот. И члены экипажей группы F оказались к нему совершенно не готовы. Они делали свою работу, полагая, что действуют от имени всех землян, таких же, как они, рядовых держателей акций.

А вышло на поверку что-то совершенно другое.

* * *

Утвержденный адмиралом флота план операции по зачистке поверхности обрушился на Рашена так неожиданно, что тот даже выругаться толком не сумел. Группе F оставалось полчаса до начала торможения, когда терминал разразился сообщением о приеме кодированной информации чрезвычайного характера. Рашен включил дешифровку и с неудовольствием отметил, что новая вводная – а в том, что это именно она, адмирал не сомневался – будет готова к чтению за несколько минут до начала маневра.

Рашен поспешно вызвал начальника штаба.

– Получил? – спросил он.

– Угу, – буркнул Эссекс.

– И что делаешь?

– Как это что – раскодирую, что еще…

– Послушай, Фил, что это может быть?

– Мерзость какая-нибудь, – без тени сомнения заявил Эссекс. – Иначе зачем ее посылать сразу в два адреса?

Рашен на секунду задумался.

– Умно, – кивнул он. – Соображаешь, Фил.

– И как мы к этому отнесемся? – осторожно спросил Эссекс.

– Почитаем сначала, – вздохнул Рашен. Ему очень не хотелось предполагать худшее, но они с Эссексом уже поняли друг друга без лишних слов. Приказы Адмиралтейства всегда поступают строго по Уставу – командиру лично конфиденциально. А дальше он уже сам доводит содержание приказа до подчиненных в части, их касающейся.

Но сегодня начальник штаба получил копию документа. Дело пахнет жареным. Разумеется, адресованный Эссексу приказ не начнется со слов типа «если командир группы проигнорирует данное распоряжение или отдаст его в искаженном виде, арестуйте командира и обеспечьте неукоснительное выполнение». Это уже не нужно, хватит и того, что у Эссекса перед глазами копия. Сам факт раздела ответственности на двоих заставляет командира делать, что приказано. Особенно когда между командиром и начальником штаба есть разногласия. А Эссекс и Рашен были, на взгляд Адмиралтейства, просто ходячей взаимной обструкцией.

– Тормозить-то будем? – поинтересовался Эссекс.

– Я же сказал – почитаем сначала! – огрызнулся Рашен, дал отбой, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

– Ходовая рубка, сэр! – гавкнул динамик. – Готовность к торможению пятнадцать минут.

– Ходовой рубке – ждать, – устало сказал Рашен.

– Виноват, сэр? Да, сэр! Ходовой рубке – ждать… Господин адмирал, разрешите обратиться? Нам что, пересчитывать торможение или как?

– Что еще за «или как»? – процедил Рашен. – Ты где находишься, астронавт? Ждать! Mudak!

– Ай-ай, сэр!

– Скотина… – пробормотал Рашен, непонятно к кому обращаясь. Ему стало немного стыдно. Он сам распустил людей, привив им тягу к инициативе, а теперь готов был сорвать дурное настроение на подчиненном, который ничего особенно крамольного и не сказал. Но именно сейчас Рашен предпочел бы, чтобы на месте этого капитана за пультом сидела его бывшая начальница психопатка Марго. Она была профессионалом старой школы и умела ничему не удивляться. Потому что в годы ее курсантской молодости слишком откровенное удивление несуразному приказу из человека еще в училище выколачивали. Руками его же менее независимых сокурсников. Причем если в мужском училище только били, то в женском могли от избытка фантазии устроить и что-нибудь похлеще.

Цель преследовалась по военным меркам благая – научить подчиняться, не рассуждая. Поставить в строй и зафиксировать на месте. Но курсанту Успенскому, которого и так постоянно шпыняли за то, что русский, размеры мордобоя показались завышенными. Он вообще это дело не одобрял, потому что, в отличие от многих, умел добиваться своего убеждением. Став офицером и завоевав авторитет, он много сил потратил на то, чтобы порядки в училищах стали либеральнее. А теперь иногда жалел об этом. Прослужив на флоте больше четверти века и оказавшись во главе ударных сил, он уже почти не использовал былое знание психологии, нажитое потом и кровью. Лейтенанту Успенскому, чтобы воевать и выживать, требовались подчиненные-друзья. Адмиралу Рашену для того же понадобились винты и гайки.

Сам-то он почти не изменился за эти годы. Поменялся характер задач.

– Здесь Боровский, сэр. У нас проблема?

– Ждать, – в который раз сказал Рашен. На этот раз – благодарно.

– Понял? – спросил в ходовой рубке Боровский расстроенного капитана, принявшего «скотину» в свой адрес. – Давай, все пересчитывай к едрене матери. В первую очередь посчитай-ка разворот к Земле. И на всякий случай – выход к Поясу. Да, на крайняк посмотри еще обход Марса по касательной с пролетом над точкой. Осознал? И расслабься. Сам нарвался. Мог бы и самостоятельно все решить, не задавая дурацких вопросов.

– Хотел бы я знать, что случилось, – заметил приободрившийся капитан, вводя задачи в ходовой процессор.

– Ну какая тебе разница?! – простонал Боровский, заводя глаза к потолку. – Все узнаешь в свое время.

– Интересно, когда нам рассказывали это самое «все»? – ехидно спросил капитан.

– Интересно, когда ты в последний раз был лейтенантом, – не очень понятно, но с явной угрозой произнес вместо ответа Боровский.

Капитан оторопело зыркнул на старпома и рефлекторно ссутулился.

Рашен в своей каюте подался вперед и впился глазами в монитор.

– Ого! – только и сказал он.

Приказ отменял заказанную Адмиралтейством операцию по зачистке поверхности. Вдумчивая пальба с безопасных дистанций потеряла актуальность. Ни с того ни с сего Дядя Гуннар потребовал от группы F стремительной атаки. В древности это называлось «кавалерийский наскок».

Новый маневр, предписанный Адмиралтейством группе F, был из разряда фигур элементарного пилотажа. Штурмовка – проход над поверхностью по касательной на минимально допустимой высоте с максимально возможной для ведения прицельного огня скоростью. Обычно такие маневры выполняются, когда внизу тебя ждут мощные зенитные вооружения. Появляешься внезапно, даешь залп, и немногим уцелевшим даже стрелять некуда, потому что вспышка лазера была с одной стороны, а ты уже с другой и преспокойненько улетаешь дальше по своим делам. Попасть в решившийся на штурмовой заход круизер или дестроер почти нереально.

Никаких аналогий с пулей – ты летишь гораздо быстрее.

Главное – идти как можно ниже, чтобы зенитные лазеры не успели развернуться тебе вслед. Мощная наземная установка легко продырявит обшивку корабля. Но повернуть ее зеркало на большой угол – задача на десятки секунд. А ты проскакиваешь верхнюю полусферу за несколько. И пока эта дура внизу крутится, второй такой же отчаянный, как ты, заходит откуда-нибудь сбоку. А третьего, как правило, и не требуется.

При условии, что ты не царапнул поверхность брюхом и не влетел прямо во вражеское расположение вперед ногами. Выхлоп у корабля не всегда стабильный, и судно чуть-чуть рыскает. В космосе это неважно, а над поверхностью отклонение в десяток метров бывает смертельным. Еще на сверхнизких высотах иногда барахлит авионика. Короче говоря, штурмовой заход – развлечение для асов, в руках которых хорошо отлаженные суда.

Конечно, в плотных атмосферах Земли или Венеры этакие фокусы вообще не проходят – сгоришь. А если идти на авиационных скоростях, то заметят тебя издали, просчитают траекторию и вполне успеют зацепить хотя бы по удаляющейся корме. Над атмосферными планетами умнее висеть невидимкой и постреливать с высоты километров в пятьсот. Выстрелил – отпрыгнул. Снова выстрелил. Пусть у их компьютеров мозги трещат в попытке догадаться, куда именно ты отскочил. Эту тактику земляне применяли над Венерой, и она вполне себя оправдала.

Но марсианский квазивоздух штурмовой заход позволял, атмосфера там была разрежена и имела ерундовую по земным меркам глубину. Рашен выполнял штурмовые маневры над Красной планетой неоднократно, как в одиночку, так и в составе эскадрильи. Однажды пришлось даже целым крылом атаковать оборонительные сооружения Ред-Сити. Потери ограничились дестроером, который все равно уполз по инерции на орбиту, хотя корма у него была как решето. Зато вовремя катапультированный реактор с пробитым охлаждением падал на головы марсианам, и позже говорили, что эта импровизированная атомная бомбардировка сыграла в штурме Ред-Сити не последнюю роль. Правда, реактор так и не взорвался, что тоже записали группе F в плюс – не испортили трофейный город.

Только вот теперь дело было не в зенитных установках. Дело было в подлетном времени.

Судя по сообщению Адмиралтейства, марсиане вдруг заартачились, отказались от услуг земного десантника и решили захватывать базу контрабандистов собственными войсками. Очень уж много разрушений производил земной десант, к тому же убивал направо и налево, и это марсиане затвердили накрепко. Во всяком случае, такова была их аргументация. За группой F оставалась артподготовка, а все остальное марсиане собирались делать сами.

– Интересно, – пробормотал Рашен. Его не волновало, кого именно такого для марсиан ценного могли захватить или пристрелить земляне внизу. Или что такое необычное пряталось от земных глаз в подземном городе вокруг шахты. В Адмиралтействе это должны были понимать. Но, видимо, имели приказ Директоров не вмешиваться в дела суверенной планеты. Тем более что марсиане уже активно стягивали войска к атакуемой базе, и группе F теперь приходилось не спешить, а догонять.

Так или иначе, Рашен получил категорическое распоряжение отправить домой за ненадобностью мегадестроер «Старк», десантник «Декард-2» и все свои четыре бэттлшипа с приданным им эскортом, а остальными силами продолжать разгон. Пройдя по кромке атмосферы, отстреляться по площадям и по широкой дуге уйти к Поясу на соединение с полицейской эскадрой Рабиновича, где и ожидать дальнейших указаний.

Под конец Адмиралтейство напоминало, что группе положено хранить строгое радиомолчание и не пытаться контактировать с Сетью. Для входа в Сеть у группы был отдельный канал, и сейчас на нем висел ложный пользователь, имитирующий рутинную перекачку данных. Предполагалось, что группа F все еще находится в окрестностях Земли. Это было стандартное прикрытие секретной операции. Во-первых, с удалением группы от наземных информационных станций менялся характер сигнала, и мало-мальски сведущий оператор мог бы сообразить, что корабли уходят в космос. Во-вторых, в боевой обстановке флот традиционно отсекался от публичной информации, дабы общественное мнение не влияло на характер его действий. В подтверждение верности такой политики Адмиралтейство всегда приводило случай с капитаном Ризом, который, начитавшись перед боем пацифистских опусов, поддался комплексу вины и сорвал важную десантную операцию.

Приказ завершался требованием немедленно по прочтении вновь его закодировать. Рашен со вздохом перечитал документ и вернул его в прежнее состояние бессмысленной мешанины знаков. И не успел вызвать Эссекса, как тот появился на мониторе сам.

– Ну? – спросил начальник штаба.

– Как тебе это все?

– Не знаю. Вроде бы логично. Бэттлшипы жалко. Мы и вернуться не успеем, а из них уже грузовиков понаделают. А «Старк»? Такая машина! Как-то все сразу навалилось… Если они уйдут и вся мелюзга, которая с ними, в группе F останется двадцать активных единиц.

– Как нарочно все задумано, чтобы мы вернулись тихие и послушные, знающие свое место.

– Вот! – поддержал адмирала Эссекс. – Обдумать ситуацию не дали, погнали воевать. Теперь оттяпали полбригады. Форменный заговор против группы F, попомни мои слова, Алекс. Недаром мы потом не к Земле уходим, а к полицейским в лапы. Боятся нас. Ох, боятся…

– Ну, положим, насчет «к полицейским в лапы», это ты загнул. Мы и без линкоров всю полицию зажарим в пять минут. Не паникуй. Не станет полиция с нами связываться ни в коем случае, ты же их знаешь, они профессионалы. А насчет того, что нас боятся, это я с тобой согласен, да. Ну что, Фил? Кончается военный флот? Чувствуешь?

– Я не думал, что это будет так сразу, – признался Эссекс.

– И нам действительно не дали времени подготовиться, – вздохнул Рашен. – Ну ладно. До Собрания Акционеров мы все равно не вернемся, топлива для бустеров нам больше никто не даст. А там, глядишь, и оставят нас летать, пусть и в урезанном составе.

– Оптимист! – сказал Эссекс. Как выругался.

– На себя посмотри. Ладно, что дальше? Мы выходим к Марсу очень удобно, как раз по касательной к отрабатываемой точке. Но вот тебе, старина, придется сделать небольшой крючок.

Эссекс судорожно зевнул. Его штаб на «Гордоне» в любом случае должен был корректировать заход группы на цель и управлять огнем. Так что в изменившихся обстоятельствах «Гордону», чтобы сделать «небольшой крючок», предстоял маневр на самых больших в группе ускорениях, как положительных, так и отрицательных, а потом еще и лишний разгон. Жилистый Эссекс ускорения не боялся. Он просто заранее предвидел, какие нагрузки лягут на ходовую часть корабля, и уже привычно нервничал.

– Значит, все лишние пусть встают на разворот и дуют обратно, – резюмировал адмирал. – Торжественного прощания не будет. Во-первых, нечего их раньше времени расстраивать, во-вторых, приказ все-таки секретный. А остальные – сам знаешь, полный вперед.

– Сейчас посчитаем, – кивнул Эссекс.

– Погоди минутку, – усмехнулся Рашен. – Спорим, мои охламоны уже посчитали все возможные маневры? Включая и штурмовой заход?

– Даже спорить не буду. Ладно, разбирайся, мне же работы меньше.

– И не психуй, Фил.

– На себя посмотри.

– Отправляй пока ребят.

– Догадался, господин адмирал, сэр…

Рашен с усилием оттянул воротник и поворочал шеей.

– Пожалуйста, Фил, не переживай так, – очень мягко попросил он.

Эссекс что-то недовольно буркнул и отключился.

Рашен встал и был вынужден схватиться за кресло, потому что его вдруг повело вбок. Если кто и не был готов, что у него вдруг отгрызут половину группы, так это ее командир. Вернуться с победой на Землю, собрать волю в кулак и одним махом сдать дела он мог. А вот терять самое дорогое по частям… Внезапная утрата самых мощных кораблей и всего москитного флота в придачу страшно ударила по его самолюбию. Унизила, как никогда в жизни. Видимо, в Адмиралтействе действительно хотели сделать все для того, чтобы пришел адмирал Рашен домой, как он сам выразился, тихий и послушный, знающий свое место.

Только на самом деле его разозлили.

Русский парень Олег Успенский с детства привык к унижениям, дискриминации, угрозам и всяческим плевкам в душу. И уже годам к двадцати напугать его, заставить плясать под чужую дудку, короче говоря, согнуть было совершенно невозможно. А сам он пугать, заставлять и гнуть так и не научился, видимо, это шло вразрез с русской ментальностью. Но зато приобрел редкую способность вербовать сторонников и уговаривать противников. Выбился в люди исключительно за счет ошеломляющей честности и прямоты. От него не ждали подвоха даже самые прожженные лжецы, готовые всех и вся подозревать в обмане.

И каждый раз, сталкиваясь с подлостью и интригами, Рашен хватался за голову, чтобы не потерять ее.

Он уже предчувствовал, что выход группы F к Поясу на соединение с полицейскими силами задуман Адмиралтейством неспроста. Против группы уже была совершена какая-то вопиющая подлость, только непонятно, в чем именно она заключалась. И Адмиралтейство боялось, что, когда мерзость всплывет, Рашен двинется к Земле искать справедливости. Тогда полиция возьмет «Тушканчик» на абордаж и схватит взбунтовавшегося русского. А Эссекс покорно отведет группу на верфи под реконструкцию. Вполне разумный план.

Это если не предполагать, что Рашен бросит у Марса один скаут и заставит его прослушивать эфир. И, если удастся, нащупать контакт с Сетью. А значит, оторванная в секретном походе от информации группа F обретет уши. И быстро разберется, что против нее задумали.

И если не знать, что с виду лояльный Эссекс увяз в антиправительственном заговоре по самое никуда. Причем с огромным удовольствием.

А также если не учитывать взрывоопасное настроение рядовых астронавтов, готовых скорее обстрелять Землю, чем спуститься на нее.

И значительно переоценивать желание полицейских конфликтовать с элитной ударной бригадой, во главе с человеком, у которого они всю жизнь учились воевать. За исключением разве что полицейского адмирала, который учился вместе с Рашеном.

Только вот одна загвоздка. Как, зная все это, выдержать напряжение предстоящих дней? Уберечься от мучительных раздумий о том, как именно тебя подставили? Сохранить выдержку, когда беда нагрянет? И не сорваться в истерику, найти выход с трезвой головой?

Лучший выход. А может, и единственный.

Рашен нащупал рычажок интеркома.

– Старпом коммандер Боровский, – сказал он. – Ко мне!

* * *

В унитазе тихо журчало и хлюпало. Скаут «Рипли» осторожно выдвинулся из тени, ощупывая поверхность Цербера оптическими сканерами.

– Вот он, наш маячок… – проворковал Файн, вглядываясь в монитор. – Целенький. Что же ты молчишь, зараза, а? Так. Мужики, а это что?

– В радарном диапазоне не виден. В инфра не виден. Шеф, можно СВЧ?

– Даже и не думай. Ну, мужики, смотрите, пока живые.

На поверхности по обе стороны от маяка сидели два удивительных аппарата. Странные кривые загогулины совершенно нечеловеческой формы, больше всего похожие на засохшие ветки деревьев. Никакой симметрии. И никакой привычной земному глазу маскировки. Серебристая обшивка, мягко светящаяся изнутри. Иногда по телам кораблей пробегала едва заметная дрожь.

– Очень большие, – заметил второй навигатор. – Размером с бэттлшип. Даже не верится…

Файн отстегнул от стены и подтянул к себе терминал дальней связи, набрал команду, и рука его повисла над контактной доской. Теперь одно движение, и информация о том, что чужак обнаружен, уйдет в глубь Солнечной, туда, где ее перехватят антенны «Гордона». Но, подав сигнал, «Рипли» обнаружит себя. До этого момента засечь скаут известными земной науке методами было крайне трудно. Судя по индифферентному поведению чужих, их наука тоже в этом плане недалеко ушла.

Только направленный луч СВЧ-сканера мог бы нащупать «Рипли», но для этого нужно было как минимум догадаться, что микроскопическая железная блоха подгребла к тебе с тыла, не изнутри планетной системы, а от периферии. И все равно луч узкий, скаут маленький…

Но вот сейчас «Рипли» подаст голос. Один-единственный импульс, а как страшно…

Файн пихнул терминал за спину, в корму, туда, где сидел и обмирал с перепугу молодой техник.

– Эй, малыш, – позвал Файн, не оборачиваясь. – По моей команде нажмешь ввод. Приготовились, сейчас будет полная тяга и кувырок. Джонни, управление на меня. Папаша Эйб намерен порулить.

– Ты хоть скажи, чего задумал, шеф, – попросил второй навигатор.

– Как обычно – спасти наши хитрые задницы. Малыш, готов?

– Да, сэр, – через силу выдавил техник.

– Молодец. Господа, сейчас мы развернемся и покажем им корму. Отвалим в тень, насколько успеем, потом встанем к этим уродам носом и полный ход. Ясно?

Экипаж молчал. Файн не предлагал ничего революционного, он просто собирался опробовать на чужих, буде те вздумают броситься в погоню, стандартную земную тактику. Боевые корабли, произведенные в Солнечной, имели один радикально демаскирующий недостаток – выхлоп отражателей. Поэтому в бою они старались держаться к противнику носом или бортом, но только не кормой. Если тебе зашли в хвост, ты отнюдь не обречен, ведь между отражателями стоят мощные лазеры. Начинается артиллерийская дуэль. Но все равно противник тебя отлично видит, а ты его – так себе.

А на скауте пушек нет вообще, если не считать штатный пистолет командира, предназначенный для разрешения возможных конфликтов на борту. Поэтому разведчик скорее бросится на врага, чем от него. Проскочит в опасной близости, вырубит тягу и уйдет по инерции, крошечный и совершенно невидимый. Если поблизости найдутся планеты, он еще и их гравитационные поля задействует так, чтобы заложить дугу и умотать в любом направлении, кроме того, которое могут рассчитать компьютеры преследователя.

– Может, еще не засекут… – предположил Джонни.

– Ну, это мы сейчас посмотрим, да?

– Надо же – чужие… – пробормотал техник, как будто до него только сейчас это дошло.

– Жми на кнопку, малыш, – усмехнулся Файн. – И да пребудет с тобой Шворц.

Техник не оценил шутки, вздохнул и стукнул пальцем по доске.

Несколько секунд прошли в абсолютной тишине и неподвижности. Потом кто-то нервно скрипнул зубами.

И, словно услышав этот скрип, чужие пошевелились. По телам кораблей прошла волна мелкой вибрации. А потом обе засохшие ветки с неожиданной легкостью отлипли от поверхности и неспешно пошли вверх. На какой тяге это делалось, было совершенно непонятно.

– Малыш, жми снова! – рявкнул Файн.

Техник послушно ткнул контакт, и второй импульс ушел домой, передавая информацию о том, как именно движутся чужие.

– Готово! – доложил техник.

– Зае…сь! – сказал Файн и рванул скаут немыслимым кувырком через голову.

Чужие вдруг наддали и очень резво бросились вдогон.

– Идиоты, – прорычал Файн. – Сразу видно – не евреи. Зачем вдвоем-то?

«Рипли» на половинной тяге уходил в тень. Чужие не отставали.

– Ща как стрельнут… – заметил Джонни.

– Не-а, – помотал головой Файн. – Им «язык» нужен.

Он чуть подкорректировал движение, маневровыми двигателями загибая траекторию к поверхности Цербера. Чужие немного разошлись, явно намереваясь прижать скаут к планете.

– Чистые марсиане, – сказал Джонни. – Дураки. Шеф, реактор готов к полной тяге. Все системы ОК.

Файн убрал энергию с отражателя, и суденышко пошло по инерции. Чужие вдруг заметались, их полет стал волнообразным.

– Не видят… – обалдело прошептал Джонни. – Не может быть… Вот же мы!

И в тот же миг корпус «Рипли» содрогнулся, как от попадания. Корабль затрясло. От тошнотворной мелкой вибрации перед глазами у астронавтов все поплыло. Казалось, люди и механизмы сейчас распадутся на части. Кто-то из экипажа громко застонал.

– Держись! – крикнул Файн. Скаут перевернулся, нацелившись в промежуток между кораблями чужих. Вздрогнул, уже по собственной воле, и с пушечным ускорением рванул вперед.

Тряска прекратилась – видимо, скаут миновал границу наведенного чужими поля. «Рипли» наискосок проскочил между врагами, отвесно рухнул к поверхности Цербера и на бреющем, как заправский истребитель, почесал вокруг планетки, лихо маневрируя среди остроконечных скал. Прыгнул вверх уже на освещенной стороне, оттолкнулся полной тягой, развернулся к опасности носом и задом наперед по инерционной траектории полетел внутрь системы.

Чужие медленно выплыли из-за Цербера и остановились будто в нерешительности.

Файн поморгал, стряхивая воду с ресниц. С трудом разглядел индикатор времени среди прочих данных, проецируемых на внутреннюю сторону забрала. С момента начала движения прошло двадцать пять минут. Несмотря на яростную работу систем обдува и дегидрации, внутри скафандра можно было утонуть в собственном поту. Так крутиться, как в этот раз, коммандеру Файну даже на войне случалось редко. От соплеменников можно было оторваться на куда меньших ускорениях. Впрочем, у страха глаза велики. Чужие оказались не больно-то проворными. Если только не хотели показаться таковыми.

Файн отстегнул ремни и осторожно, чтобы не взлететь, потянулся всем телом.

– Если уйдем, – сказал он, – нужно будет как-то тормознуть этот дурацкий ремонтник. Сцапают они его и препарируют за милую душу. Как только будет подтверждение от Задницы, попросим его…

Он не успел договорить. Увеличенное оптикой изображение чужих на обзорном экране вдруг покрылось зыбкой пеленой. Задрожало. Расплылось.

Вспыхнуло ослепительно белым теплым светом.

Рефлекторно Файн закрыл глаза. И понял, что это уже не имеет значения. Он не в силах был пошевелиться. Его словно взяли за шкирку и подняли в воздух, беспомощного и жалкого. Думать еще получалось, а двигаться – нет.

Он приоткрыл один глаз. Вокруг все было залито пульсирующим белым теплом. Разглядеть что-либо внутри рубки не представлялось возможным – только плотный яркий туман.

Возникло ускорение, небольшое, но вполне ощутимое. Чужие каким-то образом подтягивали «Рипли» к себе. Безвольно висевшая рука Файна, обретя вес, легла рядом с контактной доской. Файн с тоской отметил, что остался шанс – стоит прижать контакт, и реактор даст тягу, плавно увеличивая значение до максимума. Скаут рванет навстречу чужим, и удастся ли им поймать его, это еще большой вопрос. А почему бы не… Только вот как? Двигательные функции блокированы полностью. И волной накатился страх. Парализовав тело, чужие собирались вдобавок подавить и волю, используя для этого естественные реакции человеческого мозга. «Страх убивает мысль». Кто это написал? Беспричинный и от этого еще более навязчивый ужас рождался где-то в груди и заполнял всю душу.

В наушниках раздавались неразборчивые стоны, и от этого становилось еще жутче. Файн снова закрыл глаза, попытался найти какой-то выход из сложившейся безумной ситуации и понял, что уже ничего не соображает. Он только хотел, чтобы пытка кончилась поскорее. Кончилась… Кончилась… Как заставить чужих прекратить это? А почему, собственно, их? Можно заставить себя отключиться. И тогда плевать, что вокруг. И тогда…

У Файна не хватило сил даже обрадоваться. Для этого ему было чересчур страшно. Во рту плавала слюна. Чудовищным усилием воли Файн заставил себя глотнуть, чтобы потом ненароком не захлебнуться. Сильно выдохнул.

И не вдохнул.

И принялся ждать.

Для Файна этот выкрутас был не внове. Он частенько закладывал за воротник, в пьяном виде легко терял человеческий облик, пил жадно, обливаясь и захлебываясь, и сталкивался в результате с мучительной икотой. А боролся он с ней просто – задерживал дыхание почти до обморока. Здесь главным было умение себя обмануть, заставить организм поверить, что ему без воздуха только лучше.

Горло сдавила болезненная судорога. Перед глазами поплыли круги. Еще немножко продержаться. Еще. И все будет ОК. И все по… лу… чит…

Файн потерял сознание. Его тело, не удерживаемое ремнями, завалилось вперед. Прямо тяжеленным шлемом на ждущую распоряжений контактную доску.

Бац!

Реактор послушно выплюнул энергию на отражатель. В точке сгорания плазмы вспыхнуло маленькое солнце. «Рипли», как ужаленный, прыгнул вперед. Наддал еще. Потом добавил. Выдал полную тягу.

И стало темно.

* * *

Как и многие другие изобретения, доставшиеся человечеству в наследство от талантливого, но своеобразного племени русских – вроде матерной ругани, пирогов и танца вприсядку, – дальняя космическая связь отличалась простотой замысла и ограниченным характером применения. Кванты электромагнитного излучения в оптическом диапазоне несли информацию в световом темпе, не зная помех и без затухания сигнала. Маломощный передатчик того же «Рипли» позволял без проблем отправить нежный привет хоть в Туманность Андромеды. Все бы ничего, но сложность дешифровки низводила многие достоинства такой связи до вполне прозаического уровня. Радио было настолько дешевле, что ДС так и осталась сугубо дальней связью, окупающейся только на больших дистанциях, когда во главе угла стояли надежность и четкость передачи. В этом отношении ДС была совершенно безупречна.

Поэтому информационный бакен-накопитель группы F, предусмотрительно сброшенный там, где ему быть не полагалось, а значит, почти недоступный для не в меру любопытного Адмиралтейства, получил с «Рипли» отменную картинку. Эбрахам Файн, приказав технику давить на кнопку, мог после этого, как он сам любил поговаривать, «загибаться уже сколько влезет и с чистой совестью».

А остатки ударных крыльев группы F в виде семи круизеров и четырех звеньев дестроеров перестраивались в атакующий ордер. Вырвавшийся далеко вперед на «Гордоне» Эссекс притормаживал над зоной поражения и, в нарушение адмиралтейских инструкций, готовился бросить вниз скауты. Приданный группе ремонтник ковылял в безопасном отдалении, по уши загруженный ремонтом себя. На «Тушканчике» вовсю сифонили злополучные прокладки. У «Фон Рея Третьего» опасно грелся реактор. «Роканнон-2» вообще, как оказалось, не мог стрелять из-за фатального сбоя в телеметрии, но доложить об этом по команде мешало уставное радиомолчание.

Первым его нарушил Эссекс, когда черные тени земных судов уже заходили в атаку. И нарушил не как-нибудь, а по открытому голосовому каналу. Сказал два слова на межпланетной аварийной волне.

– Фокстрот виски! – проскрипел он своим знаменитым на всю Солнечную голосом, от которого бдительные марсианские связисты внизу сначала окаменели, а потом дружно полезли на стенку. «FW» – группе F предупреждение.

Позже за этот выкрутас Заднице приписывали высокий гуманизм в истинно европейских традициях. Называли благородным рыцарем и тому подобное.

А он всего-навсего получил со скаутов недостающую информацию, рассмотрел внимательно полную теперь панорамную картинку поверхности и заметил неладное. Быстро просчитал варианты и принял решение на всякий случай поднять шухер. Дабы избежать возможных неприятностей.

Боевая рубка круизера серии 100 упирается в полусферический обзорный экран. Посты офицеров стоят на небольшом возвышении и расположены ступенчато, будто кресла в театре. Впереди и внизу, основанием на кромке экрана – пульты старшего навигатора и бомбардира. У них за спиной большой контрольный пост командира. Дальше располагаются двое связистов. Имеется еще пара резервных универсальных пультов на случай, если понадобится усадить посредника или высокое начальство. Но обычно в «боевой» работает только пять человек. Весь прочий необходимый старшим офицерам персонал разбросан по круизеру на первый взгляд совершенно бессистемно. Многие из подчиненных в бою вообще не ведают, что творят. Их дело – быстро выполнять приказы.

Во время атаки все, что происходит вокруг судна, видно только из «боевой». Хорошая картинка на мониторах огневой группы, сидящей прямо в геометрическом центре корабля. Неплохой обзор еще и у резерва – младших навигаторов, которые занимают на время боя ходовую рубку. Вообще, непосредственных участников событий набирается не больше пятидесяти человек. Отдыхающая вахта лежит по каютам, застегнув маски спецкостюмов, и давит храпака. Если нужно будет кого-то подменить или вообще покинуть терпящий бедствие корабль, их разбудят.

Принцип «меньше знаешь – лучше спишь» не распространяется в боевой обстановке только на командира, старпома и бригаду техников. Их подменять некому. Пост Рашена в боевой рубке, Боровского – в ходовой, Вернеру с командой положено сидеть у переборки реакторного отсека. Еще на идущем в бой «Тушканчике» обязаны бодрствовать доктор Эпштейн и ассистирующая ему в трудных случаях Линда. Чем и занимаются беспробудно. У этой парочки все поперек Устава – в походе работы невпроворот, а в бою как раз можно и отоспаться. Пока на корабле спокойно, обязательно кто-нибудь либо ногу подвернет, либо ударится в депрессию. А едва начинается война, тут все как на подбор абсолютно здоровые люди, некуда печать ставить. Вот и лежи себе, отдыхай, пока родной «Тушканчик» паче чаяния не заработает сквозную дырку в рабочей зоне. Чего на круизерах практически не бывает, а если вдруг и случится, так мертвецам терапия все равно ни к чему.

Поэтому к моменту выступления контр-адмирала Эссекса в прямом эфире жизнь на круизере «Пол Атридес» шла своим привычным чередом. Флагман идеально держал позицию в центре атакующей группы и, басовито урча накопителями, падал на Марс. Идущие в авангарде дестроеры уже коснулись верхних слоев атмосферы.

– Внизу небольшая турбулентность, – сказала Ива. – Может быть, на входе слегка тряхнет. Полагаю, все пристегнуты?

Рашен, адмиральские функции которого на данный момент исчерпались и сводились к глубокомысленному рассматриванию информации на мониторе, благодушно хмыкнул.

– Две минуты до огня, – доложил Фокс.

– Да. Эй, что там в эфире? Клиент не шевелится?

– Никак нет, сэр. Есть небольшой фон, но это их мобильные рации.

«Тушканчик» вдруг дернуло и ощутимо поволокло влево. Судя по всему, «небольшая турбулентность» тянула на серьезный шквал.

Корабль рыскнул и встал на прежний курс.

– Буря, – пробормотала Ива. – Смерч. Посмотрите, сэр, внизу настоящий торнадо. Идет к нашей цели.

– Вот они и не шевелятся, – заключил Рашен. Обозначающие положение кораблей звездочки на его мониторе показывали, что группа отлично держит строй. – Ровно идем. Точно по графику. Даже…

Тут-то Эссекс и произнес исторические слова.

Астронавты потом говаривали, что, когда раздалось это напрочь демаскирующее группу «FW», им показалось, будто от такого кощунства на секунду остолбенел весь обитаемый космос.

– Идиот! – заорал в боевой рубке «Тушканчика» Рашен и вызвал Эссекса на кодированной волне.

– Есть захват цели, – безмятежным тоном доложил Фокс.

Заходящий в атаку круизер звенел, как струна.

Рашен громко сказал по-русски нечто такое, чего никто не понял. На «Тушканчике» знали адмиральский лексикон, но это было что-то новенькое.

Поругаться от души начальник штаба ему не дал.

– Большое скопление техники в зоне поражения, – быстро сказал он, появляясь на мониторе. – И никого вокруг.

– Что ты наделал, suka! Расползутся же!

– Не успеют. Я повторяю – никого вокруг на верных сто миль.

– Ну и что, ты, адмирал хренов!

– По Уставу союзные войска должны уже быть здесь на дистанции в тридцать миль и ждать, когда мы отстреляемся.

– Какой Устав, ты, придурок, они же марсиане!

– Да, но согласовывали-то операцию наши. Значит, мы должны ориентироваться на земной Боевой устав. В противном случае нас бы предупредили.

– Ты действительно Задница, – ответил Рашен и отключился.

Эссекс сделал жест, как будто умывает руки. На контр-адмирала смотрели удивленные глаза – никто из его подчиненных, сидевших в оперативной рубке «Гордона», смысла этого движения не знал.

Внизу появились желтые всполохи – кто-то наугад молотил небеса лазером. Смысла в этом не было никакого, группа F все равно избрала для атаки самое бредовое направление.

Рашен, бормоча под нос русские слова, повернулся к обзорному экрану.

– Марсианскую волну мне немедленно, – приказал он. – Голосовую связь!

– Минута до огня, – напомнил Фокс.

– Знаю! – рявкнул адмирал. – Дайте связь! Найдите их!

Ива, которая сейчас наводила вибрирующий и рыскающий на курсе «Тушканчик» на цель, не могла повернуться, но отлично представляла себе, какие у адмирала злые глаза. Такого, что творилось в эту минуту, она еще не видела. Ей и в голову не приходило, что это возможно – за считаные мгновения до атаки искать контакта с противником.

Беспорядочная пальба снизу прекратилась. А динамики аудиосвязи вдруг ожили.

– Поверхность вызывает адмирала Эссекса! – прокричал незнакомый голос. – Ради бога, адмирал!

– Контр-адмирала Эссекса, – сварливо поправил Рашен, прислушиваясь. – Не узнаю. Что это еще за hui s bugra?!

– Не идентифицируется, – доложил связист. В голосовой картотеке «Тушканчика» были данные на всех действующих марсианских командиров. Иногда это здорово помогало раскрыть чужую военную хитрость.

– Здесь Эссекс, – раздалось в эфире. – Кто вы?

– Полковник Тон, самооборона Республики! Где вы, адмирал? Что происходит?!

– Почему атаковали, не дождавшись нас?

– Да… как же… Что значит – не дождавшись?

– У нас приказ о совместной операции. Мы отстреливаем площади, вы захватываете.

– Кого захватываем?! – изумился марсианин.

В эфире воцарилось гробовое молчание. Судя по всему, Эссекс терзался сомнениями. Или уже сожалел о проявленном благородстве и прикидывал, что ему за это будет от Рашена.

– До огня тридцать, – сказал Фокс.

– Никакого полковника Тона, – доложил связист. – Не было и нет, я проверил.

– Я так и думал, – кивнул Рашен. – Дурят нашего брата. Ох, уйдем живыми, Заднице несдобровать… Удавлю паникера.

– Здесь просто шахты… – промямлил марсианин. – Мы охраняем… Только не стреляйте, бога ради…

– К сожалению, бога нет, – сказал Эссекс с тоской в голосе. – Эй, Алекс! – позвал он. – Прости меня, дурака.

– Вот бог и простит, – усмехнулся Рашен. Липовый полковник окончательно выдал себя. Марсиане не были религиозны. А вот пираты и контрабандисты, люди суеверные по самой природе своей воровской профессии, – были.

– Адмирал Успенский! – орали снизу. – Не надо! Что вы делаете! Мы же свои!

– Время! – резко выдохнул Фокс.

Марсианская база снова озарилась вспышками. Опять мимо.

– Разрешаю, – негромко сказал Рашен.

Фокс мягким движением огладил рукой контактную доску. «Тушканчик» содрогнулся всем своим могучим телом, и скальное плато внизу заволокла бурая туча.

За какие-то доли секунды группа F, плюясь огнем, проскочила над целью и ушла. Вслед земным кораблям не было сделано ни единого выстрела. Судя по всему, стрелять было уже некому. Обрабатываемый участок поверхности закрыла плотная стена пыли, сквозь которую слабо просвечивал медленно набухающий малиновый шар.

– Цель подавлена, – доложил Фокс.

– Как у нас? – спросил Рашен.

– «Роканнон» не стрелял. Облом системы, отказ главного ствола. В остальном все чисто.

– Всем отбой. – Рашен вывел на обзорный экран картинку оставшейся далеко позади марсианской поверхности. – Н-да, подпортили мы им обстановочку… Капитан-лейтенант Кендалл!

– Да, сэр! – хрипло отозвалась Ива. Удержать «Тушканчик» на бреющем стоило ей большого труда.

– Дальше идем по плану. Молодец, детка.

– Да, сэр.

– А теперь Задницу мне на растерзание! – приказал Рашен почти весело.

* * *

Эбрахам Файн проснулся и с удивлением обнаружил, что он вовсе не голый и находится отнюдь не в постели жены, где только что показал себя настоящим астронавтом. В действительности разведчик был упакован в боевой скафандр и безвольно свисал с кресла на борту «Рипли». Файн с трудом выпрямился. Некоторое время он сидел неподвижно и часто моргал, приходя в себя. Потом шевельнул головой, ухватил ртом загубник и выпил несколько глотков холодного энерджайзера. От напитка ему сразу полегчало, и он смог осмотреться.

Телеметрия показывала, что из последних двадцати часов около тридцати минут коммандер пребывал в глубоком обмороке, а остальное время спал. Прочие члены экипажа в бессознательном состоянии находились кто час, кто два, а потом у них обморок тоже перешел в сон, не вполне здоровый, насыщенный кошмарами, но в целом нормальный.

Скаут удалялся от Солнечной на ускорении, близком к предельному. Картина звездного неба впереди не сулила ничего радостного. Файн вывел на монитор данные следящей оптики, быстро прокрутил запись и обомлел.

За время неуправляемого полета «Рипли» чужие догоняли скаут дважды. Через два часа, а затем еще через полтора две сверкающие загогулины неожиданно выскакивали прямо по носу корабля и пытались воздействовать на него каким-то загадочным гравитационным полем. Оба раза маленькое суденышко благополучно проныривало между преследователями, и стоило ему удалиться на какую-нибудь сотню километров, как чужие испарялись. Появление и исчезновение чужих происходило как по мановению руки – сгустилось вдруг из ничего серое облачко, и возник чужой. Повисел, задрожал, обволокся дымкой и растаял.

Файн восхищенно охнул. Легендарная нуль-транспортировка, которую земляне пытались обкатать на прототипе «Горбовски» и в которую, похоже, толком не верили даже разработчики корабля, действительно существовала. Файн вспомнил казус со «Скайуокером», прикинул, какие преимущества даст нуль-Т чужакам в реальном бою, и охнул еще раз.

«Почему они нас отпустили? – подумал Файн. – Не может же такого быть, чтобы у них, как и у нас, и оружие, и ходовая часть питались от одного источника. Точно, не может. Чужие свободно генерировали это свое загадочное излучение сразу после того, как выходили из подпространства, или как его там… Значит, и выстрелить могли на прощание нам в корму. Получается, нас отпустили намеренно? Или я о чужих слишком высокого мнения… С перепугу».

Файн крепко зажмурился. Потом непослушной рукой тронул контакты на подлокотнике кресла и принялся работать. Через несколько минут он закончил расчеты и задал скауту новый курс.

«Рипли» плавно изменил направление и потихоньку начал забирать вверх, уходя из плоскости эклиптики. Сейчас Файн был готов лишний месяц проболтаться незнамо где, лишь бы только не пересекаться больше с чужими. Привычные навигационные приемы такой гарантии дать не могли. А широкая полупетля выбрасывала скаут из зоны стратегических интересов пришельцев.

Следовало, конечно, доложить своим о последних наблюдениях, но сделать это немедленно Файну просто не хватило духа. Он был подавлен и измотан. Послать донесение он собирался не раньше, чем снова окажется в границах Солнечной, высоко над плоскостью, в которой вращались планеты и ходили корабли.

Экипаж спал. Файну стало тоскливо. Будить людей немедленно не имело смысла, их психика явно еще не отошла от шока. Придет время – сами проснутся. А почему бы…

Файн убрал почти всю энергию с отражателя, и ускорение спало до одного «же». Коммандер проверил состояние воздуха в рубке, нашел его удовлетворительным, поднял забрало шлема, расстегнул антиперегрузочную маску и принялся надрывно кашлять, освобождая легкие от дыхательной смеси. Потом отстегнул ремни и осторожно встал на ноги. Покачнулся, но устоял. И медленно, хватаясь по пути за все, что попадало под руку, двинулся в корму.

Из шкафчика над унитазом он достал герметичную пластиковую колбу. Перебросил несколько тумблеров на панели и внимательно прислушался к шипению внутри замысловатой конструкции. Удовлетворенно хмыкнул и поднял крышку с нацарапанной поверх грозной надписью «НЕ СРАТЬ». Запустил громоздкую из-за усилительной перчатки, но достаточно ловкую руку в недра унитаза. Выдвинул патрубок с краном на конце, подсоединил к колбе и повернул вентиль. Космический санузел хрюкнул и выплюнул в колбу порцию бурой жидкости.

На любом другом скауте группы F подобные действия означали бы, что орденоносный герой коммандер Файн окончательно сошел с ума. Но только не на «Рипли». Эксперименты с сортиром Эндрю Вернер, бывший подчиненный Файна, начал еще на «динАльте». Уж больно хороша была конструкция аппарата для того, чтобы в него просто гадить.

Файн загерметизировал унитаз и вернулся на свое место. Связался с фонотекой и включил потихоньку музыку. Откупорил колбу, сунул нос в горлышко и понюхал.

– Та-ак, – довольно протянул он. – Приемлемо.

Воровато огляделся, поднял колбу в шутовском салюте, привычно сделал выдох и отхлебнул. Задохнулся. Отдышался. И блеснул глазами.

– Мама родная! – воскликнул коммандер Файн. – Ну, мужики, чтоб я так жил, а вы проснулись!

И жадно выпил снова.

* * *

Начальник штаба отдал распоряжение сбавить ход. Группа F расстегнула маски и переоделась из спецкостюмов в легкую рабочую форму. Астронавты радостно плескались в душе и жадно поглощали нормальную человеческую пищу. Но обычного упоения земной гравитацией никто не чувствовал. На группу навалилась такая проблема, какой еще не было за всю ее славную боевую историю.

Олег Игоревич Успенский, трехзвездный адмирал космического флота, кавалер орденов и медалей, немолодой и смертельно усталый человек, лежал в своей каюте, повернувшись лицом к стене. Лежал безвольно, как тряпичная кукла. В центре стоящего на рабочем столе монитора тлела затухающим огоньком красная точка – оставшийся за кормой Марс.

Это была демонстрация. Кто бы ни зашел в каюту – а дверь у адмирала была на этот раз против обыкновения не заперта, – первым делом он видел проклятую Красную планету на мониторе. Так Рашен без слов давал понять, что беседы по душам не получится.

Уже сутки прошли, как Рашен устранился от несения службы и лежал молча и неподвижно, отказываясь от еды и упорно не отзываясь на попытки заговорить с ним. Временами казалось, что он просто спит.

Лишившаяся командования группа F продолжала движение к Поясу. Согласно приказу группа сохраняла радиомолчание и не пыталась установить контакт с земной Сетью.

Но одинокому скауту, прячущемуся в метеоритном кратере на Фобосе, никто не мешал подключиться к частному марсианскому бакену и качать с него последние известия трех планет.

Едва началась передача, Рашен жадно впился глазами в сводку. А потом, ни слова не говоря, вывел на монитор оптику, установил изображение Марса по центру, откинул койку, лег и уткнулся в стенку носом.

Формально он никому не передавал командных полномочий. И ошарашенная новостями группа F никаких претензий Рашену не предъявила. Но адмирал вышел из игры сам.

Как он и ожидал, его подставили.

Только вот предательство оказалось несправедливо жестоким.

Группа F выполнила поставленную Адмиралтейством задачу просто блестяще. От марсианской шахты со всем ее гражданским персоналом не осталось и следа. Погибли и охраняющие разработку войска. Силы республиканской самообороны во главе с полковником Тоном.

Не было там никакой пиратской базы и в помине.

А был, судя по всему, плотный клубок финансовых интересов. Кому-то эта злосчастная шахта встала поперек горла, и этот кто-то готов был на все, чтобы разработка перестала существовать. Возможно, это был частный заказчик. Может быть, Совет Директоров хотел увеличить долю уранового экспорта на Марс. Или усложнить взаимоотношения между Ред-Сити и остро зависящей от марсианской руды Венерой.

А на Земле, как нарочно, акционеры колебались по животрепещущему вопросу роспуска флота. И нашлась хитрая и безжалостная сволочь, которая увязала одно с другим.

Контр-адмирала Эссекса у главного шлюза встречал Боровский. На этот раз Задница прибыл на «Тушканчик» без охраны и вид имел помятый. От начальника штаба за версту разило перегаром.

– Господин контр-адмирал… – начал было старпом, но Эссекс небрежно от него отмахнулся.

– Перестань, – сказал он. – Не время сейчас. И вообще, мы больше не армия. Пираты мы, Жан-Поль. Уголовники.

Боровский неприязненно скривился, но промолчал.

– Знаешь, что делать-то? – спросил Задница. – Есть идеи?

– Идеи есть, – хмуро ответил Боровский. – Это, конечно, в принципе не мое дело, но если бы меня спросили, я бы сказал – к Земле нужно поворачивать.

– Ха! – Эссекс нервно огляделся, как будто разговор мог подслушать кто-то, имеющий другое мнение.

– К Земле, – повторил Боровский. – Или к Марсу. Да хоть на Венеру, в конце концов. Но только не бежать.

– А мы и не бежим. Нас полиция ждет не дождется.

– Правда, что приказ тю-тю? – спросил Боровский.

– Ага, – кивнул Эссекс. – То есть не совсем тю-тю. На его месте теперь совсем другой приказ. Ультиматум. Требование к Алексу прекратить самовольные действия, сдать группу мне и возвращаться.

– Бедный Алекс, – вздохнул Боровский.

– Не сломался он, как ты думаешь?

– Он просто устал, – сказал Боровский твердо. – Вы же знаете, Филипп, наш Алекс несгибаем. У него легкая депрессия. Пройдет.

– Это кто так говорит? Ваш психолог, как ее там?..

– Линда. Да, и она тоже.

Эссекс задумчиво поскреб щетинистый подбородок.

– Ладно, – сказал он. – Давай попробуем его реанимировать. Нужно же решить что-то.

– Пойдемте, – сказал Боровский, и они зашагали по пустынному коридору. Боровский молча глядел под ноги, а Задница хмыкал и сопел, что-то соображая.

– Никогда мне не был симпатичен нынешний заместитель по боевой, – сказал он наконец. – А тебе он как?

– Никак, – отрезал Боровский.

– Пойдешь на его место?

– А он? – недоверчиво покосился на контр-адмирала Боровский.

– А он застрелился, – небрежно бросил Эссекс.

– Вы что, серьезно?

– Час назад. За последние сутки восьмое самоубийство уже. Сдают нервишки у кровавых садистов. Как нас еще пресса обзывает, я забыл?

– Вас это что, раздражает?

– Да не особенно, – признался Эссекс. – Просто как-то обидно, что флот похоронили именно нашими руками. Ну так как же, будешь восстанавливаться в должности?

– Если Алекс так решит…

– А если он вообще ничего больше не решит? – вкрадчиво спросил Эссекс.

Вместо ответа Боровский вдруг остановился, крепко взял контр-адмирала за грудки и шмякнул об стену.

– Задница… – прошипел он с чувством. – Чтобы я таких слов… Ясно тебе, адмирал?! Ты этого не говорил, я этого не слышал!

– Сдурел?! – не повышая голоса, поинтересовался Эссекс, пытаясь вырваться. – Опять крыша едет? А ну, отпусти!

– Не трогай моего русского, понял?! – прорычал Боровский. – Ты его мизинца не стоишь! Жопа штабная! Голову оторву!

– Психопат, – Эссекс оторвал от себя цепкие руки старпома и сделал шаг в сторону. – Да кто его трогает?! Я так, на всякий случай…

– Я тебе покажу случай, – очень спокойно произнес Боровский. – У тебя люди стреляются направо и налево, а ты, зараза, самогонку хлещешь. Ты ведь со стыда не застрелишься, а, Фил?

– Коммандер Боровский! Прекратить истерику!

– И не подумаю!

– Ну и пошел в жопу! – Эссекс повернулся к Боровскому спиной и зашагал дальше.

Боровский несколько раз с шипением пнул башмаком стену и поспешил следом.

– Я ничего дурного и не думал, – сказал через плечо Эссекс, когда Боровский его догнал. – Я просто беспокоюсь – а вдруг Алекс еще неделю так проваляется? И никакой он не твой русский. Он наш русский. И ты, между прочим, тоже что-то с собой кончать не торопишься. И вообще…

– Да иди ты… – смущенно пробормотал Боровский в знак того, что препирательства закончены.

– Вот и славно, – кивнул Эссекс, останавливаясь у двери адмиральской каюты и нажимая кнопку.

В поведении Рашена обнаружилась положительная тенденция – теперь он лежал хоть и с закрытыми глазами, но уже носом кверху.

– Здорово, Алекс, – сказал Эссекс, садясь на койку рядом с адмиралом. – Как самочувствие?

Рашен не ответил, только плотнее зажмурил глаза.

Боровский встал за креслом, облокотился на его спинку и устало повесил голову.

– Значит, так, – сказал Эссекс. – Ты, Алекс, можешь не отвечать, я тебе просто обрисую сейчас варианты, которые предлагает штаб. А ты сам решай. Да? Эй, мужик, ты не спишь?

– Да не спит он, – проворчал Боровский. – Вы говорите, Филипп, не беспокойтесь. Когда придет время, он свое выскажет.

– Хочется надеяться, – заметил Эссекс язвительно. – Хорошо бы, чтобы это время пришло до того, как у нас перестреляется к такой-то матери весь наличный персонал. Ладно, Алекс, расклад такой. Пилить дальше тем же маршрутом штаб полагает бессмысленным. Нужно не лезть на рожон, а упредить противника. Флот потерян, это ясно. Группе F кранты. Но стоит побороться хотя бы за наши головы. А значит, нужно тормозить, разворачиваться и идти на Марс.

Боровский поднял голову и неодобрительно посмотрел на начальника штаба. Ему вдруг показалось, что еще несколько минут назад у Эссекса никаких позитивных вариантов на уме не было, и пока старпом в коридоре валял дурака и проявлял эмоции, контр-адмирал нагло украл его идею. Каждый раз в такие моменты Боровский вспоминал, что, если бы не проблемы со здоровьем, он бы тоже мог сейчас носить на груди большую генеральскую звезду. И, разумеется, начинал злиться.

– Мы сядем прямо у Ред-Сити, – продолжал Эссекс. – Они и опомниться не успеют. А мы вышлем парламентера и скажем – так и так, ребята, можете нас судить, но мы ни при чем. Пусть разберутся, кому было выгодно разнести эту несчастную шахту. И все говно тут же всплывет. Начнется большой скандал, а нас оправдают. Главное, сделать это быстро. Чем дальше мы уходим от Марса, тем больше похожи на сумасшедших и преступников.

Рашен тихо вздохнул и перевалился на бок, отворачиваясь к стене.

– Не дури, Алекс, – попросил начальник штаба. – Это ведь наш единственный шанс. Ты что, хочешь драться с полицией? Ну, допустим, мы их уделаем. А смысл? Лишний раз распишемся в том, что виноваты.

Рашен неопределенно шевельнул плечами.

– Честно говоря, мне это все не очень по душе, – вступил в разговор Боровский. – Если бы меня спросили…

– Ну? – подтолкнул его Эссекс.

– Рванем к Земле! – предложил Боровский. – Вывесимся над Парижем. И предъявим ультиматум – пусть в двадцать четыре часа выдадут нам того, кто все это затеял. А не то бомбанем. Спорим, получится?

– Экстремист, – покачал головой начальник штаба.

– А сдаваться марсианам – предательство, – парировал Боровский. – Во всяком случае, это так могут расценить. На фиг нам арбитры и посредники? Зачем выносить сор из избы? Разбираться нужно со своими. Наши как услышат про бомбардировку, тут же сделают лапки кверху.

– В общем, ты подумай, Алекс, – сказал Эссекс. – А мы подождем. Времени еще немного есть. Пойдем, Жан-Поль, не будем ему мешать.

– Счастливо, драйвер, – сказал Боровский в спину Рашену.

– Ну чего ты полез с этой бомбардировкой? – спросил Эссекс старпома, когда дверь за ними захлопнулась. – Что еще за фокусы? «Вывесимся над Парижем»! Между прочим, это его родной город.

– Подумаешь! – всплеснул руками Боровский.

– Все равно нам бомбить нечем, – вспомнил Эссекс. – Ракеты все на «Старке» остались. И Дядя Гуннар это прекрасно знает.

– Ну, не бомбанем, так стрельнем.

– Слушай, не пори ты чушь!

– Военный переворот! – хищно заявил Боровский. – Захватить власть! И п…ц всему!

– Маньяк, – поставил диагноз Эссекс.

– Надоело, – объяснил старпом. – Непорядок на Земле, неужели ты не чувствуешь? Давно уже непорядок.

– Давай решать пока что тактические задачи, – миролюбиво предложил Эссекс. – Как нам Алекса растормошить?

– Пошли к Линде, – сказал Боровский. – Она умная.

– А буфера какие! – заметил Эссекс. – Если сообразно уму, то голова у нее – о-го-го!

Капитан Стенфилд встретила гостей неприветливо.

– Ну, чего? – спросила она хмуро, не делая при виде начальства даже попытки встать. Гости в ответ не стали с ней здороваться, а сразу приступили к делу.

– Сколько он еще будет выпендриваться? – спросил Эссекс, присаживаясь на край стола.

– Сколько влезет, – отрезала Линда. – И не просите меня ни о чем, я с ним работать отказываюсь.

– Почему? – удивился начальник штаба. – Я полагал, это ваш профессиональный долг, так сказать.

– Только не с ним.

– Да почему же?

– Не буду, и все тут.

– Линда, дорогая, – сказал Боровский очень мягко. – Может, Филу это все кажется странным, но я-то хорошо тебя понимаю. Слушай, мы тебя пока что ни о чем таком не просим. Ты хотя бы подскажи, как его поставить на ноги?

– А зачем? Пусть себе валяется. Отойдет – сам встанет.

– У нас времени мало. Нужно принимать решение.

– Вы ему что-то предложили уже?

– Ну.

– Догадываюсь, – буркнула Линда пренебрежительно. – Вы посоветовали ему доказать, что мы правы, а Земля нас подставила. Доказать силой. Так?

– У вас что, капитан, – процедил Эссекс, – есть другие соображения?

– Да нет, господин контр-адмирал. Только я не уверена, что наш патрон готов к силовым решениям. Понимаете, ему надоело биться головой об стену. Он же последние двадцать лет только этим и занимается. И все без толку.

– Слушайте, Линда, – сказал Эссекс. – Ваши предположения… Все чудесно. Но что-то я никак не могу расслышать голос профессионала. Давайте соберитесь с духом и принимайтесь за дело. К чему Алекс готов, а к чему нет, это сейчас не имеет значения. Группе нужно, чтобы он был готов ко всему. Вот идите и обеспечьте.

У Линды сделалось такое выражение лица, как будто она вот-вот расплачется. Эссекс посмотрел на нее с удивлением и покосился на Боровского. Старпом отвернулся.

– Вы даже не представляете, откуда он меня вытащил, – пробормотала Линда глухо и хрипло. – Он мне буквально как отец. Я его люблю, понимаете?

– Как же вы меня все достали с вашими личными проблемами! – прошипел Эссекс. – Поймите, Линда, сейчас не время распускать сопли! Речь идет о выживании нашей группы. Корабли мы уже не спасем, но хотя бы людей… А от того, будет Алекс с нами или так и останется прохлаждаться в каюте, зависит почти все. Понимаете? Алекс обязан подняться. Иначе на его совести будет судьба полутора тысяч человек. И на вашей тоже, между прочим, если вы сейчас не справитесь с эмоциями.

– Если я его подниму, вы заберете меня на «Гордон», – сказала Линда бесцветным голосом. – Я после этого больше не смогу здесь оставаться. Или он меня сам потом выгонит. Он же такой… Он же все понимает.

– Хорошо, – кивнул Эссекс. – Если он встанет и начнет говорить, собирайте вещи. А теперь – идите, капитан. Это приказ.

Линда медленно поднялась, обошла Боровского и заглянула ему в лицо. Старпом отвел глаза.

– Иначе никак, – вздохнул он. – Ты прости, сестренка.

Линда сунула руки в карманы, пнула ногой контакт на двери и вышла.

– Сумасшедший дом! – сказал Эссекс с чувством.

– Нет, – возразил Боровский уныло. – Совсем не похоже. В психушке тихо, спокойно. Ничего не происходит. Никаких проблем. Как в раю.

В коридоре Линда прислонилась к стене и несколько раз глубоко вздохнула. Повернулась было в сторону адмиральской каюты, но вдруг остановилась как вкопанная. Развернулась и почти бегом кинулась в совершенно другом направлении.

* * *

Ива блаженно раскинулась на койке и тихо напевала себе под нос незамысловатый мотивчик. Эндрю сидел в ее рабочем кресле и перечитывал земные информационные сводки. Сейчас на мониторе была подборка данных об адмирале Успенском. Анализируя историю жизни адмирала, журналист очень убедительно доказывал, что иного пути, кроме как сойти с ума, у Рашена не было. Из материала следовало, что тронувшийся умом русский вознамерился отомстить всему миру и атака на Марс – только первая акция, за которой последуют еще более страшные удары по Земле. Предполагалось также, что Рашен арестовал или уничтожил верных присяге офицеров. В этом контексте автор с особой горечью отзывался о контр-адмирале Эссексе, только усилиями которого удавалось в последние годы удержать теряющего адекватность Рашена в узде.

Выводы были пространными и нелицеприятными для руководства Адмиралтейства. В качестве иллюстрации к материалу прилагалась статистика по психическим заболеваниям среди офицеров космического флота. Статистику Эндрю просмотрел очень внимательно и нашел цифры завышенными. В противном случае выходило, что в космосе стоит форменный бедлам, и армию нужно не то что распускать, а прямо с космодрома грузить в санитарные машины и везти по больницам.

Разумеется, земные информационные агентства многого в поведении группы F объяснить не могли. Все их выкладки в основном крутились вокруг личности Рашена и морального климата на вверенных ему судах. На Адмиралтейство никто особенно не замахивался, вменяя Дяде Гуннару в вину разве что халатность и утрату контроля над войсками. Адмирал Кёниг в ответ просил отставки, громогласно каялся в позорном недосмотре и валил ответственность на департамент здравоохранения, психологи которого не успели вовремя распознать начинавшуюся у Рашена шизофрению. Психологи в свою очередь туманно намекали на то, что с астронавтами очень трудно работать и по большому счету Кёниг сам не подарок. В итоге все сходились на том, что русским в космосе не место в силу их повышенной восприимчивости.

Эндрю перелистнул страницу и через плечо посмотрел на Иву.

– Ты хоть что-нибудь понимаешь? – спросил он.

– Ага, – промурлыкала Ива, потягиваясь всем телом. – Нас подставили. Вот теперь-то все и начнется…

– Что начнется? – тупо пробормотал Эндрю.

– Постановка на уши, – объяснила Ива безмятежным тоном. – Рашен им, гадам, даст просраться. Мало не покажется.

– Кому – «им»?

– Гражданским. Они же, кретины, хотели старика утопить. А теперь он их утопит. Эти идиоты даже не представляют, с кем связались. Рашена обижать нельзя. Он терпит-терпит, а потом как взорвется…

Эндрю подобрал со стола резинку и начал собирать волосы в хвост. Ива перевернулась на бок и стала наблюдать. Она даже рот приоткрыла от удовольствия.

– И зачем мужику такие роскошные волосы? – задумалась она вслух.

– Чтобы девочкам нравиться, – усмехнулся Эндрю.

– А сколько их у тебя было?

– Волос?

– Не уходите от ответа, лейтенант. У-у… котяра. Знаем мы таких.

– А тебе не все равно? – спросил Эндрю, поворачиваясь вместе с креслом и хитро прищуриваясь.

– Совершенно все равно. Но очень интересно. – Ива скользнула взглядом по его телу и в который раз поймала себя на мысли, что мужчин красивее Эндрю видела миллион, а вот такого родного…

– Немного их было, – сказал Эндрю, – и с каждым разом мне все отчетливее казалось, будто они мне просто не нужны. Тебе знакомо, наверное, ощущение, когда думаешь – ну вот, с этим-то человеком все получится, такой он милый и замечательный. Бац! – ничего подобного. Еще один эпизод, ни уму, ни сердцу. Я уже думал – может, я урод какой-нибудь бесчувственный… Чисто из жалости все происходило или так, на драйве, понимаешь? Выпьем, станцуем, все такое, а наутро – словно и не было ничего. Только осадок в душе, как будто украл что-то или чужое место занял…

– А теперь? – спросила Ива, ложась на живот и болтая ногами.

– А теперь я счастлив, – ответил Эндрю просто, вставая и подходя к ней. Ива протянула руку и медленно провела ладонью по его ноге. – У-у… – сказал Эндрю. – Как же я люблю твои прикосновения. Такие ласковые руки…

– Это от любви… – прошептала Ива, чувствуя, как он ложится на нее, мягко, так, что почти не ощущается вес, обнимает за плечи и целует в шею.

Она выгнула спину, чтобы почувствовать его ближе. Ладони Эндрю вдруг оказались под ней и обхватили ее груди так ловко и естественно, будто специально для этого и были созданы. Поцелуи стали легкими покусываниями, и Ива представила себя кошкой, сытой и довольной, которую сейчас опытный, умный кот зубами ухватит за загривок… И ничего не нужно делать, ни о чем не нужно думать, потому что ты знаешь, что все получится отлично. Только развернись навстречу тому, что должно случиться, только прими своего мужчину в себя. Он твой, и все, что он будет с тобой делать, окажется воплощением твоей мечты. А что тебе захочется – ему тоже понравится. Иначе и быть не может.

– Не туда, безобразник! – сказала она.

– Виноват, – нарочито задушенным голосом прохрипел Эндрю. – Задумался. Ничего, был бы человек хороший…

Ива плотно сжала ягодицы и начала осторожно вырываться.

– Ага! – воскликнул Эндрю. – В этом что-то есть!

Некоторое время прошло в сосредоточенной и деловитой возне.

– Так нечестно, – сказал он наконец. – Я сильнее.

И тут же оказался на спине.

– А вот так? – хищно спросила Ива. – А вот так…

– Ты чудо, – прошептал Эндрю, преданно и восхищенно глядя ей в глаза. – С тобой… хорошо… всегда. Потому что… с тобой… О-о-о…

То ли они уже знали друг о друге все, то ли им, созданным друг для друга, это знание было дано от рождения. Еще в самый первый раз они достигли пика наслаждения вместе. И теперь Ива со стоном упала Эндрю на грудь, чувствуя, как он в сладостной муке содрогается внутри ее.

И тут же переговорное устройство на двери разразилось требовательным звоном.

Эндрю безвольно уронил голову набок, приоткрыл рот и закатил глаза.

– И на том спасибо, – выдохнул он.

Ива с трудом рассмеялась сквозь пронизывающую все тело волну блаженства.

– Любимая… – прошептал Эндрю, крепче прижимая ее к себе.

– Ты мой самый-самый, – ответила Ива, но все-таки сползла с мужчины, протянула руку и ткнула кнопку на подлокотнике кресла.

– Ну-ка, мои хорошие, давайте одевайтесь! – провозгласила дверь голосом Линды. – Дело есть.

* * *

– Опять война, – сказал Эндрю уныло. – Неужели еще не надоело, а?

– Это ты о чем? – спросила Линда, оборачиваясь на ходу.

– Понятно, о чем. Сначала полицейских распугаем, потом на Землю… Доказывать, что мы все из себя хорошие и ничего дурного не замышляли. Нам навстречу те же самые бэттлшипы пошлют, да еще и «Старк», да мелюзги всякой немерено… Ну, потеряем мы полгруппы. Ну, ухлопаем пару эскадрилий таких же идиотов, ну, обстрелом пригрозим…

– Кончай это русское нытье! – скомандовала Линда. – Не мы ухлопаем, так нас ухлопают.

– По своим же стрелять… – пробормотал Эндрю и тяжело вздохнул.

– Перестань, Энди, – попросила Ива. – Думаешь, ты один такой совестливый?

– Я не совестливый, – возразил Эндрю. – До меня просто только сейчас дошло – мы ведем себя, как военные. Пытаемся решать проблему силовыми методами. А это зря. Нас уже на всех трех планетах объявили врагами. Интересно, сильно группу F полюбят, если она так и будет дальше стрелять и запугивать? Я понимаю, у нас беда, но разве нельзя как-то мирным путем?

– Нельзя, – сказала Линда сквозь зубы.

– Что, мало наших замочили? – спросил Эндрю язвительно.

– Дурак ты, лейтенант… Если группа F сейчас проявит слабость, начнет колебаться, это будет лучшим доказательством того, что Рашен сумасшедший, а мы пляшем под его дудку. Психанул адмирал, а теперь сам не знает, куда дальше идти… В том-то и дело, что нам придется гнуть одну и ту же линию. Действительно вести себя как военные.

– Не знаю, – помотал головой Эндрю. – Конечно, я не специалист. Но мне кажется, нам сейчас нужно сделать красивый жест. Только не пугать. А наоборот, даже подставиться. Ну правда, хватит боевых действий. Тот, кто прав, убеждать должен, а не головы рубить.

– Типично русский закидон, – хмыкнула Линда. – Всепрощение и невмешательство. Расскажи об этом своему папочке Рашену. Он тебя по головке погладит и на радостях закатит такую депрессуху, что мне придется его лечить. Тьфу! Давно я говорила, что командовать флотами должны американцы…

Ива остановилась у двери адмиральской каюты, повернулась к Эндрю и положила руку ему на плечо. Вернер стоял как в воду опущенный, глядя себе под ноги.

– Что с тобой? – спросила Ива очень тихо.

– Прости меня, – сказал Эндрю, стараясь не глядеть ей в глаза. – Я просто вдруг почувствовал… Не знаю. Иди одна. От меня там не будет сейчас никакой пользы.

– Благородный, паразит, – высказалась Линда и отвернулась.

– Зря ты так, – сказала Ива. – Но даже за это я тебя люблю.

– И я тебя люблю. Прости меня, пожалуйста.

Ива быстро поцеловала его в щеку и тронула контакт на стене. Дверь отворилась, и Ива шагнула через порог. Эндрю сунул руки в карманы и пошел вдаль по коридору.

– Молодец! – крикнула Линда ему в спину. Плечи Вернера в ответ поднялись и опустились. Линда прислонилась к стене и начала яростно обгрызать себе ногти.

– Здравствуйте, драйвер, – сказала Ива нерешительно. – А я вот к вам. Можно?

– Да ты уж вошла, – заявил Рашен сварливо. Он уже не лежал, а сидел в рабочем кресле, подперев голову кулаком. – От кого делегация?

– Простите?

– Кто прислал тебя, говорю… Боровский? Или Линда?

– Да я…

– Линда, – догадался адмирал. – Ну и зря. Я уже в порядке. Относительно. У твоих раздолбаев самогонки не осталось?

– Понятия не имею, – удивилась Ива.

– Перед отходом была целая канистра, – объяснил Рашен. – Хотя что им, пятерым, на целые сутки десять литров? Так – горло промочить…

– Вы откуда знаете? – пробормотала Ива ошарашенно.

– Ну, я на этой развалюхе вроде как главный, – заметил адмирал. – Или уже нет?

– Слушайте, драйвер, я…

– Спасибо, что пришла, – неожиданно сменил тему Рашен. Он повернулся к Иве, и та поразилась, как глубоко запали у него глаза и какие страшные под ними синяки. Адмирал выглядел совершенно больным. И глубоко несчастным. – Могла ведь не согласиться, – продолжал Рашен. – А ты вот здесь. Пожалела меня, старого дурака. И-ди-о-та.

– Да кончайте вы! – против своей воли разозлилась Ива.

– Кончаю я по ночам и об стенку! – сказал адмирал так злобно, что Ива покраснела и опустила глаза. – А еще на меня ходят смотреть, как на мумию вождя. Стоят над телом и произносят речи. А я лежу себе и в гробу ворочаюсь…

– Мне уйти? – спросила Ива тихонько.

– Ни в коем случае, – отрезал Рашен. – Ты на этой старой калоше единственный нормальный человек. Кому я еще могу поплакаться?

– Вы так ничего и не решили… – поняла Ива.

– Фу! – возмутился адмирал. – Ты что со мной первый день ходишь? У меня все варианты давно просчитаны.

– И? – спросила Ива с надеждой.

– И ничего хорошего. В любом случае как минимум две трети группы накрывается. А сколько мы полицейских угробим, так это просто караул. И не забывай про наши собственные бэттлшипы, на которых уже, наверное, сменили экипажи. Да еще этот долбаный «Старк»… Какое счастье, что остальная армия пошла на металлолом! – воскликнул адмирал. – Если бы мне еще месяц назад сказали, что я буду этому радоваться… А так у нас есть хоть какой-то шанс. Но при одной мысли, что мы с тобой, допустим, уцелеем, а остальные – нет… Дестроеры все можно списать в расход! Это что, война?! Да это же убийство!

Ива зажала руки между колен и беспомощно смотрела на адмирала.

– А сколько наших уже застрелилось? – спросил Рашен.

– Послушайте… – взмолилась Ива. – Ну, давайте повернем! Уйдем на Марс. Сдадимся. А?

– Ты понимаешь… – сказал Рашен с безумной горечью. – Сдаваться мы можем кому угодно, это не проблема. Мне все равно, меня-то в любом случае расстреляют…

– Как?! – воскликнула Ива.

– Да вот так. Ты приказ Адмиралтейства видела? Нет? Вот то-то. Приказ отдали лично мне и Заднице. А после рекодировки он испарился. Я ничего не смогу доказать. Выходит, я просто обычный сумасшедший офицер, каких полно, и не более того. Как капитан Риз с «Горбовски». Он же собственных десантников пожег, и никто не удивился. Ну и что с того, что я на марсиан напал?

– Но ведь Эссекс подтвердит…

– Да он не может выступать свидетелем в суде! – рявкнул адмирал. – Он же почти год не спускался вниз! По Филу психушка не то что плачет, а слезами заливается. Это я его от последней медкомиссии отмазал. Потому что, на мой взгляд, он нормальнее нас всех. А как медики относятся к тем, кто боится вниз сойти?! Группу F подставили тупейшим образом, и все отлично получилось! Мы же астронавты, от нас всего можно ожидать… Погоди, о чем я?

– О том, что вас расстреляют, – сказала Ива и вдруг глупо хихикнула. Рашен улыбнулся одной стороной рта, прищурил глаз, и Ива неожиданно увидела такого адмирала, которого она знала очень хорошо – уверенного в себе, ироничного, мудрого. Но эта маска быстро пропала, и перед ней снова оказался усталый старик.

– Так вот, – кивнул Рашен. – Но самое обидное, что пострадает и все остальное командование. Тюрьма ребятам обеспечена. Всем, кто был ко мне близок, постараются заткнуть рты очень надолго, если не навсегда. Могут просто изолировать. Могут с ума свести. Ты понимаешь, за роспуском флота стоят бешеные деньги. Мне даже представить страшно, кто именно и с кем снюхался, чтобы нас уничтожить. И если бы нас просто списали вниз – это была бы одна сумма. А теперь она может увеличиться на порядок.

– Не понимаю… – пробормотала Ива.

– Знаешь, кто теперь больше всех заинтересован в том, чтобы утаить правду? – спросил Рашен. – Марс. Ред-Сити.

– Да почему же…

– Контрибуции, лапочка. Готов поспорить, что в этой несчастной шахте урана было кот наплакал. А вот торговля с Землей теперь пойдет на совсем другой основе и за совсем другие деньги. Нашей милой родине позарез нужен генетический материал. А республика категорически не хотела им делиться. Она и теперь не захочет. Но уже на гораздо более жестких условиях.

– Так, значит, это не наши все устроили? – удивилась Ива.

– А у нас что, сволочей мало? – усмехнулся адмирал. – По большому счету мне плевать, кто именно нас подставил. Меня интересует, как мы выпутываться будем. Потому что в какую сторону ни поверни, на этом пути нас ждет море крови и неоправданно большие потери. А мне, честно говоря, стрелять по своим просто страсть как надоело. Мне уже во вторую марсианскую это дело поперек горла уперлось. Да не могу я больше, понимаешь?!

Иве показалось, что она сейчас расплачется. Железно логичные выкладки адмирала ее ни в чем не убедили. А вот то, что Рашен больше не хочет отдавать приказ «к бою»… Катастрофа. Рашен был талисманом группы F, ее счастливой звездой. Реши он сдать командование, группа развалится. Ива понимала, что это ясно и Эссексу, и Боровскому, и всем остальным командирам. В группе немало авторитетных офицеров, но адмирал Рашен только один.

– У нас совершенно нет козырей, – сказал Рашен. – Не с чего ходить. Вот так-то, малыш. Как говорил мой дедушка, старый опытный хирург, когда к нему являлся неприятный пациент: «Это pizdets, а pizdets мы не лечим»… Эй! Ну-ка, девочка, иди к папе на коленочки, пока ты не заплакала.

Ива медленно, как во сне, встала и подошла к адмиралу. Рашен обнял ее, усадил к себе на колени и зарылся носом в ее волосы.

– Прости меня, – вздохнул он. – Мне больше не на кого это выплеснуть. Ты только не подумай, что я запутался. Мне просто страшно. В первый раз. Никогда страшно не было. А теперь вот боюсь.

– Не бросайте нас, Oleg Igorevich, – прошептала Ива сквозь наворачивающиеся слезы.

– Да куда я денусь… – сказал Рашен с невероятной горечью.

И от этих его слов Иве стало легче. У нее даже глаза высохли. Она уютно свернулась на коленях адмирала и прижалась щекой к его груди. Ива не помнила своего отца, но человек на старых фотографиях, которые ей показывала мама, был чем-то неуловимо похож на Рашена. Возможно, он тоже мог так надежно заслонить ребенка от любой беды, всего лишь усадив его себе на колени.

– Только вот как я буду стрелять в Рабиновича, – пробормотал Рашен, – для меня загадка. Он же решит, что это личное. Я у него двадцать лет назад девчонку отбил. А потом она все равно к нему ушла…

Ива невольно улыбнулась. Таких подробностей из прошлой жизни Рашена она не знала. А вице-адмирал Рабинович командовал полицейской эскадрой, поджидающей группу F у границы Пояса. У Ивы среди полицейских навигаторов тоже были друзья, но она здесь никакой проблемы не видела.

– Ни одна девица в Ванкувере не хотела замуж за русского, – пожаловался Рашен. – Даже за астронавта. Даже с нашего факультета…

– Неправда! – выпалила Ива. – Я хочу! – И тут же осеклась. Ей пришло в голову, что Рашен может ее не так понять. А главное, она сама удивилась тому, как естественно вырвались у нее эти слова.

– Энди славный парень, – кивнул Рашен, который все понял совершенно правильно. – Очень тонкий и интеллигентный. Для астронавта даже слишком. Хорошо, что он с тобой не пришел. А то здесь и так розовых соплей по колено.

– Я его звала, но он не захотел, – сказала Ива.

– Тоже весь в расстройстве? – догадался адмирал.

– У вас это что, национальное? – поинтересовалась Ива.

– Говорят. Хотя врут, по-моему. Никакие мы, русские, не особенные. Просто нас очень мало, и все кому не лень тычут в нас пальцами и вешают ярлыки. Вот, мол, осколки великого народа. Ах, какая жалость!.. А этот великий народ только и делал, что пускал себя на мясо, выручая других. Мы же буферная зона между Европой и всем остальным миром. Захватывали нас раз сто, порабощали, истребляли. С кем только мы не воевали! И с татарами какими-то, и с монголами, и с фашистами всех мастей… Жалко, с Америкой не успели. Мы бы вам дали прикурить. И евреи тоже что-то много на себя берут. Эх… Ладно, слезай. А где Задница, ты не в курсе?

– Кажется, здесь, – сказала Ива, пересаживаясь на кровать.

– Та-ак… – Адмирал подвинул к себе контактную доску. – Ладно. Алло! Мозер! Где ты?

– Я, сэр! – радостно отозвался флаг-адъютант.

– Ты вот что… Там у вахты Кендалл завалялся самогон. Давай бегом к ним. Подойди к этому пацаненку, как его…

– Кристоф Бульон, – нехотя подсказала Ива.

– Навигатор Бульон, не забудешь, фамилия редкая. И скажи, что с начальством положено делиться. Пригрози конфискацией, и через полчаса чтоб у меня был литр!

– А не много вам? – поинтересовался Мозер тоном опытного денщика.

– Застр-р-релю! – прорычал адмирал, и флаг-адъютант мгновенно исчез с монитора.

– Ты, – сказал Рашен, оборачиваясь к Иве. – Ты мне понадобишься часов примерно через двадцать. Иди пока отдыхай, люби своего русского и скажи ему, чтобы не переживал. Все устроится. Я тебя потом вызову, будем вместе думать, рисовать всякие схемки и графики. И спасибо тебе, Кенди.

– За что… – скромно потупилась Ива.

– Есть за что, – отрезал адмирал. – Да, встретишь Линду, скажи ей, что она сука, но я ее все равно люблю.

– Ай-ай, сэр! – отрапортовала Ива и поспешила выскочить за дверь, пока адмирал не нагрузил ее еще какими-нибудь деликатными поручениями.

В коридоре на полу сидела Линда. Глаза у психолога были опухшие.

– Ну? – спросила она.

– Воюем! – радостно ответила Ива.

– Хреново, – сказала Линда. – А я еще надеялась когда-нибудь родить. Теперь уж точно не успею.

– Ты чего? – удивилась Ива. – Все будет ОК. Это же Рашен.

– Дурочка, – вздохнула Линда сочувственно. – Тебе бы только летать и стрелять. Мало тебе одного Пурпурного Сердца, захотелось еще и урну с крышкой.

– Это как понимать? – Ива агрессивно уперла руки в бока. – А кто меня агитировал выводить патрона из депрессии?

– Я думала, он умный и сдаваться пойдет, – ответила Линда. – Все к этому и шло. А ты, подруга, выходит, перестаралась. Ну куда мы со своими двадцатью скороварками против целых трех планет?

– Может, «Тушканчик» и скороварка, но у него лучший в Солнечной экипаж, – парировала Ива. – А за остальных ты не беспокойся. Наше дело выжить для начала, а потом восстановить справедливость. И шла бы ты подальше со своими пораженческими настроениями.

– Сама ты иди, – вяло сказала Линда. – Е…сь, пока дают.

Ива присела на корточки, взяла Линду обеими руками за горячие щеки и повернула лицом к себе.

– Что-то случилось? – спросила она мягко.

– Да нет, – вздохнула Линда. – По-моему, в моей жизни уже никогда не случится ничего. Знаешь, подруга, мне все до такой степени надоело… Пятнадцать лет я на флоте, а все ради чего?

– Может, ради того, что тебя здесь все любят, – предположила Ива. – Ради того, что весь «Тушканчик» прошел через твой кабинет и всем после этого стало легче. Думаешь, это хоть кто-то забыл?

– Он в моем кабинете не был, – прошептала Линда. – А когда ему стало плохо, я не смогла к нему прийти… Вот, тебя уговорила.

– Он уже был в порядке, – возразила Ива, а сама подумала: «Вот это да! Я просто слепая…»

– Ты даже не понимаешь, как ему это было нужно, – слабо улыбнулась Линда. – Чтобы пришла женщина и ничего ему не говорила. А только слушала. Ты все сделала отлично. Просто…

– Ты бы справилась в сто раз лучше меня.

– Да нет же! – Линда отвернулась к стене, и Ива заметила, что у нее дрожит щека. – Мне нельзя, понимаешь? То есть я могла бы, но… Нам профессиональная этика запрещает работать с близкими людьми. Только в крайних случаях. Но если бы я сделала это, мне бы потом нельзя было остаться с ним рядом. Трудно объяснить, но это так.

– Слушай, ты извини, но… А ты что, не пыталась ему ничего сказать? Ну, в смысле…

– Милая Кенди, что ты обо мне знаешь… – сказала Линда шепотом. – Хотя, наверное, теперь это все уже не важно. Нас все равно скоро не станет, так пусть хоть кто-то… Я ведь начинала летать как десантник, Кенди. Связист десантно-штурмового батальона.

– Что? – не поверила Ива.

– Мы как раз приехали из училища в Орли, – голос Линды стал звонок и сух, она выговаривала слова, будто не слыша их, как автомат. – Готовились к погрузке. А там же город, мы ходили в увольнение. И я поцапалась с одной из наших центровых из-за мужика. И мужик-то был дерьмо, вот что обидно… В казарме скандал как-то разросся, вспомнили, что я вообще слишком умная, и так далее. Честно говоря, давно я нарывалась. И самооценка у меня была тогда о-го-го. Знаешь, я ведь могла пробить человеку висок одним пальцем. Но когда против тебя целый взвод… Короче говоря, они меня изнасиловали всей казармой. Дождутся, пока я в себя приду, – и снова… Знаешь, как это, когда женщины?.. Наша подружка Марго хорошо знала. Ее в последнее время даже гипноз не спасал. Каждую ночь во сне видела, как отказывается лизать, а в нее за это ножку от стула…

Ива крепко зажмурилась, изо всех сил пытаясь не представить себе, как это может быть.

– Алекс в ту ночь стоял дежурным по базе, – продолжала Линда. – Пошел в обход и вынул меня из петли. Сделал так, что весь наш взвод загремел на каторгу. А сам приходил ко мне в больницу. И говорил со мной, говорил, как грамотный психотерапевт. Талант у него, наверное. Это сейчас ему не нужно, а раньше он, ты же помнишь, влюблял в себя людей за секунду, одним взглядом…

Ива согласно кивнула. Рашен сильно изменился за последние годы, но до сих пор ему все прощалось за то, что когда-то он был лучше всех.

– Знаешь, – сказала Линда, – мне ведь по всем раскладам положено было его возненавидеть, он же видел, что со мной сделали… А я глядела на него, как собачонка, и все хотела, чтобы он меня погладил. У него глаза такие были… Если бы не он, я бы точно с ума сошла. Но он меня вытащил. Вот сюда. Вот такую, какая я есть. А теперь все рушится… Ни малейшей надежды. Они ведь угробят нас, Кенди! – простонала Линда и наконец разрыдалась.

Две женщины сидели на полу у стены, обнявшись, и горько плакали. Мимо них, воровато озираясь, пробежал на цыпочках флаг-адъютант Мозер, прижимая к груди десятилитровую канистру с самогоном.

* * *

Кресла в салоне адмиральского катера были глубокие и мягкие, как на прогулочном судне. Усевшись, Рашен положил ногу на ногу, скрестил руки на груди и принял неприступный вид. Эссекс и Боровский за его спиной о чем-то переговаривались громким шепотом.

– Жду команду на старт, – доложил Мозер.

– Poyehali, – бросил Рашен.

Мозер с небрежностью опытного пилота хлопнул ладонью по «доске». Стартовые электромагниты оттолкнули катер от стыковочного узла, и суденышко выпрыгнуло из глубокой пазухи на борту «Тушканчика». Мозер дал тягу, перегрузка возросла.

– Не гони, – попросил Рашен.

– Да, сэр.

– Слушайте, патрон, – сказал Боровский. – Я понимаю, что это не мое дело, но если бы меня спросили…

– Да что ты заладил – «не мое дело, не мое дело…». Ну?

– Зачем нам этот референдум? Только время теряем.

– Не референдум, а рабочее совещание, – поправил Эссекс.

Рашен высунулся из-за высокого подголовника и внимательно оглядел подчиненных.

– Бунт на корабле? – спросил он ласково.

– Никак нет, сэр! – поспешно гавкнул Боровский.

– Молодец, – кивнул Рашен и отвернулся.

Позади снова зашушукались. Слышно было, как старпом возмущается, а Эссекс его успокаивает. Впереди на обзорном экране компьютер прорисовал силуэт «Гордона». Рашен следил, как проступают среди звезд очертания невидимого глазу мегадестроера. Неожиданно он вспомнил, как еще четверть века назад на занятиях по общей психологии доказывал, что бессознательно астронавты должны воспринимать бой в пространстве как игру в виртуальной реальности. Очень сложно воевать с бесплотным и неосязаемым противником всерьез. Конечно, до того момента, пока не заработаешь первую в своей жизни сквозную пробоину в борту.

Но вот парадокс – если тебя подстрелили, а ты выжил и смог проанализировать, что же, собственно, произошло, реальнее война в космосе для тебя не становится. Ты просто начинаешь ее бояться. Обижаешься на то, что за ошибку в игре тебя всерьез ударили. А дальше только два пути. Либо ты навеки испугаешься – как Мозер, например, – либо весь остаток боевой жизни пройдешь рука об руку с нервными расстройствами, а то и психическими заболеваниями.

В колледже Рашен читал воспоминания морских офицеров времен Заварухи и навсегда запомнил, как отзывались бравые мореманы о бесстрашии сухопутных войск. «Мы работаем за компьютерами и решаем некую почти абстрактную задачу, – писал опытный флотоводец. – Никаких сверхъестественных личных качеств для этого не требуется. А вот для того, чтобы, сидя в окопе под огнем, заорать «ура!» и броситься вперед, нужно большое мужество. Это совсем не похоже на то, что испытываем мы. Конечно, в случае ошибки, если в нас попадут… Ну, последствия могут быть не из приятных. Но все равно, вздумай я у себя на мостике заорать: «Ура! В атаку!» – на меня посмотрят с глубоким удивлением. Наша война – это работа, в первую очередь работа интеллекта, где эмоциям нет места, потому что они могут исказить решение задачи и оказаться в конечном счете гибельны для корабля».

Уже лейтенантом Рашен осознал правоту этих слов на собственном опыте. Но в море было хотя бы само море, осязаемая в своей опасности враждебная среда вокруг. А космос, ничуть не менее смертельный, чем вода, казался бесплотным и пустым. Корабль, скрывающийся под водой, можно было обнаружить тремя-четырьмя довольно простыми способами. На поиск черного, как пустота, и отлично заэкранированного боевого космического судна задействовались десятки сложнейших методик. И если от утопленной субмарины всплывало на поверхность с клокотанием и свистом хотя бы масляное пятно, то межпланетный дестроер с пробитым реактором погибал беззвучно, и после взрыва искать было нечего.

Романтики в космической войне не оказалось ни на грош. Ничего общего с земными реалиями тоже. И удовольствие от победы страдало излишней абстрактностью. Но со временем его выдумали люди. Каждый находил для себя в безумных гонках среди тьмы что-то особенное, свое. И каждый знал, что, если после боя не хлопнешь одобрительно коллегу по плечу, в следующий раз он может сплоховать. Из этого взаимного одобрения, постоянного внимания к успехам других и выросли взаимоотношения в экипажах. Своеобразные, но очень подчеркнуто теплые, почти родственные. Возможно, поэтому среди астронавтов не было семейных пар, а сексуальным контактам, возникавшим на отдыхе внизу, никто не придавал особого значения. Навигаторы, «пушкари», техники, проводящие большую часть времени в иллюзорном мире полетов меж планетами, занимались самообманом. Они вынужденно убеждали себя в том, что их постоянная игра со смертью и есть настоящая жизнь. В противном случае они бы слишком часто ошибались и пренебрегали опасностью.

Но поверить в то, что неуклюжее барахтанье внизу – это-то как раз жизнь реальная, могли немногие из них. Тем более что в последние годы, особенно после неудачной уже по замыслу второй марсианской кампании, Земля отвернулась от своих верных солдат.

Рашен помотал головой, отгоняя тяжелые мысли, вздохнул, и бормотание за спиной тут же прекратилось. Эссекс и Боровский синхронно подались вперед, пытаясь заглянуть адмиралу в лицо. Им все еще было немного боязно – а не передумает ли Рашен командовать.

Катер изящно подрулил к борту «Гордона» и повел тупым носом, выцеливая причальную мишень.

– Все уже здесь? – спросил Рашен.

– Здесь, – кивнул Эссекс. – В малом конференц-зале.

– Там же экран маленький, – упрекнул его Рашен.

– Зато уютно.

Рашен недовольно цыкнул зубом, но тут вспомнил, что у начальника штаба агорафобия, и решил его лишний раз не обижать.

– Все будет нормально, Фил, – сказал он. – Не мандражируй.

– Это ты себя убеждаешь? – ляпнул Эссекс. Боровский ткнул его локтем в бок и состроил жуткую гримасу.

– Ерунда, – сказал Рашен. – В чем мне себя убеждать? Наоборот, у нас впереди самое интересное… Просто море веселья.

– Да? – искренне удивился такому выводу Эссекс.

– Разумеется. А тебе, Фил, разве не надоело, как мы до сих пор воевали?

– А как мы воевали? – Эссекс озадаченно посмотрел на Боровского.

– Мы же теперь не армия, – объяснил Рашен. – Мы самая что ни на есть пиратская эскадра. Хотя бы на ближайшее время. Пока не докажем, что мы нужны Земле.

– И что? – осторожно спросил Эссекс. Он давно уже понял, что в непринужденной беседе с русским проще спросить, чем самому догадаться. Очень уж у Рашена бывали неожиданные концепции.

– А то, что корсарам положено быть поддатыми и расслабленными. Знаешь, сколько у нас выпивки? Сейчас все совещание так надерется… Не сразу, конечно, а когда решим, как дальше жить. По поллитра на рыло! Мозер расстарался. Кстати, сволочь ты, капитан.

– За что?! – возмутился Мозер, не поворачивая головы. Он сейчас аккуратно подводил катер к шлюзу.

– Я же сказал тебе – все не отбирать!

– Обижаете, сэр. У них две канистры было. Они сами мне тут же одну и вручили. Сказали, если надо, еще сделают.

– Ты узнал, где у них аппарат? – тут же поинтересовался Боровский.

– Ой, это безнадежно! – рассмеялся Эссекс. – Все самогонные аппараты на судах – изделия двойного назначения. У меня на «Роканноне» доктор выгонял почти настоящий спирт через искусственную почку. На десантниках бражку настаивают в системах промывки оптики. Там бачок на десять литров и такие гнутые патрубки…

– Это ты что-то загнул, – не поверил Боровский.

– В бронетранспортерах! – объяснил Эссекс. – Эх ты, а еще туда же – боевая часть…

– Да я этих десантников в жизни не видел, – пошел на попятный старпом. – И вообще…

– У Абрама, по-моему, в унитазе что-то такое было, – неожиданно упавшим голосом произнес Рашен.

Все затихли. Скаут Файна до сих пор не подал голоса.

Катер без малейшего сотрясения прилип к шлюзу.

– Ювелирная стыковка, – заметил Мозер. – Даже самому приятно. Господин адмирал, давление уравнено. Открываю люки.

– Ты хорошо водишь малотоннажники, – сказал Рашен печально. – Но Абрам – еще лучше.

– Я помню, Oleg Igorevich, – кивнул Мозер. – Вы не спешите с выводами. Старина Эйб не даст себя угробить. Ни чужим, ни нашим.

– Да, наши-то пострашнее чужих будут, – усмехнулся Эссекс, вставая. – Ну, Алекс, пошли?

– Страшнее группы F в обитаемой Вселенной нет ничего, – твердо сказал Рашен. – Зарубите это себе на носу. Пока мы это помним – будем живы. А как забудем – нам pizdets.

Он тяжело поднялся на ноги и, сутулясь, пошел к выходу.

Назад: Часть 1 Над Землей

Дальше: Часть III На Земле

Часть 2 Вне Земли

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Часть 2
Вне Земли