Часть III
НОЧНОЙ СМОТРЯЩИЙ

Глава ПЕРВАЯ

Грэй не смог защитить хозяина. Пес учуял опасность, надвигающуюся из темноты, развернулся врагу навстречу, зарычал, быстро оглянулся за разрешением атаковать и не понял, что происходит, – его хозяин медленно оседал на землю. Тогда Грэй бросился вперед, но напоролся на очень сильный и точный удар. Очнулся он в одиночестве. Пса мутило, при попытке встать он шатался и падал. Уже занимался рассвет.

Грэй попробовал взять след нападавшего, но потерял его через сотню шагов. Вернулся домой, надеясь увидеть хозяина там, однако тот в квартиру не приходил. Утром Грэя обнаружили соседи и почему-то очень испугались. Они кричали, махали руками, а потом один из них накинулся на пса, размахивая тяжелой железной палкой. Для Грэя не составило бы труда обезоружить человека, но пес настолько ужаснулся творящейся вокруг несправедливости, что утратил самообладание и трусливо бежал.

Со двора его прогнали, закидав пустыми бутылками.

Грэю повезло, если можно назвать везением то, что он выжил, оставшись без хозяина и крыши над головой. В городе, где с утра до ночи все говорят про бешеных собак, громадная овчарка с разбитой мордой, одурело носящаяся по улицам, – обречена. Но Грэй проскочил жилые кварталы и скрылся в парковой зоне. Он пришел туда, где все случилось. Покрутился на месте, потом лег и тоскливо завыл.

На этот-то вой и проломился сквозь кусты милицейский «УАЗ» – о взбесившейся овчарке поступило множество сигналов от общественности, – да только хвост мелькнул в зарослях. Грэй принял решение и начал действовать.

Тот, кто похитил хозяина Грэя, смахивал на человека внешне, но по сути им не был. Редкое существо – лишь два или три раза за всю предыдущую жизнь Грэй чуял таких издали. Они нервировали пса, тот рычал в их сторону, и хозяин недоуменно одергивал собаку. Теперь пришло время заняться поиском нелюдей предметно. И выйти на след пропавшего хозяина через них.

Распухла и болела морда, хотелось есть и пить. Грэй пару раз пробовал обратиться за помощью к людям, но от него шарахались. Одинокая собака, даже при ошейнике с табличкой, вызывала у людей страх. Это было очень странно, Грэй не понимал их реакции. Заработав несколько ссадин от палок и булыжников, пес оставил попытки наладить контакт. Сначала он кормился только на помойках, через неделю приспособился ловить мышей и другую мелкую живность, разнообразив свой рацион. Водой его снабжал ручеек в заброшенном парке, где пес коротал дни. А ночами он прочесывал город.

Нелюди были здесь точно, жили среди людей, но люди почему-то не чуяли их. Встречались нелюди и вправду редко. Иногда Грэй засекал краем сознания легкий отблеск знакомого сигнала опасности и шел на него, но каждый раз метка уплывала раньше, чем пес успевал взять точное направление.

Со временем сигналы показались ему четче – то ли Грэй научился их улавливать, то ли нелюди активизировались. Так или иначе первую свою цель он вынюхал сквозь толстую стену дома. Спрятался за мусорными баками и приготовился ждать.

На улице было довольно светло от луны, но нелюдь пользовалась чем-то большим, чем зрение, возможно, тоже нюхом. Выйдя из дома, она сразу почуяла засаду и заволновалась.

Грэй обезумел. Эта тварь боялась его. Боялась!.. Он сам не понял, что произошло дальше – бац, хлоп, и нелюдь катается по асфальту, сжимая руками глотку, из которой хлещет дурно пахнущая кровь.

Собственно, пес атаковал по всем правилам, как учили на курсах защитно-караульной службы. Бросился, перехватил руку, которую нелюдь выставила перед собой, рванул вниз и в сторону, опрокидывая противника наземь, – Грэй сильно потерял в весе, но инерция помогла, – почувствовал, как вцепились в ошейник… Тогда он выпустил руку из зубов, потянулся, достал клыками до горла твари и располосовал его.

Все оказалось так просто!

Грэй пережил еще один шок замешательства, куда более сильный, чем от нападения соседа с железякой. Он не посмотрел, что было с нелюдью дальше, – пса гнало прочь ощущение полной несообразности случившегося.

От нелюди остался гадкий привкус во рту. Грэй поспешил налакаться воды и залег в парке. Он легко победил это существо. Но то, которое встретилось им с хозяином, было намного сильнее и опаснее.

Значит, они разные?

Вторую свою нелюдь Грэй взял через месяц, опять при яркой луне. Пес успел здорово одичать, прежние задачи как-то подзабылись, и когда образ хозяина всплывал в памяти, возникало лишь одно желание – давить тварей.

Нелюдь шла по следу, она настигала одинокого мужчину, который, шатаясь во всю ширину улицы, брел куда-то на окраину. Грэй перехватил тварь красиво, та засекла его в последний момент и едва успела дернуться. На этот раз пес не убежал, а внимательно наблюдал, как смертельно раненная тварь ползет, встает на ноги и, шатаясь не хуже своей потенциальной жертвы, пытается уйти. Грэй сопровождал ее, пока та не свалилась вновь, уже насовсем. Но, даже упав, сдохла тварь далеко не сразу.

Следующую ночь Грэй прошлялся по городу безрезультатно, зато уже под самое утро выследил двоих. Пес побежал очень быстро и успел понять, что парочка устроилась на дневку в заброшенной избе. Почему-то твари любили окраины, центр города их не привлекал. Грэй переместился к жилым домам, подкрепился на помойке, встретил там ежа и решил им закусить. Было стыдно и больно. Еж ушел, а Грэй долго выталкивал языком иголки, застрявшие в нёбе.

Потом он вернулся, удостоверился, что добыча на месте, и немного поспал в кустах неподалеку. Проснувшись, запрыгнул в избу через распахнутое окно.

Дневная беспечность тварей была поразительна. Одна нелюдь лежала под продавленным топчаном, другая свернулась калачиком на печи. Эту достать не представлялось возможным, и Грэй, настороженно урча, сунулся под топчан.

Тварь начала оживать, лишь когда Грэй выволок ее на середину комнаты. До этого пес толкал ее и дергал, но нелюдь не реагировала. Теперь же она что-то жалобно забормотала и, не открывая глаз, попыталась уползти обратно. А Грэй совершил еще одно важное открытие – он не может убить нелюдь просто так. Сонная и вялая, тварь была нелепа, жалка, куда-то подевалась ее аура угрозы, и вообще то, что Грэй чуял сейчас, больше напоминало о человеке, чем об опасной дряни.

Обескураженный, Грэй покинул избу. На бывшем огороде водились мыши, и настроение улучшилось. А ближе к ночи из избы отчетливо потянуло нелюдью.

Грэй снова вошел через окно, уселся в углу и оттуда наблюдал, как твари просыпаются, все больше становясь похожими на себя истинных. Это был момент небывалого триумфа. Сразу две нелюди, едва придя в себя, обнаружили: палач ждет. Грэй сполна насладился их ужасом.

Он не предполагал, что твари могут беззвучно общаться и координировать свои действия. Когда они внезапно бросились на пса – одна схватила поперек туловища, а другая нацелилась перегрызть горло, – Грэя спасло лишь умение ловко драться лапами. И еще, он все-таки был заметно быстрее тварей. Ту, что его грызла, пес изорвал с ног до головы. Вторая испугалась, прыгнула в окно и кинулась наутек. Грэй замешкался и настиг ее уже среди многоквартирных домов с ярко светящимися окнами.

Окраинные переулки вымирали каждый вечер, это Грэй давно знал. Тут редко можно было встретить прохожего. Но в домах-то жизнь бурлила, а ближе к центру – выплескивалась на улицы. Тварь рвалась именно туда. К людям. А люди не любили собак.

Грэй задавил тварь посреди улицы, на мостовой, под жуткие крики, доносящиеся из окон, и ушел. Вслед ему бухнул запоздалый выстрел, по асфальту с визгом разлетелась дробь.

Утром сквозь парк цепью прошли вооруженные люди. Один едва не наступил на Грэя. Потом начали стрелять, далеко. Там, почти за городской чертой, жила стая бродячих псов, наверное, последняя в округе. Остальных дворняг люди уничтожили раньше. Грэй прислушивался к выстрелам и нервно прядал ушами. Люди среди бела дня убивали его сородичей, пусть неполноценных, но тоже собак. И это совсем обрушило привычную картину мира.

Но не могло ведь быть такого, чтобы людьми управляли нелюди.

Или могло?

В ту же ночь стало ясно: нелюди вертят людьми как хотят. Грэй выследил тварь, когда она подманивала добычу. Два молодых человека очень уверенно шли по улице, и вдруг их движения замедлились, обоих зашатало, потом они, нетвердо ступая, повернули в темный захламленный тупичок. Грэй как раз направлялся туда – там пряталась его цель. Нелюди тоже умели охотиться из засады.

Пес чувствовал: тварь и жертвы связаны, будто нитью, каким-то мощным сигналом. И нелюдь тянет двоих в темноту, выбирая нить. Тянет сильно, непреодолимо для людей. Это была самая опасная тварь из встретившихся Грэю, не считая той, что забрала его хозяина. Грэй засомневался, сумеет ли взять ее коротко и быстро. А люди… Непонятно, чью сторону они примут, если очнутся.

Грэй поступил по-овчарочьи: влетел в тупичок и набросился с лаем на тех двоих, отгоняя от твари. Буквально вышвырнул обратно на улицу. Люди опомнились и побежали. А Грэй развернулся к врагу клыками. Теперь ничто не мешало честной драке.

Тварь попыталась завладеть его волей, как поступала до этого с людьми. То есть Грэй так расценил внезапный холодок в груди и жжение между глаз. Рыча и скалясь, он медленно пошел на тварь, давая ей время испугаться. Обычная собачья тактика, с непременной демонстрацией угрозы перед нападением, действовала на тварей прекрасно – это Грэй уже знал. Главное, не тянуть. Та парочка, которая напала на Грэя в прошлый раз, успела собраться с духом, потому что пес дал ей несколько лишних секунд. Сейчас ничего подобного не будет.

Тварь встала в полный рост – до этого она сидела на корточках – и оказалась высокой, широкоплечей, сильной. Грэй рванул вперед.

В конце тупичка был забор выше человеческого роста. Нелюдь вспорхнула на него словно птица, вроде тех, за которыми пес безуспешно гонялся в парке. Но у птиц не было длинных ног. Грэй цапнул врага за голень и сдернул наземь.

Эта пакость оказалась неимоверно живуча. Грэй распорол ей внутреннюю сторону бедра от колена до паха, вырвал кусок мяса из брюшины, освежевал предплечье и изуродовал лицо. Но она умудрилась схватить пса за глотку, подмяла под себя и теперь давила, давила, давила… А ей на подмогу спешила с улицы вторая. Какая-то не такая, но все равно нелюдь. Мысленно Грэй заскулил от предсмертной тоски – голос подать он просто не мог – и на прощанье засветил твари лапой в глаз.

Похоже, ей это было все равно.

Ее гораздо больше волновала другая нелюдь.

Которая, подбежав, не стала останавливаться, а нанесла сильнейший удар ногой прямо твари в поганую морду.

Грэй кувыркнулся, вскочил – лапы предательски разъезжались – и помотал головой. Вторая нелюдь не промахнулась, она знала, чего хотела. Вытащив из-за пазухи какую-то железку, она теперь яростно колотила ею противника, а тот беспомощно отступал, не пытаясь контратаковать.

Грэй подышал несколько секунд полной грудью, потом изловчился, просунулся вперед, схватил тварь за щиколотку и повалил.

Непрошеный спаситель встретил подмогу одобрительным возгласом, совсем человечьим. Взмахнул своей железкой и так дал распластанной твари по лбу, что у той руки-ноги взлетели на полметра вверх. Потом упали и больше не шевелились.

Они стояли, отдуваясь, – Грэй и его странный компаньон – и смотрели на бездыханную нелюдь. Потом медленно обернулись друг к другу.

– Успе-ел… – выдохнул спаситель. – Успел. Здорово, мужик!

Грэй поднял верхнюю губу. Раньше нелюди не заговаривали с ним. Даже когда он убивал их, они не кричали по-людски – только рычали и хрипели. Может, они были вообще безголосые. А этот…

– Ну, пойдем.

Спаситель отважно повернулся к Грэю спиной и направился из тупичка вон. На ходу он достал какую-то тряпку и принялся обтирать ею свое оружие.

Грэй прикидывал, не задавить ли и этого на всякий случай.

– Да пойдем же! Пойдем домой. Обедать! А?

Нет, это определенно был не враг. Но и не человек. Нечто среднее между человеком и тварью. Странное. Доброе. И оно не боялось Грэя ни капельки. Уважало его силу, да, но видело в Грэе не опасного зверя, а… Товарища?

– Плюнь на этого вожака! Ты его так уделал, он уже не встанет. Сам подохнет днем. Пойдем лучше поедим. Вкусного мяса!

Грэй тихо заскулил. Его раздирали противоречия. Он совершенно не хотел убивать загадочное существо. И отпустить не мог. Пес оглянулся на поверженную тварь. В той еще теплилась жизнь, но тут пришло знание, что добивать ее не обязательно – до рассвета пусть валяется, а потом сама умрет.

Это знание Грэй каким-то образом позаимствовал у удивительного получеловека.

Тот уходил, небрежно помахивая железкой.

Припадая на все четыре лапы, стеная и кряхтя, Грэй заковылял следом…

***

– Ужас и моральный террор, – буркнул Лузгин, разглядывая исполосованную шрамами морду Грэя. – А глаза добрые-добрые…

– Он жутко умный, – сказал Долинский. – Жутко, понимаешь? Все прошлое лето ходил по городу и убивал вампиров. В самый разгар кампании по борьбе с собачьим бешенством. Однажды задавил упыря прямо под окнами пятиэтажки. Куча свидетелей, визг, обмороки, ай-ай-ай, человека загрызли… Генерал меня чуть не со слезами умолял – поймай эту собаку Баскервилей! Я ему говорю: да вы радуйтесь, какая чудная псина завелась, грызет не честных граждан, а кровососов – побольше бы нам таких бешеных! Вам же работы меньше, двух зайцев убьете, она и вампиров лопает, и подозрения от них отводит… Мне-то грешным делом хотелось, чтобы пес извел еще с десяток гадов. Это была бы просто красота. Только его самого чуть не убили, напоролся Грэюшка на вожака, а с вожаком в одиночку справиться, знаешь ли… Трудно. Помнишь, лапа, как мы ту сволочь отметелили? Ага, помнишь!

Грэй и вправду чуть не кивнул.

– Все помнит! – гордо сообщил Долинский. – Умница. Ой, я испугался тогда. Повезло, монтировку прихватил, будто знал, что пригодится. И слава богу, тот вожак молодой был. Едва оформился, силу осознал свою и пробовал набрать стаю. А я его пас ночами, чтобы потом ментов навести на дневную лежку. Им-то в полнолуние с вожаком связываться опасно – заморочит и убьет. Да и вообще они по вампирам сыскари, между нами говоря, посредственные. Ты не проболтайся, а то обидятся… Значит, вожак сразу двоих подманивает, а тут является Грэй и прямо из-под носа обоих кандидатов уводит! Героический пес. Ты не смотри, что он лапушка, у меня от него пара меток тоже есть, долго мы общий язык искали, ох, долго. Пока я останки его прежнего хозяина, которого вампир убил, не нашел случайно. Вот тогда страдания кончились, тогда Грэюшка погоревал-погоревал и стал мой…

Лузгин слушал, кивал и составлял в уме список вопросов. Ему не хотелось перебивать Долинского – вдруг тот прервет монолог и закроется. Кажется, этот сильный и одинокий человек очень, очень, очень давно никому не изливал душу.

Они сидели у Долинского на веранде и попивали чаек. Погода наконец-то разгулялась, пригрело, облака разошлись, и сейчас, когда день клонился к закату, вокруг стояла редкостная благодать. В пригороде было очень тихо. Здесь теперь жила аристократия: милицейские чины, остепенившиеся мафиози и состоятельные друзья-партнеры тех и других – как Долинский.

Люди, осведомленные об истинном положении дел и потому не слишком опасавшиеся ночного визита кровососов. До недавнего времени – не слишком.

– Слушай, я не совсем понял, что ты о ментах. Они и покрывают вампиров, и охотятся на них?

– Представь себе. Ладно, попробую с самого начала. Знаешь, я, наверное, единственный здесь, кто видит картину целиком. Вот будешь еще ты. Только в ночь со мной не просись. Я, конечно, смогу тебя защитить, но в следующее полнолуние каждый час на счету, не до экскурсий.

– Спасибо, мне Вовочки хватило по самое не балуйся, – соврал Лузгин. Он хотел «в ночь». Он чересчур глубоко увяз в этой истории, чтобы не разузнать все до конца.

За стеной отсыпался на толстом ватном одеяле вервольф Вовка – дергаясь, всхлипывая, жалуясь во сне. А здесь в тенечке лежал Грэй, еще одна загадочная душа.

Когда они приехали, Грэй не приплясывал радостно вокруг машины, а молча смотрел, как Лузгин с Долинским тащат из салона под руки измордованного оборотня. Лузгин напрягся, ожидая худшего. А Грэй подошел немного ближе, потянул носом воздух, оглядел Вовку так и эдак, повернулся и лениво потрусил куда-то за дом. Долинский облегченно вздохнул и сказал: «Пронесло. А я боялся». – «И я. Странный пес». – «На самом деле – страшный. Но хороший».

– Возьми еще варенья. Мама делала. А черника очень полезна для глаз – тебе-то, литератору, глаза подпитывать надо регулярно.

– Знаешь, я сладкое не очень.

– Мама делала… – повторил Долинский и укоризненно посмотрел на Лузгина.

– Не помню ее совсем, извини, – сказал Лузгин, послушно накладывая себе черничного. – Все хорошо, надеюсь?

– Да, спасибо. Мамуля активна и деятельна – подыскивает мне невест из хороших семей. И очень расстраивается, когда я говорю, что не время.

– Не время? – осторожно переспросил Лузгин. – Рано?

– Боюсь, поздно. Ладно, не смотри так.

– Близкий человек, которого ты потерял из-за вампиров…

– Да, это была жена. Пожалуйста, без соболезнований – я сам виноват, а «потерял» – растяжимое понятие. Она сейчас в порядке. Наверное, в большем порядке, чем мы с тобой. Послушай, это трудно осознать поначалу, но ты прими как данность – перед тобой не совсем человек.

– Догадался.

– Я переломавшийся вампир.

Лузгин подавился вареньем.

– Быо пзние, – промычал он. – Извини. Я говорю – было у меня подозрение.

– Не страшно? – спросил Долинский, ехидно щурясь.

Лузгин посмотрел на него и вновь увидел не больше того, что открылось ему раньше. Раздвоенное, несчастное, одинокое существо, из последних сил делающее хорошую мину при плохой игре.

В первую очередь – существо человеческое.

– Будет страшно – попрошу Вовку надрать тебе задницу, – честно сказал Лузгин. На оборотня он и вправду очень надеялся. – И много вас таких?

– Насколько мне известно, немного. А Вовка твой, кстати, боец средненький. Полдюжины мужиков разогнать не смог.

– Это вопрос дискуссионный. Зашишевские держали его в постоянном страхе. Ты служил? Правильно. Значит, должен помнить, как давит волю дедовщина. И потом, извини, в железном ошейнике, да на цепи, да против шестерых ты бы тоже не особо повоевал. Бедный Вовка, говорил я ему, чтобы с детьми не заигрывал…

– Да, мы едва успели. Это у меня судьба, наверное, поспевать в самый последний момент, я уж привык. И за собственные ошибки полной мерой платить – тоже, видимо, судьба… А Вовку я потом натаскаю, покажу ему характерные вампирские приемы. Жалко, мало времени. Эх, было бы в запасе хоть полгодика!

– Думаешь, слабоват парень?

– Не в том дело. Вовке нужно распрямить спину и поверить в себя, это вопрос жизни и смерти, когда имеешь дело с упырями. У них собачья реакция на эмоции жертвы: испугался – тебе конец, не боишься – получаешь шанс. Человек, столкнувшийся с вампиром случайно нос к носу, выживает, если у него естественный испуг не переходит в глубокий страх. Попер грудью, обматерил, да просто фамилию спросил – а вампир испарился. Не поверишь, я знаю про одного милицейского сержанта, здоровенного парня, который спьяну упыря избил, взял за шиворот и в отделение поволок. Решил, что тот его сексуально домогался. Хорошо, встретился им по дороге компетентный товарищ, раньше, чем упырь в себя пришел… – Долинский поймал недоверчивый взгляд Лузгина и пояснил: – Вампир не нападает сразу, он сначала загоняет человека в состояние жертвы, наслаждается процессом… Если упырь не готов тебя обработать по всем правилам, то обычно теряется и спешит уйти. Главное правило – оставь ему возможность скрыться. Потому что, зажатый в угол, он дерется насмерть. Тому сержанту повезло сказочно. Если бы не шел ему навстречу другой мент, опытный, да еще с топором… А ты запоминай, пригодится.

– Не хотелось бы!

– Ну, другим расскажешь… Если я разрешу.

Лузгин молча ждал продолжения. Долинский вдруг приоткрылся с неожиданной стороны – в нем прорезался авторитарный и уверенный лидер, тот, кто может разрешать или не разрешать, по праву сильнейшего в команде. Сильнейшего духом. Фраза была произнесена мягко, но с полной убежденностью: если Долинский сочтет что-то неуместным, он не даст Лузгину сделать это.

– Я попозже тебе объясню, почему так, – сказал Долинский, опуская глаза, будто извиняясь за свою властность. – Понимаешь, сейчас критическая ситуация и расклад совершенно не в нашу пользу. Но случается чудо – появляешься ты и преподносишь на блюдечке надежду. Жалко, я не смыслю в астрологии, но без удачного расположения звезд вряд ли обошлось. Теперь я боюсь одного – что Вовка не столь талантлив, как кажется.

Лузгин закурил и бросил:

– Рассказывай.

Ему просто ничего больше не приходило в голову.

– Ты выживешь при любом развитии событий. Скорее тебе на голову упадет кирпич, чем вампир тебя задерет.

– Это ценно, конечно. И какую роль ты мне отводишь в предстоящем шоу, хотелось бы знать?

– Свидетеля.

Лузгин поморщился. Что-то похожее он уже слышал. В Зашишевье, от Муромского. Кончилось все полными штанами.

***

Когда стемнело, Долинский облачился в черный плащ. «Ну, мы пошли на разведку». – «А спишь ты днем?» – «Скорее утром. Мне теперь много не надо, часа три-четыре, и как огурчик». Лузгин вместо комментария хмыкнул. По Долинскому нельзя было сказать, что он регулярно высыпается. Не исключено, подумалось Лузгину, что измененная психика Долинского восстанавливается после нескольких часов сна. Но тело его выглядело нездоровым, затасканным. Впрочем, и у обычных людей в возрасте за тридцать попадаются тоже… Не тела, а организмы. Это уж как с собой обращаться.

«Нам тут держать ушки на макушке?» – «Да что ты! Во-первых, здесь самое защищенное место в пригороде, на каждом дворе по паре волкодавов. А во-вторых, у простых упырей до начала активной фазы еще дней пять, если не больше. Сейчас даже вожаки едва шевелятся. Сегодня на весь город один по-настоящему опасный тип – проклятый сумасшедший «мастер». – «Ты не боишься?» – «Я должен вынюхивать лежки. Больше некому. Менты вычисляют упырей по косвенным признакам, но примерную наводку на место всегда даю я. Милиция без моей помощи может искать вампиров исключительно по кровавым следам – представляешь, что творилось бы в городе тогда? У нас и так по два законченных кровопийцы на десять тысяч жителей. Это ненормально». – «А что, есть незаконченные?» – «Да, нескольких еще можно уговорить остановиться. И одного родные держат на привязи».

Лузгин попробовал вообразить, каково это – уговаривать начинающего вампира остановиться, – и не смог. Зато очень живо вообразил, что за радость держать родственника-упыря на привязи. Нечто похожее он прошел с Вовкой, но в сильно облегченном варианте.

Долинский и Грэй скрылись в ночи. Лузгин накормил Вовку, завернулся в плед и устроился на веранде с ноутбуком. Мечта всей жизни – свежий воздух, шезлонг, неяркая лампа, тишина.

Вовка бесшумной тенью бродил по участку. Уже без ошейника, но все еще на той самой привязи, хоть сейчас и невидимой. Обживался, слушал город, привыкал к относительно вольной жизни. Вовку заинтересовал хозяин этого дома, и особенно его интриговал Грэй. С такими ненормальными собаками оборотень раньше не встречался. Пес воспринял его как человека – настолько, что Вовка, проявив совершенно человеческую реакцию в ответ, потянулся Грэя погладить. Тут оборотню, конечно, показали клыки. «А мог бы и цапнуть, – заметил Долинский. – Это хороший знак, думаю, со временем они подружатся».

Вервольф чуть не лишился когтей и зубов из-за того, что хотели погладить его самого. На лесопилку пришла дочка одного из мужиков: послала ее мать с поручением, забыв, где прописан страшный, опасный «зверь». Оборотень как раз отдыхал в густой траве – лежал, ушами шевелил, размышлял. Когда девочка подошла к нему и сказала что-то вроде: «Ой, какой бобик», – Вовка благоразумно начал отползать, но было поздно. Его уже гладили. А мужики уже бежали выручать ребенка. От топота и мата девочка испуганно вскинулась и закричала. Всё. Опоздай подмога на пару минут – быть бы Вовке инвалидом.

«Везучий парень, – сказал Долинский. – Пусть его удачи хватит на всех». – «Хорошенькая удача! – усомнился Лузгин. – Бедняга чуть концы не отдал ни за что ни про что». – «Но не отдал же! Поверь, нам и сомнительная удача сгодится. Раньше вообще никакой не водилось». Тут возразить было нечего.

Лузгин раскрыл ноутбук и задумался. «Надо просто все записать, пока не стерлись из памяти разные «вкусные» мелочи. Именно в мелочах, незначительных на первый взгляд деталях иногда прячутся ответы на самые трудные вопросы. О господи! Неужели мне все это не снится? Не поверю, пока не увижу вампира своими глазами. Хотя у меня уже больше месяца есть ручной вервольф… Может, ну их, вампиров? Укусят еще ненароком. А вдруг я предрасположен к этой гадости? Значит, надо сначала попроситься на анализ крови, и уж потом… А если не укусят, а сразу голову открутят? Любопытную голову? Нет уж!»

Убеждая себя, что очень боится упырей и поэтому не пойдет «в ночь», Лузгин положил руки на клавиатуру.

«Ну, посмотрим, какая вырисовывается картина».

…В стопятидесятитысячном городе сейчас около тридцати активно промышляющих вампиров. Такая численность считается ненормально высокой. Вампиры становятся проблемой, уже когда их больше одного на сто тысяч. Потому что контролировать упырей сложно, а стоит их распустить – начнется быстрый рост поголовья и, как следствие, пойдет волна страшных немотивированных убийств. К вампиризму предрасположено не больше процента населения. Но один процент, например, питерцев – уже пара дивизий. А процент москвичей – армия.

Вампиры сильно мифологизированы, и это их основное прикрытие. Столетиями в сознание людей вколачивался романтический образ вампира, и никакие ужастики, показывающие реальные тошнотворные картины «прикладного вампиризма», не могут перебить главный миф – о всесилии и бессмертии упырей. Этот миф владеет умами и, из-за свойственного человеку стремления к безграничной свободе и силе, владеть ими будет всегда.

Непонятно, был внедрен миф намеренно или человечество само приукрасило свой древний страх. Собственно, пусть историки разбираются, если им интересно, а сегодня важно другое: так называемые «старшие» абсолютно не заинтересованы во всей этой дешевой романтике. Они сами к вампирам относятся не лучше, чем бойцы из милицейских и фээсбэшных «ночных команд». С омерзением. Вампиров следует давить.

Потому что вампиры – это не настоящие вампиры.

То есть вампиры – совсем не то, что вы думаете.

Настоящий вампир, «старший», крови не пьет. Он сидит на тщательно сбалансированной диете, а сверхчеловеческие свои потребности удовлетворяет, запитываясь от энергетических потоков, в реальность которых остальное человечество не верит. «Старшие» действительно весьма долговечны, они живут лет по полтораста, иногда немного больше, и до самого конца остаются активны. У них чрезвычайно закрытое сообщество, повседневная его деятельность окутана тайной, известно лишь, что в двадцатом веке, когда достаточно развилась наука, основные усилия «старших» были перенаправлены на изучение собственной природы. По оценке Долинского, «старших» в России примерно двести, а всего на планете несколько тысяч.

Они влиятельны, но ни в коем случае не правят миром.

Они скорее добиваются влияния, чтобы более эффективно от мира отгораживаться. Справедливо полагая, что нынешнее человечество недостаточно гуманно, дабы принять их такими, какие они есть. С отвратительным довеском в виде упырей.

Все контакты «старших» с обществом идут через «мастеров». Это относительно молодые особи, еще способные на проявления «традиционной человечности» и потому успешно взаимодействующие с людьми. Сейчас в России «мастеров» что-то около сотни. В их ведении работа с кандидатами в «старшие» и контроль внеплановых инициаций. Попросту говоря – пробуждение тех, кого наметили, и уничтожение тех, кто стал кровососом. «Мастера» сильны физически и живучи. Умеют за считаные мгновения подавлять человеческую психику. Но тут многое зависит от, казалось бы, мелочей. Опытный «мастер» гарантированно может усилием воли блокировать нервную систему вампира. Но вот завоевать симпатию человека, почуявшего «нелюдь», у него получится вряд ли. А простых граждан, каким-то шестым чувством вычисляющих чужака, очень много. С ними действуют лишь силовые методы: заставить, принудить, наконец – толкнуть в обморок, чтобы не мешали.

Трудно сказать, насколько сильны в этом плане «старшие», но «мастера» точно не всемогущи. Теперь известно, что два молодых русских «мастера» погибли в окрестных лесах при попытке отловить странного мутанта, который оказался устойчив к грубой ментальной атаке.

Теоретически группа охотников на вампиров, правильно замотивированная и хорошо знающая, что ее ждет, справится с «мастером». Правда, у того будет серьезная фора. Он почует опасность издали и либо уйдет, либо приготовится к комбинированной обороне, сочетая нормальное оружие и личные возможности ментального подавления. Насколько это все реально, никто не проверял – нет необходимости. К тому же, если верить слухам, в русских «ночных командах» по два-три человека, и команд таких от силы десяток, по самым крупным городам. Формируются они случайным образом, иногда вообще стихийно, из людей, имеющих личный счет к упырям. Действуют строго по месту жительства. А на очаговые вспышки приезжают «мастера» из Москвы и Питера. Обычно беду засекают специально обученные «нюхачи», сканирующие пространство на сотни, если не тысячи километров вокруг. Ведется мониторинг и по традиционным каналам – через доверенных лиц «старших» в силовых ведомствах. Эти же люди поддерживают работу «ночных команд», обеспечивая их деньгами, расходными материалами, официальным прикрытием и медицинской помощью.

Не приходится удивляться тому, что мы ничего не знаем об этом противостоянии – в него вовлечено меньше тысячи особей, вампирских и человеческих. Да у нас с работорговли кормится на порядок больше народу! А с порноиндустрии – чуть ли не на два порядка. И убивают в этих, с позволения сказать, отраслях столько же.

Может показаться, будто между цивилизацией людей и микроцивилизацией «старших» налажено трогательное взаимопонимание. Ничего подобного. С начала двадцатого века «старшие» отказываются занимать чью-либо сторону в военных и политических конфликтах. И некоторые властные структуры уничтожили бы «старших» из одной чистой мстительности.

Но без помощи «мастеров» не справиться с вампирами. А «старшие» руководят всеми исследованиями проблемы вампиризма. И в их воле спасение высокопоставленной особы, случайно прошедшей инициацию.

Случайно – потому что любой, кто соприкоснулся хоть раз с «мастером», не захочет добровольно обменять свою человеческую жизнь на эту нечеловеческую, пусть очень долгую и насыщенную. По этому пункту Долинский ничего определенного сказать не сумел, ограничившись фразой «увидишь – поймешь, а там уж описывай, если сможешь». С учетом того, что сам Долинский – переходная форма от человека к «старшему», вероятно, речь идет о проблемах коммуникации с обычными людьми и, как следствие, мучительном одиночестве.

Итак, получается замкнутый круг. «Старшие» нужны людям, а те поставляют «старшим» молодую смену. И все складывалось бы тихо-мирно, когда б не соблазн покончить с унизительным для людей сожительством раз и навсегда. В последние годы напряжение росло очень быстро. А пропаганда «старших» – например, они запустили дезинформацию о том, что некоторые техногенные катастрофы были спровоцированы ими для зачистки местности от вампиров, – работала скорее против них. Выходило, что на планете не только орудует неподконтрольная людям жестокая сила, так она еще и разучилась убирать за собой.

А «старшие», кажется, и вправду разучились. Точнее, перестали справляться. «Внеплановые» инициации случались всегда, сколько-то вампиров гуляло само по себе, распространяя заразу, но и обстановка на планете была совершенно другой, и люди – тоже другие.

Есть много гипотез, как должен на самом деле работать симбионт (люди предпочитают говорить «паразит»), внедряющийся в кровь будущего носителя. И не меньше гипотез, почему при внедрении сплошь и рядом идет сбой. Последние несколько столетий вообще не было ни одной безопасной инициации! Любой новичок проходил «вампирскую» стадию, и лишь «старшие» не позволяли ему застрять в ней… При случайной инициации на выходе стопроцентно получится вампир. А то, что он обречен на скорую деградацию и смерть, лишний раз доказывает: это брак. Возможно, не все легенды врут, и когда-то на Земле водились долгоживущие вампиры. Теперь их нет. И слава богу, конечно.

Скорее всего, симбионт-паразит и сегодня отрабатывает свою программу так же верно, как тысячи лет назад. Изменились сами люди. Точнее, в результате деятельности людей химия их среды обитания стала иной. И симбионт губит носителя, вместо того чтобы провести его по пути от человека до «старшего». Вампир приобретает сверхчеловеческие возможности, но употребляет их для банального выживания…

Кажется, на предпоследнем слове палец мимо клавиши мазнул. Лузгин присмотрелся и заметил чудесную опечатку – «анального выживания». Исправил. Закурил. Буркнул «Вов, ты где?» – «Тут, – пришел мысленный ответ из малинника, бурно разросшегося на задворках участка. – Хочешь ягод?» – «Нет, спасибо».

«Вот тебе и сверхчеловеческие возможности, – подумал Лузгин. – Для анального выживания! Страшно подумать, что начнется, если обучить людей мысленной речи, хотя бы на примитивном уровне. Сколько рухнет институтов, отстроенных веками? Сколько профессий умрет? Во что превратится искусство? Собственно, мыслеречь и не речь совсем – Вовка шлет мне образы и ощущения. Может ли он передавать то, что выдумал? Имитировать эмоции? Врать? На мой взгляд, нет. Но это же Вовка, простой и честный. А взять Долинского, который за секунду показал мне объемную картину. Насколько он способен исказить действительность в тех мыслях, что открыл другому? Обязательно расспрошу его об этом. Потому что мыслеречь – опаснейшая штука!»

Лузгин открыл новый файл и быстро застрочил, пока идея не ускользнула.

…Нынешнее мироустройство держится на трех китах: прямой обман, сокрытие информации, фильтрация информационного потока. Государственные, коммерческие, военные, семейные, личные тайны определяют все. Ни одна власть не откровенна с народом, ни одна компания не говорит всю правду своему персоналу, и немногие пары совершенно открыты друг перед другом. Но даже в последнем случае каких-то вещей мы о своих любимых предпочитаем не знать, а какие-то, едва узнав, вытесняем из памяти. Наша психика оснащена фильтрами, оберегающими сознание от перегрузки. Те же фильтры мы встроили в систему общественных коммуникаций. Человек формирует мир под себя, делая его в целом подобным себе. Стыдно признать, но вся эта постоянная многоуровневая ложь – необходима. Как и самообман. Недаром миллиарды землян прячутся в религию от экзистенциального ужаса. Но отомрут ли религии, если вдруг человечеству будет явлена неоспоримая истина о том, «кто мы, откуда, куда идем»? Ни в коем случае. Напротив, как раз религией люди заслонятся от нового знания, буде оно покажется им еще более пугающим, чем прежнее незнание.

Мы выбираем президентами записных лжецов и ловких имитаторов правдивости. Не потому ли, что боимся услышать, как все на самом деле плохо? Мы строго запрещаем рекламщикам обманывать потребителя, но зато учим их освещать факты под самым выгодным углом. Мы знаем, что множество журналистских материалов цензурируется не редакторами, а самими авторами – настолько страшна открывшаяся им правда, – и рады этому.

Мы очень мало знаем о своем мире – и счастливы.

Да, мы такие. Мы так выживаем. Потому что это естественно для нас. Сколько шансов радикально переменить свою участь мы упустили из-за нежелания докопаться до истины? Великое множество. Какова вероятность того, что перемены сгубили бы человечество – не в его нынешнем обличье, а вообще, безвозвратно? Думается, она близка к единице.

Нашу стратегию выживания можно назвать язвительно – «страусиной», но это двойная ложь, потому что страусы не прячут голову в песок. Хорошо бы честно сказать «трусливая», но почему-то не хочется. А можно дать ей расплывчатое и, на первый взгляд, достаточно адекватное имя «стабилизационная». Однако стратегия, построенная на лжи, блэкауте и самообмане, не обеспечивает и стабильности! Она многим хороша, у нее всего один побочный эффект, но он-то и страшен!

Продолжая носить шоры, однажды мы проглядим тенденцию, которая необратимо вывернет нас наизнанку. Не изменит, а именно вывернет. Плавным, малозаметным, эволюционным путем. С непредсказуемыми последствиями.

До десяти процентов землян – самых умных, неравнодушных и дальновидных – сочтут этот вариант не худшим, интересным, перспективным, забавным, наконец. Сочтут, пока знакомятся с этим текстом. Когда выверт завершится, им станет не менее жутко, чем всем остальным. Но будет уже поздно.

А оно все ближе.

Год за годом зарождаются, расцветают и сами по себе затухают совершенно невероятные – в смысле «не хотим и не будем в это верить» – процессы. Некоторые из них подталкивают общество в ту или иную сторону, но до сегодняшнего дня маятник ни разу не сделал по-настоящему широкого взмаха. Вопрос: это нас трудно раскачать или просто мы удачливы? Возьмем простейший случай, касающийся всех и каждого, – что вы знаете о гомосексуальном лобби в «Останкино»? Задумывались вы когда-нибудь о том, какое серьезное влияние оно оказывает на вашу повседневную жизнь? Это вам не наркотраффик, не воровство с армейских складов, не пивной алкоголизм подростков, короче говоря, не то, что может убить, если вы ему неудачно подставитесь. Нет, это то, что медленно-медленно, незаметно-незаметно деформирует самую вашу суть.

Между прочим, вашему вниманию только что был предложен тест «поймай идиота». Вы сразу поняли, чего добиваются телевизионные геи? Поздравляем, идиота вы поймали… Ах, если бы они чего-то добивались! В историческом масштабе те, кто стремятся, не достигают ничего. Влияет лишь тот, кто просто хочет быть собой. Результат влияния может выскочить где угодно и как угодно. Его случайным побочным следствием может оказаться даже выбраковка группы влияния. И такое бывало.

А вот еще вопрос из той же области.

***

В прихожей надрывался звонок. Минуту-другую Лузгин пытался его игнорировать, но тут в голову принялись долбить с двух сторон – Вовка и Долинский. Оборотень сообщал, что за калиткой два опасных человека. А хозяин, которому снился увлекательный сон, очень просил их впустить, пока он там досмотрит, чем все кончится.

– Экстрасенсы хреновы… – пробормотал Лузгин, натягивая штаны.

Часы показывали девять, по здешним меркам вполне допустимое время для делового визита.

Утро выдалось пасмурным, но без дождя. Пригород безмолвствовал, город тоже не особо шумел, лишь в отдалении шуршала «московская трасса» да едва слышно бубнила громкая связь на железнодорожной станции.

– Кого еще принесла нелегкая…

Вовка нервничал, распластавшись под розовым кустом. А шагах в пяти от калитки застыл чучелом собаки Грэй и, опустив хвост, молча буравил глазами непрошеных гостей.

За калиткой стояла такая дурацкая машина и ожидали двое мужчин столь анекдотической внешности, что, случись это в Москве, Лузгин решил бы – хотят разыграть. Или ограбить.

Неопределенного цвета автомобиль, весь в крапинку от сквозной коррозии, был, похоже, когда-то «Волгой». Мужчины – один тощий и сутулый, другой грузный и плечистый – тоже знавали лучшие времена. Они рядились в одинаковые серые плащи, мятые и замызганные, причем здоровяк еще украсил себя бесформенной серой шляпой. Сейчас он сдвинул ее на затылок и лениво почесывал бровь стволом обреза. А тощий… Где-то Лузгин уже видел этого типа, смахивающего на птицу-падальщика.

– Доброе утро, – сказал тощий. – Капитан Котов, районный отдел по борьбе с пидарасами. Пидарасы на территории есть?

– А-а… э-э… – уклончиво ответил Лузгин.

– Это хорошо, что у вас нет пидарасов! – обрадовался тощий. – Честно говоря, нам страсть как надоело с ними бороться!

Здоровяк перестал чесаться, зацепил своим обрезом шляпу за тулью и надвинул ее на брови. Обрез у него был из помповухи, громила вертел его как пушинку, да и выглядела эта штуковина в могучей лапище не солидней пистолета.

– Вы, простите, к кому? – осторожно спросил Лузгин.

– Мы ошиблись адресом, – уверенно сказал тощий. – Давай отворяй.

Обескураженный Лузгин мысленно воззвал к Долинскому. Тот не откликнулся – видимо, перипетии сна интересовали его куда больше, чем ситуация у калитки.

«Он же попросил открыть, – подумал Лузгин. – А мне не трудно. Возьму и открою. Пусть дальше между собой разбираются». И тут он вспомнил, где видел тощего. В «Кодаке». «Как этот юморист представился – капитан Какой-то? Разумеется. Мент».

Лузгин повозился с задвижкой и отпер калитку.

– Собака, – предупредил он.

– Кто? – насторожился тощий.

– Не кто, а где.

– А-а… Да она уже на крыльце лежит, твоя собака. Разбирается в людях. Не то что вы, москвичи, – совсем нюх потеряли.

Лузгин оглянулся. Он и не заметил, как ушел Грэй. А Вовка по-прежнему хоронился в кустах, готовый к обороне. Вероятно, он тоже не очень разбирался в людях.

Тощий и здоровяк прошли к дому. Громила на ходу небрежно поигрывал обрезом, и Лузгин обратил внимание, что свободная его рука как-то странно болтается. Вероятно, повреждена.

Наконец-то проснулся Долинский, попросил налить гостям чаю. «Ишь начальник какой, – недовольно подумал Лузгин. – Я тебе не прислуга». Долинский немедленно дал понять, что ему стыдно и он больше не будет. Тут уж, в свою очередь, устыдился Лузгин. Он совсем забыл, что когда Долинский следит издали за происходящим, то видит не столько реальную картинку, сколько ее отражение в ощущениях людей. И, значит, воспринимает все их эмоции.

– Присаживайтесь, я вам чайку сейчас…

– А у нас – вот. Робокоп, предъяви.

Здоровяк положил обрез на стол и той же рукой извлек из-за пазухи бутылку «Зверобоя».

– Тонизирует, – объяснил тощий.

– Вот в чай и налейте, – посоветовал Лузгин.

Пока он возился на кухне, двое успели приложиться к бутылке прямо из горла и теперь курили, развалившись в плетеных креслах. Грэй демонстративно улегся поперек крыльца, отсекая гостям путь к отступлению, но их это, кажется, не волновало ни капельки.

– Вы всегда так день начинаете? – спросил Лузгин хмуро, расставляя чашки. Он основательно недоспал и хамить наглым визитерам считал в порядке вещей. «Приперся, видите ли, рэкет провинциальный ни свет ни заря. В шляпе!»

– Мы так день заканчиваем, – сказал тощий. – Мы, образно говоря, с ночной смены.

– Тяжело приходится? – поинтересовался Лузгин с издевательской участливостью.

– Это зависит, – ответил тощий значительно. – Когда тяжело, оно результативно. Сегодня вот было легко, но толку никакого. А оплата-то сдельная. С каждой педерастической головы. У нас фирма серьезная, приписки невозможны – мы должны положить на бочку уши. И одно ухо не считается, нужны оба. Эй, Робокоп, помнишь того выродка, у которого уши оказались неодинаковые?

– Угу, – кивнул здоровяк.

– Не зачли нам его, – вздохнул тощий, обшаривая Лузгина прозрачными глазами. – Не зачли… Эх!

Он неожиданно резким движением – таким, что Грэй подскочил, – схватил бутылку и припал к горлышку. Забулькало. Лузгин поежился.

– Но согласитесь, – продолжил тощий, отрываясь от бутылки и даже не переводя дух, – уши гораздо приятнее, чем, например, яйца. Если бы нас заставили резать пидарасам яйца… Не знаю. Наверное, пришлось бы уволиться. Я, знаете ли, брезглив ужасно. Да и Робокоп тоже. Вы не смотрите, что он железный парень. У него тонкая ранимая психика.

– Угу, – снова кивнул здоровяк.

Лузгин, стараясь не впадать в ярость из-за этого идиотского спектакля, разлил чай по чашкам. Он догадался: придурочные менты явились к Долинскому с утра пораньше стрясти денег на опохмелку. И почему-то казалось, что мафиози в подобной ситуации вели бы себя хоть самую малость подостойнее.

Грэй поднялся с крыльца и подошел к столу. По лестнице прошелестели легкие шаги, и на веранду ступил Долинский – свежий, чисто выбритый, в деловом костюме. Лузгин поймал себя на том, что рад ему несказанно. Даже присутствие Грэя и Вовки, надежных ребят, не защищало от душноватого запаха опасности, которым двое в плащах уже провоняли все вокруг.

– Доброе утро, – сказал Долинский.

– Слышь, буржуй, дай денег! – ляпнул тощий. – Пока не началось!

– Могу дать по шее, – Долинский уселся и огладил Грэя, сунувшего морду ему на колени. – Денег – принципы не позволяют.

– Ну вот… – закручинился тощий. – Началось. И так всегда. У кого ни попросишь, все принципиальные. Все по шеям да по шеям…

– Как я понимаю, вы тот самый Котов.

Тощий выпрямился в кресле и вдруг разительно переменился. Он больше не выглядел дешевым хитрованом, играющим придурка. И на падальщика уже не был похож. Напротив Долинского сидело теперь что-то хищное и смертоносное, острое, как режущая кромка.

– Капитан Котов. Сержант Зыков. Прибыли для выработки плана совместных действий.

– Ну вот и свиделись наконец-то… – протянул Долинский то ли ласково, то ли мечтательно.

– Рад знакомству, – отчеканил Котов.

– Доброе утро, – подал голос Зыков. У него оказался приятный и звучный баритон.

– Я, как вы догадываетесь, Игорь Долинский, а это, позвольте вам представить, Андрей Лузгин, журналист. Он здесь… не случайно.

– Мы в курсе. И, кстати, пусть уж третий ваш покажется.

Долинский коротко глянул в сторону кустов, ветки раздвинулись, выглянула озабоченная морда Вовки.

Зыков издал странный звук: не то чихнул, не то подавился.

– Нет, мы не в курсе, – по-прежнему сухо и деловито констатировал Котов. У него на лице не дрогнул ни один мускул. Лузгин, внимательно наблюдавший за реакцией гостей на Вовку, подумал, что капитан дал бы сто очков вперед любому настоящему индейцу.

И тут до него дошло.

«Какой же я идиот! Местная «ночная команда» – вот кто эти двое!»

Вовка убрался обратно в кусты.

– Многое становится яснее, – сказал Котов, провожая оборотня взглядом. – А все остальное еще больше запутывается. Ну, это после. Карты на стол!

Зыков снова полез за пазуху и вытащил офицерский планшет. Котов извлек из него потрепанную на сгибах карту. Лузгин отодвинул чашки, чтобы тому удобнее было развернуть лист. Карта оказалась кое-где протерта до дыр, местами в жирных пятнах, и вся покрыта нарисованными от руки крестиками, стрелками, кружочками. Это был план городской застройки, подробный, с точностью до дома.

Долинский продолжал гладить Грэя. Пес легонько помахивал хвостом.

– Вы где ходили этой ночью?

Долинский подался вперед, секунду помедлил и положил ладонь на северную оконечность города.

– Результатов ноль, естественно.

Долинский кивнул.

– А мы вечером покрутились вот здесь, – Котов ткнул пальцем в противоположный край. – Казалось бы, никакого смысла. Но я решил немного пошевелить дедукцией. От безысходности, наверное. И!.. Вот этот домик знаете чей? Здесь в тупичке два участка всего.

– Там, кажется, Азиз живет.

– Ориентируетесь правильно. Азик. А через улицу от него – Суслик. Неплохо устроились старые приятели и компаньоны, высшей меры на них нет. Оба сейчас нежатся на теплых морях. У Азика в особняке до черта охраны, целый черный муравейник – братья, шурины, племянники, дикий народ, дети гор. Суслик оставил сторожить, как обычно, троих. И собака там была. Мы приезжаем. И что видим? Родня уважаемого Азиза, вся обкуренная вусмерть, справляет какой-то свой байрам. А у Суслика – тихо. Полное отсутствие присутствия, и уже который день. Азиковы племянники сами обеспокоились. Стучали, звонили, кричали – без толку. Хотели перелезть через ворота, но я им строго отсоветовал. Думаю, стаи из трех особей, да с «мастером» во главе, нам хватит по самые помидоры.

Долинский молча взял чашку и отхлебнул.

– Суслик застраивал свой участок еще в начале девяностых, – продолжал Котов. – Обстановку тогдашнюю вы наверняка помните. В те годы выживали только самые умные суслики, барсуки, еноты и прочие их сородичи. Поэтому мы имеем вокруг участка глухой забор два запятая пять метра с шипами и скрытой колючкой поверху. Стены дома толстенные, окна больше похожи на бойницы, закрыты рольставнями. Это крепость. Как ее брать, не представляю. Конечно, ночью что-то должно быть открыто, чтобы «мастеру» уйти и прийти. Но соваться туда после захода солнца – извините, слуга покорный. А днем… Да что днем, что ночью – сначала придется организовать саммит. Нужно тормошить шефа, чтобы он вышел на Олежку Косого, который, по непроверенным данным, знает цену вопроса. И вот если Олежка успешно перетрет с Сусликом и Азиком, и если те уговорятся и дадут нам карт-бланш, и вот тогда, когда все будет согласовано и охрана Азика закроет глаза на то, что мы вламываемся к Суслику… Я вас не утомил? И теперь я спрашиваю: где эта долбаная зондеркоманда из Москвы?!

Долинский задумчиво изучал Котова. А тот глядел на Долинского, открыто и смело. Что-то между ними происходило.

– Он там. Я его чую, – заключил Котов.

– Мне нравится ваша уверенность, – сказал Долинский. – И совсем не нравится место, которое вы нашли. Надо смотреть немедленно. Я сейчас вызову машину.

– Давайте лучше с нами. Фээсбэшный аппарат слишком заметен.

– Это моя! – Долинский заметно обиделся.

– Какая разница, чья. Люди видят и говорят – ага, КГБ поехало.

Долинского перекосило, будто от желудочного спазма. Видимо, Котов случайно попал ему в больное место.

А может, и намеренно.

– Не расстраивайтесь, – сказал Котов. – Мы еще выпьем, и я в припадке сентиментальности расскажу вам, какой вы на самом деле замечательный. Слово офицера.

Лузгин и Зыков синхронно опустили глаза. Котов не врал и не старался показаться лучше, чем он есть. Просто говорил, что думал.

– Принято, – вздохнул Долинский. – Поедем на вашей. Андрей, останься, ладно?

– Я как раз хотел попросить…

– Да там ничего интересного, – Котов свернул карту и уложил в планшет. – Забор. Дом. Через дорогу обкуренные горные азеры поют тоскливые песни и громко матерятся в паузах. Это звуковое сопровождение несколько оживляет картину. А то было бы страшно.

– Останься, – повторил Долинский. – Здесь же Вовка.

– Виноват, – кивнул Лузгин. – Действительно.

– Вовка, значит… – буркнул Котов, вставая и оправляя плащ. – Ну, если Вовка…

– Надо будет его пробить по картотеке, – Долинский опрокинул в рот остатки чая. – Поможете? Хотя там таких Вовок, наверное, сотни.

– Сотни не тысячи, – вмешался Лузгин. – И должны быть фотографии – вдруг он себя узнает.

– По дороге обсудим, – пообещал Котов. – Только пусть ваш красавец не высовывается, пока я здесь. У меня от него мурашки, и хочется стрелять. Я вообще сначала решил, что вы упыря в кустах прячете. Это оборотень какой-то, да?

– Русский народный вервольф, – сказал Лузгин горделиво, будто сам Вовку породил.

– Значит, его в том году москвичи пропавшие по лесам искали.

– А он их загрыз.

– Молодец, – похвалил Котов. – Я бы тоже кое-кого загрыз с превеликим удовольствием, да грызлом не вышел. А этот все равно пусть не высовывается.

– Вы привыкнете со временем. Вовка славный парень.

– Все мы славные ребята, простые русские парни, железные люди с деревянными головами. – Котов слегка пошатнулся. – Черт, поехали скорее. Игорь, готовы? Оденьтесь, будет дождь.

Долинский покорно натянул плащ. Зыков уже шел к калитке. Спрятать обрез он и не подумал.

– До новых встреч! – Котов махнул рукой на прощание и чуть не сверзился с крыльца. Похоже, он с каждой секундой пьянел. Лузгин знал это состояние – «откат» после стресса. То ли отважному капитану тяжело далось знакомство с Долинским, то ли Вовкино присутствие так повлияло. Но скорее всего сказывалась бессонная ночь, которую Котов прошлялся черт знает по каким помойкам.

– Вы не против, если я сяду за руль? – спросил Долинский.

– Х…й! – емко ответил Котов.

– Она без него не поедет, – объяснил Зыков издали. – Ерунда, кто нас остановит?

– Первый же столб.

– Х…й! – уверенно возразил Котов.

Лузгину это надоело, он повернулся и ушел на кухню. Имело смысл позавтракать и лечь доспать.

На холодильнике лежала районная газета, почти свежая. Лузгин поставил разогреваться вчерашние котлеты и решил посмотреть, чего пишут.

Писали ужасно. Такой кошмарный слог Лузгин встречал разве что в армейских боевых листках. «И ведь эти люди называют себя журналистами, гордятся профессией, – подумал он с горечью. – И каждая жопа, прочитав их галиматью, решает, что тоже может писать. А сколько у нас авторов, которые, гордо ударяя себя в грудь, кричат: «Я – писатель!» И каждая жопа, прочитав их галиматью… Тьфу!»

Давным-давно, при главреде Дмитрии Лузгине, здесь была совершенно другая газета. Настолько профессиональная, что ее ставили в пример некоторым столичным изданиям. Говорят, все советские газеты были одинаковые. Нет, они различались, да еще как. У здешней, например, имелось литературное приложение, из которого «выросла» пара неплохих авторов – их теперь не стыдно и писателями назвать. А сколько хороших журналистов отсюда стартовало… Отец умел находить таланты. Он вообще многое умел и ни одной мелочи не упускал из виду. И получилось так, что именно его манера все делать своими руками газету сгубила. Отец ушел, не оставив после себя устойчивой «школы». Грамотный преемник, крепко сбитый коллектив, наработанные контакты, отличная репутация издания – были. Но уехал в столицу лидер, и из газеты будто вырвали сердце. Несколько лет запущенный отцом механизм крутился по инерции, а потом издание очень быстро деградировало и потеряло собственное лицо. Стало одним из многих провинциальных листков, обслуживающих интересы городских властей – и ничего больше.

Лузгин вздохнул. «Может, и не надо было отцу соглашаться на приглашение в Москву. Высосал его этот жестокий город и высушил. До смерти».

Всю кровь выпил.

Чертыхаясь сквозь зубы, Лузгин по диагонали просмотрел четыре полосы. Единственным относительно нормальным чтивом оказалась колонка происшествий. Пусть и обезображенная неуместно витиеватым стилем, она хотя бы сообщала о дельных вещах. Вот третьего дня на проселочной дороге столкнулись два московских авто. А за сутки до – две воронежских машины. Находят же люди, где встретиться… Лузгин заглянул в раздел частных объявлений.

РЕМОНТИРУЮ

ИНОПЛАНЕТНУЮ

ТЕХНИКУ

– Что-что? – спросил Лузгин вслух и почувствовал, как предательски дребезжит голос.

«Ремонтирую инопланетную технику. Готов оказать содействие в размещении рекламы на бортах НЛО. Писать до востребования, п/я … Семецкому Ю.М.».

Лузгин раздраженно отшвырнул газету.

Опять кто-то терзал звонок. И теребил за душу Вовка.

И вдруг глухо зарычал Грэй, такой на редкость молчаливый пес.

– Сумасшедшее утро, – сказал Лузгин.

За калиткой ждал вампир.

***

К этому гостю Лузгин вышел с ружьем наперевес.

Грэй рычать уже бросил, но стоял непоколебимо, будто в землю врос. Вовка за кустами переместился к забору вплотную, чтобы с одного прыжка достать вампира, если тот вздумает сунуть лапу сквозь решетку калитки.

Лузгин передернул затвор и подумал – странное дело, насколько он перед «ночной командой» дал слабину, настолько же уверенно сейчас двигался навстречу вампиру. Чувствовал за собой крепкий зубастый тыл. Ментов Грэй оценил как очень серьезных противников, Вовку они просто напугали. А тут, казалось бы, монстр явился – и ничего, эти двое его запросто съедят и добавки попросят.

Так кто тогда по-настоящему опасен в городе?!

Или вампир нынче дохлый пошел…

– Здравствуйте, мне бы Игоря увидеть… – пролепетал гость.

Лузгин озадаченно приоткрыл рот.

У калитки переминалось с ноги на ногу существо мужского пола, жалкое и ничтожное. Раздавленное два раза. Бледное, изможденное, какое-то иссохшее. Оно зябко обхватило себя руками, его била заметная дрожь. Глядело существо в землю, длинная темная челка закрывала глаза.

– Игоря нет дома, – сухо ответил Лузгин. – А мы с вами не знакомы случаем?

– Мне некуда пойти, – существо всхлипнуло. – Она меня выгнала. Игорь… Игорь сказал, что я могу обратиться… Если решусь. Вот. Делайте со мной что угодно, только спасите и ее тоже. Хотя бы попытайтесь. Что вам стоит?..

«Ну, вот какие они. Неужели такие? Странно. Игорь советовал не бояться. А я и не боюсь. Мне скорее противно. Интересно, как выглядит это ходячее недоразумение при полной луне. Трудно поверить, что оно через несколько дней превратится в убийцу-эстета, подавляющего волю жертвы и наслаждающегося ее предсмертным ужасом. Хм… И откуда уверенность, будто я давно знаю этого упыря?»

– Я не могу работать, – пожаловалось существо. – Я больше не могу работать. Ни днем ни ночью. Не вижу цвета, не чувствую его. Это не зрение, понимаете, это что-то другое… А она говорит, раз я не приношу денег, значит, я не мужчина, и пошел вон.

Похоже, существо раньше умело быть элегантным. Но сейчас его стильная прическа выглядела неопрятной копной волос, а ультрамодная для здешних мест одежда, сплошь из черной кожи, топорщилась, как на дешевом манекене. И вроде бы существо выросло довольно крупным и мускулистым. Но теперь это не имело значения.

– С ней что-то случилось, она раньше была другая. Я не хочу ее терять, не могу. Я тогда себя потеряю. Пустите, будьте добры. Мне очень нужен Игорь. Он может все решить. Я надеюсь, я надеюсь… Черт побери, отчего все так глупо! Она прогнала меня. За что?!

Лузгин медленно опустил ружье.

– Фима… – позвал он тихонько. – Это ты?

– А я же люблю ее! – выкрикнуло существо дребезжащим фальцетом.

– Фима. Ну-ка, посмотри сюда.

Существо несмело выглянуло из-под челки мутным глазом.

– Помнишь меня? Я Андрей Лузгин, мы учились в параллельных классах.

Существо шмыгнуло носом. Никаких сомнений не осталось, перед Лузгиным стоял Миша Ефимов, школьное прозвище Фима. Приятель, однокашник, ровесник. Только, в отличие от них с Долинским, не повзрослевший, а жутко, невообразимо состарившийся.

– Значит, ты все-таки стал художником.

– Забудь об этом. Я никто. Пусти меня, пожалуйста. Я должен поговорить с Игорем.

– Игоря нет дома, – повторил Лузгин. Вспомнилось из какой-то давно читанной готики: вампир без приглашения не войдет. Но уж если пустил его… Дальше твои проблемы.

– Я дождусь. Разреши войти. Я где-нибудь спрячусь и буду ждать. Я не помешаю.

Лузгин помотал головой.

– Да пойми ты, я не могу здесь, мне плохо. Очень плохо. А если я уйду, то… Куда? Мне нужен угол, чтобы прилечь. Спрятаться. А потом Игорь придет и все сделает как надо, он знает. Лишь бы я выдержал. Но я справлюсь, честное слово.

Позади фыркнул Грэй. Как показалось Лузгину – презрительно.

– Да спаси же ее! – взмолилось существо. – Я не за себя, за нее прошу! Если хоть малейший шанс остался, я что угодно сделаю! Ты скажи! Если надо убить, я убью! А если надо умереть…

И существо заплакало. Оно не хотело умирать. Но ему это предстояло довольно скоро. Пока что не физически – истончалась и усыхала его личность.

Так сказал безмолвно Вовка.

Оборотня уже тошнило от несчастья, транслируемого в пространство существом. Он готов был придушить вампира из жалости к себе, чтобы больше не чувствовать его предсмертную тоску. Вовка мечтал – вдруг у Лузгина сдадут нервы и тот заедет существу прикладом в лоб?

Грэй повернулся и ушел к дому.

Лузгин просунул ствол ружья через решетку и несильно толкнул существо в живот.

– Очнись. Я не понял – ты меня узнал?

– Ну да… – прохлюпало существо, размазывая слезы по лицу. – Ты этот… Сынок редактора.

Лузгин поморщился.

«Что за день сегодня?! Сначала Долинскому припомнили то, в чем он не виноват, теперь мне. До смерти нам, что ли, таскать этот хвост? Сын за отца не отвечает. А потом… Наши отцы были достойные люди. За своего я ответить готов, если очень попросят. И Игорь, наверное, тоже не откажется».

– Вас двое было, крутых, сынок газетчика и сынок кагэбэшника… И опять вы вместе тут… Опять все решаете… Не-на-ви-и-жу…

– Ну и пошел в жопу со своими детскими обидами, – мстительно сказал Лузгин. – Сдохни.

– Андрей! – существо рухнуло на колени, заламывая руки.

– Ах, сразу имя вспомнил! Ох и дурак же ты, Фима.

– Да-да, – затараторило существо, – я дурак, я идиот, прости, я больше не буду!

«Вов, – позвал Лузгин, – ты не сердись, но мы его пустим».

Вовка мысленно выразил такое отвращение, что человек едва не поперхнулся.

«Надо потерпеть, Вов. Он нам пригодится».

– Учти, я знаю, кто ты на самом деле. И собака знает. Дернешься – тебя съедят, – предупредил Лузгин, отпирая калитку.

– Не бойся, не дернусь… – простонало существо, медленно, с заметным трудом, вставая с колен. – Мне ходить-то тяжело. Я болен, вот что я такое. Болен, болен, болен… А когда же Игорь придет?

– Не знаю.

– Поскорее бы. Ох, Андрей, спасибо тебе, спасибо.

Оказавшись в доме, существо развило неожиданную активность. Продолжая беспрестанно хлюпать носом, причитать и благодарить, оно принялось суетливо обнюхивать углы. Прихрамывая, обежало весь первый этаж и спросило:

– А подвал? Где вход в подвал?

Лузгин, который уже умаялся ходить за существом по пятам, только головой помотал. Тогда существо зашло в «гостевую» комнату, где жил сейчас Лузгин, легло на пол, кряхтя, заползло под кровать и оттуда сообщило:

– Здесь буду.

– Каков наглец, – буркнул Лузгин.

Подошел Грэй. Шумно потянул носом воздух. Существо опасливо пискнуло.

– Грэй, фу!

Пес на команду Лузгина внимания не обратил. Он сунулся под кровать, ухватил существо за куртку и легко выволок на середину комнаты.

Существо трусливо съежилось. Грэй стоял над ним и критически разглядывал. Будто думал, сразу задавить добычу или сначала поиграть с ней.

Существо заползло под кровать снова. Грэй, невзирая на слабые протесты, вытащил его обратно и довольно осклабился.

– По-моему, Фима, ты попал! – обрадовал вампира Лузгин.

В голове ехидно хохотал Вовка. Совсем по-человечески.

– Андрей, да помоги же!

– Грэй, фу! Кому сказано! Фу!

– Гр-р-р-р!

– Извини.

Лузгин чувствовал себя полным идиотом. Сделать что-то с этой собакой было невозможно – только застрелить, наверное. Естественное мужское желание подчинить себе пса и прекратить безобразие разбивалось о знание истории Грэя. Вампир ему не игрушка, а что-то большее. Попробуй вмешайся. Результат непредсказуем.

Существо рвалось в укрытие, Грэй его раз за разом оттуда извлекал. Оставалось ждать, кто первый сорвется и полезет в драку.

– Отстань, сука!

– Фима, это кобель. И ты ему не нравишься. Честное слово, я тут ни при чем! Может, хватит будить зверя в звере? Выходи из дома, лезь под веранду.

– Мне на улице пло-о-хо…

– Да тебе всегда было плохо. Везде. Ты и в школе постоянно ныл.

– Зато таким, как вы с Долинским, везде хорошо! Мальчики-мажоры, бля!

– А ты в армии служил, чмо?!

– Отстаньте все от меня, сволочи! Отстаньте! Уйди, скотина четвероногая, тьфу на тебя!

Вовка за домом катался по траве. Он был счастлив.

Грэй упоенно валтузил существо.

– Да будь ты мужиком, дай ему в рыло! – ляпнул Лузгин и сам испугался возможных последствий.

– Я не могу, он тогда загрызет! А я должен Игоря дождаться! Пойми, идиот, это не ради меня! Мне жену надо спасти!

Лузгин протянул руку, схватил Грэя за ошейник и дернул. Пес оглянулся и негодующе рыкнул. Лузгин приказал себе ни о чем не думать и просто вышел из комнаты, таща на буксире обалдевшую от такой фамильярности овчарку. Посреди веранды он отпустил пса, рухнул в кресло, бросил ружье на стол и честно уставился Грэю в глаза: теперь делай со мной что хочешь.

– Фиме жену надо спасти, – объяснил Лузгин собаке. – Оставь его в покое, а?

Грэй отвел взгляд. Будто понял. Обошел вокруг стола и улегся на своем любимом месте, поперек крыльца.

– Спасибо… – донеслось из «гостевой».

Лузгин откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Поразительно было уже то, что пес не цапнул человека за ногу, когда его тащили из комнаты. А ведь полагалось собаке перенаправить агрессию. Грэй был не просто восточноевропеец-переросток, в нем проглядывали какие-то примеси. Насколько они обуславливали странные, даже парадоксальные манеры этого животного, Лузгин не знал, он в кинологии разбирался посредственно. И все же пес не тронул его.

Очень захотелось дать волю нервам. Почти так же резко, как до этого Котов, Лузгин цапнул со стола недопитую бутылку «Зверобоя» и припал к горлышку.

– Знал, что напьюсь сегодня. Когда этих ментов придурочных увидел, сразу понял, – сказал он через несколько минут, прежде чем сделать очередной глоток.

В поле зрения появился Вовка. Участок по периметру закрывала живая изгородь, поэтому оборотню разрешили гулять свободно, только чтобы перед калиткой не болтался. У Вовки в лапах был старый футбольный мяч, сморщенный и изжеванный. Он издали бросил его Грэю.

Под кроватью спал вампир.

А Лузгин сидел на веранде, курил и смотрел, как вервольф и овчарка играют в футбол.

***

Прошел небольшой дождик и не ушел – воздух остался мокрым, будто капельки в нем повисли. Грэй опять лежал на крыльце. Человек и оборотень листали иллюстрированный журнал – Вовка называл разные вещи их именами и почти всегда угадывал. Правда, читать у него не получалось. Хотя он уверял, что раньше это умел и вообще учился хорошо. Вероятно, перестроенное зрение вервольфа не позволяло ему корректно считывать буквы.

А может, он в прошлой жизни был двоечником и прогульщиком.

Лузгин прикончил бутылку, но не опьянел, скорее набрался сил нормально прожить до вечера.

Долинский вернулся на такси. Открывать калитку ему было, видимо, лень, потому что он ее перепрыгнул. Самую малость опершись о верхнюю перекладину. Почти два метра. Без разбега.

Такси уехало очень быстро.

– Мой дом превратился в зверинец! – рявкнул Долинский издали. – Что за говно там валяется под кроватью?

Вовка втянул голову в плечи. Грэй подался было с крыльца на улицу, встречать хозяина, но передумал.

– Это Фима к тебе пришел.

– Фима… А Михал Михалыч – не хочешь? Самый модный в городе портретист.

– Что-то не тянет он на Михал Михалыча, – усомнился Лузгин.

– К полнолунию еще как потянет. Знай успевай покойников оттаскивать… Грэюшка, дружище, привет! Ну куда же ты, лапа?.. Не любишь пьяных! И правильно! А я знал, что надерусь сегодня прямо с утра! Как только этих двоих каскадеров увидел, сразу понял. Андрей, умоляю, сделай чайку покрепче.

– Может, тебе прилечь?

– Вот чашечку дерну и прилягу.

– Как съездил?

– Девять из десяти, что наш клиент там. Надо локализовать его точно и планировать операцию. Ничего, естественно, не готово, и никто не готов, и вообще это самоубийство, но уж как-нибудь… Умница Котов, ум-ни-ца, но много пьет. И других соблазняет. Хм, а что это мне не звонят?

Долинский остановился на ступеньках, достал мобильный телефон и потыкал в кнопки.

– Ты не поверишь, – заговорщическим шепотом сообщил он, – у них полный багажник стеклотары! И они ничего не знают! Это какой-то бред!

– Про полный багажник? – успел спросить Лузгин, прежде чем телефон пискнул, соединяя абонентов.

– Вы куда все подевались?! – заорал Долинский в трубку. – Начальник болтается черт знает где! Он, можно сказать, пропал! А вам наплевать, да?! Почему мне никто не докладывает?.. А-а, страшно?! Это ты не знаешь, что такое страшно! Страшно – это если начальник сейчас на работу придет! Ладно, шучу. Не приду. Хорошо, хорошо. Отгрузили? Точно отгрузили? Все отгрузили? И те календари? И буклеты? Хм, молодцы… Тогда завтра… Что? Разве сегодня пятница? Ну и валите. Да, сдавайте под охрану и валите. Разрешаю. Начальник добрый сегодня. Все, отбой.

Он сунул мобильный в карман, поднялся на веранду, похлопал Вовку по плечу и сказал в направлении кухни:

– Про два ящика водки в своем багажнике они знают хорошо. Они ни черта не знают всего остального. Сплошные мифы и легенды. Черт побери, мне известно, что у обоих анализы отрицательные – мне! А им – нет! Они до сих пор боятся заразиться!

– Ты их просветил? – спросил Лузгин, вытряхивая старую заварку из чайника.

– Угу. Не знаю, может, зря. Если генерал своим бойцам ничего не рассказывал, значит, у него были какие-то резоны. Или привычка сработала. Держать подчиненных в страхе, чтобы им служба медом не казалась.

– А ты ему рассказывал?

– Что?

– Что к вампиризму нужна предрасположенность.

Долинский как стоял, так и сел.

Вовка подхватил со стола журнал и благоразумно убрался в дом.

Лузгин возился с чайником, стараясь не оглядываться на Долинского. От того разве что искры не летели. Кажется, Лузгин его своим невинным вопросом совершенно ошарашил.

«Ни одна власть не откровенна с народом, ни одна компания не говорит всю правду своему персоналу». Лузгин проговорил эту аксиому мироустройства – точнее, набил ее на клавиатуре, – только вчера. Но уже сегодня он оценивал в свете новой концепции все, происходящее вокруг. Так бывает с людьми, долго шедшими к открытию, а потом сильно удивившимися: неужели я раньше не додумался до очевидного?

Очевидное не очевидное, а расклад сил в городе оно определяло точно. Контролирующая «работу по вампирам» структура – ФСБ – ни в жизнь не раскроет свои карты милицейским исполнителям. Напротив, она постарается создать вокруг упырей ауру таинственности. Чтобы Котов с Зыковым каждый месяц сдавали кровь на анализ и боялись. Чтобы «мастера» представлялись им непобедимыми. Чтобы милицейское начальство засекретило работу «ночной команды» и сам факт присутствия вампиров в городе. Чтобы у ответственных лиц поджилки тряслись от одной мысли о том, как Котов случайно подцепит заразу и перекусает все УВД!

Чтобы страшно было, страшно, страшно!

Лузгина одно удивляло – почему Долинский, такой с виду самостоятельный, оказался пешкой в этой простенькой шахматной партии. Ну пусть не пешкой. Конем. А толку? Что мешало ему давным-давно познакомиться с ментами-истребителями, по собственной инициативе, в обход начальства? Какую роль играет упомянутый Долинским вскользь таинственный «доктор»? Что известно о вампирах мэрии? Насколько осведомлен местный пахан, про которого говорил Котов? И кто здесь главный?

Вот ключевой вопрос. С ментами ясно, они либо выведены за штат, либо пристроены на незаметных должностях, а подчиняются напрямую кому-то не ниже своего начальника штаба. Но Долинский, «обеспечивающий связность всего этого», – перед кем отчитывается? Да, он потомственный кагэбэшник, печать ставить некуда, это ему Котов открытым текстом высказал. Только шеф здешнего отдела ФСБ – несерьезный босс для «переломавшегося вампира», к которому настоящие упыри на карачках приползают за помощью.

Проводить в жизнь политику «старших» и отвечать за тактические решения должен один персонаж. Кто? Где? А он вообще тут есть? Или, как испокон веку принято на Руси, каждая структура пашет свою делянку и отчаянно шифруется, чтобы другие не догадались, как мало она знает, может и делает?

Это следовало выяснить непременно.

– Надо идти к генералу, – сказал Долинский упавшим голосом. – Объясняться. Чем скорее, тем лучше. А я не готов.

– Лучше сначала поспи. – Лузгин протянул ему чашку.

– Уму непостижимо!.. Слушай, Андрей, тебя нам бог послал. Вот что значит свежая голова.

– Успокойся. Выпей чаю и ляг. Потом как следует подумай.

Долинский тяжело вздохнул, припал было к чашке и тут же ее отставил.

– Горячий. Долей холодненькой, а?

Лузгин молча повернулся и ушел обратно в кухню.

– Не жрал сегодня вообще, – сообщил Долинский ему в спину. – Вот и окосел. Извини.

– Тебе разогреть? Осталось от вчерашнего.

– Да ну. Поехали в кабак, пообедаем.

– А ребята? И там Фима под кроватью?

– Вот ребята его и посторожат. Кстати, чего надо этому художнику с большой дороги?

– Его жена из дома выгнала, он требует, чтобы ты ее спас.

– Бесполезно, – Долинский поморщился и махнул рукой, будто кого-то отгоняя. – Она умрет без крови. Бедный Мишка, не повезло ему. И сам он вряд ли переломается, сила воли не та. Проще сдать обоих Котову, чтобы не мучились. Пусть этот цикл отгуляют, а на рассвете, когда заснут, Котов ими займется. Рассвет, вот как он это называет. Утро последнего дня… Эх, Катя, Катя, дура ты красивая, угробила талантливого мужика!

Лузгин долил в чашку холодной воды, Долинский благодарно кивнул и стал жадно пить.

– Я не понял, а Катя эта, она Мишке кто?

– Жена, кто!

– Жена… Ты хочешь сказать, она его заразила, а теперь прогнала?

– А что тебя удивляет? У начинающих упырей, когда они силу почувствуют, все комплексы наружу лезут. А самые поганые черты характера – усиливаются. Вспомни, какой Мишка был мягкий в детстве, как от любого конфликта уворачивался.

– Он, по-моему, и сейчас такой.

– Ближе к полнолунию ты его не узнаешь. Воин справедливости, защитник обиженных, крутой герой. Некоторые его поступки, хм, просто достойны уважения. Думаю, он свою прежнюю трусость так компенсирует. Наверстывает упущенное. Но это временно. И давай не будем забывать, что на нем уже сейчас несколько трупов. Пока он ест одних бомжей, принципиально. Следующим летом, если доживет, Миша будет обычный кровосос. Встретит ночью тебя – слопает за милую душу. Кстати, ты точно не хочешь в кабак? Там вкусно.

– Поезжай, а я останусь. Вдруг еще кто-то придет.

– Катерина за благоверным явится! – непонятно чему обрадовался Долинский. – Если бы. Катя больше всего на свете любит себя, красавицу. А для себя ей нужны деньги и потрахаться. Из Мишки она несколько лет делала успешного коммерческого художника. Почти справилась, но он вдруг загрустил. Тогда она поставила на нем крест и начала искать замену. По большей части в Москве. Доискалась. Мишка думает, ее на улице изнасиловали. Ага, неоднократно. Вот Наташу бедную и правда изнасиловали, да не кто-то, а сам ночной смотрящий. Мерзавец! Прислали нам на голову психа. Четыре года он тут порядки наводит. Котов за ним гоняется, я выслеживаю, москвичи вот приезжали, бедненькие-несчастненькие, ни в чем не виноватые… И без толку. Господи, как я их всех ненавижу!

– А кто такая эта Наташа?

– Дочь начальника УВД. Я тебе этого не говорил.

– Понятно… – Теперь сел Лузгин. «Многое становится яснее, остальное еще больше запутывается, – вспомнил он фразу Котова. – Надо будет записать. Пригодится».

– Она не совсем вампир, – сказал Долинский немного виновато, будто оправдывался за генеральскую дочь. – Ей перед каждым циклом делают медикаментозную блокаду. Иногда позволяют гульнуть, чтобы дать расслабиться. Она и крови-то не пьет. Ходит, слушает ночь и ищет того, кто ее инициировал. А я за ней, как привязанный. Фактически мы бедную девочку используем. Иначе никак. Рядового кровопийцу я и сам за пару километров унюхаю. А вот на «мастера» выйти – проблема. В прошлый раз мы его почти взяли, но упустили. И Котова я на стаю навел, и москвичей, а не вышло. Жаль… Давай все-таки поедем обедать!

– Фима, – напомнил Лузгин.

– Мишка? Он до ночи вообще никто. А ночью будет тут бродить и жаловаться на судьбу. Мишке четыре дня еще страдать. Купить ему, что ли, красок…

– Он не может работать, не чувствует цвета.

– У-у, как далеко зашло. Думал, к зиме его скрутит. Видишь, Андрей, хреновый я эксперт по вампирам.

– А кто хороший?

– Здесь – никто. Даже наш доктор такой же практик, народный умелец. Его в Москве поднатаскали, дали необходимые контакты, обеспечили прикрытие – и все. Сейчас я, кажется, начинаю понимать, зачем это нужно «старшим». Для баланса. Пока каждая структура решает узкую задачу и не делится информацией с другими, «старшие» могут быть спокойны. Мы не объединимся против них. Нас мало, мы очень заняты. А ведь если люди сведут поголовье упырей к нулю и начнут говорить со «старшими» с позиции силы… Пусть расплачиваются своими знаниями. Пусть всех научат видеть и слышать по-настоящему, сделают здоровыми и крепкими!.. М-да. Интересненько. Взять гадов за шкирку. Мечта всей жизни.

– Раньше не приходило в голову?

– Андрей! – Долинский посмотрел укоризненно. – Ты хоть представляешь, сколько времени и сил отнимает моя работа, так сказать, в поле? Да я извертелся весь! Просто не дать упырям здесь расплодиться – уже с ума сойти можно! Нас всего лишь четверо, кто реально что-то делает, на весь город! Я, доктор и Котов с Зыковым.

– Прости.

– Нет, ты представь. Я ночами прочесываю город по квадратам. Хожу, нюхаю. А днем у меня вообще-то своя жизнь, свой бизнес. Но в любую секунду может потребоваться консультация по телефону или личная встреча. Как я запарился объясняться с нашей мафией – просто молчу. Вообще бандиты – люди суеверные, но у Олежки Косого кандидатская степень по философии, и он редкостный материалист. Куда, говорит, мои люди пропадают? Да вот туда!.. Решил, мы издеваемся. Надулся, обиделся. Ну, я сводил его в ночное разок. А он, когда протрезвел, распорядился, чтобы во всех поливалках, которые улицы моют, была святая вода! Попы наши озолотились на этом деле. Потом Косой, слава богу, опять протрезвел…

– А почему бы и вправду не объединить усилия, если дела так плохи? – перебил Лузгин. – Пусть твое начальство поговорит с милицейским. Подберите надежных людей, подготовьте их и навалитесь на проблему всерьез. Ты извини, я, конечно, болтаю о вещах, в которых не разбираюсь, но это же нормально – когда чрезвычайная ситуация, землетрясение или эпидемия, все работают вместе. Здесь-то как раз нечто вроде эпидемии. И?..

– Мы на грани, – сказал Долинский просто. – Только все боятся и никто не понимает, как себя вести. И никто не доверяет никому. Разделение властей не зря придумано. Каждому уютно в его конуре. Ну создадим мы втайне от «старших» межведомственную структуру. ФБР антивампирское. Ну пойдет это бюро долбить упырей. А дальше? «Старшие» узнают и накапают кому надо в Москве. Будет конфликт. Знаешь выражение «не раскачивайте лодку»? Кремль не любит тех, кто раскачивает без спросу. Допустим, мы упремся и настоим на своем. Инициатива снизу. Но сам посуди, в масштабах города это кончится бунтом. В масштабах страны – государственным переворотом. А если за рубежом поймут, что у нас происходит на самом деле, начнется цепная реакция. «Старших» и их отродье примутся выжигать каленым железом. Последствия можешь оценить? Не можешь. И правильно. Теперь еще одна позиция. Думаешь, «старшие» дадут себя убить? Да они Америку на нас натравят, лишь бы спасти свои драгоценные шкурки.

– Тот, кто… отдает тебе приказы, рассуждает так же?

– Тот, кто думает, что отдает мне приказы, – ревниво уточнил Долинский. – Он вообще не рассуждает. Слишком боится «старших». Вот генерал их точно не боится. Но… Он всего лишь генерал. У него есть родной город, в котором надо обеспечить порядок, или хотя бы видимость порядка. Представь себе, вампиры в этот уклад вписались лучше некуда. Сначала из-за них чуть гангстерская война не случилась. Пропадали бандюганы, русские грешили на зверей – это они чурок так называют, – те наоборот. Я объяснил Косому, кто именно шалит ночами. И с тех пор наша организованная преступность – самая организованная преступность в области. Очень дружная, милая, улыбчивая, готовая к диалогу. Потому что ей наврали, будто это мы полностью контролируем вампиров, а не наоборот. Голову даю на отсечение – если бы ночной смотрящий не заразил Наташу, генерал с упырями смирился бы. Тем более по его вызову приезжает команда «мастеров»-ликвидаторов из самой Москвы! Пусть у нее ничего не выходит, пусть она оказывается в дерьме по уши, но уважение-то каково, уважение!

– А ты можешь вызвать ликвидаторов?

Долинский помялся немного, потом сказал:

– Эх, да и черт с ним! Уж говорить, так до конца. Могу, конечно. Но предоставляю инициативу генералу, чтобы менты не знали моих полномочий.

Подумал и добавил грустно:

– Вот какой я хитрый. Ничуть не лучше остальных – враль, темнила, дезинформатор. С открытой улыбкой на добром лице. Народ таких зовет «пиарщиками».

– Ты отстал от жизни. Продвинутый народ зовет таких «гуманитарными технологами». Хорошо, а что же будет дальше?

– Когда? В ближайшие дни или вообще? Вообще – не знаю и знать не хочу. Надо как-то пилить эти гордиевы узлы. Значит, будем пилить. Мы, собственно, уже начали. Думаешь, Котов на меня вышел с разрешения генерала? Ха! Стали бы мы тогда при тебе общаться, как же… А на сегодня-завтра программа вполне определенная. Сейчас я буду спать, потому что ты не отпускаешь меня пообедать… Не отпускаешь, не отпускаешь! Ну хорошо, разогрей вчерашние объедки, перед сном пожую. Слушай, я пьян. Странно. Меня же водка практически не берет! Я выпил одну бутылку и совершенно одурел! Готов поспорить, это нервное. Это из-за «мастера». Он там, он точно там. И мы его наконец прищучим. Как он надоел! Как я его ненавижу! Надо еще выпить и поспать. Ты будешь? Нет? Правильно. Должен остаться кто-то нормальный в доме.

– Так что дальше? Вызовешь москвичей? – спросил Лузгин с кухни. Обязанности прислуги он уже выполнял безропотно, ведь ему платили самым важным – информацией, пусть и обрывочной. Лишь бы Долинский окончательно на шею не сел. Вообще-то по дому трудилась некая «бабушка», но на той неделе она взяла отпуск. Вовремя. Вряд ли бабушка осталась бы равнодушной к визиту московского журналиста с ручным вервольфом, двух психованных ментов и убитого горем вампира.

– К черту москвичей. Теперь – к черту. Вечером еще раз осмотрюсь и завтра днем полезу в тот особняк. Сам.

Лузгин уронил сковородку.

Назад: Глава ТРЕТЬЯ

Дальше: Глава ВТОРАЯ

Часть III НОЧНОЙ СМОТРЯЩИЙ

Глава ПЕРВАЯ

***

***

***

***

***

Часть III
НОЧНОЙ СМОТРЯЩИЙ