Глава 9

И я попробовал. Рванул из-за стола и из квартиры с такой скоростью, будто не я сбегал к чертовой матери, а наоборот — за мной очерти гнались. Все-таки не выдержали нервы, отнюдь они у меня не стальные.

Дверь хлопнула так, что посыпалась штукатурка, и я, перепрыгивая через пять ступенек, помчался подальше от трансцендентного пса. На. лестнице чуть не сшиб соседку с третьего этажа, поднимавшуюся наверх, но, скользнув по перилам, благополучно миновал ее. Что она обо мне подумала, меня в данный момент не интересовало. Меня вообще ничего не интересовало, весь свет застилало страстное желание побыстрее покинуть Холмовск раз и навсегда.

Несмотря на дымку тумана, я гнал машину как сумасшедший, не обращая внимания на светофоры — благо в столь ранний час ни прохожих, ни автомобилей на улицах не было. Странно при этом, что на выезде из города стояла патрульная машина и бравый гибэдэдэшник, еще издали услышав рев отечественного мотора, замахал жезлом. По всей видимости, стражи дорожного движения решили подстраховаться на случай тумана.

Черта с два я остановился. Не снижая скорости, только вильнув, чтобы не зацепить не в меру ретивого гибэдэдэшника, вышедшего на середину шоссе, промчался мимо, глянул в зеркальце заднего вида и отметил еще одну странность. Никто за мной, включив сирену патрульной машины, гнаться не собирался. Гибэдэдэшник стоял на шоссе, широко расставив ноги, и смотрел вслед. Кажется, при этом он улыбался, но с такого расстояния разобрать выражение лица было трудно. В честь чего ему улыбаться? Неужели впереди еще один пост? Но пока передо мной стлалось пустынное шоссе, подернутое розоватым туманом, и ни встречных, ни попутных машин не наблюдалось.

Встреча с патрульным немного отрезвила меня, и я с сожалением подумал, что выбежал из квартиры в чем был. Без документов, без денег… Точнее, в карманах было около четырех тысяч рублей, но этого хватит разве что на бензин. Конечно, при моих способностях ничего не стоит раздобыть деньги — с кредитной карточкой я не расставался, — но пользоваться ею рискованно. Скорее всего, через банкоматы меня и вычислили.

Солнце уже поднялось из-за горизонта, но розоватый оттенок тумана не исчез. Странно, в общем-то. Я бросил взгляд на солнце. В пелене тумана оно казалось неестественно оранжевым и словно искрилось по краю диска, как бенгальский огонь. Каких только чудес не проявляется в земной атмосфере — от миражей в пустыне до гало. Или таких вот…

Въехав на холм, я увидел еще более странную картину. В долине, по которой поперек дороги змеилась пересыхающая летом мелководная речушка без названия — один из многочисленных притоков Лузьмы, — стояла плотная стена розового тумана. Противореча всем законам туманообразования, он стоял не по руслу речки, а метрах в ста за ней идеально изогнутой, как натянутый лук, стеной, и противоположные концы ею терялись между холмами. От этого прямая дорога казалась стрелой, мост через речушку — наконечником, и подсознательно хотелось надавить на педаль газа, будто, меня подталкивала натянутая невидимая тетива.

Как ни велик был соблазн, но, подъезжая к мосту, я притормозил — не хотелось, въехав в туман, столкнуться на полной скорости со встречной машиной. К тому же у самой кромки тумана на проезжей части дороги стоял черный джип «Чероки» с открытыми дверцами. Ох уж эти «новые русские», нет чтобы съехать на обочину, а потом пойти по нужде, обязательно нужно оставить машину на дороге…

Миновав мост, я снизил скорость чуть не до минимума и включил фары — туман был настолько плотным, что казался непроницаемым.

Обходя джип слева, по встречной полосе, я мельком глянул на машину, и сердце у меня екнуло. В салоне никого не было, но не по нужде вышли пассажиры — капот мощной машины был смят, словно она столкнулась с бульдозером, лобовое стекло разбито, по асфальту растекались лужи машинного масла, бензина и крови.

И в тот самый момент, когда я поравнялся с джипом, мои «Жигули» врезались во что-то в тумане. Несмотря на малую скорость, удар оказался настолько жестким, как если бы машина ткнулась в бетонную стену. Меня бросило на руль, со звоном посыпались разбитые фары и подфарники.

С минуту я приходил в себя, ожидая увидеть сквозь лобовое стекло перекошенное лицо водителя встречного автомобиля, но все поле зрения заслоняли плотные клубы розового тумана. Наконец я открыл дверцу, выбрался на асфальт и нетвердыми шагами подошел к капоту.

Любого автолюбителя вид расквашенного капота приводит в уныние, но то, что увидел я, повергло в шок. Разбитые фары и помятый бампер были ничто по сравнению с тем, что предстало перед моими глазами. Туман оказался монолитной бугристой стеной, в недрах которой клубился розово-модочный дым. Я попытался потрогать ее поверхность, но ничего не получилось. Не смог прикоснуться, поскольку стена отталкивала руку, и, как я ни пытался, ближе чем на сантиметр пальцы не продвигались. Будто были намагничены, а стена имела тот же полюс, что и мое тело. От этого казалось, что стена неимоверно скользкая, как подтаявший лед, но в то же время не холодная.

Я ошарашено огляделся, затем задрал голову, оценивая размеры сооружения. Нет, это была не стена, это была циклопическая полусфера, накрывшая город Холмовск вместе с окрестностями. Теперь понятно, почему трансцендентный Сэр Лис с циничным сарказмом предложил мне попробовать сбежать из города…

Вид полусферы поражал. Внизу она была туманно-розовой, но чем выше, тем прозрачней, причем настолько, что лишь искрение вокруг диска поднявшегося солнца свидетельствовало, что она сплошная.

Все это выглядело настолько несуразно, что не укладывалось в сознании. Одно дело читать в фантастическом романе о вторжении инопланетян, другое — наяву оказаться под гигантским колпаком у пришельцев. Очень многие события последних Дней сразу нашли объяснение — даже вчерашний разговоре писателем-фантастом. Но как раз в инопланетное происхождение писателя верилось с трудом. Слишком много совпадений — создавалось впечатление, что его «подставили», как в плохом детективе предъявив мне чересчур явные улики. Ремишевский, цопутчик-налетчик в машине, наконец, Сэр Лис вели себя совсем иначе.

Обойдя «Жигули», я подошел к джипу. Разбилась машина основательно: покореженный капот и осыпавшиеся стекла красноречиво говорили, что «Чероки» врезался в туманную сферу на полной скорости. Лихой был водитель… Перевернутые сиденья, какие-то бумаги и много, очень много стодолларовых купюр, рассыпавшихся из раскрывшегося кейса, были густо пересыпаны стеклянным крошевом и залиты свежей кровью. Все свидетельствовало о том, что авария произошла не более десяти минут назад, но куда подевались люди? Ни трупов, ни живых в салоне и поблизости не было. Кто их успел эвакуировать и когда? Даже если их увозили сразу после крушения на вертолете, я бы заметил…

Тут я вспомнил вчерашний разговор с писателем и отчаянно замотал головой, поймав себя на антропоцентризме. Какой-такой вертолет, когда на расстоянии протянутой руки от меня высилось сооружение, выходящее за рамки человеческого понимания? Кажется, пришла пора менять устоявшееся мировоззрение и мыслить несколько иными категориями. И хотя я обладал некоторыми паранормальными способностями, но чувствовал, что изменение мировоззрения будет проходить не менее трудно, чем у обыкновенного человека.

Я еще раз оглядел салон джипа и снова поразился бесхозной груде валюты. Почему ее не забрали? Неужели купюры фальшивые? Подняв одну, посмотрел на просвет, потер пальцами. Банкнота была настоящей. И тогда в голову пришла дикая мысль, что здесь, под куполом, доллары могут оказаться никому не нужными бумажками, разве что детям в качестве фантиков для игр. Мысль была глупой и наивной до абсурда — скорее всего, мозг, испытав легкое сотрясение во время удара «Жигулей» о циклопическую стену Чужеродного купола, санепроизвольно начал менять «антропоцентрическое мировоззрение» не в ту сторону, но тем не менее я разжал пальцы, и купюра мягко спланировала в салон на груду битого стёкла, бумаг и заокеанских денег.

Из Холмовска мне не сбежать, и понимание полной безысходности создавшегося положения сдавило сердце. Ничего другого, как возвращаться, не оставалось. Здесь мне делать нечего.

Мотор завелся сразу, но с неприятным тарахтением, однако машина послушно развернулась и, дребезжа приоткрытым капотом, поехала назад, в город. Что случилось с мотором, я смотреть не стал — не принадлежу к распространённому типу российских автолюбителей, которые родную машину знают лучше, чем свою жену. К средству передвижения я отношусь на американский лад: едет — и ладно, не едет — вызывай техническую помощь.

На сей раз я не гнал будто угорелый, а возвращался черепашьей скоростью — около сорока километров в час. Спешить было некуда, к тому же руль не очень хорошо слушался, и я боялся, чтобы не занесло в кювет.

Встречных машин не было, что вызывало крайнее удивление — неужели в городе уже знают о «колпаке» и милицейский пост на выезде стоял вовсе не по причине тумана? Вполне возможно, хотя дымка уже исчезла, но мир по-прежнему представал перед глазами в розовом свете. К сожалению, в прямом смысле, а не в переносном.

На въезде в город меня остановил все тот же гибэдэдэшник, предостерегающе погрозив жезлом. Я и не сопротивлялся — куда денешься? Остановился у обочины и мысленно прикинул, хватит ли денег для штрафа, чтобы не разводить лишнюю канитель. Гибэдэдэшники злятся, когда с ветерком проносишься мимо них, и дерут потом с нарушителей не просто втридорога, а спускают три шкуры. Поневоле пожалел, что не прихватил из разбитого «Чероки» сколько-нибудь долларов — гораздо проще бы все сейчас получилось.

Постовой, оказавшийся очень молодым парнем, чуть ли не юнцом со школьной скамьи, похоже, еще ни разу не брившимся, неторопливо обошел вокруг «Жигулей», с саркастической улыбкой осматривая повреждения. Определенно, час назад знал, что меня ждет на дороге, потому улыбался вслед и не думал преследовать. Тот еще ханыга — молодой, да из ранних.

— Ефрейтор Соликов, — козырнув, представился он, наклоняясь к открытому окошку. — Как посмотрю, хорошо прокатились. Весело было?

Радостная для него, гадостная для меня улыбка не покидала лица постового. Отнюдь не напрасно бытует поговорка, что лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора…

Я достал из бардачка документы, сунул в них шесть пятисотенных и протянул ефрейтору.

Он отрицательно покачал головой, и без того лучезарная улыбка стала еще шире.

— Все, что есть, — буркнул я, прекрасно понимая, что этим не отделаюсь. Придется оставить машину и топать домой за деньгами,

— Что вы, право, гражданин Новиков, — сказал он. — К чему это? — Улыбка исчезла с его лица, а в глазах появилось какое-то непонятное выражение. Нет, не брезгливость, а нечто похожее на сожаление. Будто он жалел меня неизвестно за что. — Поезжайте в автосервис, сдайте машину в ремонт. Но учтите, еще раз нарушите правила, и мы лишим вас прав вождения.

Он снова козырнул, развернулся и направился к своей машине.

А я будто врос в сиденье, оторопело уставившись ему в спину. Где это видано, чтобы ГИБДД денег не брала?!

Вот те и молодой да из ранних… А йотом, откуда он знает мою фамилию, если документы не открывал?!

Слабый ветерок дохнул в окно, и я обмер, сообразив, откуда ему известна моя фамилия. Ошибся я в патрульном, приняв его за никогда не брившегося юнца: Брился он и одеколоном пользовался. Дешевым одеколоном, с запахом весенней фиалки. Запахом, который со вчерашнего дня прочно ассоциировался в моем сознании с кладбищем.

В автосервисе я первым делом разыскал Толика Вахрушева, прекрасного механика, пару раз приводившего мои «Жигули» в порядок. Что поделаешь, но отечественные автомобили требуют к себе гораздо больше внимания при обслуживании, чем иномарки. Если уж завел отечественный автомобиль, то будь готов стать его рабом либо ищи для него личного механика. Причем будь готов и к тому, что время и деньги, затраченные на ремонт и техническое обслуживание, превысят стоимость иномарки. Почти как с женщиной — если не желаешь удовлетворить ее капризы и прихоти, значит, готовься содержать ее любовника.

Вахрушев был асом своего дела, уже по звуку работающего двигателя он определял неполадки: что нужно подрегулировать, что — заменить, а после ремонта честно ставил в известность, какой узел сколько проработает. И всегда оказывался прав. Но и брал за ремонт недешево.

Толика я нашел в гараже, блиставшем до того никогда не виданной чистотой и опрятностью. К моему удивлению, Толик предстал предо мной не в замасленной донельзя спецовке и перепачканный автолом до макушки, а чистенький, свеженький, в белоснежном, выглаженном халате, будто здесь была не автомастерская, а платная поликлиника высшего разряда.

— Привет, — поздоровался я, с нескрываемым недоумением оглядывая механика сверху донизу. Всегда всклокоченные волосы были расчесаны на безукоризненный пробор, очки в легкой золоченой оправе, ранее тусклые от пятен автола, блистали сиреневыми бликами просветленной оптики. — Никак на повышение пошел, руководишь, руками не работаешь?

— Привет. — Толик протянул ладонь и снова поразил меня чуть ли не холеной чистотой руки без привычной траурной каймы под ногтями. — Нет, работаю по-прежнему механиком, просто стиль работы изменился.

— М-да… — недоверчиво покрутил я головой, еще раз придирчиво оглядывая фигуру Толика. — Почти как в анекдоте…

— Каком еще анекдоте?

— О стиле работы.

— Ну-ну? Толик заинтриговано глянул на меня, привычным движением поправив очки. Именно из-за этого движения его очки постоянно были в автоле. Но не сейчас.

— Звонок в дверь, — начал я рассказывать анекдот. — Хозяйка открывает и видит, что на пороге стоит этакий денди во фраке, белоснежной манишке, с бабочкой. В руках кейс, словно у дипломата. В общем, «весь из себя» молодой человек. Картинка из журнала мод. «Сантехника вызывали?» — спрашивает он. «Да…» — лепечет хозяйка в полном недоумении. «Что у вас случилось?» — «Унитаз сломался…» — «Показывайте». Хозяйка ведет его в санузел. Молодой человек раскрывает кейс, а в нем инструменты, блистающие хромом и никелем, и каждый в отдельной секции. В общем, такими стерильными инструментами разве что хирургу в операционной пользоваться, а не сантехнику. Берет он никелированный разводной ключ, откручивает унитаз, снимает и начинает и так и этак, чуть ли не на просвет рассматривать. Затем поправляет белоснежную манжету на рукаве и засовывает руку по локоть в унитаз. С минуту копается внутри, вынимает руку, смотрит на ладонь, нюхает и оскорбленно восклицает: «Да вы что, гадили в него, что ли?!»

Мы посмеялись, но, несмотря на столь очевидный намек, Толик раскрывать тайну своего перевоплощения не стал.

— Так что у тебя на этот раз? — спросил он. — Опять аккумулятор подсел? Вроде рановато…

За просветленной оптикой очков в его глазах играли ехидные искорки. Отомстил он за анекдот, намекая на мою полную беспомощность в обслуживании автомобиля. В прошлый раз я к нему обращался именно из-за аккумулятора, не понимая, почему мотор плохо тянет.

— Хуже… — покачал я головой, согнал с лица улыбку й состроил горестную гримасу. Пришла пора играть роль убитого горем автолюбителя, который без машины не видит смысла жизни и не постоит за ценой, лишь бы ремонт был проведен как можно быстрее.

— Давай посмотрим, — понимающе кивнул Толик. Мы вышли из гаража и подошли к «Жигулям».

— У-тю-тю! — присвистнул Толик, обходя машину со всех сторон, — Тут запять минут це управишься…

— Понятное дело, — поддакнул я и сунул ему в карман халата сложенные пополам купюры. Три тысячи, которые не взял гибэдэдэшник.

Толик как-то странно глянул на карман, но проверять сумму не стал. Понимал, что это даже не задаток, а так, наживка, чтобы склонить его к первоочередности ремонта «Жигулей». Основную сумму он сдерет по окончании работ. Помимо официальной, по квитанции, естественно.

— Заходи завтра после обеда, — сказал он. — Устраивает?

У меня перехватило дыхание. На сервис по высшему разряду и надеяться не мог. Мне казалось, что на ремонт уйдет не меньше недели.

— Ну, спасибо! Ну, уважил! — искренне восхитился я.

— Да чего уж там… — неожиданно сконфузился Толик, чего я раньше за ним никогда не замечал, и махнул рукой. — На это время могу дать стопоход. Берешь?

— Что? — не понял я.

— Ах да… — спохватился Толик и бросил на меня быстрый взгляд. В его глазах промелькнуло то же выражение, что и у «гибэдэдэшника», стоявшего на посту за околицей города. Будто оба жалели меня за то, чего мне понять не дано.

— Это я так… — поморщился он, глядя в сторону. — В общем, завтра после обеда. Пока.

Он протянул мне руку.

— Пока…

Отойдя от автосервиса, я оглянулся. Толик подошел к дверям гаража, вынул что-то из кармана, мельком глянул и выбросил в урну. Я споткнулся на ровном месте и остолбенел. Различить отсюда, что выбросил в урну механик, было невозможно, но жуткая по своей сути догадка обожгла сознание. Подождав, пока Толик не скроется за дверью гаража, я, воровато оглядываясь по сторонам, приблизился к урне и заглянул. На дне урны сиротливо покоились сложенные пополам пятисотки. Толик даже не удосужился их пересчитать.