Книга: Искатели жребия
Назад: Глава 4. ОСОЗНАНИЕ
Дальше: Часть вторая. ОБРЫВАЮЩИЙ НИТИ

Глава 5. ОБРУЧЕНИЕ

Калинов поднялся в прекрасном настроении. Все было решено. Сегодня он должен закончить с этим делом. И нечего усложнять!.. Конечно, закрывать Страну Грез — глупость неописуемая, но на место этих ангелочков поставить надо. Настоящие чувства, видите ли, им нужны, глубина… А вы заслужите сначала! И не нытьем да попискиванием, а делом. Как мы!.. Как наши отцы и деды!.. Отцы и деды, правда, делали все по-другому. Но нам, во всяком случае, и в голову не приходило требовать от них чего-то еще.
Он наскоро позавтракал, запустил домашний комплекс на уборку и отправился претворять в жизнь задуманное.
Выскочив на улицу, он поежился. Видимо, метеослужба решила дать городу отдых от тепла и солнца. Утро было хмурое и холодное. Ветер пронизывал насквозь. По небу неслись с запада серые тучи. Деревья шумели и раскачивались из стороны в сторону. Можно было подумать, что в город раньше времени пришла осень.
У джамп-кабины нервно прохаживалась Лидия Крылова. Увидев его, она бросилась навстречу. Калинов остановился, соображая, куда бы от нее спрятаться, но Крылова спрятаться ему не дала. Подбежав, она крепко схватила его за руку.
— Вы извините меня, Александр Петрович, — сказала она. — Не удивляйтесь, я знаю, что вы — Калинов.
— Отпустите меня, — сказал Калинов. — Я никуда не денусь.
Комедия какая-то, — подумал он. — Мать ловит сбегающего из дома сыночка.
Она отпустила его, но с явной опаской, и Калинов почувствовал, что, если он сделает какое-нибудь резкое движение, она снова схватит его за руку.
— Слушаю вас, Лидия… э-э…
— Сергеевна, — сказала она глухим голосом. — Александр Петрович!!. Саша!.. Сашенька!.. Я знаю, что ты… что вы видите моего Игоря… Я не буду вас долго задерживать… Я только прошу вас… Он уже две ночи не ночует дома… Вы скажите ему… передайте ему… — Она задохнулась. — Если он не вернется, я умру!.. Так и передайте!
Она резко повернулась и пошла прочь, низко опустив голову. Было видно, как вздрагивают ее плечи.
Калинов вздохнул. А ведь и действительно умрет, — подумал он. — Чего доброго, руки на себя наложит… Ох уж эти человеческие самки! Я бы вообще запретил таким дамам иметь детей… Они не способны их воспитать. Ей-богу, запретил бы, только вот есть мнение, что это, к сожалению, негуманно. Знать бы еще, по отношению к кому негуманно…
Он вполголоса выругался, еще раз посмотрел на Крылову и вошел в кабину.
В Дримленде, по обыкновению, было тепло и солнечно. Клод сидел на травке и читал какую-то книгу. Рядом, укрывшись курткой и по-детски улыбаясь, спал Игорь Крылов. Больше никого не было видно.
— Не крути башней, — сказал Клод вместо приветствия. — Виты еще нет.
— А я и не ее ищу.
— И вообще никого нет. — Клод оторвался от книги и внимательно посмотрел на Калинова. — Кроме нас. Рано еще. Обычно все собираются часам к девяти.
— А вы? — Калинов кивнул на спящего Игоря.
— Он вообще дома не ночевал. Мать совсем замучила своей ревностью. А я вместе с ним. Человек здесь в одиночку находиться не может.
— А как же утром джампуется первый?
— Первого не бывает. Всегда джампуются минимум два человека сразу.
Игорь вдруг всхлипнул и пробормотал что-то во сне.
— Несчастный парень! — Клод вздохнул. — Дома мать замордовала. А теперь ты появился…
— А при чем тут я?
— Ты что, дурак? Или прикидываешься?.. Он же любит Виту, а она вчера сказала…
— Ладно, замнем, — прервал Калинов. Ему вдруг показались страшными те слова, которые собирался произнести Клод.
— Привет, шнурики!
Калинов оглянулся. Рядом стояла Алла, эффектная, как всегда. Больше пока никто не появился.
— О чем спикерим?
— Посиди, метелка, — сказал Алле Клод. — Не мельтеши.
Алла и не подумала обидеться.
— Мне бы хотелось поговорить с тобой, — сказала она Калинову.
Калинов посмотрел на Клода. Тот пожал плечами, отвернулся.
— Слушаю тебя. — Калинов встал с травы.
— Ты не против, если мы поговорим тет-а-тет? О боже, — подумал Калинов, — никак еще одна искательница мужской ласки… Он усмехнулся и сказал:
— Я не против.
— Извини, Клод. — Алла взяла Калинова за руку. — Вот здесь мы и поговорим.
Калинов обернулся. Ни Клода, ни Зяблика сзади уже не было. Наблюдалась кромка довольно обрывистого берега, заросшая незнакомой травой. Алла села, свесив с обрыва красивые ноги, похлопала по траве рядом с собой:
— Устраивайся, Саша.
Калинов устроился, взглянул на искусительницу:
— Вот возьму и столкну тебя!
— Я не утону. — Искусительница смотрела вниз, в неспешно текущую воду, и не было в этой девушке ничего от несчастного, мечущегося подростка.
Калинов любовался ее профилем и все больше убеждался, что рядом сидит уверенная в себе, знающая, чего она хочет от жизни, женщина. Во всяком случае, называть ее метелкой, гладить по голове или таскать за уши было так же нелепо, как совать в костер руки.
— Можно задать тебе вопрос?
— Почему бы и нет? — Она повернула к нему лицо, улыбнулась.
Такие улыбки Калинов не раз видел у стоявших под свадебным венцом невест. Казалось, они кричали всему миру: Вот я и добилась своего! А вы, глупенькие, сомневались!
— Поведай мне, Аля, что ты делаешь в Дримленде? Она удивилась, распахнула кукольно-красивые глаза.
— Ведь ты не производишь впечатления несчастной, обиженной жизнью и родителями девушки. Зачем ты тут и почему тебя принимают здесь?
Она вновь улыбнулась — все той же улыбкой, — подняла руку и потрепала его за воображаемый вихор.
— Умненький мальчишечка! — Она сорвала цветок и бросила в воду. — Принимают меня потому, что некоторые гораздо сильнее ощущают свою ущербность, находясь рядом со мной. Нравится людям смаковать, как обидела их судьба. А может быть, нравится греться в лучах чужого счастья.
— Ты хочешь сказать, что счастлива? Она снова потрепала его за вихор:
— Почти… У меня отличная семья, ни братьев, ни сестер, родители, которые во мне души не чают и готовы дочку на руках носить. Хорошее будущее, поклонников — пруд пруди…
— Так зачем же ты тут?
Она вдруг перестала улыбаться, поморщилась, как будто вспомнила что-то неприятное.
— А скучно все!.. Скучно знать, что впереди обеспеченное будущее. Скучно знать, что гарантирована учеба в престижном университете. Скучно знать, что, когда придет время, папочка подыщет тебе очень выгодную партию. Скучно знать, что, когда муж тебе надоест — а надоест он быстро, — у тебя всегда будет возможность иметь сколько угодно любовников. Все заранее спланировано и обеспечено финансами. Не обеспечены только чувства… Как пошло и как скучно!
— Ты на удивление откровенна! — заметил Калинов. — Не боишься, что я как-нибудь использую такую информацию?
Она смерила его равнодушным взглядом:
— Плевала я на тебя. Я девочка дорогая, меня в обиду не дадут — единственная наследница папочкиных миллионов. Чуть что — от тебя мокрое место останется… Вот только сдается мне, и ты в Дримленде не утешения ищешь от жизни. Больно уж ты уверенный в себе и… скользкий. И если бы мне был нужна уверенность в жизни, я бы все сделала, чтобы тебя захомутать. — Она плотоядно усмехнулась. — А ты бы и не заметил, дурачок!
В последней реплике прозвучал откровенный вызов, но Калинов принимать его не стал. Он смотрел, как медленно уплывает брошенный Аллой воду цветок.
Ай да мисс миллионерша, — думал он. — Для чего же ты меня сюда потащила? Может, и в самом деле захомутать решила?.. Ой, девочки, до чего же вам нужна в жизни опора, коли вы на меня скопом кидаетесь! Как мухи на мед… Да только не сладкий я, ох какой не сладкий!
Наследница миллионов лукаво взглянула на него и рассмеялась:
— Что, Сашечка, зацепила я тебя? — Она протянула руку и погладила его по лысине.
Калинова передернуло, но ей-то лысина представлялась заросшей вихрами макушкой, и она рас ценила все по своему.
— Ладно, не трясись, шнурик!.. Не нужен ты мне.
— Зачем же ты меня сюда затащила? Глаза Аллы хитро блеснули.
— Просьба есть к тебе, миленький… Скажи мне — у тебя с Витяшей серьезно?
Вопрос оказался настолько неожиданным, что Калинов не сумел удержаться.
— А тебе-то какое дело? — воскликнул он грубо. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. И тут до него дошло. Так вот к кому ты неровно дышишь, красотка, — подумал он. — Но тут я тебе, увы, ничем не могу помочь.
— Так! — сказала она. — Значит, от нечего делать охмуряешь дурочку. Жаль, не меня… Уж я бы на тебе отыгралась!
— Никого я не охмуряю.
Она посерьезнела, покусала губы. Это волнение показалось Калинову странным. Он молча ждал. Наконец Алла произнесла:
— Мне надо, чтобы ты отбил Виту у Зяблика. По-серьезному отбил, навсегда.
Калинов фыркнул:
— И чтобы я на ней женился. И чтобы парочку детишек с нею смонтировал!
Алла шутку не оценила, нахмурила мраморный лобик.
— Свадьба и детишки меня не касаются. Мне надо, чтобы ты увел у него эту рыжую… — Она не договорила, но Калинов понял, какое слово она хотела произнести.
— Зачем это тебе?
— Экий ты, Сашечка, недогадливый… Я так хочу. — Калинов помотал головой.
— Я умею платить за услуги. — Она положила ему ладонь на колено.
— Мне не нужно это. Ты опоздала.
— Дурачок! — Она фыркнула. — Я имела в виду деньги.
— Я тоже имел в виду деньги. Ты опоздала. Лет на шестьдесят, — добавил он про себя.
— Я могу много тебе заплатить. У тебя таких денег и не было никогда!
Милая моя девочка, — подумал Калинов. — Да я бы и безо всяких денег сделал все это. И не для тебя, а для себя! Да вот не могу.
— А почему бы тебе не заплатить прямо самому Зяблику? Уж делать из кого-нибудь жиголо, так по всем правилам.
Она оскорблено вскинула голову:
— За кого ты меня принимаешь! Мне не сорок лет!
Калинов неторопливо встал, отряхнул брюки.
— Нам больше не о чем разговаривать, Аллочка. Да и времени, я думаю, уже нет. Наверняка ребята начинают законтачивать дэй-дримы.
Она тоже вскочила, в бешенстве топнула ногой. Но Калинов не стал ждать взрыва. Взял ее за руку, погладил по бархатной щечке.
— Не могу я, Алла. Видит бог — не могу!
Успокоилась она быстро. Улыбнулась ему, рассмеялась. И одним движением бровей отправила в никуда речку и обрыв.
* * *
Виты все еще не было. Калинов облегченно вздохнул: ему не хотелось, чтобы она видела его совместное с Аллой появление из парного дэй-дрима. Еще неизвестно, как бы она отнеслась к такому событию.
Те, кто уже явился в Дримленд, восприняли это с некоторым удивлением. Но Клод молчал, а в Стране Грез не принято лезть в чужие отношения, и все тут же словно забыли о нарушителях распорядка. Значит, так надо. Отвернулись, засмеялись, загомонили. С любопытством поглядывали на все еще спящего Игоря. Присутствовали несколько совершенно незнакомых лиц. Но Клода эти ребята знали, во всяком случае, здоровались с ним за руку.
— Меня матушка не хотела отпускать. Пришлось через окно…
— А мою давно уже не интересует, куда я хожу и зачем. Кроме своих белых мышей, ни во что вокруг не въезжает… Я думаю, если выйти замуж, то она заметит это лишь после того, как я притащу ей внука.
— А мне иногда хочется отца чем-нибудь ударить!.. Может, тогда он врубится, что я уже вырос.
— А моего и бить бесполезно. Он даже на маму перестал обращать внимание, про себя уж я не говорю. А ведь любили друг друга… Эх, скорее бы Праздник совершеннолетия!
— М-да-а… Еще целых четыре года…
— А хорошо, что есть Дримленд! Всегда можно сбежать сюда, правда?
— Да. Я здесь словно очищаюсь… А то порой глаза бы на Мир не смотрели!
В сущности, большинство из них глубоко несчастны, — думал Калинов. — Проблема старая как мир. Отцы и дети… Но почему она обострилась именно сейчас? Где-то мы дали маху… И я догадываюсь, где. Все это началось после того, как в законодательном порядке отменили ограничение продолжительности рабочего дня… Куда же это мы тогда смотрели? Где были наш опыт и наши знания?.. Как же: наглядное выражение растущей сознательности, люди живут для общества!.. А люди эти обнаружили, что гораздо легче работать по двенадцать часов в сутки на общество, чем потратить хотя бы пару часов на своего ребенка. Потому что это требует гораздо более тяжкого труда — труда души и сердца! И денег за это не платят… Вот тебе и возросшая сознательность, вот тебе и жизнь на благо общества… Оказалось, возиться с металлом, компьютерами и бактериями проще, чем со своим собственным ребенком. Бактериям не нужна любовь, им вполне достаточно питательного бульона…
Тьфу, черт, — думал он, — предстоит нешуточная битва. Сколько будет контрдоводов! И обвинения в ограничении свободы личности будут еще не самыми серьезными!.. Предложить закон об обязательном участии в воспитании своих детей?.. Но это никогда не делалось по принуждению… Во всяком случае, нужного результата таким путем не добьешься! Уж в этом-то мы не раз имели возможность убедиться.
К тому же это только малая часть проблемы. А главная часть — совсем в другом. Просто растить своих детей — это только у животных инстинкт. А у людей это такой же талант, как и все прочие виды человеческой деятельности. И, думается, материнство и отцовство должны быть наградой за подготовку к ним. А не как сейчас: приспичило двоим, и — как следствие — она мать, он отец. И почему-то для того, чтобы монтировать силовые установки космических кораблей, надо обязательно получить спецдопуск, а для того, чтобы смонтировать человека, достаточно всего-навсего иметь созревшие природные инструменты… Изготовить силовую установку — сложная и ответственная работа, а изготовить человека — развлечение и удовольствие. И даже не просто удовольствие, а наслаждение. Награда за бездумность. Что-то тут природа поднапутала… Однако, кажется, все собрались. Пора!
Прибывшие, как обычно, рассаживались кружком. Растолкали Игоря. Тот недовольно что-то проворчал, но поднялся, протирая заспанные глаза. Клод разводил костер. Калинов втиснулся между двумя незнакомыми метелками. От них возбуждающе пахло косметикой, но личики были живенькие и не слишком размалеванные.
— А зачем костер? — спросил Калинов ту, что справа.
— Чтобы легче было сосредоточиться.
Клод сел в круг вместе со всеми. Калинов снова оглянулся. Вита по-прежнему отсутствовала.
Ну что ж, — подумал он, — это даже к лучшему. С ней мне было бы сложнее. Тяжело ломать комедию с тем, кто к тебе неровно дышит.
Он стал сосредоточенно смотреть в костер.
Сегодня будет мой дэй-дрим, — думал он, — как бы вы ни старались, ребятишечки. Я заставлю вас плясать под мою дудку. Вы уж меня извините!
Он сунул руку за ремень и крепко сжал пальцами дисивер, усиливая интенсивность гипнотического воздействия. Так прошло несколько минут. Наконец все опять зашевелились, загомонили.
— Как думаешь, чей дэй-дрим сегодня победит?
— Не знаю… Но, наверное, Клода. Он сегодня в последний раз. Завтра линяет в Мир. Так что сегодня должен состояться обряд обручения Клода с жизнью.
— Клод уходит?
— Да… А чему ты удивляешься? Всем нам когда-нибудь придется уйти… Дримленд ведь не для взрослых, ты же знаешь.
— А тебе не жаль?
— Конечно, жаль, но ничего ведь не поделаешь… А потом, знаешь?.. Может быть, когда мы станем взрослыми, все изменится? Ведь не может же быть, чтобы так все и осталось!
Как же, изменится! — думал Калинов. — Это вы, метелки и шнурики, изменитесь. И каждый из вас уже не будет мнить себя центром Вселенной. Ведь в этом и заключается взросление… Ладно, сейчас будет вам обряд обручения с жизнью!
И свершилось. Исчез костер, пропали юные лица вокруг.
За окошком, забранным толстой решеткой, синеет небо и светит солнце. Только что из камеры вышел священник, оказавшийся не у дел, потому что заключенный, увы, безбожник. Заскрежетала тюремная дверь. Пришли. За мной. В последний раз отсчитаю четыреста восемьдесят две ступеньки по лестнице. Никто ничего не говорит. Но я-то знаю, что это не на прогулку. Безликие фигуры. Просто какие-то люди. Да и не люди вовсе. Материальное обеспечение, выполняющее мою волю. Люди там, снаружи. Ждут, пока приведут преступника. Ну что ж, я иду. Считаю ступеньки. Обычно я спотыкался на сто двадцать третьей. Сегодня не споткнулся. Сегодня все не так. Тихо в других камерах. Не слышно криков пытаемых, политические не славят Аллаха. Не бегают серые, как мыши, охранники. Неужели все это из-за меня? И снаружи тихо. Не слышно рокота двигателей. И не слышно выстрелов. Наверное, все выстрелы приготовили для меня… Со скрипом открывают дверь во двор. И я выхожу. Пока прячу лицо. Вот они стоят. Все как один. В руках автоматы. Справа безликий офицер. Материальное обеспечение… Зачитает приговор и даст команду. Ага, вот оно. Узнали. У Клода затряслись руки. Флой закрыла глаза. А у той — кажется, ее зовут Ирена — появились слезы. Игорь опустил ствол автомата… Вот так-то, ребята. Вот вам обручение с жизнью. Вы думали, что придется расстреливать анонимного преступника, врага нации. А тут ваш приятель, друг ваших друзей, и вы абсолютно точно знаете, что он ни в чем не виноват. Ведь это просто делается. Донос. Можно даже без подписи. И если хоть что-то было… А что-то бывает всегда. Рассказывал анекдоты про любовные похождения вдовствующей королевы. К примеру. Или в душе желал поменять Христа на Аллаха. И даже если не было ничего — все равно!.. И вот ведут к стене. И вам предстоит брать на мушку друга. И нажать на спуск. А если не сделаете, встанете у той же стены. Но не рядом с ним. Каждый в отдельности. Стадом и в могилу не страшно идти, но вы будете один на один со смертью. И вы это знаете… Безликий читает приговор. Враг нации… участие в распространении… приговаривается к уничтожению… просьба о помиловании… Товсь! Мне жаль вас, ребята. Потому что после этой игры детство у вас кончится. Потому что через час вы будете ненавидеть друг друга. По-настоящему. В жизни, а не в игре. И больше вы не будете встречаться. Потому что невозможно дружить с человеком, который был свидетелем твоей трусости. Хоть и сам он трус!.. И нет больше ваших лиц. Есть только черные глаза автоматов, пристально разглядывающие меня. Пли! — кричит материальное обеспечение. Надо собраться. Чтобы пули срикошетили вверх, а не в стороны. Еще покалечу кого-нибудь… Но что это? Что это?! Выстрелов нет… Пли! — надрывается безликий. А выстрелов нет… Пли! А автоматы дрожат… Расстреляю! И стволы задираются вверх. Под детские подбородки. Сейчас будут выстрелы. Спаси господь тебя, Калинов, после таких выстрелов!
— Стоп! — заорал Калинов. — Стоп!!!
И все исчезло. Перед глазами снова луг, дотлевающий костер, солнце, на горизонте далекий лес.
Калинов опустился на траву — так дрожали колени. Все остальные стояли. Неподвижными глазами смотрели в пространство. Молчали. Не знали, куда деть руки. Кто-то громко всхлипнул.
Калинов уставился в землю. Ему было нестерпимо стыдно.
— Да-а, — сказал Игорь Крылов скрипучим голосом. — Хотел бы я знать, чей это был дэй-дрим…
— И я, — отозвался Клод. — Уж я бы ему выписал напоследок. От всей души…
— Я знаю, — выкрикнул знакомый голос. Калинов поднял голову. Между ним и остальными стояла Вита. Лицо ее было искажено болью.
— Ты!.. — говорила она. — Ты!.. Я ненавижу тебя!.. Пр-ровокатор!
Она заплакала. Громко, по-детски, взахлеб.
— Ненавижу! — выкрикивала она сквозь рыдания. — Ненавижу!
Калинов встал. Он явственно почувствовал, как в одно мгновение между ним и остальными пролегла стена. Стена невидимая и непреодолимая. Пока непреодолимая…
— Простите меня, ребята, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Я должен был это сделать.
Они молчали. Никто на него не смотрел. Как будто его здесь и не было. Никогда.
— Жизнь — это не детские игры, — говорил он. — Жизнь часто бьет по физиономии… И отнюдь не букетом цветов.
— Зачем? — растерянно спросил Клод. — Зачем все это? Разве мы не врубаемся?
— Уходи! — крикнула Вита. — Уходи! У тебя душа старика!
Калинов пожал плечами.
Все-таки они молодцы, — думал он. — И ни в коем случае нельзя бросать их на произвол судьбы. Но разговаривать с ними надо на их языке. А для этого нужно опуститься до одного уровня с ними… Или подняться — не знаю, что уж окажется правильнее. И я буду не я, если не сделаю этого.
Они молча смотрели на него. Только Вита не смотрела. Они закрыли ее от него стеной своих тел, и он слышал только ее плач. Они смотрели на него и молчали, и он понял, что его изгоняют. Как вчера Вампира. Потому что обманулись. Потому что он не оправдал их доверия.
Неужели моя вина столь велика, что даже ты не простишь меня, — спросил он мысленно Виту. А не дождавшись ответа, не удивился, когда вокруг помимо его желания стал стремительно сгущаться серый туман.
Наверное, на его месте сейчас должен был бы стоять Клод. Наверное, таким вот образом и заканчивается обряд обручения с жизнью. Но Клод наверняка ушел бы с другим настроением.
Когда он исчез, Вита заплакала еще громче и безутешней. Остальные растерянно смотрели на нее, не зная, чем можно помочь. Только Алла ласково гладила Виту по голове.
— Не плачь, — приговаривала она. — Не плачь. Мы же выставили его. Теперь он оставит тебя в покое.
— Нет! Я не хочу, чтобы он оставил меня в покое. — Слова прорывались сквозь рыдания, падали, как крупные капли грозового дождя. — Я люблю его! Люблю!
— И правильно, — приговаривала Алла. — И люби! Он еще не закостенел. Из него еще вполне можно вылепить человека. Так что люби себе на здоровье!
Калинов всего этого уже не слышал. Сердце его билось по-иному, не так, как вчера. Перед ним вновь был пульт джамп-кабины с мигающим сигналом Вы ошиблись в наборе индекса. А снаружи стояла Лидия Крылова. Она смотрела на него с надеждой и страхом.
— Все будет в порядке! — весело сказал он и подмигнул ей.
Он дождался, пока она поверила и улыбнулась ему. Тогда он улыбнулся ей в ответ и пошел прочь, насвистывая бравурный мотив. Но сердце его сжималось от неожиданно навалившейся тоски.
* * *
— Нет, Алекс, вы были просто великолепны! Я давно уже не слыхал такой страстной речи!
Калинов сидел на скамейке, а Паркер возвышался над ним, вскидывая в восторге руки и тряся лохматой головой.
— Чем же закончилось голосование? — спросил, волнуясь, Калинов, но Паркер словно его не слышал.
— Как вы схлестнулись с Нильсоном! — громыхал он. — Скажу прямо: я даже не ожидал от вас, обычно такого спокойного и выдержанного, столь бешеного темперамента!.. И когда вас удалили с заседания, добрая половина зала — не меньше — кричала: Долой председателя!
— Да ну их, в самом деле! — проворчал Калинов. — Не могут понять, что запретить проще всего… Разобраться труднее! Тем более что сами во всем виноваты. Дети-то тут при чем?
— Да уж, создали мы им жизнь! — сказал Паркер, усаживаясь на скамейку рядом с Калиновым.
— Вот лучшие из них и пытаются сбежать от такой жизни, — заметил Калинов. — Из тех же, кто не пытается, ничего путного, как правило, не выходит… Так, щенки, привыкшие ходить на поводке!
Паркер с интересом наблюдал за ним. Действительно, какой темперамент, какая порывистость! Что стало с Калиновым? Всего несколько дней с молодыми — и словно подменили человека.
— Так чем же все-таки закончилось голосование? — спросил Калинов.
— А чем же оно должно было кончиться? — Паркер снова вскочил на ноги и маятником заметался перед Калиновым. — Конечно же, ваше предложение победило! Слава богу, Совет состоит не из одних Нильсонов.
Калинов вдруг ощутил внутри пустоту. Ну вот и все, — подумал он. — Битва мнений окончена. Не надо больше готовить речей, подбирать аргументы и контраргументы. Не надо опасаться политических соперников. Фиктивный индекс не закроют! Победа во всех направлениях!.. Только почему же мне так грустно?
Над городом повисло ласковое августовское солнце. По улицам сновали озабоченные граждане. Озабоченные чем угодно, но только не своими детьми.
— Пойдемте к нам, Алекс, — сказал Паркер. — Нам тоже нужны психологи. С вами всегда чертовски приятно работать.
— К сожалению, ничего не выйдет, Дин, — ответил Калинов. — Полчаса назад я отправил в Комиссию просьбу вывести меня из состава Совета. Так что с психологией покончено…
Он вдруг замолчал. Паркеру показалось, что друг к чему-то внутри себя прислушивается.
— Коллега! — возмущенно сказал Паркер. — Но ведь это похоже на бегство!.. Заварить такую кашу и… Кому же, как не вам, разгребать это болото?!
— Увы, Дин, — сказал Калинов, и было в его голосе что-то такое, что Паркер сразу понял: решение принято и разубеждать Калинова бесполезно.
— Чем же вы собираетесь заниматься?
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… Разгребать болото можно и с другой стороны.
Теперь Паркер удивился твердости, которая прозвучала в голосе друга. Сказал — как отрезал! Ни капли сомнения.
Над старинными зданиями разнесся грохот: на Нарышкином бастионе Петропавловки отметила полдень пушка.
— Не пора ли снимать дисивер, Алекс? — спросил Паркер. — Или вам понравилось ходить в семнадцатилетних юнцах?
— Саша! — раздался вдруг сзади девичий голос. Паркер обернулся. На мостике через Фонтанку стояла та самая девушка, которую он видел в записи с рекордера. Рыжеволосая принцесса в зеленом платье с глазами цвета изумруда…
Калинов встал и протянул Паркеру руку. Тот крепко пожал ее.
— Прощайте, коллега! — сказал Калинов. — Желаю вам удачи! Будем чистить болото с противоположных сторон… Я снял дисивер еще вчера вечером, после изгнания с заседания Совета.
Паркер застыл на месте, открыв рот и забыв опустить руку. Калинов повернулся и побежал туда, где ждала его принцесса.
— Александр Петрович! — крикнул Паркер.
Но Калинов его уже не слышал. Легкими прыжками он несся по Невскому, а худенькая девушка бежала ему навстречу, и ветер развевал рыжие длинные волосы.
И тогда Паркер отвернулся и пошел в противоположном направлении. Через несколько шагов он оглянулся. Калинов и девушка шли назад, к мосту. Над ними с криками носились чайки. Бронзовый конь вставал на дыбы. Девушка доверчиво прижималась к Калинову, а тот мужественно расправлял узкие юношеские плечи.
Назад: Глава 4. ОСОЗНАНИЕ
Дальше: Часть вторая. ОБРЫВАЮЩИЙ НИТИ