13
Скворцов ловил рыбу шляпой.
Чиркнет кремнием зажигалки, поднесет огонек к воде. Дождется, пока у поверхности появится полупрозрачное тельце с отчетливо видимой жемчужной нитью позвоночника внутри. Потом — рывок! Взмах! И вот уже у ног Реми трепещет скользкая рыбина.
И Ремина не зевала. Урча, словно кошка, потрошила рыбешку при помощи мачете, обрезала гребенчатые плавники, насаживала на иглу, позаимствованную у дружка-иглокожего. Скоро в пещере затеплится костер. Сухих водорослей надолго не хватит, но рыбка испечься успеет.
— Какая же она… — прошипела Реми, когда добыча в очередной раз выскользнула у нее из пальцев. — Как, извиняюсь, сопля…
— Чистый белок… — проговорил Скворцов, терпеливо ожидая, когда на огонек клюнет еще одна скользкобокая.
— Странно это как-то…
— Что именно, Реми?
— Чужая планета. Чужеродные белки. А мы лопаем.
— В самом деле. Странно, — согласился егерь. И в следующий миг — плюх! — молниеносным движением зачерпнул шляпой воду. — Держи!
— Странно? — переспросила Реми, двумя руками принимая водянистое тельце. — И все?
— Первым людям на Сирене приходилось питаться только привезенными продуктами. В основе всех организмов планеты были правосторонние аминокислоты… Ты знаешь, как это? Ну да, ты ведь мечтала написать книгу и нарисовать к ней обложку… В основе биологических организмов Земли — левосторонние аминокислоты. А здесь все было наоборот. То есть смертельно для человека…
— Я поняла, — вставила Реми.
— Но люди продолжали обживать Сирену. Через какое-то время отдел колониальных исследований обнаружил виды, которые обладали как правосторонними, так и левосторонними аминокислотами, представляешь?
— С трудом.
— Я тоже. А теперь почти вся биология здесь — на левосторонних аминокислотах, как на Земле. Даже та, что год назад оставалась правосторонней.
— Не может быть, Эндрю.
— И тем не менее. От вирусов и бактерий нам достается, а ведь раньше они были инертными по отношению к людям. Лаборатории днями и ночами работают, разрабатывают новые вакцины и «разгоняют» старые. Теперь мы используем планету, а планета воздает нам по счетам.
— Планета приспосабливается к людям? — спросила Реми.
Скворцов замялся.
— Рассуждать таким образом — не научно. Не хватает данных, чтобы построить какую-то убедительную теорию.
— В общем, ты что-то такое подозреваешь, но обсуждать не торопишься, дабы не выставиться дураком?
— Реми! — Скворцов скривился.
— Реми-Реми! — передразнила она егеря. — Это ведь сенсация, Эндрю! Но я не помню, чтобы хоть на одном новостном канале Земли прозвучало полслова о том, что у вас происходит! — Она прижала руки к груди. — Я, конечно, могла пропустить. Но все равно!
— Да какая сенсация? Давай не будем об этом сейчас!
— Почему? — Реми пожала плечами. — Дикие вы какие-то… Как акслы. Зашоренные. Слишком много табу.
Егерь ничего не ответил.
На другом конце подземного озера что-то с шумным всплеском ушло в воду. Ноги Скворцова по щиколотки захлестнула волна.
— Ч-черт!
Он отпрыгнул, швырнул мокрую шляпу Реми и стал расшнуровывать ботинки.
— Сирена меняется! — продолжала тем временем Ремина. — А у вас, колонистов, нет объяснения, почему это происходит! Да о чем я говорю… Тут и других тайн хватает… Вот зачем акслы останавливают свое развитие? Не знаешь, да?.. А откуда взялся в этих пещерах сумасшедший человек в офицерском мундире? Только не нужно говорить, что у меня были галлюцинации! Я его видела так же четко, как сейчас вижу тебя! Эндрю! Вы не знаете, что происходит ночью, во время этого Карлика! Сидите, как крысы в норах, дожидаетесь рассвета. Кстати, — она поглядела вверх, на слабо светящийся свод пещеры, — ночь наступила, и нам, кажется, никто не угрожает, кроме банды головорезов и хищных тварей… которых, по-моему, и днем полно.
— А ты ожидала, что земля разверзнется, и мы провалимся в кипящую лаву? — съехидничал Скворцов. — Пусть тебя заботят только симмонсы и хищники! И этих достаточно на наши головы! — Он разулся, стащил застиранные носки, прошелся босиком по камням. — Я разожгу костер…
— Давай…
Реми присела рядом с горкой сухих водорослей. Скворцов защелкал зажигалкой. Сначала сильно запахло йодом, потом послышался треск. Через несколько минут костер запылал. Реми держала в руках по игле с нанизанными рыбешками, она ждала, когда пламя в костре угомонится и останутся угли. С рыбешек стекала слизь.
Скворцов пристроил на просушку ботинки и носки, потом прилег на бок.
— Люди, которых ночь застала вне укрытия, попросту исчезают, Реми, — сказал он, глядя на огонь. — Предположительно уходят в глубь рифового леса. Сами, без принуждения. Быть может, даже в карстовые полости, наподобие вот этих… Так что мы… хм… застряли на полпути…
— Сами уходят? — Реми нахмурилась.
— Есть предположение, что некоторые типы рифов по ночам, во время Карлика, генерируют инфразвуковые волны, которые воздействуют на психику людей. Про «голос моря» слышала?.. Так вот, это примерно то же самое.
— Зачем ты меня пугаешь, Эндрю?
— Я не пугаю. Сирена — не место для романтичных особ.
— Но волонтеры Кристо…
— Волонтеры пытаются насадить аборигенам цивилизацию, миссионеры — христианство. И те и другие действуют грубо, по наитию… И в собственных целях.
— По себе других не судят!
— Как же! Костер прогорает. Клади иглы. Не так, а вот так!.. Поперек!
Рыбкам недолго пришлось томиться на углях. Хотя Скворцов заверял, что этого времени достаточно, снедь вышла полусырой. Реми морщилась, хныкала, не решаясь приступить к трапезе. И глядела искоса на егеря, как тот уплетает сочащиеся тушки за обе щеки.
— Ешь, пока горячее, — посоветовал Скворцов. И добавил нечто совсем варварское: — Горячее сырым не бывает!
Реми вздохнула и кое-как управилась с половиной порции. Остатки отдала Скворцову.
— Что мы будем делать дальше? — спросила она.
— Надо ждать, пока Карлик не уберется, — ответил егерь. — Симмонсы дали деру, но и нам путь в рифы заказан.
— Ну а дальше?
Скворцов похлопал себя по нагрудному карману.
— У меня их карта памяти. Надо поглядеть, что хотят от твоего отца симмонсы, а прежде — сообщить ему, что ты жива и на свободе. Затем перекинем требования бандитов колохре: пусть чешутся те, кому полагается чесаться.
— Как ты полагаешь, что им нужно? Деньги?
— Может быть, — Скворцов сплюнул. — Симмонсы грабят колонии и корабли… У них есть плантации наркоты на дальних планетах, собственные рудники и заводы. Так что нищими их не назовешь. Но если речь идет об ОЧЕНЬ больших деньгах… То причина, возможно, в них.
— Я не понимаю, — Реми мотнула головой. — Разве могут быть другие основания?
— А почему нет? Тебя могли бы использовать, чтоб манипулировать мистером Марвеллом. Принудить его лоббировать интересы симмонсов в промышленной палате Федерации или отдать часть бизнеса подставным лицам. У симмонсов много помощников в Солнечной системе.
— Да уж. Не знают эти гады папа́… Манипулировать папа́! Как бы не так. Они бы разочаровались!
— Тогда бы тебя убили. Но сначала пытали и насиловали. Так что не хорохорься: ты в любом случае оказалась бы в проигрыше.
Реми некоторое время сидела словно в воду опущенная.
— Куда мы пойдем? В Персефону? — спросила она наконец жалобным голосом.
— Полагаю, да. — Скворцов сыто рыгнул. — Ох, прости. Сначала переберемся на другую сторону Барьера Хардегена, а там как карта ляжет. Деньги Марвеллов — отца и дочери — я отработал раз десять, не меньше, так что можете поразмыслить о премиальных. По крайней мере, подбрось такую мыслишку многоуважаемому папа́. Сдам тебя властям и залягу на дно, пока история не забудется. У меня худая, но своя лаборатория; у меня халтура с туристами. Забот, в общем, полон рот. Больше не собираюсь рисковать шкурой.
— Как мило, — Реми поежилась. — Теперь понятно, почему вы на Сирене ходите вокруг да около, однако не в силах разгадать ни одной ее тайны. У вас понятие работы срослось с халтурой.
Скворцов хмыкнул:
— Смотря что ты считаешь работой. Если распевание унылых песен под гитару и сочинительство книжек, то — уволь! Ты не знаешь ни черта о том, что такое работа.
Ремина оглянулась. Спросила, будто извиняясь:
— Эндрю, почему у меня появилось желание тебя ударить?
Скворцов тоже осмотрелся. Поглядел пристально на свод пещеры, подсвеченный зеленоватой флуоресценцией, потом пожал плечами:
— Инфразвук. На людей он действует по-разному…
— Глупости! Ведь на тебя он никак не действует.
— Неужели? Я хорошо знаю это ощущение, а ты столкнулась с ним впервые.
Реми нахмурилась. Замерла, прислушиваясь к себе.
На другой стороне озера снова что-то плюхнулось в воду. Поплыло, частя лапами.
— Чувствуешь? За глазами? — спросил егерь вкрадчивым голосом. — Похоже на грипп, только боли нет. И сердце учащенно стало биться, так?
— Эндрю, ты опять меня пугаешь.
— Интенсивный ультрафиолет, которым облучает Сирену Карлик, служит сигналом. На поверхности планеты происходит волна метаморфоз. Рифовый лес изменяется до неузнаваемости, дневная жизнь прячется, на охоту выбирается ночная. А рифы поют… Ты чувствуешь?
Он протянул руку и сжал ее запястье.
— Люди с точки зрения Сирены — тоже дневные существа. А о ночных соседях мы знаем с гулькин нос.
— Черт возьми, Эндрю! — Реми стряхнула пальцы егеря. — Пошли отсюда, а?
— Куда мы уйдем? Сейчас наверху — совершенно иной мир! Серебрится ночной криль, как вьюга. Между полипами бродят существа, которых мы до сих пор не смогли ни исследовать, ни классифицировать.
То, что бултыхалось в озере, повернуло к берегу. В два броска достигло кромки, выбралось на сушу, опираясь на перепончатые конечности.
Реми увидела дикого акслу.
Абориген пополз к остывающему костру, шлепая мокрыми руками. Но сил у него хватило лишь на то, чтобы преодолеть несколько метров. Потом он раззявил рот и застыл. Глаза наполовину скрылись за прозрачными веками. Горло акслы бешено пульсировало.
— Видишь, этому уже досталось! — Скворцов осторожно приблизился к аборигену, склонился над неподвижным телом. — С него кожа слезает… Вот черт! Как быстро! Аксла как будто с сейсмурией обнимался.
— Эндрю! Давай уйдем ниже! — взмолилась Реми. — Вернемся перед рассветом! Здесь опасно оставаться!
— Ладно-ладно… — Скворцов отступил от акслы. — Похоже, ты права. Чую носом, не к добру это все…
