Сердце Вальгорна сладко подрагивало в предвкушении, а руки потели от волнения.

В первый раз в жизни, но далеко не в последний, о нет, он нарядился в ту одежду, что пристала лишь Божественной Плоти, и вскоре войдет в тронный зал не принцепсом, гостем, пусть и могущественным, и родовитым, а полноправным хозяином, под взглядом которого все будут трепетать…

Сапоги-калиги казались неудобными, голые ноги мерзли, путались в полах палудамента, но Вальгорн не обращал на это внимания – его возвышенный, совершенный дух парил на крыльях радости, и неприятные мелочи не имели значения.

Барабаны ударили так, что пол под ногами вздрогнул, и из-за двери, у которой стоял бывший принцепс, донесся мощный голос начавшего декламацию верховного понтифика:

– Сердца наши мертвы и пусты, миллиарды осиротели, ибо пусто место того, кто первый в Явленном…

Ритуал Инкарнацио, с него начинается всякое новое правление.

Дождавшись нужного момента, Вальгорн с бьющимся сердцем шагнул в дверь. Ударивший в лицо яркий свет ослепил его, но бывший принцепс замер, нащупав левой рукой твердый угловатый подлокотник.

Подлокотник Мерцающего престола.

Глаза привыкли, и Вальгорн увидел Каелума, со вскинутыми руками расположившегося в центре жертвенного круга: торчит белая шапка верховного понтифика, сверкает третий глаз во лбу, другие два горят торжеством, щетинятся молниями алые облака на сутане.

– Утешь же нас! – воскликнул жрец, содрогаясь всем телом. – Утри наши слезы!

Вальгорн ответил, что положено, и Каелум, поднявшись на ноги, зашагал по ступеням к трону. С боков к нему пристроились двое помощников, один с полотенцем, другой с кувшином из серебра, такого старого и темного, что оно выглядит почти черным.

И тот и другой предмет из храма Согласия, построенного Антеем, и, согласно легенде, принадлежали Основателю.

– Божественный Дух нисходит в плотское! Тварное пронизывается Высшим! – загудел верховный понтифик, оказавшись рядом с Вальгорном, и тот опустился на колени.

Согнув голову, он почувствовал себя беззащитным, и страх поразил сердце, подобно холодному лезвию, – в пределах дворца нет никого, кому он мог бы доверять, на кого опереться, жрецы служат Каелуму, и экзорцисты слушаются его приказов, окружающие трон преторианцы смотрят в рот Овиго.

Но ничего, уже помчались целеры к Волюнтасу…

Вальгорн задышал чаще и пропустил страх сквозь себя, как его учили в Скола Анимус: всякое чувство делает тебя сильнее, и главное – отдаться ему целиком, позволить ему пройти до глубины души, до самых основ естества.

Освященное масло потекло на макушку, неприятно защекотало кожу, и тело бывшего принцепса сотрясла благоговейная дрожь – именно в эти мгновения он из обычного человека, пусть и с кровью ангелов в жилах, превращается в Божественную Плоть…

Странно, что пока не чувствуется никаких перемен.

Верховный понтифик вытирал Вальгорну голову, а тот поглядывал по сторонам – скамьи амфитеатра заполнены, но там никто не сидит, все стоят на коленях, как и положено. И те, кто достоин того, в первом ряду, у самого края усыпанного песком жертвенного круга.

Овиго, префект претория, громадный, как два человека разом…

Сивилла Альенда – седая голова над коконом из алого шелка…

Еще кое-кто, на кого лучше не глядеть, ибо сегодня он без ипсе-плаща…

Срочно вызванные в столицу проконсулы и легаты – блестят золотые пуговицы на мундирах, торчат перья на парадных шлемах, руки в белых перчатках лежат на рукоятях церемониального оружия.

Если кто из них и недоволен сменой Божественной Плоти, то скрывает это.

Пятый легион, посмевший вступить в бой с преторианцами, раздавлен и будет сформирован заново. Гальвий эру Цейст погиб, не успевших вовремя сдаться офицеров ждет наказание, и вся армия Империума в один голос поет осанну новому хозяину Мерцающего трона!

– Аве, Кесарь! – провозгласил верховный понтифик так мощно, что заглушил барабаны.

– Аве, Кесарь! – отозвались зрители, и голоса военных смешались с голосами занявших верхние скамьи гражданских чиновников, консулов, преторов и прокураторов, всех, кто смог прибыть на торжество.

А задержавшиеся или сказавшиеся больными вскоре об этом пожалеют.

Вальгорн поднялся на ноги и вскинул руку, приветствуя толпу – именно толпу, неважно, из кого она состоит, ведь все, кто ниже единственного, вознесенного надо всеми, недостойны индивидуальности…

Торжество переполняло его, рвалось наружу, тянуло за углы губ.

И только крошечный червячок беспокойства мешал Вальгорну целиком отдаться ликованию – проклятая фемина исчезла без следа, точно растворилась в воздухе, и мальчишка с Аллювии, непонятно откуда взявшийся родственник, ухитрился сбежать из дворца. Экзорцисты и рекуператоры так его и не нашли, хотя пытали нескольких уродов из внутреннего двора.

Но сейчас не время думать о досадных мелочах, ведь Вальгорн Третий стал Божественной Плотью!

– Аве! – отозвался он, и верховный понтифик вместе с помощниками двинулся вниз по ступенькам.

Наступает момент жертвоприношения, вот только оно пойдет не совсем так, как обычно, и это станет сюрпризом для Луция Каелума, и вряд ли единственным в ближайшее время.

Мерцающий трон вспыхнул, мягкий свет окутал Вальгорна, и внутри у него что-то сдвинулось. Он не понял, что именно, вроде опять ничего не изменилось, но в то же время он стал другим.

Да, жертвоприношение… и для начала в честь Божественной Плоти жизни лишится не безымянный юнец в белом балахоне, а некто более значимый, можно сказать, уникальный…

Это будет настоящая, воистину благодарственная жертва!

Верховный понтифик удивленно обернулся, когда Вальгорн зашагал следом за ним, на лице жреца отразилось замешательство – еще рано, обреченных на гибель людей еще даже не подвели к жертвенному кругу, и Божественной Плоти пока нужно сидеть на троне.

– Аве! – воскликнул бывший принцепс, вступая на желтый песок.

– Мой государь, вы… – прошептал Каелум, но Вальгорн не стал его слушать.

– Только в руках моих право нести смерть и милость! – объявил он, вытаскивая из ножен клинок из вибростали, привезенный с Волюнтаса и ни разу не подводивший хозяина. – И сейчас я покажу это, и да будет первая кровь, пролитая в мою честь, угодна не только Плоти, но и Духу!

Он взмахнул оружием и глянул на Альенду:

– Иди сюда, сивилла.

– Да, мой государь, – отозвалась она, и красный шелк зашелестел, отмечая ее шаги.

Бледное лицо под копной седых волос не изменилось – неужели она не боится, ведь не может же проклятая ведьма не догадываться, что ее ждет, что живой ей отсюда не выйти?

Не нужно было спасать того выскочку, неведомо откуда взявшегося родича.

Сивилла оказалась рядом, спокойная, необычайно высокая, пахнущая имбирем.

– Прощай, – сказал Вальгорн и ударил, снизу вверх, чтобы клинок распорол живот и вошел в сердце.

Альенда пошатнулась, и губы ее раздвинулись в улыбке.

– Как жаль, что не все доступно нашему взгляду… – прошептала она, так что эти слова, помимо Божественной Плоти, уловил разве что Луций Каелум, но вряд ли жрец понял их смысл.

Да и сам Вальгорн, честно говоря, тоже.

Сивилла упала, и песка коснулся уже труп.

Вальгорн раздул ноздри, вдыхая запах свежей крови, его охватило радостное возбуждение – вот бы сейчас прямо здесь разорвать целку девчонке лет пятнадцати, чтобы она орала от боли и извивалась, и царапала его, а он мог кусать ее за шею, за уши, за грудь…

Но ничего, время для утех придет позже.

– А теперь жертва! Доставай свой нож, старик! – закричал он, повернувшись к верховному понтифику. – А вы все радуйтесь, что еще живы по моей милости, и не молчите, не молчите!

– Аве, Кесарь! – пискнул первым догадливый служитель.

– Аве, Кесарь! – поддержали его остальные.

Да, время новой Божественной Плоти пришло…

В перистиле было темно, золотое свечение силовых полей не могло разогнать мрак. Шуршали невидимые ветви, ночные твари агукали, повизгивали и урчали, булавочник возился в своем отсеке.

Здесь, под сенью дерева-колонны с Аллювии, они находились вдвоем: Вальгорн и его собеседник. Несколько преторианцев стояли у двери, там, где было посветлее, блестели их лорика сквамата, но новый правитель Империума не особенно рассчитывал на гвардейцев – сегодня он справится сам.

– Хм, что скажешь? – спросил он, решив, что выдержал достаточную паузу.

В душе его собеседника должна появиться тревога, пустить корни, вырасти, превратиться в ужас.

– А что угодно услышать моему государю? – В мягком голосе нет и намека на страх.

Вальгорн нахмурился.

– Как думаешь, что мне помешает взять тебя и отдать в руки рекуператоров? – спросил он. – Сам знаешь, говорят все, и ты расскажешь о том, кто ты такой на самом деле, кто твои сообщники… Или ты думаешь, что я вот так оставлю тебя рядом с собой?

– О, мой государь волен поступать как ему угодно, – поклон, и не поймешь – искренний или издевательский. – Только попав в руки рекуператоров, я непременно умру, и для этого мне достаточно оказаться в сознании на несколько секунд – имплант-прерыватель в мозгу среагирует на кодовую фразу, и все тайны уйдут со мной на Обратную Сторону. Зато мои друзья будут точно знать, что тот, кого они считали союзником, на самом деле предал их и что он не стоит того, чтобы его поддерживать.

Вальгорн поморщился, возникло желание вытащить меч и ударить, чтобы кровь брызнула потоком, как во время их встречи, когда он убил двух гомункулов… но нельзя, это будет глупо.

– Ты мне угрожаешь? – прорычал он.

– Как смею я, мой государь? – изумление на лице, и, похоже, искреннее.

– Хм, союзники, – произнес Вальгорн, словно пробуя на вкус это слово. – Исключительно странный союз, ты не находишь? Вы знаете обо мне все, я о вас – ничего.

– О, достаточно того, что мы всецело преданы вам, мой государь. – Крик какой-то твари заглушил слова, и непонятно, что прозвучало: «преданы вам» или «предали вас».

Нет, нужно будет уничтожить этот перистиль, игрушку бежавшей фемины.

– Лучше тайный друг, чем откровенный недоброжелатель, – продолжил собеседник. – Я хочу учить людей смыслу их бытия: этот смысл есть сверхчеловек, молния из темной тучи, называемой человеком.

Опять фраза из «Книги Заратустры»!

Зачем?

Вальгорна пытаются убедить, что он имеет дело с люциферитами, или тот, кто стоит сейчас напротив, просто не в силах время от времени не цитировать древние, священные для себя трактаты?

Возможно и то, и другое.

Когда-нибудь он узнает правду, но не сейчас, позже, когда прочно усядется на Мерцающий престол.

– Ну ладно, что же, – сказал Вальгорн. – Иди пока, иди.

Он смотрел вслед собеседнику и думал, что лучше явный враг, чем союзник, о котором ты не знаешь ничего.

Иплант-прерыватель в мозгу – это серьезно, отключить или извлечь подобное устройство невозможно, неизвестны способы обойти его действие, сделать так, чтобы хозяин не вспомнил кодовой фразы или не смог ее проартикулировать. Из того, кто таскает в себе подобную штуку, не получится даже изготовить капутор, если ты найдешь умельцев, готовых нарушить закон Тикурга.

Значит, пока остается только следить, использовать камеры и микрофоны, собирать сведения обычными способами – иногда это помогает, хотя в этот раз, скорее всего, ничего не даст, слишком уж хитрая тварь помогла Вальгорну взобраться на трон и, что самое неприятное, даже не потребовала за это платы.

Ничего, время радикальных средств придет, но немного позже.

Двадцать шагов от одной стены до другой, и пятнадцать шагов, если идти поперек, гладкие стены, где с трудом нащупываются швы между каменными блоками, неровный пол и крохотный источник в одном из углов. Постоянная темнота, что становится лишь чуть менее густой на несколько часов в разгар дня, и делается непроницаемой в остальное время. Сырость и прохлада, и еще вонь, которую осознаешь не постоянно, лишь время от времени, но привыкнуть в ней все равно не можешь.

Ларс думал, что с какого-то момента смрад мочи и кала перестанет бить в нос, но он ошибся.

Вода в подземном отделении гробницы была, ее хватало, чтобы не умереть от жажды, а армейские сухие пайки в рюкзаке Янитора позволяли не испытывать голода. Но когда тебе шестнадцать лет и ты сутки за сутками сидишь в темном закрытом помещении, можно свихнуться от безделья.

В первый же день Ларс ощупал каждый сантиметр стен и пола и понял, что отсюда не выбраться, что подняться по гладкой стене сумеет только паук, а продолбить ее нечем, разве что собственной головой.

Он заставлял себя отжиматься и прыгать, даже бегал по периметру комнаты, но воздуха тут было маловато для упражнений, быстро приходила одышка, выступал холодный пот. Тогда он садился или ложился в углу, противоположном от того, где справлял нужду, и погружался в болезненное оцепенение.

На второй или третий день – со счета Ларс сбился на удивление быстро – начались галлюцинации.

Он видел родную усадьбу, слышал голоса друзей и родственников, в том числе и умершего отца, чувствовал ласковые прикосновения матери… но та превращалась в Мельдию, а вместе с ней являлся и Янитор, и при взгляде на него в душе закипал гнев, и он начинал мечтать, что сделает с лысым усачом… попадал вообще непонятно куда, в сумрачные джунгли, слегка похожие на аллювианские, сталкивался с Нервейгом и Эльтирией, с высокой сивиллой, что спасла его от смерти во время жертвоприношения…

Вот только зачем, чтобы он сдох в подземелье?

В минуты просветления Ларс понимал, что сходит с ума, что надо как-то с этим бороться, но сил не находилось…

Пару раз, в минуты душевной слабости, он начинал кричать, звать на помощь – не может быть, чтобы Некроурбис не посещали совсем, кто-то должен ухаживать за гробницами мертвых правителей, следить за порядком!

Орал до тех пор, пока в горле не начинало саднить, но никто не отзывался.

Однажды ночью, уже окончательно сбившись со счета дней, Ларс проснулся оттого, что ощутил – рядом кто-то есть. Он резко сел, обострившимся слухом пытаясь определить, кто это и насколько опасен, но не уловил ни единого звука, кроме журчания воды.

Затем пришло понимание – к нему заглянула хозяйка гробницы, где он заперт, фемина Ландия Ослепительная, то ли вернувшаяся с Обратной Стороны, то ли никогда туда целиком не уходившая.

Эта мысль не вызвала ни страха, ни удивления, и Ларс вновь лег.

Ведь так естественно для хозяйки проведать свою собственность, посмотреть, что за незваный гость тут объявился…

Он то ли снова уснул, то ли провалился в очередное видение, но обнаружил, что вокруг него словно листья в вихре крутятся все, кто когда-либо занимал Мерцающий трон, начиная от Антея Основателя, что предстал в виде маленького лысого старичка с колючим взглядом.

Никто не называл имен, Ларс просто знал, кто есть кто.

Они походили на живых, но в то же время были плоскими, как психокартины, и рты, открываясь, не производили звуков, и в них не имелось ни зубов, ни языка, лишь нечто серое, клубящееся.

Без удивления Ларс обнаружил среди прочих Нервейга, мрачного и насупленного, с кровью в рыжей бороде, и подумал, что тот тоже мертв и погребен неподалеку. Почему только он не услышал похоронной процессии?.. Хотя, учитывая размер Некроурбиса, звуки могли сюда не донестись, и никто из провожавших Божественную Плоть в последний путь не приблизился к той аллее, где стоит похожая на храм усыпальница из синего с белыми прожилками мрамора…

Затем бывшие хозяева Империума сгинули, и Ларс провалился в обычный сон.

Прошел то ли день, то ли два, и он понял, что перестал испытывать голод, а в теле появилось странное онемение. Упражнения он забросил, зато видения стали куда более яркими, чем темная, вонючая, заключенная в четырех стенах реальность.

Когда послышались шаги и слабый свет проник в подземелье, Ларс решил, что это ему кажется.

– Что-то тихо, – сказали наверху. – Не помер ли он?

– Не должен, – второй голос, хриплый, принадлежал Янитору, и сердце забилось чаще, а кровь побежала по жилам – за ним пришли, собираются его вытащить, а значит, он не погибнет.

Ларс смирил порыв вскочить на ноги и заорать, остался лежать как лежал.

Нужно показать, что он беспомощен и слаб, и тогда у него будет шанс отомстить, застать их врасплох.

– Ладно, спускайся, – велел усач, и вдоль стены с шорохом скользнула веревочная лестница.

– Ну и воняет же там, – пожаловался человек, что заговорил первым, и послышалось тяжелое сопение.

Свет был слишком ярким для привыкших к темноте глаз Ларса, и он лежал, опустив веки.

Кто-то спрыгнул на пол, закряхтел, и сильная рука потрясла его за плечо.

– Ты жив, парень? – спросил некто, пахнущий потом и чесноком, после чего с легкостью поднял Ларса. – Эй, Эний, давай скидывай веревки, сам он вряд ли поднимется, бедолага еле дышит.

«Ага, Янитор – не настоящее имя, хотя это сразу было понятно…»

Ответный возглас, шорох, Ларса положили в нечто похожее на гамак и потащили вверх. Пару раз он задел локтем о стену, а когда оказался на твердом, рискнул приоткрыть глаза.

Вот он, лысый ублюдок с холодными глазами, точно такой же, как и в тот день, когда они познакомились, даже в том же комбинезоне, и кобура с лучевым пистолетом на месте, разве что на пальцах теперь красуются ипсе-перстни.

От ярости и гнева Ларс задрожал, резко выкинул руку, хватаясь за застежку кобуры, а второй вцепился склонившемуся над ним Янитору в горло. Тот удивленно захрипел, потерял равновесие, но не упал, смог упереться в стену, лицо его побагровело.

Слабые неловкие пальцы шевелились с трудом, и сил не хватало, чтобы сжать их как следует.

– Эний, что у тебя там? – донеслось со стороны гробницы.

– Еле дышит? – просипел усач, оторвав руку Ларса от своей шеи. – Ха-ха!

Ожидаемого удара не последовало, что-то зашипело, сладкий аромат пощекотал ноздри, и стало темно…

Равномерное гудение, какое может издавать мощный двигатель, нечто мягкое под спиной и головой, кто-то пытается насвистывать песенку, но получается у него очень плохо. Слабость во всем теле, но не мерзкая, иссушающая, какой она была в гробнице, а другая, обычное состояние истощенного тела, колющая боль в затылке, и разноцветное мельтешение под опущенными веками.

Последствия той химической гадости, с помощью которой его вырубили!

Хотя руки и ноги свободны, на теле не чувствуется ремней, а это значит, что он вовсе не пленник… Но кто тогда?

– Открывай глаза, – хрипло сказали рядом. – Я знаю, что ты очнулся.

Ларс лежал на заднем сиденье карпентума, и похоже, того же самого, на котором его привезли в Некроурбис. Янитор располагался прямо за его головой, а за пультом сидел тот человек, что помогал ему в подземелье, – виднелся плотный бритый затылок, слышался немелодичный свист.

– Я должен попросить у тебя прощения, Ларс Карвер Примус, – очень серьезно сказал усач. – Я, Эний эру Альдерн, эдил городской канцелярии Монтисполиса, прошу извинить меня за то, что я совершил с тобой. Я действовал в неведении, не имея полной информации, и причинил тебе физические и моральные страдания, о чем сейчас сожалею.

Ларс так удивился, что несколько мгновений пролежал с открытым ртом, моргая и пытаясь собраться с мыслями – он ждал чего угодно, но никак не извинений, да еще и настолько высокопарных.

Эдил, да из патрициев, ничего себе!

Ларс по-прежнему злился, было обидно, что его вот так взяли и засунули в гробницу, посадили, словно животное, в клетку… хотя, может быть, тем самым его и вправду спасли?

– Ну, это… хм… я не знаю… – выдавил он.

– Я, Эний эру Альдерн, готов искупить свою вину, – сказал усач и протянул ладонь. – Так, как тебе, Ларс Карвер Примус, будет угодно.

– Хорошо, прощаю, давай-ка, – пробормотал уроженец Аллювии, думая, что с этого типа он еще стрясет что-нибудь, и лучше всего помощь в возвращении на родную планету.

И он пожал протянутую руку.

– Благодарю, – Эний склонил лысую голову. – Чего-нибудь хочешь? Есть или пить? Мы ввели тебе стимуляторы, но мягкие, и часов за двенадцать организм полностью восстановится.

– Нет, не хочу… – Ларс сел, что далось с некоторым трудом, закружилась голова, а на лбу выступила испарина, но он удержался, не лег обратно. – Скажите лучше, куда мы направляемся и что вообще происходит, почему вы со мной так носитесь?

Сидевший за рулем человек повернул голову, стало видно круглое лицо с носом-картошкой и удивленные синие глаза.

– Неужели ты не знаешь? – спросил он.

– Он не знает, Келус, – сказал Эний. – А ты заткнись и веди машину.

Он смотрел на Ларса испытующе, в холодном взгляде читался интерес, и разговаривал совсем не так, как раньше, исчезло пренебрежительное «парень», тон стал совсем другим.

– Ты помнишь тот момент, когда верховный понтифик чуть не прирезал тебя? – спросил усач.

– Да, – Ларс вздрогнул. – И что?

Как такое забудешь – страх, дикий страх, даже не ума, а готового к смерти тела, и ты видишь нож, что оборвет твою жизнь, и знаешь, что твою кровь выпьют, а мясо сожрут те, кто смотрит на тебя?

– Тебя спасло вмешательство Альенды, увидевшей в твоих жилах кровь ангелов. Ты знаешь, что это?

– Нет.

Ларс несколько раз спрашивал о «крови ангелов» обитателей внутреннего двора, но они то ли не хотели отвечать, то ли просто не знали, что это такое, и разговор всякий раз уходил в сторону.

– Кровь ангелов передал потомкам Антей Основатель.

– Что?

В первый момент Ларс решил, что из-за слабости и действия стимуляторов неправильно понял фразу, но затем покрутил ее так и сяк и не нашел возможности для самообмана… Антей Основатель… у его потомков… у него тоже… и он что, выходит, тоже отпрыск первого владыки Империума?

– Нет, это невозможно, – сказал он. – Откуда?

– Это неизвестно. – Эний дернул себя за один ус, потом за другой. – Какая-нибудь Божественная Плоть побывала на Аллювии, заронила там семя в понравившуюся женщину – другого объяснения я не вижу, но правда это или нет, на самом деле не имеет значения. На данный момент – ты единственный обладатель такой крови, кроме Вальгорна, неделю назад официально ставшего хозяином Мерцающего трона и повелителем наших жизней, наших душ и тел. Это, конечно, если у тебя нет родных братьев или двоюродных братьев, рожденных от братьев твоего отца. Кровь ангелов передается только по мужской линии, поэтому женщины твоего рода в данной ситуации никого не интересуют.

Рот Ларса вновь открылся, а в голове воцарился полный сумбур.

Он – отпрыск Антея Основателя, обладатель крови ангелов, наследник престола Империума… Невозможно!.. Но возможно ли хоть что-то из того, что происходило с ним в последнее время, начиная от явления жрецов к ним в усадьбу и заканчивая заключением в гробнице Ландии Ослепительной?..

– Это бред какой-то, – сказал он. – Хотя сивиллы не могут ошибаться… так?

Прозвучало это жалко, даже жалобно.

– Могут, но не в таких вещах и не в такой момент. – Эний вновь подергал себя за усы. – Мы, как ты понимаешь, не заинтересованы в том, чтобы Вальгорн правил, и хотим сделать так, чтобы власть над Империумом попала в твои руки.

Ларс хмыкнул, и ему стало смешно.

Это что, он, Карвер, сын фермера с Аллювии, привыкший работать с утра до ночи, будет сидеть на Мерцающем престоле, носить палудамент и жрать плоть людей, принесенных ему в жертву?

Да никогда!

– Это не шутка, – сказал Эний, когда Ларс перестал смеяться.

– Я понял, – буркнул он. – Вы хотите… а кому-нибудь интересно, чего хочу я?

– И чего же?

– Вернуться домой!

– Это невозможно ни при каких условиях. – Брови Эния сошлись, он помрачнел. – Аллювия захвачена ургами, и по той информации, что есть у нас, большая часть населения уничтожена.

Ларса словно ударили коленом под дых, он застыл, пытаясь впихнуть ставший ледяным воздух в горло. В голове закрутилась мысль, что проклятый усач врет, что это обман, подобного не может быть, мама и сестры живы, а дома обязательно все в порядке.

– Нет… – выдавил он после того, как справился с дыханием. – Ты лжешь!

Эний развел руками.

– Нет, – сказал Ларс, ощущая, что глаза начинает жечь. – Это неправда, нет.

– Правда, дружище, увы, – в голосе сидевшего за пультом круглолицего прозвучало сочувствие. – Возможно, что твои родные уцелели, но узнать это трудно, если вообще…

– Заткнись, Келус! – оборвал его Эний и добавил раздраженно: – Вот трепло!

Ларс глубоко вздохнул, потом еще раз – нет, он не заплачет, не даст воли слезам, он мужчина, а не ребенок, да еще, если верить тому, что сказали недавно, и потомок Антея Основателя…

Вот только зачем ему жить теперь, ради чего? К чему стремиться?

Возможно, они уцелели, урги не могли за такой короткий срок истребить всех… нет, лучше не надеяться, даже не думать о таком варианте, не сушить душу глупым самообманом…

Эний молчал и вовсе смотрел в сторону, делая вид, что ничего особенного не происходит – и это было правильно, вздумай усач проявлять сочувствие, Ларс бы не выдержал, сорвался. А так есть время, чтобы справиться с собой, чтобы привыкнуть к мысли, что их больше нет, что возвращаться некуда.

Хотя как, во имя Божественного Духа, можно привыкнуть к такой мысли?

– Вы мне не лжете… – сказал он после паузы, затянувшейся, может быть, на десять минут, а может быть, и на час. – По крайней мере, в этом… Значит, возвращаться мне некуда и незачем… Но я все равно не хочу сидеть на Мерцающем троне и быть таким, как Нервейг!

Ларса затрясло от злости, он вспомнил рыжую бороду, темные злые глаза… Нет, никогда!

– Каким тебе быть, решать только тебе, – пожал плечами Эний. – Никто не может тебя заставить. Но подумай сам, какие у тебя есть варианты – либо ты отказываешься от нашей помощи и остаешься один на Монтисе… Как думаешь, сколько времени пройдет до того, как тебя сцапают и доставят к Вальгорну? А уж он-то не оставит родственника и заодно конкурента в живых, тебя убьют, и не просто так, а помучают – бывший принцепс любит смотреть на чужие страдания.

– Если все пойдет так, то и вам не поздоровится! – воскликнул Ларс, сжимая кулаки; ноздри его раздулись от гнева. – В руках Вальгорна я не стану молчать, расскажу обо всех, кто собирался меня использовать!

– Ладно-ладно, это очевидно, – усач не обратил внимания на эмоции собеседника. – Но у нас все готово для бегства с планеты и вообще из инсулы, а найти меня на просторах Империума будет сложно даже для Божественной Плоти, да и кто я для него?.. Так, свихнувшийся эдил, мелкая сошка, возомнившая себя непонятно кем. Меня даже не будут особо искать, ограничатся тем, что конфискуют имущество и заочно вынесут приговор.

– Ну… да, наверное… – признал Ларс.

– Второй вариант, – продолжал Эний все так же ровно, словно они обсуждали какую-то ерунду. – Ты принимаешь нашу помощь, мы вывозим тебя в безопасное место, готовим тебя и учим достойным Божественной Плоти образом, а затем делаем все, чтобы ты занял Мерцающий трон.

– Но для чего вам это? Вы хотите денег, власти, покорной марионетки на престоле? И кто вы такие?

Эдил поочередно дернул себя за усы, словно раздумывая, как вылезти из-под такой груды вопросов.

– Насчет того, кто, я тебе не отвечу, еще рано для этого, – сказал он наконец. – Нуждайся мы в марионетке, тебя никто не стал бы уговаривать, несколько сеансов психомодерации, и все. Денег у нас достаточно, к власти рвутся только глупцы… Нет, все иначе. Человечество пока еще нуждается в жесткой руке, а линия Циррония Окаянного выродилась, Вальгорн – последний ее представитель, и очень типичный. Нормальный правитель, что сумеет сохранить и укрепить Империум, может получиться из тебя.

– Далеко же вы смотрите. – Ларс ощутил, как опускаются веки, как зевота сводит челюсти – он устал от вышибающих опору из-под ног новостей, от долгого и сложного разговора, и так хорошо было бы провалиться в темноту сна, туда, где ты не помнишь о том, что у тебя больше нет матери и что тебе некуда возвращаться.

– Воистину, человечество – это не цель, а всего лишь средство! – Глаза Эния вспыхнули, и он добавил, уже спокойнее: – Не всем же видеть лишь то, что под носом.

– Да? – Ларс тряхнул головой, пытаясь отогнать накатывающее оцепенение, не только телесное, но и душевное – полный ступор, когда вроде бы видишь и слышишь, но не в силах думать или действовать.

В этот момент ему на самом деле было все равно – спасется он или окажется перед сидящим на троне Вальгорном.

– Ну, что ты скажешь?

– Давай-ка… я, пожалуй, соглашусь, – Ларс улегся обратно на сиденье, лицом вниз. – Только скажи, куда мы направляемся?

Сомневался, что сможет уснуть, но разговаривать не хотелось, не хотелось вообще ничего.

– На небольшой космодром, где нас ждет транснавис с верным гортатором, – проговорил Эний.

Все вроде бы правильно, но в ответе снова минимум информации и никакой конкретики – похоже, к такой манере собеседника отпрыску Антея Основателя, ставшему недавно сиротой, нужно привыкать.

– Смирно! – Голос Януса прокатился по лишенному окон помещению, в углах задребезжало эхо.

Энхо вскинул голову, выпрямился, ощущая, как кольнуло в спине – последствие того, что спать приходится на очень жесткой и неровной койке, и отогнал желание распрямить подвешенную на фиксаторе руку.

Справа замер Арвинд, слева еще четверо – все офицеры, выжившие в последнем бою «Аспера».

– Вахтенный, доклад, – велел гортатор.

– За время вахты происшествий не отмечено! – бодрым голосом сообщил младший декурион Симс, спец по системам жизнеобеспечения, чьи розовые обычно щеки за последние дни побледнели.

Еще бы – эрус-контроллер на том «курорте», куда они угодили почти две недели назад, не чета тем, что ставят на боевых кораблях, в камере нет даже окна, а прогулка в течение половины стандартного часа дозволяется раз в день. Да и кормят хоть и обильно, но однообразно и настолько убого, что порой ешь через силу.

Что это за тюрьма, где они находятся, выяснить так и не удалось.

Преторианцы обыскали рухнувший «Аспер», собрали выживших, их оказалось двадцать человек, и запихнули в карпентум. Когда один из центурионов попытался спросить что-то, его вырубили безо всякого странгулора, ударом приклада в челюсть, и больше любопытных не нашлось.

Несколько часов полета – и выгружали их уже в темноте, так что Энхо увидел только двор и высокие стены.

Его в числе прочих раненых осмотрел врач, вколол эру Венцу костный стимулятор и нацепил фиксатор. А затем едва державшегося на ногах от усталости младшего декуриона боевой системы два отвели в рассчитанную на десятерых камеру, где уже находились шесть его товарищей.

– Вольно! – сказал Янус. – Жалобы, пожелания, предложения?

Он поддерживал такой порядок, словно они находились на турригере, а не сидели взаперти.

– Разрешите обратиться? – спросил Арвинд.

– Слушаю вас, декурион.

– Может быть, все же поговорить насчет кормежки, а то сколько можно эту гниль жрать?

– Боюсь, что наши голоса не будут услышаны. – Гортатор улыбнулся, и его разделенное на две части лицо жутко скривилось. – Нас не станут слушать, поскольку формально нас не существует… но я попробую, во время сегодняшней прогулки.

На второй день, когда все они более-менее очухались, Янус собрал всех и сказал: «Надеюсь, вы понимаете, что именно произошло и что шансов выйти отсюда в прежнем статусе у нас нет?»

«Но почему, ради всех доблестей Превознесенного?» – спросил Энхо.

«А потому, что нас объявили мятежниками, – гортатор произнес это спокойно, но эру Венца передернуло. – Мы должны служить Империуму, если ты вспомнишь присягу, но фактически мы служим тому или иному хозяину Мерцающего трона, Старому Телу, и когда они меняются не самым обычным, скажем так, образом, возможны… безобразные эксцессы вроде того, жертвами которого мы стали».

«Но мы всего лишь выполняли приказы!»

«Порой это и есть главная вина, – пробурчал Арвинд. – И что нас ждет?»

«Первый вариант – казнь без суда и следствия, – сказал Янус. – Но это маловероятно, расстрелять нас могли под горячую руку, сейчас же прошло достаточно времени. Поэтому нас, скорее всего, выведут отсюда в качестве ссыльных и отправят куда-нибудь на Алгор или Метус, туда, где нужна грубая физическая сила и откуда трудновато выбраться просто так».

«Это невозможно, – сказал эру Венц. – Это не по закону, не по справедливости… Божественная Плоть не может так поступить, даже если мы в какой-то момент стреляли в его сторонников!»

Всем известно, что правитель Империума мудр и чтит правду… он не может быть иным!

«Идите и полежите, декурион, – это гортатор произнес тоном приказа, и глаза его сузились. – Вам во время падения здорово досталось, и боюсь, что вы еще не можете связно мыслить».

Энхо ушел к себе на койку, кипя от гнева.

Нет, их обязательно выпустят отсюда, как только разберутся во всем, а ему позволят связаться с родными… он сообщит отцу, где он и что с ним, и тот непременно поможет сыну, пустит в ход все связи!

Но день шел за днем, а ничего не происходило, и надежды эру Венца таяли.

Он крепился, старался не показывать виду и, единственный в камере, молился трижды в день, как положено, но помогало это мало. Замечал, что соратники о чем-то шепчутся, переговариваются так, чтобы он не слышал, а когда Энхо подходил, замолкают, и это заставляло чувствовать себя изгоем, белой вороной.

Даже Арвинд стал другим, как будто чужим, они почти не общались.

На пятый день эру Венц попробовал добиться разговора с управляющим тюрьмой рекуператором, но конвоиры даже не стали его слушать, а когда младший декурион попытался настаивать, попросту избили его.

Ссадины не зажили до сих пор.

– Еще что-нибудь? – спросил Янус. – Тогда разойтись… все свободны!

Последняя фраза, хоть и уставная, прозвучала насмешкой – что такое свобода в камере, где у тебя нет ничего, кроме неудобной койки, одуряющей скуки и спертого воздуха?

Энхо развернулся и побрел к своему месту.

За спиной грохнул засов, со скрежетом открылась дверь, и грубый голос заявил:

– Эй, эру Венц, на выход!

Энхо развернулся так быстро, что едва не упал – неужели случилось что-то из того, на что он надеялся?

– Иду, – сказал он.

Божественная Плоть проявил милость, их решили выпустить, и начинают с него?.. Или рекуператор собирается побеседовать с узниками, как это положено, и объявить о начале процесса?..

Нет, лучше не гадать.

Дверь камеры захлопнулась за спиной, и его повели по коридору – один конвоир спереди, другой сзади, оба огромные, мощные, странгулоры наготове, как и резиновые флагрумы с металлическими вставками. Громыхнула запирающая лифт решетка, и они поехали вверх, но не на один уровень, а на два, туда, где Энхо ранее не бывал.

Еще один коридор, но намного короче, и маленькая комната, с единственным стулом и матовым экраном на стене.

– Не знаю уж, как это произошло, – сказал один из конвоиров, рыжий и лопоухий, – но тебе дозволили видеосвидание, так что садись, парень, и веди себя хорошо, будь паинькой.

Видеосвидание? Но с кем?

Энхо опустился на привинченный к полу стул, а после того как конвоиры вышли, экран осветился.

Появившийся на нем отец вроде бы выглядел как обычно – густые волосы без следа седины, чопорное худощавое лицо с резкими морщинами, выдающийся нос, наглухо застегнутый френч. Но видно было, что Травиант эру Венц волнуется – взгляд его, обычно прямой, бегал, а руки вертели старинную черную ручку с золотым пером, дар дедушке от одного из давно почивших хозяев Мерцающего трона.

– Папа, – сказал Энхо, – а я уже и не верил…

– Свободный гражданин, – натужным, не своим голосом произнес отец, скривившись точно от боли, – вы не должны больше называть меня так, ибо мы не состоим ни в какой степени родства.

– Что?..

– Обряд выведения из фратрии состоялся вчера, – продолжал Травиант эру Венц, глядя куда-то в сторону, – в присутствии всех старших родичей, и мнение их было единодушным: мятежнику, обратившему оружие против Божественной Плоти, не место среди…

Он осекся, перевел взгляд вниз, но затем нашел силы посмотреть на сына.

– Вот как, папа? – сказал Энхо, ощущая, что в груди разрастается нечто холодное, похожее на ледяную глыбу с множеством острых углов.

– Да, так! – Тон главы рода эру Венц стал вдруг живым, в нем обнаружилась боль. – Когда я узнал, что вы будете в инсуле, позвонил старый знакомый из штаба, я обрадовался, мать думала… а потом все это, я понимаю, что ты всего лишь декурион и не мог поступить иначе, но и я… – Он махнул рукой, сжал ручку так, что та сломалась, острие пера вонзилось в ладонь и потекла кровь.

Ноздри отца раздулись, как всегда в моменты сильного гнева, и Энхо закрыл глаза.

Нет, такое видеть он не в силах…

Некоторое время слышалось лишь тяжелое дыхание, а потом Травиант эру Венц заговорил вновь, трудно, натужно, с усилием, выкатывая каждое слово из глотки, как тяжело нагруженную вагонетку:

– Свободный гражданин, мы с вами более не состоим в родстве, но я счел необходимым сообщить вам о случившемся, я сумел отыскать вас и добиться видеосвидания. Вы имеете право знать…

– А Летиция? – перебил его Энхо.

– Она, она… – отец сглотнул. – Солидарна с нами и расторгла помолвку.

Тяжесть в груди стала еще больше, онемение поползло вверх и вниз, так что язык ворочался еле-еле, словно омертвел:

– Но почему? Неужели она… и вы поверили, что я – мятежник?

– Мы преданы Божественной Плоти! – воскликнул Травиант эру Венц, а затем сгорбился и махнул рукой. – Хотя что тут объяснять, ты сам все понимаешь… понимаете, свободный гражданин. Прости.

Экран погас, Энхо остался сидеть ошеломленный, оглушенный, не до конца живой.

Может быть, это все хитроумный трюк, чтобы смутить его, вывести из равновесия? Хотя нет, не той величины шишка младший декурион эру Венц, чтобы затевать нечто подобное…

Не шишка вовсе… и не эру Венц со вчерашнего дня.

Они преданы Божественной Плоти?

Но ведь и он был предан, и да… именно предан.

Энхо исполнял приказы, как надлежит гражданину Империума и военному, но оказался мятежником, и новый хозяин Мерцающего трона вовсе не спешит восстановить справедливость, устроить честный суд и оправдать тех, кто в общем-то ни в чем не виноват…

Янус прав, их сошлют или казнят.

Вошедшие в комнату конвоиры окриком подняли Энхо со стула, заставили куда-то идти – он шагал как в тумане, внутри было так же холодно, а под ледяной коркой чувствовалась пустота, и пустота эта росла. В один миг он потерял все, что у него имелось, честь, невесту, родственников и даже имя… так стоит ли после этого хранить то, что осталось?

Достойна ли его преданности Божественная Плоть?

Глаза защекотало, и он понял, что плачет – последний раз Энхо позволял себе слезы еще до того, как попал в Каструм Аетас, лет в двенадцать, и всегда считал себя стойким мужчиной…

Пришел стыд, а следом за ним – гнев.

На того, из-за кого все это произошло, из-за того, кто сломал ему жизнь тем, что решил стать хозяином Империума.

– Я доберусь до тебя, подонок, – прошептал Энхо, когда его втолкнули в камеру.

– Что там было? – спросил шагнувший навстречу Арвинд. – Что с тобой? Ты словно вымя Галактики увидел…

На лице долговязого навигатора появилось удивление, прочие офицеры повернулись к ним.

– Я видел… отца, – сказал Энхо, сглатывая – нет смысла скрывать то, что произошло, да и не сможет он скрыть. – Они отреклись от меня, потому что я мятежник… я больше не эру Венц, ну, формально…

– Вот это патриции, мать их за ногу! – воскликнул кто-то, вроде бы Симс.

– Ну что же, скажем так, – проговорил севший на койке Янус ровным голосом. – Добро пожаловать в реальный мир, младший декурион боевой системы два. Надеюсь, теперь вы избавитесь от иллюзий, в которых блуждали ранее, и у нас станет одним соратником больше.

– Наверное, да, – буркнул Энхо, и только после этого до него дошел смысл услышанного. – Но в каком смысле соратником, гортатор… ведь мы уже не экипаж?

– А это вы, декурион, узнаете в свой черед, – загадочно ответил бывший командир турригера «Аспер», а ныне, судя по всему, предводитель небольшой банды обреченных мятежников.

Проконсул Антавиан эру Линхольд, начальник генерального штаба Империума улыбался, скрывая за улыбкой истинные чувства, в данном случае неприязнь и изумление, благо за годы службы он прекрасно выучился прятаться за маской холодного, уверенного в себе профессионала.

С покойным Нервейгом, да примут его не особо жестоко на Обратной Стороне, было непросто…

С этим Старым Телом, похоже, будет еще сложнее.

Они находились в совещательной комнате, сам эру Линхольд, трое его заместителей и новая Божественная Плоть, прошедшая через Инкарнацио совсем недавно. Над громадным столом мерцала карта, разобраться в которой непосвященному человеку почти невозможно – тысячи огоньков, разноцветные линии, радиусы и рубежи.

– …завершены в ближайшее время, а операции начаты до начала месяца, – закончил не очень длинную, но крайне эмоциональную речь Вальгорн, облаченный в розово-оранжевый мундир с золотыми погонами, аксельбантами чуть ли не до пупа и огромными пуговицами из кости арундианского кита, еле заметно светившимися в полутьме. – Хм, надеюсь, вы меня поняли?

– Да, мой государь, – почтительно отозвался эру Линхольд, думая, что этот парень и раньше любил яркие пышные шмотки, а став хозяином Мерцающего престола, вовсе потерял вкус и меру. – Но осмелюсь возразить…

– Никаких возражений! – Божественная Плоть хлопнул замшевыми перчатками по столу-проектору, отчего карта, изображавшая пограничные сектора, озадаченно мигнула. – Либо вы исполняете, что я приказываю, либо…

Ноздри его раздулись, лицо, в общем-то, симпатичное, на миг перекосило так, что оно стало напоминать звериную морду.

Начальник генерального штаба, заставший еще отца Нервейга, не зря прозванного Зубом, знал, что в такой ситуации любое слово будет воспринято как противоречие, и поэтому просто поклонился.

Ничего, спина не отвалится, зато голова… точно не отвалится.

Дальний предок эру Линхольда, под старость ударившийся в философию и попавший в историю как один из мудрецов школы Божественного времени, оставил изречение «каждое мгновение – это целая жизнь».

Когда имеешь дело с правителями, истинность этих слов легко почувствовать на собственной шкуре: одно неудачное мгновение, и все, жизнь твоя заканчивается, причем очень невеселым образом.

– Вот так-то лучше, – сказал Вальгорн. – Жду от вас подробный план, проконсул.

– Да, мой государь. – Эру Линхольд поклонился еще раз, и хозяин Империума, повелитель тысяч планет, живое воплощение Божественного начала на Нашей Стороне, неспешно зашагал к двери.

Вот только когда он вышел, в совещательной комнате стало легче дышать.

– Ну вот это же надо же, а? – сказал Рудис эру Сильвард, сколь косноязычный, столь и толковый легат-квартирмейстер. – Пятый заново, ну… и еще два, хотя давно не было… зачем только, ведь это морока, и долгая?

– И не говори, Руди, – эру Линхольд фыркнул: остались только свои, подслушать их здесь нельзя, так что можно на время снять маску. – Ну, восстановить… э-э… пострадавший легион – это дело понятное, хоть и не быстрое, но сформировать еще два, Сорок Шестой и Сорок Седьмой, и при этом пустить в дело «оранжевую» мобилизацию… и все одновременно?

– Но куда деваться? – второй заместитель начальника штаба глянул на карту. – Неясно только, чем ему урги помешали, ну да, цапаемся мы с ними, вон Аллювию решили отдать, но к большой войне ведь не готовы.

– Это как раз понятно, – проворчал эру Линхольд. – Ему нужно отвлечь армию. Слишком многие запомнили, как именно новая Божественная Плоть взял трон, кто ему помогал и кто в результате оказался мятежником… – он сжал кулаки.

Гальвий эру Цейст и начальник генерального штаба когда-то начинали вместе, зелеными декурионами в гарнизоне на Фатуме, и проконсул тех славных времен не забыл…

Преторианцев среди штабных «моментов» не любили почти так же, как и межкорабельных «нырков» или штурмовых «пешеходов», все сходились в том, что те гнусные высокомерные ублюдки, мало на что годные, если дойдет до дела.

Хотя вон с Пятым легионом они как-то справились.

– Навтов и офицеров нужно держать занятыми, чтобы не думали лишнего, – продолжил эру Линхольд. – Лучшее же средство для занятости – война, а уж если удастся одержать хотя бы небольшую победу, то новая Божественная Плоть и вовсе станет героем.

– А разве удастся? – второй заместитель скептически усмехнулся.

– А это еще и от нас зависит, – проконсул нахмурился, давая понять, что эпизод пустой болтовни прошел, настало время для обычной штабной работы: один момент-жизнь сменился другим. – Поэтому, господа, беремся за дело, от тебя, Руди, мне нужен мобилизационный план по «оранжевой» схеме и что-то по новым легионам, ты, Шаливан, займешься развертыванием…

Можно как угодно относиться к новому хозяину Мерцающего трона, но они военные, и обязаны исполнять свой долг.

А это значит, что в ближайшие дни закрутится боевая махина Империума, что давно не пускалась в ход хотя бы на пятьдесят процентов, задвигаются люди и механизмы на сотнях планет, турригеры и целеры поплывут через пространство, и каждый день в штаб начнут приходить сводки о потерях…

Озадачив подчиненных, эру Линхольд подошел к карте, отыскал среди прочих огоньков тот, что обозначал инсулу Монтиса. А что, если развернуть пару легионов сюда, ударить по дворцу, где засел Вальгорн, так, чтобы осталась лишь дымящаяся яма… найдутся легаты, что с удовольствием выполнят такой приказ.

Хотя нет, нельзя, Божественная Плоть есть олицетворение всего человечества, и обратиться против нее… предательство есть предательство, кто бы ни сидел на престоле и как бы он себя ни вел.

А дело начальника генерального штаба – исполнять приказы.